— Акка Кнебекайзе, Акка Кнебекайзе! — вновь зачастил под дружный хохот всей стаи белобрысый, как и сам вожак, Мортен. — Я, правда, больше не могу. Я не выдержу такой темп. Я сейчас на землю рухну и упаду замертво прямо тут, на этом берегу.
Когда Кнебекайзе много лет назад узнал о том, кто надоумил маму так его назвать, он такую знатную драку с умником затеял, что только пух и перья во все стороны от того летели. И ведь победил, хотя противник, родственник, кстати, был на пятнадцать лет старше. Впрочем, старше — не значит опытнее. Для Акке его имя с детства было личной трагедией, поэтому драка уже тогда была делом для него привычным.
Стоило ему где-нибудь только представиться, так сразу сыпались шуточки про Лапландию. С рук это никому и никогда не сходило. «Двоечка» слева и справа (удары у него были одинаково тяжелые) надолго прочищали мозги шутникам. Для совсем непонятливых он мог и повторить урок, а третьего… третьего обычно не требовалось. Но что, если бы вместо него у мамы родилась девочка? Ей точно никто не позавидовал бы, её бы просто заклевали…
Впрочем, сейчас ему подобное вряд ли кто скажет. Во-первых, силы с годами у него только прибавилось, а во-вторых, мало кто из молодых помнит ныне старые истории. Если только случайно, как сейчас.
— Что же ты за швед такой, Мортен? Не Акка я — Акке! Акка — девчонка! Понял?
— Понял, — угрюмо буркнул в ответ Мортен. — Вот только не швед я — француз. И имя моё — Мартин. Мортеном в вашем HVB-hem-е назвали.
— HVB-hem-ы не наши! — жестко отрезал Кнебекайзе. — Верно я говорю, стая?
Поддерживающий гогот гусей был прекрасным подтверждением его слов. Дикие гуси — создания вольные, они оград не любили в принципе. Эх, люди, люди, что вы порою творите, а? Вот честно, Акке было стыдно дышать одним воздухом Швеции с ними.
— Как хорошо, — всегда думал он. — Как хорошо, что мы не люди — гуси!
Кнебекайзе оглянулся и понял, что дело — дрянь. До привычного озера им не дотянуть.
— И всё же потерпеть с пяток километров нельзя? Перед товарищем не стыдно?
— Перед Нильсом-то? Да он вообще биоробот какой-то, вот уж не знаю, как это у него получается. Он тут ещё и песенку бормочет про себя.
Тот, кого Мартин-Мортен назвал Нильсом, и правда в полголоса бормотал детское, именно детское стихотворение может быть даже собственного сочинения.
Чем отличается стадо от стаи?
Стадо пасется, а стая летает!
Стадо гусей ковыляет на луг,
Стая гусей улетает на юг.
В этом отличие стаи от стада.
Это запомнить как следует надо!
Хорошее стихотворение. Правильное. К месту, хотя мы и движемся на север.
— С таким черепашьим темпом мы до дома можем и не добраться. Нарвемся на кого-нибудь посерьезнее и конец, — горестно заметил Акке про себя, но вслух произнёс другое. — Полчаса на отдых. Почистим перышки, подкрепимся и снова — вперёд!
Отдых! Магическое слово. Но не для всех. Четверо гусей, одна пара позади и одна пара впереди деловито отошли шагов на пятьдесят от основной стаи и стали внимательно оглядываться по сторонам. То, что произошло этой ночью, повториться не должно. Чудо, просто чудо, что из них никто не погиб.
Опытный, а Кнебекайзе десять лет только возглавлял клин диких гусей, прекрасно знал, чем он рискует, но по-другому поступить просто не мог. Даром что ли его имя означало главную черту его характера — искренность?
Будете смеяться, но эта небольшая стая и правда летела, вернее, возвращалась в Лапландию. Надо же такому случиться, чтобы на их обратном пути повстречались эти двое. Мартин и Нильс. И не просто повстречалась. Как не крути, а ночное нападение было отбито во многом благодаря всё тому же Нильсу…
Кстати, о нём. Нильс, в пику его приятелю, пришёлся Акке по душе. Он ещё ни разу не заскулил, хотя ему приходилось несладко. А сейчас, когда Мартин в изнеможении повалился на землю, мелкий мальчуган волоком дотащил его до берега речушки и, набрав своей фляжкой воды, осторожно начал поить своего старшего ослабшего друга.
— Будет в нём толк, — уважительно заметил про себя Акке. — Чем не гусь, пусть и мальчишка. Но мальчишка с истинно шведским характером. Сколько ему, интересно? На вид не больше двенадцати дашь, а держится таким молодцом! По нынешним временам это очень большая редкость.
От благочестивых мыслей Кнебекайзе отвлек шорох. Один из двух гусей, что встали своеобразным дозором впереди, торопливо возвращался назад. Нехорошо, ой нехорошо это.
— Беда, Акке! Всё еще хуже, чем мы предполагали.
— В чём дело? Что стряслось?
— Об этом лучше расскажет он, — кивнул гусь на того, кого вел к месту временного привала второй дозорный, и кто был Кнебекайзе очень и очень знаком.
— Ну, здравствуй, Эрменрих! Сколько лет, сколько зим прошло.
— Акке? Это ты? Глазам не верю! Вот так встреча. Да, много воды утекло с тех пор как мы с тобой щебетали на птичьем языке в последний раз. А ты я вижу… М-да, вот уж ты гусь так гусь.
— Как видишь, дружище. Больше скажу, мы на Лапландию курс держим.
Эрменрих, как не тяжко было на его душе, издал короткий смешок, но вскоре снова загрустил.
— Плохи наши дела, старый друг. Их тут в окрестностях сотни две, не меньше, а в замке, давно превращенным в музей, у меня жена и двое грудничков-близнецов. А к ночи… ночью будет штурм. Мы сваляли большого дурака тогда, не ушли раньше, когда ещё было можно, да поверили заверениям, что мы все одинаково цивилизованы… Мне в замок не добраться, моим оттуда не выбраться, ведь тайный подземный ход узок даже для юноши, я уже пробовал…
— Тогда по нему в замок проберусь я! И защищу ваших! Только сам лаз покажите.
На звонкий мальчишеский голос одновременно обернулись и Эрменрих, и Акке.
— Да ты хоть понимаешь, о чём говоришь? — в полном изумлении пробормотал отступивший на шаг Эрменрих. — Ведь ты же обыкновенный мальчишка, а они, они…
— Не более, чем крысы! Те, кто стаей хотят напасть на женщину с двумя детьми — мерзкие крысы! А я крыс с рождения ненавижу. И стараюсь их давить при встрече. Вот только мне нужно нечто посущественнее волшебной дудочки из сказки. Если, конечно, вы это мне дадите.
— А ты… справишься ли в одиночку? — больше для порядка спросил Акке, заранее предугадав ответ.
— Ничего другого нам просто не остается. Кто-то должен обеспечить их безопасность. Груднички сами себя не защитят, и вы их — тоже. Мартин? Не смешите меня! Значит, вариант остается один — я!
— Акке, это вообще как… ты что, правда позволишь ему… мальчик, постой, как хоть твое имя-то?
— Если по правде, то — Нил Лагерев, а для вас, чтоб было привычнее — Нильс Лагерлеф.
— Так и знал, что он — русский! Тоже, поди, из HVB-hem-а сбежал — с грустной улыбкой вздохнул подполковник и «дикий гусь» Акке Кнебекайзе, глядя на то, как двенадцатилетний мальчишка, деловито водрузив на своё плечо семикилограммовый пулемет FN Minim калибра 5,56 миллиметров, замер в ожидании, пока Эрменрих не придет в себя и, наконец, не покажет ему путь к подземному ходу.
Тридцать девятый день после начала ядерной войны едва успел перевалить за свою половину, а сбившиеся в стаю жаждущих грабить и убивать существ мигранты отсыпались перед запланированным на ночь штурмом…
(из книги С. Лагерлеф, основанной на записках своего отца, «Чудесное путешествие Нильса с „дикими гусями“», глава 5, «Волшебная дудочка FN Minim», издание 20г Серых войн.)
16.04.2021