Я не страдал трискаидекафобией – боязнью числа 13, - но тем ни менее предпочитал авиалинии, в самолётах которых отсутствуют тринадцатые ряды… Да что там говорить, я предпочитал, чтобы все деяния, зависящие от меня, не были связаны с "чёртовой дюжиной"… Поэтому, отправляясь в командировку, выбрал гостиницу без тринадцатого этажа и без тринадцатого номера… Мой выбор пал на пятизвёздочную пятиэтажную гостиницу с единственным пустующим номером 18… Что-то зацепило меня, когда я просматривал список гостиниц…
Если поездка групповая, подобной мнительности нет места, но когда один… Откуда-то из подсознания она выныривает и начинает диктовать… В итоге приходишь к выводу, что легче уступить, чем услышать от мнительности: "Я же тебя предупреждала…".
Наверное, одна из причин подобного "бзика", а для меня может и главная, - увлечённость литературой ужасов, которая началась ещё с ранней юности… Брэм Стокер, Мэри Шелли, Эдгар По, Лавкрафт, Стивен Кинг, Дин Кунц…
Словно наркоман, читая хоррор и прокручивая его в воображении, я ждал "выброса" нервной системой адреналина… Яркие картинки читаемого перехватывали дыхание…
Мне всегда казалось, что что-то эдакое ужасное должно со мной произойти… Боялся этого и надеялся в несбыточности сего…
Я подъехал на такси к ярко освещённой гостинице, когда РМ только-только перевалило на АМ. Ещё не успев выйти из машины, увидел спешащего ко мне улыбающегося в тридцать два зуба белл боя…
В фойе я был один… То и дело зевающий клерк быстро оформил меня и, пожелав спокойной ночи, протянул ключ-карту, в спешке покидая ресепшн досматривать сон.
Следуя указателям, я подошёл к двери с номером 18, вставил ключ-карту… Дверь распахнулась предо мной, приглашая войти…
Дизайнерская мебель, мрамор, дерево, бархат… Комната явно не пыталась выглядеть скромно. Огромная капля-светильник свисала с потолка, заполняя комнату интимным светом… На мгновение мне показалось, что это свечение окутывает, исследует меня…
Я попытался найти выключатели или регуляторы яркости света, но увы…
"Наверное, - предположил я, - эта гостиница настолько продвинута, что светом можно управлять голосом".
Вкрадчивый стук прервал желание проверить догадку. На пороге стоял белл бой, принёсший багаж. Получив чаевые, он вновь улыбнулся тридцатидвухзубой улыбкой и исчез, аккуратно прикрыв за собой дверь…
В тот же миг, когда щёлкнул замок закрывшейся двери, комнату осветил свет, придавший ей торжественный вид, словно она, комната, сделала свой выбор в пользу нового постояльца…
Я поддался настроению комнаты: быстро разобрал вещи, аккуратно разложив их и развесив в шкафу.
Постояв минуту в задумчивости, решая проблему, когда принять душ - утром или сейчас, - наигранно опустил руки и решительно прошептал: "Спать!.. Спать!..".
Тут же погас свет… Неожиданно ворвавшаяся темень, вызвала во мне страх…
"Странная комната, - подумал я. – Такое ощущение, что кто-то затаился в ней, наблюдает за происходящим и при этом играет светом, ввергая меня то в эйфорию, то в ужас…".
Я, как слепец, выставил вперёд руки, надеясь нащупать кровать - я был от неё на расстоянии не больше метра… Медленно продвигаясь вперёд - по моим расчётам я давно должен был бы упереться не только в кровать, но и в стену, - руки не находили преграды… Комната казалась бесконечной…
От бессилия я прыгнул, прикрывая голову руками… Падение на пол смягчил палас… Ощущение тёплой струйки в районе губ и солоноватый её вкус дал понять, что прыжок был не столь уж безупречен…
Темень задрожала и мне показалось, что комната смеётся надо мной…
Может быть в тот момент… или чуть позже, когда в темень ворвалось горящее число 18, осветившее внутреннюю часть двери…, когда тонкая голубая линия разделила цифру 8 пополам сверху вниз и погасила её левую часть, оставив на двери полыхать число 13, я понял, что… попал!
- А вот и мой любимый племянничек, - услышал я голос, который пытался забыть…, но всплывающий в моём сознании в стрессовых ситуациях и вводящий меня в ступор… Низкий, хриплый голос…
Он доносился откуда-то сзади…
Я стоял, уперев взгляд в догорающее "13", боясь повернуться на голос…
- Ну же, племянничек… Ну же…
И я повернулся…
Из противоположной стороны комнаты, разрывая темноту, появился, излучающий свет, до боли знакомый, бесконечно мною презираемый контур моей родной тётки, старшей сестры мамы. Она была лет на десять старше её, никогда не бывшей замужем, безобразно толстой. Детские воспоминания рисовали огромную бочку, стоящую на двух столбах, в, прикрывающем её, платье-балахоне… Тёткины пухлые руки никогда не могли опуститься, словно застыли в удивлённом положении. Монументальность завершала совершенно бесшейная голова, крепившаяся к туловищу вторым, соизмеримым с головой, подбородком, украшенная редкими чёрными волосами, огромными роговыми очками, водворёнными на маленький курносый нос, с толстыми стёклами, сквозь которые на мир смотрели чёрные глазки-горошины. Бочковую гладкость тёткиного тела нарушала неимоверно большая грудь, покоившаяся на её животе.
- Ну же, племянничек… Ну же…
Каплеобразный светильник, нависший над нею, образовал конус, из которого свет не мог выбраться, чтобы разбавить окружающую его черноту.
Словно загипнотизированный смотрел на тётку…
- Ну же, племянничек… Ну же…
- Она не настоящая…Она не настоящая… - шептал я, удерживая себя шагнуть вовнутрь конуса…
Но всё моё нутро тянулось туда…, и я сделал шаг…
Но в конус вошёл худенький мальчик лет тринадцати…
- Не надо, - шептал я, стоя темноте, - не делай этого, тётя…
Слёзы до краёв наполнили мои глаза и, не удержавшись, сорвались…
Тётка приближалась к мальчику… Она дышала прерывисто… Мокрые пятна пота расплывались на платье-балахоне… Тётка подошла так близко к мальчику, что её кислый запах вперемежку с запахом серы душил его…
- Не делай этого, тётя, - молил я из черноты.
Тётка грохнулась перед беззвучно плачущим мальчиком на колени и дрожащими от возбуждения пальцами-колбасками начала расстёгивать пуговицы его штанишек…
Словно макаронину она всосала безвольно висящий, ещё не сформировавшийся членик…
Тётка так рьяно двигала головой, что слюна во рту вспенилась…
Но вот тело мальчика напряглось, несколько раз дёрнулось и обмякло…
Тётка отстранилась, пару раз причмокнула и, скрепя, начала подниматься…
- Ты уж, сладенький, маме не рассказывай, - слащаво проговорила тётка, - хуже будет… - помолчав добавила с ухмылкой: - Мама твоя говорит, скоро опять позовёт с тобой посидеть, чтоб тебе скучно не было…
Она повернулась к мальчику спиной, собираясь покинуть световой конус.
- Врёшь, тётка… - прохрипел я. – Ты больше никогда не вернёшься в мои воспоминания…
Рука потянулась в сторону…, и кто-то вложил в неё молоток…
"Я должен успеть, пока она не покинула свет", - промелькнула мысль.
Тёткина черепушка треснула…
"Так трещит спелый арбуз, когда трещины расползаются по его корке", - сравнение рассмешило меня.
Часть молотка погрузилась… и застряла в её извращённом мозге…
Она медленно падала, увлекая меня за собой… И когда, наконец, упала, мне показалось, что от тёткиного падения содрогнулась гостиница…
Я вытащил молоток и вновь погрузил в её поганую голову… Потом ещё и ещё…
"Господи, сколько же в ней крови!".
В какой-то момент я почувствовал смешавшуюся тёткину вонь с запахом тёплой крови… Меня вырвало на её мозговое месиво.
А потом я провалился в небытие…
Меня разбудил стук в дверь.
Я нашёл себя, лежащим на полу… Никакой тётки, крови…, только зажатый, до боли в пальцах, в правой руке молоток…
На пороге стояла горничная.
Её испуганный взгляд скользнул по моему лицу и остановился на молотке…
- Убирать сегодня не надо, - сказал я, поднимаясь, и, закрыв дверь за горничной, подумал: "Интересно, она всё ещё там стоит?".
Но проверять не стал.
Покидая гостиничный номер, я оглянулся и подмигнул двери, на которой красовались цифры один и восемь…
После той ночи всё изменилось: мне стало легко, воспоминание о тётке больше меня не тревожили, а число тринадцать стало самым любимым…, только рука всё чаще и чаще стала тянуться к молотку…
Больной номер 283. Запись сделана 3 мая 2003 года доктором Бенджамином Фоксом.