ПРОЛОГ
Еще в разгаре Великой Отечественной войны Сталин видел угрозу, исходящую от союзников по антигитлеровской коалиции. Она состояла в разработке американского оружия массового поражения. Предложения по защите страны от атомного нападения были разработаны министром химической промышленности М.Г. Первухиным и ученым-ядерщиком И.В. Курчатовым. В 1942 году, когда немецкие войска захватили практически весь Сталинград, Государственный комитет обороны (ГКО) принял постановление «Об организации работ по урану», по которому Академии наук СССР предписывалось представить доклад «о возможности создания урановой бомбы», а операции по разгрому войск вермахта под Сталинградом было присвоено символичное название "Уран". В 1943 году создан научно-исследовательский центр по урановой тематике «Лаборатория № 2 АН СССР», ныне это Российский научный центр «Курчатовский институт».
В августе 1945 года, без всякой на то военной необходимости, американцы подвергли атомному разрушению мирные японские города Хиросиму и Нагасаки. Это была репетиция атомного уничтожения СССР, к которому янки готовились на протяжении Второй мировой войны. Через две недели в СССР создан «Специальный комитет при ГКО» для надзора за осуществлением Атомного проекта. Его возглавил маршал Л.П. Берия, который бросил на строительство атомных объектов триста тысяч заключенных ГУЛАГа. Переход в промышленную стадию Уранового проекта состоялся с образованием Первого Главного Управления при Спецкомитете ГКО (начальник ПГУ генерал Б.Л. Ванников). В декабре того же года приняты решения о создании завода-813 в поселке Верх-Нейвинск (Свердловск-44) для получения урана методом газовой диффузии, завода-817 (ПО «Маяк») на Южном Урале по наработке оружейного плутония, а также о создании Лаборатории № 4 по разработке урановых центрифуг.
В 1946 году американцами был составлен список двадцати советских городов для нанесения по ним ядерного удара, в их числе значился Иркутск, а У. Черчилль призвал в Фултоне к ядерному нападению на СССР, недавнего союзника по антигитлеровской коалиции. Уже весной 1945 года заокеанские «союзники» модернизировали семнадцать бомбардировщиков Б-29 в качестве носителей атомных бомб. Горячая война уступила место холодной, хотя с другим противником. В июле 1949 года по плану «Троян» список советских городов, подпадающих под ядерный удар на 01.01.50, был расширен до семидесяти. Аппетиты росли, и в 1953 году президент США утвердил план атомной атаки уже на триста советских городов, срок которой был перенесен на 01.01.57 с тем, чтобы страны НАТО подготовили к вторжению в СССР 164 дивизии. Наша страна, разоренная и обескровленная в разрушительной мировой войне, оказалась перед угрозой смертельной опасности и необходимостью принятия неимоверных усилий для сохранения нации и государства. В мае 1946 года при ГКО был создан Спецкомитет № 2 по ракетостроению во главе с Г.М. Маленковым, который назначил Главным конструктором новой отрасли С.П. Королева.
В стране создавался мощный комплекс атомных производств, в него включались тысячи предприятий, институтов и конструкторских организаций, весь цвет советской науки. Десятки тысяч ученых по всей стране работали над Атомным проектом. Пройдут года, и станет известно, что атомную проблему решали выдающиеся ученые: трижды Герои Социалистического Труда И.В. Курчатов (научный руководитель проекта), Ю.Б. Харитон (главный конструктор) и А.Д. Сахаров (отец водородной бомбы). Огромный вклад в разработку ядерного оружия внесли академики А.П. Александров, Я.Б. Зельдович, И.К. Кикоин, В.Л. Гинзбург, И.Е. Тамм, Л.Д. Ландау, Л.А. Арцимович, Н.Н. Боголюбов, М.К. Тихонравов, всех не перечислить. В деле подготовки кадров велика была роль Ленинградского физико-технического института, откуда вышли все научные руководители Атомного проекта. Для подготовки молодых кадров в первый послевоенный год в Уральском и Томском политехнических институтах (УПИ и ТПИ) были открыты физико-технические факультеты. В МИФИ имелись курсы, позднее институт, по ядерной физике.
Закрытые города атомного профиля вырастали, как грибы после дождя, укрываясь в Уральских горах и сибирской тайге. Их насчитывался добрый десяток. Немыслимое для обывателя производство создано на берегу Енисея в скальных выработках подземной многоуровневой системы тоннелей. Там, на глубине до двухсот пятидесяти метров, разместился Горно-химический комбинат, превосходящий по тем масштабам сооружения московское метро (Красноярск-26 или завод-815). Позже – Железногорск. В "Красноярском метро" размещалась атомная станция, снабжавшая теплом город радиохимиков, но тот был построен поверх земли.
Все силы были брошены на создание самой наукоемкой отрасли, где работы велись без утвержденных проектов и смет, а расходы оплачивались по факту. Атомная отрасль поглощала такой же объем капитальных вложений, как все шесть других министерств оборонной промышленности. Спецкомитет ГКО наделялся правом привлечения любых ресурсов страны. К исполнению его заданий привлекались смежные предприятия разных ведомств с численностью работающих в сотни тысяч человек. Так рождалось военно-экономическое чудо. Атомный проект очень дорого, в триллионы рублей, обошелся государству, но именно он на долгие годы обеспечил мир на земле.
Когда академик А.Е. Ферсман, основоположник геохимии, на приеме у Сталина посетовал на проблему отсутствия на территории Советского Союза урановых залежей, она тут же была решена двумя словами вождя, услышанными в ответ: «Найти и разведать», что и было сделано. В 1952 году урановая руда добывалась на дюжине месторождений. Ныне крупнейшее в мире Эльконское месторождение (Якутия) имеет потенциал свыше полумиллиона тонн руды и ждет начала разработок, хотя руды в нем бедные и залегают на большой глубине. В качестве альтернативы ему, имеются предпосылки найти богатые по содержанию урановые залежи в Иркутской области.
В 1948 году в Челябинске-40 пущен реактор для наработки плутония, положивший начало атомной отрасли Советского Союза. Здесь крупные дозы облучения (выше двухсот рентген) получили академик Курчатов и с ним практически весь персонал. Опыт давался тяжелыми последствиями, результат ставился выше ценностей жизни. Первая отечественная атомная бомба была собрана на челябинском плутонии,корпус бомбы собрали неподалеку, в Кыштыме. Что внесла в мир атомная бомба? Приведу цитату из статьи Геннадия Сергеевича Кондобаева, заместителя главного инженера Ангарского атомного комбината по науке и пропагандиста достижений атомной отрасли: «Наступил новый этап в истории человечества, перед мировым сообществом возникли неведомые ранее философские и нравственные проблемы. Был значительно поднят уровень ответственности политиков за само существование жизни на планете».
В 1949 году в Советском Союзе произведено испытание атомной бомбы, что сильно охладило амбиции Америки, видевшей себя послевоенным властелином мира. Президент США долго не мог поверить, что «азиаты могли создать такое сложное оружие, как атомная бомба». Его можно было понять, ведь для создания атомного оружия требовалась мобилизация всего комплекса естественнонаучных знаний человечества. Созданное в СССР оружие относится к социально-техническому феномену. Академик Ю.Б. Харитон отмечал, что на этапе военных лет в создании советского атомного оружия роль разведки была первостепенной. Команда Курчатова, опираясь на разведданные, шла кратчайшим путем. Первая советская бомба РДС-1 оказалась копией американской, собранной по «Манхэттенскому проекту»; знай бы о том американский президент, меньше бы удивлялся. Или больше. Но в послевоенные годы на первые роли у нас вышли собственные достижения.
В октябре 1952 года американцы первыми взорвали термоядерное устройство, но это было наземное лабораторное сооружение, размещавшееся в двухэтажном здании, а через десять месяцев советские атомщики взорвали более мощную, реальную водородную, перехватив пальму первенства у обескураженных американских ястребов. Государственной комиссии открылось тогда зрелище ада. Когда рассеялся взметнувшийся в небеса грандиозный гриб, втянувший в себя все, что находилось в эпицентре взрыва, металлическая башня вместе с массивным бетонным основанием исчезла, она попросту испарилась вместе с бетоном и железом. Земля превратилась в стекловидную спекшуюся массу, а дальше – обуглилась. «Чудовище», - выдохнул из себя присутствующий на испытаниях Сергей Павлович Королев. Ему, Главному конструктору ракетостроения, предстояло обеспечить доставку «чудовищ» в любую точку земного шара.
В ракетно-ядерном комплексе хозяйничал триумвират, прозванный для краткости и из условий неразглашения, группой трех «К». За первой буквой «К» стоял Курчатов (Борода), научный руководитель Атомного проекта. Созданием ракет, как было сказано, занимался Главный конструктор Королев, обозначаемый вторым «К». Ну, а третьим «К», ответственным за то, чтобы не разбрасываться «чудовищами» куда попало, а доставлять их до места назначения, стал космический теоретик М.К. Келдыш. Главными направлениями деятельности трижды Героя Социалистического Труда Мстислава Всеволодовича, математика высочайшего уровня, были ракетодинамика и небесная механика. Так был образован советский конвейер создания атомного оружия, ракетных установок с ядерными боеголовками и системы их запуска в заданном направлении, что предотвратило Третью мировую войну с катастрофическими последствиями для всей планеты. Мир стал биполярным.
Игорь Васильевич Курчатов, уроженец Челябинской области, всю жизнь посвятил физике атомного ядра. Первый ядерный реактор, запущенный в 1946 году, первая атомная станция в Дубне, взрыв первой советской атомной бомбы – это все он, академик Курчатов, создатель школы советских физиков-атомщиков. Он же руководил работами по исследованию термоядерной реакции. В феврале 1960 года Игорь Васильевич приехал в санаторий Барвиха навестить друга, академика Харитона, за беседой с которым на скамейке парка остановилось его сердце, заблокированное тромбом. Курчатову было 57 лет.
А в 1966 году на хирургическом столе остановилось сердце С.П. Королева. Операцию по удалению язвы желудка, считавшуюся пустяковой, проводил министр здравоохранения академик Петровский, но при вскрытии он увидел тяжелейшую саркому, для устранения которой в операционной не имелось ровно никаких средств. Где была дооперационная диагностика? До предела изношенное сердце Сергея Павловича не выдержало многочасовой операции, проводимой в допотопных условиях. Медицина не сделала ничего того, что от нее требовалось для сохранения здоровья выдающихся ученых и создателей ракетно-ядерного щита державы. Академик Келдыш, пятнадцать лет возглавлявший Академию наук СССР, непомерными нагрузками был доведен до тяжелейшей депрессии и психологического расстройства. В 1978 году он умер от угара автомобильных выхлопов в своем гараже.
Началась ядерная гонка за количеством произведенных бомб. В марте 1954 года ЦК КПСС и СМ СССР приняли решение о строительстве в городе Ангарск крупного промышленного комплекса (завода-820 с указанием адреса: почтовый ящик 79) по химической переработке природного урана и разделению изотопов урана методом газовой диффузии, требующей колоссальных энергозатрат. Сегодня он известен как Ангарский электролизно-химический комбинат (АЭХК). Роль и значение ангарского комбината в том, что он принял на себя максимум энергетических и технических затрат на создание уранового материала, тогда как его доводка осуществлялась на других предприятиях страны. Атомный гигант потреблял половину электроэнергии, вырабатываемой Иркутской ГЭС, поэтому требовалось строительство на Ангаре еще более мощной Братской ГЭС. Кроме того, в состав комбината в статусе цеха входила крупнейшая в стране миллионная ТЭЦ-10, работавшая на углях Черемховского бассейна; производительные мощности угольного бассейна с пуском АЭХК резко возросли.
До сих пор население Приангарья пользуется слухами о «подземном заводе», о таинственной «десятке», где производится «что-то несусветное». Эти слухи и домыслы появились от неизвестности, от строжайшего режима секретности производства, но сегодня уже приоткрыта завеса над некоторыми тайнами, и общественность не только может, но и должна знать реальную обстановку прошлого и настоящего, роль и значение вклада ангарских атомщиков в создание боевого и мирного урана. В июне сего года я по запросу Иркутского Государственного архива приступил к работе над статьей об АЭХК, но быстро увидел, что статья перерастает в книгу. Мое намерение укрепилось после ознакомления с великолепными изданиями книг, вышедших к пятидесяти- и шестидесятилетнему юбилею комбината, в которых, к сожалению, не был помещен хотя бы небольшой раздел о подразделении КИУ, прозванном «сердцем завода». Надеюсь, мои воспоминания о начальном этапе развития атомной отрасли представят интерес не только для атомщиков, но и для широких читательских кругов.
Часть 1. Урановый проект
Глава 1. Свердловск-44. Казалось, здесь Советской власти нет
В ракетно-ядерном комплексе хозяйничал триумвират, прозванный для краткости и из условий неразглашения, группой трех «К». За первой буквой «К» стоял Курчатов (Борода), научный руководитель Атомного проекта. Созданием ракет, как было сказано, занимался Главный конструктор Королев, обозначаемый вторым «К». Ну, а третьим «К», ответственным за то, чтобы не разбрасываться «чудовищами» куда попало, а доставлять их до места назначения, был космический теоретик М.К. Келдыш. Главными направлениями деятельности трижды Героя Социалистического Труда Мстислава Всеволодовича, математика высочайшего уровня, были ракетно-динамика и небесная механика. Так был образован советский конвейер создания атомного оружия, ракетных установок с ядерными боеголовками и системы их запуска в заданном направлении, что предотвратило Третью мировую войну с катастрофическими последствиями для всей планеты. Мир стал биполярным.
Игорь Васильевич Курчатов, уроженец Челябинской области, всю жизнь посвятил физике атомного ядра. Первый ядерный реактор, запущенный в 1946 году, первая атомная станция в Дубне, взрыв первой советской атомной бомбы – это все он, академик Курчатов, создатель школы советских физиков-атомщиков. Он же руководил работами по исследованию термоядерной реакции. В феврале 1960 года Игорь Васильевич приехал в санаторий Барвиха навестить друга, академика Ю. Харитона, за беседой с которым на скамейке парка остановилось его сердце, заблокированное тромбом. Курчатову было 57 лет.
А в 1966 году на хирургическом столе остановилось сердце С.П. Королева. Операцию по удалению язвы желудка, считавшуюся пустяковой, проводил министр здравоохранения академик Петровский, но при вскрытии он увидел тяжелейшую саркому, для устранения которой в операционной не имелось ровно никаких средств. Где была дооперационная диагностика? До предела изношенное сердце Сергея Павловича не выдержало многочасовой операции, проводимой в допотопных условиях. Медицина не сделала ничего того, что от нее требовалось для сохранения здоровья выдающихся ученых и создателей ракетно-ядерного щита державы. Академик Келдыш, пятнадцать лет возглавлявший Академию наук СССР, непомерными нагрузками был доведен до тяжелейшей депрессии и психологического расстройства. В 1978 году он умер от угара автомобильных выхлопов в своем гараже.
***
В декабре 1945 года решением Совета народных комиссаров СССР в поселке Верх-Нейвинск, что под Свердловском, началось строительство комбината-813 (Уральского электрохимического комбината). Первым директором назначен А.И. Чурин, научным руководителем академик И. К. Кикоин. Собственно, строящийся город, Свердловск-44, и поселок располагались по разные стороны Верх-Нейвинского пруда, а меж ими, на плотине, стоял демидовский металлургический завод. С наступившим летом следующего года наша семья Ведровых, откликнувшись на призыв правительства, перебралась из Артинского района Свердловской области в город-новостройку. Мой отчим, вернувшийся с Дальневосточного театра военных действий против Японии, имел четыре класса образования сельской школы, но двинулся в город, которого еще не было, устроившись в пожарную команду, которая уже была. Корову за двести километров от нового поселения родители пригнали пешим ходом, используя ее в качестве вьючного животного мощностью в одну коровью силу.
Для исполнения исторического постановления Совнаркома Стройуправление № 865 имело на балансе три действующих паровоза, семьдесят автомобилей и 298 лошадей. В 1947 году разрушенная войной страна подкрепила строителей несколькими экскаваторами, а в последующем году – четырьмя бульдозерами. Чем могла. Первых строителей-добровольцев размещали в дощатых бараках сорока метров длиной, углубляемых в землю до метра. В них нары в два яруса. Дополнительную рабочую силу, заменяющую технику, возили из соседних сел Рудянка и Шурала вагонами, известными в народе как «Экспресс-Кизима». Правительство напрягало силы к срочному вводу важнейшей стройки, от которой зависело само существование государства. Заявки на поставку грузовых вагонов и платформ исполнялись в течение суток, а их продвижение по стране обеспечивалось со скоростью не менее четырехсот километров в сутки; для того времени это был фантастический предел. За скоростную доставку отвечало министерство путей сообщения.
Первыми на стройку, как всегда, прибыли заключенные люди, пионеры великих строек, которых одновременно набиралось до восьми тысяч человек, и город, а с ним и предприятие, росли буквально на глазах. На станции Свердловск-Сортировочная резко возросли объемы перевозок, что не могло остаться незамеченным постороннему глазу. Только диффузионных машин гнали в количестве семи тысяч единиц, а материалы и вспомогательное оборудование поставляли десятки предприятий. Требовалось прикрытие, которое взяло на себя ведомство Берии, присваивавшее «секретным» поездам серию «7 000», под которой в СССР возили заключенных. Зарубежная разведка, прекрасно осведомленная об армиях советских арестантов, к их переброскам из конца в конец страны относилась равнодушно.
Стройку одновременно вели десятки тысяч строителей и заключенных, осужденных по «бытовым» статьям. Жители, огражденные от внешнего мира заборами с колючей проволокой, будто и сами заключенные, в качестве компенсации за причиняемые неудобства, имели улучшенное снабжение и повышенный коэффициент заработной платы. Первые магазины открылись по улице Победа и назывались один «деревянным», для промышленных товаров, другой «каменным», торговавшим продовольствием. На прилавках «каменного» магазина лежали горы красной и черной икры на развес по четыре рубля с полтиной за килограмм. Деликатесы черпали поварешками из бочек в тару покупателей. Петр Ильич, мой замечательный отчим, испробовав зернистую новинку, сказал, что такой пакости ему в рот еще не приходилось брать. Огромные квадратные куски сливочного масла по заказу покупателей продавщицы резали большим ножом. Масло было настоящее, не то, которое ныне называют сливочным.
Улица Зеленая, на которой прошли мои годы учебы в средних и старших классах, стояла вдоль высокого забора исправительно-трудового лагеря ИТЛ-100 и выходила на поселок Западный, где селили после освобождения исправившихся зэков, там был ближайший к нам магазин, хотя и без икры. Своим началом улица упиралась в лагерное кладбище; где по ночам закапывали умерших заключенных. Закапывали неглубоко, из могильных бугорков торчали развалившиеся гробовые доски и кости упокоенных. Сегодня на том месте мемориал, пусть даже не по захороненным горемычным людям, а по погибшим воинам Великой Отечественной войны. Сочтутся славою. С четвертой стороны улицу прижимал главный Уральский хребет, куда гоняли на пастбище коров. Со всех сторон экзотика.
Через кладбище мы ходили коротким путем в школу-семилетку, которая по улице Первомайская, а вечерами, когда зэков выводили на просмотр кинофильмов, от нас охранникам не было отбоя. Мальчишки лезли в колонию через забор и по подкопам под ним, прятались от охранников в ногах у заключенных, забирались на сцену с задней стороны экрана, но страсть к искусству кино была неистребимой. Не отставали и девчонки. Амнистией 1953 года три четверти осужденных были освобождены, и многие остались в городе, устраивались на работу, хорошо освоенную в колонии; некоторые успешно продвигались по службе. Работодателей устраивало квалифицированное, дисциплинированное и закаленное пополнение.
В середине пятидесятых годов на городских улицах можно было встретить Героя Советского Союза Степана Неустроева, командира батальона 150-й стрелковой дивизии, штурмовавшего в мае 1945 года, всего-то пяток лет назад, рейхстаг. Это разведчики его батальона Егоров и Кантария водрузили над фашистским логовом Знамя Победы, ныне хранящееся в Центральном музее Вооруженных Сил России. На предприятии уральских атомщиков Неустроев был устроен слесарем, затем – комендантом заводской охраны. Все жители Новоуральска знали этого крепыша с рябоватым лицом, одетого в форму майора внутренних войск. Одно время по городу поползли упорные слухи о том, что Степан Андреевич, оступившись с благочестивого пути трезвенника, попал в передрягу, оставшись без Золотой Звезды Героя. Потом рассказывали, что прославленному комбату, имевшему пять тяжелых ранений, Москва изготовила дубликат драгоценной реликвии. Он же вскоре перебрался из Свердловска-44 в Лесной, тоже закрытый город.
***
В 1943 году Исааку Кикоину было поручено создание диффузионной технологии, при разработке которой выявились три принципиальные проблемы: подобрать технологически пригодное соединение урана, изготовить делящий фильтр с минимальными отверстиями и сконструировать компрессор перекачки газовых потоков. При выборе уранового соединения остановились на гексафториде урана, способном при нагревании возгоняться без плавления. Академик отвечал за изготовление фильтров по методу спекания мелкодисперсного порошка. Конструирование диффузионных машин одновременно было поручено особым КБ Кировского завода (Ленинград) и Горьковского завода ГАЗ. Научную деятельность И.К. Кикоина в Урановом проекте иначе, как грандиозной, не назвать. Он отец двух основополагающих технологий обогащения урана, газодиффузионной и центробежной. Как только он разработал и поставил на ноги диффузионное производство, так в 1954 году был назначен научным руководителем центробежного метода. Обе сложнейшие научно-технические задачи Исаак Константинович, сочетающий таланты ученого и инженера, выполнил на высочайшем уровне. Его по праву можно ставить четвертым в ряду трех великих «К».
Пуск первого диффузионного завода (Д-1), состоящего из трех цехов, к числу триумфальных не отнести. Завод, состоящий из полутора тысяч машин ОК-7, в 1949 году вырабатывал уран, но в катастрофически малых количествах, по сто граммов в сутки. Производство разрасталось, а впереди него, как снежный ком, нарастали проблемы. Вакуум не держался, коррозия сбивала процесс, потери газа превышали расчетные в десять и более раз. Но это не все! При термическом расширении на компрессорах сыпались подшипники; терялась половина проектной мощности.
В итоге всего, атомщики не могли довести концентрацию урана до оружейной. Она застряла на уровне семидесяти процентов, а надо было получить девяносто. Продукцию приходилось дорабатывать на заводе-814 (Свердловск-45, позже - Лесной) с применением электромагнита-гулливера весом в три тысяч тонн и высотой в двадцать один метр. В поле такого магнита, едва размещавшегося в шестиэтажном здании, газовый поток урана делился на пучки тяжелого и легкого изотопов. Словом, тот же масс-спектрометр, только гигантский.
Стало ясно, что модель ОК-7, первоначально называвшаяся ЛБ-7 (Лаврентий Берия-7), себя не оправдала. Надо заменять. В то же время на стол Сталину ложились донесения разведки о том, что американцы приступили к серийной сборке атомных бомб. Ихний диффузионный завод К-25 в Окридже работал с марта 1945 года. В Кремле – гнев и буря! В этой чрезвычайной обстановке состоялся приезд на станцию Верх-Нейвинск председателя Спецкомитета Берии, прихватившего с собой Курчатова и других ответственных лиц. Машину для передвижения по городу московский шеф не заказывал, потому что она прибыла с ним в отдельном вагоне, а съезжала на платформу по специально сколоченному наклонному помосту. Мы, пацаны, вереницами ходили на экскурсию поглазеть на знатное деревянное сооружение, порешив, что ничего особого оно собой не представляло. Покатое изделие на скобах и доски грубой обработки.
Лаврентию Павловичу пришлось на месте оказывать практическую помощь руководству комбината. Первым облегчение в работе ощутил директор комбината Александр Леонтьевич Кизима, отстраненный от должности. Его заслуги не были приняты во внимание. В 1945 году разработку и производство газодиффузионных машин (ГДМ) руководство страны поручило ленинградскому Кировскому заводу, где директором работал А.Л. Кизима, поставивший на поток выпуск ГДМ, за что коллектив ленинградских машиностроителей был награжден орденом Ленина. Ему же поручили заняться их монтажом и в 1948 году перебросили из северной столицы в уральскую глухомань. Его фамилия была на слуху всего городского населения. Посланник из Ленинграда продержался на верх-нейвинском посту всего-то год с гаком, а ведь он уверенно подтянул и завершил строительство комбината, запустил его в строй, но технология оказалась сырая. Кизима, оставшийся не у дел, трагически погиб в сорок пять лет.
Другим причастным лицам на выявление причин технологического сбоя Берия дал срок в три месяца, хотя общая картина прояснилась; Лаврентию Павловичу доложили, что вместо «семерки» будет поставлена машина «Лаврентий Берия-6», которая не подведет. Вместо прощания инспектор бросил короткую фразу «иначе пеняйте на себя» и уехал в том же вагоне. От крутой расправы спасло наличие резервного варианта сборки атомной бомбы на плутонии, полученном на курчатовском реакторе в Челябинске. Ее и взорвали. В помощь заводу высокий визитер направил крупные научные силы, которые, чтобы не пенять на себя, с опережением срока справились с заданием. Началась реконструкция завода Д-1, машины ОК-7 (ЛБ-7) заменены на более приспособленные машины модели ОК-6 (ЛБ-6), в которых статор был отделен от агрессивной среды; введен регламент пассивации пористых перегородок, предпринимались и другие меры. Год ушел на переоборудование завода, который был повторно пущен в 1950 году и проработал еще пять лет.
Правительство тоже не дремало, издав постановление о строительстве в Свердловске-44 нового завода Д-3, оснащаемого более совершенными машинами типа Т-45, Т-47 и Т-49 с трубчатыми фильтрующими насадками. Завод располагался в цехе № 24 и строился два года. Вопрос вопросов – какую кандидатуру предъявить Правительству для утверждения на ключевую должность начальника цеха-24? Достойных людей было хоть пруд пруди, но нужен был гигант ума и организаторских способностей. Выбор пал на Виктора Новокшенова, уже девять месяцев трудившегося на ведущей рабочей должности аппаратчика и имевшего среднетехническое и неоконченное высшее образование. Правда, обучался он не на физика-ядерщика, а на энергетика, но по учебной программе шел с отличием. Правительство утвердило кандидатуру выходца из рабочего класса, посчитав, что в аховом положении на заводе без диктатуры пролетариата не обойтись. Новый завод пущен в 1951 году, на нем получали оружейный уран с требуемой концентрацией девяносто процентов.
В последующие годы на Уральском комбинате введено еще три обогатительных завода, в Томске-7 построен завод Д-6, но и они не решали проблему развернувшейся гонки вооружений. Потому на Ангаре закладывался атомный гигант, оснащаемый такими высокопроизводительными машинами, как Т-56, превосходящими «шестерки» (ОК-6) по расходам газовых потоков в 3000 раз, а по разделительной мощности – в 6500. Свердловская задача решена, и в 1954 году Виктор Федорович Новокшенов отправлен в Ангарск, чтобы раз и навсегда решить урановый вопрос в противостоянии с Америкой.
***
Сталин наделил Спецкомитет по надзору за атомной промышленностью невиданными ранее властными полномочиями. В его деятельность не имели права вмешиваться никакие государственные органы. Госплан, Госснаб и Госстрой СССР безоговорочно принимали заявки элитной отрасли для исполнения. Привлечение кадров осуществлялось в добровольно-принудительном порядке, у отказников рушилась служебная карьера. Партийный контроль также был ограничен. На основных предприятиях отрасли негласно действовали политотделы и парторги ЦК ВКП(б), которыми фактически управляли руководители Спецкомитета и профильные отделы ЦК партии. В содержательную работу предприятий политотделы не вмешивались. Спецотдел №1 обеспечивал защиту секретной документации, отдел №2 – пропускной и внутриобъектовый режим. На охране закрытых сведений стояли спецмилиция, спецпрокуратура и КГБ.
Был также введен институт уполномоченных Совета Министров СССР, наделенный большими правами и подчиняющийся непосредственно Берии. Уполномоченные являлись офицерами спецслужб от министерств госбезопасности и внутренних дел. За невыполнение плановых показателей или отдельных ответственных заданий виновных ожидали жесткие административные санкции вплоть до принятия репрессивных мер независимо от занимаемых должностей и чинов. Е.П. Славский вспоминал, как он, будучи руководителем Минцветмета, был вызван в Спецкомитет за невыполнение задания по изготовлению чистого графита. На отчете он ощущал себя человеком, который стоит на стуле с петлей на шее в тоскливом ожидании, когда из-под него вышибут стул.
После смерти Сталина, в июне 1953 года, Берия был устранен, и атомная империя, как политическая система, ликвидирована; Спецкомитет и институт уполномоченных Совмина упразднены. Первое Главное Управление при Спецкомитете (ПГУ) было преобразовано в Министерство среднего машиностроения, его первым министром назначен А.П. Завенягин, прекрасный организатор и беззаветно преданный государственным интересам человек. Умер от лучевой болезни пятидесяти пяти лет отроду. При Министерстве было создано подотчетное ЦК КПСС и Министру Политуправление по вопросам политической работы и выявления злоупотреблений, способных нанести ущерб интересам государства. Тем самым восстановлен партийный контроль над отраслью.
Номерные города (Свердловск-44 и другие) считались районами тех областных и иных центров, к которым они приписывались. Полномочия региональных властей в границах ЗАТО (закрытые административно-территориальные образования) по сей день регулируются органами государственной власти, чтобы не вмешивались, куда не следует, а решения по их созданию и реорганизации – Президентом РФ. В советские времена жители закрытых городов давали подписки о неразглашении места проживания и любых сведений о них. Эту подписку довелось выполнять и директору ангарского атомного комбината Новокшенову, когда поэт Константин Симонов в дни работы 24-го съезда КПСС заинтересовался, откуда он да кто. «Я сибирский крестьянин», - ответил засекреченный директор. Так ему и поверили.
***
1957 год. Закрытый город под Свердловском, в котором мне, выпускнику школы, пришлось впервые услышать таинственное слово «вертушка». Они уже работали в количестве трех тысяч единиц в режиме испытаний на Опытном заводе (цех № 20) Уральского атомного комплекса (УЭХК). На вертушках, правильно – газовых центрифугах (ЦФ), в условиях вакуума «активный» уран-235 отделяется от «пассивного» урана-238, где цифры означают количество нуклонов в изотопах. Сколько может весить атом? Ничто. А нейтрон? Ничтожество. Вот и требовалось два ничто, отличающихся тремя ничтожествами, отделить один от другого.
В 1952 году Правительство возложило на особое КБ Кировского завода (Ленинград) задачу по разработке промышленной центрифуги, а через пять лет на уральском комбинате (УЭХК) заработал Опытный завод, еще через пять, в 1962 году, – вошел в промышленную эксплуатацию километровый центрифужный цех-53. В этой машине сила тяготения земли превышается в сотни раз, в результате чего «тяжелые» изотопы отбрасываются к периферии корпуса, а «легкие» собираются ближе к оси. Получается сепаратор, только не молочный, а со скоростью вращения ротора в полторы тысячи оборотов в секунду. Да, в секунду, здесь опечатки нет, скорости немыслимые и запредельные. Русский «ядерный волчок» разгоняется на обыкновенной рояльной струне, ставь да разгоняй, но хитринка состоит в особой методике ее закалки, без которой центрифуга так и остается роялем. Степень деления на отдельной обогатительной единице чрезвычайно низкая, поэтому собирается последовательная цепочка из сотен тысяч компактных «сепараторов». Так в СССР сложились и тридцать лет существовали две технологии уранового производства – диффузионная и центрифужная.
В 1954 году Уральский электрохимический комбинат награжден орденом Ленина, а Свердловск-44 переименован в Новоуральск. В начале памятных пятидесятых годов город посетил М.Г. Первухин, председатель инженерно-технического Совета при Спецкомитете по Атомному проекту. Прекрасный оратор, он держал часовую речь на центральной площади, заполненной горожанами до отказа. Зима, мороз, на площади полная тишина, когда муха пролетит – не услышишь, пусть она и белая. Мы, школяры, были, конечно, в первых рядах митинга, ведь наша школа № 41 стояла рядом, хотя министерская речь нас мало впечатлила.
***
А вот биографическая справка центральной городской улицы оказалась забавней некуда. Поначалу она называлась улицей Победы в честь недавнего триумфа советского народа в Великой Отечественной войне. Название прижилось и вполне устраивало людей, но властям надо стало угодить набравшему политическую силу маршалу Лаврентию Берии, ведь он, надзиратель за Атомным проектом, лично приезжал на Уральский первенец атомной промышленности. Учитывалось и то обстоятельство, что Лаврентий Павлович держал похоронную речь на смерть Иосифа Виссарионовича, а значит, на смену ушедшему грузинскому вождю шел другой грузин. Помню ту речь, даже не самую речь, а сильный грузинский акцент, с которой она произносилась. Горожане только и обсуждали этот акцент. Вот и настал день, когда удивленный народ увидел на металлических вывесках вчерашней улицы Победа грозное имя Берии.
Городские жители стали привыкать к новому уличному названию, как вдруг, словно гром среди ясного неба, в июне 1953 года на них обрушилась оглушительная новость о том, что в руководство первого в мире рабоче-крестьянского государства прокрался агент мусаватистской разведки и международного империализма Л.П. Берия. Это верный ленинец Никита Хрущев вывел на чистую воду коварного врага, прервав его затянувшиеся козни против советского народа. Но какова оплошность местных властей, не разглядевших под маршальской личинкой заклятого врага! Не загреметь бы вслед за Лаврентием в места, не столь отдаленные!
Сбившись с ног, коммунальщики в одночасье содрали с домов улицы-хамелеонки вражьи железки и замерли в ожидании нового заказа. Политическое дело требовало срочного решения, а потому в считанные дни оно было принято в пользу товарища Сталина, имевшего прямое отношение к процветанию города атомщиков. Ведь Иосиф Виссарионович лично разрешил здешнее строительство шикарного здания театра оперетты, по нормативам предназначавшегося для городов с населением в триста тысяч человек, тогда как в городке-поселке их насчитывалось в десять раз меньше. Центральная улица обратилась в символ дорогого и мудрого вождя, чей прах покоился рядом с его учителем и соратником в мавзолее Ленина-Сталина.
Едва обстановка успокоилась, как в 1956 году на двадцатом съезде КПСС неугомонный Никита Хрущев взбаламутил страну разоблачением культа личности Отца всех народов. Вождь-бутафория! Такое коленце выкинул Никита, когда-то отплясывавший украинского гопака на званых ужинах Хозяина. Наступил час истины. Новая ошибка категорически исключалась. Но чье же славное имя выбрать из галереи беззаветных борцов за народное счастье? Не Никиту ли Сергеевича, верного ленинца, внести в уличную летопись уральских атомщиков? А вдруг и он? ... Но вот выход! Имя бессмертного Ленина – символ верности в качающемся мире! Улица Ленина и сегодня уживается в городе наряду с улицами имени директоров УЭХК Чурина, Савчука, Корнилова, академика Кикоина, ученого-атомщика Жигаловского.
Часть 1. Атомный проект.
Глава 2. Свердловск. На закрытом факультете
В октябре 1957 года на ангарском атомном комбинате была пущена первая очередь производства, и одновременно, из месяца в месяц, я студентом приступил к изучению курса по разделению изотопов урана. Наш красавец-институт, Уральский политехнический институт имени С.М. Кирова (УПИ), замыкал центральную улицу Свердловска, носившую, естественно, имя бессмертного Ленина. Физико-технический факультет УПИ, для краткости - физтех, имел отдельный учебный корпус по улице Сталина, который строители успели сдать за год до моего поступления. Двери элитного факультета мне открыла серебряная медаль средней школы закрытого города, Свердловска-44, возведенного при первом атомном объекте СССР. Замечу здесь, что наша группа ФТ-60 была наполовину укомплектована из медалистов, золотых и серебряных.
Первые выпуски атомщиков УПИ готовились на ускоренных курсах, куда до 1955 года переводили студентов третьих-четвертых курсов энергетического, химико-технологического и металлургического факультетов. Курс обучения им продляли на два года. Теорию по физике новобранцы изучали летом - каникулы отменялись - за закрытыми железными дверями. Вход на территорию факультета осуществлялся по отличительным знакам на студенческих билетах. Обязательной была самоподготовка, всего по десять-двенадцать часов занятий в день. Запрещалось посещать рестораны; студентов, замеченных в этих развлекательных походах с физтеха отчисляли. Требовались аскеты. Не разрешалось также распространяться об учебе на спецфакультете.
Декан ФТФ П.Е. Суетин писал в воспоминаниях, что в августе 1949 года на доске объявлений УПИ были вывешены большие списки студентов вторых-четвертых курсов ряда факультетов, приглашенных для беседы в первую римскую аудиторию. В нее на сто пятьдесят мест набилось вдвое больше студентов. В президиуме директор УПИ А.С. Качко и трое неизвестных. Директорами назывались тогда руководители вузов, у которых позже приставка «ди» была признана излишней, и директора превратились в ректоров. Директор произнес краткую зажигательную речь о долге советского человека и предложил студентам здесь же, без раздумий, дать согласие на перевод на открывающийся в институте физико-технический факультет. О новой профессии и сам директор был в неведении. Туман, секретность, заводы только строились, но колеблющиеся были не нужны. Из зала ушли десять-пятнадцать недоверчивых человек, остальным раздали громоздкие анкеты для заполнения.
Студент А. Кокин, выпускник 1954 года, впоследствии – доктор физико-математических наук, вместе с сокурсниками был переведен на физтех по другой методике, без предварительного согласия и без права на отказ. Согласие или отчисление из института. На закрытом факультете будущий ученый проявил себя достойно, разработав теорию разделения изотопов урана в ударной газовой среде и приложив к ней математические расчеты. По теории студента, под воздействием газодинамического удара, как от взрыва, изотопы разлетаются согласно законам массы, оставалось их отбирать из разных точек в разные сборники. Опубликовать оригинальную теорию не представлялось возможным по соображениям секретности.
Наше обучение началось с трудового семестра, организованного на казахстанских целинных землях. Пока овощи дозревали на полях, нас разместили на окраине совхоза в овощном складе, устроив в нем нары для ночлега. К обиталищу подогнали вагончик под столовую, в котором обязанности поварихи и раздатчицы совмещались в одном лице смешливой целинницы. Завсегдатаи столовой не прочь были разделить веселый жизненный настрой поварихи, что не осталось незамеченным для ее мужа-тракториста. Он подцепил вагончик к трактору и оттартал его вместе с поварихой подальше от овощного склада; так и пришлось нам, студентам-целинникам, трижды в день мотать километры по сельским улицам, добираясь до совхозной столовой. На трудовом фронте студенты присматривались друг к другу, сплачивались в коллектив, а возвратившись, избрали Федота Тоболкина, прибывшего из группы Советских войск в Германии, старостой, а меня комсоргом.
***
1957 год был богат на события. О пуске атомного комбината на Ангаре уже упоминалось. Июньским летом, когда одни выпускники средних школ в суматохе бегали по приемным комиссиям институтов, а другие по отделам кадров предприятий, члены Политбюро сталинской закалки вздумали сместить с поста Первого секретаря ЦК КПСС Н.С. Хрущева, но их затея провалилась и окончилась разгромом «антипартийной группы» Маленкова, Молотова, Кагановича и примкнувших к ним Шепилова и Первухина. Едва отстранили от власти одних неугодных лиц, как в их число попал полководец Победы, маршал Жуков, отправленный на пенсию. А этот чем провинился, только что спасший страну от разгрома? В Кремле шла борьба за власть, но народу было не до нее, как и мне, занятому делами по поступлению в институт. Событие важнее некуда.
Четвертого октября – сенсация всех времен человечества! Советская ракета вывела в космос первый в истории спутник Земли! Людским восторгам не было предела. Из мира суровой реальности мы вдруг перенеслись в мир фантастики. По ночам, свободным от облачности, можно было дождаться мгновения, когда маленький небесный светлячок появлялся на звездном ковре и деловито мчал по заданной траектории из одной крайности в другую, охватывая дозором простирающийся под ним земной шар. Он спешил обогнуть планету, заявляя о себе всем народам и континентам непрерывными сигналами, напоминающими некий знак из азбуки Морзе. На протяжении трех месяцев люди могли видеть в недоступных раньше высотах что-то свое, земное, и слышать в эфире те простые сигналы бип…бип… бип…, затмившие музыкальные шедевры всех великих композиторов.
Мы тогда не знали, что этим торжествам обязаны человеку по фамилии Королев, Главному конструктору ракетостроения, который работал, опережая время. Ракетному делу он посвятил себя с молодости, с первой встречи с гениальным русским ученым Циолковским, которому еще Ленин, понявший ценность идей калужского мечтателя, назначил пожизненный пенсион. Однако же, космические устремления Королева были надолго приостановлены, поскольку его деятельность компетентными органами была признана вредительской и троцкистской, за что «вредитель» в 1938 году был арестован и отправлен на разработку Колымских золоторудных месторождений. Другой арестант, конструктор самолетов Андрей Туполев, затребовал оттуда золотодобытчика Королева в свое распоряжение и привлек его в казанском конструкторском бюро, а попросту, в тюремной «шарашке», к разработке фронтового штурмовика Ту-2 и лучшего пикирующего бомбардировщика Пе-2.
После обстрелов Лондона немецкими ракетами ФАУ, спохватившееся Советское руководство признало незаменимость в этом деле «троцкиста» С.П. Королева, и досрочно освобожденный главный ракетчик яростно набросился на застоявшуюся космическую программу. Одновременно с задачами укрепления обороноспособности страны, Главный конструктор вел программу освоения космоса. В1954 году среди широкой казахстанской степи, в Байконуре, началось строительство космодрома, которое маскировалось под шумок освоения целинных земель, возведения элеваторов и других сельхозобъектов. По железным дорогам грохотали студенческие эшелоны на уборку целинного урожая, прикрывая доставку грузов космического назначения. В 1957 году только из УПИ была мобилизована тысяча первокурсников. В одном из вагонов товарняка – наша «группа прикрытия» ФТ-60.
В том же году с «элеватора» проведены успешные пуски баллистической ракеты Р7 на Камчатку, с появлением которой подстрекатели холодной и горячей войны почувствовали себя крайне неуютно. Серьезное событие. Советские ракеты были готовы доставить «чудовище» любому агрессору, где бы он ни оказался. Американцы, вывезшие из разгромленной Германии несколько собранных ракет ФАУ и сотни немецких ученых и специалистов-ракетчиков, подобных мощных носителей еще долго не могли получить. Они и сегодня свои космические ракеты запускают на закупленных российских двигателях. Складывался звездно-полосатый рецидив отставания. А вчерашний зэк с неизвестной миру фамилией не унимался. В сентябре 1959 года совершена посадка советского аппарата на Луну, в космос полетели собачки Белка со Стрелкой, но то ли еще будет. Сергей Павлович планировал выпуск четырехтомника своих работ по ракетостроению и освоению космоса. Ранняя смерть оборвала его фантастическую деятельность, а первый же полет корабля, осуществленный в 1967 году без Королева, закончился гибелью космонавта Комарова. На спускаемой капсуле не раскрылся парашют.
К важнейшим событиям того года отнесем также пуск первого в мире Опытного завода неведомых и сверхсекретных центрифуг, аппаратов по обогащению урана, состоявшийся в моем родном Верх-Нейвинске. Академик Б.П. Константинов, возглавлявший до 1954 года их разработку, по значимости приравнял пуск Опытного центрифужного завода к запуску первого спутника земли. Эти два пуска, два прорывных достижения советской науки и техники, космическое и земное, станут определяющим фактором развития передовой человеческой мысли не на один век.
***
Следующее событие года относится к катастрофам в масштабе мировой атомной отрасли. Последствия выброса радиоактивных отходов из бака-хранилища в Челябинске-40 (комбинат «Маяк») десятилетиями сказывались на здоровье и жизни многих тысяч советских людей. Работы по созданию бомбы велись в невероятной спешке, за которой внимание к хранению и утилизации отходов производства было ослаблено. Токсичные жидкие отходы химкомбинат сливал в реку Теча и в озеро Карачай, а для наиболее опасных из них было построено хранилище на глубине до десяти метров, где в круглых бетонных отсеках были установлены двадцать стальных баков объемом по триста кубических метров. Хранилище располагалось среди производственных объектов. Поскольку распад ядерных материалов сопровождается выделением тепла, то во избежание перегрева баков их наружные стенки охлаждались циркулирующей водой.
Из-за выхода из строя системы охлаждения, ясным воскресным днем, 29 сентября 1957 года, один из них рванул так, что Челябинск, расположенный за сто километров, принял красочное вечернее свечение неба, вызванное распадами плутония, за полярное сияние. О необычном небесном явлении отозвалась газета «Челябинский рабочий». Бетонная крышка бака весом в сто шестьдесят тонн при взрыве улетела за двадцать пять метров. Второй радиохимический завод, только что построенный, готовили к пуску, когда на него обрушились тонны черного пепла и обломков. В атмосферу вылетело восемьдесят тонн высокотоксичных нуклидов, основная часть которых осела на территории комбината, остальные узким шлейфом длиной до трехсот километров покрыли двести населенных пунктов Челябинской, Свердловской и Тюменской областей. В зоне Восточно-Уральского радиоактивного следа (ВУРС), распространившегося на старинную татарскую деревню Багаряк, города Каменск-Уральский, Камышлов и дальше до Тюмени, оказалось двести семьдесят тысяч человек. Полномасштабная атомная буча.
По свидетельству главного инженера комбината Е.И. Микерина, медицина настаивала на закрытии и переносе всего производства, что было равнозначно остановке работ по получению оружейного плутония. Понимая роль и значение комбината в создании ядерного щита страны, его руководство, не дожидаясь столичных указаний, немедленно приступило к ликвидации последствий аварии. Люди тоже понимали свою долю ответственности и без громких призывов, в напряженном рабочем ритме проявляли обыкновенный массовый героизм. На территории комбината, ни на день не прекратившего работу, повсеместно мыли водой из шлангов здания, оборудование, дороги и город тоже; меняли грунты. Повсеместная мойка продолжалась год, потоки радиоактивной воды сливались в озеро Карачай, расположенное на территории комбината. Городская баня работала круглосуточно и без выходных. Микерин писал в воспоминаниях, что в те годы на комбинате насчитывались тысячи профессиональных больных, из которых половина не доживала до пенсии. Кадров всегда не хватало, поскольку их постоянно выводили в «чистую зону». Работало много девушек химических специальностей, потому как мужчин выбила война.
Над устранением последствий аварии годами работали десятки тысяч ликвидаторов. Через неделю началось отселение из зараженных поселков, которое продолжалось два года. Двадцать три населенных пункта снесли с лица земли, за утрату имущества людям на месте выплачивали суммы, какие они запрашивали. Выселено тринадцать тысяч человек, скот уничтожали. Позднее санитарная зона отчуждения объявлена Восточно-Уральским государственным заповедником, в котором и сегодня ведутся научные работы. ВУРС превратился в ВУГЗ, где и сегодня сосны не растут. Суммарная активность Кыштымского выброса (по ближайшему городу Кыштым) была вдвое ниже Чернобыльского, которое случилось через тридцать лет, но челябинские отходы содержали долгоживущие элементы стронций-90 и цезий-139 с периодом полураспада до девяноста лет. Озеро Карачай, располагавшееся на территории ПО «Маяк», еще раз напомнило о себе в 1967 году, когда пыльная буря разнесла радионуклиды с высохшего дна на сотню километров; число пострадавших сорок две тысячи человек. Работы по консервации озера велись тридцать лет и завершились в 2015 году.
Официальной информации о техногенной катастрофе не имелось десятилетиями, первый отчет о ней вышел через тридцать лет. Если не было сведений о катастрофе, то и о жертвах тоже. Общая лечебная система к изучению заболеваемости и влияния радиоактивного выброса на здоровье населении не допускалась, потому что секретность и прикрытие ею. Считается, что от Кыштымской аварии пострадало восемьдесят тысяч городских и сельских жителей. Трагичной оказалась судьба Татарской Караболки, население которой после загрязнения сократилось в пять раз, а село обросло семью кладбищами. Американская разведка установила факт аварии, но заокеанская пропаганда молчала, чтобы не ставить под удар общественного мнения собственную атомную программу; они и сами сливали радиоактивные отходы напрямую в океан. Мы, секретные физтехи, узнали о челябинской буче не отставая от разведки, тогда я и понял, что за странную картину мне пришлось наблюдать в октябре того года на станции Багаряк, ближайшей к комбинату «Маяк».
В начале октября родители поручили мне отвезти в деревню к дедам младшую сестренку Галинку. Надо было ехать до Михайловска, а дальше автобусом до Поташки, от которой до Челябинской области рукой подать. На свердловской платформе стояли две электрички без опознавательных знаков, на одну из которых, по подсказке молодого человека татарской внешности, мы совершили посадку. На полпути я почувствовал неладное, вагон практически опустел, но решил ехать до конечной станции Багаряк и взять билет на обратный путь, все равно другие электрички не ходили. Приехали. Вокзал старенький, деревянный, тоже пустой. Кассир продала мне билет и тут же захлопнула окошко. На улице темень, безжизненность, никаких огней, только яркие звезды на небе и не умолкающий собачий вой. Псы изливали охватившую их неведомую тревогу, посылая к звездам истошные сигналы бедствия. Они и поведали мне о случившейся катастрофе.
А было так, что после взрыва на «Маяке» в Багаряк прибыли облаченные в балахоны дозиметристы и сказали: «Немедленно уезжайте». А куда? С жителей взяли расписки о неразглашении на двадцать пять лет всего того, чего они и знать не знали. Люди и без расписок жили по понятиям сталинских времен и молчали как рыбы. В 1959 году челябинский облисполком принял решение об отселении пяти тысяч жителей Багаряка и Татарской Караболки, но оно почему-то не состоялось. Под утро – мы обратно из зараженной территории, куда молодой татарин отправил меня, вероятно, для расширения кругозора, и где я получил статус ночного свидетеля аварии, вставшей в один ряд с Чернобыльской и Фукусимской. Это было крещение при поступлении на ядерный факультет, с окончанием которого мне довелось вплотную сталкиваться с подобными явлениями, хотя в пределах производственных зданий. 1957 год оказался всем годам год.
***
Учебный процесс набирал обороты. Головы трещали от перенапряжения, теряя волосяной покров. Высшая математика и девять курсов теоретической физики: гидрогазодинамика, термодинамика, электродинамика, теоретическая механика, аналитическая механика, квантовая механика, статическая физика, атомная физика, физика ядра… Программой обучения закладывалось сочетание глубокой теоретической подготовки и инженерных знаний по технике атомного производства. Готовились специалисты широкого профиля, которым открывались двери как в науку, так и на производство, кому как.
Экзамен по высшей математике принимал крупный математик, сотрудник Уральского филиала Академии наук СССР, сам выпускник УПИ и доктор физико-математических наук, Николай Николаевич Красовский. Позднее – Герой Социалистического Труда. Естественно, мы побаивались предстоящей беседы со светилом науки, но и предполагать не могли, что оно, ученое светило, нам устроит. Николай Николаевич попросил разложить ему на стол зачетные книжки тремя стопками в зависимости от того, кто из экзаменуемых студентов на какую оценку претендует: отлично, хорошо и удовлетворительно. Мы слегка растерялись, но выполнили пожелание экзаменатора. Он проставил в зачетках оценки, каждому по желанию, поздравил нас с успешной сдачей экзамена и был таков. В моей дипломной ведомости по высшей математике проставлено «отлично».
Борис Калинин, гордость нашей группы, с первого курса проявил великолепные математические способности; его перевели на свободное расписание занятий, и одаренный студент появлялся на лекциях и семинарах как солнышко в ненастную уральскую погоду. Высокий и физически развитый, он занимался десятиборьем, в составе сборной института стал чемпионом Третьих Всероссийских студенческих игр по баскетболу. Окончив институт с отличием, Борис Алексеевич получил должность доцента кафедры молекулярной физики, прежде – нашей кафедры технической физики. Автор тридцати научных работ, кандидат физико-математических наук. За свою богатую педагогическую деятельность он наставил на путь научной истины многих студентов, из числа которых выросли два директора атомных комбинатов: А.А. Белоусов (Новоуральск) и А.В. Дудин (Ангарск). Ковал директорские кадры.
Валерке Чепурко на экзамене по вакуумной технике никак не могли передать шпаргалку с решенной для него задачей по оптике. И.В. Волкенштейн, сухонький старичок еврейской внешности, принимающий экзамен, изымал конспиративную бумажку то из коробки спичек, ходившей по рукам курильщиков, то из футляра логарифмической линейки, переданной для решения той же задачи. Его глаза, размер которых за толстыми окулярами казался больше самих очков, видели все студенческие проделки. Экзаменатор с ученой степенью кандидата наук не возмущался, не удалял студентов из аудитории, напротив, создавалось впечатление, что ему нравилась игра на перехват шпаргалок. Штаб по оказанию чрезвычайной помощи товарищу на этот раз был бессилен.
Термодинамику и статистическую физику читал Владимир Павлович Скрипов, всегда благожелательный к аудитории и дотошный в разъяснениях преподаватель, худощавый, зорко присматривающий за группой за стеклышками очков. Позже он станет основателем и первым директором академического Института теплофизики, академиком РАН. Мои познания читаемых предметов будущий академик оценил на «хорошо».
***
Если признаться, то еще одна льгота привлекала абитуриентов к выбору специальности на физико-техническом факультете, а именно, освобождение выпускников от воинской службы. По прохождению факультетской военной кафедры выпускам присваивалось воинское звание «младший лейтенант». В моем военном билете были проставлены войска радиационно-химической защиты, затем, с переводом в партийные органы – военно-политическая работа с повышением звания до капитана запаса.
Полковник Артюхов вел строевую подготовку. Студенты уважали его за сановитую внешность, в которой угадывалась напускная строгость. Орлиный профиль лица, зычный голос и безупречная военная выправка кадрового офицера, казалось, источали командирскую волю. Словом, это был настоящий полковник. Вдобавок ко всему, в недавнем прошлом он служил адъютантом маршала Г.К. Жукова, прославленного полководца, высланного Сталиным из столицы в Свердловск на должность командующего Уральским военным округом, чтобы он ненароком не перехватил в стране верховную власть. Эта знаменательная веха из жизни полковника заставляла относиться к нему с особым почтением. А тут как раз Никита Хрущев отправил Министра обороны СССР на пенсию, обвинив его в не партийных методах строительства вооруженных сил. На очередных занятиях студенты первым делом попросили бывшего адъютанта легендарного маршала поделиться мнением о свершившемся намедни историческом факте.
- Да, случались у Георгия Константиновича отступления от генеральной линии партии, – обратился к воспоминаниям сослуживец опального маршала. – Приведу пример. Как-то у здания военного Округа простая старушка напрашивалась глянуть на Спасителя России и поклониться ему до земли. Доложили о ней командующему, но Жуков заявил, что он не обезьяна из зоопарка, чтобы на него приходили глазеть, и ушел прочь.
- Причем же здесь партийные методы руководства армией? – раздался чей-то вопрос.
- Притом, что народ и партия едины, - изрек полковник известную догму и повел не обученную команду на занятия по строевой подготовке.
***
На учебном плацу полковой командир преображался. Оказавшись в родной стихии, он весь как-то подтягивался, раздавался в плечах и принимал горделивую осанку. Властный голос рокотал над выстроенными рядами, из-под высокой полковничьей папахи на обученцев устремлялся гипнотизирующий взгляд.
- Рядовой Комаров! Бегом - ко мне! – во всеуслышание разнеслась команда.
Владик Комаров, малорослый и полнотелый, суетливо потрусил к начальству.
- Рядовой Комаров по Вашему приказанию явился! – радостно доложил он, преданно уставившись снизу на высокого командира голубыми, навыкате, глазами. На роль к фильму о бравом солдате Швейке трудно было бы подобрать более удачную кандидатуру.
- Черти только являются! Военнослужащие прибывают! Встать в строй! – поумерил полковник Володькину радость. Володька посеменил на отведенное в строе последнее место, по ранжиру.
- Рядовой Комаров! Бегом – ко мне! – раздалась повторная команда, предоставлявшая рядовому шанс исправить допущенную промашку.
К изумлению честной публики, рядовой Комаров в точности повторил свой недавний доклад о явлении рядового высокому начальству. Начальство недоуменно вскинуло к папахе густые черные брови и более доходчиво подчеркнуло разницу между военнослужащими и чертями. Замороченный рядовой колобком покатился туда, куда его и послали, - в строй ухмыляющихся сотоварищей, ожидавших развязки комедийного сюжета.
Едва бедолага занял привычное место в шеренге, как в третий раз услышал свою фамилию. Побежал. В затуманенном Володькином сознании то мерещились кривляющиеся черти, то маячила грозная полковничья тень…
- Товарищ полковник! – бодро приступил прибывший к рапорту. – Рядовой Комаров по Вашему приказанию… - шеренга застыла в ожидании долгожданного слова… - Явился!!
Участники очередного «явления» застыли в немой сцене, отказываясь понимать происходящее…
- Прибыл… - упавшим голосом поправился верный претендент на роль бравого солдата Швейка. Полковник, безнадежно махнув рукой, молча указал ему на место в строю…
После занятий дружки попытались выяснить у Володи причину его непредсказуемого поведения.
- Бегу и думаю: только бы не сказать «явился», только бы не сказать… А потом так и говорю… - объяснялся тот.
- Ты, Володя, никогда не мучайся над тем, чего не надо делать, - заявил Федот Тоболкин, староста группы, пользующийся среди студенческой братии непререкаемым авторитетом, - зато твердо знай, что делать необходимо. Тогда никакие черти тебе не станут помехой.
К сожалению группы, наш староста, замечательный товарищ и гражданин страны, не справился с учебной программой и был отчислен уже с первого курса. Федот, да не тот.
***
Физтехи и радиотехи, правофланговые студенческих рядов, жили в прекрасном здании общежития, выстроенном не где-нибудь на задворках, а на центральной улице Ленина,дом № 66. Здесь по субботним вечерам раскручивалась зажигательная танцевальная программа, на которую слеталась студенческая молодежь, больше девушки. Записи зарубежной эстрады последней моды, популярных в народе советских певцов, для которых были закрыты каналы телерадиовещания, ублажали продвинутую публику. Валерий Ободзинский, Вадим Козин, не имена, а жемчужная нить! Просторный входной вестибюль общежития был полон радостного волнения и не утихающего гула.
Рок-н-ролл, жанр популярной зарубежной музыки, включающий афроамериканские мотивы – блюз, кантри. Быстрый темп, раскованность движений – это рок-н-ролл, исполняемый под электрогитару, саксофон – что может быть более романтичным, уводящим в иные миры, отрешенные от тусклой действительности? Под стать ему явились буги-вуги, веселые, беззаботные танцы, в которых молодые люди погружались в музыку с импровизациями в быстрых движениях ног. Был в моде и фокстрот. В размашистых движениях, когда сам танцор не знает, куда следующим моментом дернутся его руки и ноги, молодость отображала скорости космического века, ворвавшиеся в привычные человеческие устои. Стильные танцы подвергались общественному порицанию, но тем слаще был запретный плод. Томное танго располагало к единению пар, к чувственному настрою.
Студенческое общежитие располагалось по улице Ленина, № 66, в красивом пятиэтажном здании. Внутренняя планировка строения отличалась добротностью и продуманностью решений. Широкие лестницы, комнаты для занятий, столовая, просторные умывальные комнаты. Не зря общежитие прозвали «десяткой», значит, выглядело оно по высшему разряду. Здание стояло буквой «П», образуя уютный задний дворик. От общежития короткая прогулка до института.
А вот с чистотой и порядком в некоторых жилых комнатах «общаги» творился кавардак. В студенческом приюте велась непрекращающаяся игра в кошки-мышки: санитарные тройки выводили на чистую воду неряшливых поселенцев, пренебрегающих полотерством, а те зорко охраняли свои владения, отстаивая проживание в антисанитарных условиях. Обитатели комнаты 206, укладываясь на ночевку, открывали традиционные прения – кому идти выключать свет? Добровольцев вылезать из-под одеяла и шлепать босыми ногами по пыльному полу часто не находилось. Тогда принимались гасить свет подручными средствами, - тапочки, ботинки, шапки, тюбики с зубной пастой и прочие подходящие предметы личного обихода летели в выключатель, пока очередной удачный бросок не прерывал электрическую цепь питания. Бывало, что все запускаемые «снаряды», даже подушки, расходовались безрезультатно, тогда задетые за живое метатели все-таки поднимались с кроватей, разбирали груду вещей по принадлежности и, возвратившись на исходные позиции, повторяли обстрел цели. Им надо было начатое дело довести до конца уже из спортивного принципа.
Однажды, во время упражнений по дистанционному способу управления освещением, раздался стук в дверь. Конспираторы вмиг примолкли, создавая эффект безлюдья в комнате.
- Шьем чувяк и бабуш из старых фетровых шляп заказчика, - послышался голос за дверью.
Пароль был правильный. Он сообщался особо доверенным лицам и менялся на каждую неделю. Поддавшись на уловку, затворники открыли дверь, и – авторитетной комиссии Студсовета во всей красе предстало захламленное логово. Вход в него преграждался грудой разбросанных вещей самого различного назначения. Полный провал конспирации! Тайные фискалы из числа комсомольцев-патриотов донесли-таки пароль до руководящего состава. На комсомольском собрании факультета нарушители правил проживания в общежитии были подвергнуты беспощадному разгрому. Секретарь факультетского бюро Володя Житенев в обличительной речи удивлялся, как обитатели засоренных берлог выходили из них чистыми и опрятными людьми.
Владимир Житенев был исключительно замечательной и обаятельной личностью. Ярче и сильнее не найти. Высокий, русый и симпатичный, лидер по натуре. В общении с людьми в нем сквозила и буквально выпирала доброжелательность, подчеркнутая приятной картавостью речи. По отзывам товарищей и коллег, Владимир отличался компанейским и жизнелюбивым характером, но в то же время – принципиальными взглядами и умением разбираться в сложных проблемах институтской жизни. На трибуне лидер студенческой среды выглядел превосходно, словно рассуждал с аудиторией, как с отдельным собеседником, целиком захватывая ее внимание. Ему верили.
Житенев приехал абитуриентом из Тамбова, прослышав о физико-техническом факультете УПИ, и окончил его в 1961 году. Он блистательно защитил дипломную работу по сорбции металлов, которая была опубликована в Журнале прикладной химии Академии наук СССР. Штучный товар. Тамбовский самородок рвался на производство, но партийные функционеры не выпустили из цепких рук столь крупную птицу, направив ее по комсомольским инстанциям. Он и шел по ним семимильными шагами, секретарь Свердловского горкома, обкома комсомола, затем – секретарь ЦК ВЛКСМ, где масштабно развернулась многогранная и плодотворная работа его кипучей натуры.
Владимиру Андреевичу, с его честностью, самоотверженностью и верностью избранным идеалам, выпала горькая участь работать под началом разрушителей государства. Из Москвы он вернулся в Свердловск секретарем обкома партии по идеологической работе, где на протяжении семи лет сотрудничал с другим выпускником УПИ, вечно рвущимся к власти первым секретарем обкома Б. Ельциным. В 1985 году Владимира Андреевича из Свердловска забрали в идеологический отдел ЦК КПСС, возглавляемый А.Н. Яковлевым, затем - секретарем ЦК по идеологии, деятельность которого Г.А. Зюганов оценил в статье «Архитектор у развалин». Попал Житенев, что называется, из огня да в полымя, хотя и продвинулся до высокой должности заместителя заведующего идеологическим отделом ЦК. Человек большой и чуткой души, Владимир Андреевич тяжело переживал предательство; крушение Советского Союза воспринял личной трагедией. Иной жизни, как служение социалистическому государству, он не знал и, бесцельно потолкавшись в ряде предпринимательских центров и ассоциаций, рано ушел из жизни; в 2001 году. Ему было шестьдесят два.
***
Вскоре был обнародован приказ по факультету о выселении студентов из пяти комнат общежития за антисанитарное содержание жилья. Но не все из них поспешили его исполнить. Некоторые перешли на нелегальное положение. Один из нелегалов, Игорь Бондарев, поселился в комнате 202 под кроватью Вовы Комарова. Когда добропорядочная Вовина мама приехала навестить сыночка, то была шокирована особенностями студенческого жития. На ее беду, Вова, отлучившись в библиотеку, оставил мамашу в комнате одну, но, как оказалось, кроме нее здесь же присутствовал некто …
Началось с того, что в комнате вдруг чиркнула спичка. Женщина, вздрогнув от неожиданности, огляделась вокруг, - никого! Что за невидимка объявилась где-то рядом с ней? Посетительнице стало не по себе, она внутренне подобралась, внимательно оглядываясь по сторонам и готовая к новым неожиданностям, которые, впрочем, не заставили себя долго ждать. Из-под Вовиной кровати пошел дым! Пожар? Магия? И почему именно под сыновней кроватью затаилась неведомая угроза? Все смешалось в голове встревоженной мамы…
Женщина встала, осторожно подошла к Вовиному обиталищу и, преодолевая подступившие страхи, нагнулась, заглядывая под лежанку… Боже! Там лежал человек! Он был в спальном мешке, под головой – рюкзак. В руках у человека находилась раскрытая книга, во рту – курительная трубка…
- Что Вы читаете? – неожиданно для себя спросила мама.
- Квантовую механику, - спокойно ответил человек с курительной трубкой, оказавшийся студентом.
- Но почему Вы читаете механику под кроватью? – поинтересовалась несведущая женщина.
- Я здесь живу, меня выписали из общежития, - пояснил обитатель подкроватного пространства, выпуская очередную порцию дыма.
- И как Вам тут, не тесно? – участливо спросила собеседница.
- В жизни тесно не бывает, это доказал еще Диоген, - рассудил Игорь Бондарев.
- Кто такой Диоген? – Вовиной маме надо было досконально разобраться в обстановке.
- Древнегреческий философ, который жил в бочке…
- Как у вас интересно! – не скрывала своего любопытства повеселевшая мамаша. – Но Вы можете хотя бы заниматься за столом?
- Не могу. Меня застукает Гомонов и вышвырнет вон.
- Кто такой Гомонов? Философ?
- Нет! Он гомно!
- Какой ужасный человек! – возмутилась мамаша. – Но Вы хоть в магазины-то ходите?
- Хожу, но редко, - у меня ботинки дырявые. Но мне все приносит Вова, он настоящий товарищ…
Когда Вова вернулся из библиотеки, он застал умилительную картину. Его любимая мама, расположившись на полу на четвереньках, засунула голову под кровать и вела с Игорем оживленную беседу. Вылазить оттуда она отказывалась и уверяла Вову, что у него под кроватью живет чудесный человек, которому надо купить ботинки и спасти от этого ужасного Гомонова…
Другие выселенцы, расположенные к законопослушанию, безропотно распрощались со студенческим убежищем. Сложив нехитрые пожитки, изгнанники двинулись в поиски крова над головой. Они тогда еще не видели, что страна скатывается в застойное болото. Они еще не полагали, что к концу столетия улицы и строения окончательно обветшают, что жители будут пробираться к домашнему очагу по обшарпанным лестничным маршрутам, а служащие ютиться в замызганных помещениях. К тому времени убогие поселения будут представлять собой единую общенациональную общагу, для облагораживания которой и «верхи», и «низы» не проявят должного усердия, доведя до развала возводимый ими строй всеобщего равенства и справедливости.
***
У свежего номера стенной газеты БОКС, что по аббревиатуре означало – Боевой Орган Комсомольской Сатиры, всегда толпился люд, уделяющий потехе час. Там было полно юморины. Под репродукцией известного полотна стояла надпись: «Картина Шишкина «Дубы». Посвящается второгодникам». А над заметкой о девушке, укравшей в раздевалке несколько модных болоньевых плащей, как бы случайно оказался крупный газетный заголовок: «Сук надо рубить». Газета выпускалась размером в шесть ватманских листов поочередно бригадами разных факультетов. Белый фон закрашивался гуашью, заполнялся страницами старых журналов и даже приклеенными листьями.
Как тут не последовать заразительному примеру? В группе ФТ-60 образовалась редколлегия сатириков и юмористов, в которую вошли Эдди Марченко, Валера Чепурко и Виктор Найденов. Они выпускали рукописный журнал под интригующим названием «До боли в аппендиксе», в котором публиковали собственные творения футуристического толка, иной раз удостаивали печатной площадью ярких представителей Серебряного века А. Блока, А. Белого, К. Бальмонта. Создатели отвлеченных образов считали безвкусицей называть белое белым, а черное – черным, что и без того всем понятно. Поэзия модернистов и символистов – для аристократии, для натур, владеющих иррациональным пониманием действительности; она отражает и передает читателю потаенный, едва обозначенный смысл, порой неясный самому автору. Впрочем, его не надо понимать, а только чувствовать и ощущать.
Журнал быстро приобрел популярность, но расходился из рук в руки исключительно по свободно мыслящим слоям студенчества. Комсомольцы-стукачи насторожились и устроили тихую охоту за таинственным рассадником крамолы. На третьем-четвертом выпуске журнала им удалось выманить подпольное издание у доверчивых простачков и доставить его в деканат.
У заместителя декана факультета Паригория Евстафиевича Суетина, человека решительного и категоричного, почему-то сложилось не самое благожелательное впечатление о нашем дружном коллективе: «В группе-60 собрались прохиндеи, а староста у них жуликоватый». С чего бы он взял? Или общежитский невинный беспорядок стал ему камнем преткновения? Но мы не обижались на Паригория, торжественно повторяя к месту и не совсем его крылатую фразу. Конечно, к несомненной заслуге старосты, Вади Остроумова из Нижнего Тагила, глаза которого всегда светились лукавством, относилось ведение им журнала посещаемости занятий, где все было в ажуре, хотя явка хромала на обе ноги. Декан смотрел на безобидные студенческие проделки своими осуждающими глазами, а тут еще рукописные издания подозрительного содержания…
***
Суетин был человеком популярным не только на факультете, где он завоевал неоспоримый авторитет, но и во всем институте. Выпускник физтеха, он защищал кандидатскую диссертацию, занявшись испытаниями центрифуг (ЦФ), в знаменитой Лаборатории № 2 АН СССР (ЛИПАН), родоначальнице советских ядерных исследований. Первые образцы ЦФ, новейших средств по разделению урана, в СССР, на базе Сухумского физико-технического института, разрабатывали десятки отловленных советской разведкой немецких ученых, возглавляемых Штеенбеком и Циппе, но их трехметровые изделия оставались мертвыми конструкциями. Дело пошло на лад лишь тогда, когда разработчики особого КБ Кировского завода (Ленинград, отдел Н.М. Синева), подхватив блестящую идею талантливого инженера Е.М. Каменева, спроектировали аппарат с коротким жестким ротором, а Виктор Сергеев, из того же КБ, в 1953 году установил в него трубку Пито, исполняющую функцию вакуумного насоса. Затем советские инженеры разработали концепцию создания каскада машин и, по признанию Штеенбека, «оставили позади наши результаты».
Убедившись в дальнейшей нецелесообразности сотрудничества с немецкими специалистами, советское руководство проявило добрую волю и выпустило их на родину; того же требовала секретность разработок. Все же, бывший военнопленный Циппе, выкравший чертежную документацию ленинградских разработчиков, запатентовал русский «ядерный волчок» в тринадцати европейских странах. Он перебрался со своими секретами в США, но американцы их значение не оценили. Патент Циппе и сегодня лежит в основе крупной англо-голландско-германской корпорации «URENCO», но благо, что десятки конструкторских ноу-хау перебежчику были неизвестны, поскольку они на тот момент еще не были разработаны. Патент, заимствованный в СССР, не был опротестован, чтобы не выдавать существование центрифужного производства в Верх-Нейвинске, о котором Запад тридцать лет оставался в неведении.
Итак, Паригорий Суетин прибыл в ЛИПАН, поступив в распоряжение И.К. Кикоина, возглавившего с 1954 года общее руководство разработками ЦФ, а академик направил аспиранта в сектор Е.М. Каменева, где, параллельно с ленинградскими конструкторами, велась разработка центробежной модели. В коридоре Паригорий наткнулся на валявшуюся без присмотра конструкцию неизвестного происхождения и разобрал ее, изучив изделие. Это было детище немецкого эмигранта, имевшего советское гражданство, профессора Фрица Ланге, который еще в 1941 году в Украинской Академии наук создал лабораторный прототип центрифуги.
С началом войны последовала эвакуация украинской Академии Наук на уфимский завод авиамоторов, которому постановлением ГКО СССР предписывалось «организовать под руководством проф. Ланге разработку лабораторной установки для выделения урана-235 методом центрифугирования». Авиазавод выполнил задание и даже провел испытания изделия, показавшие его никчемность. Примитивный аппарат крутился на подшипниках, не выдерживающих сносной скорости, о других недостатках не стоит и говорить. В 1943 году профессора перевели в Уральский филиал Академии наук, затем в ЛИПАН, где он продолжал заниматься разработками ЦФ, а в 1951 году Ланге отбыл на Украину, забросив свое творение в ЛИПАН. Там и наткнулся на него в одном из коридоров аспирант Суетин.
Каменев из конструкции Ланге взял самое ценное, оттолкнувшись от нее по принципу «сделать все наоборот». Он поставил ее «на попа», укоротил ротор, придал ему жесткость и использовал блестящие находки Штеенбека, применив вместо подшипников Ланге гибкую иглу с магнитной подвеской. До кондиции каменевскую модель доводил аспирант из Свердловска, который настолько решительно взялся за исследования, что на пару с Б. Чистовым за три года подверг разрушению пятьдесят дорогостоящих изделий, выявляя их конструктивные недоработки. Им не успевали подносить новые машинки с устраненными замечаниями, но тандем исследователей добился-таки сборки действующего каскада из четырех десятков машин. Аспиранту повезло на руководителя, который научные степени ни в грош не ставил, предоставив наработанные материалы своему помощнику.
Еще в марте 1943 года разведка доложила об американской готовности к строительству диффузионного завода К-25 в Окридже; оно и началось в сентябре, после чего Правительство СССР переключило усилия науки на диффузионную технологию. Тема центрифуг не была закрыта, но отодвинута на второй план и возобновилась в 1951 году. Успешно защитив диссертацию на груде сломанных конструкций, Суетин в 1956 году вернулся на родную кафедру; позднее он станет деканом факультета, а с 1976 года – ректором УПИ, преобразованного в УГТУ-УПИ. А мы студентами и не полагали, что наш декан был приобщен к новейшим отечественным разработкам, и видели в нем обыкновенного столоначальника. Режим секретности, знаете ли, воспитывал в человеке скромность. Такова одна из историй, сложившихся на заре атомной отрасли, но вернемся к нашим незадачливым литераторам-подпольщикам.
Суровый заместитель декана вызвал на разговор Эдуарда Марченко, бывалого студента, исключенного с факультета пару лет назад за неуспеваемость. В руках Паригория Евстафиевича - знакомый до боли журнал.
- Посмотрел я ваши вирши. Забавно, но и вольнодумства хватает. Вот вы пишите: «Не будем доить трактором козу!» Вы на что, товарищи, намекаете, что в наших колхозах электродоилок нет?
- Ни в коем случае, Паригорий Евстафиевич! Как раз наоборот! Мы призываем шире применять наши замечательные электродоилки, а не доить коз трактором. Помните, лучший советский поэт Владимир Маяковский писал: «А вы ноктюрн сыграть смогли бы на флейте водосточных труб?» Вот и у нас это всего лишь аллегорический прием, - Эдик, главный редактор журнала, был стреляный воробей, и его непросто было сбить с панталыку.
- Вот что, любители аллегорий. Прекратите марать бумагу, иначе будет вам из института водосточная труба. Что-то рано вы забыли о Немелкове! Пока свободен, а журнальчик я оставляю в сейфе, как вещественное доказательство. И лучше вам впредь не попадаться.
***
Весь институт знал о прегрешениях Артура Немелкова. Его имя прогремело в 1956 году на комсомольской отчетно-выборной конференции, где атомщики с физтеха заварили такую бучу, что всем чертям стало тошно. После основного доклада делегат ФТФ Немелков, заместитель секретаря факультетского бюро, должен был задать тон дальнейшим выступлениям, ведь факультет являлся признанным лидером института. Он и задал, надолго взбаламутив весь институт. Бомба, а не выступление! Делегат-атомщик смело вскрыл существующие общественные пороки, указав, что комсомол перестал быть политической организацией и нуждается в пересмотре Устава, что в обществе наступила апатия, вызванная тем, что советские люди отлучены от собственности и все такое прочее, в результате чего социализм в рабоче-крестьянском государстве рухнул ровно через тридцать пять годков. Другого не могло быть, коли верхи не услышали тогда голос делегата с физтеха.
Конференция взбудоражилась. Все в ней пошло наперекосяк. Преподаватель кафедры марксизма-ленинизма Иванова с позиции науки поддержала тезис Немелкова о порочности безальтернативных выборов в Советы, когда избиратели «выбирают» депутата из одного кандидата. Сколько ни выбирай, а результат один. Комсомолка Мишарина сообщила с трибуны, что ей поручено зачитать список кандидатов в члены будущего состава комитета комсомола, который кем-то «уже утвержден». Вызванный на трибуну для пояснения творящегося бедлама секретарь комсомольского комитета ФТФ Г. Писчасов назвал выступление своего заместителя «своевременным и нужным». Коммунисты растерялись.
Почуяв, что запахло жареным, на второй день работы конференции прибыл секретарь обкома КПСС В. Куроедов, прихвативший в подмогу секретаря горкома партии Б. Осипова. Парторганизация института тоже не сидела, сложа руки, и после вечерней обработки делегаций с трибуны зазвучала «коллективная мысль». Немелков обвинялся в том, что он некоторые имеющиеся ошибки распространил на всю страну и даже на партию, а также в «троцкизме и правом оппортунизме». Но сторонники борца за справедливость не сдавались, к трибуне рвались толпами. Активность участников, которой так не хватало на «штатных» собраниях, зашкаливала. Решили принять демократическую Декларацию, осудив в ней некоторые положения из выступления зачинщика суматохи, не отбрасывая, однако, рациональные зерна, а дискуссию перенести в массы, на факультеты и в группы. Дискуссию перенесли, а текст выступления, всполошившего институт, не предоставили, чтобы «не распространять крамолу». Что тогда обсуждать? Обсуждали текущий момент. Занятия прекратились. Кругом дебаты. Институт погрузился в обстановку партийных дискуссий двадцатилетней давности.
ЦК ВЛКСМ, связавшись с ЦК КПСС, передал в институт заключение свыше о том, что конференция «идет неверно». Напротив, 6 ноября, в канун годовщины великого Октября, враждебная радиостанция Би-Би-Си на весь земной шар озвучила полный текст выступления студента Немелкова и дала свердловской конференции положительную оценку. Поддержка оппозиции со стороны идеологического врага подлила масла в огонь. Поползли слухи о комсомольском путче. Вот и приехали. Надо было любыми путями замять дело. С «неблагонадежными комсомольцами» проводили беседы в райкоме. Руководящая партийная сила взяла в свои руки подготовку комсомольской резолюции: «… конференция с возмущением осуждает антисоветское выступление студента Немелкова и комсомольскую организацию физико-технического факультета, не сумевшую дать правильную оценку выступлению своего делегата».
Конференция, подкрепленная «здоровыми силами», резолюцию приняла, но в сознании десятитысячной комсомольской братии остался горький осадок. На демонстрации 7 ноября никто не взял в свои честные руки портреты членов Президиума ЦК КПСС. На институтский митинг по случаю награждения славного комсомола за освоение целинных и залежных земель орденом Ленина явилось десять человек. Пришлось организаторам митинга снимать с занятий два студенческих потока «на общественно-практическое мероприятие». В Свердловск прибыл секретарь ЦК ВЛКСМ Сергей Павлов и, по словам Артура, в личной беседе сказал, что он разделяет многие взгляды из его выступления, но народ к реформам пока не готов. Москва лучше кого бы то ни было знала подноготную народных интересов. Затем Павлов предупредил, что если сами комсомольцы не примут «правильное решение», то Москва готова расформировать неблагонадежный факультет. Комсомольцам ФТФ давался шанс проявить политическую зрелость.
Как человек ответственный, Артур пошел по группам каяться в прегрешениях и убеждать студентов в необходимости исключения его самого из комсомола. Убедил. Пятнадцатого ноября факультетское собрание исключило своего боевого товарища из членов ВЛКСМ, хотя девять комсомольцев были категорически «против», а через день он был исключен из института. Немелков уехал в родной Челябинск, куда примчалась комсомолка Рая, поддерживавшая Артура в затеянной передряге. Она призналась в неодолимом влечении ее комсомольского сердца к человеку, противостоявшего несокрушимой системе. Артур, утративший возможность получения диплома атомщика, нашел личное и семейное счастье с единомышленницей Раей. Любовь, знаете ли, сильнее любого произвола.
На передовом факультете, отмеченном черным пятном политической незрелости, отстранили от выборных должностей секретаря партбюро В.В. Пушкарева, участника Отечественной войны, и секретаря комсомольского бюро Г. Писчасова. Следующим годом структура факультетской комсомольской организации была реорганизована, вместо курсовых организаций, состоящих из разобщенных групп физиков и химиков, были созданы организации, сплоченные интересами по специальностям. Вертикальная структура подпадала под влияние кафедр и имела свои преимущества хотя бы в том, что старшие курсы могли передавать накопленный опыт младшим. На третьем курсе я и был избран секретарем комсомольского бюро специальности № 23, по кафедре технической физики, которая в ту пору была преобразована в кафедру молекулярной физики.
... На том и завершились литературные изыскания поклонников формалистического направления в искусстве. Один из эксклюзивных номеров, вызывающих боль в аппендиксе, я привез в Свердловск-44, где всякий раз встречался со школьным другом, Валентином Семушкиным, сотрудником Уральского электрохимического комбината; он учился на вечернем отделении Уральского филиала МИФИ. С Валентином мы закупали батарею бутылок чешского пива, завозимого в элитный городок, или болгарского сухого вина и проводили выходные дни за шахматной доской, обсуждая актуальные вопросы бытия. Ему я и выложил собрание сочинений новаторского толка. Являясь сторонником классического реализма, Валентин не оценил вычурные начинания молодых новаторов, страдающих предпочтением формы и подчеркнутым индивидуализмом.
На выходе от друга я опустил журнал, хождение которого в институте не допускалось, в соседский почтовый ящик. Пусть люди повеселятся. В очередной приезд Валентин устроил мне головомойку за опрометчивый поступок, и поделом. Соседи восприняли подкинутую литературу за провокацию и отнесли ее, куда следует, точнее, по широко известному в городе адресу: улица Уральская 5, КГБ. Подъезд, где проживал Семушкин, был оцеплен нарядом милиции, все жители опрошены на предмет объявившейся подпольной агентуры, за связь с которой грозило выселение из закрытого города за сорок восемь часов. Прощай, Серебряный век! Никаких условий для молодых талантов.
Преследованию подвергались не только наши студенческие выпуски тиражом в один экземпляр, но и московские журналы "Новый мир" и "Юность", пользовавшиеся широкой популярностью у читающей публики. Тот же Павлов, с 1959 года первый секретарь ЦК ВЛКСМ, на комсомольском Пленуме обрушился на авторитетные издания с обвинениями в том, что они воспевают "политически аморфные личности, замкнувшиеся в скорлупу индивидуальных переживаний". Он же протестовал против выдвижения поэта-шестидесятника Евгения Евтушенко на присвоение Ленинской премии за поэму "Братская ГЭС". Ему в ответ от поэта "сибирской породы", родом со станции Зима, прилетел острый политический памфлет:
Когда румяный комсомольский вождь
на нас, поэтов,
кулаком грохочет
и хочет наши души мять, как воск,
и вылепить свое подобье хочет...
И мне не хочется, итожит стих поэт, "задрав штаны, бежать вослед за этим за комсомолом".
***
А жизнь продолжалась. Жизнь, она такая штука, что ее не остановить. На факультете действовала система учебно-исследовательских работ студентов (УИРС) и студенческого научного общества (СНО). В дебрях неизведанных наук преподаватели сами искали опору в студенческой среде, привлекая молодых коллег к поисковым работам. Студенческие научно-исследовательские работы вводились в учебные планы. Здесь зародилось состязание групп под девизом «За увлеченность своей профессией». С 1956 года физико-технический факультет раскрутил ежегодные фестивали «Праздник весны», приходящиеся на майские дни Победы; на институтской площади, вокруг памятника С.М. Кирову, проводились массовые мероприятия, концерты, соревнования, гуляния. К подготовке фестивалей привлекались все группы, проводился конкурс факультетских костров с песенными номерами под гитару и увеселительными номерами костровиков. На фестивалях собиралось по пять тысяч участников УПИ, гостей других вузов и городской молодежи. Бывало и много больше.
Не только на ФТФ, но во всем институте огромное внимание уделялось агитационно-пропагандистской, культурно-массовой работе и спортивной работе. На концертах-капустниках, проводимых в клубе УПИ, яблоку было негде упасть. Помнится, признанная первая красавица института исполняла креольский танец. Вот она врывается в низком поклоне к рампе, обжигая зал жгучим кареглазым взглядом, руки в широких взмахах касаются пола, и быстро семенит ногами, удаляясь вглубь сцены, а глаза все также завораживают зрителей.
Песня студента В. Кобякова «Огоньки» стала гимном УПИ:
Мне стало грустно отчего-то,
Здесь тополя стоят в цвету,
Расправил крылья для полета
Родной навеки институт.
Мы здесь, любимая, бродили,
Когда вокруг сады цвели,
Смотреть отсюда мы любили,
Как в затуманенной дали… (припев):
Огоньки голубые мерцают,
Огоньки, точно звезды, сияют
Огоньки золотые горят
И как будто бы мне говорят:
Смело в путь, мы тебя провожаем,
Весел будь, мы твой путь освещаем.
О, как сердцу милы и близки
Дорогих городов огоньки.
Неповторимые минуты,
Передо мною путь далек.
Прощайте, стены института,
Прощай, родной Втузгородок!
До скорой встречи, дорогая,
Еще хочу тебе сказать,
Что не забуду никогда я,
Как в озорных твоих глазах … (припев).
***
Молодость всегда сопряжена со спортом. Наша группа в спортивных соревнованиях была одной из лучших на факультете, даже лучшей. Борис Калинин и Валерий Якубов входили в сборную команду института по баскетболу, особые надежды подавал Валера. Виктор Корольков занимался бегом на короткие дистанции, показывая результаты близко к нормативу кандидата в мастера спорта. Неплохими волейболистами и баскетболистами были Слава Тюпаев, Валера Чепурко и Гена Петушков. Стасик Наумов – гимнаст первого разряда. Виктор Найденов занимался борьбой. Где еще наберется столько звезд? Физическая подготовка, полученная в работах по домашнему хозяйству, была мне крепким подспорьем в спорте. Легко, словно пушинку, выжимал двухпудовую гирю, приводя в восторг публику легкостью движений. Меня, гимнаста второго разряда, ставили на слабые места, например, вратарем игр в ручной мяч. Нелегкое занятие, когда мяч летел, словно из пушки, брошенный перворазрядником из группы ФТ-59 точно над головой, и пока я вскидывал руки, он уже трепыхался в сетке.
Весной весь Втузгородок выходил на эстафетные забеги по городским улицам на приз институтской газеты «За индустриальные кадры» (ЗиК). На своих коротких дистанциях я выкладывался на пределе сил и возможностей. Ноги наливались упругой силой, отталкиваясь от асфальта. На них ложилась главная нагрузка, сравнимая с усилиями рук, выталкивающих штангу. Казалось, с каждым толчком земля тяжело и нехотя откатывалась назад, за спину, а тело летело, рассекая воздух, и надо было мчать, мчать, ведь впереди ждал эстафетную палочку товарищ по команде.
На спартакиаде по легкой атлетике был разыгран комикс, один во веки веков. Не повторяется такое никогда. Все началось с разговора с Борей Калининым.
- Саша, выручай, в команде факультета на институтскую спартакиаду нет второго шестовика.
- Борис, я только на шесте еще не висел. Я же его в руках не держал, - попытался я вразумить отличника учебы.
- Понимаю, но вы в гимнастике вытворяете такое, что простой прыжок в сгиб-разгиб с опорой на шест вам детская забава, - толкал меня на авантюру десятиборец ростом за сто восемьдесят.
- Нет, Боря, это технически сложный вид спорта, его с кондачка не возьмешь, - упорствовал я.
- Ладно, организуем тебе пару тренировок до соревнований. Ты пойми, другого варианта нет. Записываю тебя в состав команды.
Конечно, в сектор для прыжков я вышел без обещанных тренировок. К тому часу в том же секторе стадиона УПИ проходил финал забегов на стометровку, и сотни зрители перебрались ближе к яркому, захватывающему зрелищу. Мои дружки-товарищи по группе разместились впереди трибун, на газоне, чтобы поддержать маститого спринтера Витю Королькова и меня, новичка-прыгуна с шестом в руках. Слышались подбадривающие крики. Я присмотрелся, как спортсмены держат шест, как ввинчиваются ногами в небо, переваливаясь за планку. Последний этап прыжка вызывал опасения, а ну, если шест потянет обратно, не придется ли воткнуться головой в землю? Это не устраивало, и я попросил судейскую бригаду опустить планку ниже установленной двухметровой высоты. В ответ получил разъяснение, что такие высоты относятся к прыжкам без шеста.
Два пробных прыжка оказались неудачными, но в них был выработан свой, безопасный стиль преодоления высоты с горизонтальным перенесением тела в параллель планке и отведением упорного шеста в сторону левой стойки. При этом центр тяжести тела переносился по более низкой траектории и никакой опасности втыка в землю головой. Прыжки, хоть и неудачные, завершались кошачьими приземлениями на маты, удавалось даже на лету подхватывать летевшую рядом планку. Сотни зрительских глаз уставились с трибун на странный способ преодоления высоты. Судьи тоже заинтересовались, чем закончатся прыжки новатора?
Как ни удивительно, но первая высота со второй зачетной попытки была взята! Есть шестьсот очков в копилку факультетской команды! Планка поднята на десять сантиметров выше; борьба впереди. Разбег, взлет, но на рекордной высоте шест предательски качнулся к левой стойке, к которой совсем некстати приблизился главный судья соревнований. Я каким-то образом оседлал шест и вижу, что он точнехонько опускается на широкополую шляпу высокого человека в плаще, который не видел летящую на него бомбу. Стадион замер в страхе за человека в плаще. А ну как расколется череп!
Удар! И человек в шляпе оседает, пока мои ноги не уперлись в землю. У него оказалась хорошая реакция, возможно, он был боксером и умел держать удар. Главный судья распрямился, поправил шляпу и дал указание снять прыгуна-самоучку с соревнований за неподготовленностью. Со скамеек болельщиков раздались аплодисменты в адрес исполнителей яркой заключительной сцены спортивного спектакля. Мои друзья в диком хохоте катались по траве, держась за животы. Убедительная победа Вити Королькова на стометровке померкла в самоотверженном штурме высоты, проявленном их доблестным комсоргом.
***
Весной 1959 года институт был взбудоражен известием о гибели в горах северного Урала туристической группы Дятлова. В ее составе были студенты ряда факультетов, поэтому трагедия была воспринята близко всем многотысячным студенчеством. Среди погибших был опытный турист с физтеха Саша Колеватов. Я ходил на собрания, на которых товарищи погибших и спасатели, тогда молодые, рассказывали, что знали о трагичном событии, но знали не больше того, что они постаревшими рассказывают спустя шестьдесят лет. Ныне снова и снова я смотрю на ставшие модными телепередачи о группе Дятлова, в которых много версий и пустых домыслов, но нет ничего вразумительного об истинной причине гибели ребят, ставших жертвами какого-то жестокого произвола. Но чем больше передач, тем яснее выясняется причина гибели группы: ребят физически уничтожили за то, что они стали свидетелями события, представляющего, по всей видимости, государственную тайну. Уничтожили вместе с пленками, на которых были сделаны фотоснимки того события. Группа дала отчаянный бой превосходящим силам, исход которого был предрешен.
А следующим годом в горах Восточного Саяна погибла другая группа туристов, сплавляющаяся по одной из своенравных горных рек. С ней погиб студент нашей группы Володя Беляков, славный, заводной и настырный парень. Большой комсомольский активист, член комитета комсомола УПИ, он торопился жить, всегда куда-то стремился, эта тяга к новому и неизведанному повела его в сибирский поход, который сразу как-то не заладился. Дошло до серьезной травмы девушки, участницы группы, другой участник разболелся, и вызванный вертолет взял на борт всех травмированных, заболевших и тех, кто решил выйти из рискованного мероприятия. Остались самые отчаянные и с ними первый заводила Володя Беляков.
На собрании в институте один из тех участников, вернувшихся из похода, рассказывал: «Вертолет взлетел и начал набирать высоту. Из его иллюминаторов мы видели четыре маленькие фигурки наших товарищей, которые остались, чтобы пойти по реке сплавом. Они уменьшались в наших глазах, пока не исчезли совсем». Позже поисковая группа находила то рюкзак, выброшенный волной на берег, то покореженные остатки плота, но не было обнаружено никого из погибших.
Сохранилась характеристика на меня, написанная по какому-то поводу рукой Володи Белякова. Приведу выдержку из той записки, которая долго ждала в ящике стола своего часа, чтобы перекочевать на книжные страницы: «За время учебы Ведров проявил себя как способный, успевающий студент. Отличительная черта Саши – скромность, большая выдержка… Его убеждающий тон, спокойствие, невозмутимость в споре позволяют ему быстро убедить других. Саша чуткий, отзывчивый товарищ …» (Иркутский Госархив).
***
После весенней сессии комсомольский комитет УПИ включил меня в состав делегации для поездки в Каунасский политехнический институт с целью укрепления дружбы и сотрудничества между молодежью братских республик. Литовские друзья предоставили нам возможность проявить свою работоспособность на стройке сельского дома культуры, куда и завезли на недельную трудовую вахту. Пришлось показать прибалтийским франтам, как обращаются уральские парни с совковой лопатой и носилками. Мы с Леней, здоровяком с химфака, устроили безостановочный живой конвейер из носилок, на которые двое других наших делегатов в поте лица грузили бетон на заливку фундамента. За ночь суставы отходили от бетонной тяжести, а утром снова в бой. Наш показательный труд был оценен Почетными грамотами ЦК ЛКСМ Литвы, оформленными на зеленом фоне и с элементами национальной символики. Но какая досада оттого, что моя реликвия не сохранилась до сего дня, а запросить дубликат в нынешней обстановке вряд ли возможно. Не думалось, что маленький народец когда-нибудь поведет себя столь заносчиво и вызывающе перед народом-исполином, сломавшим за свою историю трех величайших завоевателей мира, перечислять которых по именам нет необходимости.
В награду за трудовое отличие нас вывезли на побережье Балтийского моря, в замечательное курортное местечко под названием Паланга. Дюны и песок, белый, мелкий, чистый и хрустящий под ногами. Купание вволю, а через три дня для меня состоялось первое знакомство с белокаменной столицей страны. Выставка ВДНХ, главная московская достопримечательность, оставила неизгладимое впечатление от посещения неприметного дальнего уголка, где в суповых тарелках подавали вареных раков под пиво из трубы, проложенной через стенку из соседствующего пивоваренного завода. Красные раки под свежее пиво высокого качества вызывали наслаждение бытием и радостное предвкушение его манящего продолжения.
Посетили, как полагалось, мавзолей, где Ленин и Сталин, основатель первого в мире социалистического государства и его продолжатель, мирно лежали в подземном саркофаге по разные стороны прохода посетителей. Решение о выносе из мавзолея тела товарища Сталина было принято двумя годами позже, на 22-м съезде КПСС, после выступления женщины-ветерана партии, которая поделилась с делегатами своими впечатлениями о душещипательной встрече, когда она «советовалась с Лениным». В том вещем разговоре Ленин перед ней во сне «стоял как живой» и сказал, что ему «неприятно лежать рядом со Сталиным, принесшим столько бед партии». Пришлось съезду выполнить пожелание Ильича.
***
Осенью 1959 года нашей группе в составе студенческого отряда факультета довелось трудиться на строящейся Белоярской атомной станции, которая уже через год дала первый ток, а через полвека работы стала первой станцией, применяющей наиболее мощные реакторы БН-600 и БН-800 на быстрых нейтронах. Их опытные образцы разработаны в Обнинске. А это что за чудо? В «быстрых» реакторах не устанавливают замедлители нейтронов, энергия которых остается близкой к максимальной энергии деления, что позволяет значительно улучшить технические показатели реактора и расширить топливную базу путем получения другого делящегося изотопа, плутония-239.
Россия занимает лидирующую роль в переходе на замкнутый ядерный цикл, что обеспечивает воспроизводство топливной базы за счет многократного увеличения потенциала природного урана. Количество обедненного урана-238 в мире приближается к двум миллионам тонн, и он весь может быть использован в качестве топлива быстрых реакторов, что позволит решить проблему ядерной энергии на многие сотни лет вперед, при чем без дополнительной эмиссии парниковых газов и при сведении радиоактивных отходов к минимальному количеству. В этом направлении реальна перспектива энергетической безопасности человечества, видимая гарантия его длительного существования на земле.
На Белоярке строительный отряд насчитывал четыре сотни бойцов лопаты, тачки и кайла, а нашей группе были доверены отбойные молотки, которыми в траншеях для коммуникаций долбили шурфы под взрывы каменистого грунта. Трясучка крепкая, но оказанное доверие было оправдано. Однако, и здесь не обошлось без шумного происшествия.
Один из комсомольцев, для которого комсомольская символика была чем-то вроде святыни, принес в штаб отряда скомканную комсомольскую путевку, обнаруженную в лесу. Штаб, возглавляемый Николаем Скробовым, выпускником ФТФ того же года, принял решение рассмотреть на общем собрании персональное дело комсомольца, порочащего честь комсомола и факультета. В назначенный час организаторы собрания, проводимого в огромной солдатской палатке-столовой, предложили избрать председателем собрания студента химической кафедры, выпускника суворовского училища, но их ждал сюрприз. Общественная защита персональщика, возглавляемая Виктором Найденовым, выдвинула альтернативную кандидатуру студента третьего курса, комсорга группы ФТ-60, стало быть, меня. Началась битва за председательское кресло, длившаяся с полчаса. Обе стороны понимали, что от председателя собрания зависит его исход.
Наконец, большинством голосов бразды правления были вручены в мои демократические руки. Защита торжествовала. Начались бесконечные прения. Владелец путевки утверждал, что бережно хранил ее в прикроватной тумбочке, доступ к которой был открыт для всех и каждого, чем мог воспользоваться злоумышленник, устроивший ему каверзу. Один из выступающих произнес горячую речь в защиту обвиняемого, который «… всегда готов прийти на помощь в трудную минуту. Когда сломалась моя лопата, - заявил защитник, - то он без колебаний отдал мне свою». От состояния инвентаря собрание перекинулось на злободневные вопросы жизни лагеря. Умывальников мало, бани нет, с туалетами черт те что; и никакой культурной жизни. На первом ряду руководящих товарищей, оказавшихся в роли ответчиков, наблюдалось замешательство. Как председатель, дал возможность бойцам строительного отряда их помурыжить. На исходе третьего часа, воспользовавшись паузой, я поставил на голосование предложение ограничиться обсуждением персонального дела, которое было принято явным большинством, и закрыл говорильню.
***
В 1960 году на экраны кинотеатров вышел фильм Михаила Ромма «Девять дней одного года» с Алексеем Баталовым в главной роли. Он и не мог не выйти, настолько востребованной была тема мирного атома. В основе сюжета – работа советских физиков по освоению термоядерной энергии, задачка, решение которой и сегодня плохо просматривается. Мы с Геннадием Петушковым вышли из просмотрового зала кинотеатра «Октябрь». Мне тогда и в голову не приходило, что доведется жить в Иркутске на той же Медведниковской улице, на которой в 1901 году родился кинорежиссер лучшего фильма о советских физиках, даже окнами напротив, только чуть наискосок. Позже дом, в котором родился Ромм, снесли, и мемориальную доску вывесили на соседний дом № 1.
- Как тебе фильм? – задал вопрос товарищу по студенчеству, к мнению которого прислушивался не только потому, что он был старше меня на пару лет, но из-за его рассудительности и житейской мудрости.
- Кино, - ответил он, - Но то, что мы нахватаем радиации, так это точно.
В термоядерной реакции, в отличие от цепной реакции распада тяжелых элементов, внутриядерная энергия высвобождается при объединении, синтезе, легких атомных ядер за счет их кинетической энергии теплового движения. На первых порах планируется получение реакции с применением дейтерия Н2 и трития Н3. В середине двадцатого века на головы ученых и общественность обрушилась череда небывалых научно-технических достижений, под впечатлением от которых казалось, что вот он, почти в руках человечества, доступ к колоссальным и неисчерпаемым запасам энергии. Преимущества реакции синтеза – в доступности дешевого исходного сырья, отсутствии в процессе реакции радиоактивных и токсичных продуктов и в полном исключении вероятности ядерного взрыва. Есть за что биться!
От взрыва американских атомных бомб в Японии до появления атомной электростанции в Дубне прошло всего-то девять лет, так что на пуск первой термоядерной станции отводились те же десять, пусть двадцать, лет от момента взрыва водородной бомбы, а с ней - долгожданный рай на земле! Фильм поставлен по сюжету ошибочного вывода экспериментаторов, принявших вызванный нейтронный поток за термоядерную реакцию, тогда как он оказался побочным эффектом опыта (по фильму, эффект Гусева). Основной проблемой термояда является удержание плазмы с температурой в миллионы градусов магнитной ловушкой, предохраняющей ее от соприкосновения со стенками камеры. На сегодня она удерживается в реакторах на протяжении секунды, но за полвека пройдена большая часть пути, и отдаленное будущее, хотя и туманное, остается за синтезом. Если плазма миллиардами лет бушует в недрах Солнца, то остается создать условия ее существования на Земле. Задачи человечества столь же бесконечны, как и природа.
***
Двенадцатое апреля 1961 года – день, который разбил историю человечества надвое, на ее земную составляющую и новую, вселенского масштаба, начавшуюся с выходом человека в космическое пространство. Этот день, поначалу ничем не отличавшийся от других, был взорван сообщением ТАСС о полете Гагарина, с пафосом зачитанным Юрием Левитаном. Что тут началось! Все занятия в институте махом прекратились. Заполошные студенты врывались в лекционные аудитории с диким воплем «Человек в космосе!», и все срывались с мест, преподаватели неслись следом, чтобы не отстать от космоса. Коридоры, вместительный зал фойе главного корпуса переполнились бурлящим студенчеством. Люди, выбитые сногсшибательным известием из привычной колеи, не знали, как им выразить свои чувства и что их ждет в ближайшем будущем. Наступило время простора для фантазии. Космос стал таким же близким, как перелет на самолете. Скоро полетим! Куда? Еще не понятно, но полетим на Марс, конечно, и дальше, куда Макар телят не гонял…
Фойе института гудело, как потревоженный пчелиный улей. Ко мне, секретарю бюро специальности, подошел заместитель секретаря институтского комитета с каким-то журналистом и сказал: «Вот с ним и поговорите». Журналисту нужен был отклик о событии века. Высказав ему тот сумбур, которым были забиты студенческие головы, я с приятелями покинул институт. Улицы были забиты ликующим народом, беспорядочные людские шествия длились до позднего вечера. Ликовала вся страна, оглушительная весть прокатилась по земному шару. Народы всех континентов отдавали дань признания советским людям, спасшим мир от коричневой чумы и через пятнадцать лет после победоносного марша по Европе совершившим прорыв в недосягаемый прежде космос.
Не в пример прогрессивному человечеству, в Национальном управлении по аэронавтике, НАСА, в связи с «ЧП», вызванном полетом русского космонавта, наступили траурные дни. Американские газеты горланили о русском триумфе, словно они были рупором Кремля. Газета «Нью-Йорк мирор» заявила, что сотрудники НАСА «посажены на горячую сковороду». И точно, не успела Америка очухаться от потрясения, вызванного запуском русского спутника, как получила еще один щелчок по носу. Американские разработчики надеялись, что у соперников за короткий срок не может появиться мощная ракета, способная выводить на орбиту многотонные корабли, и раструбили миру о своих грандиозных космических программах, но сильно просчитались.
Вся Америка, от руководящего клана и до широкой общественности, была уверена в том, что варварская Россия в области науки и техники отстает от мирового гегемона на полвека, а то и на весь век. И вдруг, среди ясного дня, на их самовлюбленные головы выливается один ушат ледяной воды за другим! Откуда у русских взялась такая ракета, когда хваленый «Меркурий», готовившийся к полету с двумя космонавтами на борту, обладал лишь десятой долей мощи советского космического носителя? Да и первый американский рейс планировался по дальности в сто раз короче гагаринского. Заокеанские деятели еще не знали, что пока им преподнесен скромный букет русских полевых цветов, а ягодки ждут впереди. Тогда-то звездно-полосатые недруги признают, что сами всерьез и надолго отстали в ракетно-атомном и космическом производствах от неудержимой Русь-тройки. О том речь впереди.
***
1961 год советскому народу стал годом исторического значения. В октябре с трибуны 22-го съезда родной коммунистической партии до трудящихся донеслась радостная весть – к 1980 году в СССР будет построен коммунизм! До рая на земле оставалось всего-то два десятка лет! Двадцатый век! Сколько бед и лишений досталось народу, первым в истории человечества взявшемуся за построение социализма, но уже близко видится от них полное избавление. Наша семья с переездом в Верх-Нейвинск всегда держалась за подсобное хозяйство, поначалу содержала коз, на выделенных полях сажали много картошки, даже на улице Победа, в центре города, отчим утеплил дворовую кладовку под стайку для коровы. Потом, на улице Зеленой, был огород и коровник с уголком под свинарник. Много сил уходило на покосную страду, куда добирались пешим ходом из Азии в Европу за двадцать пять километров, переваливая Главный Уральский хребет. И вот оно, брезжит долгожданное счастье, коммунизм, при котором от каждого – по способностям и каждому – по потребностям! Почему бы и нет? Мой отчим без труда не представлял свое существование, привив трудолюбие всей семье, а потребности наши были не заоблачные. Тогда – учиться, учиться и учиться, как завещал великий Ленин.
Объявив о скором наступлении светлого будущего, Никита Сергеевич тут же приступил к воплощению в жизнь грандиозной программы. Однажды студенты были приятно поражены отменой платы за хлеб в столовых. Хлеб, главный продукт питания, уже распределялся по потребностям! Достаточно было взять за пять копеек салат и чай, и с хлебом ты почти сыт! С Витей Найденовым мы как-то подслушали разговор двух парней, сидевших с нами за одним столом: «Видишь, ребята с горячим супом как много хлеба едят, летит кусок за куском …». До коммунизма пока было далековато.
Не останавливаясь на первом достижении, Хрущев пошел дальше, решив покончить с архаичным частным сектором. Он опирался на известное изречение Ленина: «Мелкое производство рождает капитализм и буржуазию постоянно, ежедневно, ежечасно, стихийно и в массовом масштабе». Реформатор предпочел не замечать главный принцип ленинского НЭПа, где отношение вождя к мелким частникам кардинально изменилось в их пользу. В начале шестидесятых годов был веден фактический запрет на городские подворья под предлогом отвлечения людей от общественного производительного труда. Введенные налоги обесценивали натуральное домашнее хозяйство, содержать его стало бессмысленным занятием.
Мой отчим, Петр Ильич, человек работящий и с крепкой крестьянской жилкой, сильно загрустил и решился на переезд в сельскую местность, но не в колхоз, где хрен редьки не слаще, а в уединенный от мира домик посреди леса, подальше от налогов. Нашлась такая заимка меж деревень Поташка и Липовка на южных землях Свердловской области. Едва устроившись на работу, я помог тогда родителям купить тот домик и даже посетил его однажды. Хозяйство напоминало что-то вроде усадьбы отшельников Лыковых, обнаруженных через полтора десятка лет в затерянном алтайском крае. Скука на безлюдье, можно одичать.
Освобождаясь от подсобного хозяйства, частники массово забивали домашнюю скотину, а оставшись без подручных средств существования, утратили прилежание к труду и запили горькую. Через год на рынке мясо исчезло, а в магазинах его и не было. Зато стало актуальным общественное течение борьбы с пьянством, новой видимости в деле воспитания советского человека. Отдаленные последствия запрета частной инициативы проявились в нарастающем товарном дефиците, росте импорта продовольствия и провале всей коммунистической затеи вместе с нерушимым Союзом республик свободных. Мои родители, не выдержав испытания затворничеством, через год вернулись в Верх-Нейвинск, где я купил им на берегу пруда, по улице Горького, домик с огородом. Завели свинушек и курей.
Петух настолько ревностно охранял куриный гарем, что не подпускал к несушкам хозяйку дома. Разрешение на вход в курятник он выдавал только тезке, Петру Ильичу, которому приходилось заниматься сбором яиц. Моя обиженная мамаша, Раиса Михайловна, пожаловалась сестре на привередливого петуха. Зоя Михайловна, женщина не робкого десятка, возмутившись нахальным поведением пернатого, вооружилась веником и храбро двинулась в курятник, откуда послышалось шумное кудахтанье, хлопанье крыльями и устрашающие крики, исходящие от обеих конфликтующих сторон. Бой был скоротечным, и во двор выскочила всклокоченная Зоя Михайловна, на плечах которой сидел воинственный петух с распростертыми крыльями и с остервенением долбил клювом по вражьей голове. Домочадцы кинулись на помощь укротительнице, отогнав разбушевавшегося куриного атамана. Нанесенные раны головы залили зеленкой.
Петушиные замашки, на политическом языке – волюнтаристские, все нагляднее проглядывались в деятельности Хрущева. Только что он, укрепляясь во власти, подкармливал партократию, как на съезде строителей коммунизма повел разговоры о переносе упора на демократические формы правления и на обязательную ротацию высшего руководящего звена, в котором зрело недовольство непредсказуемым реформатором. Высшее звено ротироваться не желало. Хрущевские совнархозы, встрявшие между министерствами и облисполкомами, внесли путаницу в систему управления народным хозяйством. Сельхозникам набила оскомину кукуруза. В культуре и искусстве разбирался, как в апельсинах. Даже Боря Калинин без стеснений повторял фразу, выражающую его политическое кредо: «А Никитку Хруща изловить и повесить!»
***
Была в Свердловске особого рода достопримечательность, вызывавшая у людей чувства покаяния, одна на всю Россию. В центре города, на перекрестке улиц, которым за нехваткой имен русских революционеров присвоили германские, Карла Либкнехта и Розы Люксембург, стоял особняком дом инженера Николая Ипатьева. Не особо приметный дом, но когда горожане проходили мимо, то умолкали, задумываясь о темных страницах истории многострадальной страны, иные крестились, а то указывали несведущему человеку: «В этом подвале была расстреляна царская семья». Семья, она всегда семья, будь то царской либо крестьянской. Массивные, кованые двери входа в подвал располагались с торца здания под окнами комнаты, выделенной тогда для молодых княжон. К дверям вел покатый спуск.
В довоенное время в доме на крови разместился Музей революции, где экскурсанты спускались в подвал по тем же ступенькам, по которым вели царскую семью якобы для фотографирования, но «фотографы» ждали ее с оружием в руках. Царь первым упал замертво. Расстрел больше напоминал мученическую казнь, когда кучка службистов выцеливала из револьверов царское семейство в семь человек и четырех людей из прислуги. Когда дым от беспорядочной стрельбы рассеялся, исполнители воли трудового народа увидели многих оставшихся живыми. Главарь добивал их одиночными выстрелами, один из палачей колол штыком винтовки. Позже здесь, в музейном подвале семейной казни, появились профессиональные фотографы. Они фотографировали экскурсантов «на память», запечатлевая их на мрачном фоне расстрельной стены.
В послевоенное время дом Ипатьева был был отдан под хозяйство областного партийного архива, подвал – под его хранилище, а память народная не стиралась, не умирала, посылая мученикам благословение на вечный покой. Чтобы покончить с негласным паломничеством, Политбюро ЦК КПСС в 1975 году приняло закрытое решение о сносе дома Ипатьева, к которому не зарастала народная тропа, но он еще под разными предлогами простоял два года, пока первым секретарем Свердловского обкома не был назначен Б. Ельцин. Тогда и снесли за пару дней. По свидетельству Я.П. Рябова, ельцинского предшественника по свердловскому обкому, его преемник был амбициозен, властолюбив и ради карьеры «готов выполнить любое задание начальства, переступить через мать родную». Он и переступил через память о царской семье, а вскоре «царь Борис» взялся за проматывание доставшего царского наследства.
***
В 1962 году вышло издание трудов по теоретической физике выдающихся советских ученых Ландау и Лифшица, которое было отправлено на одну из дальних звезд, чтобы показать братьям по разуму, насколько продвинута в развитии цивилизация Земли. В том году мы, физтехи, бережно держали в руках тома в темно-синем переплете «Курса теоретической физики». Лев Ландау говорил, что не обязательно знать физику, для раскрытия ее законов нужно лишь владеть математическим аппаратом. Он и сам с тринадцати лет занимался интегральными исчислениями, а дифференцировал с того времени, с какого помнит себя. Нам, бедным студентам, приходилось разбираться в достигнутых человечеством премудростях, как тем космическим существам на далекой звезде.
Лев Давидович Ландау с юношеских лет задумал издание Курса теоретической физики, ставшего делом всей его жизни. Он сотрудничал со многими европейскими светилами, но считал себя учеником Нильса Бора. Ландау единственным из ученых обладал знаниями по всем разделам теоретической физики и объединил их в единую взаимосвязанную науку. Его труды изменили облик современной физики, определили методы, которые до настоящего времени позволяют найти кратчайшие пути к решению непрерывно возникающих новых задач. Академики Курчатов, Кикоин, Арцимович, как прилежные ученики, сидели на первом ряду слушателей курса десяти лекций Ландау по физике атомного ядра. Теоретическое наследие Льва Давидовича стало основным учебным материалом для последующих поколений физиков.
Это достояние человечества могло и не появиться, поскольку гениальный ученый в 1938 году был арестован за «антисоветскую деятельность». Политической деятельностью ученый не занимался, но его высказывания были далеки от восхваления Советского строя: «Наша система – это диктатура власти чиновников. Я отвергаю, что она является социалистической, потому что средства производства принадлежат никак не народу, а бюрократии». Могла ли понравиться блюстителям советской идеологии его фраза: «Советское государство построено на угнетении»? Академик Капица бил тревогу во все колокола, вместе с Нильсом Бором они слали прошения Сталину, что подействовало, и через год Ландау был выпущен, точнее, его вынесли из тюрьмы на руках. Едва успели.
Все-таки, судьба не пощадила гения, попавшего в 1962 году в тяжелейшую дорожную аварию. Два месяца в коме, вся ученая Европа кинулась на спасение столпа науки, лучшие врачи мира круглосуточно дежурили в его палате, жизнь была спасена и продлена на шесть лет, но уже не для науки. Последние два тома Курса теоретической физики дописывались по ранее сделанным наметкам и уже без участия Нобелевского лауреата. Выйдя из комы, Лев Давидович еще три месяца не узнавал членов семьи. Прежнего Ландау не стало, а умер он в 1968 году в возрасте шестидесяти лет.
***
В октябре 1962 года разразился Карибский кризис, в котором две сверхдержавы сошлись в геополитике грудь о грудь, готовые пустить в ход оружие массового поражения. На остров Свободы было завезено более полутора тысяч ядерных боеголовок, развернуты ракетные установки, командование получило разрешение ответить на агрессию атомным ударом. Америка впервые в своей истории испытала страх; население спешно покидало крупные города, рассредоточиваясь в отдаленных местностях. Человечество оказалось на краю пропасти, сообщения ТАСС приравнивались к военным сводкам, но двухнедельный кризис был разрешен. Ныне демократическая Россия смотрит, как ее опоясали сотни баз НАТО, а тогда по требованию СССР американская база в Турции была ликвидирована в момент.
Атомная гроза развеялась, и с пятого курса началось наше приобщение к избранной профессии. Спецкурс № 1 включал в себя теорию разделения изотопов урана, спецкурс № 2 – оборудование и технологию обогатительных заводов. На лекциях по спецкурсу все записи, касающиеся научных основ и промышленных технологий, мы заносили в толстые прошнурованные тетради (96 листов), где каждый лист был на учете под грифом «секретно», и списывать из них для освоения материала или на шпаргалки запрещалось под расписку о неразглашении. Как сдавать экзамены? Дело каждого. В порядке самоподготовки тетради выдавались в читальной комнате Первого отдела. Г.Т. Щеголев, заведующий кафедрой, искал материалы для обучения, как мог. Во время поездок на заводскую практику он засиживался в Первом отделе комбината, переписывая инструкции и другую секретную документацию. Мы с затаенным дыханием слушали, когда он рисовал нам полные романтики картины уранового производства на далекой Ангаре:
- Превосходно отстроенный, современный город Ангарск, город, рожденный Победой…
- Красное бетонированное шоссе, широкое и прямое как стрела, ведет от центральной части города к жилому массиву атомщиков, а еще дальше закрытая ведомственная дорога углубляется в нетронутую тайгу, где уже три года в непрерывном цикле действует крупнейший ядерный комплекс…
Воображение рисовало самые красочные картины. Сказочный город, новейшие технологии в глухой тайге. Более всего дразнило и волновало то красное бетонированное шоссе, что уводило людей из мира обычных понятий и представлений в микромир, в глубокие тайны мироздания. Но почему оно красное? Хотя, конечно, оно должно отличаться от всех прочих, как яркая граница режимной территории, как эффект Черенкова, вызывающий таинственное свечение в прозрачной среде, или как квантовый скачок…
Разумеется, производственную практику четвертого курса я проходил в «почтовом ящике 79», как условно назывался атомный объект в живописных окрестностях города на Ангаре. Посреди ночи поезд высадил нашу группу в составе пяти студентов-романтиков на станции Ангарск. Не дожидаясь открытия автобусного движения, романтики предприняли ночной марш-бросок до центра города и были поражены добротностью и опрятностью городского антуража. Григорий Тимофеевич был прав! Такого благоустройства в сибирской глухомани невозможно было себе представить. Жители называли Ангарск городом без окраин, без привычных для других городов унылых и беспризорных, приютившихся с краю улочек. Было чем гордиться городу-красавцу, закрытому для иностранцев.
Утром – на комбинат, в отдел кадров, располагавшийся в «квартальском районе» города. Дорога, прямая как стрела, рассекала надвое лесной массив. Но где же вожделенное красное дорожное полотно, одно на весь Союз? Его все нет и нет, а шоссе действительно широкое и прекрасное. Ба! Да вот она, разгадка! Шоссе не красное, оно прекрасное! В памятной речи Григория Тимофеевича я недослышал приставку к хвалебному эпитету! Сегодня оно пролегает по Ленинградскому проспекту, уже заасфальтированное.
На ангарской земле студентам-практикантам фартило на каждом шагу. Нас разместили в большой комнате благоустроенного общежития, что на центральной улице городка, улице Энгельса. Пять кроватей, большой стол, за которым допоздна гоняли преферанс, модную студенческую игру, перенятую у царских аристократов и построенную на математических расчетах и сообразительности участников. На первом этаже душевая комната. Другим подарком оказалась горячая вода в кухонном кране: наливай, заваривай, и чай аристократам готов, когда захочется. О таком комфорте братва не смела и мечтать, направляясь из Свердловска в глухой медвежий край. В те строгие времена народ о существовании электрических чайников и знать не знал, в магазинах из бытовой техники – мясорубки с ручным приводом.
Но это еще не все! Министерство и без того баловало физтехов повышенными стипендиями, на средних курсах где-то в полсотни рублей, тогда как в студенческой столовой можно было плотно поесть за 30-40 копеек, а в ресторан сходить за два-три рубля. Здесь же, на комбинате, нас, студентов-практикантов, оформили слесарями четвертого разряда с выплатой получки, превышающей размер стипендии в три-четыре раза. Гуляй – не хочу! Хочу - не хочу, а гуляли, сдавая чемоданами накопившуюся посуду, с приемом которой в городе образцового быта не было проблем. Снова заметный доход от сдачи стеклянной тары. Под праздники мы, обеспеченные студенты, летали самолетом до дома родного по маршруту Иркутск-Свердловск (Кольцово).
***
Сибирских впечатлений было хоть отбавляй. В первое же воскресенье, по прибытию в Ангарск, наша дружная студенческая пятерка устремилась на Байкал, сокровенную жемчужину Сибири. Золотая сибирская осень. Высокие горы горели красно-желтым цветом игольчатой лиственичной бахромы. В поселке Листвянка, за судоверфью, поднялись на высокую сопку, с которой открывалась потрясающая панорама озера-моря, величественная и завораживающая. Ничего подобного на среднем Урале. Далекая кромка горной гряды на противоположном берегу, покрытая вечными снегами, подчеркивала грандиозность природного творения. Долго сидели под солнцем на горной верхотуре, ощущая себя песчинками в водоеме, плескавшемся внизу, и хотелось раствориться в окружающей животворной красе, мудрой и великой. Как-нибудь оно и сбудется.
Посетили местную достопримечательность тех времен, дачу президента Эйзенхауэра, в срочном порядке построенную для высокого гостя на месте нынешнего санатория «Байкал». Ему, как и нам, не терпелось полюбоваться священным Байкалом, вмещающем пятую часть чистейшей пресной воды мира. Дача представляла собой домик в два этажа, наскоро сколоченный среди густого леса и обшитый дощечками в форме чешуи. В таком он уже нигде не проживал. Но благим президентским намерениям помешал инцидент со сбитым над Свердловском американским самолетом-шпионом. В тот злополучный день, а это было 1 мая 1960 года, наша студенческая колонна шествовала по улице Ленина, демонстрируя солидарность с трудящимися всех стран. И надо же было Пентагону в тот день запустить над Уралом небесного шпиона!
Его и сбили на глазах многотысячных людских колонн доблестные советские ракетчики, устроив резкое похолодание российско-американских отношений, затянувшееся до наших дней. Не желая признавать поражение, американцы заявили о сбитом в той суматохе советском истребителе. Факт поражения двух самолетов, американского разведчика и советского истребителя-перехватчика, был наглядно подтвержден двумя маленькими кучевыми облачками, появившимися на свердловской небесной голубизне вроде как из ничего, но Хрущев в нашей колонне не стоял и упрямо твердил о безупречной точности советских ракет, которые с первого раза уничтожают цель. Но мы-то, студенты, во время демонстрации видели не один, а два тепловых облачка и понимали, что коммунистический лидер явно привирает.
Удивительно, но активное участие в инциденте мирового масштаба умудрился принять студент нашей группы Эдуард Марченко, который в тот первомайский день променял демонстрацию международной солидарности на охоту. Они-то, рядовые граждане, еще и браконьеры, в решительный час проявили чувство долга перед страной, задержав спустившегося с небес парашютиста, птицу высокого полета, за что тем же днем были представлены к правительственным наградам. Наш однокурсник награду не получил, побоявшись предстать перед властями за браконьерским занятием. Предупредил же декан под угрозой водосточной трубы, чтобы он больше не попадался. С приближением группы захвата к пилоту, окруженному охотниками с берданками, Эдуард дрогнул и умыкнул в ближайшие кусты. Замаскировавшись в кустарнике, он наблюдал, как армейцы закинули в вездеходы парашютиста, его безалаберных охранников и угнали в неизвестном направлении.
***
Студенческая группа ФТ-60, как и весь факультет, практически сплошь состояла из членов ВЛКСМ, разве что Владимир Половников, отслуживший на флоте четыре года, считал себя выбывшим из «детской команды». Да еще Юрий Дмитриев, десантник, преследовавший по Прибалтике «лесных братьев», недавних гитлеровских союзников, состоял членом КПСС. На его счету было шестьдесят прыжков с парашютом, один из которых пришелся приземлением на противопехотную мину. Врачи починили десантника с головы до пят, но с разорвавшимися барабанными перепонками он приобрел способность дышать не только носом и ртом, но и ушами. Новый ихтиандр раз за разом выигрывал пари на задержку дыхания, пока не разобрались в особенностях его дыхательной системы.
Вернемся к делам комсомольской группы, решившей на собрании установить дружеские отношения с одной из студенческих групп экономического факультета, в составе которого в явном большинстве преобладали девушки. На физико-технический факультет лиц прекрасного пола не принимали из соображений безопасности их материнского здоровья. Потому-то преподаватель курса измерений физических параметров Аэлита Константиновна Штольц была крайне удивлена, когда на первой перекличке студентов группы наткнулась в журнале на девичью фамилию.
- Дубина? – вопрошающе произнесла Аэлита, деликатно поставив ударение на первый слог. – У вас в группе девушка?
Встал Анатолий и во всеуслышание представился, четко перенеся ударение на второй слог. Девичья фамилия превратилась в мужицкую. Надо сказать, что наш сокурсник уродился в семье Дубининых, но при его регистрации местный поп казахстанской провинции, склонный к балагурству, проставил в церковной книге невинному дитя фамильное наречение экзотического характера. Способный ученик, Толя Дубина по окончанию школы в ней же преподавал физику, что послужило ему лучшей подготовкой для поступления на уральский физтех. Окончив УПИ, Анатолий угодил в научный ядерный центр мирового уровня в подмосковном городе Обнинск, первом российском Наукограде. Там он вернул себе законную родовую фамилию, исправив поповский ляпсус; стал кандидатом физико-математических наук. Вот тебе и Дубина!
***
Итак, мне, комсоргу группы, предстояло исполнить возложенную собранием деликатную миссию, с которой я и направился в комсомольский комитет экономического факультета. Там, недолго думая, адресовали меня в группу, где комсоргом была некая Леонора Марли, числившаяся в комитете в числе лучших активисток, в чем позже я имел возможность не однажды убедиться. В перерывах между лекционными парами институт напоминал московское метро в часы пик. Плотные студенческие колонны двигались по широким коридорам и подземным переходам, добираясь до очередной учебной аудитории, которая могла оказаться там, где ей заблагорассудится. В таком потоке на лестничном пролете экономфака до меня донесся девичий голос в адрес разбегающихся студенток: «Девчонки! Не забудьте, встречаемся в четыре часа!» Я присмотрелся к организатору назначенной встречи: девушка в голубом платье с тонкой талией и большим, по самые плечи, белым воротом. Прямо Людмила Гурченко из «Карнавальной ночи», только без муфты. Я понял, что с этой девичьей командой предстояло встретиться нашей группе, ведь она была назначена тем же часом в одной из экономических аудиторий.
Предчувствия меня не обманули. Леонора, в обиходе звавшаяся Нолей, и впрямь была великая затейница, активистка и, можно сказать, красавица. Художественная самодеятельность была ей тем же, что рыбам водная стихия. Пела в знаменитой капелле института, которая под управлением большого знатока хорового искусства Рожанского брала призы среди самодеятельных коллективов, но могла поспорить и с профессионалами. Была та активистка и отменной швеей, кто бы ее обучал? В советские времена истые модницы брали безнадежное дело сотворения нарядов в свои искусные руки, создавая шедевры изысканного женского одеяния, хоть выходи в нем на мировой подиум. А вот о качестве труда мастеров швейных ателье рассказывал любимый в народе сатирик Аркадий Райкин:
- Костюм Ваш? Забирайте.
- Нет, нет, не мой. У него один рукав короче другого.
- Но пуговицы Ваши?
- Пуговицы, кажется, мои.
- Тогда и костюм Ваш. Забирайте.
На совместной встрече двух групп наметили проведение совместного вечера отдыха, на чем и закончились совместные культурно-массовые мероприятия, но комсорги не оставляли надежды на их продолжение, изыскивая варианты содружества. Тому способствовало близкое к общежитию место жительства Леоноры. Всего-то через дорогу, в доме соседней улицы Первомайская, проживала эстонская семья Марли, занимающая в коммунальной квартире две смежные комнаты. Дворик был уютный, со скамейками, на которых, бывало, организаторы комсомольских затей допоздна засиживались теплыми вечерами, так что иной раз девушка погружалась в легкий сон в объятьях спутника.
Комнаты, в которых Леонора жила с отцом Яном Антоновичем и бабушкой Амалией, были обставлены просто, но всегда чисто прибраны. Отец, главный механик автоколонны № 1212, что по улице Завокзальная 30, своими руками изготовил комод, стиральную машину и всякую мелочь. За порядком следила бабушка, высокая, спокойная и сохранившая черты женской красоты. Ее отличало чувство не показного достоинства человека, однажды проторившего путь к жизненному успеху. Когда-то она владела крепким хозяйством, за что была раскулачена, потому и знала себе цену, а свою волю и твердый характер передала внучке. Однажды объявившись в гостеприимной квартире, я зачастил в нее и был радушно принят хозяевами. К родителям в Верх-Нейвинск выезжал по выходным дням.
***
Летом 1962 года мы крепнущим комсомольским союзом взяли курс на юг, в Сочи, город-курорт на Черноморском побережье Кавказа. Остановились в частном доме, куда надо было ехать от Платановой аллеи через реку Сочи и вдоль городского парка «Ривьера» еще две-три остановки. Хозяйка сдавала комнату по рублю в сутки, а ее дочь, работавшая контролером в новом шикарном кинотеатре «Мир», пропускала нас на сеансы бесплатно. Все условия для отдыха «диким» способом. На городской пляж, где яблоку было некуда упасть, ездили городским автобусом.
На улочках, утопающих в пальмах, эвкалиптах и магнолиях, привлекали уютные уголки общественного питания. Множество мелких кафе на открытом воздухе. Ограды из тонких прутьев, по которым вились виноградные лозы, образуя зеленую стену. Вьющиеся поросли заменяли и потолочные перекрытия; посетители сидели в зеленом раю, не горожане, а дети природы. Простенькие столики создавали впечатление старинного быта, на виду очаг, где мастера грузинской кухни готовили ароматные шашлыки на длинных шампурах. Приветливые девушки разносили по столам заказы, к ним бутылки кавказских вин.
Быстро освоившись в городе, где никто не работал, а все отдыхали, мы активно включились в экскурсионные поездки по злачным местечкам в черте города и за пределами. Замечательный мир нам, уральским провинциалам, открывался в Ботаническом саду, где благоухали экзотические растения из разных уголков мира. В Тиссо-самшитовой роще в жаркие дни царили полумрак и прохлада, цепкие лианы жадно обвивали древесные стволы, устремляясь наверх, к солнцу, а там густые кроны переплетались в сплошной зеленый массив, отделяющий небо от земли.
На башню горы Ахун, видимую со всех концов города, дорога вела серпантином на высоту, откуда открывался захватывающий вид на ландшафты Кавказских гор, уходящих в бесконечных пересечениях хребтов и кряжей к далекому, синеющему в мареве горизонту. Не зря же Михаил Лермонтов славил полюбившийся ему Кавказ, который стал, по сути, главным героем его произведений. Читаешь Мцыри или Демона, а в памяти остаются волшебные картины горных пейзажей. Закрадывается подозрение, что сюжеты тех произведений были поэту лишь неким поводом для описания природного великолепия. Были и более далекие поездки. На Красной поляне, ныне широко освоенной, в те благословенные времена, куда ни глянь, пустынные дикие склоны, покрытые дикоросами, и никакой не виделось поляны, сколько ни вглядывайся, лишь гора с горой сходились и расходились, открывая вид на новые горы.
***
Из Сочи совершили путешествие по Абхазии. На берегу голубого озера Рица, затерявшегося в кольце изумрудных гор, стояло небольшое гостиничное сооружение, да деревянный настил над прибрежной кромкой воды, вот и вся инфраструктура. В сторонке дача Сталина, тоже незамысловатая. Скромности в быту вождю не занимать. Запомнилась дорога к озеру, узкая, прижимавшаяся к горному склону, а с другой стороны то обрыв, то пропасть, куда лучше не заглядывать. По всем маршрутам картины первозданной природы, влекущие нетронутой дикостью, а вот сейчас, себе представляю, на первом плане – железо, стекло и бетон, но манит мечта побывать в том Богом дарованном краю, убедиться, что не все в нем еще исковеркано властителями природы.
Поездка вдоль морского побережья имела свое, особое очарование. Море – вечно живая субстанция планеты, находящаяся в постоянном движении и волнении, а то кидающаяся в яростных накатах водных громадин на прибрежную твердь. Море – это бушующая жизнь планеты, в отличие от окаменевшей земной коры, подающей признаки жизни лишь в колыханиях лесных покровов, и те безжалостно уничтожаются алчным человеком. Человек, эта живущая меркантильными интересами бабочка-однодневка, страшно далек от человечества, потому-то он беззаботно рубит сук, на котором сидит, обращая континенты в пустыню Сахара. На век бабочки-однодневки леса пока хватает, хотя с натяжкой, а до судеб человечества ему и дела нет. Человек и есть первый враг человечества.
Не обременяя себя планетарными проблемами, мы нежились на пляжах Пицунды. И все-то было замечательно кроме неудобства с песком, налипавшим на ступни, когда надо было перед уходом надевать обувку. Как избавиться от налипавшей помехи? Моя находчивая спутница, решительности которой было не занимать, и здесь нашлась, ловко закинув ногу для омовения в мойку под краном, назначение которого предписывалось объявлением: «Вода для мытья фруктов». Во взглядах собравшейся очереди с фруктовыми припасами читалось неодобрение вызывающим поступком неучтивой девицы. Я испытывал неловкость, надеясь, что бестактность как-то обойдется без последствий.
- Девушка, для Вас же написано – вода для мытья фруктов, - выразил общее недовольство мужской голос из очереди. Надо было разрядить напряженную обстановку, что мне удалось изречением известной присказки:
- Она и сама еще тот фрукт!
Под раздавшиеся смешки наша парочка унесла ноги от греха подальше.
***
Отдых окончен, и мы на обратном пути. На станции Геленджик женщина продавала ведро сливы за рубль. Пересыпать приглянувшиеся фрукты было не во что, и находчивая продавщица сбыла нам товар вместе с невзрачной тарой за два рубля. Сочных плодов с сиреневой кожицей хватило до станции Красный Кут Саратовской области, чтобы навестить Гельму Мартыновну, маму моей подруги по комсомолу, институту и, с некоторых пор, по жизни. Из Саратова уезжали по длинному железнодорожному мосту через привольно разлившуюся Волгу-матушку, которая в сером полноводье несла большие нефтяные пятна. Даже взглядом ощущалась лоснящаяся жирная пленка на водной поверхности великой русской реки, за которую некому было заступиться. Общество служило послушным придатком государству, как профсоюз считался «приводным ремнем партии», а об экологических движениях и понятия не имелось. Помнится, в школьных учебниках по географии публиковались снимки, где небо чернело от густого дыма заводских труб. Снимок наглядно отображал достижения в деле индустриализации страны, так что люди, без особых на то недовольств, вдыхали заводскую копоть, приближающую их к светлому будущему.
За мостом – город Энгельс, в довоенное время значившийся столицей Автономной республики немцев Поволжья, но в 1941 году немецкие жители с Волги дружно эвакуировались на восток, подальше от наступающих дивизий вермахта. Широкую известность город получил весной 1961 года, когда в его окрестностях жители деревни Смеловка, привлеченные раздавшимся в небесах грохотом, увидели спускаемый на них парашют. Откуда взялся? Опять сбитый американский летчик, какой спускался на Урале? Разве могли они подумать, что к ним пожаловал человек из космоса?
Тормозная установка на корабле «Восток-1» включилась за шесть тысяч километров от границы СССР, но отключилась на секунду раньше положенных сорока одной секунды, что сбило расчетную траекторию спуска и точку приземления, где космонавта ждала служба спасения. За одной неприятностью – другая. Через десять секунд после торможения должен был отстегнуться электрокабель, соединяющий кабину космонавта с модулем корабля, но он и не думал отстегиваться. Две части корабля болтались в космосе подобно ботинкам, связанным шнурками. Кабина крутилась и кувыркалась, уподобившись акробату, перед глазами мелькали небо, Африка и солнце, а к ним добавилось пламя от раскалившегося в атмосфере «второго ботинка». Гагарин, а это был он, находился на грани потери сознания, держась усилием воли. Перегрузки в десять ускорений, что равнозначно состоянию при весе тела в семьсот килограммов. Представьте себе!
Через десять минут, показавшихся вечностью, сработала «автоматика», - разгоревшееся пламя расплавило «шнурок», и кабина отскочила от корабельного модуля, продолжая исполнять кардебалет. Кабина с гулом входила в плотные слои, выравнивая полет, появилась радиосвязь с центром управления, и Гагарин доложил, что полет идет нормально, хотя и с перегрузками.
На высоте семи километров выстрелило катапультируемое кресло, донесшее до землян момент прибытия космонавта. Гагарин увидел, что спускается на Саратов, места знакомые, но его относило на Волгу. Вдобавок ко всему, резервный груз весом в тридцать кило, вместе с надувной лодкой, где-то сорвался, и космонавт остался без средства спасения на воде. Ситуация. Но может быть, все было к лучшему, если парашютиста, освободившегося от лишнего груза, перенесло через широкую реку, из Саратова в Энгельс. Там, в трех километрах от берега, бабушка Анна Тахтарова сажала картошку, обомлев при виде приближающегося чудовища в оранжевом скафандре. «Не бойся, - сказало чудовище на чистом русском языке, - Я советский человек из космоса». Позже ТАСС сообщало о десяти смертельных опасностях, поджидающих Юрия Гагарина в полете, но все они были отведены судьбой или преодолены космонавтом.
От Энгельса мы, путешествующие студенты, добрались до Красного Кута, где Гельма Мартыновна, птичница комбината пернатых, прижилась с сестрой Леной, когда Ян Антонович переселился в Свердловск. Война разбросала супругов по необъятной России, и брак распался. Покинутая супруга сошлась в гражданском браке с местным жителем Яковом Пантелеевичем и поселилась в его крестьянском доме. Она была бесконечно рада приезду дочери с дружком, о котором отозвалась, как о парне «нашенском», и первым делом истопила для гостей баню.
В Красном Куте не утихали отголоски о приземлении в тутошних местах космонавта, но уже другого, под номером 2. В августе 1961 года, за год до нашего приезда, в десятке километров от поселка приземлился Герман Титов, торжественно встреченный четырьмя колхозниками артели «40 лет Октября». На сей раз траектория полета была выдержана по расчету, подальше от Волги, но при спуске Герман увидел, что его несет на поезд, несущийся по железной дороге. Посадка на состав казалась неминуемой; и куда он увезет? Упаси Бог! Бог отвел небесного гостя от помехи. Прибывший отряд спасателей в дар набежавшему населению оставил парашюты космонавта. Хватило всем. Тем же вечером счастливые девицы щеголяли по Красному Куту в юбках из материала, доставленного из космических высот. Завсегдатаям блатных местечек такая удача и не снилась. И в Париже не найти. Но место посадки космонавтов перенесли в широкие казахские степи, где нет ни Волги, ни поездов.
ЧАСТЬ 2. Ангарск. Мы жили в неизвестных городах
Глава 1. Сюда нас привозили впопыхах
Как же он начинался, АЭХК? Ангарское управление строительства (начальник Р.С. Зурабов, главный инженер С.Н. Алешин) с честью справилось с задачей возведения крупнейшего объекта Приангарья. В октябре 1954 года на место грандиозной стройки прибыли два строительных полка и с ними два стройбата. Как и на всякой солидной стройке, в помощь вольнонаемным строителям разбили лагерь для заключенных, располагавшийся за «Четвертым поселком». При выработке задания на сто десять процентов зэкам сокращали сроки наказания, они и старались, как могли. Их было задействовано две тысячи четыреста человек. Общая численность армии строителей, вольнонаемных, военнослужащих и заключенных, достигала тридцати тысяч человек.
Строительство и эксплуатация Ангарского комбината потребовали таких громадных материальных, финансовых затрат и притока кадров, что отодвинуло исполнение программы развития Ангаро-Енисейского региона по вовлечению в народное хозяйство природных ресурсов Восточной Сибири. Там, где вдоль Ангары на сотни километров тянулась ровная, словно скатерть, долина, рушилось приволье уткам, козам, кабанам. На территории, отведенной для ТЭЦ, строители-охотники на зорьке отстреливали глухарей. При копке котлована в Юго-Восточном поселке экскаваторщик ковшом черпал грунт вместе с костями мамонта. И тому покоя не дали.
Уже через три года после того, как директором предприятия, Виктором Новокшеновым, была повалена первая сосна вековой ангарской тайги, произведен пуск первой очереди атомного производства. 21 октября 1957 года заработали 308 газовых диффузионных машин. Через полгода в работу включился весь первый корпус, а дальше – один за другим вступали в строй все четыре километровых корпуса и с ними жилой массив и громадная производственная инфраструктура. Подобное производство имелось только у американцев, они и надеялись сохранить монополию, ведь Европа и Советский Союз на десятилетия разорены войной. Но не тут-то было! Наперекор всему, как черт из табакерки, выскочил Новокшенов со своим заводом и устроил американцам, по туманному выражению Никиты Хрущева, кузькину мать. Пришлось выяснять, кто такой Кузьма и его мама. Сегодня бешеные сроки ангарского строительства, когда основные центры науки и заводы-поставщики располагались далеко за Уралом, могут показаться чудом, но оно свершилось. Есть ядерный паритет с претендентом на мировое господство! Есть оружие для сокрушительного ответного удара!
Не обошлось без сюрпризов в жилом поселке. Фортель, выкинутый при строительстве Дома культуры, вынудил обескураженного заказчика надолго заморозить стройку. Причина приостановки работ оказалось такая, что до нее не догадаться здравому человеку, сколько ни старайся. Просто-напросто, здание построили центральным входом к лесу, а запасным – к городу. Построили, посмотрели, а оно – наоборот! Вы представляете? Бывает же такое! Оставалось просить, как в доброй сказке, чтобы избушка повернулась к лесу задом, а к людям передом, но она не поворачивалась. Пришлось заняться перепроектированием отвернувшегося от народа Дома культуры. Но, как говорится, нет худа без добра. Новый проект явно пошел на пользу ангарскому очагу культуры. Грандиозный стеклянный фасад, редкий по тем временам, украсил не только сооружение, но и всю панораму центральной площади.
***
В 1963 выпускном году мы писали дипломы на комбинате в том же студенческом составе. Эдуард Марченко обладал восхитительным по красоте лирическим баритоном, которым мы в урочный час заслушивались, позабыв обо всем на свете, за застольем, украшенным бутылками от винных производителей. Водка, неразлучный напиток алкоголиков, в нашем кругу спросом не пользовалась. Протяжные напевы и раскатистые рулады, разносившиеся из студенческого обиталища, не служили помехой жителям поселка. Красивый сольный голос исполнителя, обладающего богатым песенным репертуаром, отзывался благостью на душах прохожих. К тому же, в беззаботные советские времена по праздничным и выходным дням народ не знал иных развлечений, как пиршество в тесной дружеской компании. Не обремененные дачами, машинами и заботами частного бизнеса, трудящиеся предавались раскрепощению души, о чем свидетельствовали наперебой рвущиеся из распахнутых окон народные напевы. Можно было устраивать конкурс народного творчества, но до того никто не догадался.
Но потехе час, а делу - время. Дипломная комната нам была выделена не где-нибудь, а в заводоуправлении комбината, а именно - в одном из бараков, построенных на первое время на полпути из поселка до промплощадки. Ознакомительную беседу с дипломниками провел главный инженер комбината Иван Сафронович Парахнюк, участник Великой Отечественной войны, являющий собой образец технического интеллигента. Он разъяснил роль и место комбината в атомной отрасли, с гордостью доложил о достижениях комплексной автоматизации производства, в котором бригады сменного персонала численностью в пять человек обслуживали гигантские технологические корпуса. В то время страна была помешена на автоматизации, даже трактор в фильме «Дело было в Пенькове» обрабатывал колхозное поле самостоятельно, без тракториста в кабине. Уж если в Пенькове запускали тракторы-роботы, то на атомном полигоне отставать было негоже.
На той встрече Иван Сафронович привел пример яркой трудовой деятельности выпускника нашего факультета Владимира Дрождина. «Быстро вникает в дело, настойчив, широко смотрит», - отзывался главный инженер о молодом специалисте. Его фотографии запомнились мне еще в год поступления на физтех. С факультетских стен широко улыбался симпатичный юноша, тогдашняя институтская знаменитость, кандидат в мастера спорта СССР по беговым конькам. Занятия большим спортом он успешно совмещал с учебой, получив в институте диплом с отличием. Как правило, студенты добивались высоких достижений или в спорте, или в учебе, но совместить их могла личность, отмеченная особым знаком свыше.
Очное знакомство с Дрождиным произошло теми же осенними днями на волейбольной площадке, на которой любители перекидывания мяча через сетку сходились в часы обеденного перерыва. Владимир Иванович не отличался высоким ростом, но отлично ориентировался на площадке, сбрасывая мяч на свободные места команды противника. В то время он занимал должность начальника Отдела техники безопасности и вникал в деятельность всех подразделений комбината. Его уже готовили на большую перспективу. Мне тогда и в голову не приходило, что всю свою производственную деятельность предстоит провести под его непосредственным началом.
***
Защита наших дипломов прошла вполне успешно, если не считать частых откладываний из-за занятости директора, назначенного председателем ГЭК.Забот у Новокшенова в то время было выше крыши, комбинат два года работал в авральном режиме, а я без конца совался к нему со своими просьбами по трудоустройству; он же терпеливо сносил мои надоедливые визиты. К тому же, в тот тяжелый для комбината период его, сибирского богатыря, свалил обширный инфаркт. Мои сокурсники для дипломной работы взяли темы расчета каскадов обогащения урана. На заводе насчитывалось триста двадцать восемь блоков по двадцать две машины в каждом. Все это нагромождение, связанное в технологические цепочки, крутилось, вертелось и делилось. Дипломники получили арифмометры и приступили к заумным расчетам с точностью до шестого знака после запятой.
В 1943 году Исааку Кикоину было поручено создание диффузионной технологии, при разработке которой выявились три принципиальные проблемы: подобрать технологически пригодное соединение урана, изготовить делящий фильтр с минимальными отверстиями и сконструировать компрессор перекачки газовых потоков. При выборе уранового соединения остановились на гексафториде урана, способном при нагревании возгоняться без плавления. Академик отвечал за изготовление фильтров по методу спекания мелкодисперсного порошка. Конструирование диффузионных машин одновременно было поручено особым КБ Кировского завода (Ленинград) и Горьковского завода ГАЗ. Научную деятельность академика И.К. Кикоина в Урановом проекте иначе, как грандиозной, не назвать. Он отец двух основополагающих технологий обогащения урана, газодиффузионной и центробежной. Как только он разработал и поставил на ноги диффузионное производство, так в 1954 году был назначен научным руководителем центробежного метода. Обе сложнейшие научно-технические задачи Исаак Константинович, сочетающий таланты ученого и инженера, выполнил на высочайшем уровне.
Суть диффузионного метода деления урана в условиях вакуума сводилась к тому, что газовому потоку в делительной трубке (фильтре) придавался турбулентный (вихревой) режим, при котором через тончайшие микропоры с большей вероятностью проникали «легкие» и более подвижные изотопы урана-235, поступавшие в «отбор». «Тяжелые» изотопы-238, оставшиеся в смеси с «легкими» перед перегородкой, многократно возвращались в делительный процесс и в конечном итоге отводились в «отвал». Трубчатые насадки тоже являли собой чудо из чудес. Диаметр пор в их порах измерялся сотыми долями микрона, чтобы молекулы в них не толкались, как люди в очередях, а проникали через туннели по одной.
Режим турбулентности просто и наглядно продемонстрировал на экзамене по гидрогазодинамике студент УПИ Дмитрий Лобанов, отвечавший по билету на конкретном примере. Дима закурил папиросу и выпустил изо рта такую запутанную струю дыма, что профессор пришел в восторг от невообразимых переплетений больших и малых колец, пущенных вдогонку одно за другим и пересекающихся в вихревом потоке. Снова последовала глубокая затяжка, и профессору предстала, как противоположность турбулентному режиму, стабильная дымовая струя равномерного сечения по всей длине.
- Отлично, Лобанов! – воскликнул профессор. – Подобных демонстраций явления газовой динамики мне не приходилось видеть. Ставлю Вам круглую пятерку.
Во избежание поступления атмосферного воздуха во внутренние технологические полости, общая неплотность на миллионы соединений в машинных сборках и коммуникациях по всем корпусам комбината допускалась в пределах одного квадратного миллиметра! Размер такого отверстия можно себе представить, проткнув иголкой лист бумаги, а ведь в корпусах было установлено семь тысяч машин и вдвое больше мощных компрессоров с диаметрами колеса до двух метров. Трубчатых делительных насадок, комплектуемых ярусами в машинных полостях, насчитывалось до ста пятидесяти миллионов штук. Если их выстроить в единую нить, то она могла дважды опоясать земной шар по диаметру. Немало секретов открыто сегодня читателю, которые долго хранились за семью замками, а нашему поколению посчастливилось участвовать в становлении атомной отрасли.
Когда-то думалось с опаской, сумеет ли молодежь подхватить наши достижения? Ведь мы совершили невероятное, о чем до нас не смели и мечтать. И сделали это, пользуясь логарифмической линейкой, таблицами Брадиса, чертежным пульманом и готовальней. Был еще арифмометр, но не у всех. Смешными и напрасными кажутся сегодня те опасения. Потенциал молодого поколения генетически много выше нашего, и известный анекдот родился неспроста. Внук спрашивает: «Дед, как это вы создали атомную бомбу, запустили в космос человека, а ты не можешь набрать код на домофоне?» Это мы для них дикобразы.
***
Мои сотоварищи погрузились в расчеты газодинамических потоков, меня же заинтересовала тема связующего центра всех этих блоков и каскадов, заполняющих корпуса, словно сотами улей. Связующий центр обогатительных корпусов, прозванный в обиходе «сердцем завода», подавал на диффузионный завод в строго дозированных расходах исходное сырье и принимал из корпусов обогащенные и обедненные потоки. Здесь не обходилось без процессов перевода сырья из твердого состояния в газовую фазу, потом наоборот – принимаемые газовые потоки под воздействием хладагентов конденсировались в емкостях обогащенного продукта (отбор) и обедненного (отвал).
При изучении теории перехода вещества из одной фазы в другую, мне удалось отыскать в Научной библиотеке Иркутского госуниверситета журнал «Техническая физика» за 1939 год, в котором ученые Гухман и Вейник разработали математическую модель процесса замораживания рыбы. Когда я, вооружившись логарифмической линейкой, применил «рыбные» расчетные формулы к урановым технологиям, то получил результаты, с достаточной точностью совпадающие с практическими данными. Есть яркая находка всему дипломному проекту! Не зря же академик Ландау утверждал: «Метод важнее открытия». Руководитель дипломного проекта Владимир Литманович Коган, тоже с физтеха УПИ, согласился с тем, что нет разницы между объектами охлаждения, будь то уран или рыба, если речь идет о математическом изложении процесса.
На дипломной защите директор много хвалил меня за большой объем графического материала и задал вопрос, почему кожа человека легко выдерживает уличный мороз в двадцать пять градусов по Цельсию, тогда как обслуживающий персонал, на руки которого попадает жидкий хладагент той же температуры, получает сильные обморожения? Вопрос, конечно, интересный, в ответе на который пришлось сослаться на многократные различия в плотности газовой и жидкой среды, воздействующей на объект охлаждения, что и отражается значениями коэффициентов теплоотдачи (альфа) и теплопередачи (лямбда). Молекулы разреженного воздуха мягко воздействуют на кожную ткань, тогда как плотная жидкость мгновенно передает холод и разрушает ее.
***
За время дипломирования я, по поручению Виктора Найденова и Вячеслава Тюпаева, трижды ходил к директору, обещавшему оформить в московских командировках наши распределения в Ангарск, но после каждого возвращения он, ссылаясь на занятость, сообщал, что не исполнил наш наказ. Наконец, уже перед нашим отъездом, Виктор Федорович твердо пообещал, что примет нас на работу и без министерского направления. «Мне, конечно, дадут за вас в Министерстве по шее, но видишь, какая она толстая, выдержит», - заверил меня директор, и, наклонившись над столом, постучал по шее ладонью. Эта шея стала залогом моего приезда в Ангарск вопреки полученному в институте направлению в Новоуральск, город моего детства и отрочества, затерянный между Свердловском и Нижним Тагилом.
Были курьезные примеры трудоустройства молодых специалистов на ангарское производство. Анатолий Войлошников, с дипломом энергетика Томского политеха, пришел в железнодорожную кассу за билетом до «почтового ящика 79». Кассир, приглядевшись к странному пассажиру, ответила словами известной песни о невозвратной поре детства: «билетов нет…». В строящемся городе Ангарске станции тоже не было, и Анатолий поехал до ближайшего населенного пункта Китой. Подъезжая к пункту, он увидел, что по лесу идет трамвай. Что за явление? Рассказывали про медведей в городе, а здесь – по лесу трамвай. Видать, секретный, если движется тайным лесным маршрутом, тогда и привезет куда надо. Анатолий соскочил на полустанке и поехал трамваем, но тот увез в обратную сторону, в поселок Майск.
Там сказали, что почтовых ящиков в поселке много, а семьдесят девятый пусть ищет сам. Пришлось вернуться лесным трамваем до Управления ангарского нефтекомбината. Оттуда его послали на первую букву алфавита, в квартал «А», от которого недалеко «десятка», опять в лесу, но трамваи туда не ходили.
-А где искать «десятку»? – допытывался молодой специалист, утративший надежду добраться до таинственного почтового ящика.
- Так она в тайге, но никто ее не видел. Говорят, что под землей, где копают, там и ищи…
Слухи о подземном заводе оказались сильно преувеличенными, хотя они гуляют до сегодняшнего дня. Не видели таинственную десятку потому, что проезд к ней осуществлялся по закрытым ведомственным дорогам. А «десяткой» в народе оценивалось все то, что создано по особому знаку качества, как общежитие физтеха в Свердловске, так и атомный комбинат в Ангарске. Дополнительным доводом в пользу распространившегося названия служила ТЭЦ-10, входившая в состав комбината, опять десятка, а также отсутствие вплоть до 1967 года официального названия: АЭХК. Но называть как-то надо было, вот и назвали десяткой.
… Игорь Петрович Витушкин, работник Отдела главного энергетика АЭХК, вспоминает, как его, в составе семерых студентов Куйбышевского индустриального института, за полгода до защиты диплома вызвали в деканат, где человек в штатском дал им направление на распределение в Старомонетный переулок города Москва. Там Игорю сказали, что в хозяйстве некоего Новокшенова нужен теплотехник.
- А где оно?
- В Ангарске.
- А где Ангарск?
- В Восточной Сибири.
Игорь впал в ужас от перспективы оказаться в Сибири, еще и в Восточной, но ему дали день, чтобы он хорошо подумал над ответом. Подумав, как наказывали, он дал согласие. На станции Майск, близкой к строящемуся Ангарску, молодого специалиста, прибывшего с безбрежной Волги, встретили на директорской черной «Волге». Уже хорошо, а когда в пусковые годы ему начисляли зарплату в полторы тысячи рублей, то он решил, что лучше Сибири в мире места нет, и не может быть. Килограмм мяса тогда стоил пятнадцать рублей, литр молока – два рубля сорок копеек. Игорь Петрович оказался востребованным специалистом в Отделе энергетика, подал более ста рацпредложений и проявил себя искрометной деятельностью в заводском Клубе веселых и находчивых (КВН).
Случайных людей в отрасли не было. Опытных специалистов передовых предприятий подбирали службы 1-го ГУ и отделы обкомов партии, предпочитая отличившихся участников Великой Отечественной войны. Алексей Александрович Мартынов, ветеран АЭХК и его многолетний профсоюзный лидер, вспоминает, что когда-то на комбинате трудились две с половиной тысячи ветеранов войны. Они и на атомном производстве были как на передовой. В свое время В.Ф. Новокшенов, будучи диспетчером Уралэнерго, тоже угодил в обкомовский список перспективных работников. Е.П. Славский, будущий министр среднего машиностроения, приехавший в Свердловск по набору кадров, утвердил его перевод на строящийся атомный объект близ Верх-Нейвинска. Это случилось в 1949 году.
Проверку кадров вели органы государственной безопасности. Требования к новобранцам предъявлялись не только по профессиональным оценкам, но и по их благонадежности. Не обходилось без перегибов. Так, в связи с репрессивными мерами по отношению к Еврейскому антифашистскому комитету и ленинградским делом «врачей-отравителей», студенческие ряды уральского физтеха поредели: из них были «вычищены» студенты еврейской национальности. Начались новые нападки на академика Ландау, руководившего работами по развитию реакции в критической массе урана, за которого заступались М.Г. Первухин и академик Л.Д. Лиханов.
***
Но вот получен диплом. Узнав о намерении тройки ангарских дипломников остаться на комбинате, заведующий кафедрой Г.Т. Щеголев произнес вещую фразу: «Лучше Сибирью начать, чем ею кончить». Мне же судьба прописала новое место жительства как постоянное, о чем никогда не жалел. Тогда же, в беззаботный 1963 год, надо было обернуться в Уфу, за невестой, Марли Леонорой Яновной, которая годом раньше отбыла по распределению на тамошний завод № 26 по строительству самолетных двигателей. Именно на нем в военные годы работал над конструированием лабораторного центрифужного образца профессор Ланге. В комнатушку планового отдела она ходила через ремонтный цех, в котором был изготовлен опытный образец профессора.
Наша переписка не прекращалась весь год, письма летели каждый день да через день, одно за другим, из Ангарска в Уфу и обратно. Руководство уфимского завода вникло в положение молодых специалистов и благословило новую декабристку, устремившуюся за женихом на сибирское поселение. В трудовой книжке декабристки появилась запись: «уволить в связи с переводом по месту работы мужа». С такой формулировкой нам оставалось одно: комсомольский союз скрепить брачным.
Из Уфы – в Свердловск, где сыграли комсомольскую свадьбу в кругу не разъехавшихся сокурсников, друзей и близких родственников. Мои товарищи-комсомольцы подарили шикарный столовый набор серебряных приборов на двенадцать персон, а также набор золоченых рюмок. Дар, сохранивший свою ценность за всю жизнь. Свадьба комсоргов состоялась 20 апреля, а в июне молодожены, уложив свое имущество в два чемодана, совместили свадебное путешествие с переездом в Восточную Сибирь.
В Ангарске – новый визит к директору, сдержавшему свое обещание. С первой встречи, состоявшейся в ведомственной гостинице «Южная», Виктор Федорович распорядился поселить прибывшую семью здесь же, с оплатой по тарифу общежития. Меня, после короткой стажировки, приняли сменным технологом в подразделение, по теме которого я защищал диплом, а супругу устроили на два месяца вожатой в летний пионерлагерь, а затем, после проверки документов в компетентных органах, экономистом в один из энергетических цехов комбината. Через пару месяцев нам была выделена комната в общежитии, а через полгода наша счастливая семейная пара въехала в однокомнатную квартиру. Вопросы социального обеспечения решались быстро и добротно. Оставалось жить и трудиться.
Вместе со мной на комбинат прибыл Виктор Найденов, тоже с молодой женой, еврейкой Фаей, свадьбу с которой наспех сыграли в городе Копейск Челябинской области. Мы дружили семьями. Виктор был устроен в структуру ИВЦ комбината, где в начале шестидесятых годов функционировала автоматизированная система управления производством (АСУТП); на ее базе возник информационный вычислительный центр (ИВЦ) под руководством Г.А. Сергеева. С введением вычислительных машин здесь был простор расчетчикам и программистам, но со временем Виктор перебрался в Желтые Воды, что под Днепропетровском, оставив меня одного из группы на освоение Восточной Сибири.
Третий наш комсомолец-доброволец, Слава Тюпаев, не дождался моего появления в Свердловске. Утомившись в ожиданиях, он оставил мне разгромную записку за предательское поведение и отбыл по распределению в Свердловск-44. Позже, встречая его там, я всегда ловил себя на мысли, что сама судьба, вмешавшись в намерения молодого человека, правильно распорядилась им; в кругу товарищей-однокурсников он чувствовал себя как рыба в воде, а на чужбине мог не выдержать, потеряться. А рыбку Слава изображал классно, как никто, хотя и не в воде. По просьбе товарищей, он разбегался по коридору общежития, отталкивался от пола и летел ласточкой по воздуху, длинный, тощий и легкий, затем приземлялся на грудь и скользил по полу, задрав ноги и собирая пыль.
***
Первое время на работу добирались паровозной тягой в стареньких вагонах ведомственного поезда, который подвозил трудовой народ от жилого поселка до Первой проходной. Пассажиров набивалось полная коробушка, свет в вагонах исходил от свечек, вставленных в футляры. Счастливчики, занимавшие сидячие места, могли подремать. За проходной, охраняемой автоматчиками, двигались вдоль корпусов пару километров пешим ходом, заменяющим утреннюю зарядку. По зимнему морозу приходилось несладко, ведь за зиму вкупе набиралось до пятнадцати деньков с дневными температурами в сорок градусов и ниже. Сколько ни утепляйся, а коленки дубели от нестерпимого холода. Кто-то спасался от мороза пробежкой.
Но летом – красота и наслаждение от прогулки по тропинке через лесок с таежными цветами. Полевые жарки, сапожки, фиалки и саранки радовали глаз неприхотливостью и скромным очарованием. После уральской межсезонной слякоти сибирская погода радовала солнечными днями. Осень сухая, с прохладой по ночам и легкой изморозью на траве. Земля постепенно остывала, и третий снег ложился уже до весны. Погода и сегодня нам благоволит. «Середину земли», удаленную на многие тысячи километров от океанов, не достают шторма и шквальные ветра, не заливают ливни и не поражает град. Солнце над нами круглый год.
Распорядок рабочей недели на комбинате был необычен и хорош. Пятидневная рабочая неделя! Где это видано и где это слыхано? А на предприятии п/я 79 – пожалуйста! В мае 1959 года директор ввел для дневного персонала эксклюзивный режим труда, принятый народом с горячим одобрением. Министерство требовало отмены ангарского чудачества, но директор оставался непреклонен, хотя на годовом отчете схлопотал выговор со снятием премии и три года склонялся в столичных кабинетах как самодур.
Обстановка разрядилась, когда реформатор Хрущев однажды призвал к переходу на пятидневную рабочую неделю, посетовав на отсутствие в Союзе подобного опыта. Тут-то министр Средмаша Ефим Славский не без гордости заявил, что один из его многотысячных коллективов уже несколько лет работает по новой системе труда и отдыха. Через день начальник ОТиЗ комбината А.М. Татаринов спецрейсом и со всеми материалами о передовом опыте вылетел в Москву. Затем в Ангарск понаехали комиссии, изучили новшество со всех сторон, и вскоре Советский Союз от края и до края перешел на ангарскую пятидневку.
***
Условия труда и быта улучшались год от года. Ангарское Управление рабочего снабжения (УРС) было приписано к системе Минсредмаша и поставляло в магазины товары, каких в открытых городах было не сыскать. За ними съезжались покупатели из Иркутска и окрестных мест. Когда в магазине «Силуэт», что напротив спорткомплекса «Ермак», «выбросили» джинсы, вход в магазин заранее был перекрыт грузовиками и по узенькому проходу пропускали группы покупателей с привлечением милицейского наряда. За колготами выстраивались очереди с улицы в сотню метров.
Пришло время, когда людей на работу стали доставлять на новеньких автобусах, с посадкой не на окраине городка, а в центре, на площади ДК «Современник». Праздник народу. С работы трудящиеся отъезжали от нового здания управления комбината, располагавшегося напротив КПП-1. Пассажиры заполняли автобус в порядке живой очереди. Когда свободных мест не оставалось, желающие занимали стоячие места, на дорогу-то уходило не более десяти минут. Все-то устраивало людей, пока однажды в отлаженный процесс не вмешался некто Волков, работник одного из вспомогательных цехов, предположительно - из цеха пароводоканализации. По недостоверным сведениям, его звали Мишей.
В тот день он принялся руководить отправкой служебных автобусов от КПП-1 до жилого района. Для пущей важности активист-доброволец нацепил на руку красную повязку, которая оказывала на людей прямо-таки магическое воздействие. Внештатный распорядитель транспортного движения отправлял автобусы по мере заполнения сидячих мест. На недоуменные вопросы водителей и отъезжающих, привыкших к переездам в переполненных автобусах, Миша пояснял, что с сегодняшнего дня на линию выделено на пять автобусов больше.
Люди наперебой хвалили довольного собой благодетеля за проявленную заботу. Но наступил момент, когда все автобусы отбыли, но не все желающие уехали. На последнем автобусе предусмотрительно отбыл и руководитель пассажирских перевозок. Одураченный народ возроптал и направил к диспетчеру предприятия делегацию, потребовав обещанные «дежурным с повязкой» дополнительные пять автобусов. Диспетчер подивился проявленной инициативе неведомого организатора, но распорядился направить дополнительные автобусы для застрявшего народа.
… Но был еще не вечер, и Маша Волкова, супруга любителя розыгрышей, увлекла благоверного в «Универсам». В Юго-Западном районе Ангарска, где разместился жилой массив АЭХК, как раз открылся магазин с новой и совершенно непривычной формой обслуживания населения. Новизна состояла в том, что покупатели не выстраивались в осточертевшие очереди, а проходили к прилавкам, где сами набирали в корзины продукты, а на выходе рассчитывались с кассиром. Так Советская власть, поднатужась, предприняла попытку приобщения граждан к цивилизованным формам отношений между продавцами и покупателями.
Слухи о диковинном магазине самообслуживания распространились среди горожан, привлекая их, как пчел на сладкую патоку. Среди них оказалась семейная пара Волковых. Маша пошла по рядам набирать товары, а Миша, осмотревшись в новой обстановке, двинулся к выходу поджидать супругу. Инициатор нестандартных жизненных ситуаций какое-то время колобродил у выхода в ожидании супруги, пока в его беспокойной голове не блеснула очередная оригинальная идея. Не откладывая задуманное, он доверительно сообщил кассиру, что видел, как одна из покупательниц запихала за пазуху банку консервов, и указал на беспечно разгуливающую по залу собственную женушку.
Когда Маша подошла к кассе, ее поджидала бригада сотрудников магазина.
- Предъявите, гражданка, припрятанный Вами товар, тогда и рассчитаем Вас, - потребовала девушка за кассовым аппаратом.
- Какой такой припрятанный товар? – оторопела Маша.
- Банка консервов, которая у Вас за пазухой, - подсказала девушка.
- Почему за пазухой? О чем Вы говорите? У меня все в корзине...
- Пройдемте, гражданка, в кабинет директора, там разберемся...
Из кабинета разъяренная Маша ринулась к провокатору, которым, по описаниям извинившихся сотрудников, оказался не кто-нибудь иной, как ее собственный муженек! Всю силу возмущения за испытанный принародный позор она выплеснула на спутника жизни.
- Тише, Маша! Тише!! – успокаивал наводчик взбешенную супругу, - Так надо, Маша!
- Кому это так надо? – снова оказалась в замешательстве оклеветанная Маша.
- Так надо, Маша, чтобы ты вошла в доверие продавцам…
- Зачем мне это доверие? – не могла взять в разумение недоумевающая Маша.
- Затем, Маша, что в следующий раз смело клади банку за пазуху - тебя уже никто не заподозрит и не задержит!
У бедной Маши помутилось сознание то ли от незавидной перспективы таскать из магазина за пазухой банки консервов, то ли от неистощимости Мишиных выходок, в которых непросто было выявить серьезность или дурашливость его поступков.
***
Итак, КИУ (комплекс конденсационно-испарительных установок), связующий узел всей технологической цепочки производства по обогащению урана. С вводом в 1961 году химического, сублиматного, завода, или завода «С», комбинат получил «сырьевую независимость». На химическом производстве АЭХК исходное сырье, тетрафторид урана, фторированием в факельных реакторах доводилось до гексафторида, очищалось, затаривалось в порошкообразном виде в баллоны объемом один метр кубический и транспортировалось в здание № 3Б. Здесь баллоны устанавливались в электроиндукционные «корзины» (индукторы) для прогревания и подачи газообразного урана в технологические корпуса.
По воспоминаниям директора химзавода Анатолия Алексеевича Лавелина, химическое производство рождалось в муках и с большими трудностями. Даже в освоенном производстве на некоторых участках без противогаза было не обойтись. Выполнив необходимые операции, люди выходили на улицу, чтобы отдышаться. Однажды контролер Князева оказалась в химцехе №1 без противогаза, что было нарушением правил техники безопасности для нахождения в той категории помещений. Начальник смены В. Пырков, умница и душа компаний, пошел за ней на поиски, но безуспешно. Хотя он и вернулся из мертвящего смрада, но спасти его медикам не удалось. Погибла и Князева.
Первым директором химического завода был назначен Андрей Максимович Пикалов, выходец с Алтая, окончивший школу с золотой медалью, а химфак Томского университета – с отличием. На Усольском химкомбинате отличник учебы дослужился до начальника цеха, стал парторгом ЦК КПСС, потом – секретарем Усольского и Ангарского горкомов партии по промышленности. Заводной, с быстрой речью и сверлящим слух сильным фальцетом, вдобавок с огненной шевелюрой на голове, он всегда привлекал к себе внимание окружения. Его и приметил В.Ф. Новокшенов, решив, что более заметного директора химзавода ему не подыскать. К странностям Пикалова можно было отнести приобретение машины марки «Запорожец», пользовавшейся у автомобилистов вечными насмешками. Зато он был ближе к народу. Главным инженером к нему приставили Ф.И. Косинцева, тоже с рыжим отливом волос, чтобы лучше сработались. Феоктист Иванович – выпускник физтеха УПИ, доктор технических наук.
По аналогии с сублиматным заводом «С», диффузионный завод назывался заводом «Т», но что же могла обозначать эта таинственная буква? Не сразу поймешь. Ответ лежит в названии моделей диффузионных машин, начиная с машины типа «Т-15» и других, в которых применялись трубчатые фильтры, тогда как в первоначальных машинах «ОК» ставились плоские. Они тогда назывались "картами", по размерам игральных карт. По трубчатой машине получил название и «трубчатый завод». Заодно отметим, что название «ОК» пошло от конструкции одноступенчатого компрессора, разработанного в КБ Горьковского автозавода. Кругом секретность. Вместо слова «уран» во всех заводских документах было напечатано черным по белому: «металл», к примеру, «гексафторид металла» и его формула – МеF6.
С этими заморочками попал в переплет Евгений Ильич Микерин, будущий главный инженер ПО "Маяк", работавший в Челябинске-40 еще начальником смены, когда он попался на глаза Л.П. Берии при обходе предприятия.
- Ты можешь доходчиво объяснишь суть производства на комбинате? – обратился Лаврентий Павлович к молодому специалисту. В туманных докладах руководящего состава он потерял надежду понять, зачем нужен комбинат. Евгений предельно просто изложил ему производственную цепочку, называя прямыми словами запретные понятия «уран» и «плутоний».
- Нашелся хоть один человек, который ясно рассказал, что тут происходит, - удовлетворенный докладом, Берия пожал Микерину руку и отбыл по своему маршруту. Берия уехал, а молодого инженера затаскали органы. На каком основании он раскрыл названия засекреченных радиоактивных элементов? Откуда он знает о смежных производствах? Помусолили, но не привлекли.
Режимные требования в отрасли были такими, что выше некуда, взять хотя бы трагический случай на АЭХК. В тот день двое демобилизованных договорились с сослуживцами, чтобы те пропустили их на территорию заводской столовой к знакомым девчатам, с которыми подружились за время службы, но задержались по молодому делу, когда на пост заступили солдаты, только что прибывшие на охрану комбината. Видя такое дело, нарушители воинской дисциплины решили не объявляться с повинной и не подводить товарищей по сговору, а прорвались через охрану КПП-1 и выбежали из проходной, но их настигла автоматная очередь. День окончания службы стал им последним днем жизни.
... Помимо технологического оборудования, производственное здание КИУ имело участок фреоновых установок для приготовления хладоносителя (рассола) с температурой минус двадцать пять градусов, подаваемого в дьюары коллекторов отбора и отвала, и блок вакуумных насосов для откачки газообразного продукта из корпусов. Для конденсации «проскочившего продукта» применялись промежуточные емкости, охлаждаемые твердой углекислотой, температура минус 78 градусов по Цельсию. Сопутствующие примеси улавливались в «осадителях» с охлаждением жидким азотом при температуре минус 195 градуса. Подразделение КИУ с его трехступенчатой системой охлаждения часто называлось холодильным отделением.
Щитовая площадка состояла из трех десятков панелей для контроля технологического процесса. Основные показатели круглосуточно фиксировались на лентах самопишущих приборов, этаких прообразов «черных ящиков», которые со временем стали устанавливаться на самолетах. Ленты с записями молчаливых свидетелей ведения технологического режима ежесуточно снимались операторами и передавались в бюро контроля. На щитовой площадке – рабочее место сменного технолога. Под потолком ходили два мостовых крана грузоподъемностью до десяти тонн.
Меня направили инженером-технологом в смену «Б». В каждой смене трудились по пять-шесть аппаратчиков, из них два-три опытнейших, которые были надежной опорой любому технологу. В смене «А» к таким корифеям относился Юрий Васильевич Маскальцов, награжденный орденами «Знак почета» и Трудового Красного Знамени, и Виктор Гаранин. В смене «В» это были Николай Афанасьев, бывалый таежник, Авим Вагин, Валентин Левченко и Владимир Клюкин, который позже будет занимать инженерные должности технолога, начальника смены и нормативно-технического бюро завода; в смене «Г» - Лев Пушмин, человек твердых жизненных убеждений, и Михаил Лыков, прибывший из Свердловска-44 и опять орденоносец. В моей смене «Б» два аппаратчика-наставника, Вениамин Спиридонович Квакин и Владимир Иванович Герасименко, знали действующее оборудование как свои пять пальцев, с ними мне, вчерашнему студенту, сам черт не был страшен.
Глава 2. Мы жили здесь на страшных скоростях
К тому времени на диффузионном заводе объявились две острейшие проблемы, над которыми всему персоналу пришлось биться не один год. Если условный «норматив» неплотности объединенной заводской цепочки соответствовал иголочному проколу на листе бумаги, то на 1963 год этот лист был «изрешечен» отверстиями. Поступающая с воздухом влага в соединениях с фтором приводила к образованию кислот. Жару поддавали конструктивные недостатки в компрессорах диффузионных машин, приводящие к задеваниям лопастей о неподвижные элементы с явлениями «термореакции».
Вдобавок, наблюдались забивки рабочим продуктом пористых диффузионных трубок, что приводило к газодинамическим возмущениям, смешению обогащенных и обедненных потоков и к значительной потере производительности машин. Доходило до работы цепочки в безотборном режиме. Корпуса работали, а отбор в КИУ не поступал. Странно было держать отбор закрытым. Плюс ко всему - повышенный уровень отказов в работе компрессоров.
В итоге, натечка воздуха составляла десятки килограммов при норме в полкило. В рапортах технолога ее величину иногда ставили усредненной за смену, сглаживая пики замеров. Воздух – первый враг обогатительных процессов. В отвальных емкостях скапливались воздушные мешки, препятствующие конденсации поступающего потока, порой персонал вынужден был снимать их с рабочих точек при заполнении всего на треть, чтобы готовить на коллекторе резерв, способный к приему отвала. Нечто подобное творилось на коллекторе питания, где баллоны снимались с коллектора с остатками неиспарившегося продукта.
Бригады слесарей по замене баллонов и емкостей работали в поте лица. Аппаратчикам хватало забот по промывке вскрываемых полостей. Частые вскрытия вели к загазованности помещения. Бывало, что по несколько раз за смену принимались оглушительно выть сирены, предупреждая о повышенной радиации, к ним привыкли и реагировали вяло. Вакуумные насосы захлебывались, откачивая «хвосты» отборного продукта. Вместо одного-двух, в работе одновременно находилось по три-четыре насоса из восьми, а то и больше, другие на замене загрязненного масла. Резерв зачастую отсутствовал.
Камнем преткновения для завода стал комплекс КИУ, смонтированный в здании № 3, напротив корпуса № 1, с явно заниженными мощностями производства. Невозможно объяснить такую промашку, когда проектные мощности подразделения были перегружены в четырнадцать раз! Для чего же закладывались выстроенные в строгий ряд четыре километровых корпуса? Действующий комплекс установок задыхался в неимоверных перегрузках. Оборудование размещалось так плотно, что по узким трапам и переходам персонал перемещался по одному человеку, цепляясь за всюду торчащие конструкции. Руководство предпринимало срочные меры к строительству нового здания напротив корпуса № 2, что было дальше от столовой, от заводской проходной и всего бытового комплекса, но оказалось, что уже построенное здание № 3А опять не выдержит возрастающих нагрузок. Ничего не оставалось, как приступить к проектированию третьего здания КИУ под номером 3Б напротив корпуса № 3, а это еще дальше от столовой, в которой персонал промплощадки получал бесплатное питание по талонам. На всю эту чехарду с момента пуска завода ушли семь лет.
С проверками на комбинат приезжал заместитель министра Чурин и многочисленные комиссии. Директор и Борис Васильевич Науменко, руководитель Расчетной группы, были вызваны в ЦК КПСС с отчетом о работе комбината. В кабинет товарища Гордеева, курирующего Минсредмаш, они входили и отчитывались поочередно. Причины аварийности были отнесены к отсутствию опыта в запуске столь масштабного производства. Прямой вины руководства комбината не было установлено, и оно оставлено на должностях. К тому же, Новокшенов в начале пятидесятых годов уже вытянул Верх-Нейвинский диффузионный завод Д-3 из подобного состояния, ему и в Ангарске – карты в руки.
Борис Васильевич неспроста привлекался к ответственности перед ЦК. Выпускник Томского физтеха, он в Свердловске-44 перешел в расчетно-теоретический сектор, где получил задание рассчитать пусковой режим всех диффузионных корпусов, которые вводились в строй где-то на востоке за три тысячи километров. Через полгода он справился с заданием и был отправлен туда, где нуждались в его расчетах. Расчетную группу диффузионного завода, бывшую «филиалом» отдела Науменко, возглавлял Олег Николаевич Дружинин, человек редкого великодушия и открытого сердца. Его помощником был Репин, частый гость КИУ. К Олегу Николаевичу мне приходилось заглядывать по вопросам подготовки технологических переходов, мы с ним охотно составляли компанию при посещении столовой. За оживленными беседами обед что был, что не был.
***
В таких-то условиях в мою ночную смену однажды разорвалась емкость для осаждения «хвостов» откачки, подвергаемая в процессе работы глубокому охлаждению жидким азотом. Когда такой осадитель емкостью двадцать четыре литра после снятия с коллектора отогревался до нормальных температур, то сопутствующие химические элементы и их соединения переходили в газообразное состояние, создавая в замкнутом пространстве чудовищные давления. Если этого «злого джина» по мере оттаивания не откачать из емкости, что предписывалось в обязательном режиме «тренировки», то прочнейшая сталь марки 1ХН9Т не выдерживала, и происходил разрыв корпуса с выбросом содержимого в помещение.
То самое и произошло в ту злополучную смену, когда бело-серое облако мгновенно окутало треть помещения, отрезав мое рабочее место от выхода. Плотная белесая пелена распространилась по зданию под самый потолок, угрожающе надвигаясь на щитовую площадку. Не отсидеться. Мне предстояло действовать на свой страх и риск. По прямой связи сообщил начальнику смены, находящемуся на Центральном диспетчерском пункте завода, об аварийном выбросе газа и о том, что покидаю помещение. Но как? Шкаф с противогазами стоял при входе в здание, так что на индивидуальное средство защиты рассчитывать не приходилось. Запасной выход имелся в противоположном конце здания, в районе фреоновых установок, и через него можно было выйти, сбив пломбу, навешанную режимным отделом. Но при срыве пломбы надо было писать объяснительную записку, что тоже не прельщало.
Известно, что молодость славится безрассудством, по этим сомнительным мотивам я решил прорваться через урановый смрад. Рукавом правой руки прикрыл рот, чтобы дышать через ткань спецовки, левую руку вытянул вперед, на ощупь пространства, хотя кисть руки едва маячила, растворенная в молочной мгле. Чтобы не заблудиться в лабиринтах основного прохода, побежал по отвальному отсеку, где емкости стояли в строгом ряду, и по пути не было спусков и поворотов. Как показалось, передвигался долго, прищурившись, не представляя, какую часть пути одолел, пока не понял, что затеял глупую авантюру и резко повернул назад. Ведь даже после отвального отсека надо будет искать выходную дверь, и опять на ощупь стены. И что будет попадаться под ногами? Сейчас - только бы выбраться в обратном направлении…
Выскочил! Кромешный ад позади. Уже без раздумий сбил пломбу запасного выхода и вышел в соединительный коридор, где находился персонал аппаратчиков и прибывший по тревоге начальник смены. Двое уже примеряли противогазы, чтобы пойти на поиски технолога. Вентиляция работала на полную мощность, и через полчаса в здании посветлело. Нашли развороченный осадитель, источник переполоха, испускавший струйку дыма, словно из курительной трубки. «Курильщика» заморозили в сосуде Дьюара, по имени изобретателя сосудов с теплоизоляционными стенками, чтобы прекратить чад до утра, когда прибудет дневной персонал и сдаст его на обследование противоаварийной инспекции.
Эти емкости, собиравшие весь «цвет» сопутствующих примесей, представляли наибольшую угрозу по опасности газовых выбросов. Их переработка и очистка велась на специально созданном участке «Р» химического цеха № 3, где первым начальником участка был Евгений Никифорович Жиронкин, грамотный инженер и настойчивый руководитель. Он прибыл из Свердловска-44 с командой Новокшенова, насчитывающей несколько сот человек. Обычно Евгений Никифорович сам каждые сутки-другие привозил и сдавал в группу спецучета КИУ подготовленные к эксплуатации осадители, забирая на обработку очередные заполненные «подарки». Санитарные условия на его участке тоже были не сладкие, зная о том, я в 1966 году от души поздравлял Евгения с заслуженным награждением орденом Ленина. Роль его участка для КИУ была незаменимой.
Коли технологические емкости нуждались в регулярных промывках, то люди, возившиеся с ними, тем более. Сдав смену, мы снимали рабочую одежду, размещая ее по индивидуальным шкафам в «грязном» отделении. В карманах наших курток всегда имелся дозиметр контроля полученной дозы облучения. Результатов их показаний персоналу никогда не сообщали, но кое-кого направляли на обследование в медсанчасть комбината МСО-28 или в министерские санатории, которые значились в числе лучших на Черноморском побережье Кавказа. Из «грязного» отделения шли через душевой зал на множество моечных мест, из него - в «чистое» отделение, где одевались в обычную одежду. Я же в тот день, который мог стоить жизни, переступив порог квартиры, достал из холодильника бутылку водки, хранящуюся в качестве неприкосновенного запаса для подобных случаев, принял стакан народного средства для дезинфекции, как рекомендовали цеховые медики, и провалился в глубокий сон.
***
Лучевая болезнь возникает под воздействием ионизирующих излучений, в частности, нейтронных потоков (внешнее облучение), или при попадании радиоактивных веществ в организм (внутреннее облучение альфа-, бета- и гамма-лучами). При получении небольших доз, но в течение длительного периода времени, возникает хроническая лучевая болезнь, когда радиация накапливается в клетках. Впервые она изучена в пятидесятых годах у работников ПО «Маяк» (Челябинск-40), основанном в 1948 году, и у жителей, проживающих по реке Теча, в которую сбрасывались отходы комбината. За первые три года эксплуатации комбината в зоне поражения поймы рек Теча-Исеть оказались сорок населенных пунктов с населением сто двадцать тысяч человек, из которых пришлось эвакуировать восемь тысяч человек.
Конечно, «лечение водкой» не избавляло от облучения, поскольку лучи не поглощаются спиртом, но хотя бы вело к нейтрализации химических веществ. В дни ежемесячных инвентаризаций основного продукта, когда закрывались и снимались для взвешивания все работающие емкости и баллоны, в помещении КИУ повышался уровень загазованности, и по окончанию работ слесарям на территории завода выставлялся спирт; затем их развозили автобусом с доставкой по квартирам. Жены были готовы к встрече «тепленьких» мужей.
Несмотря на усиленную профилактику, профессиональная болезнь брала свое без всяких скидок и снисхождений. Высокая зарплата и социальная защищенность привлекали в отрасль людей, рабочих, инженеров и служащих, но расплата не заставляла себя долго ждать. Едва они успевали выйти на пенсию, оформляемую по «горячей сетке», как исчезали куда-то из поля зрения, словно их и не было. Мне природа сохранила жизнь на достаточно уважительный срок, хотя в атомном пекле пришлось трудиться десять с половиной кипучих лет. Так и Нина Кожевникова, лаборантка контроля качества, полвека, если не больше, отстояла в здании КИУ на контрольных замерах емкостей отбора и здравствует поныне. Удивительная жизнестойкость, и долгие лета ей! Пусть они длятся как у Е.И. Микерина, принявшего под Челябинском и Красноярском общую дозу более трехсот рентген и жившего во здравии под девяносто лет, а то и больше.
***
Обстановка на ангарском комбинате вызвала серьезную озабоченность в Министерстве среднего машиностроения, которое с 1957 года возглавил Ефим Павлович Славский, в прошлом кавалерист Первой конной армии Буденного, позднее директор Уральского алюминиевого завода. В том году я уселся за студенческую парту, а он в министерское кресло. Так и занялись каждый своими делами. За тридцать министерских лет управления атомным хозяйством Ефим Павлович нацепил на костюм три золотые звезды Героя Социалистического Труда, десять орденов Ленина и еще много чего. Даже генсек ЦК КПСС Леонид Ильич, большой любитель наградных знаков, едва успевал угнаться за министром, стараясь не отстать по количеству наград высшего ранга от человека, возглавлявшего автономное государство в государстве, замкнутый комплекс ста пятидесяти предприятий и институтов. Не только ядерными технологиями занималось авторитетное Министерство, а также атомными станциями и еще кое-чем, так, четверть добываемого в стране золота приходилась на его горнодобывающие предприятия.
Достаточно сказать, что в глуши мордвинских лесов, в городе Саров, Минсредмаш имел ведомственную Академию наук, в которой состояли двадцать четыре академика, двадцать пять Героев Соцтруда и свыше пяти тысяч докторов и кандидатов наук, трудившихся в условиях чрезвычайной секретности. Бывало, ученых вывозили из зоны на рыбалку, но под охраной. Саров заслуживает отдельного комментария. В далеком 1706 году на стыке Нижегородской области и Мордовии монахи основали Саровскую пустынь, названную по речке Саровка. Широкую известность монастырь приобрел благодаря преподобному Серафиму Саровскому, причисленному в 1903 году к лику святых. Место стало воистину паломническим, пока Советская власть, глядя на церковные помрачения прихожан, не прихлопнула богадельню, разрушив Саровский монастырь.
Когда же государству потребовалась ядерная защита, на месте бывшего монастыря в 1946 году обосновалось Конструкторское бюро № 11 Академии наук (главный конструктор Ю.Б. Харитон). Постановлением Совмина СССР от 10.06.48 предусматривались меры по совершенствованию конструкции атомных «чудовищ», а также выделение отдельных комнат сотрудникам КБ-11 академикам И.Е. Тамму и А.Д. Сахарову. Воодушевленный решением жилищной проблемы, Андрей Дмитриевич выдвинул идею двухступенчатой конструкции водородной бомбы, в которой начальный взрыв атомной бомбы вызывает последующую термоядерную реакцию. В 1954 году его идее был дан ход, а в сентябре следующего года произошло испытание водородной бомбы РДС-37, сконструированной по предложенному Сахаровым принципу. Он стал ключевым моментом в развитии оружейной ядерной программы СССР.
Из КБ зародился научный центр Атомного проекта, ныне это Российский ядерный центр ВНИИ Экспериментальной физики. Город рос, оставаясь, как многие города-сородичи, без имени-отчества. Иногда его называли Арзамасом, а в конце девяностых годов вернули историческое название. Саров стал известен миру как родина советского ядерного оружия, где производилась сборка плутониевых и урановых бомб, а Серафим Саровский, мощи которого хранятся неподалеку, в местечке Дивеево, получил признание покровителя физиков-атомщиков. Город и сегодня строго закрыт, а паломничество к святому Серафиму переключилось на Дивеево.
***
Начальник Четвертого управления Александр Дмитриевич Зверев установил личный контроль над исправлением сложной ситуации на ангарском комбинате-820. Генерал Зверев прошел серьезную школу по наведению порядка в стране, отслужив до прихода в Атомный проект в ведомстве Л. Берии. Он сочетал требовательность с умением выслушать подчиненных, вникнуть в суть проблем. На моих глазах началась перетряска кадров. Снят с работы директор завода «Т» Н.А. Штинов, выпускник УПИ, сильный руководитель и грамотный специалист, оставивший о себе добрую память. Главный инженер завода Ю.В. Тихомолов, прибывший в Ангарск из Свердловска-44, переведен на рядовую работу в технический отдел управления комбината.
Летом 1963 года на укрепление руководящего состава были направлены специалисты из Свердловска-44, в котором я рос с 1946 года, окончил школу и институт. Однако я опередил «уральскую команду» на пару месяцев и уже занял место в строю инженеров-технологов на ответственном участке комбината. Следом за мной прибыли и заняли оставшиеся должности: на пост заместителя главного инженера комбината по науке Борис Федорович Алейников, на пост директора обогатительного завода – Борис Сергеевич Пужаев, на должности главного инженера завода – Александр Михайлович Иванов и главного технолога - Роальд Владимирович Эйшинский. Как-то в ночную смену Главный технолог появился на приборно-диспетчерском посту здания № 3. Выбрал время, когда можно побеседовать в относительно свободной обстановке. Доброжелательный и тактичный, он обошел каждую панель на щите контроля технологических параметров, выясняя самые незначительные детали процесса.
Выспрашивал о пожеланиях и трудностях, а пожелание было одно – скорее перебраться из перегруженного и изношенного до предела «сердца завода» в новое здание.
Интересна фигура Б.С. Пужаева, выпускника УПИ, утонченного интеллигента, всегда безупречно, даже щеголевато одетого, сильного администратора, вернувшегося к тому времени из Китая, где он был представителем советского правительства по урану. В Свердловске-44 он руководил группой технологического режима завода Д-1. Китайский след директора не остался незамеченным для Дрождина, во всеуслышание прозывавшего его не иначе как китайским мандарином. «Мандарин» вел себя с горделивостью, при докладах подчиненных порой демонстративно обрабатывал ногти маникюрной пилкой, любуясь собственным творением. Словом, держал коллег и подчиненных на определенной дистанции. А.М. Иванов, выпускник МИФИ, составлял контраст своему директору, являя пример доступного и открытого человека. Увлекался волейболом.
Началась реорганизация. Завод «Т» разделили на два цеха, в состав первого цеха (№ 81) входили корпуса №№ 1,2 и здание № 3 (КИУ), второй цех (№ 82) состоял из корпусов №№ 3 и 4. В цехе-81 первое время начальниками трудились В. Долбунов, человек сановитой манеры поведения, и М. Корчагин, но вскоре цех возглавил Алексей Алексеевич Пушкин, человек средних лет и среднетехнического образования, абсолютно нетерпимый к безответственности и разгильдяйству. Долбунов был переведен на более свойственную ему работу начальника Отдела кадров. Пушкин хорошенько встряхнул цех на деловой настрой в работе, что в прямом смысле испытал на себе Ваня Царев, аппаратчик моей смены. Ваня был приставлен к коллектору подпитки, вынесенному из перегруженного здания КИУ на площадку перед первым корпусом, откуда и пришел ко мне с жалобой посреди ночной смены:
- Александр Петрович! Меня Пушкин ногой под ребра так саданул, что отдышаться не могу.
- За что он тебя, Иван?
- Ну, покемарил я на скамейке. Я же не улегся! Вздремнул чуток - и удар под ребра! Я вскочил с кулаками, вижу – Пушкин! Еще и обматерил.
- Ваня, тебе что важнее, пинок под бок или премия в кармане?
- Премия, конечно.
- Считай, что Пушкин тебе премию подарил, а ты еще обижаешься.
***
Требовательность Пушкина была беспредельной, только Новокшенову этого было мало, и он в сентябре 1963 года направил в цех-81 заместителем начальника В.И. Дрождина, свою козырную карту, считая, что для этого человека не существует не решаемых задач. Так оно и было. Дрождин взял шефство над зданием КИУ. Через год меня перевели технологом на дневную работу, хотя штатным расписанием такая должность не предусматривалась. Начальниками здания № 3 тогда поочередно работали Юрий Петрович Копеев, щеголеватый службист с короткими усиками, и за ним – Дмитрий Васильевич Кузнецов, прибывший с командой уральских профессионалов, но не сумевший проявить какие-то достоинства. Оба впали в немилость беспощадному Дрождину. Получив от него на оперативных совещаниях очередную нахлобучку, они приходили в здание сами не свои, метали по сторонам затравленные взгляды и бросали в адрес гонителя короткие негодующие фразы. Им было уже не до наведения порядка в подразделении. Оба вроде бы знали дело, но по натуре не были лидерами, не ощущалась в них болезнь за порученный участок, а подчиненный народ всегда видит руководителя насквозь и относится к нему именно так, как тот заслуживает.
Копеев и Кузнецов были выведены из КИУ, заодно и с комбината, меня же в апреле 1965 года назначили старшим инженером, не приставив начальника. Его обязанности мне и приходилось исполнять, доказывая делом свою состоятельность. Однако, негласно они исполнялись тем же Дрождиным, для того он и был назначен в цех-81, а не родственный цех-82, обладавший наибольшими разделительными мощностями. Надо сказать, что Владимир Иванович не дергал меня по пустякам, лишь отслеживал мои действия, исполняя роль гаранта надежности в обслуживании подразделения.
Пришло время приема оборудования в долгожданном новом здании, в котором вот-вот должно было ритмично забиться «сердце завода». Мне был поручен прием трасс и магистралей от бригады электровакуумщиков ремонтного цеха, работавшей по выявлению и устранению неплотностей. Бригадиром был Григорий Степанович Постных, имевший десятилетний опыт вакуумных испытаний в Свердловске-44 и отмеченный за трудовые достижения орденом Ленина. Его подручный Александр Алексеевич Тютин тоже не отставал от бригадира, имея орден Трудового Красного Знамени. С такими знатоками вакуумного дела можно было быть спокойным за результаты, но мы в конце дневной смены добросовестно ставили приборы на очередной участок трубопроводов и совместно снимали показания в начале следующего дня.
Другое ответственное поручение я получил по подготовке инструкции по эксплуатации КИУ. Прежняя была слишком декларативна, без учета конкретики производства, его специфики и описания средств контроля и управления технологическим процессом. По такой инструкции персоналу, отвечающему за конкретный участок, было непонятно, что, где и как требовалось исполнять. К новой инструкции прилагались подробные схемы действующих установок. Словом, это была вторая дипломная работа, долго служившая основным техническим руководством для сменного персонала.
***
В 1964 году завод «Т» был выведен на проектную мощность и стал самым крупным в мире предприятием газодиффузионного производства. Завод вошел-таки в штатный режим и последующие тридцать лет работал на полную мощность. Четырнадцать миллиардов киловатт-часов в год, а это четыре процента электроэнергии, вырабатываемой в СССР, потреблялись ангарскими урановыми каскадами. Эти проценты составляли половину эксплуатационных затрат, в чем и заключался главный недостаток диффузионного способа деления. Практически вся потребляемая электроэнергия мощными компрессорами переводилась в тепло, отводимое системой теплообменных установок (ТОУ). Опять расходы.
Новая перестановка кадров в цехе произошла по непредвиденной коллизии. Наверх ушла жалоба одной из сотрудниц цеха на горячего по характеру Пушкина, что оказалось весьма кстати директору комбината, подумывавшему о дальнейшем продвижении своего фаворита. Лучшего момента было не найти. Алексей Алексеевич был отстранен от занимаемой должности с переводом в управление завода сменным начальником производства, а освободившееся место прямого распорядителя атомной технологией предоставлено молодому, умному и жадному до работы Владимиру Ивановичу Дрождину.
В том же году состоялось долгожданное перемещение технологического оборудования из здания № 3 в здание № 3Б. В новом, вчетверо расширенном к старому, здании комплекс оборудования был смонтирован в трех уровнях. Нулевая отметка в дневную смену кишела, как муравейник. Из широких окон диспетчерского пункта, раскинувшегося на десятки метров по верхнему ярусу, вся площадь здания была видна как на ладони. Здесь – рабочее место сменного технолога, которое было доступно и аппаратчикам; за щитовыми панелями размещалась служба прибористов во главе с инженером, Порошиным Виктором Ивановичем. В центре здания – въездная площадка по минусовой отметке, где скапливалось по несколько тягачей, непрерывно завозивших или вывозивших емкости и баллоны, танки с жидким азотом, контейнеры с сухим льдом.
Сухим льдом называют твердую углекислоту, имеющую температуру минус семьдесят восемь градусов. Собственно, с этим веществом многие знакомы с детских лет, того не зная сами. Припоминаете, как продавщица вынимала вам мороженое из передвижных лотков, из которых клубились холодные пары? Это и был углекислый газ, испаряемый кусками сухого льда. С ним было связано событие, коснувшееся всего Свердловска, когда в начале пятидесятых годов в областном центре надолго исчезло мороженое; не отыскать лакомство по всему городу. И кто бы подумал, что неприятность населению устроило Правительство СССР, распорядившееся весь сухой лед, производимый свердловским хладокомбинатом, направлять В Свердловск-44 на завод-813, где хладагент применялся для очистки урана от примесей.
В здание № 3Б твердую углекислоту завозили в контейнерах с Ангарского нефтехимического комбината. Однажды по комбинату разнеслась весть о самовольном применении хладагента в домашних условиях с трагичными последствиями для людей. Началось с того, что шофер-экспедитор завез родичам болванку льда для охлаждения продуктов, хранящихся в подвале. Дальше бабка отправила в подвал за домашней заготовкой деда, который подозрительно долго не возвращался. Пошла следом и обнаружила его лежащим без сознания. Бабка за дедку, но при попытке выволочь его наверх свалилась рядом. Неизвестно, сколько они пролежали, пока в открытый подвал за ними не спустились еще двое домочадцев, разделивших печальную участь спасаемых. Кошмарный исход был вызван тем, что испаряемый углекислый газ, как более тяжелый, вытеснил из подвала воздух, и люди при отсутствии кислорода быстро теряли сознание, а следом жизнь. Обстановка осложнялась тем, что коварный газ не имеет запаха.
Для производства жидкого азота в здании № 9А действовал цех № 92. Первым начальником цеха был В.Д. Чичков, затем Б.Н. Константинов, орденоносец, с которым у меня сложились отменные отношения. Быстрый взгляд, нетерпеливость познания, заинтересованность в деле: Борис Николаевич и в холодильном отделении подсказывал аппаратчикам правила обращения с танком и жидким азотом. Под потолочным перекрытием сновали четыре мостовых крана с размахом длины моста в восемнадцать метров. Они покрывали площадь здания попарно в каждом пролете. Ремонтный цех, в штате которого состояли крановщицы, направлял сюда опытных и ответственных работниц. Валентина Мельникова, участница пуска комбината, имела награды орденов Ленина и Трудового Красного Знамени. Орденоносцев в холодильном отделении было хоть отбавляй.
С приходом к власти в цехе Дрождина, был оформлен приказ директора комбината от 10.02.67 года на мое назначение начальником КИУ, я был отпущен в «самостоятельное плавание». Старшим инженером подразделения мне в помощники был назначен Горев Леонид Александрович, тремя годами раньше окончивший УПИ и имевший опыт работы технологом корпусов и начальником смены.
- Александр Петрович, как ты с ним работаешь? Он ведь человек поперечный,- спрашивали иной раз цеховики. У Горева, человека ответственного и порядочного, действительно в характере сидела занозой черта неуживчивости, но у нас с ним быстро установились добрые отношения. Леонид Александрович делился со мной опытом преодоления сердечно-сосудистых заболеваний, учил меня принимать калий и магний. Нам не было и тридцати, а сердечные мышцы уже нуждались в поддержке. Позже он подготовит огромное количество инструкций по технологии, охране труда и радиационной безопасности на заводе.
- Нормально работаю, человек он достаточно покладистый.
***
Имея дело с таким материалом, как обогащенный уран, технологам надо было держать ухо востро. Не зря на конференциях и собраниях директор не уставал предупреждать, что на комбинате можно устроить такой грохот, от которого «в Иркутске стекла повылетают». Главная опасность исходила от таких стечений обстоятельств, при которых могла начаться самоподдерживающаяся цепная реакция (СЦР). Конечно, она могла возникнуть только в подразделении КИУ, где обогащенный уран переводился в твердую фазу.
Такая реакция вызывается делением ядер под воздействием нейтронов. При распаде ядра урана-235 образуются два-три свободных нейтрона, которые вызывают новые акты распада, сопровождающиеся выделением внутриядерной энергии. Поскольку с каждым новым актом деления количество нейтронов нарастает лавинообразно, то СЦР завершается взрывом невероятной силы. В довоенных работах советских ученых Я.Б. Зельдовича и Ю.Б. Харитона показано, что уран с обогащением до трех процентов при наличии замедленных нейтронов, когда возможность их захвата ядрами резко повышается, может делиться спонтанно. Обязательным условием возникновения СЦР является критическое значение массы, при котором большинство образующихся нейтронов не покидают уран, а вступают в новую реакцию. Критическая масса стопроцентного урана составляет пятьдесят килограммов, но при наличии замедлителей и отражателей нейтронов она может сократиться до четверти килограмма.
Но где возможна реакция раскрепощения внутриядерных сил в условиях КИУ? На отборах эксплуатируются два типа емкостей – объемом шестьдесят литров с наиболее высокой концентрацией урана-235 и сто шестьдесят литров, в которых конденсировался продукт пониженной концентрации. А что дальше? Как направить поступающий из корпусов уран высокой концентрации в емкости большего объема? Да вот он, простейший способ технологической диверсии в холодильном отделении! Нужно всего лишь пробросить медную трубку сечением в полдюйма от одного из трехмиллиметровых вентилей, установленных на коллекторе отбора (емкости 60 л.) к такому же вентилю на резервном коллекторе промежуточного отбора (160 л.); даже коллектора установлены рядышком один к другому. Своей догадкой не делился ни с кем, но временами, проходя мимо, невольно бросал взгляд, нет ли там несанкционированной врезки.
А вскоре пришлось заняться монтажом других ниток диаметром крупнее, в двести миллиметров. Однажды по громкой связи раздался голос дежурного оператора: «Александр Петрович! Вас ожидает Иван Сафронович у входа в здание! Повторяю…». Главный инженер комбината И.С. Парахнюк встретил меня вопросом:
- Александр Петрович, где Вы намечаете провести резервные трубы для коллекторов отвала?
Я тут же, не сходя с места, обозначил рукой трассу прокладки труб вдоль стен здания.
- Нет, не годится. Нужен другой вариант. Занимайтесь своими делами, я похожу и посмотрю один.
Через полчаса он снова вызвал меня и провел по запутанным закоулкам минусовой отметки, указывая избранный путь.
- Иван Сафронович, так получается более протяженный и трудоемкий вариант, - высказал я свое отношение к решению высокого начальства.
- Да, трудоемкий, зато трубы не будут торчать на виду и всем мозолить глаза.
После встречи с главным инженером комбината последовала встреча с Главным конструктором «атомного чудовища», когда АЭХК был удостоен посещения отцом советской водородной бомбы Юлием Борисовичем Харитоном. За стол рабочего президиума вышли двое, богатырского размера директор Новокшенов и низенький, сухонький академик Харитон, мальчик с пальчик, не будь в обиду сказано. Юлий Борисович долго говорил о свойствах вещества при сверхвысоких давлениях, о правильной укладке в пазы фланцевых соединений вакуумных прокладок, а аудитория слушала, затаив дыхание – когда же начнется главное?
Хотя бы рассказал, как он в составе группы советских физиков, одетых в форму МВД, весной сорок пятого года участвовал в секретной экспедиции генерала А.П. Завенягина по разгромленной Германии. Экспедиция была признана успешной. Семьдесят немецких ученых и специалистов-атомщиков «приглашены» в СССР для сотрудничества; собранная документация секретного оружия Третьего рейха, оборудование и сотни тонн урана вывезены в СССР на девяносто двух составах, что ускорило проводимые работы по атому. На том «импортном» уране в декабре 1946 года Курчатов запустил в Москве первый советский опытный реактор Ф-1. Но слушатели так и не дождались ни слова о прошлых и ведущихся разработках или о том, за что ему вручались три золотые медали "Серп и Молот" Героя Социалистического Труда. Не иначе, тоже давал подписку о неразглашении. Что же до вакуумного дела, то академик мог бы о нем еще краше рассказать, если бы подучился у Григория Степановича Постных, лучшего вакуумщика комбината.
***
На центральной площадке здания № 3Б хозяйничали материально-ответственные лица группы спецучета продукции. Они принимали от сменного инженера-технолога емкости с продуктом, приходовали их и сопровождали в качестве экспедиторов на грузовиках до места назначения. Из четырех мостовых кранов редко простаивали все одновременно. Руководителем группы был инженер Николай Федорович Маковский, человек с чувством величайшей ответственности за спецучет. Откуда брались такие люди? Не просто объяснить, но они были. О стоимости продукта лучше не распространяться, она была несусветно высокой. Однажды, по какому-то торжественному случаю, первый секретарь Иркутского обкома партии С.Н. Щетинин заявил: «Если бы не было комбината, то не было бы Ангарска и Иркутской области в том виде, в каком они есть сейчас». Фраза без цифр, но говорит о многом.
Входы в здание № 3Б контролировались еще одной линией вооруженной охраны. В мое время за подразделением КИУ присматривал Николай Иванович Чернышов, подполковник, сотрудник Второго отдела, ответственного за режим на комбинате. Беседы с ним всегда носили благожелательный характер, но секретный сотрудник извлекал нужную для себя информацию. Группа учета размещалась в отдельном помещении над тамбуром, через который в здание въезжали грузовики. Порой сюда заглядывал Дрождин с вопросом:
- Кто из вас свободный от работы?
- Я, Владимир Иванович, - чаще других откликался Григорий Иванович Чабан, подручный ответственного за отборную продукцию Казымова Анания Федоровича, еще одного кавалера ордена Трудового Красного Знамени. Иной раз вызывался Иван Савинов, ведущий учет питания, вожделенной мечтой которого была должность начальника автобазы, или Леня Хомкалов, который моложе других; он контролировал отвал. Кто-то из них, улучив свободный час, усаживался с начальником, державшим в трепете полу-тысячный коллектив цеха, за стол со своим секретом. Выдвигался ящик «секретного стола», дно которого было разрисовано белыми и черными клетками, расставлялись фигуры, и шахматная партия для поддержания мозгового тонуса игроков начиналась.
Дрождин был чужд лицемерию, и если он нуждался в умственной гимнастике, то не отказывал в ней себе. Меня не влекло разгадывание шахматных головоломок в производственной обстановке, хотя я всегда привлекался отстаивать честь цеховой команды на спартакиадах комбината, на которых неоднократно подтверждал уровень второго спортивного разряда. Надо сказать, что с рабочим классом Владимир Иванович держался по-свойски, был с ним на короткой ноге, хотя не прибегал к елейности в общении, напротив, вел себя по-хозяйски, но просто, и разговор вел на равных. Мог пустить нецензурные словечки, и они воспринимались уместно, по-свойски. Такие мимолетные и как бы ничего не значащие разговорчики давали ему многое, он видел обстановку в коллективе изнутри.
Приведу другой пример, когда к директору завода, Б.С. Пужаеву, пришли две наивные уборщицы с неожиданной просьбой не подавать на них информацию в заводскую стенную печать за то, что бедняжки были задержаны на проходной с двумя кусками мыла, прихваченными из служебных запасов. Они были готовы к любому наказанию, только не громогласному общественному порицанию. Борис Сергеевич, сам впервые услышавший от виновных лиц об их проступке, как раз и затребовал оповестить завод о факте мелкой кражи государственного имущества. Напротив, расправы Дрождина над провинившимися подчиненными были неотвратимы и круты, но не дай бог взяться за них вышестоящему руководству, и тогда Владимир Иванович горой вставал за своих подопечных.
Дисциплина и исполнительность на комбинате не уступали армейским порядкам. Когда руководитель отдавал распоряжение или подписывал приказ, он уже знал, что они будут выполнены в точности и в срок. За их исполнением включалась отлаженная система контроля. На комбинате была создана особая школа управления и культура производства, где роль человеческого фактора чрезвычайно высока. Эту школу осваивал каждый из семи тысяч работников, знающий свою меру ответственности за порученный участок работы, панибратство и расхлябанность пресекались на корню. Не каждый выдерживал установленный жесткий порядок, но существовало твердое правило – уволившийся обратно не принимался, и об этом знали все. Текучесть кадров на предприятии была минимальной.
***
Сюзев Ананий Иванович, инженер-технолог смены «А», отличавшийся оригинальным мышлением и поведением, пытался продвинуть альтернативный способ обогащения урана на основе химической обработки сырья.
- Зачем нужны такие сложные и дорогостоящие схемы, которые применяются в нашем производстве? – спрашивал новатор атомных технологий. И сам же отвечал на заданный вопрос.
- У меня все просто. Загоняется железнодорожный состав с сырьем в приемный корпус завода, и начинается поэтапный процесс переработки. Вот формула основной реакции, - химик-самородок на клочке приборной ленты, снятой с самописца, набросал схему взаимодействия химических реагентов, которая должна была перевернуть отрасль с ног на голову или наоборот.
- Ананий Иванович, где находится твое предложение?
- На рассмотрении научно-технического Совета комбината.
Я пожелал новатору успехов, но со временем смелое начинание Сюзева завершилось, так и не начавшись. Странные повадки Сюзева проявлялись на каждом шагу. В столовую по соединительному коридору он ходил не как все, а вплотную к стенке, касаясь ее правым рукавом. Когда на пути встречалась очередная несущая колонна, странный пешеход аккуратно обходил ее и снова двигался в заданном направлении впритирку к стене. За столом столовой – новые причуды. Содержимое второго блюда, но без гарнира, Ананий Иванович деловито сваливал в суповую чашку и быстро поглощал порцию «два в одном». На обратном пути, на рабочее место, он старательно обтирал стенку левым рукавом. Жил одиноко, в однокомнатной квартире, где всегда держал про запас ящик водки на случай появления гостей. В гости к Ананию Ивановичу навещались аппаратчики после ночной смены, в «отсыпной» день, за которым наступал выходной, так что можно было расслабиться. Зарплату одинокому технологу расходовать было не на что, чем пользовались подчиненные, разбирая ее «взаймы» на неопределенный срок.
Мои предложения по совершенствованию атомных технологий были не столь масштабны, как у Сюзева, но они внедрялись в производство и приносили мне, автору двух десятков рационализаторских предложений, ощутимые денежные вознаграждения. Кроме упомянутого А.И. Сюзева, в сменах работали технологи Василий Крайнов, Виктор Рудьман, Михаил Огородников, Анатолий Актуганов, люди семейные. Технологи – основные фигуры на заводе, все производство лежало на них. Они работали не за страх, а на совесть, но все-таки, хотя и редко, я прибегал к такой форме наказания за невыполненную работу, как снятие премии.
Представить виновника к лишению премиальных вознаграждений было делом проще некуда. Нужно было всего лишь внести в Журнал поощрений и наказаний соответствующее ходатайство и указать суть допущенного нарушения или упущения. Эти представления начальников служб и смен без всяких разбирательств или взятия с виновных объяснительных записок оформлялись приказом начальника цеха по итогам работы за месяц. Было что терять, если размер премии за всякие показатели (социалистическое соревнование, внедрение новой техники и новых форм организации труда) доходил до пятидесяти процентов от заработной платы. И никакой защиты прав человека. Прокуратура на комбинате была ведомственной и в конфликтных ситуациях учитывала интересы предприятия. В.Н. Брызгалов, помощник прокурора И.М. Тарханова, приглашал меня в штат надзорного ведомства, но тем соблазнам я не поддался.
… Тут-то мне преподнес новый сюрприз Ананий Иванович, отказавшийся от полной премии, хотя, по моему представлению, он был лишен всего-то на двадцать пять процентов. Надо пояснить также, что премия выдавалась всем работникам, ИТР и рабочим, при условии выполнения цехом месячного плана, а поскольку план выполнялся всегда, то и премия тоже, но при любом замечании недобросовестный работник мог ее лишиться.
- Ананий Иванович, что за фокус ты выкинул? Калинин,экономист цеха не может закрыть месячную ведомость, иди за премией, - напустился я на саботажника, надумавшего оставить премию в кассе, нежели раздавать ее взаймы.
- Это не фокус, Александр Петрович! В тот день наша смена была настолько перегружена работами, что выполнить Ваше распоряжение не было возможности. Считаю снятие премии несправедливым.
- Вот что, Ананий Иванович, оставим разговоры о справедливости в пользу бедных. Вы мне сорвали выполнение ремонтных работ, намеченных на дневную смену… - это затянувшееся выяснение мотивов и интересов конфликтующих сторон могло бы составить занимательный фрагмент для нашумевшего кинофильма «Премия», в котором были подняты те же вопросы честного отношения к труду. Жизнь закрытого и опутанного проволокой предприятия накладывалась на события страны, не отставая, а часто опережая их.
Тема производительности труда на советских предприятиях была более чем актуальной. В годы первых пятилеток непонятным образом совмещались такие явления противоположного свойства, как массовое принуждение, если не угнетение, людей и, одновременно, всенародный трудовой подъем. Парадокс объяснялся тем, что героический труд советских людей был тогда следствием мощного политического, физического и идеологического воздействия со стороны государства. С наступлением хрущевской оттепели и дальнейшей отменой жестких норм эпохи диктатуры пролетариата страна Советов плавно вкатывалась в эпоху «застойного социализма» в тщетных поисках эффективных форм хозяйствования в условиях социализма «с человеческим лицом».
Общественно-политический уклад северной Кореи (КНДР), где мне довелось побывать в середине восьмидесятых годов, служит тому подтверждением. Вот где культ и диктат, какой советским людям и не снился. Все взрослое население было разбито на тройки, в которых каждые двое отвечали за инакомыслие третьего. Кругом политинформации, у всех цитатники с идеями Чучхе. Труд дотемна, школьники после учебы в громадных корпусах занимались производительным трудом, изготовляя сувениры и прочие поделки, в парках ходили строем. Двухлетние детишки на газонах собирали в пакетики семена трав, приучаясь к труду. Там и сегодня мало что изменилось. Ужели только в таких условиях жесткого контроля и принуждения может существовать социализм? Дай только волю, и общество всеобщего равенства и социальной справедливости разваливается, словно карточный домик.
***
Проблемы проблемами, а работники КИУ всех профессий щедро представлялись к правительственным наградам, примеров приведено уже немало. Вручения правительственных знаков отличия производились без помпы, никаких публикаций в печати. Признаться, о многих из них я узнал много позже, при «открытии секретных городов». К замечательной когорте орденоносцев относится электромонтер Иннокентий Васильевич Беклемишев, кавалер ордена Трудового Красного Знамени, которого, как сейчас, вижу перед собой, всегда спокойного и рассудительного; с ним мы охотно заводили разговоры на любую подвернувшуюся тему. Он уроженец Прибайкалья с типичной судьбой выходца из работящей крестьянской семьи.
В 1930 году его отец и дед, имевшие в хозяйстве две лошади и две коровы, были раскулачены и отправлены на строительство Беломоро-Балтийского канала, а одиннадцать детей вытряхнуты на улицу. Четверо старших из них подрабатывали на семерых младших. Отец вернулся со стройки через шесть лет, но без деда и без права проживания по прежнему месту. Он ушел по берегу Байкала на Онгурен, что означало «конец дороги», надеясь в Богом забытом местечке никому не досаждать. Обосновавшись, вызвал туда семью в старенький домик, но в разгар репрессий 1937 года снова был арестован за прежние две кулацкие коровы и больше не вернулся. Старший из братьев, оставшийся за главу, перевез семью на байкальский остров Ольхон, где Кеша устроился на рыбзавод, стал мотористом. Рыбаки работали до устали, слали рыбу на фронт, туда же рвался Кеша. На дальневосточном фронте стал связистом, а в 1959 году – радиомонтером «почтового ящика 79». В здании № 3Б он устанавливал и обслуживал АТС.
Трудовую гордость комбината представлял, конечно, Иван Сергеевич Моторный, слесарь службы КИПиА, обслуживающий приборное хозяйство КИУ. Чрезвычайно приветливый, всегда доброжелательный, с взглядом, искрящимся оптимизмом, он был приятен в общении со всеми, словно каждый сотрудник цеха был ему лучшим другом. Выходец из крестьянской семьи Полтавской области, он в 1941 году был эвакуирован с семьей в город Энгельс Саратовской области. Окончил ФЗУ, отслужил на флоте и по комсомольской путевке призвался в Свердловск-44 для участия в программе создания ядерного щита СССР, а оттуда в команде Новокшенова прибыл в Ангарск. Морозными утрами, чтобы не околеть, электромонтер Моторный с КПП-1 бегал вдоль длинных корпусов на работу; крутил педали велосипеда, выполняя задания по тем же корпусам, а затем обслуживал здание № 3Б. Качество его обслуживания Президиум Верховного Совета СССР в 1966 году оценил достойным для присвоения звания Героя Социалистического Труда. В 2017 году Иван Сергеевич отметил 90-летний юбилей своей большой трудовой жизни.
Если мои подчиненные всех профессий гурьбой получали правительственные награды, то их руководитель тоже должен был попасть в обойму представляемых к отличию. По доверительной информации А.П. Кантеева, назначенного с уходом Дрождина начальником цеха-81, так оно и было. В 1966 году, по итогам седьмой пятилетки, подготовленное и согласованное со всеми инстанциями представление на присвоение меня, тогда старшего инженера КИУ, к ордену Трудового Красного Знамени лежало на столе директора комбината для нанесения заключительной подписи.
Мудрый Виктор Федорович совершенно справедливо поставил под сомнение присвоение высокой награды молодому специалисту, всего-то пару лет с лишком отработавшему на комбинате, пусть и на самой горячей точке. Не рановато ли поощрять вчерашнего дипломника, когда на комбинате есть кандидатуры, достойно зарекомендовавшие себя? Моя фамилия была вычеркнута и вместо нее поставлена другая, под которой значился специалист из «пускачей», прибывший в Ангарск в составе новокшеновской команды. Но мы трудились не ради наград, которые сами по себе находят своих героев. Моя награда, медаль «За трудовую доблесть. В честь 100-летия со дня рождения Ленина» нашла меня через пять лет. По форме изготовления она органично вписалась в ряд моих наград от Президиума Российского союза писателей «За вклад в русскую литературу». Коллекция!
***
Важнее то, что моя служебная деятельность складывалась вполне удачно. Рабочий день начинался на щите управления КИУ с ознакомления рапортов технологов за вечернюю и ночную смены. Тут же давались указания заступившей смене, делались выписки для доклада на утреннем оперативном совещании цеха. Одновременно ко мне выстраивалась очередь за решением неотложных вопросов по технологии и работам по нарядам, учету и отгрузке-погрузке продукта. Время предельно уплотнялось, диалоги велись в режиме телеграфа. Часов на руке я не носил, делая ставку на внутренние, биологические часы. Когда они подавали сигнал «Пора», я вставал и быстро шел по соединительному коридору в дрождинский кабинет.
Входил, когда все начальники служб уже сидели по своим местам. Дневную технологическую службу возглавлял Николай Семенович Скробов, с которым нас столкнула оказия на памятном собрании строительного отряда в Белоярке, когда разбиралось дело с комсомольской путевкой. Начальником службы механика, на которую приходились трудоемкие слесарные и ремонтные работы, был Сергей Николаевич Трущелев, требовательный и жесткий руководитель. Сложным энергетическим хозяйством уверенно управлял Анатолий Алексеевич Войлошников, а приборной частью заведовал Аркадий Иванович Журавлев, по натуре человек вальяжный. Ему на смену пришел Юрий Павлович Обыденнов, энергичный руководитель и толковый инженер; позже прибористом цеха стал Николай Николаевич Рыбаков, участник пуска химического завода. Хозяйственную службу вел В.П. Булатов. Техническое бюро цеха возглавляла Тамара Павловна Тихомолова, пользующаяся в цехе непререкаемым авторитетом.
Иногда я опаздывал на минуту, даже другую, что мне прощалось. Владимир Иванович знал мою нагрузку. Перед началом совещания часто обсуждались актуальные вопросы на темы внутренней или международной жизни. Как-то обсуждали феномен американской фигуристки Пегги Флеминг. Когда она просто вставала на льду с разведенными в стороны руками, миллионы зрителей замирали от воплощенного явления необычайной, слаженной красоты. Фигура была слеплена природой в идеале, каких уже не будет, потому что к ней можно только приблизиться, а превзойти нельзя. А в октябре 1964 года на оперативном совещании обсуждалась новость серьезнее. Тогда был снят со всех постов непредсказуемый и самоуправный Никита Хрущев, не успевший построить обещанный народу коммунизм.
После смерти Сталина в Кремле развернулась ожесточенная борьба за власть, основными фигурантами которой были сталинский фаворит Г.М. Маленков, секретарь ЦК КПСС Н.С. Хрущев и «серый кардинал», возглавляющий органы МВД и госбезопасности, Л.П. Берия. Чтобы справиться с Берией, Хрущев призвал из Свердловска маршала Жукова с назначением его заместителем Министра обороны. Маленков, будучи председателем Правительства, дал санкцию на арест Берии, что и было исполнено командой Жукова. Один из конкурентов устранен. В бедняцкой семье Щеголевых, ютившейся в щитовой избушке, Нина, старшая из детей, в тот год вывесила на стенке портреты Маленкова, Хрущева и объявила нам, шестиклашкам, что это наши новые вожди.
Маленков руководил страной до 1955 года, завоевав популярность в народе и признание Запада. Он наметил проведение экономической реформы на принципах материальной заинтересованности и роста благосостояния населения. Усыпляя бдительность лидера страны, Хрущев до последнего момента вел с ним дружбу, устраивал семейные застолья. Он провел Жукова на пост министра обороны, а И.А. Серова, соратника по совместной киевской работе, - на пост первого председателя КГБ. Партийная элита им была подкуплена выплатами в конвертах и другими благами. Лагерь сторонников собран, и в январе 1955 года Первый секретарь ЦК обрушился на друга с резкой критикой за ревизионизм. В феврале "ревизионист" был перемещен с должности председателя Совмина на должность заместителя. Авторитет Маленкова был слишком велик, чтобы расправиться с ним одним махом.
Ответный удар был нанесен в мае 1957 года, когда Политбюро ЦК семью голосами против четырех отстранило Хрущева от партийного руководства, но на помощь партийному боссу снова пришел Жуков, встрявший в политические разборки. Он на семидесяти военных самолетах доставил в Москву весь состав ЦК, а на июньском Пленуме силовики Жуков и Серов активно поддержали Хрущева в его борьбе с антипартийной группой, которая была вытряхнута из Кремля. Наступил этап единовластного правления Хрущева, который, однако, опасался тени Жукова, всюду наводившего порядки, то танками в Венгрии, то самолетами в Москве. Было такое, когда Венгрия, раскаченная докладом Хрущева с осуждением сталинского культа, в 1956 году устроила антикоммунистический мятеж.
В октябре 1957 года маршал Жуков, находившийся в Белграде, был ошарашен известием о том, что дважды спасенный им Никита Сергеевич на очередном Пленуме раскритиковал его, Министра обороны, за антипартийные методы руководства Вооруженными силами. Из балканской поездки он вернулся пенсионером, уразумевшим, что в политике победы достаются не полководческим талантом, а коварством. От гражданских потрясений боевого маршала хватил тяжелый инфаркт. Оклемавшись, опальный маршал сел за мемуары. Другой хрущевский защитник, Иван Серов, преуспевал на поприще государственной безопасности. Он стал для Запада «Иваном Грозным», сумевшим создать зарубежную сеть из тысяч агентов. Хрущеву, как и Западу, он тоже стал грозен и быстренько смещен, получив возможность пополнить ряды писателей-мемуаристов.
Наконец, по сроку подошла очередь низвержения Хрущева, но его призыв «За работу, товарищи!» оставался в силе. В конце рабочего дня я шел в свое здание, и было странно видеть встречный поток дневников, окончивших трудовой день. Мне же предстояло еще час-полтора вникать в текущий рабочий процесс, просматривать его на сутки вперед и расписывать в рапорте технолога задания вечерней и ночной сменам. Бывало, технологи сетовали сменным начальникам на мои задания, усложняющие им ведение режима. Те передавали жалобы тому же Дрождину.
- Александр Петрович, я уже говорил, расписывай свои задания в журнале распоряжений на ЦДП (центральный диспетчерский пункт), мы же всегда их подписываем, а начальники смен должны знать о проводимых работах, - наставлял меня Владимир Иванович. Какое-то время я следовал наставлениям, но снова срывался, берясь за старое. Так было проще.
- Тебе как о стенку горох! – выходил из себя начальник цеха на очередной планерке. Но разносы на меня не действовали. Я пропускал их мимо, что они есть, что нет, еще и видом своим показывал, что мне скучно выслушивать нотации. Это действовало. Я знал, что лучше меня мое дело не сделает никто, что персонал меня не подведет, и это ощущение полного владения производственным процессом придавало внутреннюю уверенность и независимость от внешних воздействий. Для меня существовал один вид ответственности – перед самим собой.
***
Начальники смен круглосуточно вели технологию цеха; это А.М. Ртищев, Л.П. Тапхаров, И.П. Носоченко, Б.Д. Бузилов, В.Г. Молодин, Л.П. Горев. С них был спрос не только со стороны цеха, но и от сменных начальников производства, подчиняющихся директору завода. Так вот, в одной из смен прижилась оригинальная форма доклада о завершении смены. Леонард Прокопьевич Тапхаров, печатая шаг, шел вдоль панельных щитов от своего рабочего стола к начальнику производства, А. Н. Макееву. Так Юрий Гагарин шел по красной дорожке для доклада первому руководителю великой космической державы об успешном завершении полета. Для пущей достоверности, начальник смены на одном ботинке развязывал шнурок, как это невзначай случилось с первым космонавтом планеты. Невзначай ли? Не был ли тот весело болтающийся шнурок добрым знаком освобождения кабинки космонавта от модуля, с которым две части корабля были связаны подобно двум ботинкам? Это был тот случай, когда шнурок оказался важнее ботинка. Крестьянка Тахтарова, встретившая космонавта за посадкой картошки, инженер Тапхаров, изображающий его парадный шаг с развязанным шнурком, они схожестью фамилий придавали особую значимость народному признанию героя космоса.
Перед «высоким руководством» начальник смены замирал по стойке «смирно» и, отдавая честь под белый чепчик, рапортовал: «Товарищ Первый секретарь Центрального Комитета Коммунистической Партии Советского Союза! Докладываю об успешном завершении космического полета! Готов к выполнению нового задания партии и правительства! Космонавт Гагарин». Начальник производства, поддерживая торжественный церемониал, принимал рапорт и благодарил «космонавта» за беззаветное служение стране, в чем и был недалек от истины.
Так проходили какое-то время космические доклады, но ведь не зря по стенам служебных помещений были развешены предостерегающие плакаты, на которых бдительная гражданка в красной косынке прикладывала палец к губам: «Тише! Враг подслушивает!» Кто-то из секретных сотрудников службы режима доложил, куда следует, о странном поведении руководящих лиц сверхсекретного «почтового ящика», которое не укладывалось в нормативы должностных инструкций. Компетентные органы передали информацию администрации завода с предложением «разобраться». Дрождин любил и понимал шутку, он и сам как-то возглавлял цеховую команду в сражениях юмористов клуба КВН, но на поступившее замечание следовало отреагировать.
Сдав ночную смену, «космонавт Гагарин» шел на доклад к начальнику цеха, где спрос устраивался по законам военного времени. На этот раз у Леонарда Прокопьевича на душе скребли кошки, - на коллекторе питания всего-то имелось в резерве две точки, тогда как для полного перехода, пусть и непредвиденного, их требовалось все пять. Рапорт проходил благополучно, пока не коснулся злополучных резервов питания.
- Всего две? – переспросил начальник цеха, за исключительную требовательность прозванный Сталиным.
- Две, Владимир Иванович…
Поднята трубка прямой связи с ЦДП:
- Что там у тебя с питанием?
- Через двадцать минут вводим в резерв еще три точки. Предыдущая смена все подготовила для расширения резерва, Владимир Иванович.
- О предыдущей смене не твоя забота, адвокат!
Трубка брошена. Последовал испытующий взгляд «Сталина» на новоиспеченного космонавта:
- Я тебе покажу «успешное завершение космического полета, космонавт Гагарин!»
***
Я работал под непосредственным руководством В.И. Дрождина, видел и высоко ценил его ненасытное стремление сделать все возможное и невозможное для совершенствования производства. Если задаться вопросом, зачем радетелям государственных интересов нужны все эти хлопоты и головная боль не в собственных интересах, то не сразу найдется ответ. Действительно, зачем? От воспитания с пеленок или по генетическому наследству? От глубокого понимания истории отечества, которая формирует истинную ценность человеческого бытия и предназначения на земле? Или еще от чего-то, что мы не видим в психологии индивида? Какой бы ответ мы ни сочинили, но Дрождин был из тех непоколебимых государственников, которые что кремень. Они - стержень общественных устоев.
Интересно и то, что его нельзя было отнести к поборникам господствующей идеологии, пропагандистам марксистко-ленинского учения. Идеология для него, как бы, не существовала, он просто отстаивал интересы цеха, комбината и страны. Сейчас о таких говорят: прагматик, но он и был патриотом на деле.
Мне не пришлось ни в те годы, ни позже встретить человека с такими потрясающими умственными способностями; Владимир Иванович мгновенно вникал в обстановку и намечал точно выверенные действия. Он представлял собой идеал мощного разума, стальной воли и редчайшей устремленности к упорядоченной системе человеческого существования во всех его проявлениях. Его речи на официальных мероприятиях являли образец ораторского искусства, в них без единой синтаксической ошибки выстраивались сложные предложения, в речевой декламации легко прослеживались места расстановки знаков препинания. Они были уникальны по глубине содержания и грамоте построения. Гениально устроенный мозговой аппарат Цицерона двадцатого века не нуждался в подготовленных текстах докладов.
В устной импровизации ему без усилий удавалось то, к чему тщательно готовились профессионалы. Когда же непревзойденный полемист и рассказчик начинал шутить и острословить, давая выход буйной духовной энергии, то собеседникам оставалось с восторгом внимать вулканическим извержениям смелых рассуждений, лаве юмора и остроумия. И все это рождалось легко и непринужденно, словно горный поток, рвущийся из каменных теснин, то шумно срывающийся водопадом с высоких уступов, то игриво бурлящий на перекатах.
Директор мгновенно оценил возможности Владимира Ивановича, быстро продвинув его на должность начальника ведущего цеха, а затем предпринял такие маневры, на какие был способен только он, Новокшенов. На время своего отсутствия он назначал исполняющим обязанности директора комбината Дрождина, начальника одного из многочисленных цехов, повышая его в должности сразу на три-четыре руководящие инстанции. Так он решал две задачи - Дрождин неотрывно вел основной технологический процесс, а в отсутствие «постоянного» директора еще и управлял комбинатом. Действительно смелое и оригинальное решение! Перефразировав известное изречение Льва Толстого, можно было воскликнуть: «Все смешалось в руководстве комбината!»
Руководители служб, цехов и отделов терялись в догадках - где она таится, реальная власть? В кабинете Новокшенова или в руках неистового Дрождина? Б. Пужаев, опытный администратор, получая письменное задание от Дрождина, исполняющего директорские обязанности, откладывал бумагу в сторону, а по возвращению «временного директора» в цех, адресовал ему же исполнение документа. Круг замыкался, распорядителю приходилось браться за исполнение собственного указания.
От сотрудников смежных подразделений порой приходилось слышать: «Интересно, что за жизнь творится в вашем цехе? Ведь у вас начальником сам Сталин!» Но "Сталин" вел за собой коллектив не только жесткостью управления. Авторитет Владимира Ивановича был настолько велик, что Юрий Батуров, инженер-приборист и умелец "золотые руки", был готов идти за ним в огонь и воду: "Если Дрождин даст задание, я и оперу напишу". А ведь Юрий не имел музыкального образования. Но расстановку сил как-то в минуту откровения раскрыл сам Владимир Иванович: «Никого и ничего на свете не боюсь кроме Новокшенова. Его боюсь патологически». Так на комбинате уживались два вожака, два медведя в одной берлоге.
Надо было видеть доклады Дрождина на утренних совещаниях, когда он, лицо подчиненное, устраивал по телефону шоу директору завода «Т». При полном стечении начальников цеховых служб, следивших за разыгрываемым спектаклем, начальник цеха безудержно пользовался непозволительной роскошью сопровождения служебных отчетов изощренными матерками. Они носили нейтральный характер, как бы ни к кому не обращенные, словно слова-паразиты, сопровождающие фразы невоспитанного человека, но оба собеседника прекрасно сознавали, что речевки, сдобренные непечатными выражениями, означают войну, открытую и бескомпромиссную, до победы одной из конфликтующих сторон. Но вот доклад окончен, и начальник цеха переходил на нормальный разговор с подчиненными по работе. Так Пужаев, умный и сильный руководитель, оказался меж двух феноменов, Новокшеновым и Дрождиным, между молотом сверху и наковальней снизу, хотя Виктор Федорович к Борису Сергеевичу относился благожелательно.
Для подписания документов, на которых должны были одновременно ставиться подписи непримиримых антагонистов, заводоуправленцы разрабатывали специальные операции, всегда завершавшиеся крахом. Однажды в дрождинский кабинет вошла скромная и симпатичная работница техбюро завода «Т» и подала Владимиру Ивановичу пакет документов на подпись. Устроители акции рассчитывали, что в разговоре с женщиной Дрождин обойдется мягкими формами общения, но его реакция оказалось на редкость бурной. Едва увидев на заглавном листе уже поставленную пужаевскую подпись, действующую на него, как красная тряпка на быка, он со словами «Сколько раз вам говорить, что моя подпись никогда не будет стоять рядом с подписью вашего мандарина!» швырнул комплект документов со всеми приложениями, разлетевшимися по кабинету, словно бумажные самолетики.
Бедная женщина заведомо ждала провала обреченного мероприятия, но не в такой же форме! Она покрылась алой краской и приступила к сбору листочков с грифом «Секретно». Я, единственный свидетель происшествия, принялся ей помогать. Владимир Иванович бросил на меня одобрительный взгляд, ему импонировала в подчиненных независимость поведения и отсутствие показной преданности начальству. Мне посчастливилось пройти школу элитной отрасли промышленности, школу, созданную Новокшеновым, где я десять лет работал в непосредственном подчинении В.И. Дрождина, первого соратника и ученика Виктора Федоровича. Уроки этой школы были усвоены мной, как и многими работниками комбината, на всю оставшуюся жизнь.
***
С некоторых пор я стал замечать, что Б.С. Пужаев был не прочь установить со мной некие доверительные отношения. Время от времени вызывал меня в свой кабинет, заводил разговоры на служебные и отвлеченные темы, демонстрировал электронную домашнюю картотеку фотографий и рассказывал об ее преимуществах над бумажными носителями. Делал многозначительные намеки на чрезвычайно высокую стоимость заводской продукции. Учил хранить текущие материалы, которые со временем будут представлять ценность для новых поколений. Беседы директор подводил к тому, что мне было бы полезно расширить свои познания в масштабе отрасли. «Перспективный ты специалист, но мало что знаешь», - как-то обронил он фразу. Не бросая слов на ветер, он отправлял меня в служебные командировки на родственные предприятия. Так мне довелось побывать в Ленинградском научно-исследовательском институте Минсредмаша, на атомных комбинатах Томска-7, Красноярска-45 и даже на Уральском электрохимическом комбинате, где служебную командировку я совместил с посещением отчего дома.
Как специально для расширения моего кругозора, Главк министерства поручил ангарскому предприятию провести научно-исследовательские изыскания по определению состава кислородно-азотной смеси в сосудах Дьюара при многократных доливах жидкого азота. При контакте с воздухом жидкий азот поглощает из него кислород, образуя раствор двух веществ. Суть поисковой работы заключалась в том, что при неконтролируемом повышении концентрации жидкого кислорода в остатках испаряемого азота может возникнуть опасность возгорания или взрыва. Надо было установить закономерность процесса в эксплуатационных условиях.
Для решения непростой задачи я пригласил Станислава Апполоновича Девятова, грамотного инженера заводской лаборатории качества (ЛКК), тоже из УПИ. Он блестяще проявил себя в конкурсах Клуба веселых и находчивых, хотя отличался абсолютным, прямо-таки, олимпийским спокойствием и уравновешенностью в поведении. В дуэлях капитанов «Стас» выиграл все девять, не проиграв ни одной. Редкий человек с беспредельным уважением от всех и вся. Вскоре он принес мне математическую формулу процесса. Расчеты по ней показывали, что на начальном этапе доливов концентрация кислорода повышается, но с постепенным затуханием и последующим насыщением на уровне безопасных процентов. Проведенные недельные испытания с круглосуточным отбором проб подтвердили теоретические расчеты. Отчет о проделанной работе с множеством выкладок, схем, таблиц и графиков был подписан Дрождиным, несмотря на то, что на титульном листе была проставлена согласующая подпись его вечного оппонента Б. Пужаева. Сделал исключение.
Оставалось утверждение у Новокшенова. Он дважды в неделю с небольшой свитой приезжал к «косым воротам», что рядом с ремонтным цехом, и проходил в кабинет Пужаева для проведения заводской планерки, после которой подписывал документы, у кого какие. Сюда я подошел со своим отчетом. Помню, на один из директорских вопросов я сослался на авторитет кого-то из французских ученых. Дернула меня нелегкая приплести его сюда. Тут же в ответ услышал длинную россыпь французских гениев, начиная с Лагранжа, продолжая Лапласом, Паскалем и еще кем-то, какую мог выдать только энциклопедически подготовленный человек разностороннего ума и великолепной памяти. Отчет все же утвердил. Сегодня один из его экземпляров находится на хранении Иркутского Госархива в моем индивидуальном фонде. Можно ознакомиться.
С окончанием ненормированного рабочего дня группа руководящего состава цеха шла на ближний КПП-3, куда персонал привозили и отвозили автобусами предприятия. Бывало, отъезжали на дрождинской «Волге».
- Владимир Иванович, - обратился я однажды, - Квартира у меня какая-то неказистая, тесная, на первом этаже, соседи скандальные. Нельзя ли переехать куда-нибудь на лучшие условия?
- Осенью сдается дом напротив спорткомплекса «Ермак», переедешь, - непривычно надолго, на минуту задумавшись, ответил он. Для меня же минутное решение квартирного вопроса было настоящей удачей. Не осенью, так под Новый год моя малочисленная семья, с подрастающей дочуркой Викой, праздновала новоселье в новой двухкомнатной квартире улучшенной планировки, с балконом, третий этаж. Квартал 178.
***
Той порой Леонора Яновна, дорогая моя половинка, наводила порядки в цехе пароводоканализации (цех ПВК), обеспечивающем комбинат ангарской водой, а жилой комплекс – теплом ТЭЦ-10. С появлением молодого и энергичного экономиста, начальник Экономического отдела комбината Сергей Иванович Чубаров наметил ее перемещение в свой штаб, дав для начала время проявить себя во вспомогательном цехе. Она и проявила, да так, что волны, поднятые ее бурной деятельностью, выплеснулись в кабинет Сергея Ивановича с брызгами во все стороны.
Началось, как ни странно, со спорта. Известно, что советский спорт был любительским и строился на основе гармоничного развития человека, который самозабвенно трудился на благо страны, а в свободное от работы время укреплял тело и дух физическими упражнениями. Это в загнивающем буржуазном обществе спортсмены-профессионалы не знали созидательного труда, страдая однобоким развитием. Но вот незадача, на АЭХК сложилось так, что спортсмены-любители, защищающие спортивную честь комбината, числились рабочими разных профессий, появляясь в цехах только в дни получения заработной платы. Станочники пятого разряда не знали, с какой стороны подойти к станку.
- В моем цеху несуществующих работников не будет, - заявила молодая экономистка, едва ознакомившись со штатным расписанием.
- Леонора Яновна, такой порядок во всех цехах, надо соглашаться, - развел руками Михаил Иванович, начальник цеха, на совещании актива.
- Тогда и соглашайтесь с этим порядком, только без меня. Эта бригада тунеядцев подрывает экономические показатели цеха, - заявила несговорчивая Леонора Яновна и демонстративно покинула кабинет начальника, печатая шаг высокими каблуками.
Михаил Иванович рад бы исполнить руководящие установки, но финансовая отчетность имела силу только при наличии двух подписей - экономиста и начальника цеха, конечно. Михаил Иванович обратился за помощью к Сергею Ивановичу, тот же, внутренне соглашаясь с доводами непреклонного борца за финансовую дисциплину, решил, что такая заноза ему в ближние помощники вовсе ни к чему. Так Леонора Яновна застряла на линейной работе в многолетнем сотрудничестве с Михаилом Ивановичем. Зато порядок в экономике цеха был идеальный. Сотрудники отмечали абсолютную чистоту на столе экономиста и всегда готовые ответы на любой вопрос, за которыми она не лезла в многочисленные папки.
За свою добропорядочность и незлобливость, добродушную и располагающую внешность Михаил Иванович, двадцать лет возглавлявший цех ПВК, на комбинате получил широкую известность как «отец Охапкин». Популярность окающему выходцу Поволжья придавали оригинальные перлы, выдаваемые им на ровном месте. В кругу цеховиков он вдруг делал сочувственный комплимент сотруднице: «Красивая ты, Роза, но больная». И как обижаться на заботливого начальника красавице Розе, действительно страдающей неизлечимой болезнью?
Однажды, когда Михаил Иванович и сам приболел, к нему в гости наведались трое слесарей – проведать больного в надежде распить у хозяина бутылку горькой водицы. Больной, угадав тайный умысел гостей, усадил их за стол и разлил из хрустального графинчика водочку по рюмочкам, какие женщинам ставят под коньячок:
- Ну, выпьем, братцы, за здоровье, спасибо, что зашли.
Братцы опрокинули по наперстку зелья, не ощутив ни крепости, ни вкуса. Переглянулись в недоумении.
- Закусывай, упадешь! – послышался тревожный возглас хлебосольного хозяина, обратившегося к ближнему братцу косой сажени в плечах. Сообразив, что от полученного угощения они вот-вот свалятся с ног, гости вежливо раскланялись.
Вдругорядь отец Охапкин выступил с номером затейника в столовой, находившейся перед КПП №1. Здесь обедали управленцы, работники охапкинского цеха и пребывающие по случаю люди. В столовском буфете порой выбрасывали дефицитные продукты, хотя бы яйца, с которыми, впрочем, покупатели обращались с осторожностью. При жарке их разбивали не как сейчас, в общую сковороду, а поочередно и в отдельную чашку. Если из скорлупы выливался черный желток, что бывало от долгого хранения дефицита на складах, то он выбрасывался. И так по одному, желтый желток – в сковороду, а черный на выброс, но сейчас не об этом.
- Товарищи! Разрешите пройти, надо сдать товар, - раздалось знакомое оканье. Заинтригованные товарищи расступились в ожидании новой затеи, заготовленной чудаковатым отцом Охапкиным.
- Уж заберите обратно десяток яиц, вчера у вас купил - упрашивал продавца начальник цеха, бережно придерживая серо-бурый бумажный кулек с товаром, – Но больно они мелковаты, да дороговаты!
Новая крылатая фраза отца Охапкина тут же понеслась по комбинату. Это позже начнет чудить яркими высказываниями Виктор Степанович Черномырдин, председатель правительства, а раньше его с успехом подменял Михаил Иванович Охапкин.
***
В 1968-69 годах запахло войной. Страна с тревогой следила за обстановкой на уссурийском острове Даманский и на других приамурских территориях, где китайская сторона вела себя крайне агрессивно. Было видно, что военного конфликта не избежать; вопрос заключался в том, какой размах он примет. Анатолий Войлошников, искавший "почтовый ящик" на лесном трамвае, был убежден, что китайцы хлынут стеной до Урала. Их же миллиард, не остановишь. Его опасения не были беспочвенными, поскольку основная группировка Советской Армии располагалась в Восточной Европе в противостоянии с силами НАТО. Сибирь была оголена. Дрождин на оперативках был категоричен: «Дайте мне доступ к ядерным кнопкам, и я запущу ракеты куда надо!» Он весь был подан вперед, упираясь о стол, лицо волевое, руки опущены под столешницу, словно искали те кнопки. Мы и не сомневались в его решимости.
Вспыхнувший пограничный конфликт имел давнюю историю, когда казачьи отряды Ерофея Хабарова и других атаманов в начале семнадцатого века пришли на пустующий Амур и поставили первые русские укрепления по его берегам. Этнических китайцев, проживавших в теплых районах Поднебесной, северные территории не интересовали, но завистливым маньчжурам, потомкам монгольских кочевников, соседство с русскими пришельцами встало костью поперек горла. Последовала серия военных стычек. Полугодовая героическая защита русского острога Албазино на Амуре, где семьсот казаков сложили головы в боях с многократно превосходящими силами, но не сдали крепость, сбила спесь с маньчжурского императора. В 1689 году был заключен Нерчинский мирный договор, по которому Россия покинула Приамурье, объявленное ничейной зоной, не китайской и не русской.
Беспризорность амурских земель длилась полтора-два века, пока в Сибирь не пришел Генерал-Губернатор Н.Н. Муравьев-Амурский, который при поддержке царя Николая Первого в 1858 году мирным путем вернул России великую реку и территорию при ней в миллион квадратных километров. Двумя годами позже, тоже мирно, был присоединен Уссурийский край. Обо всем этом повествуется в моем романе «Муравьев-Амурский, преобразователь Востока». И вот конфликт на Амуре и Уссури разгорелся с новой силой. Небо над Ангарском бороздили транспортные самолеты. Они шли тройками и более крупными группами с утра и до вечера, шли на восток неторопливо, уверенно и неудержимо. Едва умолкнув где-то на востоке, тяжелый гул самолетов снова нарастал с западной стороны. Так длилось с неделю. Жители знали, армия собирает силы для защиты дальневосточных рубежей. Будет жарко.
Начавшись второго марта, бои на реке Уссури длились две недели. Пятнадцатого марта 1969 года в бою с пятитысячным китайским полком погибли двадцать четыре советских пограничника. Когда силы обороны были на исходе, командующий Дальневосточным военным округом генерал-лейтенант О. Лосик, не дождавшись указаний от Генштаба, применил секретнейшие на тот момент комплексы реактивных минометов «Град». В зоне поражения глубиной до десяти километров было уничтожено все живое. Китайцы были ошеломлены, как в свое время гитлеровцы сходили с ума под ударами «Катюш», предшественниц «Града». Спорный остров был великодушно передан в пользу китайцев, дорого заплативших за него. Пятьдесят девять наших пограничников награждены посмертно. На границе стало тихо до сего дня, но Китай, как союзник, был потерян, а без него расколовшаяся социалистическая система заметно ослабела. Не смог тогда Советский Союз присмотреться к китайскому опыту управления народным хозяйством и перенять из него лучшее для себя.
Впрочем, наступившая приграничная тишина с годами отозвалась восточной хитростью. Мудрые китайцы, установив с северным соседом дружественные отношения, двинулись в желанную Сибирь мирным путем. На правах иммигрантов они строят в Сибири и на Дальнем Востоке гостиницы и предприятия, открывают рынки и магазины, получают российское гражданство и чувствуют себя как дома. На байкальском острове Ольхон китайские лица встречаются на каждом шагу, летом за ними уже не найти родных бурятских лиц, тоже узкоглазых. Сегодня руководство страны придает первостепенное значение этому региону, о чем заявил президент РФ Владимир Путин: «Если в ближайшем будущем мы не предпримем практические шаги для развития Дальнего Востока, то в течение нескольких десятилетий российское население будет говорить на китайском, японском и корейском».
Глава 3. Народный директор.
Удивительна сила воздействия феноменальных личностей на людей, которым посчастливилось быть рядом с ними. Один из них - Виктор Федорович Новокшенов, тридцать лет стоявший у руководства Ангарского электролизно-химического комбината. Строительство, пуск, становление атомного гиганта - это все он, Новокшенов. Его миссия – в том приращении ядерного потенциала СССР, который обеспечил стране паритет с Вооруженными силами США.
Родился легендарный директор в Вятке, в семье медиков. В его биографии - переезд семьей в Свердловск, энергетический техникум, работа в системе «Уралэнерго». Воспитание было дано правильное, если мама, учительница, награждена орденом Ленина. Сын тоже не подкачал. Ему давалось все. Вятский богатырь стал мастером спорта по тяжелой атлетике. С отличием окончил энергофак УПИ. Прибыв по призыву партии и правительства в атомную отрасль на рабочую должность аппаратчика уральского завода-813, он уже через девять месяцев (!) стал начальником основного цеха. Феномен. С должности начальника цеха уральского комбината феномена направили директором строящегося ангарского предприятия мирового значения. Тайга, персонал с десяток человек и задание за три года пустить в эксплуатацию атомный гигант на Ангаре. Кому такое по силам?
Виктор Федорович был порождением командно-административной системы, в которой режимом секретности был ограничен партийный, советский и прокурорский контроль, но это не мешало ему держать опору на коллектив, на специалистов, которых он называл коллегами. История комбината – это непрерывный путь реконструкции и модернизации оборудования, позволивший вдвое увеличить производственную мощность без расширения площадей, а ресурсные сроки эксплуатации в три-четыре раза. Директор принимал личное участие в технических разработках; он лауреат Сталинской, Государственной премий и премии Совета министров СССР, автор многих изобретений. На собраниях по выполнению Коллективного договора не раз докладывал, что комбинат сэкономил народному хозяйству электростанцию средней мощности.
Он был широко известен не только как блестящий организатор и крупнейший хозяйственный руководитель, но и как большой оригинал. Занятные истории с его участием одна за другой передавались из уст в уста среди работников комбината. Вот одна из них. Начальники двух крупных подразделений затеяли раздрай на почве столкновения производственных интересов, решив «пробить вопрос» с помощью генерального директора. С каждой противоборствующей стороны к нему посыпались депеши по наболевшей проблеме. Наконец, Виктор Федорович вызвал обоих и провел с ними краткий и назидательный разговор:
- Почитал ваши письма, из которых напрашивается интересный вывод. Если бы передо мной сидели два умных руководителя, то они давно бы решили этот вопрос. Если один из вас был бы умный, а другой дурак, то умный решил бы вопрос в свою пользу. Но я вижу, что передо мной сидят два …
На этой фразе, смысл которой был более чем понятен, оба претендента на звание дурака вскочили со своих мест:
- Виктор Федорович! Мы все поняли! Разрешите нам самим управиться с этим делом!
***
Крупная авария в здании № 3Б напомнила комбинату, что с ураном шутки плохи. Меня не вызвали на ее устранение посреди ночи, и в описании чрезвычайного события ссылаюсь на воспоминания Владимира Григорьевича Молодина, тогдашнего начальника смены, живо стоящего в моей памяти. Его биография напоминает многие другие. Раскулаченная семья, учеба в УПИ, работа в Свердловске 44, оттуда переезд в 1958 году в Ангарск. На этот раз в помещении КИУ рванул уже не малый осадитель объемом 24 литра при комнатной температуре, а баллон один метр кубический, установленный для питания цепочки и разогретый в индукторе. Подвела автоматика, перекрывшая трассу подачи газа из баллона в коллектор питания. Огромное здание мгновенно заволокло урановым облаком. «В цехе кромешный ад, – вспоминает Владимир Григорьевич в книге «АЭХК: 60 лет», - Все мечутся. Вентиляцию закрыли, чтобы не было загрязнения на улицу. Но внутри цеха – ужас!»
К входу в здание прибежал Новокшенов: «Что вы стоите? Срочно мне противогаз!» Принесли, но на такую крупную голову размер было не подобрать, к тому же противогаз был простейший, с угольным фильтром, а на химзаводе они были изоляционные, с подачей воздуха из баллончика. Натянув кое-как резину на голову, он кинулся в здание, но быстро вернулся, забросил средство индивидуальной защиты, схватил марлю, облил ее водой, обмотал рот и кинулся в радиоактивное пекло на отыскание места выброса. В эти решающие минуты ему важнее важного был опыт аппаратчика, приобретенный в диффузионном цехе на Урале. Туда, в белый туман, рвался не директор, а рабочий, обращавшийся с оборудованием на «ты». Нашел! Выскочил обратно, намочил водой с кого-то снятый халат, скомандовал: «Начальник смены и механик, за мной!» и снова туда, в урановое облако, обматывать дыру и заблокировать основную массу перегретого урана. Таков был директор.
После аварии Новокшенов проходил медицинское обследование, установившее получение семнадцати радиоактивных доз и снижение близорукости на две диоптрии. По воспоминаниям Нины Петровны Новокшеновой, директорской супруги (книга «Мы жили в неизвестных городах»), при возвращении домой Виктор Федорович выпил литр молока, и пошел в ванну, как-то странно опираясь о стены. Молоко для нейтрализации желудка. Одежда была сожжена. Зрение со временем восстановилось.
Двое суток отмывали цех. Цехом Владимир Григорьевич называл подразделение КИУ. На некоторых родственных предприятиях он и числился самостоятельным цехом. Об ангарском ЧП докладывали председателю правительства А.Н. Косыгину, на разборку приезжал заместитель министра А.И. Чурин и начальник Главка А.Д. Зверев с комиссией из Свердловска. Меня вызывали в комиссию для беседы и измерили на одежде уровень радиации. На следующий день Б.С. Пужаев, директор завода, сообщил мне о завышенной норме замеров, что в той обстановке послужило определенным оправдывающим фактором; начальник не прятался за подчиненными. Халат и чепчик были мне защитой. Одежду я не сжег, все одно другая через неделю даст те же показания. Не напасешься.
Борис Сергеевич тоже отреагировал на аварию, направив в КИУ с проверкой соблюдения технологического режима С.М. Кошелева, сменного начальника производства завода, позже ставшего техническим директором комбината. Сергей Михайлович обошел установки и щит управления, перекинулся фразами с персоналом, на том завершив обследование. Ему, настоящему профессионалу, все было видно с первого взгляда. Вспоминается контрастом инспектор отдела ТБ комбината Ганьшин, вносивший в Акты обследования до двухсот замечаний и дефектов, вплоть до любой мелочевки. Виктор Федорович иной раз пугал провинившихся начальников подразделений угрозой прислать с проверкой въедливого контролера, приводя их в паническое состояние.
На заводском совещании по разбору аварии Новокшенов заявил:
- Еще одна такая авария, и начальник КИУ прекратит существование.
О грозном заявлении директора мне передавали со всех сторон, но оно оставило меня невозмутимым.
- Пусть сам покомандует этим хозяйством с недельку, тогда поймет, что к чему, - беззаботно отвечал я, но задумывался, не придется ли возвращаться в родной уральский городок, где тоже действует атомный комбинат, ничем не хуже. Защитил меня, конечно, Дрождин.
***
Настоящий подвиг совершил Новокшенов, принимая самостоятельное решение о частичном демонтаже действующих газодиффузионных машин с целью их замены на новое оборудование. Не проведены испытания на сейсмоустойчивость центрифуг, не было проекта на их монтаж, а он силами комбината за восемь месяцев 1983 года провел демонтаж оборудования с первой по семнадцатую ось первого корпуса, положив в карман первый вывернутый болт. Дерзость неслыханная! Без разрешения министерства решиться на подобное мог только безумец или бесконечно храбрый человек. Он и не обращался за разрешением, зная, что его не получит. Об этой черте характера говорил академик И.К. Кикоин: «Виктор Федорович отличался от многих других директоров храбростью…». Не знал Б.Н. Щербина, секретарь Иркутского обкома, с кем имеет дело, когда в грубой форме сделал замечание ангарскому директору на непозволительность появления в партийном учреждении в зауженных брюках. Партийный босс тут же получил ответную оплеуху: «Не думал, что широта марксистского мировоззрения измеряется шириной брюк».
Полвека назад Москва принимала за аксиому невозможность освоения центрифужного производства в сейсмически опасной зоне байкальских тектонических разломов, и головному предприятию отрасли по газовой диффузии ставилась задача надежной работы оборудования до 2000 года. Она и была решена: отлаженное оборудование работало лучше и устойчивее, чем новое. Новокшенов мог почивать на лаврах, но он лучше других понимал, что отказ от перспективной технологии обогащения урана уже в обозримом будущем будет равнозначен полному закрытию Ангарского комбината.
Разве мог директор допустить бесславную кончину своего ангарского детища, которому он посвятил всю свою жизнь? Разве для того он создавал большой боеспособный коллектив? И Виктор Федорович, с его изношенным сердцем и больными ногами, как в последний бой, пошел на прорыв, понимая, что кроме него, Новокшенова, никто не в состоянии разбить московский запрет. Но где оно, то звено, которое надо разорвать, чтобы вырваться из окружения? Вариант единственный из всех: если технической преградой внедрения новой техники стала сейсмичность Прибайкалья, то надо произвести такие эксперименты, которые бы доказали, что советские центрифуги способны выдержать максимальный уровень местных землетрясений.
Но не ждать же разрушительного землетрясения, когда претендентов на новейшую атомную технологию в Советском Союзе более чем достаточно! Нужно его вызвать искусственно! Первая попытка произведена под боком комбината, на речке Еловка, где был организован взрыв, поднявший водяной столб высотой с семиэтажный дом, но вызванные сейсмические волны были слишком слабы, чтобы сделать какие-то выводы. Нужен был другой масштаб испытаний на сейсмоустойчивость. Новокшенов нашел авторитетного союзника в лице академика И.К. Кикоина, с которым были установлены добрые отношения еще на заре атомного века. Исаак Константинович взялся за научное руководство испытаниями строительных конструкций, предназначенных для расстановки вертушек, в пустынной местности Таджикистана, под Душанбе, организовав на экспериментальном полигоне «Ляур» искусственные подземные толчки силой в девять баллов.
От Ангарского комбината испытаниями занимался Геннадий Сергеевич Кондобаев, выпускник УПИ, заместитель главного инженера по науке. Габариты стенда были внушительными, в двадцать пять метров длиной и девять метров высотой. Для запуска серии подземных толчков пробурено двести скважин, в них заложено шестьдесят пять тонн взрывчатки. Огонь! – и расставленные по конструкции датчики зафиксировали ее устойчивость. А тут еще на помощь пришла природа или даже сам Бог: землетрясение, как заказанное, из Афганистана докатилось до Ляура, и вновь отличные результаты при семибальных показаниях сейсмографа! Благодаря успешным испытаниям, проведенным в искусственных и естественных условиях, Ангарский комбинат получил вторую жизнь. С 1982 года, еще под руководством В.Ф. Новокшенова, на АЭХК началось опытное освоение центрифужной технологии, а в 1987 году, уже без него, состоялся монтаж двух первых блоков промышленных центрифуг.
Пуск центрифужного производства в Ангарске состоялся в 1990 году, что позволило комбинату приступить к переработке скопившихся полувековых запасов отвала с доведением концентрации обедненного урана до природного значения; а это для комбината практически бесплатное сырье, обеспечившее ему самую низкую в отрасли себестоимость продукции. Первым начальником модуляторного цеха заслуженно стал Виктор Александрович Парамонов, опытный инженер-атомщик и сильный руководитель. Шахматист первого разряда, он защищал спортивную честь цеха-81, занимая место на первых досках команды. Нередко Виктор Парамонов, Шакир Кулимбетов, Леонард Тапхаров, Юрий Фомин, Юрий Афонин и автор сих воспоминаний, составляющие костяк цеховой команды, собирались тесной компанией погонять шахматные партии блиц.
С 1986 года в цехе В.А. Парамонова трудился молодой специалист А.В. Дудин, выпускник УПИ, назначенный в 2005 году начальником Модуляторного цеха, а сегодня возглавляющий АЭХК. В высоких начальственных кабинетах мы часто видим портреты руководителей страны, а над столом Александра Викторовича (Дудина) висит портрет Виктора Александровича (Парамонова). Нынешний директор в своем первом начальнике видел Учителя.
АЭХК на долгие годы вперед стал востребованным поставщиком гексафторида урана для производства тепловыделяющих элементов (ТВЭЛ), применяемых в атомных электростанциях. Доход (выручка) комбината за 2016 год, с численностью персонала девятьсот человек, составил более пяти миллиардов рублей, чистая прибыль близка к двум миллиардам. Налоговые отчисления во все виды бюджетов превысили миллиард с четвертью миллионов рублей. За мой период работы на комбинате было складировано более трети накопленного отвального продукта, потому-то мне вручена награда АО «ТВЭЛ», являющегося дочерним предприятием концерна «Росатом». Не скрою, мне, ветерану атомной промышленности, было приятно получить Свидетельство от 12.09.2016 года и Памятный знак Росатома «20 лет АО ТВЭЛ».
Не сделай Новокшенов в те решающие годы отчаянно смелый шаг, и сегодня АЭХК представлял бы собой мрачный могильник из пустующих корпусов, таких же, какими оказались корпуса химического завода, в которых гуляют призраки вчерашних сотрудников да заунывные сквозняки. Не в пример обогатительному заводу, участь химического производства без новокшеновского пригляда оказалась никудышной. В бытность Виктора Федоровича заводу «С» ничто не угрожало, продукция выпускалась с превышением мировых стандартов, а когда возникла критическая ситуация, Новокшенова уже не было. Не стало и химзавода.
***
На комбинат прибыл космонавт Г.М. Гречко, известный не только космическими достижениями, но и склонностью к шуткам и розыгрышам. В январе 1978 года их жертвами стали космонавты Владимир Джанибеков и Олег Макаров, пристыковавшиеся к станции Салют-6. Макаров, выпускник знаменитого МВТУ, кандидат технических наук и сотрудник ОКБ самого С.П. Королева, уже имел за плечами два космических полета, один из которых оказался аварийным. Тогда Олег чудом остался в живых, испытав при аварийном спуске чудовищную двадцатикратную перегрузку с кратковременной остановкой сердца. Володя Джанибеков с пятилетнего возраста уверял родителей, что станет астронавтом, и добился своего. Оба имели высочайшую квалификацию, каких на мякине не проведешь, но попались на крючок, заброшенный Георгием Гречко, и крепко попались.
Георгий Михайлович, уже месяц несущий космическую вахту, пригласил новоселов к иллюминатору взглянуть на неопознанные летательные объекты, не дающие землянам покоя. Космонавты усмехнулись, а приблизившись, оцепенели от жуткого зрелища. Группа «тарелок» шла строгим строем по курсу космической станции, готовая отразить вторжение землян в их вековечное освоенное пространство. Что ждать от инопланетян, обладающих энергией невероятной силы?
- Будет ли атака? – крупные знаки вопроса выпирали из глаз присмиревших космонавтов, обращенных к старожилу станции.
- Атаки не будет, они нас уже не впервой изучают. Скоро исчезнут, они же на страшных скоростях, - успокоил Гречко взволнованных товарищей.
Через пять суток живые свидетели парада тарелок покинули станцию, поведав землянам о встрече с иноземными кораблями. Шокирующая информация Джанибекова и Макарова стала известна Главному конструктору Глушко, естественно, органам КГБ и даже ЦК. Газеты запестрели сенсационными заголовками. Заинтригованная общественность ждала возвращения Гречко.
Между тем, Георгий Михайлович готовился к встрече очередных посланцев планеты. Третьего марта к станции пристыковался корабль Союз-28, на борту которого находились советский и зарубежный космонавт. Станция стала международной. Объятия, приветствия, обмен впечатлениями. Но вот настала очередь передачи адресатам корреспонденции, отправленной с земли. Прибывший космонавт, гражданин страны народной демократии, звавшийся симпатичным именем Влад, вручал коллегам почту, письма и фотографии от родных. Он и не подозревал, что в его багаж любитель розыгрышей незаметно подложил пикантную «бомбочку»…
- Здесь периодическая печать, свежие газеты, номера журнала «Огонек»… - охотно давал пояснения космический курьер.
- А это что за журнал?
- Здесь лучшие модели чехословацких мотоциклов, - не задумываясь, ответил посыльный, глядя на глянцевый журнал, на обложке которого была изображена красотка вызывающей наружности, восседающая на двухколесной гоночной машине.
- Влад, покажи мне эти модели, сын уже давно просит купить мотоцикл.
- Да, конечно! Чешские мотоциклы – лучшие в Европе! – с восторгом отозвался о рекламируемой продукции выходец европейской цивилизации. Он начал было листать страницы журнала, вызвавшего интерес у советских товарищей, но тут настроение знатока техники для любителей быстрой езды быстро изменилось. Со страниц издания его изумленному взору предстали откровенные иллюстрации обнаженных девиц! От былого воодушевления представителя братского народа, включившегося в программу освоения космоса, не осталось и следа. Растерянность и недоумение сквозили во всем его облике.
- Полистай дальше, может быть, там модели появятся, - не терял надежды заказчик продукции европейского стандарта. Но дальше открывались картинки одна умопомрачительнее другой…
- Ты что нам привез? – в голосе Георгия Михайловича зазвучали официальные нотки.
- Не знаю, - подавленно промолвил незадачливый курьер.
- А кто знает? Ты понимаешь, что на международной космической станции совершена идеологическая диверсия? Нет, Влад, мы от тебя такого не ждали. Ты находишься на территории Советского Союза, и здесь подрыв моральных устоев карается судом. Юрий, что будем делать? – обратился Георгий к командиру корабля.
- Сообщим в Управление полетами, там органы разберутся, что к чему.
- Постойте, я не брал этот журнал! Я вижу его в первый раз!– взмолился побледневший Влад. Упоминание об «органах», о которых он наслышался столько кошмаров, повергло беднягу в полное уныние…
- Да ладно, бог с ним, с этим журналом… Мы тебя знаем, Влад, и в обиду не дадим, - заверил командир опечаленного космического сподвижника. – Ты парень надежный, коммунист… Георгий, где там у нас коньячок? Организуй помаленьку за дружбу народов. Кстати, где этот журнал с мотоциклами?
Когда Георгий Михайлович после длительного полета вернулся на землю, то не ожидал, что его со всех сторон засыплют вопросами о таинственных НЛО. Пришлось признаться, что «тарелки» запускал не кто иной, как он сам, космонавт Гречко. Как!? Очень просто. Надо было всего-то постучать по стенке станции изнутри, чтобы с наружной стенки отскочили прилипшие мелкие частицы и поплыли перед иллюминатором, создавая вполне правдоподобное впечатление светящихся летающих объектов. Но общественность нуждалась в сенсациях, и космонавту, признавшемуся в шутке, уже не верили, тем более что американцы тоже видели подобные явления. Бесконечные истории о НЛО заполонили мировую печать.
***
Космонавта Г.М. Гречко Виктор Федорович сам водил по корпусам диффузионного завода. Космонавт-инженер не мог поверить тому, что видел собственными глазами:
- Виктор Федорович, смею Вас заверить, что я разбираюсь в технике, но не могу согласиться с тем, что ваши двухметровые компрессора, огромные махины, работают без остановки на протяжении пяти лет. Это технически невозможно.
Так заявил космонавт, окончивший с отличием Ленинградский военно-механический институт, трудившийся в КБ Королева и НПО «Энергия», автор двадцати восьми научных статей и доктор физико-математических наук. Может быть, и над ним надумали пошутковать? Но с Гречко номер не пройдет! Директор велел доставить журнал эксплуатации любого из блоков диффузионных машин, в котором по датам были расписаны все действия по пуску, контролю и подаче смазки действующих компрессоров. Георгий Михайлович ознакомился с документацией, но с сомнениями так и не расстался. На встрече с В.Д. Суминым, первым секретарем Ангарского горкома партии, он признался, что оказался под неотразимым воздействием могучей новокшеновской натуры. На вопрос Василия Дмитриевича, почему космонавт на фотографирование вышел без главной награды на груди, он ответил: «Сдернул я свою звезду Героя. У Виктора Федоровича таких звездочек наверняка полно, а я трясу перед ним одной штучкой».
Но со звездочками у Новокшенова, отмеченного двенадцатью государственными наградами, складывались нелады. В становлении и развитии огромного хозяйства ошибки и просчеты были неизбежны. На начальном этапе – крупная авария на ТЭЦ-10, унесшая жизни семи человек, затем – серьезные сбои в эксплуатации диффузионного завода 1963-64 годов; авария с выбросом газа из кубового баллона в здании № 3Б тоже не способствовала укреплению директорской репутации. Ко всему прочему, ангарский директор всегда шел впереди времени, не вписываясь в систему и привычные представления начальства, был для министерства неудобным местным князьком, от которого только и жди сюрпризов. Более охотно ему лепили выговора.
К политической трескотне Виктор Федорович относился равнодушно. Не боялся выражать «крамольные» мысли. На партийно-хозяйственном активе, где обсуждался вопрос разделения Ангарска на два района, его колкие замечания разносились на весь президиум: «Лучше бы двести шоферов приняли на работу, чем двести новых управленцев». А ведь они носили принципиальный характер. Новокшенов, являясь хозяйственником, противился расширению партийной надстройки с установлением еще одного контролирующего органа над городом и комбинатом, уже третьего по счету: обком, горком и городской райком. А был еще партком комбината. Не много ли? Признаться, меня коробили те филиппики, но их правота подтвердилась, когда через восемь лет город опять объединился.
Натура Виктора Федоровича была многогранной, он обладал огромным объемом знаний по самым разным направлениям человеческой деятельности. На его доклады в заводской Дом культуры «Современник» люди шли с удовольствием, зная, с каким остроумием и юмором он обыгрывает отдельные моменты речи. Бывало так, что он брал на трибуну газету с материалами очередного партийного постановления, на полях которой делал пометки, и живой, зажигательный доклад начинался.
ДК «Современник», когда-то по ошибке строителей построенный «задом наперед», т.е. парадным входом в сторону леса, был перепроектирован и быстро стал популярным центром культуры. Прославленные творческие коллективы, корифеи науки, искусства, звезды эстрады и спорта в разные годы блистали на этой сцене. Здесь звучал великолепный бас Бориса Штоколова, испускала неотразимые чары Алиса Фрейндлих, вел задушевные беседы Олег Ефремов. Перечислять их – дело долгое и хлопотливое, кто-нибудь обязательно будет упущен. Спросите лучше, читал ли на сцене «Современника» стихи Роберт Рождественский? Ответ предсказуем – читал. Валерий Брумель, чьи космические прыжки воспринимались на уровне подвига Ю. Гагарина, прямо из курганской лечебницы Елизарова взял курс на Ангарск, чтобы отчитаться перед Виктором Федоровичем об успешном срастании поломанной ноги.
***
Они встретились в Литературном институте, яркие представители восходящей плеяды советских поэтов-шестидесятников, и не могли не увидеть друг в друге фигуру, отмеченную особым дарованием. Каждый из них в избранной личности полюбил талант. Молодые люди, а это были Евгений Евтушенко и Белла Ахмадулина, в 1957 году скрепили свои отношения брачным союзом и поначалу были необыкновенно счастливы. Так бы всю жизнь, но вот беда – счастье бывает изменчиво. Приглядевшись ближе, молодожены увидели, что они не стали исключением из тех молодоженов, которые «не сошлись характером». Об уходе из замужества Белла отозвалась известными по рязановскому фильму «Ирония судьбы» строками:
А напоследок я скажу:
Прощай, любить не обязуйся.
С ума схожу. Иль восхожу
К высокой степени безумства…
В начале семидесятых Ахмадулина находилась на гастролях по Прибайкалью, где В.Ф. Новокшенов не упустил возможности зазвать очередную залетную знаменитость в Дом культуры «Современник». Публика была наслышана, что Белла, красавица с раскосыми глазами, одна такая из всех, которая обладает неповторимой манерой чтения с гордо приподнятой головкой и выгнутой лебединой шеей. Голос нежно напряжен, в речитативе – проникновенная плавность, замедленность произношения. Ахмадулина – это смелая фантазия, некая велеричавость лексики с неожиданными и не затертыми рифмами. Ее стиль сравнивали с импрессионизмом, характерным направлением живописи, с той кажущейся небрежностью и мятежностью, что завораживает людей.
Она явилась зрителям, стройная, элегантная, освещенная яркими юпитерами. Благожелательно осмотрелась, и вот уже приподнята головка к единению с благословенными небесными силами, и раздался чарующий голос: «Идут белые снеги…», затем – глубокомысленное молчание… Зал понимающе затих, ожидая продолжения игры мастера эстрадной сцены. И вновь вскинута головка: «Идут белые снеги…», и - новая пауза, а в зале пронзительная тишина в ожидании чего-то необыкновенного. Очаровательная головка вскидывалась трижды, посылая залу первую строку евтушенковского стиха, каждый раз без продолжения, пока чтица, невнятно извинившись, не покинула сцену. Ведущий концерта что-то сказал о внезапном недомогании поэтической звезды и объявил следующий номер. Чудодействие закончилось, не начавшись, а в нем Ахмадулина пыталась донести до ангарчан недавно вышедшие из-под пера ее первого мужа философские рассуждения о бренности человеческой жизни:
Идут белые снеги,
Как по нитке скользя,
Жить и жить бы на свете,
Да, наверно, нельзя…
На этой тонкой нити и поскользнулась поэтесса. Вскоре на случившийся казус по комбинату разошлась шутливая пародия местного юмориста, Игоря Витушкина, получившего направление в Ангарск в Старомонетном переулке. В нем автор оттолкнулся от стихотворения Беллы «Страшнее дружбы в мире нет любви», посвященного Евгению Евтушенко. Упомянутый здесь Микаэл (Таривердиев) входил в состав гастрольной творческой группы. Директорское присутствие в дружеском застолье скромно опущено. Опуская начальные четверостишия, приведу последние два, написанные от имени героини:
Чтоб чувствовать себя на сцене смело
И все подряд читать, включая ерунду,
«Налей сто грамм» - прошу я Микаэла,
А он налил мне двести, на беду.
Темно в глазах, я ничего не вижу,
Пойду на звук, ты только позови,
Поможешь мне и станешь еще ближе,
«Страшнее дружбы в мире нет любви».
Тем временем, Евгений Александрович обрел славу защитника гонимых Советской властью деятелей науки и искусства. Он заступался за Б. Пастернака и Б. Окуджаву, в 1968 году отправил телеграмму протеста Л. Брежневу на ввод советских войск в Чехословакию.
Поэт не остался в стороне от притеснений академика Сахарова, отца водородной бомбы, вставшего на путь инакомыслия и отстаивания прав и свобод, которыми и без правозащитников гордилась советская страна. Одно время, в разгаре семидесятых годов, Москва была завешена афишами к предстоящему выступлению Евгения Евтушенко перед любителями поэзии. Тогда-то поэту вздумалось позвонить Генеральному секретарю ЦК КПСС и высказать ему рекомендации по обращению с Сахаровым, выдающимся ученым, отстраненным от всех секретных разработок и трудоустроенным старшим научным сотрудником в том институтке, в котором он начинал грандиозную научную деятельность. Рекомендации поэта были приняты во внимание и учтены, что и было засвидетельствовано всеми рекламными площадками, с которых махом исчезли афиши, приглашающие москвичей и гостей столицы на желанную встречу с шестидесятником. Но нельзя сказать, что имя поэта было предано забвению, напротив, газеты запестрели статейками в адрес вольнодумца с подрывной идеологией. Вот и в стихотворении «Танки идут по Праге» им расписано подавление свободы не только на пражских улицах, но и в душах советских людей.
1977 год. Опальному поэту оставалось покинуть столицу и податься в очередную поездку по родной с детства Сибири, до самой Колымы. В Прибайкалье он отвел душу на сплаве по северной реке Вилюй, откуда попал в объятья Виктора Новокшенова, большого знатока и любителя культуры и искусства. Два неординарных человека, засекреченный директор и запрещенный поэт, прекрасно поладили и повязались крепкой дружбой, сроднившись душевно. «С Высоцким мы проводили концерты в ДК «Современник», когда они были запрещены в Москве», - вспоминал позднее Евтушенко. Надо ли пояснять, что выступление поэта, собиравшего стадионы, в Ангарске прошло более чем успешно.
ДК «Современник». Поэт захватил слушателей, внешне не прилагая к тому усилий. Захватил поэзией, близкой и понятной каждому, мощной энергетикой и мастерством исполнения. Отрывки из поэмы «Станция Зима» слушались с затаенным дыханием. Его голос то неудержимо рвался в космические выси, то затихал, приглашая слушателя вникнуть в сокровенные чувства и мысли поэта, и вновь накалялся до звенящей вибрации. Чтец – тот же актер. Когда он пропускает рифмованные строки через себя, через пылающую пламенем грудь, тогда извлекаемый из нее стих охватывает притихший в темноте многосотенный зал, настраивает сердца слушателей на поэтический ритм чтения. Таков Евтушенко. Если исполнительское мастерство Ахмадулиной схоже с импрессионизмом, то его творчество ближе к экстравагантности, вызывающей манере читки.
Впрочем, оба великие оригиналы. Двухчасовой спектакль, в котором поэт, в отличие от Беллы, ни разу не сбился с чтения, пролетел как миг. Были еще претензии к ДК «Современник» со стороны Иркутской филармонии, представляющей интересы Росконцерта, за организацию концерта без согласования с верхами и без отчисления в центральную кассу доходной части от продажи зрительских билетов. Но оказалось, что мудрец Новокшенов предусмотрительно распорядился билеты на Евтушенко не продавать, и концерт из кассового мероприятия превратился в творческую встречу любителей поэзии. Претензии отпали. Тогда вперед, на Колыму!
***
Начальные кадры известного фильма Сергея Герасимова «У озера» также снимались в заводском ДК. В них можно углядеть фигуру засекреченного директора, которого органы безопасности разрешили представить миру, но только со спины. Бывал в гостях у секретного директора другой сверхсекретный человек – знаменитый советский разведчик К. Филби, он же один из первых руководителей британской контрразведки. Только за военные годы выдающийся разведчик всех времен переправил в Москву без малого тысячу донесений, из них - о готовящейся вермахтом операции «Цитадель» на Курской дуге. Он прерывал все попытки объединения Германии и Британии в военный союз против СССР. В Москву тайно перебрался в 1963 году, когда после десяти лет слежки его разоблачение стало неизбежным. Из источника не для распространения можно сообщить, что встреча Филби-Новокшенов состоялась в 1971 году. Для чего бы она была нужна? Не только для посещения Байкала, но и для поднятия духа английского аристократа, испытывающего разочарование от тусклой стороны советской действительности. Затем он душевно воспрянул в брачном единении с русской красавицей Руфиной Пуховой. К Брежневу относился со скептицизмом, в радужных речах Горбачева видел негатив.
На сцене Дворца "Современник" Филби почему-то не появлялся, зато здесь творили свои мастера эстрады. Огромным успехом пользовались заводские команды КВН, певческий дуэт Нины Кожевниковой и Надежды Бахановой, самодеятельные коллективы многочисленных кружков и студий. Человек разносторонних знаний, Виктор Федорович разбирался в музыке, читал наизусть поэму «Братская ГЭС», любил театр, следил за творчеством выдающихся режиссеров Ю. Любимова и Г. Товстоногова. В свободный час он и сам брался за стихосложение, вот одно из них, способное заменить целую поэму о жизни в неизвестных городах:
Мы жили в неизвестных городах -
В Сибири, Подмосковье, на Урале.
Сюда нас завозили впопыхах.
Отсюда выезжать не разрешали.
До внешней зоны это был предел,
Куда ты изредка из цеха выбирался,
Здесь демократию вершил политотдел,
И он же централизмом занимался.
Не выбирали здесь мы горсовет,
Здесь наши письма вежливо читали,
Казалось, здесь Советской власти нет,
Но здесь-то мы её как раз и защищали.
Мы жили здесь на страшных скоростях,
В работе спаянные крепкой дружбой,
И первыми держали в емкостях
Могучее и грозное оружие.
Мы первыми узрели на блочках
Сиянье неба, неба голубого,
И проверяли на своих боках
Значение эффекта Черенкова.
Когда откроют эти города,
О них напишут небыли и были.
О нас, о нас вы вспомните тогда,
Мы в них работали, работали и жили!!!
Моя задача в том и состоит, чтобы присоединиться к тем, кто открывает эти города, довести до читателя больше былей, чем небылей, и кому-то напомнить, а другим рассказать о тех людях, которые там работали и жили. Блочками атомщики называли обогащенную урановую продукцию, получаемую на первом этапе в малых количествах на машинах низкой производительности. Автор ассоциирует ее мирное применение в образе неба голубого. Еще одно замечание: внимательный читатель, конечно, заметил, что названия некоторых частей и глав книги заимствованы из этого стиха. Это признание, не плагиат.
***
Денег на социальную политику предприятие выделяло столько, что их куры не клевали. При въезде на улицу Социалистическая комбинат построил центр общественного питания под романтическим названием «Баргузин», который мог украсить старый московский Арбат. Здание оказалось настолько шикарным и не по-советски элегантным, что комиссия недремлющего Комитета народного контроля РСФСР без промедления прибыла на смотрины нового сибирского чуда. Директор радушно принял москвичей, устроил им полагающуюся поездку на Байкал и даже под приближающуюся зиму проявил заботливость о здоровье гостей, одарив их модными меховыми шапками.
Но дружба дружбой, а служба службой, и ревизоры в положенный срок положили на директорский стол разгромный Акт по вопиющему расточительству народных средств, выброшенных на строительство дорогостоящего ресторана «Баргузин», не способствующего укреплению нравственности советских людей. Виктор Федорович, готовый к неблагоприятному исходу проверки, прикрепил к Акту набор красочных фотографий, на которых члены высокой комиссии ликовали за примеркой головных уборов, служащих для утепления головного мозга, и возвратил пакет составителям. Надо ли было сомневаться в том, что ревизорское заключение было перекроено, а приложенные фотографии разобраны гостями на долгую добрую память.
Другой объект, введенный в строй в 1967 году, касался всех тружеников комбината. Превосходный комплекс санатория-профилактория был построен на тихой окраине жилого поселка, в заботливом окружении ангарских сосен и елей. Трудящиеся здесь оздоравливались бесплатно и «без отрыва от производства»: утром пилюли, завтрак и автобусы у санаторского подъезда с доставкой на работу; вечером – процедуры, ужин, отдых и отбой. В дежурном журнале отдыхающим пациентам ставились «крестики» об их фактическом нахождении в номерах.
Отделавшись от непрошеных ревизоров от народного контроля, Виктор Федорович удивил народ перенесением в холодную Сибирь теплолюбивой южной растительности, которой природа отвела место произрастания в Центральной и Южной Америке. Экзотические цветущие растения были закуплены в Сочинском дендрарии и привезены в четырех вагонах. В ДК «Современник» появился великолепный зимний сад, украшающий Дворец по сей день. Здесь можно увидеть веерные, финиковые и кокосовые пальмы и другие растения, названия которых мало знакомы сибирякам. Для воссоздания ландшафта муссонного климата во Дворце и в административных зданиях предприятия выставлены камелии и азалии; в «мексиканских прериях» красуются юкки и пампасские травы с оттенками цветения от зеленых и голубоватых до серебристых. Пустынная зона представлена разновидностями кактусов – опунциями с тонкими острыми шипами и нежными цветениями, а также цериусами, эпифилиумами…
Директор не знал пределов совершенствования, и следом за цветочной галереей на комбинате появилась галерея картинная. Художники Приангарья встрепенулись, выставляя залежавшиеся творения богатому покупателю. Сбыв одни картины, они спешно принимались за новые шедевры изобразительного искусства. Стены административных помещений и производственные участки запестрели художественными изображениями, отражавшими современную эпоху в стиле социалистического реализма. Атомщики ходили по холлам административно-бытового здания № 5 и соединительному коридору завода, скособочив головы на холсты новокшеновской «третьяковки». Они приобщались к высокому искусству живописи, а приобщившись, перестали обращать внимание на произведения мастеров кисти, будто они висели на стенах вместо обоев. Со временем часть галереи передали в одно из учреждений культуры.
***
Трассу от Иркутска к Ангарску и сейчас пересекают два канала, обозначенные табличками как «р. Большой канал» и «р. Малый канал». Откуда бы взялись такие реки, и почему по Большому каналу вода течет из Ангары на подъем куда-то в тайгу, словно так и надо, а навстречу ей, по Малому каналу, обратно в Ангару? Это и был круговорот воды на АЭХК, задействованный двумя крупными насосными станциями для подачи воды в теплообменные установки уранового завода. Между тем, значение каналов не переоценить. Дело в том, что электроэнергия, потребляемая в диффузионном процессе, компрессорами переводилась в тепло, отводимое системой охлаждения. Стало быть, без отвода тепла обогатительный процесс невозможен, но с рукотворными каналами, протянувшимися от Ангары до промышленной площадки, творились свои заморочки. Теплый (сбросной) канал быстро обрастал водорослями, превращая его в болото. Проблема. Как с ней бороться? Заседания Научно-технического совета раз за разом заходили в тупик.
Тут и выступил с предложением по биологической очистке канала ихтиолог предприятия Горшков, деятельность которого до тех пор оставалась незамеченной. «Надо запустить в канал рыбное стадо белого амура, - утверждал специалист подводного мира. – Прожорливый амур, поедающий в сутки массу водорослей, равную собственному весу, не допустит зарастание канала». Оригинальный вариант, предложенный изобретательным ихтиологом, пришелся по нраву директору, ведь теплый канал одновременно превращался в настоящий рыбозавод, а это – ощутимая добавка к меню для трудящихся в заводской столовой. Об этой операции кратко упоминается в книге «АЭХК: 60 лет. История из историй». На странице 59 читаем: «Рыбу нашли, выпустили в канал, создав ей все условия для размножения. Очень быстро ситуация разрешилась». Но история с белым амуром настолько занимательна, что ее можно привести в некоторых подробностях.
Директор с присущей ему энергией принялся за новое дело. Строители приступили к рытью двух котлованов под водоемы, в которые, по замыслу проектантов, амур, насытившийся за день, должен был из канала заходить на ночной отстой, наслаждаясь отдыхом в неподвижной воде. Поперек устья канала возводилась хитроумная схема слабых электрических полей, преграждающая амуру выход в просторы Ангары. Ответственная работа велась под руководством главного энергетика комбината А.И. Рыбинцева, прибывшего в Ангарск с такой же должности с Урала, без повышения. В книге «АЭХК. Полвека в строю» сделана многозначительная запись: «В канале построено искусственное заграждение (игнитронный рыбозаградитель)». На том запись обрывается; видимо, последствия рыбной истории показались редколлегии малозначащими.
Отловленные на Амуре травоядные были загружены в специально изготовленные резервуары из нержавейки и доставлены в Восточную Сибирь. Драгоценных особей длиной под метр каждый поштучно запускали в новую среду обитания. Всего их было сорок шесть красавцев, отливающих чешуйчатым серебром. Дежурный охраны сделал в журнале историческую запись: «Принял по смене амуров в количестве 46 (сорок шесть) голов», поставил дату и витиевато расписался. Амуры вяло передвигались по заводи пруда, осваиваясь в промышленных стоках уранового производства. Ответственный сотрудник Управления рабочего снабжения уже разливал коньячок соратникам, готовым поднять чарку за успех мероприятия, как всеобщее внимание привлек один из новоселов, всплывший на поверхность заводи брюхом кверху. В рядах энтузиастов наступило замешательство.
- Им просто не хватает кислорода! Вода-то промышленная, прогрелась в теплообменниках, - подал кто-то здравую мысль, тут же одобренную высоким консилиумом. Не более как через полчаса, со станции жидкого азота к месту событий были доставлены кислородные баллоны для оказания экстренной помощи терпящим бедствие амурам. В пруд сбросили несколько кислородных шлангов, но количество дохляков неуклонно увеличивалось.
- Вызовите сюда Сусанну, - проговорил директор, ни к кому не обращаясь. Слова прозвучали в абсолютной тишине, которая мгновенно устанавливалась, едва он начинал говорить. Фамилию начальника заводской санэпидстанции можно было не называть по случаю ее редкого имени. Привезли встревоженную Сусанну с еще более редкой фамилией: Най.
- Проверьте, можно ли эти туши сдать в заводскую столовую,- дал задание директор и отбыл с рыбного полигона. Заключение на рыбу оказалось отрицательным по причине возможного бактериоза. На том и закончилась эпопея с белым амуром, затеянная по случаю зарастания растительностью теплого канала.
Научно-технический совет комбината продолжил было заседания по актуальной теме, от которой зависел круговорот воды промышленного назначения, когда мастера-умельцы цеха ПВК, проявив смекалку, разработали для очистки канала от водорослей простейшую конструкцию. Они закидывали поперек русла стальной трос и с помощью лебедки волочили его по берегам, срезая под корень подводную растительность, уносимую течением в Ангару. Проявленная снизу инициатива дала желаемые результаты, и как указано в Книге «АЭХК: 60 лет», «ситуация разрешилась».
***
Забота о трудящихся была сильной и последовательной чертой Новокшенова. Ему в заслугу относится сооружение искусственного теплого пруда с благоустройством берегов под массовый отдых горожан. Раньше жители городка отдыхали в пойме холодной и быстрой реки Китой, по которой с верховьев лесоповальщики сплавляли бревна. Бревен было так много, что по ним можно было переходить с берега на берег. Никто тогда не задумывался о последствиях массовой вырубки леса, которые наступили внезапно и как-то очень быстро, на протяжении человеческой жизни, да и думать о том не полагалось, за людей думали партия и правительство.
Начало водной эпопеи относилось к 1962 году, когда была введена в эксплуатацию система водоснабжения комбината с забором воды из Ангары и ее возвратом из теплообменных установок (ТОУ). Часть теплой воды спускалась по Еловке, которую запрудили с образованием водоема площадью в четыре-пять квадратных километров. Жители Ангарска быстро перекочевали с берегов горного Китоя на теплую новокшеновскую запруду, из которой любителям плавания хоть часами не вылезай. Для тех, кто не мог вывезти детишек на море, Еловское «южное взморье» было даром Божьим, спущенным с небес аккурат к городу, в пятнадцати минутах ходьбы по лесу от трамвайного кольца.
В распоряжении отдыхающих имелась лодочная станция, смельчакам - десятиметровая вышка для прыжков в воду, детям - огражденный «лягушатник» на мелководье. На дорожках открытого бассейна коллективы комбината сдавали нормы ГТО. Лица, не умеющие плавать, от сдачи зачета не освобождались и преодолевали водный рубеж, цепляясь за канаты и демонстрируя готовность к труду и обороне. Директор наравне со всеми сдавал нормы ГТО. Плавал он превосходно. Здесь же, на деревянном помосте бассейна, мне довелось сыграть несколько шахматных партий с директором, видевшим во мне сильного игрока.
- А почему ты не рубил слоном, я боялся этого хода, - спросил он по ходу партии, - В чем тут комбинация?
- Слоном? Не видел я этого хода, Виктор Федорович, - чистосердечно признался я в своей промашке.
Взрыв гомерического хохота потряс большое директорское тело. Он завалился на спину в хохоте до изнеможения. Он мучился в поисках сложной многоходовой комбинации, оказавшейся простейшим ляпом! Авторитет повержен! С ними, авторитетами, оказывается, надо играть смелее, диктовать свою волю на шахматной доске так же, как и на производстве.
В отношении к персоналу, к трудящимся, проявляется суть любого руководителя. Приемные дни Виктор Федорович проводил раз в месяц, но принимал всех записавшихся без ограничений, сколько бы времени для этого ни требовалось. В один из таких дней, утомленный многочасовым приемом, он потянулся занемевшим телом и произнес: «Эх, коньячку бы…». Каково же было его удивление, когда работница отдела кадров, услышавшая никого не обязывавшее директорское пожелание, в очередном перерыве поставила на стол перед опешившим Виктором Федоровичем бутылку коньяку. Так директор узнал, что его забота о народе была взаимной.
***
Прослышав однажды о поступлении на комбинат красавицы «Волги», в приемную директора слетелись, как пчелы на мед, соискатели дара небесного. Не машина, а мечта автомобильным гурманам. Первым из них к директору прорвался Виктор Алексеевич, начальник цеха связи:
- Виктор Федорович, я к Вам с просьбой. Несколько лет прошу завком выделить мне «Волгу», но мое заявление до сих пор не рассмотрено, - посетовал связист на свою печаль.
- Что значит, не рассмотрено? Уже и в профсоюзе бюрократы развелись? А что говорит председатель завкома? – поинтересовался директор.
- Говорит, что заявление надо подписать у Вас.
- У меня, так у меня. Давайте Ваше заявление, я подпишу.
Виктор Алексеевич не поверил своим ушам. Неужели свершилось чудо? Мир преобразился в его глазах, наполнившись волшебным светом нового качества жизни. Не помня себя от счастья, он положил заявление на стол директора. Тот, не раздумывая, наложил на прошении резолюцию.
- Огромное спасибо, Виктор Федорович! Я просто не знаю, как Вас благодарить! – начальник цеха положил драгоценную бумагу в элегантную кожаную папку.
- Пожалуйста, Виктор Алексеевич! Заходите с любой просьбой.
Не чуя под собой ног, проситель вышел из кабинета в приемную. Там сидели его конкуренты, теперь уже бывшие, ожидавшие, чем завершится вояж претендента на роскошный приз о четырех колесах.
- Ну и как, подписал? – спросил наиболее нетерпеливый из коллег, хотя по неописуемой радости автолюбителя все уже поняли, что акция завершилась более чем успешно.
- Подписал! – выдохнул счастливый связист. Собравшиеся командиры служб и подразделений комбината приуныли. Снова им ждать очередного распределения, но ничего не поделаешь, хозяин – барин, мирились они со своей безысходностью.
- Виктор Алексеевич, покажи хоть, что он написал на заявлении, - попросил перед уходом кто-то из невезучих соискателей удачи. Присутствующие сгрудились вокруг, чтобы полюбоваться заветной резолюцией хотя бы на чужом прошении. Главный связист комбината великодушно протянул им заявление…
Поначалу никто ничего не понял. У одних в недоумении брови полезли на лоб, другие ухмыльнулись. На заявлении круглыми, словно скатывающимися с кончика директорского пера буквами было написано «Отказать». Ниже дата и всем знакомая подпись. Вот это фокус! Нет, с таким директором его подчиненным жизнь скучной не покажется! До чего же правильно поется в казачьей народной песне: "С нашим атаманом не приходится тужить". Общая унылость, терзавшая охотников за удачей, вдруг покинула их головы, вернув к прежней жизни, наполненной устоявшимся смыслом существования.
По достоинству оценив очередную директорскую заморочку, сослуживцы весело расхохотались. Лишь Виктор Алексеевич, сброшенный капризной птицей счастья с заоблачных высот на грешную землю, растерянно хлопал глазами, пытаясь прийти в себя от шока. Между тем, директор неспроста разыграл шутку над подчиненным. Он знал о пренебрежительном отношении этого, в общем-то, толкового руководителя к служебным бумагам, в которых тот усматривал придаток бюрократии, и преподнес ему урок должного обращения с документацией. С тех пор отношение начальника цеха к бумагам изменилось, - он стал внимательно изучать каждый документ с первой строчки и до последней. А вдруг где-то кроется подвох?
***
Мне часто приходится бывать в жилом районе АЭХК, встречаться с товарищами по прежней работе. Здесь многое напоминает о первом директоре, который любил жизнь и все делал для того, чтобы она стала краше, добротнее для жителей городка. Ведомственные детские садики – лучшие в городе. На торцах жилых зданий – огромные мозаичные изображения, отражающие исторические вехи развития России. Жилой поселок украшался световыми рекламами, что было тогда в диковинку. За чистотой и порядком в поселке следил цех благоустройства, входивший в состав комбината.
В середине шестидесятых годов, когда комплекс КИУ был переведен в новое здание № 3Б, фреоновые установки, отслужившие свой срок в старом здании, были смонтированы на зимнем стадионе «Ермак». Ангарск первым в Сибири получил искусственный лед. Сюда на тренировочные сборы прибывали конькобежцы, близко не подпускавшие к пьедесталу зарубежных соперников по ледяной дорожке. Имена супругов Бориса и Валентины Стениных, Виктора Косичкина, уральской молнии Лидии Скобликовой, Евгения Гришина навсегда вписаны в мировую летопись, но из этой великой когорты на ангарском льду блистала Инга Артамонова, высокая и статная русская красавица.
Ныне наши сборные раскатывают по европейским тренировочным базам, но представьте себе ледяную площадку, обнесенную простеньким деревянным забором, как это выглядит на нынешних дворовых кортах, а вдоль забора королева льда нарезала круг за кругом, словно отлаженная машина, и непременно с улыбкой на лице. Незабываемое зрелище. На тренировочные сборы в Ангарск часто приезжала команда биатлонистов СССР во главе с лучшим биатлонистом двадцатого века Александром Тихоновым. Команда стреляющих лыжников, не знавшая в мире равных, тренировалась на базе заводского пионерлагеря имени Героев-космонавтов, что в десятке километров от Ангарска среди нетронутой тайги.
Хоккейная школа, благодаря директорской поддержке, с 1958 года прочно закрепилась на комбинате; команда «Ермак» принимала участие в чемпионате страны по классу «Б». Хоккейный корт, поначалу примитивный и в деревянном исполнении, был центром спортивной жизни поселка атомщиков. Посмотреть искрометную игру рыцарей ледового поля и поболеть за любимую команду съезжался весь Ангарск, в кассах – столпотворение. При входе на стадион велась бойкая торговля шашлыками под водочку, где болельщики перед игрой кучковались за небольшими столиками и при появлении директора наперебой зазывали его угоститься. Виктор Федорович, народный директор, переходил от столика к столику, не отказываясь от рюмочки, и заводил с людьми короткие оживленные разговоры.
Из хоккеистов красивой и техничной игрой отличался В. Брынских; позже в его манере заиграет блистательная звезда советского хоккея А. Мальцев. Хороши были капитан команды Юрий Белан и Владимир Меньшов, играющий на любой позиции. Позднее Владимир Сергеевич Меньшов занимал должности начальника ремонтного цеха и коммерческого директора комбината. Он и на руководящих позициях был хорош, не хуже, чем на ледовом поле. При клубе действовала детская секция из ста ангарских мальчишек. Бывал в Ангарске прославленный тренер Анатолий Тарасов, который проводил здесь игры «Золотой шайбы» по зоне Сибири. «Канадский гость» с новокшеновских времен прочно прижился в Ангарске, команда «Ермак» и сегодня достойно представляет прибайкальский хоккей на российской арене.
***
Все новшества, украшающие жизнь людей, давались директору ценой выговоров и выволочек. Сколько у него их накопилось? Известны выговоры за строительство стадиона «Ермак» и в привесок к нему - за организацию хоккейной команды, как будто стадион мог существовать сам по себе, без команды. В дни рождения нашей дочурки на стадионе всегда проводились грандиозные торжества, и именинница стремглав неслась на «свой праздник». С годами она осознала, что город в ее день рождения, девятого мая, торжествует в знак Победы в Великой Отечественной войне. И за турбазу «Героев-космонавтов», куда устремлялся весь комбинат, особенно зимой с катанием по лесистым лыжным трассам, а летом открывался пионерлагерь, как было не объявить выговор директору, налаживающему быт людей? И за стеклянное оформление ДК «Современник», где разместился великолепный зимний сад южных растений, выговор сам по себе напрашивался; не слишком ли кудряво захотели жить сибирские атомщики, поставившие заслон американским ястребам с урановыми бомбами в когтях?
По воспоминаниям Анатолия Алексеевича Лавелина, еще одного выходца из УПИ, работавшего на постах директора химического завода и председателя объединенного заводского комитета (ОЗК-37), Виктору Федоровичу вручено около двадцати больших наград и званий и фактически за то же самое объявлено более тридцати выговоров. В год по одному. В Главке министерства его считали «партизаном». Где они сейчас, столоначальники, чем отличились, кроме того, что костерили ангарского воителя? А он, Виктор-победитель, навсегда вошел в историю великой страны, ведь величие большого человека не снижается, лишь ярче высвечивается, с его уходом из бренной жизни. На жизненные перипетии своего друга Евгений Евтушенко отозвался стихотворением «Карликовые березы»:
… Мы, карликовые березы.
Мы хитро придумали позы,
но все это только притворство.
Прижатость есть вид непокорства.
Мы верим, сгибаясь увечно,
что вечномерзлотность – не вечна,
что эту паскудину стронет,
и вырвем мы право на стройность.
Но если изменится климат,
то вдруг наши ветви не примут
иных очертаний - свободных?
Ведь мы же привыкли - в уродах.
И это нас мучит и мучит,
а холод нас крючит и крючит.
Но крепко сидим, как занозы,
мы - карликовые березы.
Затем наступила тяжелая болезнь. Онкология. Начальник МСО-28 Олег Малов вспоминал, что Виктор Федорович сознавал свое положение, но вел себя с поразительным спокойствием, мужеством и достоинством, заслужив у медиков высочайшее уважение. Никаких каприз. Его сущность и сила духа проявились в личной беде. Мы с первым секретарем Иркутского обкома Василием Ивановичем Ситниковым приехали в медсанчасть комбината навестить директора, имя которого еще при жизни стало легендой. Он вышел навстречу из палаты при поддержке главного врача, с трудом удерживаясь на ногах. Припал к плечу руководителя области и слабым голосом повторял: «Все силы отдал, все силы…». Они стояли, обнявшись, почти без слов, понимая, что эта встреча полагается по ритуалу, она последняя. Вскоре с Виктором Федоровичем прощался весь комбинат, весь город. Люди не могли сдержать слез. В час предания земле того, кто стал мне кумиром, кто выглядел в моих глазах исполином, глыбой человеческой, состоялась моя прощальная речь, самая трудная, самая тяжелая.
Подлинным детищем Виктора Федоровича стал ледовый спортивный комплекс «Ермак». Поначалу это была деревянная коробка, затем появился искусственный лед, где блистали лидеры мирового конькобежного спорта, члены сборной СССР. Наконец, над полем было возведено бетонное сооружение с трибунами и вспомогательными помещениями, после чего мечтой директора стало завершение строительства крытого ледяного Дворца. Сегодня его мечта сбылась, в городе появился грандиозный памятник Директору, памятник сибирского значения. Великолепный ледовый комплекс, который был заложен и выпестован Виктором Новокшеновым, назван его именем.
К всеобщему удовлетворению горожан, печать сообщила, что Ангарск ожидает еще одно событие по увековечению памяти легендарного директора АЭХК. Это решение принято по инициативе мэра города С. Петрова и получило поддержку руководства Ангарского электролизно-химического комбината и топливной компании «ТВЭЛ». Бронзовый памятник Виктору Федоровичу, человеку государственного масштаба, безусловно, станет символом беззаветного служения Отчизне, ее людям, в сердцах которых будет всегда жива память о первом директоре атомного гиганта на Ангаре.
Глава 4. Служебный роман
Рабочий день в разгаре. В моей памяти не померкнет панорама слаженного трудового ритма, когда рабочие и инженеры разных профессий обеспечивали заданный технологический режим здания № 3Б. Грузопотоки обеспечивались крупнотоннажным автотранспортом и несколькими мостовыми кранами. В тот памятный день ко мне подошел сменный технолог Михаил Огородников:
- Александр Петрович! Крановщица на кране № 3 сегодня как невменяемая! Грохнет емкость с высоты, тогда небо в овчинку покажется.
- Где она?
- Я отстранил ее от работы. Она отогнала кран на место стоянки и сидит в нем.
Я подошел к лестнице, ведущей к кабине крана. Поднялся и увидел производственную площадку с высоты «птичьего полета». Вид завораживал, но тогда мое внимание было сосредоточено на другом объекте. Крановщица, которую звали Тамарой, находилась крайне в угнетенном состоянии. С трудом сдерживая себя от рыданий, она поведала мне горькую историю, в которой ей глубокую душевную рану нанес один из работников подразделения, наглый и циничный.
Печальная исповедь крановщицы, искренняя и трогательная, настолько запала в мое сознание, что я набросал тогда записки с изложением взбудораживших меня мыслей в маленьком блокноте, который отложил в «долгий ящик». Ныне, полвека спустя, при составлении сборника воспоминаний я достал те наброски, сделанные наскоро, бессистемно, но сохранил нетронутой вложенную в клеточные странички печать времени. Вот они, записки далекого прошлого, точнее, часть из них:
Прошло уже много дней, но передо мной все так же отчетливо стоит тот печальный и трогательный облик, когда мне привелось быть свидетелем драматической картины крушения сокровенных надежд и чаяний.
Столько горя, страдания и разочарования мне не приходилось видеть ранее. И самое трагичное заключается даже не в том, что произошло, а во всяком отсутствии надежд на лучшее будущее. «И никогда уже не будет, никогда!» - не забывала Тамара добавить к своей горькой повести. Не будет счастья, которого она достойна. Отчетливо вижу скорбную фигуру, словно уменьшенную, придавленную равнодушным миром, непроизвольные, конвульсивные движения ног, вздрагивающие плечи и голову, уроненную в сжатые кулачки примкнутых рук.
В этих кулачках собраны остатки сил, столь необходимых, чтобы справиться с душевной мукой, заполнившей милое, слабое и беззащитное существо. Я и раньше выделял эту миловидную и приятную в общении женщину из общей среды, но лишь благодаря ее обаятельной внешности, умению с достоинством держать себя, строгой манере поведения.
И только благодаря случайности я получил возможность совершенно определенно судить о ней. Обычная рабочая женщина, крановщица, она поразила меня теми редкими чертами, которые называют одухотворенностью или еще высокой нравственностью.
Прожив далеко не яркую жизнь, а напротив, страдая от будничного, прозаического существования, ее жаждущая душа мучительно не желала расстаться с девическими мечтами о красивой жизни, о корабле с алыми парусами. Эти мечты не давали покоя, которым спешили насладиться другие, будоражили ум, терзали и одновременно возвышали ее как личность.
Одиночество было тем мучительнее, что она вправе была ожидать любования собой. Ясным и открытым взглядом, не имея повода стыдиться своей натуры или смущаться своих наклонностей, могла бы она встретить спутника жизни, предлагая себя, но в личных отношениях, как и в природе, существует закон естественного отбора. Только милые сердцу остаются в нас.
К сожалению, схожих судеб немало вокруг нас. Я имею в виду тех, кому было предназначено жить в одиночестве, хотя эти симпатичные девушки с замечательным складом характера достойны наслаждения счастьем. Одна из них говорила так: «Время словно остановилось для меня. Я не замечаю никаких изменений в себе, точно вчера окончила десятый класс». Ей было тридцать шесть. Так две жизни уместились в одной, втиснувшись в тесное жизненное пространство.
Невообразимо сложной является проблема взаимоотношений между людьми, особо – сердечных отношений. Для ее разрешения требуется обладать высоким искусством в сфере психологии и понимания человеческой души. К сожалению, это благородное искусство все более подменяется и попирается беззастенчивостью. Циники вытесняют романтиков.
Тогда и происходят события странные, на первый взгляд необъяснимые, где женские души, способные легко ориентироваться в едва уловимых оттенках поведения большого и глубокого характера, неожиданно теряются и принимают ухажерское притворство за желанную действительность, видят в собственных грезах обманчивый мираж.
…Прошло уже много дней, но передо мной все так же стоит тот печальный и трогательный облик… Меня не оставляет чувство вины за то, что я, как застал, так и оставил Тамару в беде. Я не видел способа оказать ей какую-нибудь помощь кроме высказанных слов ободрения и поддержки. Но благодарен ей за то, что через ощущение ее существования окружающий мир представляется мне светло-тканным. Ангарск. 1970 год.
***
Перечитав записки прошлого века, я задумался: кто бы из мировых авторитетов мог раскрыть тайны женских сердечных влечений? Приоткрыть завесу могла бы женщина, но у Агаты Кристи, мастера разборок запутанных детективных историй, мы не находим особого желания вникнуть в тонкую материю любви: «Непонятно, почему худшие из мужчин вызывают интерес у лучших женщин?» Это ключевая фраза, в которой сформулирована суть драмы, постигшей разочарованную ангарскую крановщицу.
Но ведь у кого-то должны быть пояснения к нашей истории, если древнегреческий философ Плотин утверждал, что «все уже сказано». Начались мои хождения в мире мудрых мыслей, в котором еще великий Шекспир вывел формулу страстной любви: «Чем страсть сильнее, тем печальнее конец». По этой формуле драма нашей мечтательной крановщицы вписывается в ряд любовных катастроф, где «мыльный пузырь всегда радужно настроен», о чем предостерегал Э. Кроткий, русский сатирик. В унылую эпоху застоя свободных и искренних душевных порывов им, мыльным пузырям, открывается больший простор для активных действий и заполнения желанных вакансий. Первая красавица нашей школы оказалась замужем за первым хулиганом.
Поскольку, по убеждению Агаты Кристи, «женщины не умеют ждать», то им первыми на пути встречаются «посредственные люди, которые всегда в ударе» (У. Моэм, английский писатель). Следующую подсказку мы находим у мыслителя Вольтера: «Люди легко верят тому, чего они страстно желают». Простодушные искательницы романтики, к сожалению, даже не предполагают, что «искусство нравиться – это умение обманывать» (Л. Вовенарг, друг Вольтера). Им бывает трудно отличить искренность от фальши.
Физическая любовь – это антипод идеальной любви. Проявления физической любви, переплетенной со злом, остаются сущим бедствием для лиц слабого пола: «это сквозь жизнь я тащу миллион чистых любовей и миллион миллионов маленьких грязных любей» (В. Маяковский). Поэт фиксирует явное преобладание грязных любовных отношений над чистыми, жертвами коих становятся представительницы прекрасного пола: «мужчин опасность подстерегает повсюду, а женщин главным образом в любви» (А.Кристи). Наша Тамара в стремлении к чистой любви угодила в грязную.
И снова обратимся к мнению умов, способных дать рекомендации отчаявшейся Тамаре по выходу из бедственной ситуации. «Отчаяние – величайшее из заблуждений», - заявил уже известный нам философ Л. Воверанг. «Ад и рай находятся в твоей собственной душе», - уточняет коллегу другой француз, П. Марешаль. Стало быть, оскорбленная Тамара под воздействием стресса могла оказаться как в раю, так и в аду, - ведь эти противостоящие миры есть состояние собственной души, и ей оставалось только выбрать направление движения к позитиву.
Итак, несчастной Тамаре следовало найти спасительный уголок в своей душе в ожидании счастья, поскольку «ожидание счастливых дней бывает лучше этих самых дней» (А. Паустовский, советский писатель). С ним согласен Ф. Достоевский, лучший знаток человеческой души: «счастье – не в счастье, а лишь в его достижении». Кому-то, но только не Тамаре, был бы благоприятен переход в приграничную область любви: из обжигающего пламени любви страстной в комфортную область любви-влечения, которая допускает смену объектов любви, когда любящие сердца переносят свои чувства с одних любимых на других, что нередко наблюдается в артистической среде, где артисты воспринимают жизнь как ту же сцену. Здесь уместно вспомнить М. Лермонтова, которого смерть скосила на взлете таланта: «Была безрадостной любовь, разлука будет без печали».
Так в чем же состоит счастье любви? Как его ощутить и чем измерить? Виктор Гюго, занимающий почетное место в мировой литературе, дает ответ на вопрос, мимо которого не проходит ни один из жителей планеты: «Самое большое счастье в жизни – это уверенность в том, что тебя любят». Человек, достойный любви, всегда услышит призывное биение любящего сердца, и не одного. Как он распорядится ниспосланным свыше даром, это уже его личное дело.
К сожалению, мне неизвестна дальнейшая судьба Тамары, но как бы хотелось, чтобы она сложилась для нее благоприятно! А ведь она была не одна, страдающая на любовном поприще в кипучей буче ангарских атомщиков. Помогут ли изложенные рассуждения о превратностях любви разобраться в потаенных мотивах действий героини другой истории?
***
Служебные романы, как без них обойтись, коли в трудовой обстановке ежедневно встречаются, напоминают о себе коллеги, друзья и товарищи, которые не демонстративно, а естественным образом проявляют свои нравственные и душевные качества? Здесь, как нигде, перед человеком, озабоченным поиском сердечного друга, проходят парадом ряды кандидатур для соискания счастья, выбирай на вкус.
Да и выбирать порой не требуется, сердечно вдруг, словно нечаянно, екнет и подскажет: это он, твой милый друг. А если в человеке вспыхивает пламя любви, то он не прислушивается к голосу разума, для него прекращают существовать принятые нормы рассудка. Страстно влюбленная личность не признает формальных преград к единению с избранником, они меркнут и исчезают в неодолимой силе душевного влечения к единственному человеку на свете.
Он женат, так что из того? Он оттого не стал другим, его манеры и поведение, его голос и глаза не изменились с женитьбой и уже не изменятся никогда. И они не повторятся ни у кого другого, потому что она, влюбившаяся девушка, всегда останется сама собой, и для нее, такой, какая есть, не подойдет никто другой, будь он даже в чем-то сильнее, богаче, ярче. А этот, единственный из всех, избран не головой, не рассудком, а необъяснимым влечением души, желанием быть рядом, вместе дышать, всегда видеть его и видеть себя в его взгляде. Ведь это так понятно и необходимо – быть рядом и вместе, а если нельзя всегда, то хоть какое-то время насладиться и надышаться общением, чтобы жить полученными мгновениями радости, утешая себя обретенным кратковременным счастьем, которое однажды посетило истосковавшуюся девушку. Важно, чтобы оно было, единение, когда глаза в глаза и когда узкая девичья ладошка в его ладони, тогда оно и останется в памяти надолго, а может быть, навсегда.
Екнуло сердечко и у девушки-практикантки, причисленной к службе КИПиА по контролю и наладке приборной части Диспетчерского пункта КИУ. Мы с ней не имели ни деловых, ни иных контактов и встреч, даже не были представлены к знакомству, сейчас не могу назвать ее имени, может быть, и раньше его не знал, хотя не мог не знать. Наши пути частенько пересекались, когда я уходил от рабочего места сменного технолога на утреннюю оперативку, а она появлялась в помещении щитовой и всегда с той лестничной площадки, через которую уходил я. Эти десять-двадцать метров встречного пути становились бедняжке испытанием до накала всех внутренних сил. Чуть выше среднего роста, тонкая, стройная, гибкая, она не могла найти место рукам; они то скрещивались впереди, защищая тело от взгляда, то, напротив, откидывались назад, уводили за собой узкие, развернутые плечики, выставляя напоказ грациозную девичью фигуру, облаченную в белый служебный халат. И тогда головка в элегантном чепчике вскидывалась, выставляя округлый подбородок и открывая тонкую шею.
А шаги несли навстречу, ближе и ближе, уже виден беспокойный взгляд мечущихся глаз, они ищут что-то по сторонам, возвращаются мельком к обожаемому объекту и покорно тупятся, признаваясь в своей слабости и беспомощности. Взволнованное сердечко билось, как у пойманной птахи, зажатой в ладони. Мы уже рядом, почти вплотную, оставались те два-три шага, чтобы разойтись, но если бросить напоследок взгляд на нее, то можно было увидеть, как на круглом личике с аккуратным, слегка вздернутым носиком отражалась легкая гримаса боли и разочарования. Дрогнут уголки губ, а большие серые глаза устремятся в пустое пространство перед собой, но ничего не видят в нем, ведь мир сошелся в одном человеке, который опять проходит мимо.
***
Служебные романы, которые строятся не из расчета, а по душевному настрою, невозможно скрыть, замаскировать от окружения, лучше и не пытаться. На ее лице, отмеченном чистой красотой и искренностью, было написано все то, что быстро стало достоянием товарищей и наставников по труду, проникшихся сочувствием к страданиям молодой практикантки. Они и устроили нам свидание, должное положить конец мучительной неопределенности отношений. Операция была приурочена к задуманной в цехе внезапной проверке работы ночной смены, не спят ли там работники вповалку безмятежным сном праведников вместо того, чтобы строго бдеть за технологическим режимом.
Но едва бригада ревизоров появилась на КПП-3, так труженики всего завода знали, что к ним едут с внезапной проверкой. Все линии связи были забиты предупреждающими звонками. Естественно, смена здания № 3Б встретила контролеров в порыве трудового энтузиазма. Аппаратчики и представители смежных профессий с озабоченным видом сновали по установкам, без всякой на то нужды крутили вентиля и задвижки, пристально разглядывали приборы контроля. Зато наши заговорщики, пособники молодой практикантки, свою задумку исполнили блестяще. Ко мне подошли слесарь службы КИПиА Анатолий Помазан, молодой красивый парень, с ним еще кто-то из прибористов постарше и чуть в сторонке стояла моя сердечная поклонница.
- Александр Петрович, пойдемте с нашей бригадой, пройдемся по минусовой отметке, я тут знаю места, где можно прикорнуть, - обратился ко мне Анатолий. Мы пошли, девушка с нами. Спустились на минусовую отметку и направились по отсеку, по которому трубы-двухсотки тянулись из здания на эстакаду соединительного коридора. «Александр Петрович, вы тут досмотрите, а нам еще надо заглянуть кое-куда», - вдруг спохватился наш проводник, и двое отделились от группы.
Остались другие двое, с глазу на глаз, начальник «сердца завода» и девушка, сердце которой преподносилось ему как редкое небесное дарование. Прошли до тупика коридора, откуда не так давно Иван Сафронович, главный инженер, водил меня по намеченной трассе для прокладки резервных магистралей. За новыми трубопроводами виднелся настил из досок, накрытый белой тряпкой. Вот он, неприметный лежак для ночного восстановления сил уставших тружеников подразделения. Стена, безлюдье и лежанка. В полумраке светились широко распахнутые серые, с голубизной, глаза. Они уже не прятались и не метались в девичьем смятении, а излучали властный женский зов. Зов женщины, готовой отдать себя в руки любимого человека. На смену сомнениям пришла решимость. Сейчас или никогда! Слова были излишни; этот взгляд, прямой и требовательный, был сильнее и красноречивее всяких слов. Сильнейшая любовная страсть у сдержанных женщин выдается увеличением размеров глазных зрачков. Черные, расширенные вдвое зрачки излучают тогда неодолимую силу, подавляют духовной мощью того, на кого направлены. Встречались ли вам такие?
А дальше – то невнятное продолжение, о котором вспоминается как о птице счастья, обдавшей избранника трепетными взмахами легких крыл и взмывшей с жалобным плачем в небесную пустынь. Если юная девушка открыто и отважно предложила себя женатому человеку, то он, в свою очередь, не смог преодолеть довлеющие стереотипы аскетической морали, господствующей в обществе лицемерия. Вдобавок, на него, то бишь, на меня, давил груз ответственности за судьбу юного и чистого существа, не отдающего себе отчет в последствиях опрометчивого шага. Не загоняет ли она себя в тупик, такой же непроходимый, как и стена эстакады, перед которой мы оказались вдвоем на минусовой отметке? Не будет ли тем труднее выбираться, чем глубже забредем в него оба, я и она. Не легче ли разорвать слабые нити сердечных влечений, пока они не укоренились, не опутали безвозвратно две жизни, одну из них семейную? Героизм женщин, способных к самоотверженности и самоотречению, известен, и он призывал к принятию решения по спасению страдающей души.
Потому и разговоры в глухом подвальном отсеке были не о том, никчемные и лживые. Потому и вывел я свою спутницу, милую и разочарованную, с минусовой отметки наверх, из затемненного подвального тупика на свет, к людям. Так случилось в полувековой давности, но сегодня я завершаю эти воспоминания, светлые и печальные одновременно, о несостоявшемся служебном романе двумя короткими фразами: Никогда не спасайте людей, которые о том не просят. И вторая заповедь: Всегда идите навстречу пожеланиям дорогого вам человека.
***
Но как бы отнесся к тем заповедям непревзойденный физик-теоретик Лев Ландау, оригинальность которого била фонтаном со школьных лет? В сочинении по пушкинскому Евгению Онегину он выразил свежую мысль: «Татьяна Ларина была довольно скучной особой», поплатившись за новое толкование лучшего образа русской женщины крупной единицей. Повзрослевший Лев Давидович признавал гениальность Лермонтова, но по-прежнему отрицал величие Пушкина. О поэзии и поэтах он тоже имел особое мнение: «Физик стремится сложные вещи сделать простыми, а поэт – простые вещи сложными».
Приведем фрагмент из интервью академика с журналистом:
- Ваше хобби?
- Женщины.
По классификации «эксперта любви», женщины распределялись на категории красивых, хорошеньких и интересных. Как видим, каждой женщине не зазорно оказаться в любой из предложенных категорий, что опять и ново, и хорошо, а признаки принадлежности к ним легко и наглядно были установлены академиком по носам лиц прекрасного пола. К красавицам он относил женщин с прямыми носами, к хорошеньким – тех, у которых носик слегка вздернут, а интересные женщины обладают носами крупными, выделяющими их из общей массы. Такие интересные дамы с избытком водятся на Кавказе. Со спутницей жизни, харьковской красавицей Конкордией Дробанской, которую академик подобрал себе по прямому носу, он долгое время, двенадцать лет, жил в гражданском браке, убежденный в том, что брак и любовь несовместимы. Сторонник любви-влечения. Их официальный брак был заключен в 1946 году, незадолго до рождения сына.
В книге «Академик Ландау. Как мы жили», которую можно отнести к жанру дамского романа, наивного и слишком откровенного, Конкордия, для близкого кружения - Кора, признавалась, что она загодя согласилась на заключение брака со свободой любви на стороне. Что ей оставалось делать, если ее «любовь к нему была прекрасна. Она вознесла меня ввысь, поставила рядом с гением». Более того, Конкордия видела в своем двусмысленном положении немалую положительную сторону: «От романа на стороне он будет любить меня еще сильнее, потому что все женщины проигрывают со мной».
В остальном история знакомства и любви будущего Нобелевского лауреата и сотрудницы харьковского физико-технического института мало чем отличалась от других семей советских интеллигентов.
В пору знакомства Ландау пришел в квартиру Конкордии, мокрый от дождя.
- Лева, на улице дождь? – встретила его хозяйка.
- Нет, Кора, прекрасная погода, - ответил гость, по присущей рассеянности не обративший внимания на обильные атмосферные осадки. Тут же, с удивлением разглядывая воду, струившуюся с одежды на пол, внес поправку на состояние погоды:
- Да, по всей вероятности, на улице дождь...
Кора тоже как-то оплошала, хотя рассеянностью не отличалась. Задержавшись утром у возлюбленного, она торопливо шагала по улице в боязни опоздать в институт к началу рабочего дня. Шедший навстречу сотрудник сделал ей дружеское замечание:
- Кора, весь институт знает, что ты ночуешь у Ландау, но нельзя же уходить от него в платье, одетом наизнанку...
Если оставить в стороне разного рода любовные приключения, то можно привести еще один забавный случай. Из Ленинграда, куда Ландау отбыл в командировку с чемоданом, собранном Корой, в Москву пришла телеграмма: «Нет зубного порошка». Едва Кора сходила в магазин за порошком, как пришла другая телеграмма: «Порошок нашелся». Так жили супруги Ландау в дружбе, любви и согласии. Философию семейных отношений академика в какой-то части разделял Виктор Федорович Новокшенов, не забывавший при закрытии разного рода собраний и совещаний пожелать его участникам "личного и семейного счастья".
***
Между тем, приверженность Ландау к свободной любви родилась не на пустом месте, а в следовании за сексуальной революцией, насаждаемой большевистскими вождями. В сравнении с ленинской политикой по отношению к семье, любовные деяния Ландау выглядят детской шалостью. Еще в 1904 году Ленин, будущий основатель государства нового типа, провозгласил один из его устоев: «Раскрепощение духа чувственности поможет выплеснуть сгусток энергии для построения социализма». Такая тактика и стратегия предлагалась для победы нового общественного строя. О том же беспокоился Лев Троцкий: «Любовное угнетение – главное средство порабощения человека. Семья, как институт, себя изжила». Ленин внес окончательное уточнение: «…не только семья. Все запреты о вопросах интимного характера надо снять».
С установлением Советской власти теория внебрачия получила распространение. «На месте эгоистической замкнутой семейной ячейки вырастет большая всемирная трудовая семья», - вещала А.М. Коллонтай. Ей вторила Н.К. Крупская: «Воспитанием детей должно заниматься общество, а не семья». Республика предельно упростила разводы, поощряла аборты и свободный брак. Общество подхватило государственную установку на свободную любовь. В Москве и Петербурге начались шествия нудистов и лесбиянок. Создавались семейства вроде половых коммун из десяти-двенадцати человек с общим ведением хозяйства.
Дальше других пошел Саратовский Губернский совет, объявивший женщин в возрасте от семнадцати до тридцати лет достоянием трудового народа и предоставивший право «заведования отчужденными женщинами» местным Советам депутатов. Появившихся детей сдавали в интернаты. В 1923 году в стране больших экспериментов больше половины детей были внебрачными; упала рождаемость. С приходом к власти Сталина все поменялось, семья снова стала основной ячейкой общества. При Сталине «сгусток энергии» извлекался из народа без всякого потворства ленинским демократическим начинаниям. Институт свободного брака был упразднен в 1940 году.
ЧАСТЬ 3. Во внешней зоне это был предел
Глава 1. Мы здесь работали, работали и жили!
Как-то европейский журналист, посетивший страну Советов, поделился в прессе своими восторгами по поводу городских дорог, свободных от движения автомобилей.
- Хорошо им рассуждать, когда каждый безработный имеет машину, - заметил тогда мой собеседник.
Не думали мы, что не за горами время, когда сами станем свидетелями заполонения городов транспортными средствами на колесном ходу. С ростом доходов граждане осознали, что автомобиль действительно, как утверждали известные классики литературы, является не предметом роскоши, а средством передвижения. В профсоюзных комитетах списки работников, записавшихся на покупку автомобилей, разрастались как снежный ком. В начале семидесятых годов я приобрел малолитражку Тольяттинского завода, однако из всех моделей отечественного автомобилестроения, представленных потребителю, престижная машина марки «Волга» оставалась предметом недосягаемых мечтаний. Доступ к ней имели только избранные лица.
В их состав я и решил вклиниться, написав на имя директора заявление с просьбой о выделении мне из директорского фонда автомобиля марки «Волга». Заявление передал в канцелярию и уже стал о нем забывать, когда однажды понял, что до директора оно, во всяком случае, дошло. Как-то после заседания парткома комбината мне довелось подвезти Виктора Федоровича на своих «Жигулях» до здания, где располагался отдел кадров. Новокшенов, при огромном росте и полноте, с трудом забрался в тесную кабинку и принялся нахваливать малолитражку, перекосившуюся от непосильного груза. Машина тяжело сдвинулась с места и робко двинулась в путь, прижимаясь к правой бровке дороги. Между тем, от пассажира сыпалась похвальба в адрес машины, затаенный смысл которой заключался в том, что о лучшем автомобиле его владельцу и не стоит задумываться.
Езда по улицам Ангарска и Иркутска мало чем отличалась от поездок по безлюдным прибайкальским степям. Светофоры и дорожные знаки – редкость, на дорогах пусто от края и до края, отдельные виды транспорта виднелись издали, не представляя помех автомобилистам. Так и ездили автомобилисты в добропорядочные советские времена по пустующим городским магистралям, полагаясь не столько на знание правил вождения, сколько на собственное их понимание.
Дима Лобанов, тот самый, что на экзамене в УПИ продемонстрировал опыты по режимам истечения газа, медленно вел автомобиль модели «Москвич» по просторной площадке перед выстроенными в рядок гаражами, намереваясь вырулить на дорожную трассу. Но тем днем Дима был не одинок на месте осуществляемых им маневров. Со стороны жилого массива к гаражным постройкам неуклонно приближалась другая машина той же модели. Итак, два автомобилиста, единственные на обширной территории, передвигались по пересекающимся траекториям на таких скоростях, при которых в точке пересечения они оказывались одновременно. Словно завороженные, водители не предпринимали мер к безопасности движения, прикидывая для себя, что такие действия должны последовать от приближающейся помехи.
Наконец, неизбежное столкновение свершилось. Два «Москвича», словно застывшие в бою бараны, замерли на месте, упершись рогатыми бамперами. Водители, знакомые между собой, вышли из машин для выяснения причин дорожно-транспортного происшествия. Задача для них оказалась не из простых: площадка широкая, разметок никаких, поди разберись, кто тут прав, кто виноват…
- Ты куда едешь? – услышал Дима вопрос товарища по несчастью.
- Куда я еду? – отреагировал Дима построжавшим голосом. – Я еду куда надо! Вот мой гараж, - указал он левой рукой, - а вон стоит дом, в котором живет моя теща, - взмахнул он правой. – Я везу ей самовар! Куда же мне еще ехать?
- Причем тут самовар? – больше прежнего возмутился оппонент. – Надо ездить по правилам, а не к теще на блины!
- Я еду как раз по правилам! – разгорячился Дима, задетый за живое упоминанием об обожаемых тещиных блинах, - В этом доме живет не только теща, я и сам! Может быть, мне и к своему дому нельзя проехать? Лучше объясни, почему ты въехал в мою машину?
Собравшиеся автомобилисты, захваченные аналитическим разбором столкновения, приходили в восторг от каждого нового довода потерпевших, которые категорически отрицали свою вину в транспортном происшествии.
- Я-то ехал по главной дороге, потому что она одна! Значит, у меня преимущество. Затем по безопасному правому повороту я делаю на площадке полукруг, чтобы встать задом к своему гаражу, а он у меня последний! Вот и все! А ты едешь поперек моей дороги!
- Какая твоя дорога главная? Она же узкая, всего-то для проезда одной машины! Площадь главная! По ней сразу едут несколько машин, а ты поперек всем!
Поскольку наши незадачливые герои вины за собой не признали, то и разъехались с миром. Тем паче, что крепкие бамперы из литой стали могли выдержать и не такие удары. Изгибы и перекосы на них легко исправлялись кувалдой. Знаю не понаслышке, сам правил. Лишь в памяти свидетелей осталась забавная картина разбирательства, устроенная водителями двух столкнувшихся на ровном месте «Москвичей».
***
Двое весельчаков и пересмешников цеха-81, технолог дневной технологической службы Шакир Кулимбетов и комсомольский вожак Валерка Аксенов, настолько вжились в свою роль, что искали любой повод для развлечения своих неугомонных душ. Очередная идея растревожила их сознание, когда на стоянке частных машин, расположенной перед заводской проходной КПП-3, участились случаи мелких хищений. То неведомые воришки снимут с автомобиля боковое зеркало, то – моечные щетки с лобового стекла. Доходило до того, что на колесах с золотников исчезали колпачки. Вот и подходили владельцы к средствам передвижения, оставленным на день без присмотра, с чувством легкой тревоги за сохранность аксессуаров, которых в магазине полный дефицит.
Но над кем устроить розыгрыш в сложившейся обстановке? Недолго думая, они и решили, каждый про себя, устроить каламбур над человеком, близким по духу шутовского творчества, стало быть, между собой. Движимые теми безобидными намерениями, Шакир и тот же Валерка, один из них - башкир, другой - русак, во время обеденного перерыва поочередно совершили вылазки на автостоянку, где поснимали зеркала с машин один у другого, припрятав их в своих багажниках.
После хлопотливого трудового дня дружки приближались к месту парковки автомобилей в ожидании веселенького представления. Вот только сюрпризы разразились не по задуманному сценарию. Подошедший к своему «жигуленку» Валерка не поверил собственным глазам, - бокового зеркала на привычном месте как не бывало. «За что боролся, на то и напоролся», - припомнилась шутнику распространенная в заводской среде поговорка. Только что наполнявшее его игривое настроение зараз испарилось. «Может быть, я впопыхах отвинтил эту фиговину со своей машины, а не с кулимбетовской?» - соображал ограбленный автовладелец. С этой конструктивной мыслью он направился для выяснения обстановки к дружку.
А там вокруг объекта личной собственности давал круги товарищ по несчастью, выглядевший мрачнее тучи.
- Шакир, ты почему такой мрачный? – вкрадчивым голосом произнес Валерка.
- Зеркало сперли! Удавил бы гада на месте…
- Что же так сразу? – попытался успокоить разгневанного башкира русоголовый Валерка, ощутивший себя на незавидном месте того самого «гада».
- А как еще не сразу? Где я сейчас достану эту стекляшку? Только собрался на техосмотр ехать… - не унимался Кулимбетов.
Помолчали. Шакир сплюнул наполовину обгоревшую сигарету и тут же вставил вместо нее новую. Валерка услужливо протянул ему зажигалку. Шутникам было как-то не до веселья…
- Иди, забирай свое зеркало, у меня оно, - безразличным тоном нарушил молчание русак.
- С чего бы оно у тебя оказалось? – недоверчиво переспросил башкир. В его черных глазах отображалась лихорадочная работа встрепенувшейся мысли…
- Так и оказалось. А что, уже и пошутить нельзя? У меня-то оно хоть сохранилось, а вот с моей машины зеркало точно сперли, - безрадостно поделился своей новостью Валерка.
- А вот это правильно! – как-то не по-товарищески отреагировал на чистосердечное признание воспрянувший духом Кулимбетов. – В другой раз подумаешь, прежде чем устраивать над друзьями глупые шутки. Ладно, как снимал, так и ставь зеркало на место, а я в тенечке покурю.
Он притушил очередную сигарету и потянулся в карман за неразлучной пачкой «Примы». Когда Валерка, восстановив комплектацию кулимбетовской машины, возвратился к своей машине, то снова не поверил собственным глазам: злополучное зеркало привычно красовалось на штатном месте!
- Что за чертовщина! – схватился Валерка за голову, отказываясь понимать очередной сюрприз, и кинулся за выяснением «чертовщины» к шакиркиной машине. Но та уже скрылась, мелькнув на повороте…
***
Автомобилисты сполна использовали преимущества пятидневной рабочей недели, установленной на комбинате. В летний сезон по пятницам машины были уже укомплектованы для таежной поездки, и с окончанием рабочего дня колонны машин выдвигались из города на двухдневный активный отдых, собирая попутно дары богатой сибирской тайги. Возвращались поздним воскресеньем, а с утра – на трудовую вахту. Однажды мы дружным семейным экипажем добрались до глухой, незаселенной реки Баргузин, где нас застало полное лунное затмение, случившееся в июле 1980 года. Странное ощущение серой мглы среди дня. Стало понятно, что для жизни на Земле, прежде всего, нужно солнце. Без него никак. В поездке не обошлось без казуса. В вечерних потемках подобрали удобное и тихое место ночной стоянки. Отдохнули, а проснувшись, обомлели. Вокруг кресты. Оказалось, что заехали на придорожное кладбище. Вот где с гарантией спокойный отдых.
По пути заглянули в Горячинск, бурятское захолустье на берегу Байкала, богатое целебными водами, где лечил ноги Виктор Федорович. Я, конечно, к нему. Санаторий в окружении богатого смешанного леса, мелководная бухта с широким пляжем и здесь же пруд с минеральной водой, - все это завораживало. Несколько деревянных жилых корпусов вразброс по территории. Директор держался бодро, посетовал на пустое времяпровождение и отсутствие коньяка, на болячки не жаловался, хотя передвигался с трудом. Поехали дальше, а навстречу открывались колоритные байкальские ландшафты:
Байкал, как небо голубое,
Звенел вдали счастливый голос.
Кругом стояло золотое
Разнотравие по пояс.
В другой поездке наш кортеж с полдесятка машин выкатил на высокое прибрежное взгорье, откуда открывался захватывающий вид на Байкал. Автомобилисты выбрались из салонов, подтянулись к обрывистой круче, вознесшейся над чарующей водной равниной, и замерли в оцепенении от представшей им величественной панорамы. Глубоко внизу береговая линия выписывала причудливый контур, по которому скалистые тверди сошлись с бездонными массами прозрачных вод. Заливы, размежеванные каменистыми отрогами, лиловые оттенки прибрежных горных кряжей представляли картину неповторимого зрелища. Широко раскинувшаяся водная гладь беззаботно светилась синевой, отливая местами глубинной зеленью. Очарованные странники молчали, воочию убеждаясь в ничтожности своего существования на фоне обозреваемого вечного мироздания. Так было всегда, думалось им, и так останется всегда, с нами или без нас. Даже отпетые матерщинники, ощутившие вселенскую святость, не смели обронить здесь бранное слово.
К берегу водители спускались поочередно по малоприметной лесной дороге невообразимой крутизны; здесь проверялась надежность тормозов. Моторы ревели на первой передаче, машины скрипели в потугах сдержать разгон под крутой уклон, автомобилисты выжимали из механики максимум возможностей. Наконец, отважные автотуристы расположились на пологой прибрежной полянке. Рыбаки занялись подготовкой к вечернему выходу в море, остальные – обустройством лагеря на предстоящий ночлег.
Жаркое летнее солнце висело еще довольно высоко, когда я обнаружил на своем «жигуленке» признаки запущенной автомобильной болезни – приспущенное заднее колесо. На сердце заскребли кошки, - неужто опять предстоит заклеивать камеру? Уместно напомнить читателю, что в советские времена сервис, в том числе автомобильный, славился суровой ненавязчивостью. Магазины с готовностью демонстрировали все то, что называлось хроническим дефицитом. В автосервисы, со всеми гримасами обслуживания, с трудом удавалось пробиться. Оттого и приходилось автолюбителям овладевать навыками специалиста широкого профиля по текущему ремонту машин.
Так и мне приходилось раз за разом клеить да переклеивать автомобильные камеры, сетуя на незавидную участь. На сей раз я для начала подкачал подозрительное колесо. Нет-нет, да опять подходил к транспортному средству, приглядываясь к каждому из колес, пока не заприметил еще одного круглого претендента на шиноремонт. Вконец расстроенный, я принялся было за манипуляции с колесами, но вскоре приметил подозрительное поведение попутчиков, загодя знавших о моих колесных проблемах. Они словно специально уселись в рядок на пригорке, чтобы наблюдать за моими хлопотами и весело комментировать их, коротая выдавшийся свободный час. Не иначе, как я оказался объектом шутливого розыгрыша…
С разоблачением коварного заговора полегчало на душе, но оставалось выяснить исполнителя затеянной потехи, чтобы рассчитаться с ним той же монетой. Не Валерка ли Аксенов, шебутной комсомольский секретарь, устроил веселенькое представление дружкам-приятелям? Очень даже вероятно, но в дружной компашке водился еще один балагур – Шакир Лутфуллович Кулимбетов, неистощимый выдумщик и оптимист башкирского происхождения. Между тем, на радость шутникам, я продолжал разыгрывать отведенную роль, изображая удрученное состояние: «Пускай потешатся, запомнится еще кое-кому эта смехопанорама…»
Ужин у костра – праздник для таежников. Необъяснимый душевный подъем ощущался собравшимися на тайной вечере под покровом таинственной темени, разгоняемой яркими огненными сполохами высокого костра. Шакир Кулимбетов, дневной технолог, перебравший спиртного, уставился в пустоту остекленевшим взглядом и заплетающимся языком рассуждал о целительном воздействии природы на уставшую душу: «На природе я страшно отдыхаю. За неделю на работе так измотаешься, а здесь усталость как рукой снимает». Неизменная сигарета, прилипшая к его губам, согласно покачивалась в такт изречениям. «Точно Шакир спускал давление в колесах», - утвердился я в своем мнении и направился исполнять свою задумку. В багажник кулимбетовской машины подложил огромную плоскую каменюку, пуда на два потянет, и прикрыл груз тряпьем…
… Наутро в путь. Вот прогреты двигатели, и отчаянные водители поодиночке повели колонну на штурм высоты. Снова моторы ревели в неимоверном напряжении, взволнованные регулировщики отчаянно жестикулировали на обочинах, стволы деревьев, корневища и валуны мелькали перед глазами рулевых, но нельзя было даже на миг замедлить движение. Выбравшись наверх, переводили дух и поджидали поднимающихся пешим ходом пассажиров. Теперь – до дому.
На следующий день в заводской столовой я издали приметил широко улыбающееся кулимбетовское лицо. «Слушай, как мне понравилась твоя шутка! – без обиняков высказался Шакир при встрече. – А я дорогой не мог понять, почему машина плохо тянет на подъемах? В гараже начал разбирать багажник и – чуть не умер со смеха…». Черные башкирские глаза светились неподдельным восторгом и умилением. Действительно, какие здесь могли быть обиды? Ведь это была всего лишь шутка.
***
Распределение путевок на санаторно-оздоровительное лечение было вопросом из вопросов для профсоюзных лидеров. Настоящая им головная боль. Стоимость путевок была баснословно низкой, возможно, потому они и не ценились в народе, хотя санатории Минсредмаша считались одними из лучших по стране. Такое несоответствие в спросе и предложениях рушило стройную систему оздоровления трудящихся. Вот и бегали профсоюзные благодетели за рабочими и служащими, умоляя их отдохнуть на Черном море, а те отчаянно отбивались, опасаясь оказаться в дураках.
Меня подобные опасения не тревожили, и я устремлялся на черноморское побережье Кавказа, куда привлекали лечебные мацестинские ванны и узкая береговая полоса для принятия солнечного загара и купания, по три получасовых заплыва в день. Это были удивительные ощущения мягкого погружения под набегающую волну, когда вытянутые руки расходились от головы в стороны, отталкиваясь от упругой прозрачной толщи, а тело в невесомости подавалось вперед, чтобы вынырнуть перед новой волной и снова пропустить ее над собой. При выходе на берег тело тяжелело, и надо было лечь на прогретый песок, свыкаясь с земным притяжением.
В один из заездов я был поселен в номер, где уже разместился некто Эдуард, молодой специалист из ленинградской системы образования, призвавший меня к настрою на хохмы.
-Какие хохмы?
-Какие подвернутся. Мы же приехали лечиться, а смех – это лучшее лечение.
-Следующим днем мы с любителем хохм шагали по пляжу, подбирая себе уютное место на пляже, обрамляющем галечным ожерельем голубую морскую чашу. «Стоп! – воскликнул озаренный Эдуард. – Есть идея». Он подвел меня к двум симпатичным картежницам, принимавшим солнечные лучи за популярной народной игрой. Одна из них, Кристина, знавшая цену своим женским прелестям, вела себя с нескрываемым достоинством. Другая, Галина, отличалась откровенно смешливым характером. Однако же, объектом внимания хохмача из Ленинграда стала широкополая соломенная шляпа, принадлежавшая Кристине. Пляжная красавица то небрежным движением руки нахлобучивала головное убранство на пышную копну волнистых волос, прикрываясь от солнечного освещения, то сбрасывала его на береговую гальку, когда небесное светило скрывалось за набегающими облаками.
Этим нехитрым манипуляциям со шляпой и надумал внести помеху предприимчивый посланник с берегов Невы. Он собрал пучок высохших водорослей, выброшенных на берег морским штормом, и незаметно вложил его внутрь привлекшей его внимание шляпы. Кристина в очередной раз привычно набросила головной убор на горделивую головку, но почувствовала над собой что-то неладное. Соломенное изделие почему-то застряло на макушке, не заняв подобающее ему устойчивое положение. Не придавая особого значения неполадке, владелица непослушного головного атрибута потянула его вниз, ухватившись руками за поля. Но шляпа не поддавалась! Это было уже что-то необъяснимое…
Решив взять тайм-аут на размышление, Кристина сняла взбеленившуюся шляпу и, словно ни в чем не бывало, продолжила картежную игру. Но все ее помыслы, разумеется, были связаны с круглым предметом пляжного обихода. Хозяйка бросила на него испытующий взгляд и, не обнаружив в непослушном головном уборе что-либо подозрительного, повторила попытку его водружения на себя, оставшись с прежним результатом. Это было уже слишком!
Кристина, боявшаяся оказаться посмешищем в глазах окружающих, старалась скрыть от картежников свои безуспешные действия, но от торжествующего Эдуарда не ускользало ни одно движение жертвы шляпной катавасии. Она снова отложила шляпу и старательно ощупала свою голову. Голова как голова. И волосы на месте… Но что же тогда случилось в этом непостижимом мире? Никаких других признаков распада внешних связей, слава богу, не наблюдалось. Вдобавок ко всему, ее объявили дурой и вручили для раздачи колоду карт.
Нет, с этим кошмаром надо разобраться! Жертва коварного розыгрыша отложила в сторону картежную колоду, с решительным видом взяла злополучную шляпу, надела ее на себя и резко потянула за поля. Раздался треск разорванной соломы. Веселящаяся сама по себе Галина замолчала, не в силах понять причины странного демарша подруги, тогда как Эдуард в неудержимом хохоте повалился на галечник. Кристина покрутила в руках разорванное средство защиты от солнца и обнаружила в нем подкладку из морской растительности. Она отбросила предмет былой гордости, принесший столько хлопот и волнений, встала и пошла в море, на волнах которого беззаботно покачивались, словно отрубленные, головы купальщиков…
***
С переводом на работу в партийные органы я облюбовал сочинский санаторий имени Ленина, что от центра города недалеко и не близко. Огромный парк, великолепный главный корпус сталинской постройки с внутренним итальянским двориком, три бассейна и большой пляж – все условия для отдыха и укрепления здоровья. Ныне он именуется санаторием «Русь» и входит в Управление Президента РФ; частенько его уголки демонстрируются на центральном телевидении, когда глава государства принимает высоких зарубежных гостей.
Курортные истории – это отдельная веха жизни, беззаботная и радостная. Это новые впечатления и друзья, расширение кругозора, понимания обычаев и ценностей иных народов, их культуры, философской сущности бытия. Незабываемые впечатления оставили пребывания в санаториях Крыма, Подмосковья и Юрмалы, что под Ригой, а также туристическое путешествие по Закарпатью. Но все-таки город Сочи, жемчужина Черноморья, на который пришлось с десяток поездок, стал мне главной курортной здравницей. Здесь, на узкой полоске между морским простором и нависшими высотами Кавказа были сделаны наброски одного из стихотворений.
Когда под шум волны морской
Был погружен я в легкий сплин,
Девичий стан тот молодой
Мой взор диковинно пленил.
Подруга солнца и песка
В загарах облик очернила,
Одна видна издалека,
Собой пейзаж морской затмила.
И вот я впечатлений полн,
И странные виденья снились,
Где посреди зыбучих волн
Она, жемчужина России.
Атласно-черной красотой
Она мой пыл воспламеняла,
Но - королевскою рукой
Лишь пену волн морских ласкала.
Прекрасен южный антураж,
Звучат мелодии Россини,
И вновь украшен знойный пляж
Тобой, жемчужина России.
Она покинет южный край,
Другие песни ей польстили,
Влечет неведомая даль
Ту черную жемчужину России.
Меня же память осенит
Воспоминаньями благими,
И душу ярко озарит
Та черная жемчужина России.
И в этот краткий сладкий миг
Мне встанет явью берег синий,
Который мне и знаменит
Тобой, жемчужина России.
Часть 3. Глава 2. Новоуральск. Урановая столица мира
При каждом посещении Верх-Нейвинска я встречался с выпускниками группы ФТ-60, с которыми шесть лет грыз гранит атомной науки. Их было девять дипломированных специалистов, из которых уже упоминаемые Владимир Половников, свердловчане Эдуард Марченко, Валерий Чепурко и Адольф Езов, бывший на старших курсах старостой группы. Кроме них, там же трудились прибывшие в институт из Казахстана Юрий Дмитриев и Геннадий Петушков, мой добрый товарищ по студенчеству. С моими приездами группа собиралась в просторной квартире Дмитриева и обычно в обществе жен, составлявших неразлучную компанию мужьям.
Успешнее других сокурсников на комбинате проявил себя Юрий Александрович Дмитриев, прошедший путь от технолога до начальника цеха № 24 (завод Д-3), которым раньше командовал Новокшенов. Дмитриев был назначен руководителем работ по переводу диффузионных заводов на центрифужную технологию и внедрению в эксплуатацию первых шести поколений газовых центрифуг. Он имел два свидетельства на изобретения и свыше сотни печатных работ, награжден орденом «За заслуги перед Отечеством» и медалями. Почетный гражданин Новоуральска. Петушков и Езов дослужились соответственно до начальников смены и участка. Виктор Корольков – главный металлург комбината. Из Свердловска-45 (Лесной) три абитуриента поступили в нашу группу, В. Комаров, В. Корольков и В. Тюпаев, и эти три «В», все как один, стали на УЭХК кандидатами технических наук.
Володя Комаров, весельчак и неистощимый выдумщик, еще в институте слыл большим оригиналом. Как-то на занятиях он рисовал на листе бумаги фигуры каких-то странных форм, объединенных общими границами.
- Что Вы тут изображаете? – заинтересовался преподаватель квантовой механики.
- Впуклости и выпуклости, - ответил студент.
- Как это понять?
- Видите ли, если на месте удара молотком по голове образуется шишка, это выпуклость, а от удара по доске – впуклость. В сочетаниях эти антиподы составляют какую-то взаимозависимую систему. Но какую, хотелось бы понять.
Профессор отошел от студента, занявшегося изучением новой для науки темы, и вынес для аудитории свое резюме:
- Недавно на экранах прошел итальянский фильм «Хлеб, любовь и фантазия». Если интерпретировать его название к нашему случаю, то скажу, что хлеб является достоянием многих, любовь – только двоих, ну, а фантазия принадлежит всегда одному человеку. Сегодня я имел честь встретиться с ним.
На Уральском электрохимическом комбинате для фантазии Владимира Васильевича Комарова открылся полный простор. Защитив ученую степень, он принялся за штурм по раскрытию перспектив развития комбината и решению грядущих технических и технологических проблем, наживая на избранном тернистом пути немало авторитетных противников. Генератора идей гнобили, притесняли со всех сторон, но великий фантазер и оптимист не унимался, и на удивление местного научного сообщества, его бредовые прогнозы через какой-то период сбывались.
***
Комаров наговорил мне несколько историй, из которых поделюсь с читателем хотя бы одной. В начале шестидесятых годов на Опытном заводе комбината в полупромышленную эксплуатацию были запущены первые блоки новейшего оборудования, благодаря которому Советский Союз осуществлял стратегический прорыв в области ядерной технологии. Технологическая система была рассчитана на работу в условиях вакуума, но, на беду персонала, к ней была подсоединена труба, из которой атмосферный воздух еще не был откачен. Не подозревая о том, дежурный электрик принялся за проверочную прокрутку отсекающей моторной задвижки. Он замкнул цепь на «открытие», и последствия по своей разрушительной силе оказались ужасными.
Атмосферный воздух из трубы хлынул в воздушную пустоту, сокрушая на своем пути уникальное оборудование. По технологическим коммуникациям покатился грозный гул, трубопроводы задрожали от газодинамических ударов. Это был ураган в замкнутых полостях, начиненных филигранными устройствами. Электрик свалился с места производимых работ куда-то вниз.
На центральном диспетчерском пункте красным заревом вспыхнули сигнальные лампы, контрольно-измерительные приборы зашкалили, на панелях заверещали тревожные звонки. Ситуация вышла из-под контроля. По промышленному объекту завыли аварийные сирены, оповещая о чрезвычайной ситуации. Руководящий состав смены впал в шоковое состояние. Одна из операторов, схватив микрофон громкой связи, в панике заголосила, призывая на помощь начальника цеха: «Виктор Васильевич! Здесь такое случилось! Ава-рия!!». Изложив чрезвычайное известие, она дико завыла в микрофон; ее громогласные вопли придавали сирене устрашающие, жуткие интонации.
Начальник цеха ринулся туда, в святая святых, на Опытный участок. «За мной! – кричал он на бегу. – Все за мной!» Так в недавно отгремевшей войне комбаты вели за собой бойцов на решающий штурм, когда цена победы была выше, чем жизнь. Прибежали на место аварии. Там сменный инженер-технолог, вставив ломик в штурвал наделавшей столько бед задвижки, пытался удержать ее в закрытом положении. Он навалился на ломик всем телом, сотрясаясь под воздействием крутящего момента, создаваемого электрическим полем. «Рубить силовой кабель!» - зычно отдал команду начальник цеха. Пожарным топором перерубили питающий кабель, освободив технолога от несвойственной человеку функции. Тут же предприняли первоначальные меры по ликвидации аварии.
Противоаварийная инспекция уже работала над установлением причин и последствий случившейся катастрофы. «Где этот электрик, устроивший прокрутку всему комбинату?» - затребовала инспекция основного виновника аварии. Устроителя всеобщей суматохи нашли на месте аварии в кабельном канале. Нашли по ботинкам, торчащим из-под рифленых перекрытий канала. «Я боюсь жить», - повторял дрожащим голосом одну и ту же фразу электрик, поднятый из укрытия, и не без оснований. При обсуждении Акта противоаварийной инспекции последнее слово оставалось за директором, славящимся крутым нравом. Казалось, печальная участь аварийщиков была предрешена.
«Да, виновные будут наказаны, - зарокотал густой директорский голос, - Но под суд я их не отдам, иначе лучшие технологи покинут комбинат. Напротив, в сложных обстоятельствах они должны брать на себя ответственность и принимать самостоятельные решения. Люди должны знать, что они имеют право на ошибку…». Имя того директора сегодня можно назвать: Андрей Савчук.
Савчук Андрей Иосифович, выпускник Уральского политехнического института. Поступив на УЭХК, через двенадцать лет возглавил его и надолго, на двадцать семь лет. Отличался твердым характером, незаурядными организаторскими способностями. Доктор технических наук. После выхода на пенсию какое-то время позволил себе расслабиться на отдыхе, но деятельная натура не выдержала пустого времяпровождения, и Андрей Иосифович обратился к преемнику В.Ф. Корнилову, тоже выпускнику УПИ, с просьбой пристроить его на комбинат, но не куда-нибудь, а в группу старшего инженера Комарова.
- Андрей Иосифович, о чем Вы говорите! Конечно, с радостью примем и не на затычку к Комарову, а на достойное место.
- Нет, нет, Виталий Федорович! Я прошу принять меня только к Комарову, у него поиск, творчество, идеи, а другие отделы сам хорошо знаю, там бюрократия да голая исполнительность. Уважь старика, дай подышать чистой атмосферой.
Шесть лет Герой Социалистического Труда, лауреат Ленинской, Государственной и премии Совета Министров СССР трудился в группе бузотера от науки Володьки Комарова. Дышал воздухом творчества.
***
В 1985 году, когда мне довелось возглавлять делегацию Иркутской области в поездке в ГДР по вопросам научно-технического прогресса, нам продемонстрировали «передовую» разработку немецкой ЦФ размером с турбину ГЭС. Такая «новинка» поразила меня архаичной отсталостью, но удивительно, что хваленая Америка и сегодня недалеко ушла. Имея самый крупный в мире парк атомных реакторов, американцы так и не создали современное производство ядерного топлива. Американские центробежные «бандуры» имели высоту в двенадцать метров и крепились к стенду анкерными болтами, тогда как советские, при качественно лучших характеристиках, размером порядка одного метра.
США обладают газодиффузионным производством, с которого начинал и Советский Союз, но сегодня оно представляет собой «каменный век». Первая мировая держава приступила было к строительству завода под пафосным названием «Американская центрифуга», но у специалистов хватило мозгов понять, что именно их и не достает для создания новейшей технологии человечества. И макулатура из долларовых бумажек не стала спасением, хоть печатай ее вагонами. В итоге, затратив на разработку новейшей техники пять миллиардов долларов, США в 2017 году приняли похоронное решение о демонтаже всего того, что было понастроено под той многообещающей вывеской. Аппараты на подкритических скоростях у них почему-то не давали обогащения, а на надкритических – рушились. Слишком деликатной и капризной оказалась идеальная конструкция, чтобы подчиниться грубым рукам.
Напротив, в честь «русской вертушки», по достоинству ставшей первым бриллиантом в короне ассоциации «Росатом», в Новоуральске возведен памятник. В ней кроются не только блестящие достижения науки, но и высокие технологии с десятками ноу-хау. Нижегородские (ПНО «ГАЗ»), владимирские (Точмаш) и ковровские (РМЗ) рабочие изготовляют детали с точностью до микрона. Левши современности. К ним присоединились умельцы «Уральского завода газовых центрифуг» (Новоуральск), освоившие выпуск ЦФ начиная с восьмого поколения. Конвейер налажен, запущена в работу вертушка десятого поколения, хотя ее можно рассматривать как модернизацию «девятки». Вертушки пятого поколения, снятые с производства, Россия поставляет на экспорт, но там, за рубежом, с ними происходят загадочные явления. Наши китайские товарищи до винтика разобрали устаревшие конструкции, изготовив их точные копии, которые, однако, отказывались от работы по предназначению. Видать, заколдованы, иначе не объяснить.
Лишь в начале восьмидесятых годов несколько европейских стран объединенными усилиями создали свои центрифужные производства, действующие в режиме надкритических скоростей. Первой отечественной вертушкой надкритической скорости стала девятая модель, введенная в эксплуатацию в 2013 году. О величине таких скоростей, когда еще и себестоимость продукции снижается вдвое, можно только гадать, допустим, на уровне двух тысяч оборотов в секунду. В России ведутся работы по созданию центрифуги одиннадцатого поколения, по которой даже внешние параметры засекречены. Можно полагать, что в целях повышения производительности ее высота будет кратно увеличена по отношению к предыдущим моделям.
Сегодня в России на центрифугах работают четыре завода: Свердловск-44 (Новоуральск), на который приходится до половины обогатительных мощностей страны, а еще Томск-7 (Северск), Красноярск-45 (Зеленогорск) и Ангарск (одиннадцать процентов отечественного производства). Эта великолепная четверка производит половину мирового урана. На сегодня Уральский электрохимический комбинат – крупнейшее в мире предприятие по обогащению урана, а Россия – бесспорный лидер в атомной энергетике. Любая уважающая себя страна, даже проамериканская Саудовская Аравия, заключает контракты на строительство атомных станций именно с Россией.
Итак, центрифуга. Что она дала миру и, в первую очередь, России? На единицу природного урана в вертушках электроэнергии расходовалось в тридцать раз меньше, чем в газодиффузионном производстве, потому и себестоимость конечного продукта снижалась в пять-шесть раз. Производительность также много выше, чем в диффузионном методе. Центрифужная техника непрерывно совершенствовалась. Если ресурс непрерывной работы первых вертушек составлял три года, то в последних разработках он был увеличен в десять раз. Тридцать лет работы без единой остановки! При этом, производительность ЦФ девятого поколения в четыре раза выше, чем у предшествующей разработки.
Первый диффузионный завод в Свердловске-44 в сутки выдавал «блочок» весом в сто граммов урана, и для создания одной бомбы требовался год работы завода. Затем здесь же было построено еще несколько заводов-цехов, и УЭХК стал потреблять до трех процентов электроэнергии, вырабатываемой в СССР. А ведь диффузионные заводы работали также под Ангарском, Томском и Красноярском, их суммарное потребление электричества, по всей вероятности, превышало все мыслимые объемы - до десяти-двенадцати процентов общего производства страны! С переходом на центрифужный метод, по всей видимости, десятая часть энергетических мощностей страны была «возвращена» народному хозяйству.
В 1991 году американцы были ошарашены известием о полной остановке в России всех действующих диффузионных мощностей, в которых отпала надобность, ведь только в Новоуральске километровый цех № 53, состоящий из восьмисот пятидесяти тысяч центрифужных аппаратов, тридцать лет работал в обстановке строжайшей секретности. Для иностранной разведки центрифужный гигант оказался иголкой в стоге сена. Это уникальное достижение советской науки, техники и промышленности, ставшее завершающим этапом Атомного проекта 1945 года.
В результате «развитые страны» закупают обогащенный уран в форме тепловыделяющих элементов (ТВЭЛ) у «развивающейся» России. Контракты расписаны на десять лет вперед. Сорок процентов потребностей атомных станций просвещенного Запада обеспечивает Россия. Когда конкуренты обратились в европейский суд с иском на русские демпинговые цены на уран, то директор УЭХК В.Ф. Корнилов, вызванный для дачи показаний, разъяснил суду, что Россия может снизить их настолько, чтобы в один день пустить по миру атомную отрасль Запада. По ряду обстоятельств иск был отклонен. Впрочем, наши конкуренты свыклись с горьким уделом поражаться русским проделкам. Вот и русские сверхскоростные ракеты прошивают атмосферу, обгоняя звук в тридцать раз. Называются гиперзвуковыми.
***
Сегодня Уральский электрохимический комбинат является не только мировым лидером в отрасли обогащения урана, но и успешно диверсифицирует производство, которым столь же успешно управляет Александр Андрианович Белоусов, «дважды директор», направленный из директорского кабинета Ангарского комбината на ту же должность на Урал. Так Ангарск вернул должок Новоуральску за Новокшенова, прибывшего шестьдесят лет назад с уральского завода-813 на ангарский завод-820. Как говорится, долг платежом красен, и его надо возвращать.
В 1992 году уральские атомщики объявили «американским коллегам» об успешном решении научно-технической задачи по переделу высокообогащенного урана в низкообогащенный, которую можно было бы назвать программой «Перекуем мечи на орала». Американские ученые не поверили теоретической возможности атомной метаморфозы, пришлось им доказывать обратное, как в популярной телевизионной передаче Капицы «Очевидное невероятное». Доказали, не зря же на предприятии была сосредоточена добрая сотня докторов и кандидатов наук. В 1993 году между Россией и США была заключена «великая атомная сделка», по продаже американцам низкообогащенного урана (НОУ), получаемого при переработке «избыточных» ядерных боеголовок. В течение двадцати лет в США отгружены сотни тонн энергетического урана для обеспечения топливом ихних атомных станций. Российская казна пополнилась двадцатью миллиардами долларов. В послевоенные годы истощенная страна отдавала атомщикам последние ресурсы, но через полвека окрепшая атомная отрасль подставила России надежное плечо, поддержав ее в тяжелые девяностые годы.
Публикация моих воспоминаний о Новоуральске приходится на семидесятилетие градообразующего предприятия, прославленного ОАО «УЭХК». Его первое громкое название, «Государственный Верх-Нейвинский машиностроительный завод», в последующие годы менялось шестнадцать раз! Государство пеклось о любимом первенце, словно курица с яйцом. Новоуральск – один из сорока закрытых административно-территориальных образований РФ (ЗАТО), имеющих предприятия по созданию оружия массового поражения и иже с ним, десять из которых относятся к ведомству Росатома, а всего их двадцать, связанных с расщепляющимся материалом. Порядок посещения закрытых городов и сегодня остается достаточно сложным и осуществляется по специальным пропускам.
Глава 3. Направляющая сила
1973 год. Десять суматошных лет пролетели как один, и предусмотрительное начальство вывело меня из пекла, в которое я напросился по собственной воле. Руководство подразделением передано Борису Алину, грамотному и вдумчивому инженеру, имевшему опыт работы технологом и начальником смены. Мне же заработанный стаж по «горячей сетке» дал право выхода на пенсию в пятьдесят лет, на десятилетие раньше, чем по общему законодательству. С моим дальнейшим трудоустройством подсуетился секретарь парткома комбината Николай Иванович Гулькович, предложивший мне штатную должность секретаря парткома завода. Я дал согласие. Пужаев тепло напутствовал меня на партийную работу, пожелав большого плавания.
Секретари цеховых парторганизаций тоже были освобождены от производственных обязанностей, хотя не на штатной основе. В цехе-81 секретарил В.А. Ендальцев, в цехе-82 В.Д. Василец, оба бесконечно преданные делу партии, кристально чистые коммунисты. Ендальцев, уроженец Марийской АССР, в годы войны служил в воздушно-десантной бригаде, отмечен медалью «За отвагу». В послевоенные годы председатель колхоза, но какими-то путями объявился на ангарском атомном комбинате. Виктор Александрович работал аппаратчиком холодильного отделения, затем избран секретарем цеховой парторганизации; орденоносец. С выходом на отдых приставлен экскурсоводом в музей комбината. Секретарь цеховой парторганизации заводоуправления В.М. Озорнин, всегда готовый поделиться ценными идеями, работал на общественных началах.
Новая должность – и новые формы и методы работы. Партийно-организационная, идеологическая и лекционная работа, наглядная агитация и организация социалистического соревнования, стенная печать и мало ли чего еще. Помощь селу, ленинские субботники, воспитательная и культурно-массовая работа – все входило в круг забот и хлопот партийных органов и организаций. Среди молодых рабочих имелось немало талантов, из которых удалось организовать неплохой вокально-инструментальный ансамбль. Нашлись и певческие голоса, а технолог цеха-82 Геннадий Карасик, ранее солист Иркутской филармонии, исполнял культовую песню о празднике со слезами на глазах ничем не хуже Льва Лещенко, даже лучше. Концерты заводские артисты ставили под праздники в прекрасном Актовом зале бытового здания № 5.
В стране широко распространялся метод Щекинского химического комбината, направленный на внедрение на предприятиях элементов хозрасчета и роста производительности труда. На электролизном заводе, как и на всем комбинате, проводились мероприятия по совмещению профессий, расширению зон обслуживания и сокращению неэффективных рабочих мест, что позволило высвободить на комбинате сотни рабочих мест. Средства не только экономились, но и выплачивались передовикам производства. Другой заботой было расширение бригадной формы организации труда с применением коэффициентов трудового участия каждого члена бригады в конечные результаты ее работы. В семидесятых годах развернулось всесоюзное движение комсомольско-молодежных бригад, где решением ЦК КПСС, СМ СССР, ВЦСПС и ЦК ВЛКСМ победителем признана бригада Валентина Созонтова службы КИПиА цеха-81. Комсомольскую организацию цеха, а затем профсоюзный комитет завода успешно возглавлял Михаил Миронов.
К сто пятой годовщине со дня рождения В.И. Ленина партком комбината поручил мне подготовить доклад к собранию актива предприятия. Готовить доклад я решил не переписыванием затасканных изречений, а на основе воспоминаний о Ленине его соратников и современников. Задумка сработала с лихвой. С первых же фраз зал насторожился, понимая, что подобного чтения раньше слышать не приходилось и уже не придется впредь. Установилась гробовая тишина. Понимая, что слушатели в полном плену, я включил все ораторские способности, придавая голосу какие-то ленинские интонации, а костюм продумал заранее под скромную одежду вождя со старомодным сиреневым галстуком в крупные серо-белые горошины. Полный спектакль, продолжавшийся сорок пламенных минут. Этот доклад залежался лет на тридцать, пока однажды в тоскливое лихолетье распада союзного государства я не уничтожил его. Уничтожил еще и потому, что со временем увидел фальшь и наивность многих его положений. Что делать, если мы жили по законам, не выдержавшим испытания временем. Сегодня жалею о том шаге, ведь доклад отражал тогдашние чаяния советских людей и был бы интересен сегодняшнему читателю.
***
Город Шелехов. Заводская партийная конференция сразу же началась наперекосяк. На сцену вышел секретарь парткома завода, Юрий Гаврилович, и объявил конференцию открытой. Едва он закончил историческую фразу об открытии партийного форума, как в зале погас свет. Вот так открытие! Мероприятие открыто, а освещение закрыто! В темноте раздались издевательские аплодисменты. Подали свет, секретарь парткома объявил работу конференции продолженной.
Оратор вдохновенно читал часовой доклад, слушатели вяло воспринимали испускаемые в их адрес истины, а члены президиума изнывали под излучением мощных осветительных приборов, развешенных над сценой. В секретариат поступила записка с просьбой отключить часть чересчур ярких юпитеров. Кто-то из ответственных работников решил сам справиться с поручением президиума. Он подошел к щитку и переключил рычаг, отмеченный буквой «С». По его соображениям, эта буква должна была означать слово «Свет», тогда как под ней понималась «Сцена». Что тут началось!
… Не успел самозабвенный оратор дочитать свой высокопарный доклад, как сцена на глазах изумленного зала вдруг сдвинулась с места и плавно пустилась во вращательное движение вокруг своей оси, перенося президиум с занимаемых позиций. Члены президиума, оказавшись в двусмысленном положении, проявили партийную стойкость и не покидали насиженных мест, доверенных им конференцией. Сцена исполнила заданное ей полукруговое движение и остановилась, расположив президиум в положение «задом к людям». Партийная братия, пришедшая в восторг от сценической передислокации, наградила передвижников шквалом аплодисментов. Благодарное руководство развернуло стулья лицом к рукоплескавшему народу, однако аплодисменты тут же прекратились.
Но вот сцена загромыхала в обратном направлении, восстанавливая первоначальный статус-кво. Юрий Гаврилович срывающимся от волнения голосом вновь объявил работу конференции продолженной. Он сообщил также, что в электрических сетях самопроизвольно возникают нештатные ситуации, которые приводят к срыву установленного регламента. Делегатам перспектива непредсказуемых сюрпризов пришлась по душе. Они ждали новых проявлений неуправляемых электродвижущих сил, вносящих всеобщее оживление в тягомотный партийный регламент. Прения, принятие решения прошли без происшествий, делегаты заскучали, но под занавес конференции им таки выпала долгожданная катавасия.
«К выносу Знамени прошу встать! – торжественным голосом объявил Юрий Гаврилович, посчитавший, что на сегодня все худшее для него уже позади. – Знамя вынести!». Вслед за прозвучавшей командой из динамиков, развешенных по углам зала, раздались звуки… Но что это были за звуки! Вместе с ними недоумевающие делегаты словно перенеслись на какое-то пустынное морское побережье, где под завывания неукротимых ветров на них с гулким грохотом накатывались крутые беснующиеся волны…
В радиорубке тем временем в отчаянии ломала руки заведующая сектором учета партийных билетов, в последний момент назначенная ответственной за музыкальное сопровождение процедуры выноса Знамени. По поступившей команде она опустила иглу головки патефона не на нужную бороздку пластинки, и вместо привычного походного марша в эфир вырвались тревожные стоны бури, разыгравшейся над бушующим морем. Что ей предпринять?
Пока делегаты конференции, вставшие для выноса священного Знамени, в недоумении таращили друг на друга глаза, из динамиков протяжно полилась песня: «Ма-ла-я зем-ля-а-а-а…». Да ведь это же песня по знаменитому произведению Леонида Ильича, описавшего героические события захвата советскими войсками плацдарма на черноморском побережье под Новороссийском в Великой Отечественной войне! Генеральный секретарь ЦК КПСС издал эту книгу, подлежащую изучению коммунистам и всему советскому народу. Знаменосец, вперившись взглядом в Юрия Гавриловича, ждал разрешения на вынос партийной святыни под протяжную мелодию новомодной песни. Тот, в свою очередь, уставился на присутствующее областное начальство… «Выносите», – дал отмашку партийный босс, измученный проявлениями каверз провинциального характера.
Знаменосец, начиная движение, поднял левую ногу под такую длительную ноту, что никак не мог улучить момент для завершения шага. Стоя на одной ноге, он размахивал красным полотнищем, пытаясь сохранить шаткое равновесие. Адъютанты, каждый на свой лад, повторяли несуразные движения ведущего. Торжественная процессия, размахивая партийной реликвией, неуклюже пробиралась по залу под протяжные звуки, напоминающие церковное песнопение, мимо корчившихся от смеха людей. Но всякому увеселению приходит конец. Знаменосцы, завершив клоунаду, скрылись в дверном проеме. «На этом заводская партийная конференция объявляется закрытой, - поспешно объявил Юрий Гаврилович, вытирая со лба струйки обильного пота.
Намеченное по сценарию заключительное исполнение Гимна Советского Союза было отменено.
***
Следующий этап взаимоотношений с руководством АЭХК наступил в восьмидесятых годах, с моим переводом в аппарат Ангарского городского и Иркутского областного комитетов партии. Секретарем парткома электролизного завода тогда был Владимир Михайлович Клюкин, мой земляк по Уралу. Он вырос в Таватуе, таком же кержацком поселении, что и Верх-Нейвинск, на озере, соединенном протокой с Верх-Нейвинским прудом. После школы окончил в Новоуральске техникум Минсредмаша, где технологию и спецоборудование преподавал мой однокурсник Ю.А. Дмитриев. На АЭХК Владимир Михайлович вырос от аппаратчика КИУ до начальника смены и с кержацкой хваткой включился в заводское социалистическое соревнование, приведя коллектив к победе с десяток раз подряд. Остальные смены, лишившиеся перспектив на премиальные вознаграждения, приуныли. Директор завода «Т», тогда В.П. Шопен, разрядил обстановку, направив неугомонного начальника смены в распоряжение партийной организации. Так В. Клюкин стал секретарем заводского парткома.
Мои приезды на комбинат совершались чаще по приятным поводам - участие в торжественных собраниях, вручение переходящих Красных Знамен за успехи в социалистическом соревновании и тому подобное. Понимая, что конкуренция есть двигатель экономики, советские лидеры пытались подменить ее социалистическим соревнованием, но из того начинания мало что получилось. Полноценным стимулом к труду было стремление собственника к приросту капитала и материальная заинтересованность тружеников в результатах труда, а не присуждение символа победителя соревнования. По показателям производительности труда промышленные отрасли «передового общественно-политического строя» отставали от «загнивающего капитализма» в три-четыре раза, а наши славные колхозники – в семь-восемь раз. Экстенсивные методы развития советскую экономику не спасали, без кардинальных реформ она была обречена на увядание.
Почему же тогда Советский Союз не уступил потенциальному противнику в ракетно-ядерном вооружении и в других смежных отраслях научно-технического прогресса? Объяснение тому лежит, прежде всего, в человеческом факторе, в гениальности нации, щедро выдвигающей из своих рядов гигантов ума и воли, блестящих ученых, решивших исход великого противостояния с Америкой. Примеры таких людей, на которых держится Россия, приведены на страницах нашей книги. При этом фигуры-самородки вели за собой здоровые силы, рядовых людей, которые раньше думали о стране, а потом о себе. Такие тоже были не в редкость. Значимость Атомного проекта для судеб страны и мира была велика и вдохновляла людей. Не последнюю роль играли строгие порядки и жесткая исполнительская дисциплина. Плюс ко всему, советское руководство бросало в топку военно-промышленного комплекса все необходимые ресурсы.
***
Много забот доставляли программы оказания помощи селу, но и здесь Новокшенов организовывал безупречное исполнение поступающих заданий. С наступлением летнего сезона он выставлял в своем кабинете вилы и грабли, давая понять каждому посетителю о его доле ответственности за выполнение продовольственной программы. АЭХК отправлял рабочие отряды в подшефные колхозы Усть-Удинского района на всю страду, пока убирался выращенный урожай. На сельской ниве ангарские атомщики показывали колхозникам образцы организации труда, однако продовольственных продуктов в магазинах оттого не прибавлялось, скорее, наоборот, товарные полки по непонятным причинам катастрофически скудели.
Исполнение ответственного задания по строительству в подшефном Усть-Удинском районе машинного двора и четырех жилых домов директор возложил на своего заместителя, Виталия Владимировича Макаренко, недавнего комсомольского вожака комбината. Тогда и понял молодой руководитель, в чем состоят две большие разницы между комсомольской работой и хозяйственной деятельностью. Проблемы начались с доставки на стройку пятисот железобетонных плит. Расчеты показали, что их перевозка из Иркутска до подшефного села Быково автотранспортом предприятия заняла бы не менее полугода, а сроки ввода объекта уже на носу. Он принял кардинальное решение доставить груз одним рейсом – по Ангаре. Не зря же она протекает от пункта отправления до места назначения. Но едва буксир вывел нагруженную баржу на стремнину, как она начала уверенно погружаться на дно. Капитан буксира, опытный речной волк, загнал тонущий сухогруз на отмель, отведя угрозу полного затопления. Виталий Владимирович спешно выехал в Управление речного пароходства:
- В чем дело, товарищи моряки? Почему баржу пустили ко дну?
- Потому что вы ее перегрузили, уважаемые заказчики, и верхняя бортовая часть оказалась под водой, а там щели в палец, ведь доски-то давно пересохли, - объяснялись товарищи из пароходства.
- У вас доски пересохли, а у меня стройка встала. Вы представляете себе, что значит не выполнить задание обкома партии?
- Ладно, ты шум не поднимай, перегрузим твои плиты на другую баржу. Считай, что они уже на месте.
Не прошла и неделя, как строительные материалы были выгружены в заданном месте, на крутом берегу, возвышающимся над рекой. Виталий Владимирович, прибывший в Быково, во главе колонны тяжелых грузовиков приближался к причалу. Его настроение было приподнятым, - площадка под машинный двор спланирована, плиты доставлены, оставалось их только укладывать. Берег уже просматривался достаточно хорошо, когда предводитель колонны тягачей обеспокоенно закрутил головой – где же плиты?
Колонна подошла к месту, и прояснилась причина исчезновения груза, доставленного на пустынный ангарский берег. Глинистая почва не выдержала тяжести бетона, и плиты вместе с оползнем рухнули с кручи, скрывшись под водой. Что делать? Из Иркутска вызвали водолаза, и строители запустили конвейер перемещения плит из подводного склада на площадку машинного двора. Виталий Владимирович вздохнул было с облегчением, как ему представилась умопомрачительная картина. Вместе с очередной плитой в воздухе болтался … водолаз! Как его угораздило зацепиться своими шлангами за стропы? У свидетеля воздушного аттракциона похолодело в груди – не хватало еще схлопотать несчастный случай на производстве! Обошлось, рабочие сняли подводника с крюка.
Управившись с делами на машинном дворе, Виталий Владимирович выехал в соседнее хозяйство. Обстановка там осложнялась тем, что к предстоящему совещанию в обкоме партии предприятию требовалось отчитаться о вводе в строй четырех двухквартирных домов, тогда как их строительство еще только начиналось. Оставалось одно - срочно подписать акт ввода жилья в эксплуатацию, получив на то согласие двенадцати служб и инстанций.
Высокий авторитет предприятия и умение его полномочного представителя быстро входить в доверие людей способствовали успешному сбору подписей. Симпатичный молодой человек славянского облика, русоголовый и голубоглазый, Макаренко находил в беседе нужные слова, завораживая собеседника не показной, а внутренней порядочностью и приветливым взглядом. Заминка случилась, когда настал черед согласования документа в пожарной службе. Начальника местных огнеборцев, славящегося пристрастием к охоте, никак не удавалось найти на рабочем месте. В конце концов, было установлено, что неуловимый укротитель огня предстоящим днем спозаранку отбудет на охотничьи угодья. С пяти часов утра заинтересованная во встрече сторона установила наблюдение за домом начальника пожарной охраны. Вскоре с ним удалось войти в контакт. Обрисовав причину раннего визита, Виталий Владимирович попросил покорителя огненной стихии подписать акт об окончании строительства строящихся домов.
- Какой акт? Там же еще конь не валялся! – сельский брандмейстер был ошарашен поступившим предложением, - Ведь неделю назад там даже фундаментов не было.
- Неделю назад не было, а сейчас есть. Давай съездим, там уже кладка стен ведется.
- Не могу, у меня командировка, по пути вот собрался на охотничьи места заглянуть.
- Ну, этому делу остается только позавидовать, - признался въедливый проситель, - Кстати, для снятия усталости на охоту можешь прихватить канистру спирта. Вон у меня в машине одна осталась.
Какой охотник смог бы устоять против такого предложения! Канистра огненной водицы – это не пара подстреленных уток! Акт был подписан и скреплен печатью. К вечеру того же дня Виталий Владимирович доложил директору об успешном ходе строительства машинного двора и вручил ему акт о принятии в эксплуатацию жилых домов в подшефном районе. «Молодец, Виталий, - произнес скупой на похвалы Виктор Федорович, - Признаться, я уже думал, что ты сломаешься в этих передрягах». Доброе директорское слово легло бальзамом на сердце Виталия Владимировича, выдержавшего, подобно сказочному герою, испытание водой, огнем и медными трубами.
***
В марте 1985 года, когда я возглавлял Отдел оборонной промышленности Иркутского обкома КПСС, по цековской связи последовал неожиданный звонок от Дрождина. Мне был известен его послужной список после ухода с должности главного инженера АЭХК: учеба в Академии народного хозяйства при Правительстве СССР, заместитель начальника Главка Министерства среднего машиностроения, перевод в штат аппарата ЦК КПСС. Я искренне радовался его уверенной поступи к вершинам государственной власти, где он, человек, не признающий поражений, должен был исполнить свою победоносную роль.
Разговор начался с приветствий и дежурных фраз, но какова же была его интонация! Сама вежливость и учтивость слышались в телефонной трубке, а не прямой и твердый в суждениях Дрождин. «Как же преобразился Владимир Иванович в обстановке высшего партийного штаба», - мелькнула у меня мысль, а с ней состоялся переход к деловой части разговора:
- Александр Петрович, как у тебя обстановка с назначением нового директора комбината?
- Жду предложение от Министерства, намечается кто-то из Томска -7. Затребую его приезд в Иркутск, и посмотрим, кто такой.
- Подожди, зачем тебе этот кто-то, если на комбинате есть Тихомолов Юрий Владимирович, главный инженер и готовый директор?
- Владимир Иванович, это отличный вариант! Я согласен и готов внести вопрос на бюро обкома, но как его воспримет Министерство?
- Вот и хорошо, вноси вопрос на бюро, а с Министерством я улажу, не беспокойся.
Партия имела такой мощный рычаг влияния на народнохозяйственную политику, как утверждение в должностях номенклатурных руководителей. Без партийных решений, от райкомов и до ЦК, назначение управленцев и директоров вышестоящими административными органами не имело силы. За семь лет моей работы в аппарате обкома вопросы, выносимые на бюро отделом оборонной промышленности, принимались без каких-либо осложнений, и представленная кандидатура Юрия Владимировича была рекомендована Министерству.
Ю. В. Тихомолов, родом из города Молога, оказывается, есть такой на Волге. С 1947 года он в Свердловске 44; заочно окончил Московский технический институт. Отстраненный в 1963 году от руководящих должностей за технологические срывы завода «Т», Юрий Владимирович, не теряя времени даром, приступил к подготовке докторской диссертации. Меня, начальника КИУ, соискатель ученой степени однажды пригласил в заводоуправление комбината и долго, с мелом в руках, рисовал на доске схемы и объяснял суть научных исследований, для которых предполагалось проведение серии опытов в здании № 3Б, о чем он меня и просил. Опыты были проведены. Защита диссертации, репетицию которой докторант устроил передо мной, успешно состоялась.
Так Ю.В. Тихомолов в мае 1985 года стал вторым директором АЭХК и уверенно руководил комбинатом в разгромные «перестроечные» годы. За время его директорства создан модуляторный цех М-1 (газоцентрифужная технология), образованы приборный и ремонтно-механический заводы, получил развитие химический завод. В девяностые годы, в соответствии с требованиями международных стандартов, в Ангарске были введены в эксплуатацию установки «Челнок» по переливу обогащенного урана в жидком состоянии, что открыло прямой выход АЭХК на экспорт своей продукции; в тот тяжелейший период Юрий Владимирович заверил коллектив: «Капиталисты спасут нас». Он до последнего дня существования КПСС оставался членом бюро Иркутского обкома, ведь вся атомная отрасль была порождением государства, служила и выражала его интересы. Сегодня перед зданием заводоуправления АЭХК стоит памятник Ленину, как символ незыблемости государственного остова России.
Третьим директором АЭХК стал Виктор Пантелеймонович Шопен, поступивший на комбинат в 1961 году после окончания МИФИ. Высокий и стройный, сменный технолог в темной рабочей спецовке запомнился мне, студенту-практиканту, когда он раскатывал на велосипеде по соединительному коридору. Затем он – начальник смены, производства, директор диффузионного завода, а с 1994 года – директор комбината. При нем комбинат не только выстоял в тяжелейшее время всеобщей разрухи, но и успешно развивался, завершив переход на центробежную технологию. Он активно противостоял московской программе структурной «оптимизации», по которой позже ангарский комбинат стал технологическим придатком объединения ТВЭЛ, не имеющим даже собственной бухгалтерии.
В марте 1998 года я, тогда заместитель председателя облизбиркома, в приватной беседе сообщил Виктору Пантелеймоновичу, что, по социологическим опросам, ожидается избрание В.В. Новокшенова, сына первого директора АЭХК, мэром города Ангарска. В ответ услышал, что такой вариант исключен, так как руководство города и крупных организаций сделали ставку на другого кандидата. Верхи двигали одного, а низы выбрали другого. Сердцам трудового люда всего Ангарска оставалась дорогой и милой фамилия Новокшенова и память о нем, выдающемся руководителе ангарских атомщиков. Они, избиратели, вручили городскую власть отпрыску Виктора Федоровича, посчитав за честь подпасть под сыновнее правление легендарного директора.
***
В апреле 1986 года, когда я находился на весенней сессии Академии общественных наук при ЦК КПСС, по стране пронеслась черная быль о чернобыльской катастрофе. Пятьдесят жизней унесла авария за первые восемь лет, с отдаленными последствиями облучения связывают причину четырех тысяч смертей. По другим сведениям, число жертв было кратно больше. Взрыв на атомной станции произошел в ночь на 26 число, а следующим днем за три часа из ближнего города Припять было эвакуировано сорок семь тысяч жителей. За первые три дня радиацию ветром донесло до Скандинавии, затем развернуло на Украину, Европу, Африку и донесло до Флориды.
Когда в европейских городах демонстрировали карты воздушных потоков и гнали информацию об угрозе для жизни людей, по всей Украине и Белоруссии первомайские праздничные колонны демонстрировали солидарность с пролетариями всех стран. По заключению ученых, уровень загрязнения в прилегающих районах доходил до четырехсот Хиросим, радиоактивное воздействие испытали восемь миллионов человек; зона отчуждения была доведена до тридцати километров от АЭС, переселенцами стали четыреста тысяч человек. Сотни тысяч ликвидаторов проводили обеззараживание в 1840 населенных пунктах, которое продолжалось восемь лет.
Но вот парадокс – чернобыльская авария имела предтечу, разыгранную по схожему сценарию еще тридцатого ноября 1975 года в Сосновом Бору на Ленинградской атомной станции. «Репетиция» состоялась на ядерном реакторе того же типа, что и в Чернобыле, он назывался РБМК-1000. Так вот, на Ленинградской АЭС блок № 1 работал в штатном режиме, когда ночная смена разгрузила один из турбогенераторов (ТГ) для вывода на ремонт, а вместо него, то ли спросонья, то ли от недосыпа, отключила от сети другой, работающий ТГ. Можно ли себе представить, чтобы агрегат, выделяющий мощный поток тепла, оказался «закупоренным»? Куда деваться перегретому пару? Защита заглушила реактор. Как тут не согласиться с академиком Александровым, заявившим, что на станции недоставало «защиты от дурака»?
Спохватившийся персонал для запуска реактора приступил к извлечению из активной зоны всех стержней защиты, что запрещалось регламентом. Реактор вышел на режим минимального уровня мощности, но лишь в ограниченной области, а в остальной начался перегрев и разрушение оболочек ТВЭЛ (урановых элементов). Под угрозой неотвратимой катастрофы старший инженер смены мгновенно заглушил реактор кнопкой аварийной защиты АЗ. Обошлось разрушением тридцати двух стержней ТВЭЛ и другими неприятностями. Радиоактивные вещества мощностью в полтора миллиона кюри распространились по округе, захватив Финляндию. Для сравнения, мощность чернобыльского загрязнения составила пятьдесят миллионов кюри.
Казалось бы, из случившейся аварии должны были последовать самые серьезные меры по ее недопущению на других АЭС. Кто бы в том сомневался, но действительность опрокинула всякий здравый смысл. Факт критического события в Сосновом Бору всемогущим Министерством среднего машиностроения был настолько засекречен, что до его материалов не допустили ни директоров других атомных станций, ни, тем более, специалистов Минэнерго, в ведение которого были переданы Курская и Чернобыльская станции, работающие на тех же реакторах РБМК. Эти реакторы страдали крупными конструкторскими недостаткам. Так, из-за перегруза замедляющим графитом даже при перегреве и закипании воды реактор мог разгоняться, но укоренившаяся система замалчивания аварийных происшествий, каких насчитывалось десятками, неизбежно привела к катастрофе мирового уровня. В итоге всего, формула критического совмещения основных состояний реактора, приводящая к прямой опасности взрыва, не была известна чернобыльцам. Там и клюнул со временем жареный петух. Лишь после Чернобыльского крушения реакторы РБМК на других станциях были оперативно доведены до безопасного состояния.
По свидетельству академика Легасова, к аварии вела низкая культура управления ядерными технологиями, наступившая в период советского застоя. Мы шли к Чернобылю, утверждал он; так, из-за преступной безответственности на операции сварки реактора, чудом обнаруженной на Кольской АЭС, «мы бы потеряли весь Кольский полуостров». Предложения Легасова усилить безопасность атомных реакторов вызвали бурю негодования в Минсредмаше. Министр Славский обвинял академика, заместителя директора Института ядерных исследований имени Курчатова, в неграмотности и в том, что он лезет не в свое дело. Но именно «неграмотному академику» пришлось возглавить научное обеспечение работ по ликвидации чернобыльской аварии.
Как все это понять? Забота о чести мундира? Гримасы ведомственности? Но где тогда государственная позиция высокопоставленных деятелей? Одним словом, в стране наступил период, которого опасался Ленин: «Если что и погубит Советскую власть, так это наше коммунистическое чванство». Оно и сказалось, когда Хрущев еще в начале шестидесятых годов потребовал от академика Александрова и министра Славского срочное возведение атомных станций, и атомщики были вынуждены перевести реактор военного назначения РБМК, вырабатывающий плутоний, на выработку электроэнергии, что было небезопасно.
***
Что же случилось на ЧАЭС в ту роковую ночь? Единая версия чернобыльской катастрофы до сих пор не сложилась, у разных экспертов причины и последствия путаются местами, у кого-то лошадь впереди телеги, у других наоборот, но в общем представлении она кроется в неконтролируемом возрастании мощности реактора. Причиной аварии стал проводимый на станции эксперимент по определению количества электричества, вырабатываемого при «выбеге генератора» на холостом ходу. За счет него могли бы работать водяные насосы ГНЦ, охлаждающие заглушенный реактор, поскольку ядерный распад в нем продолжался. Противостояние между реактором блока № 4, подчиняющимся существующим системам безопасного управления, и персоналом смены, одержимым стремлением выполнить запланированный эксперимент, разворачивалось по всем правилам детективного жанра.
Приступая к опыту, экспериментаторы, что называется, взяли быка за рога, заранее заблокировав систему защиты аварийного охлаждения, чтобы она не вздумала отключить реактор при перегреве. Реактор был переведен в режим ручного управления. Риск? Конечно, но ведь известно, кто не рискует, тот не получает премию. Теперь – за дело! На часах 00.30. Операторы начали снижать мощность подопытного агрегата до семисот мегаватт, на котором предстояло экспериментировать, но тот, чуя неладное, сбросил ее до минимальных тридцати мгвт, подав сигнал об «отравлении» ксеноном-135, являющимся поглотителем свободных нейтронов. Такую самозащиту создал себе агрегат РБМК диаметром в двадцать пять метров, соображавший не хуже дипломированных специалистов.
Требовалось остановить реактор на сутки для самораспада ксенона, но операторы обладали рычагами воздействия на упрямца. Они подняли подвижные управляющие стержни еще выше, а с ними мощность реактора поднялась до 200 мгвт, а дальше – ни в какую! До чего же упрямая техника! Но и люди в белых халатах не уступали в упрямстве, решив провести испытания на установившейся мощности. Они включили восемь водных насосов ГНЦ, все, какие были, чтобы установить продолжительность их работы на холостом ходу ТГ.
01.23 – началась решающая фаза исторического опыта. Отключен ТГ, и счет пошел на секунды. Вращение турбогенератора замедлилось, четыре насоса встали. Опыт закончен, но той порой ядерные силы набирали необратимый ход. В реакторе зрела буря. С остановкой насосов расход воды упал, одновременно произошел скачок парообразования, а ведь главное в реакторе – надежный теплосъем циркулирующей водой! Обнаружив, что красная черта оказалась позади, персонал нажал на спасительную кнопку аварийной защиты АЗ, наткнувшись на коварный сюрприз, имевший название концевого эффекта (К-эффекта).
К-эффект состоял в том, что нижние, графитовые, части стержней, называемые вытеснителями, поначалу вытесняли из канала воду, что усугубило ядерную обстановку, поскольку вода имеет больший ресурс поглощения, чем графит. Вот она, искра, из которой возгорелось пламя. Дальше вытеснители уперлись в плотные слои пара, находящиеся под высоким давлением, и встали в промежуточном положении, при котором их верхняя часть, начиненная поглощающим бором, в реактор не вошла. Катастрофа стала неизбежной.
01.23.46 – реактор пошел в разнос. В нижней части ядерного котла началась самоподдерживающаяся цепная реакция. Произошел тепловой взрыв ядерной природы. Бетонную крышку реактора весом в две тысячи тонн отбросило в сторону. Следом запустилась реакция разрушенных циркониевых оболочек и пара с выделением водорода, а тот вместе с кислородом воздуха образовал «гремучую смесь», завершившую вторым взрывом картину разрушения всего блока. Над станцией взметнулся зловещий «гриб». Когда руководитель опыта А. Дятлов выглянул из помещения щитовой в окно, то не увидел ни стен пятидесятиметрового здания, ни кровли.
Академик Сахаров, ознакомившись с действиями чернобыльских экспериментаторов, заявил, что «на станции работали дикари». Министр Е.П. Славский, заслуги которого в становлении и развитии атомной отрасли не просто велики, а грандиозны, после Чернобыля был уволен. Причина – в недостатках разработки реактора РБМК и системы его управления и защиты, выполненной Минсредмашем. Мировой атомной энергетике был нанесен мощный удар. До 2002 года остановлено строительство АЭС в Северной Америке и Западной Европе. В СССР заморожено строительство десятков новых энергоблоков и станций. Потребовалась долгая работа по пересмотру технологии и систем безопасности атомных реакторов, пока постсоветская Россия не добилась абсолютной надежности в получении самой экономически выгодной и экологически чистой энергии мирного атома. Сегодня Росатом – непререкаемый лидер мировой атомной энергетики. В планах на ближайшие годы по зарубежным заказам намечено строительство трех десятков энергоблоков.
***
Век двадцать первый. Подъезжая из Иркутска в Екатеринбург, когда поезд проходит по улице Восточной, всегда смотрю из окна вагона на родной уму и сердцу Уральский политехнический институт, носивший имя С.М. Кирова. Он все также величественно стоит на взгорке, замыкая главную уличную магистраль уральской столицы, с раскинутыми, словно крыльями в полете, широкими пристроями к центральному корпусу справа и слева. Минуло полвека со времени его окончания, даже больше, но как живо встают в памяти многие картины студенческой жизни, лучшей и самой красочной поры человеческой жизни, моей, по крайней мере. Отдавая дань моде, институт преобразовали в университет УГТУ-УПИ имени Ельцина. Приятно было видеть в аббревиатуре знакомое и щемящее имя – УПИ! А вот имя первого президента Российской Федерации, присвоенного учебному заведению, мной не воспринимается, пусть бы он трижды окончил институт; подозреваю, что не только мной.
Послевоенные поколения студентов признавали и почитали Сергея Мироновича Кирова. У меня сложилось благоприятное впечатление об этой сильной и яркой личности со школьных лет после прочтения книги о нем «Мальчик из Уржума». Рано оставшись без родителей, он воспитывался в приюте, за успехи в учебе был направлен в Казанское училище, затем в Томский институт. С 1905 года включился в революционную деятельность, арестовывался, ссылался, в 1908 году в течение полугода вел работу в Иркутске, проживая в одноэтажном домике по улице Медведниковская, дом 2, это рядом с моим домом под номером 4; нынешнее название улицы и упоминать ни к чему. В огороженной усадьбе кировского домика днями обитал мой любимый кот Кузя, тоже существо с бойцовским характером, но об этом в моей «Повести о сибирском коте».
После великого Октября Сергей Миронович быстро набирал опыт крупного руководителя, проявлял организаторский и ораторский талант; имел огромную личную библиотеку. Не являлся сторонником жестких мер. Член Политбюро, первый секретарь Ленинградского обкома ВКП(б). Его авторитет в партии рос стремительно, но Киров был убит в декабре 1934 года со странными последствиями при разбирательстве обстоятельств убийства, когда были ликвидированы важные свидетели дела; вместе со свидетелями из него исчезли многие материалы. В «отместку» за гибель великого революционера и любимца партии в стране был объявлен большой террор.
В апреле 2008 года угодники Ельцина преподнесли ему подарок, присвоив Уральскому политехническому институту имя первого президента России. Светлая память о Кирове на институтской странице была вычеркнута. Но кто же пришел ему на смену? В школе Ельцин учился средне, при взрыве самодельной гранаты лишился двух пальцев. Через двадцать лет после окончания строительного факультета УПИ занял пост первого секретаря Свердловского обкома КПСС. Мутные волны перестройки ускорили его карьеру. Оппозиция искала лидера, и непредсказуемый Ельцин с его популизмом, заигрыванием с народом и низким культурным уровнем лучше других устраивал ее. На старом Арбате, моем излюбленном месте прогулок в московских поездках, его превозносили на каждом углу; мне запомнился плакат: «Борис Николаевич! Ты наш зверь! А мы твои зверята». Эти зверята под предводительством Зверя устроили похороны российской империи или союзной державы, хоть как ее называй, пока она занимает шестую часть света. У «могильщика социализма» имелся соратник-предшественник. Горбачев и Ельцин – два сапога пара, хотя и устроили мелкую междоусобицу. Первый из них ликовал, когда запущенный им прозападный «процесс пошел», а второй, злоупотреблявший алкоголем, процесс расшатывания довел до завершения. Для страны наступило тяжелое похмелье.
Сейчас о главном, о сухом остатке ельцинской деятельности. В оправдание ему некоторые авторитеты твердят, что, несмотря на муки, испытанные страной в период шоковой терапии, Россия получила некую свободу, вырвавшись из оков тоталитарного режима, и встала на путь демократического развития. Допустим, так оно и есть, страна добилась свободы предпринимательства, встала на рельсы рыночной экономики, но не будем забывать непрерывное шараханье России от демократических форм правления к очередной узурпации власти и обратно.
Вспомним вольные русские княжества с их самоуправлением типа Новгородской республики и следом – установление царского самодержавия. Дальше – реформы царя-освободителя Александра Второго с отменой крепостного права, за которыми последовали годы реакции и подавления революции 1905 года. Через десяток лет – оглушительный дуплет двух революций 1917 года. Едва народ отпраздновал добытые свободы, как на него обрушились сталинские репрессии тридцатых годов. Потом предсказуемо забрезжила хрущевская оттепель, настал черед горбачевской демократизации, вылившейся в грандиозный всероссийский «майдан». Так и качается Россия в вечном поиске истины на качелях исторического развития, туда – сюда, и ельцинская реформа – очередной нырок от существовавшей формы общественно-политического устройства к ее противоположности. Тот же маятник. В философии это называется действием закона отрицания отрицания.
Сейчас - об обратной стороне ельцинской медали, о потерях, которые ужасны и невосполнимы. Утрачена четверть российской территории, по крохам собираемой царями, и с ней – сто пятьдесят миллионов человек, сплотившихся вокруг русского народа в единую общность «советский народ». Разбит многовековой союз братских славянских народов. Таким образом, при Ельцине Россия приобрела нечто преходящее, то, что приходит с очередным витком общественного развития по диалектической спирали, потеряла же дюжину союзнических республик; прибалты не в счет.
… Присуждение символического имени Уральскому политеху – дело сложное. Его выпускники на протяжении века занимали и занимают руководящие позиции на государственных постах и во всех отраслях народного хозяйства. Сегодня, когда в состав Уральского технического университета УГТУ-УПИ влился Уральский госуниверситет, здесь обучается пятьдесят пять тысяч студентов. Пять тысяч преподавателей, из которых шестьсот пятьдесят докторов наук – это Уральский Федеральный Университет. Для гиганта высшего образования может подойти только имя человека глобального масштаба, не ниже фигуры С.М. Кирова. Остальные будут его принижать. Вижу два варианта восстановления исторической репутации заслуженного вуза страны: первый, вернуть ему имя Сергея Мироновича Кирова, пламенного борца за народное счастье; второй - присвоить имя, которым наречен Екатеринбург, хотя причастными к основанию и развитию уральской столицы оказались две Екатерины.
В 1723 году на уральской реке Исеть заложен крупнейший в Европе железоделательный завод, а городу присвоено имя Екатерины Первой. Екатерина Вторая в 1781 году даровала Екатеринбургу статус уездного города. Под ее монаршим благословением набирал мощь промышленный Урал, опорный край державы. При Екатерине Великой, приверженной идеям Просвещения, в России наступил золотой век. Все приходит тогда в соответствие: в городе Екатеринбург кует индустриальные и гуманитарные кадры Уральский Федеральный Университет имени Екатерины Великой. Ельцину же достаточно выстроенного в Екатеринбурге центра его имени, в котором свили уютное гнездышко американские подрывные силы.
***
В московских командировках я несколько раз навещал Дрождина в здании ЦК партии, что располагалось на территории бывшего Китай-города, вплотную примыкавшего к Кремлю. Отдел Оборонной промышленности; из широкого окна просторного кабинета открывался великолепный вид на Кремль, располагающий к разговору о жизненном тонусе большой страны, о дне грядущем.
- Владимир Иванович, как Вам здесь работается?
- Хреново, - к полной моей неожиданности, ответил он. Передо мной уже был не партийный функционер высокого ранга, сделавший мне недавний телефонный звонок, а прежний Дрождин, для которого суть партийного и государственного руководства предстала своей неприглядной реальностью. Партийная система, главенствующая в стране, в его глазах утратила прежнюю значимость и привлекательность, в них выражалось поникшее состояние его духовного настроя и отсутствие готовности идти к намеченной цели. Цели не было. Утрачена вера в перспективу.
- Что так?
- Старичье, оно и есть старичье, ему ничего не надо, - мне было понятно без пояснений, кого он имел в виду, – Насели еще, чтобы я возглавил Аналитическую группу для подготовки материалов членам Политбюро, только им меня там не видать.
- Владимир Иванович, но ведь такое предложение не для каждого. Вас выбрали из тысяч лучших сотрудников партии, это общение с первыми руководителями страны, это рост, - мне надо было понять причину отказа.
- Нет, Саша, это не рост, это занятие для мальчишки на побегушках. Кому-то моча в голову ударит получить срочную справку с аналитикой по всему Союзу, и ты хоть разорвись. Главное – не вижу пользы, - в его глазах, всегда решительных и устремленных, читалась потаенная горечь безысходности, не за себя, а за что-то более важное, загнавшее его в тупик; но что?
***
Чтобы заглянуть в кулуарную жизнь партийной элиты, следует обратиться к ее недавнему прошлому. Г.М. Маленков, талантливый исполнитель всех возлагаемых на него задач, сделал блестящую карьеру и в последние годы жизни Сталина твердо занимал вторую позицию в партии и государстве. Он обладал высокой технической и политической подготовленностью, грамотной речью, имел личную библиотеку, насчитывающую десять тысяч печатных изданий. Сталин видел в нем своего преемника. Георгий Максимилианович занял после вождя ключевую должность председателя Совета Министров и провел ряд реформ по предупреждению надвигающегося голода и улучшению жизни народа. Из них – снижение вдвое налогового бремени на село, пятикратное повышение закупочных цен на зерно и мясо, ускорение развития легкой и пищевой промышленности, начало строительства жилья из быстровозводимых конструкций, позже прозванных «хрущевками».
В политической сфере он придерживался принципа коллегиальности, уравнивания в правах секретарей ЦК партии и отменил все привилегии партийной верхушки, включая ежемесячные выплаты в конвертах, кратно превышающие официальную зарплату, чем вызвал непримиримое недовольство высшего руководящего звена. Вероятно, его ошибкой был выход из Секретариата ЦК, чем воспользовался изворотливый Хрущев, восстановивший в 1953 году статус Первого секретаря и возобновивший практику подкормки партийного авангарда. Тем самым он заручился поддержкой актива в разгроме так называемой антипартийной группы Маленкова, Молотова, Кагановича и их сторонников, когда одна партийная группа одолела другую, ведь месяцем раньше, в мае 1957 года, Политбюро высказалось за снятие Хрущева с поста Первого секретаря. Повторилась известная сцена из комедии «Свадьба в Малиновке»: «Снимай сапоги, власть переменилась!» В итоге всего, Георгий Максимилианович, не отличающийся властолюбием и твердой волей, оказался не состоявшимся вождем, а главным государственным органом страны стал аппарат Центрального Комитета партии, отделы которого управляли министерствами и ведомствами, сами ни за что не отвечая.
В советской управленческой системе позиции партийной бюрократии, этого политического монстра, оказались незыблемыми. Сталин сдерживал необоснованный рост партийного влияния, проведя на 17-м съезде ВКП(б) решение об отмене должности Генерального секретаря ЦК. В 1944 году к очередному Пленуму ЦК Молотов и Маленков, с согласия и одобрения Сталина, подготовили проект решения, по которому партия устранялась с политической арены, но члены Политбюро его отвергли. В октябре 1952 года Хозяин пошел на штурм партийной цитадели, стоивший ему жизни. Он провел символичное переименование Политбюро, обладателя политической власти, в Президиум ЦК партии и ввел в него сразу шестнадцать новых членов. Произошло разбавление и омоложение состава. По косвенным уликам, в ночь на первое марта 1953 года Сталин был отравлен ближайшими соратниками, если даже не так, то был умерщвлен ими, оставленный на даче без медицинской помощи на пять суток.
Светлой личностью на небосклоне советских руководителей был Алексей Николаевич Косыгин, который еще в 1946 году Сталиным назначался заместителем председателя Правительства СССР. Человек феноменальных способностей и бесконечной преданности делу, он не пользовался расположением Хрущева и Брежнева, но на посту Главы Правительства был незаменим. В середине шестидесятых Алексей Николаевич предпринял отчаянную попытку придать социалистической экономике второе дыхание. На какое развитие можно было рассчитывать в то время, если два соседних предприятия, принадлежащие разным министерствам, не имели права заключить между собой хозяйственный договор? В основу косыгинской реформы закладывались механизмы экономического стимулирования, развития хозяйственной самостоятельности предприятий, упор переносился на показатели прибыли и рентабельности. Были ликвидированы хрущевские совнархозы.
Восьмая пятилетка была названа золотой. За годы, когда народное хозяйство работало по новой системе, объем промышленного производства вырос в полтора раза, национальный доход на сорок пять процентов, построено тысяча девятьсот новых предприятий, но к 1970 году реформы Косыгина были свернуты. Партийная верхушка увидела в них посягательство на принципы централизованного планирования и управления. Партократия получила карт-бланш с событиями Пражской весны, когда восставшую Чехословакию пришлось усмирять танками. Командно-административная система управления восторжествовала, возвратившись на круги своя. Количество промышленных министерств разрослось десятками, в газете «Правда» назначаемые министры едва размещались на пространных вкладышах.
С хрущевских времен власть партийной бюрократии неуклонно возрастала, подминая под себя всех и вся. Если в сталинской Конституции 1936 года партии отводилась роль передового отряда трудящихся в борьбе за построение коммунизма, что объективно оправдано, то в брежневской Конституции 1977 года партия стала «руководящей и направляющей силой» общества и государства. Эта сила с появлением полуграмотных и тщеславных лидеров направляла государство, куда ни попадя. С приходом Ю.В. Андропова забрезжила надежда к лучшему, но, пораженный неизлечимой болезнью, он не успел себя проявить. Мобилизационный план Юрия Владимировича в части экономики предусматривал кардинальную перестройку управления народным хозяйством. В итоге, в 1983 году зафиксирован рывок экономических показателей. Вторая часть мобилизационного плана была направлена на предотвращение распада союзного государства с переустройством национальных республик на штаты или округа. Несомненно, при руководстве Андропова страну Советов ожидала иная участь.
***
Я знал, если Дрождин принял решение по отказу от столь ответственной должности, призванной отображать общесоюзную картину, давать оценку состояния общества и тем самым предопределять программу действий по развитию страны, то его не сломает никакое Политбюро. Скорее, само сломается. В то же время этот отказ означал, что на его партийной карьере поставлен крест. Владимир Иванович понимал это лучше меня, но не придавал тому принципиального значения, разуверившись в самой системе. Какая разница, с ним или без него она потерпит крушение.
Я уходил от Владимира Ивановича с тяжелыми предчувствиями, которые оправдались через пару лет, когда наступили тяжелейшие времена шоковой терапии, когда потребительские цены только за 1993 год взлетели в двадцать шесть раз, когда баснословные народные богатства, заводы и отрасли, распихивались по карманам новоявленных олигархов, а население вымирало миллионами. Подобного грандиозного грабежа государственного «общака» история не знала и не узнает больше никогда.
Такова она, роль личности в истории, когда при поддержке патриотических сил судьба выталкивает на первые роли Петра Первого и Екатерину Великую или, при всеобщем помешательстве, - Горбачева в паре с Ельциным. Они и творили, что Бог на душу положит или не положит ничего. Что взять с косноязычного Ельцина, который не находил других доводов для оппонентов кроме спасительного слова-паразита «понимаш?». Видный политик того времени С.Н. Бабурин считает М.С. Горбачева, действовавшего скрыто, коварно и целенаправленно, главным разрушителем Советского Союза и приводит к тому множество фактов и доводов, в том числе, в интернете и в своих книгах. Ельцина он относит к подручным исполнителям, но история еще не огласила свой вердикт.
Бабурин считает, что команда Горбачева приступила к подрывной деятельности с 1988 года, если не раньше. Александр Яковлев, ближайший горбачевский подельник, с 1985 года расставлял редакторов «перестроечных газет», запуская массовую компанию по шельмованию отечественной истории. Он публично утверждал, что в России воплощалась «тысячелетняя парадигма рабства», на совещаниях пропагандистов требовал воспитывать в обществе «равнодушие к своей национальной принадлежности». Позднее «архитектор развалин» подведет итоги подрывной деятельности своей команды: «У нас был единственный путь – подорвать тоталитарный режим изнутри при помощи дисциплины тоталитарной партии. Мы сделали свое дело».
***
Но неужели обеднела держава на государственных деятелей, которые были бы ей под стать и вывели бы ее из новой смуты? Парадокс в том и состоит, что они были, и даже на выбор. Премьер-министр СССР Николай Рыжков, набравший необыкновенную популярность в народе генерал Лебедь, но первой и неоспоримой кандидатурой был, конечно, Евгений Максимович Примаков, ученый, дипломат, экономист, разведчик и политик мирового масштаба. Любая страна посчитала бы за честь доверить ему государственный трон, но ведь «умом Россию не понять», она и прошляпила свою историческую удачу.
В сентябре 1998 года Примаков был назначен председателем правительства и за исключительно короткий срок, восемь месяцев (!), сумел вытащить российскую экономику из руин, спасти ее от дефолта, объявленного предыдущим правительством. Он создал коалиционное правительство народного доверия, усилил роль государства в экономике, и страна внезапно ожила. Все отрасли народного хозяйства стали работать в разы лучше и эффективнее. Страна воспрянула, но не Запад и не первый президент с олигархической и либеральной камарильей, увидевший в премьере сильного конкурента и угрозу «семейному клану». Премьер был срочно устранен.
На подходе к власти были также достойные личности из молодого поколения, были совсем близко, в аппарате ЦК КПСС, это Владимир Дрождин и Владимир Житенев. Вот замечательный тандем выпускников УПИ! Встречались ли они, два Владимира, сильные духом и одаренные от природы люди, беззаветно преданные государственным интересам, в огромном здании ЦК на двенадцать подъездов? По свидетельству Е. Казанцева, в мое время - секретаря комитета комсомола УПИ, в характере Житенева в те года появились новые черты – замкнутость, недоговоренность, так не свойственные ему раньше. Он видел большую игру генсека с американцами и натовцами, а о Б. Ельцине отозвался одним словом – изменник.
Владимир Иванович Дрождин готов был взвалить на себя бремя лидера нации, повести страну крепкой рукой, не слабее сталинской, как он это делал в цехе и на комбинате, где не случайно прозвался Сталиным, как моментально проявил свои способности в аппарате ЦК. Но вот беда, верхушка обреченной системы, озабоченная конъюнктурными соображениями, рождала и продвигала только себе подобных. Но все-таки нация выдержала очередную смуту, когда вместо несостоявшегося тандема двух Владимиров через два десятка лет пришел третий, и не просто Владимир, а Владимир Владимирович, один за тех двоих.
ЭПИЛОГ
После Сталина, со всеми его сатрапскими замашками, не было на советском олимпе выдающейся личности. Была коллективная ответственность, равнозначная коллективной безответственности. По Конституции СССР, Коммунистическая партия являлась руководящей и направляющей силой советского общества, но если судить по результатам ее деятельности, завершившейся кончиной социалистического строя и развалом Советского государства, то вывод напрашивается один: плохо направляла.
Тем не менее, Россия выстояла. Сегодня возрождается сотрудничество постсоветских республик. Успешно действует Евразийский экономический союз, в рамках которого Россия уже не дотирует «младших сестер», а продает им продукцию, укрепляя собственный бюджет. Будем надеяться, что новые формы содружества независимых стран качественно превзойдут бывший «Союз нерушимый республик свободных».
Сложились мощные локомотивы роста отечественной экономики, которые относятся к числу ведущих в мире: агропромышленный, военно-промышленный и нефтегазовый комплексы, металлургия черная и цветная, золотодобыча, корпорации мирового значения Росатом, Ростех, Роскосмос, программы по трансконтинентальной логистике и другие. С ними – культура, спорт, образование… Сегодня Россия – ключевой игрок на Евразийском материке, флагмане мировой цивилизации.
Россия-матушка извлекает выгоды из своего географического положения, когда ее не объехать, не обойти. С круглогодичным открытием Северного морского пути, с восстановлением древнего шелкового пути по транспортно-экономической программе «Один пояс – один путь» перетряхивается сложившаяся международная логистическая схема. Еще и Транссиб спохватился, приступив к перевозке грузов из стран Юго-Восточной Азии в Европу. Запускается маршрут «Север-Юг». Так складывается преобразование всей торгово-экономической модели Евразии от Лиссабона до Владивостока. Опять локомотив, морской, шоссейный и железнодорожный одновременно. По таким-то магистралям, широким и далеким, чем не езда неудержимой русской тройке, птице тройке, которая единой и слаженной упряжью гонит на сверхзвуковых скоростях космическую, атомную и оборонную отрасли? Давно уже сказал великий Гоголь, что расступаются и дают дорогу Русь-тройке другие народы и государства. Это он говорил о нынешней России.