Атриум.
53-ий год после ухода Матери.
За широким офисным столом сидели двое мужчин. Они были недурно одеты и весьма приятно пахли. Видимо, одеколоном пользовались одним и тем же. Стол был завален пронумерованными бумагами, которые один из мужчин старательно перекладывал, словно перемешивал карты. В это время его коллега, поправляя спадающие очки, старался сдержать нетерпение при разговоре со стариком напротив.
Он причитал:
— Я прекрасно понял, что вы не принимаете мою книгу, но повторяю свой вопрос — почему? У вас что, боязнь публичного образа страны в общественном сознании?
Кабинет был раздражающего белого цвета. Единственной темной вещью, не считая двух господ, одетых в неброский черный, был их стол.
— То, что вы пишите, как бы сказать гуманней...
— Ничего, кроме «экстремистская литература» в голову не приходит, — подхватил второй. — Настоятельно советую для пущей безопасности разорвать в клочья текст. Ваше благо, что во избежание проблем мы не сообщим об этом в соответствующие инстанции.
Не будь писатель зол, он бы рассмеялся от практически неотличимых работников издания: ухоженное многочисленными кремами и масками лицо, волосы зализаны назад, костюмы от одного популярного бренда. О да, эти люди могли себе позволить выглядеть хорошо, прошедши через очередной трафарет для трафарета.
— Я не понимаю, зачем эта оговорка? Мне хотелось бы, чтобы вы объяснили, — сказал Самуэль.
— Извините моего коллегу за грубость, но, к моему глубочайшему сожалению, он прав. То, что вы затронули, может запустить очень сложный и опасный механизм. А кому, скажите мне, нужен конфликт с разбушевавшимися остатками власти? Не вам. Не нам. Не самой власти, кстати, тоже.
— С минуты на минуту я могу упасть замертво, при такой-то жизни! У меня целый букет болезней, о которых вы... даже не слышали. Понимаете, к чему я клоню? Плевал я на власть, настаиваю принять мою запись. Я даже распечатал текст, чтобы сократить ваши расходы, а вы хотите оставить меня ни с чем?
— Если вас не настолько волнует ваше здоровье, то подумайте о сохранности ваших детей. Службы не упустят шанса сделать вид, что работают, возьмут под арест любого, кто имеет хоть какое-то отношение к книге.
— А службы не имеют никакого отношения к морали, — усмехнулся «образец номер два», пожимая плечами. — По секрету, среди них множество тех, кто вредит другим людям просто потому, что это их призвание, — снова что-то подчеркнул, но уже в блокноте.
«Не упустят шанса сделать вид, что работают», — повторил мысленно писатель, — «проклятые бюрократы».
— С каких пор вы стали задумываться о здоровье писателя? Книги на грани исчезновения, почему вы пытаетесь нанести литературе новые раны, подвергая их безжалостной цензуре или попросту запрещая половину добротных произведений? Вам мало того, что цены на бумажную официальную продукцию стали возрастать с каждым годом? Да, утрирую, но за такую цену книга должна содержать информация о местонахождении всех военных баз!
Оба члена редакции переглянулись, и один из них заговорил:
— Я согласен, но рассуждать об этом вне моих обязанностей. Мы выпускаем то, что не приносит угрозу обществу, а ваша книга слишком открыта, как и вы. У вас широкое сердце. И писали вы книгу из добрых побуждений. Но это не то, что нужно сейчас людям. Имея большое сердце, можно иметь большие проблемы с взаимопониманием людей, чьи сердца давно заменили моторы. Простите за такие витиеватые фразы, общаясь с творческим человеком, невольно подцепляешь желание красиво излагать. Не задерживайте нас, если вам нечего сказать по существу. Дайте нам работать, — он вновь поправил очки, уткнувшись в подсчеты...
— Я не угроза, я... просто люблю ностальгировать. В моей книге нет призывов и лозунгов, только мнение старика о том, как нам жилось при Матери. Поймите и вы, что чужое мнение меняет человека, а в наше время — изменения необходимы, чтобы не пасть еще ниже...
— Ваше мнение может привести вас за решетку. Правда, по-вашему, важней свободы?
— Конечно! — воскликнул Тэйт. — Свобода — это основа нравственного совершенствования…
— И вы решили, — перебил его редактор, — что она умещается в паре сотен страниц? Мы поражаемся вашей храбрости, но умников везде хватает. Чего вы добиваетесь на самом деле?..
— Того, что нам однажды придется заплатить за свой позор...
— Так платите, как все. Вы знаете, где дверь.
— Понятно. Здесь я ничего не добьюсь. Надеюсь, в случае революции, вас прикончат первыми, — просипел старик и хлопнул дверьми.
В кабинете повисла тишина. Работники молчали, каждый был занят своим. Их мир снова пришел в порядок.