Тягучая изморось хмурого апрельского утра лениво вползала в предрассветный город из снежных проплешин Ореховского леса.
Форсированная урбанизация начала нулевых безжалостно рушила ещё добротные «хрущёвки», расчищая место «скороспелым» многоэтажкам, зачастую разрушая давно устоявшееся относительно комфортное проживание в угоду алчности новоявленных частных строительных компаний. А на окраине леса доживало свой безотрадный «совковый» век сельцо Ореховка, по коему и нарекли когда-то этот десятикилометровый массив, гармонично вросший в три пологих холма ландшафта.
К началу тотальной вырубки под застройку лес и полуживую Ореховку приписали к Октябрьскому району города, многократно усилив тем самым головную боль местного РОВД. Особое беспокойство приносили дни весенних праздников, когда молодое поколение, опьянённое гормонами, спиртным и эйфорией богатырской силушки, ломало и лес, и рамки закона по всем его административным и уголовным статьям, не думая, по пьяной радости, о тяжких и особо тяжких последствиях до грядущего похмелья…
Сообщение о паре «двухсотых» в Ореховском массиве поступило в РОВД от законопослушного доброжелателя около шести утра. Помощник дежурного, Алексеев Геннадий, слывший среди сослуживцев завидной начитанностью и эрудицией, регистрируя вызов двадцать первым апреля, непроизвольно отметил: «Похоже, день рождения Адольфа не прошёл без боевых потерь». Приоткрыв дверь в комнату отдыха, привычно выдал с акцентом на последний слог:
- Рота, подъём!
Дежурный, майор Гордеев, не спал. Узнав в чём дело, он отложил в сторону кроссворд и, накинув китель, кивнул на храпевшего медвежьим рёвом сержанта-водителя Крайнова:
- С этим я бессилен. Пойду, криминалиста с опером разбужу, а ты до этого Ильи Муромца достучись.
Побудка сержанта Крайнова Сергея была ритуалом хлопотным…Сначала он сквозь сон спрашивал адрес вызова и… тут же засыпал. После второго толчка в полудрёме начинал рассуждать как можно сократить маршрут, и… снова засыпал. И только после третьего-четвёртого пинка, с полузакрытыми глазами шёл умываться холодной водой, не забывая вежливо поздороваться с раковиной. Однако, особую «учтивость» он проявлял, еще только заступая на дежурство, когда с трепетным пиететом здоровался с холодильником и поглощал всё, что оставалось в нём от предыдущей смены, не взирая на сроки годности и внешний вид продуктов. Умываясь, Крайнов нарочито долго недовольно фыркал и угрюмо медленно топал к выходу так, что в длинном коридоре дрожали филёнчатые двери и жалобно трещали половые доски-сороковки.
В этот раз дежурному Гордееву группу на выезд, кроме помощника Алексеева, опера Герасимова Юрия и эксперта-криминалиста Южина Анатолия, укомплектовать было некем. Усиленный состав следаков и оперов с городским криминалистом ещё с ночи завис по крайне дерзкому разбойному ограблению ну оч-ч-чень «уважаемого» лица с тёмным криминальным прошлым и светлым депутатским будущим, гарантированным не только «госполномочиями», но и личной дружбой самого губернатора...Так что даже двойное убийство рядом не стояло с такой «вопиющей дерзостью» неизвестных «экспроприаторов».
Группа Алексеева в этом составе выезжала уже неоднократно, так что понимали друг друга с полуслова и, несмотря на разность характеров и жизненных «апперцепций», были адаптированы как профессионально, так и психологически.
Собрались и выехали споро, но на полпути Южин, прикинув, что в весеннем лесу окончательно приговорит свои импортные (сиречь китайские) светло-коричневые ботинки, попросил водителя сделать неблизкий крюк домой за резиновыми (также китайскими) сапогами. Сержант-водитель на эту просьбу только выдохнул в сердцах своё классическое: «Ё…!» и развернул уазик так, что «пассажиров» вдавило в правый борт машины аж до скрежета дверей.
- Эй, Шумахер, не на санках едешь, колёса отвалятся, – пробурчал Герасимов.
- И отвалятся, если криминалистам всепогоднюю обувь на дежурство брать «западло» - недовольно отозвался Крайнов…
Повисло вынужденное молчание. Все знали, что рулевого за баранкой лучше не злить, быстрей доедешь… характер у Крайнова был вспыльчивый, но, как часто бывает у таких людей, отходчивый. И в этот раз, в ожидании «переобутого» эксперта сержант от всей души и на всю отмашь национального сленга, не взирая на чины и ранги выдал всё, что накипело по этому поводу, «помножив» на неуставной пижонский цвет ботинок Южина, крайне лимитированный бензин, износ машины, убитое время и многое, многое, многое…А успокоившись, как «респект» вынужденным слушателям, привёл в пример неприхотливые до потёртостей всепогодные кроссовки опера Герасимова и неубиваемые яловые сапоги Алексеева…
Эксперт к этому времени ещё не вернулся, диалог «разновысоких» оппонентов не состоялся, и… слава обстоятельствам…
Место лесного побоища звонивший аноним описал доходчиво: «По тропинке в лес от многоэтажки 129 по Кольцевой с километр, там сосна с прислонённой к ней лопатой и метров сто вправо от тропинки, где ещё дымится костёр».
На просьбу представиться он лаконично уточнил: «Затаскаете, а мне не досуг». Номер уличного телефона-автомата всё равно ничего не давал, а камеры видеонаблюдения в то время устанавливали только в сберкассах и на режимных объектах.
УАЗик припарковали возле гаражей у обозначенного адреса. Водитель пожелал остаться, но Герасимов тут же пресёк «самоуправство», и сержант, причитая о своём «нецелевом использовании» нехотя поплёлся в арьергарде утреннего шествия. По пути следования неуклюжий эксперт Южин пару раз падал, скользя по весенней хляби, но, соблюдая реноме самого интеллигентного из присутствовавших, ограничивался фразой: «Чтоб тебя…» и шагал дальше, игнорируя «плебейское» ёрничанье сержанта Крайнова…
Первым шёл Алексеев. Он жил неподалёку и отлично знал этот лес, посещая в свободное время с восьмилетним сыном и его друзьями в качестве экспромтной «няньки» - пожарить картошку на костре, пострелять из импровизированного лука, повесить кормушки для птиц, и прочих незатейливых ребячьих радостей…
- Ген, а девичья фамилия матушки твоей часом не Сусанина? – пошутил на полпути запыхавшийся Герасимов, едва успевая, несмотря на свою спортивную обувь.
- Курить бросай, быстрей ходить будешь…да и дольше по жизни. А согласно наводке доброжелателя, осталось немного…Тебе минут десять попыхтеть, Южину ещё пару раз надвернуться, и мы на месте.
- Нет уж, дуленьки вам всем, - проворчал эксперт, усиленно балансируя на тропинке с мокрой прошлогодней листвой и прижимая к груди «тревожный» чемоданчик.
- А «дуленьки» - эт по-нашему… - начал было едко интерпретировать Крайнов.
- Молчи, Серёга, у леса листики завянут. И не трожь криминалиста. Ходит как может, зато работает как надо… – прервал Алексеев, сворачивая у невысокой сосны вправо на ориентир виднеющейся среди глянцевого валежника рваной ниточки светло-серого дыма.
- Ну да, без тебя бы до завтра по лесу шарохались. – уважительно заметил Герасимов и, глянув за сосну, приказал Крайнову – Прихвати лопату, в хозяйстве сгодиться.
- Иде?
- Справа «впереде» … – кивнул Герасимов в сторону сосны.
Сержант увидел малозаметное на фоне дерева затёртое древко лопаты и, отдавая дань наблюдательности опера, театрально гаркнул: «Рад ста-а-аться Вашество!». Молодцевато взял инструмент раструбом вверх, и «кривым парадным» почавкал грязью, замыкая шествие, как восклицательный знак в конце предложения …
…Место последнего привала «двухсотых» было достаточно уютным по лесным меркам неухоженного массива. Костер располагался почти строго по центру природного треугольника, с берёзами –углами и можжевеловым кустарником в промежутках его сторон. Практически точно в ста метрах от ближайшей тропинки (Алексеев педантично отсчитал 190 шагов). Но если бы не дымок умирающего костра, «сцену» лесной трагедии обнаружили не скоро.
… Двое мужчин лет тридцати пяти-сорока лежали возле бревна у одной из берёз. Они будто спали в глубокой коме тяжёлого похмелья. Только головы «спящих» были неестественно запрокинуты назад, а руки одного из них прижаты к шее, на которой отчёливо зияли кровавые царапины от ногтей.
- Охотники на привале, - пробасил Крайнов.
- Скорее «отходники», - поправил Алексеев, внимательно осматривая трупы, пока эксперт открывал чемоданчик и не торопясь одевал медицинские перчатки.
Орудие убийства в виде добротного кожаного ремня, впечаталось в шею второго, как железный обруч в бочку. На шее первого отчетливо виднелась вишнёво-синяя странгуляционная борозда, такого же «добротного» ремённого размера. Скомканные драной гармонью кирзачи, промасленные фуфайки «а ля Гулаг», тёмные засаленные свитера грубой вязки и затёртые до сизого блеска брюки неопределённого от грязи цвета первоначально выдавали их обладателей за сельских механизаторов, неделями не вылизавших с полевой МТС в уборочную страду. Однако, в карманах обнаружить что-то, указывающее на их «гражданскую» принадлежность, не удалось. Остаток пачки дешёвых сигарет, спички, мелочь и заточки из напильника – стандартный набор обычных гопников.
А, судя по «выразительным» зековским наколкам на пальцах, опознать убиенных в дальнейшем не представлялось особо затруднительным. Отпечатки из базы данных МВД должны были дать полный расклад… почти полный.
- Да-а-а, кто-то избавил краплёных от синдрома абстиненции, – кивнул Герасимов на лежащую рядом литровую бутыль с остатком мутной сивухи. – Жёстко избавил… зато навсегда…
- Или избавили, - задумчиво произнес Алексеев.
- Смерть наступила часов восемь-девять назад, - предположил Южин, осмотрев трупы и прикинув степень окоченения. – И придушили их, похоже, на этом же брёвнышке. Следы волочения отсутствуют. А, судя по внешним признакам, убийца был один. Натоптано мало, да и следов борьбы нет… - Не снимая перчаток, он аккуратно паковал в пакеты ремень, содержимое карманов и запачканную грязью литровую бутыль.
…Классика криминального жанра…
Алексеев попросил Крайнова разворошить угли костра, которые подозрительно аккуратно были уложены пирамидкой. Лопата пришлась кстати. Но кроме обугленных останков животного размером с кролика там ничего не было.
- Вот и вся «колода артефактов» – с сожалением заключил эксперт.
- Ещё не вечер - возразил Герасимов, осторожно приоткрывая валежиной полиэтиленовый пакет, обнаруженный им метрах в пятнадцати от костра. – Тут ещё пара «гостовских» пузырей с хорошей закуской. И всё непочатое! Так что… после твоих экспертных манипуляций трофей мой.
- Наш, – подхалимажно улыбаясь, уточнил Крайнов.
- Ваши, юноша, только служба да баранка. А если б вы ещё и лопату не залапали, я бы, может, с черенка отпечатки снял, – ехидно урезонил Южин.
- «Баранки» я в получку имею, а насчёт лопаты - ваш косяк и…
- Кроссворд… – прервал очередную пикировку Алексеев. – Зачем переться за целый километр с этим джентльменским набором, – он кивнул на найденный пакет - когда можно было привалиться с этим добром в тридцати метрах от Кольцевой?.. Если, конечно, этот вороток не обронил с испугу звонивший доброжелатель…
- Правда твоя, Егорыч, – отвлёкся от содержимого пакета Герасимов. – Только вот концы, судя по прикиду этих безвременно усопших, не на Кольцевой, а в Ореховке искать придётся. У нас даже ассенизаторы так не одеваются…Да и в костре «вопросик обугленный» завис… Что за скотинку так обидели, кроля или пёсика?
- Нет… У кролика хвост короткий, а у собаки череп мощнее… Скорее всего, кошак в костре... Подобное у сатанистов наблюдал лет девять назад, - отозвался эксперт.
- Забавная картинка… Так по-твоему, Анатолий, эти два урки – сатаниста припёхали сюда откушать первача и зажевать жареным кошариком, а их состоятельный братэлло с гастрономическим пакетом, возмутившись содеянным, привил им правила хорошего тона дорогим ремешком по грешным шейкам?..
- Или юные нацики вчера день рождения фюрера отмечали, да в понятиях не сошлись с коммуняками колымской наружности? – шутливо продолжил развитие «темы» Алексеев
- Ну, Достоевские, блин, «Преступление и наказание», – осклабился Крайнов.
- А ты, ценитель высокой словесности, пока я протокол осмотра малюю, дуй в Ореховку и волоки сюда тамошних аборигенов, не менее двух, в качестве понятых -- приказал Герасимов. – Точно эти «краплёные» оттуда. И чтоб те аборигены с паспортами были…
- …с самогоном, закуской и бабами… - недовольно пробурчал Крайнов, нехотя направляясь к тропинке в сторону Ореховки…
Эксперт ещё несколько минут «поколдовал» возле двухсотых, посмотрел на остатки костра и заключил:
- После того как их задушили, кто-то продолжал костёр жечь. Эти двое остыли ещё часов восемь назад, а полешки догорели недавно…такая вот арифметика…
- Скотинку что ли убивцы кремировали?.. В общем, если отпечатки ни на кого не укажут, а местные аборигены ничего не расскажут, то итогом этой твоей арифметики будет ба-аль-шой очередной висяк. А у нас их… – Герасимов сделал выразительный жест ладонью над головой, – …уже полное «перенаполнение»…
Южин, окончив осмотр, прислонил свой чемоданчик к противоположному от трупов краю бревна, зябко приподнял ворот плаща и, предварительно осмотревшись, отошел подальше справить малую нужду. Ему шёл уже шестой десяток и возрастной простатит вносил свои «внеслужебные» коррективы в жизненную повседневность.
- Толь, далеко не ходи, заблудишься. И воще… не стесняйся… здесь как в бане, все свои, – пошутил Герасимов.
- Свои повежливей бывают – крикнул Южин. – А ты в мои годы в пять раз чаще мочиться будешь. Как эксперт тебе говорю.
- Эт почему? – полюбопытствовал опер
- Потому…Синдром Дон Жуанов, – застарелые бактериальные простатиты.
- Лучше бы не спрашивал – как-то растерянно подытожил вслед удаляющемуся эксперту Герасимов.
- Что, Юр, страшно? – улыбнулся Алексеев – Так-то, чрезмерная любовь не всё спишет, «кое-что» и на старость оставит.
- Напугали бабку…А ты чего это там рассматриваешь, короеда нашёл? – свернул неприятную тему опер, подходя к Алексееву.
Тот, действительно, внимательно осматривал самую высокую из трёх берёз злополучного треугольника, точнее два вертикально расположенных на ней отверстия с разбросом в несколько сантиметров и на расстоянии полутора метров от земли.
- Вот посмотри Юр, на что похоже?
- Да сок из бедолаги сцеживали, на что ещё.
- Для сока отверстия не так близко располагают и не такие мелкие. И соседние берёзы тогда продырявлены были бы. Из-за двух дырок в середину леса не забираются…
- Есть варианты? - уже заинтересованно спросил Герасимов.
- А вариант, думаю я, только один… Что-то прибито здесь было и далеко не вчера. Расстояние между отверстиями сантиметров 15. Кора по их внешнему контуру сильно вмята, с одинаковым радиусом и ржавым налётом…
- Хочешь сказать...
- Вот, вот…был здесь, похоже, эмалированный портретик…И скорее всего вот этой самой скотинки, в костре обугленной. В лесу таких могилок «братьев меньших» много, и не редко с портретиками. А сколупнули портретик, судя по свежесодранной коре, вчера… Кстати, обратил внимание, как аккуратно останки с костерком уложены?
- Ну да…Вот только дорогую выпивку с закуской убивец оставил, а лопату уволок…что-то здесь не срастается…
- А унёс-то он лопатку, Юр, ровно к тропинке и поставил так, чтобы утром её кто-то подобрал, как данность русской «прихватизации». Никто же не знал, что будет дождь, прохожих мало, и первыми по наводке сюда выйдем мы, не считая случайного «доброжелателя».
- Случайного ли?..
- А это ещё одно неизвестное. Но, думаю, не главное. Не тот вариант, когда убийца сам на место наводить будет.
- Башковитый ты, Ген. И за каким в дежурке паришься, сто раз предлагал к нам в розыск. И вакансии регулярно бывают.
- Не, Юр… время дороже. Детей растить надо, да так, чтоб наших ошибок не делали. И в «ты начальник - я дурак» у меня играть хреново получается, раз очередное звание уже три года перегулял… Нет.
- Может, ты и прав…Нечто мне, орлу холостому и резвому, – раскинув широко руки, самодовольно продекламировал Герасимов, всеобщий любимец женского состава местного РОВД, да и многих свидетельниц по делам, что он вёл…
- Ладно...проехали. Вон Южин вернулся, и, похоже, закурить сильно желает. Видишь, опять в «хлопочки» играет, спонсора ищет.
Когда криминалист демонстративно начинал хлопать себя по карманам и тоскливо поглядывать на соседей, это означало одно: «Подайте закурить».
Некурящий Алексеев, видя скрытое злорадство Герасимова, сочувственно сказал Южину:
- Толь, ещё раз десять хлопнуть себя придётся. Опера на курево жадные.
- А то нет…оно ж всегда последнее… – протянул смятую пачку «Петра Великого» Герасимов. – Подчуйтеся, господин «научный сотрудник».
Угостив уже окончательно продрогшего в не по сезону тонком плаще эксперта, он вернулся к Алексееву и заговорчески спросил:
- Думаешь, вскрыли эти двое, интеллектом не обезображенные, захоронение кошака и сожгли его? Зачем… и кто ж их порешил так конкретно и жёстко?
- Есть кое-какие мысли «не вслух» … а так…Если бы убийца оставил портретик на берёзе, может и было за что зацепиться. Ведь на фотках этих, как минимум имечко, а иногда и фамилия по большой любви, и даты почившего… И, ведь не будешь месяцами грибников отлавливать с чудными вопросами по этому портретику…В общем, надёжа пока только на картотеку отпечатков…
- Да, Ген. Если за неделю ничего не всплывёт… висяк конкретный.
Засаду здесь делать глупо, да и не подпишется никто. Грибников поспрошать только к осени поближе...Портретик, мол, с фамилией и адресом хвостатого не видели? … В общем...железобетонный висяк.
- Ну, тут есть вариант, и ты знаешь какой… Если эти урки «безродные» и хоронить их некому, шеф решит вопрос с патологоанатомом относительно заключения. Спишут как почивших в неравной борьбе с сивухой. Не впервой. Сам видишь, не Мартини кушали, - резюмировал Алексеев
- Легко советовать, решать только не нам...А, оно и лучше, что не нам…
Ведь, если этот факт позднее по другому эпизоду «всколыхнётся», в одну шеренгу увольняться пойдём... А, теперь давай им воротнички на фуфайках поднимем, чтобы понятые следы удавки не видели, и Южин ещё пару вариантов сфотает. А какое «портфолио» к делу приложить пусть начальство тасует, - бойко заключил Герасимов.
Эксперт работал не первый год и без вопросов сделал ещё несколько фото с «нужных» ракурсов с поднятыми воротниками… «Одно ж дело делаем» …
Дождик будто устал и решил отдохнуть, переходя плавными волнами из мелкого в моросящий… Сквозь растущие разрывы тяжеловесных дирижаблей облаков всё настойчивей и ярче пробивался свет нового дня. И уже через несколько минут восточный сектор неба просиял еле заметным миражом радуги, по которой серой патиной обозначились тёмные ветви ещё «неоперившихся» деревьев. Там, наверху, хозяйничал весенний ветер, и абрис тонких веток менял рисунок светлеющего неба каждую секунду, создавая ощущение полёта… Птицы звонко отозвались на это благолепие и были абсолютно безразличны к очередной маленькой и чуждой им людской трагедии где-то там, далеко внизу. Они пережили свою очередную большую трагедию - зиму, и теперь приветствовали её Величество – Жизнь, которая снова дарила им самое главное – надежду. Надежду на тепло, относительную сытость, и продолжение потомства…Жизнь…
…А снизу, из треугольника берёз, в глянцевой виньетке прошлогодней листвы, смотрела Смерть…Взгляды двух неразлучных сестер в очередной раз встретились… Долю секунды они смотрели друг на друга, но не как враги, а как две посланницы Вечности, двойняшки, так давно знавшие друг друга…Как и Все ответы на Все вопросы ...Посмотрели… и вновь вернулись к своей работе… будничной… трудной… гениальной…вечной…
Крайнов вернулся из Ореховки минут через сорок с двумя растерянными и хмурыми старожилами. К груди он прижимал импровизированный пакет из пожелтевшей газеты, в котором лежали ещё источавшие тепло курицы и запах прелого навоза яйца.
- Хреновый ты охотник, Серёга. Маловато трофеев на четверых-то, – подмигнул Герасимов Алексееву.
- Ты Серёгу не прессуй – вступился Алексеев. – Сейчас мать Перестройка в деревнях только яйца рожает, да самогон сцеживает. Так, «станичники»? - обратился он к старожилам.
Двое «захваченных» Крайновым полусонных понятых согласно и с пониманием закивали. Было видно, что реплика понравилась и была им до боли актуальна.
- А на чужой трофей роток не разевайте, – отозвался Крайнов, демонстративно расколупывая о сучок дерева яйцо, нежно и нарочито медленно вынутое из пакета.
- Схватишь сальмонеллу, первым рапорт на тебя подам за членовредительство – пригрозил Герасимов.
- Это вряд ли – вклинился эксперт Южин. – Ему раз в дежурке медный купорос дали, сказали, что соль на травах. Так он посыпал им картошку и не подавился…
…На том отвлечение и закончилось.
В трупах мужики опознали Алексея Сурина по кличке «Курощуп» и Мишку «Пришлого», который: «…прибился к Лёхе пару лет назад незнамо откудова».
Оба, конечно, не работали, приворовывали всё подряд что лежало и плохо, и хорошо. А особенно то, что было спрятано по дворам и заброшенным, и изредка жилым. В основном таскали чермет в скупку на окраине Кольцевой. Добро это «обелисками Перестройки» ещё ржавело кое-где на бывших МТС, брошенных подворьях и вросших уже лет двадцать в окаменевшие пашни некогда «великой
и могучей» … Однажды эти два упыря даже крест из нержавейки с соседнего кладбища в скупку умыкнуть изловчились. Сдали его, не распиливая, прямо с табличкой... Но кто-то из соседей отписал родственнику усопшего, и тот, приехав «со товарищи» холупку Лёхи-Курощупа вместе с банькой и спалил. Благо сам Лёха с Пришлым не вовсе пьяные в ту ночь были. Сумели как-то выбраться до пламенного апофеоза, да спрятаться в ивняке у болота…А чермет вывозили подельники аккурат по тропинке, рядом с местом будущего «успокоения». Зимой на санках, а летом на самодельной тележке (не ими, конечно, деланной). Родственников (по счастью для родственников) они не имели. Имели только одну на двоих сожительницу Зинку, у которой, после вышеупомянутого «костра домашнего», оба и обретались. Делили её болезную, пользовали, поили и мордовали «почём зря» по радости пьяной, а особливо грусти похмельной. Мордовали частенько и друг друга по той же самой «радости» и грусти. Но после «просыху» всё возвращалось на круги своя... Обычная постперестроечная ячейка общества «неприкасаемых» очередного вымирающего села…
Но самым интересным в этом лоскутном рассказе аборигенов было то, что уже четвёртый год, в конце апреля, эти «окочуренные» говорили: «Сёня Паня проставляется»… И пару суток после этого село от них отдыхало, благодаря всуе этого неизвестного благодетеля Паню и в тайне надеясь, что когда-нибудь эти супостаты останутся у этого самого Пани навсегда «проставляться»... А вот кто тот неведомый благодетель «Паня», даже Зинка не знала, потому как в этот особо «хлебосольный» день её, как лишний рот, с собой не брали.
- Повезло Зинке, потопчет ещё по жизни, покувыркается…хотя зачем ей это… – начал было философствовать Южин. Но Герасимов, резко повернувшись спиной к понятым, показал ему кулак и перевёл опрос в «нужное русло»:
- Похоже, опоролись ваши урки самогоном вусмерть раньше, чем кролик у них обуглился. Кроля-то с самогоном не у вас брали, нет?.. Ну, ну… Паня их, похоже, не тем пойлом в этот раз попотчевал, а сам уполз вовремя…Может, где по дороге в Ореховку и остыл…Не видали? - и он впечатал в «станичников» взгляд начальника трибунала в традициях 37-го года… Мужики попятились.
- Шучу, не приседайте, – улыбнулся Герасимов снисходительно.
- А лопату они всегда брали, когда Паня проставлялся? – спросил Алексеев Тот, что был постарше, потёр за ухом, как бы стараясь всё точнее вспомнить…
- Да нет, кажись только в этот раз… и то не сразу.
- А «не сразу» как?
- Да часа через три-четыре Пришлый, пьяный уже, в село прибежал, да враз обратно с Зинкиного двора с лопатой упорол.
- Ничего не говорил?
- Да кто б спрашивал. Злой, как пёс бешеный, матерился только. Я подумал, что тележка с черметом где у них застряла…
Порасспросив ещё немного и заполнив «правильно» за подписью понятых протокол осмотра, селян отпустили. Лопату вернули, несмотря на возражения прагматичного Крайнова, который, прислонясь к берёзе, «приговаривал» уже пятое яйцо.
Южин, глядя на его калорийный завтрак, сглотнул слюну и проворчал:
«И сальмонеллёз тебя не берёт».
- Не сальмонеллёз, не понос… и не медный купорос… - экспромтом подтвердил Алексеев и, всё ещё о чём-то размышляя, подошёл к Герасимову:
- А ведь «Паня» этот, Юр, сюда наверняка вернётся…
- Мне что, засаду на месячишко по деревьям рассадить из-за двух шакалов, или реальные предложения есть?
- Есть, конечно…Да хлопотна догадка моя… и время гораздо больше потребуется... Так что, проще отказать сизых по «перепитию» ... Оно и правильней будет, сам слышал про этих упырей ореховских...Сельцо хоть доживёт спокойно…
- Согласен…- кивнул Герасимов
Постановление об отказе в возбуждении уголовного дела «за отсутствием события» утвердили в срок, потому как «иные» обстоятельства не появились. Опрос участковым местных жителей ничего не дал, а отпечатков с пакета, его содержимого и ремня определить «не представилось возможным» … Только следы древесного спирта в бутылке из-под самогона, как результат лесного апофеоза, да по установлении личностей - шесть судимостей в базе МВД на обоих безвременно (или вовремя?) «усопших». Коих и зарыли как бомжей под номерными табличками на краю самого не престижного, а потому «радушного» для всех восточного кладбища…
…Весна следующего года выдалась более ранней и солнечной. Тропинка на Ореховку в конце апреля была уже практически сухой и Алексеев, за день до календарно означенного выше события годовалой давности, решил проверить верность своей тогда «неозвученной» догадки. Вздремнув после относительно спокойного дежурства и сообщив супруге, что надо «поковыряться» в гараже с машиной, он вышел из подъезда и направился к лесу.
Окна квартиры выходили на противоположную от гаражей и леса сторону, и потому Алексеев не рисковал семейным благополучием, если бы вдруг бдительная супруга, взглянув в окно, узрела маленький обман в «векторе» его движения. По пути Геннадий отоварился в ларьке чекушкой водки, парой одноразовых стаканов и баночкой корнишонов - стандартный набор любителя «повозиться в гараже». Уложив в пакет содержимое, он, как и год назад, направился от Кольцевой по тропинке в сторону Ореховки.
Было недалеко за полдень, когда Алексеев дошёл до сосны, у которой ещё тогда предусмотрительно надломил снизу ветку, и свернул направо.
Три берёзы, росшие почти симметрично-равноудалённо он нашёл довольно быстро. Здесь, на месте бывшего пепелища, был заботливо сооружён и аккуратно обложен бутовым камнем круг, засыпанный по центру мелкой гранитной крошкой…не хватало только маленькой клумбы в центре. Однако, место было затенённое и прижиться здесь мог лишь лесной ландыш…
У одной из берёз в качестве скамейки лежало аккуратно обтёсанное и заботливо пропитанное морилкой бревно. Всё было чисто и ухожено, ничто не напоминало прошлогоднего «погрома» … Алексеев подошел ближе…И вдруг, профессионально подсознательно почувствовав чей-то взгляд, резко оглянулся. На него в упор, с эмалированного портретика, аккуратно прибитого на самой высокой берёзе, смотрел дородный чёрный котяра, как бы спрашивая: «Ты кто, и чего тебе надо?».
По нижнему ободу портрета красовалась надпись: «Паня 20.04.1998г».
- Ну здравствуй, Паня! – прошептал Алексеев. – Хозяин ещё не приходил? Похоже, нет. Ни крошек для птичек на могилке, ни конфет. Подождём вместе, ты не против?
По серьёзному выражению мордочки на портрете было видно, что против.
«Ладно, я всё равно знаю откуда он придёт», - решил про себя Алексеев.
Прислонив пакет к краю бревна-скамейки, он медленно пошел назад.
Прогуливаться по тропинке пришлось недолго. Увидев очередного встречного, Геннадий сразу решил, что это именно ОН… В отличии от праздно шатающихся и, наоборот, куда-то спешащих, этот шёл слишком медленно, прихрамывая на левую ногу и, как бы придавленный грузом тягостных раздумий, отрешенно смотрел в землю. Он был немногим старше Алексеева, но уже весь седой, среднего роста, с небольшой сумкой на правом плече. Спортивный костюм болотного цвета мало сочетался с широкими чёрными ботинками военного образца, но сидел довольно ладно, несмотря на возраст и комплекцию обладателя.
Они поравнялись. Мужчина оторвал взгляд от тропинки, замешкался на долю секунды и… машинально кивнул Алексееву, как знакомому, получив в ответ такой же знак молчаливого приветствия…
Геннадий сразу понял, что точно встречался с ним раньше, точно… но где…
Не оглядываясь, прошел дальше по тропинке, прикидывая время, когда мужчина дойдёт до поворота к трём берёзам. Выждав просчитанные минуты, Алексеев присел вполоборота, делая вид, что шнурует кроссовок. Боковым зрением отметил, что мужчина стоит возле сосны, как бы раздумывая, стоит ли идти дальше, и… через несколько секунд решительно направляется в сторону берёз. Алексеев не торопясь направился вслед за ним.
Лес ещё не прикрылся ожившей недавно листвой, и Геннадий смог разглядеть как пришедший, поставив сумку рядом с берёзой, провёл рукой по фотоэмали портрета на дереве, неспешно повернулся к импровизированной скамейке из бревна и на секунду застыл, обнаружив оставленный Алексеевым «вороток» с водкой и корнишонами. Только тогда, обернувшись, он увидел своего преследователя и с какой-то горькой и безнадёжной иронией улыбнулся сам себе. А потом, облегчённо вздохнув и, как бы осознавая происходящее, присел на край бревна, предусмотрительно оставив место незваному гостю. Алексеев присел рядом. С минуту помолчали.
Панин хозяин первым нарушил тишину:
- Не думал, что всё так просто разрешиться…Что дальше делать будешь, начальник?
- Паню помяну, если не возражаешь…
- Нет конечно, тем более ты уже с угощением, – он покосился на пакет возле бревна.
- А почему «начальник», ты что, судимый?
- Пока нет, но уж год как не зарекаюсь… А, тебя в форме на спортплощадке у школы с сыном не раз видел…Основательно пацана тренируешь.
- Теперь понял, где пересекались, – Алексеев открыл принесённую четвертушку, плеснул водку в пластиковый стакан и протянул соседу.
- Как считаешь, есть у них Царство небесное? – мужчина кивнул на Панин портрет.
- Может, только у них и есть, они же не такие грешные как мы...
- Царство небесное тебе, Паня, – хозяин залпом выпил и, помолчав, продолжил. - Я ведь и не думал следы заметать... Паню до утра кремировал, ремень с пакетом оставил на месте и лопату у тропы. Думал всё равно вычислите, ведь мои отпечатки в базе Минобороны красуются после Афгана…
А эти твари…
- Да погоди, успокойся. Давай, ещё по одной. Позже расскажешь, не на допросе…Вот, закуси, – Алексеев открыл банку с корнишонами.
Выпили, ещё помолчали. Геннадий не стал дожимать «по сути» и как бы отвлечённо спросил:
- Хромота после ранения?
- Три ранения за группу номер два…по инвалидности, – грустно усмехнулся «Афганец», но развивать тему не стал, как и многие из тех, что реально, не по «киношному» хлебнули военного лиха.
Мужчина неторопливо вынул из сумки бутылку «кедровой», нарезку сыра и хлеб. Один хлебный ломоть раскрошил на могилке и вокруг неё.
- Завтра птички поклюют, Паню порадуют. Раньше я крошки на подоконник у себя бросал. Птицы садились, и он часами мог через оконное стекло «охотиться», даже притявкивал смешно, как собачка…Ладно, теперь давай по существу... Почему меня до сих пор не заперли, целый год ждал.
- Да «концов» не нашли, хоть ты их и не обрубал.
- Не верю…
- И правильно. Просто лишний висяк из-за пары безродных шакалов рисовать не стали, да и начальство согласилось, по умолчанию…Ты же не знаешь про колоду их судимостей.
- Да знаю, живописали «за жисть» свою поганую упыри, судьбе матушке пеняли да всем вокруг, кроме себя…
- Тогда тем более поймёшь, почему дело не возбуждали.
- Но, ведь ты как-то меня вычислил.
- А я своего рыжего Тёмку, за год до Пани твоего, здесь неподалёку схоронил…вот как-то подсознательно всё и «срослось» … Ну, давай твоей кедровой, за «хороших людей» - домашних животных…Их здесь много лежит, невинных, да безпортретных…
Молча выпили ещё, также не чокаясь. Думали, скорее всего, об одном и том же. Алексеев намеренно не задавал собеседнику вопросов. Со стороны создавалось впечатление, что присели отдохнуть два собирателя берёзового сока за очередным разговором ни о чём…Пауза длилась недолго…
- Когда меня после третьего ранения комиссовали и совсем не у дел оказался, запил по безысходности, глядя на бардак наш расейский...а чинуши военкомовские, «птенцы сердюковские», как положено - с квартирой кинули.
Жена за меня поборолась с год, да и ушла к родителям. А чуть позже замуж вышла за бывшего одноклассника, вдовца…я без претензий, сам виноват... Да и вообще не в обиде. Детей уже после второго ранения у меня быть не могло, а у неё, слышал, семья, пацан растёт. Перекантовался тогда у друга в семейной общяге, благо не спился окончательно. А через пару лет бывшие сослуживцы малосемейку мне чудом выбили. Как новоселье справили, сразу сожительница нашлась…даже две.
Он покосился на собеседника и, заметив усмешку Алексеева, продолжил:
- Да ты не улыбайся, в разное время они были, хотя и с одной целью – жилплощадь, да пенсия моя военная…типа «два в одном». Первую сам выпроводил за претензии ежедневные. Вторая помоложе да похитрее была, уважительная, угодливая, но через пару лет подоходнее спонсора нашла, полоховатее, да метражом погабаритнее…В общем, разочаровался я в «большой и беззаветной» и стал бобылить, не спеша, на пенсию, много ли мне надо…
Он протянул Алексееву принесённую нехитрую закуску и тяжело вздохнул.
- А как-то, через полгодика, по весне, выносил ведёрко мусорное и услышал писк из контейнера, глянул – три котёнка слепых. Раньше-то народ гуманней был, просто топили, а теперь даже не утруждаются «люди добрые» – в помойку и вся недолга… Двое уже не шевелились, замёрзли похоже, а третий ещё сопротивлялся… боец. Я его за пазуху, домой, ополоснул тёпленьким, вытер сухоньким и в коробку обувную рядом с батарейкой прописал. Несколько дней он с мизинца молочко слизывал, потом детским питанием с пипетки кормил, пока не прозрел счастливчик и из миски лакать начал…Выжил котярка, чудом и упорством своим выжил. Весь чёрный, в цвет моего детства детдомовского…только красивый. Паней назвал, как погибшего друга Пашку кликали, тёзку моего…
Глаза рассказчика повлажнели.
- Умный котярка был, даже слишком. Представь, как собака за мной ходил везде, в магазин, аптеку, сберкассу безо всякой шлейки с поводком. Все удивлялись, даже очередь уступить норовили. А когда мне в непогоду сустав, раздробленный, выворачивало, он ложился на него поверх пледа и, веришь, боль утихала. Никакая грелка так не помогала. И, главное, как чувствовал, в такие дни не гуливанил, даже весной, меня «укладывал». Да, и что удивительно, если я, перебрав лишку, приходил, встретит у порога, глаза красные от злости, и орёт во всё горло. А потом сутки ещё и от еды отказывается, пока из меня перегар не выветриться…Какое уж тут похмелье…
Он дожевал остатки тонкого бутерброда и, пользуясь тем, что его слушают и не торопят, продолжил:
- А однажды, прихожу из гаража – дверь настежь. Паня у порога, как пёс на страже, холка дыбом, а рядом дубликат ключей с брелоком до боли знакомым…Как выяснилось потом, моя вторая «бывшая» зашла в моё отсутствие, предполагаю зачем. Только Паня драл её дорогие джинсы во все когти до самого лифта так, что ор даже бабки у подъезда слышали. Потом грозила по телефону предъявить мне за «порчу имущества», а я обещал за проникновение в жилище встречный иск, на том и распрощались. Но замок сменил на всякий случай…
В общем, считай не только вместо сына Паня мне был, но и опекуна. Соседки, когда мы вдвоём выходили, так и называли нас «Панина семейка». А собачки их даже не тявкали в нашу сторону…Уважали…Особенно после того, как Паня наглому доберману с соседнего подъезда четверть уха отгрыз…Да много чего было за восемь лет жизни нашей холостяцкой…
Павел разлил остатки принесенной им водки, но стакан так и держал в руках.
По всему было видно, что он готов к «самому главному» в своём рассказе. Алексеев, боясь спугнуть, со стаканом водки замер в ожидании.
- И вот как-то меня, дурака контуженого, глядя на соседа приволокло рамы деревянные на пластиковые поменять. А с рамами и отливы новые присобачили, короткие, да ещё и с уклоном… чтоб им… По старым то, широким и крашеным, Паня как бывалый верхолаз разгуливал, да ещё и на балкончик сигал… туда и обратно…В общем, подставил я его, получается, по дури своей беспросветной… Этаж то у меня девятый…Когда спустился вниз, он ещё живой был. Посмотрел на меня как-то виновато, как бы извинялся, что одного оставляет…А как в квартиру занёс, он вздохнул последний раз, будто ждал пока домой вернёмся…
Над убитым другом на войне так не блажил, как в тот вечер…На коврике в прихожей вместе с ним калачиком всю ночь и продремал, утираясь.
Он залпом опустошил стакан и, с хрустом сжав его, тыльной стороной ладони вытер влажные глаза. Задумчиво и печально поглядел на место упокоения своего друга… Алексеев молча допил…
…Вечерний лес медленно заполняла тишина…Деревья ещё не шумели листвой, земля пока не просохла, и желающих пройтись по влажной прошлогодней опрелости было мало. Только на дальней тропинке со стороны Кольцевой был слышен беззаботный смех молодой пары, как бы напоминавший своим созвучием, что жизнь продолжается, несмотря на невидимые миру слёзы потерь и трагедий, больших и маленьких, реальных и надуманных, коротких и длиною в целую жизнь…
Павел первым нарушил тягостное молчание:
- Утром малость очухался, помыл Паню, просушил под вентилятором, расчесал. По соседству, в овощном, прикупил у грузчиков два чистых деревянных ящика и дома скондырил один, добротный с крышкой…Завернул Паню с его любимым мячиком в свой шерстяной свитер и уложил в новую домовинку…
У соседа по гаражу взял велосипед, приторочил Панин домик с лопатой и помесил в лес… Место искал недолго… как-то само собой сюда свернул…спокойно, красиво. Через пару месяцев, когда погода устоялась, порядок навёл, портретик Панин присоседил - кивнул он в сторону большой берёзы…
- А через год, в годовщинку, эти два шакала на «хвосте» за мной и притопали. Похоже, на тропинке у Кольцевой бутылку у меня в пакете срисовали. А, когда присел возле портретика, врубились в чём дело и на литр, «на помин», запросили.
Сразу бы им вломить, да слабину дал, про больную ногу вспомнив, и открыжил на литр чтоб отстали. Думал разовая «акция», но ошибся…Хитрые да памятливые гады оказались, и через год всё повторилось. Запомнили дату на портретике и уже тут ждали, твари краплёные. Мне бы Паню перезахоронить, но место больно душевное, да и «привык» он к нему, как мне почудилось…Так пару лет и продолжалось.
Он с досадой махнул рукой …
- Прошлой весной соседу, что велосипед одалживал, помогал погреб перекрывать и замешкался до самого вечера. Сумерки наступили, и тут меня как током шарахнуло, словно таймер внутри чеканить начал. Всё, что дальше, – чисто механически…Успел до закрытия в продуктовый, отоварился быстро литром с закуской для этих упырей, и сходу к Пане. Ходок я, ты сам видел, какой.
Пока тропинку одолел – глаз коли, а попутно и навстречу ни души. Если бы не костёр, заблудился к чёртовой матери…Да лучше бы и заблудился, - с отчаянием простонал Павел, обхватив голову руками.
- А как подошёл, то не сразу врубился что случилось. Стал будить этих тварей, думал поверх могилки костёр развели погреться…Только, когда лопату увидел, стало доходить…К костру пригляделся…Панины останки догорают в углях от ящика…В общем, накатило меня круче, чем на войне. Сначала было за лопату схватился, бошки им раскроить, но вдруг как-то подсознательно решил усугубить расплату, продлить её…да и место кровью их не поганить…
Словно со стороны наблюдал за собой, как в замедленной съёмке… снял ремень и душил, душил, душил…будто ещё живого Паню спасал…
Убивать в бою приходилось. Но там иначе, машинально, тупо спасая себя и тех, кто рядом. Здесь было всё иначе: умышленно, ненавидя, не спеша, изо всех сил…- в ярости проскрежетал он зубами.
- Теперь мне кажется, что они и не поняли, что с ними происходит, опоролись немерено…ведь когда вначале будить их пытался даже не мычали, скоты…
…Как закончил с ними, просто тупо сидел и подкладывал сырой хворост, что рядом находил, Паню кремировал…А, чуть светать стало, как зомбированный прикопал Панины останки угольками, оторвал портретик с берёзы и двинул куда глаза глядят. Где шатался весь день, убей не помню, полный ступор до самого вечера…К ночи очухался, понял, что сижу на скамейке возле дома. Сосед рядом
с водкой, у меня стакан опорожненный. Сосед пеняет мне, что вчера я как бешенный из гаража сорвался. А он за свой погреб перекрытый проставиться не успел, и сегодня, весь вечер, с «угощением» меня у подъезда прождал…Жахнул я тогда остатки, прямо из бутылки, и потащился молча домой. Обиделся похоже сосед, да промолчал…А, могилку Панину только к осени в порядок привёл, раньше не мог... Понимал, что надо, но не мог…Да где-то в тайне надеялся, что придут за мной «властью обличённые» …
Он вздохнул и, посмотрев на растерзанный в кулаке стакан, положил его в пакет. Затем помолчал с минуту и, уже спокойно, продолжил.
- Ну вот и весь смертный грех с плеч. Как груз немеряный на тебя переложил. Не тяжело, служивый?
- Скорей наоборот…
- Почему так?
- Да сомневался год - прав ли был…Теперь не сомневаюсь.
- Сам допросишь, или мне в отдел с чистосердечным?
- Ты как думаешь, пошли бы те шакалы с чистосердечным, если тебя грохнуть пришлось?.. Вот и я о том же… Не терзайся, никто от них хорошего не видел, поганили жизнь себе и другим. И дальше бы продолжали, если не ты, «санитар леса» … Кстати, хорошо, что лопатой их не раскроил, отказать бы сложней было…А чистосердечное твоё ещё и сослуживцев моих под увольнение подведёт. Про себя уже молчу…В общем, не виделись мы с тобой сегодня…Павел…
-…Тебя то как звать?
- Сегодня правильней будет не называть себя…Через годик как-нибудь. Лады??
-…Лады…
Алексеев встал, подошёл к портретику.
- Слушай, а глаза у него какого цвета были?
- Не поверишь…голубые.
- Верю…Ну пока, ветеран. Не засиживайся долго, погода для суставов опасная.
Они крепко пожали руки. Алексеев взял пакет с пустой посудой, дабы разгрузить собеседника, и неторопливо побрёл в сторону тропинки. Павел с благодарным недопониманием посмотрел ему вслед и перекрестил… как бойца, уходящего на задание…
…На пороге дома жена с подозрительной улыбкой заглянула Алексееву в глаза.
- Что-то долго сегодня гаражные «помогалочки» продолжались. Да и ручки у вас, сударь, подозрительно чистые?!
- Да опоздал я, Пинкертончик, с помогалочками. На годовщинку только успел.
- И кто на этот раз гаражный именинник? – она встала на цыпочки, пытаясь уловить запах «ауры» прошедшего мероприятия.
- Паня проставлялся… Пашка, то есть.
- Очередная круглая дата в квадратном гараже?
- В «треугольном» …
- Похоже, ты сегодня Герасимова обошёл своим «треугольным» мероприятием. Он уже несколько раз звонил. Обеспокоенный какой-то. Перезвони сейчас, а то этот упёртый и ночью всех разбудит.
Алексеев улыбнулся, виновато чмокнул жену в кончик носа, помыл руки, переоделся и подошёл к телефону.
Герасимов сразу снял трубку, словно сидел в нервном ожидании.
- Ген, ты?
- Мы…
- Слава Богу! Встречался с ним?
- С кем?
- Ген, не врубай дурака. У меня этот день в ежедневнике уже год красуется.
Жду, вдруг какой идиот с чистосердечным заявится…
- Юр, ты же опер, знаешь, что по телефону совру.
- Усёк намёк. Тогда до встречи?
- Ага, в парной без телефонов…
- Ок, считай на завтра уже заказал, и пиво моё…
- И помянуть есть кого…
Весной следующего года, устав от бесперспективной служебной чехарды, что всё больше приобретала «правила» кумовства и тупого подхалимажа, из чисто меркантильных соображений Геннадий сменил форму офицера милиции на спортивную «облегчёнку» челнока… Сменил и не пожалел ни о чём, кроме потерянного времени…Как человек далеко не глупый он видел, что Перестройка перекроила не столько страну, сколько людей, которые, не в пример домашним животным, всё больше зверели и обезличивались…
Своего «лесного собеседника» Алексеев больше не встречал. А через шесть лет беспредела девяностых все три холма западной окраины города предприимчивые «птенцы перестройки» из губернаторской свиты слили столичной строительной компании, которая резво приступила к вырубке Ореховского массива, пожирая как раковая опухоль лёгкие города в его когда-то относительно живом и здоровом организме… «Перестройка всё спишет» …
- Антипыч! Глянь, какого красавца надыбал…Паня! За такого не грех и пузырь пивасика проставить, – прокричал в ухо бригадиру один из распиловщиков.
- Сам уже как пузырь от своего «пивасика». Пальцы с похмелья на циркулярке отхреначишь, кому нужен будешь... А, котярка и впрямь хорош, и сфотан со вкусом… В центральный ряд пойдёт.
Мастер просветлел лицом и, погладив эмаль портрета широкой ладонью, ласково протянул: «Па-а-ня!» …
Как и вся основная масса выпускников времён перестройки мастер Антипыч, в миру Антипов Николай, работал не по профилю. В середине восьмидесятых он с отличием окончил местную «художку» и даже три курса Строгановки в Москве.
Не доучившись, в 1992 году, как человек порядочный, вернулся на родину к беременной от него однокласснице для создания «ячейки» уже достаточно больного к тому времени общества.
Поверив, как и многие, в посулы «ветра перемен», Николай зарегистрировался в налоговой и выставлял свои пейзажи и натюрморты на местном «развале» у центрального городского фонтана. Но «ветер перемен» всё больше превращался в смерч. Нищающему населению глубинки российской стало не до искусства, и на содержание семьи заработка от продажи картин уже не хватало. А когда жена сообщила, что беременна вторым ребёнком, Николаю ничего не оставалось как снести мольберт и кисти на блошиный рынок и устроиться простым работягой в деревообрабатывающий цех местного лесопромышленника. Как человек достаточно образованный и творческий, он довольно быстро освоился на новом месте и даже применил пару своих рацпредложений, чем увеличил объём выработки и размер своей зарплаты. Немаловажным было и то, что он (в отличии от основной массы художественной братии) был человек, совершенно не пьющий «по поводу и без повода». А потому, благодаря «квинтэссенции» перечисленных качеств, «Антипычу» был отдан в управление цех по выпуску декорированных дверей…
Когда стали «освобождать» территорию Ореховского леса, на месте будущей стройки наспех соорудили распиловочный цех. Работа была «аккордной», высокооплачиваемой, и Николай уговорил хозяина перевести его на руководство распиловкой. Разговор состоялся напряжённый, но, чтобы не потерять такой ценный «кадр», лесопромышленник согласился: «Но только на время распиловки леса!» …
Мысль о сооружении инсталляции Николаю пришла сразу, как только рабочие при загрузке стволов на циркулярку стали отколупывать с деревьев эмалевые портретики собак, кошек, попугайчиков и хомячков. Изредка попадались крысы, черепахи и даже один полосатый полоз Васька. Антипыч сортировал их у себя в подсобке по мере выразительности персонажей и сохранности покрытия. Размерами и формой снимки почти все совпадали, равно как многие совпадали в именах. А за особо удачную находку очередной «археолог» поощрялся дополнительным перекуром…
Николай ясно представлял себе незатейливый «мемориал» по краю лесного массива на небольшом удалении от железнодорожного полотна, где проводилась транспортировка древесины. Он полагал, что рядом с железной дорогой всё равно строить ничего не будут…скорее всего не будут…
В разорённом селе Ореховка, что в километре от железной дороги, погреба-ледники для хранения продуктов строили в старину из «дикого» камня гранитной породы, благо в окрестных полях он встречался часто. И за пять месяцев распиловки массива Антипыч вместе с местными доброхотами (коих становилось всё больше) воздвиг трёхбашенный замок разноцветного дикого камня, который обрёл своих вечных «жильцов». В нижних рядах конструкции «прижились» крысы (в основном белые), морские свинки, несколько черепах и маленький полосатый полоз Вася. Выше расположилась разнопородная собачья стая и несколько кроликов. Самым же объёмным разномастным общежитием, до самых верхушек трёх башен, упокоилось семейство кошачьих, где Паня занял почётное место в середине центральной башни. Чуть выше были только немногочисленные попугайчики и парочка хохлатых голубей. Место хватило всем, и «паспортным», и безымянным…
Со слов Антипыча это была его лучшая «дипломная работа». Только по поводу названия у «архитектора» с помощниками возникли небольшие разногласия. Кто-то предложил «Стена плача», но несколько набожных участников посчитали это кощунством. По той же причине не состоялась и «Башня плача», а «Дворец скорби» показался слишком угнетающим.
И коллегиально остановились на самом нейтральном – «Замок домашних животных» …Вот как-то так…
… В течение нескольких лет сюда приносили цветы и пакетики с кормом «родственники усопших» и просто люди неравнодушные. Кто-то приводил в порядок маленькую территорию. И самое удивительное, что за эти годы ни разу не коснулась стен маленького замка рука вандала, коими не обеднела страна до сих пор…Просто случилось то, чего никто вообще не предполагал…
Однажды на месте портрета Пани появился эмалевый фотоколлаж кота с выдающейся лысиной и характерными чертами высокого областного чиновника, что давно был «притчей во языцех» у жителей области и имел давно устоявшуюся кличку с чёткой воровской характеристикой. На фото этот монстр аппетитно откусывал кусок от мяса, что держал в мохнатых загребущих лапах. На куске красовалась надпись «Бюджет», а на верхней кромке портрета всенародная кличка «высокого» чиновника…Слухи распространяются быстрее ОРЗ и к замку потянулись не только «родственники усопших», но и их многочисленные знакомые, знакомые их знакомых и многочисленные иные «прихожане». Место сразу стало всенародно знаковым, а для некоторых и вообще, как «вербально – релаксационное» с чудесными пиететами в адрес всей «королевской рати» и их непомерно жирующих родственников…Появились многочисленные нелестные (если мягко) посты в интернете, и даже заметка в оппозиционной прессе.
Когда слухи дошли до «фигуранта», припечатанного вместо Пани, поздно вечером пришли несколько молодцев спортивной наружности с лицами «не обезображенными интеллектом», и усердно выдрали коллаж со своим благодетелем…Подобное происходило ещё несколько раз, так как «знаковый» портрет появлялся снова и снова, и тропа народная к нему не зарастала, не говоря уже о искромётных «пиитетах» в адрес «всенародно-нелюбимого» …
…Когда проводник постучал в дверь купе в начале шестого утра, Алексеев с женой уже собрали постели и приготовили вещи к выходу. Заблаговременная предусмотрительность была одной из многочисленных разумных «фишек» уникальной супруги Геннадия. Они присели у окна, когда поезд начал снижать скорость подъезжая к бывшему Ореховскому массиву.
Рассветный горизонт резали на части стрелы строительных башенных кранов Несколько новых многоэтажек уже подросли до уровня пятых и седьмых этажей. Неожиданно в монотонный стук колёс стал вклиниваться механический рык грейдера, который быстро нарастал с приближением поезда к городу.
Через несколько минут пассажиры поезда уже могли лицезреть картину очередного маленького вандализма большой страны: недалеко от железнодорожной насыпи «рассветный» грейдер разравнивал остатки только что разрушенного «Замка домашних животных». Вокруг стояли упитанные жлобы в чёрной униформе губернского ЧОПа на случай «как бы чего». Хотя некоторые из них сняли головные уборы… «на случай совести» …
… «Чем больше узнаю людей…» – задумчиво прошептал Алексеев…
Состав приближался к центральному вокзалу так и не изменившего за века сути своей «города Глупова» …