Мой начальник Максим Строчек и его приятель Николай Завелевич на своих посиделках в психиатрическом отделении и во время обсуждения сотрудников нашего госпиталя называли его за глаза – Канарис. Это прозвище начальника гастроэнтерологии полковника медслужбы Канарского А.Г. прижилось, получило распространение и, многие врачи госпиталя, называли его так между собой, сокращая фамилию нашего коллеги.
Когда я был принят в коллектив Мирнинского госпиталя в 1984 году, почти все начальники отделений были полковниками. Хирург Володя Кругов, тогда ещё лейтенант, вспоминал: первое что осталось в памяти – большое количество полковничьих шинелей и папах в гардеробе перед приёмным отделением и вообще погон с большими звёздами.
По моему мнению, начальник гастроэнтерологии Канарский отличался от остальных полковников, разве что своей густой шевелюрой, широкими бровями и обтекаемой полноватой фигурой, напоминающей мне в широком белом халате почему-то женские формы. "Наверное, добрый человек", – думал я тогда.
Впервые я обратил на него внимания на занятии по физподготовке. Наш внештатный физрук подполковник медслужбы Юрий Акиншин договорился с руководством 3-го управления, использовать их спортзал один раз в неделю для игры в волейбол, благо здание спортзала находилось через дорогу.
Игре в волейбол предшествовала разминка. Потому как разминался каждый можно было понять, какую роль спорт играл в его жизни. Не буду описывать телодвижения наших записных спортсменов: они старательно и со знанием дела подготавливали мышцы к предстоящим нагрузкам для игры в волейбол под руководством нашего внештатного физрука Акиншина.
Но я был сильно удивлён, как это делал наш гастроэнтеролог Канарский. Пренебрегая указаниями Акиншина, который своей разминкой подавал пример всем остальным, Канарский, уединившись от доморощенных «спортсменов», и, оперевшись ладонями о стену, совершал движения тазом и стопами, словно он быстро передвигался или пританцовывал. Зрелище было увлекательное, впечатление от него ещё больше усиливало выражение нарастающего напряжение на лице начальника 2-ой терапии. Он словно приплясывал со стеной спортзала и в этом танце проявлялось удивительное единоборство между неподвижной преграды и находящимся в движении обтекаемым телом Канарского.
Как известно, волейболисты условно разделяются на две группы: нападения и защиты. Защита словно женщина пассивно работает на приёме мяча от игрока соперника, затем самым нежным и удобным образом подаёт пас игрокам первой линии, навешивая мяч перед сеткой для хлёсткого удара нападающего по полю противника. Канарский в спортзале 3-го управления в нападении не участвовал, он пытался играть в защите, впрочем, при всём его старании, делал это не очень умело, нимало не смущаясь от непринятых мячей. Казалось, что он не стремился проявить свои мужские качества или проявить их у него не получалось.
Как вы помните в госпитале три терапевтический отделения отбирали для лечения со всего Мирнинского гарнизона разных больных: первое отделение специализировалось на сердечно-сосудистой; второе – на гастроэнтерологической и третье – пульмонологической патологиях. В отделении Канарского концентрировались в основном «гастричики», «язвенники» и разные другие желудочно-кишечники больные. На мой специфический психиатрический взгляд, часть этого нездоровья относилась к группе психотелесных хворей, возникавших из-за отсутствие заботы о человеке – или в семье, или на службе, или после разного рода стрессов – формируя под воздействием внешних деструктивных причин, условно говоря, телесное напряжение, в данном случае, в области живота.
В своё время замечательный психиатр, профессор Павел Иванович Ковалевский, ещё в начале прошлого века писал, что при определённых условиях даже у психически здоровых людей могут возникать состояния «тоски», то, что сейчас принято называть соматизированной депрессий. По мнению профессора, «тоска» может проявляться в области сердца, так называемая «предсердная тоска», или в области живота, или груди, или гнездится в других частях тела.
При этом Ковалевский обращал внимание, что у психически здоровых «тоска» почти исключительно является вследствие внутренних органических причин, а внешние условия только лишь предрасполагали проявлению недуга. У не совсем здоровых в психическом отношении людей эти взаимоотношения изменяются, психика порой играет ведущую роль, и они, безусловно, заслуживают внимания психиатров.
Наш уважаемы полковник Канарский, как я понял, трудов Ковалевского не читал, и был убеждён, что достаточно назначить: соответствующую диету, лекарственные средства и физиотерапию, способствующие нормальному функционированию желудочно-кишечного тракта (ЖКТ), и у больных наступит выздоровление. Так и происходило… но не у всех.
У некоторых патологические связи ЖКТ с верхними этажами регуляции оставались, закрепляясь с каждым новым обострением, которому необходима была активация лично значимых, выработанных индивидуальным опытом непереносимых обстоятельств, сформированных в основном ещё в раннем детстве.
В этих случаях срабатывал механизм приведения в действие определённого патологического очага в головном мозге и по наезженной колее происходило «нанесение удара» по желудку, двенадцатиперстной кишке, желчным протокам или кишечнику. Это почти как при эпилепсии, когда имеется постоянный застойный мозговой очаг, сброс напряжения с которого возможен только при определённых условиях, но всегда неизбежен..
Напомню эксперименты Ивана Петровича Павлова с собаками: с фистулой из желудка и выработкой желудочного сока, как условного рефлекса на вид, запах и даже шаги кормящего, и последующего слома выработанного рефлекса, и в результате демонстрацией экспериментально вызванного невроза и нарушений соматических функций.
Известно, что еда представляет собой первое явное удовольствие, которое испытывает ещё незрелый маленький человек припадая губами в материнской груди. Стремления быть любимым и накормленным у человека связаны глубоко и интимно, и остаются навсегда как условный рефлекс, закреплённый в процессе первых ощущений взаимодействия с окружающими через ЖКТ.
Когда я впервые направился на консультацию больных отделения Канарского, поднимаясь на второй этаж, и здороваясь с проходящими мимо медсетрами, я думал: «Ведь не случайно проявлением любви является поцелуй в губы – эти ворота в желудочно-кишечный тракт, а женская грудь, как кормящий образ, у большинства мужчин вызывает подсознательные приливы нежности и удовольствия. А если кто-то, – размышлял я, – демонстрирует к человеку нелюбовь, в самых разнообразных, даже в грубых формах, человек может попасть к Канарскому. И, вероятно, мне в этом сегодня придётся убедиться. Важно правильно установить диалог с этим условно говоря «человеком из прошлого», который у каждого спрятан внутри, чтобы выяснить, что первоначально сформировало в нём причины для такой патологии. Это необходимо для последующей психотерапии», – был убеждён я. То, что я столкнусь в гастроэнтерологическом отделении с психосоматическими заболеваниями, я ничуть не сомневался.
– Не выдумывай, Десимон, ты мне ещё про теорию Быкова-КурцынА расскажи, – заявил мне Канарский, после того, как зайдя к нему в кабинет, я поделился с нашим ведущим гастроэнтерологом гарнизона соображениями о возникновении болезней 2-го отделения и своих планах их лечения.
– КУрцина Иван Терентьевича, ударение в фамилии на первом слоге, – как мне казалось деликатно поправил я полковника медслужбы и по выражению его лица понял, что этого делать не стоило. К моему прискорбию, мысли молодого старшего ординатора капитана медслужбы не нашли понимания у начальника гастроэнтерологического отделения. Это был один из первых уроков от старшего госпитального товарища.
– Что, отбрил тебя Канарис?! – заключил Строчек, после того как я рассказал, как пообщался с начальником 2-ой терапии, и мой шеф добавил. – Не создавай себе проблем, пусть терапевты лечат своих больных так как их учили, и не лезь в терапевтический монастырь со своим психиатрическим уставом, – мой тебе совет. И ещё. Все наши коллеги за дверью психиатрического отделения, привыкли к определённым представлениям о врачевании, а ты захотел эти устоявшиеся понятия и стереотипы изменить, ты же сам говорил, что у собак после этого невроз возникает.
Я не ставлю себе целью оценить профессионализм начальника гастроэнтерологического отделения Канарского, его организационные способности, душевные качества, как человека, это уже сделано в местных изданиях юбилейного характера. Пишут, что они были у него на самом высоком уровне. К сожалению, я даже не могу вспомнить его имя и отчество, кажется его звали Анатолий Григорьевич, впрочем, боюсь ошибиться.
Пишу только о том, что запомнилось, вернее сказать, навсегда врезалось в память и застряло там. Удивительно, иногда достаточно пару необычных слов, сказанных человеком или связанных с ним, которые сливаются с его образом воедино, и он уже без них не существует. Они как печать на документе, без которой деловая бумага не действительна.
Такие слова Канарским были произнесены, и их запомнили многие. Над их значением и сутью я думаю до сих пор. Когда наш уважаемый начальник гастроэнтерологического отделения был не согласен с собеседником он произносил фразу, которую я не слышал более ни от кого. «НЕ БУДЬ ЖЕНЩИНОЙ!», – говорил он эмоционально. И эти слова сразу повисали в воздухе и ошарашенный визави невольно оглядывался по сторонам, не понимая к кому они относится. Пишу об этом, ибо сам был тому свидетель.
Что это было? Наработанный приём сбить собеседника с толку? Или тот самый «перенос» по Фрейду?