Римейк «Белгородской черты». Смутное время на южной границе России
Часть III
В «Белгородской черте» (1969) воронежский историк В.П.Загоровский военно-политическим событиям начала XVII века и Смутному времени посвятил один абзац: «Иностранная интервенция начала XVII века, связанные с ней разорение и территориальные потери ухудшили международное положение России. По Столбовому миру 1617 года Россия была вынуждена отдать Швеции юго-восточное побережье Финского залива. По Деулинскому перемирию с Польшей (1618) Россия потеряла западные районы с городами Смоленском и Черниговом».
В новой «Белгородской черте» (2020) А.И.Папков говорит о «Тяжком начале «бунташного века» на южной границе России, но даёт его кратко, хронологически, не вдаваясь в общероссийское значение описываемых событий, что мы попытаемся восполнить.
«Первые два десятилетия XVII века – один из наиболее сложных этапов в освоении Российским государством своих южных окраин», - начинает автор, хотя ранее говорил о «приоритете военно-стратегических мотивов колонизации южных степей над хозяйственным значением этого процесса». Он возвращается к концепции «Белгородской черты» Загоровского, которая по идеологическим причинам исключает пограничное «сторожевое войско» на южной границе историка «царского периода» И.Д.Беляева. Отсюда у автора появляется «освоение южных окраин», а «сторожевое войско» превращается в «население» южных окраин.
Начало Смуты
«В южные районы России вторгся Лжедмитрий I (1604). Население окраины поддержало самозванца. На его сторону перешли Царёв-Борисов и Белгород с прилегающими сёлами. Своих воевод выдали Лжедмитрию жители Оскола и Валуек. После смерти Лжедмитрия и воцарения Василия Шуйского… положение оставалось сложным. Само население переметнулось в антиправительственный лагерь, через территорию южных уездов в Россию проникали военные отряды противников центральной власти. Собственных сил Шуйскому не хватало, поэтому на помощь были призваны татары, которые в 1609 году разгромили окраинные земли. Впрочем, их действия, хотя и по призыву царя Василия, ничем не отличались от обычного грабительского набега».
Странную, парадоксальную картину рисует автор: «население» выдаёт воевод городов, хотя за ними стоят гарнизоны стрельцов, пропускает «антиправительственные военные отряды», потом «окраинные земли» подвергаются репрессиям царя Василия посредством татар. Какие могут быть претензии к «населению» из-за пропуска вооружённых отрядов? И кем предстаёт царь Василий Шуйский, призвавший татар на свои же «окраинные земли»?
Всё это получает логическое объяснение, если «население» является сторожевым поселенным войском. Тогда для Шуйского это мятеж войска – измена, что нашим историкам говорить до сих пор неудобно. Получает осмысленность решение царя Василия Шуйского подавить бунт в войске хотя бы с помощью татар, поскольку оно поддерживает вторгающиеся на территорию страны вооружённые отряды.
Вопрос: почему взбунтовалось сторожевое войско? – оставлен автором без внимания. А ведь сторону самозванца принял тогда и Путивль, и Рыльск - всё наше пограничье, и это пограничье было вооружённое, казацкое. Взбунтовались и казаки Дона, и казаки рязанских городов, а белгородские казаки-сведенцы, в массе своей, были именно с Рязанщины, были их кровной частью.
Городской голова Бел Города Артемий Васильевич Измайлов, осадный воевода князь Борис Петрович Татев, В.М.Лыков-Оболенский и другие воеводы и головы переходят на сторону Лжедмитрия I.
Раскол в Смутное время прошёл через всё общество, в мятеж ударились не только пограничные казаки, но и московские бояре и воеводы. Осенью 1604 года вторым воеводой Бел Города назначается Г.Г.Пушкин, по прозвищу Слепой. А.С.Пушкин пишет о своём предке: «Он был очень талантлив – как воин, как придворный и в особенности как заговорщик. Это он и Плещеев своей неслыханной дерзостью обеспечили успех Самозванца. Затем я снова нашёл его в Москве в чине семи начальников, защищавших её в 1612 году, потом в 1616, заседающим в Думе рядом с Козьмой Мининым, потом воеводой в Нижнем, потом среди выборных людей, венчавших на царство Романова, потом послом».
17 мая 1606 года в Москве убит Лжедмитрий I, 19 мая на царство избран князь В.И.Шуйский, он назначает воеводой в Белгород своего сторонника боярина князя П.И.Буйнос-Ростовского, а 30 июня он убит в Белгороде. В 1607 - 1610 годах воеводы в Белгороде - сторонники Лжедмитрия II (Тушинского вора). Донецкие казаки упоминаются в источниках как участники походов на Москву в Смутное время
На весах истории колебалась тогда судьба России, но автор делается упор на «население» южных уездов, выдавшее своих воевод, и на «разгром окраинных земель» татарами. Смутное время по накалу страстей и по значению сравнивают с революцией 1917 года: оно длилось с 1604 по 1612 год – больше чем социальная революция ХХ века, а потом вылилось в войны со Швецией и Польшей до 1618 года.
Автор характеризует Смуту политологически: «Дестабилизацией внутри - и внешнеполитического положения России при активном вмешательстве в её внутренние дела иностранных держав, особенно Речи Посполитой». Понятен масштаб угрозы стране?
Наши историки всё сглаживают острые углы истории, даже великую Смуту начала XVII века, которая расколола всё общество, а не только пограничные войска, и поставила Россию на грань утраты независимости. Такое упрощение исторической картины не только вымарывает её трагичность, но и лишает осмысленности действия исторических персонажей, и мы получаем абсурдного злодея царя Василия Шуйского, призывающего крымских татар в набег на свои земли.
«Взятие Белгорода» в 1612 году
«В 1612 году отряд черкас из Лубен, которым командовал Семён Лыко, штурмом взял Белгород. Огонь уничтожил все укрепления, жилые дома, монастырь и церкви на посаде. Более сотни жителей увели в плен… в Лубны. Во второй половине 1613 года Белгородская крепость была построена на новом месте, на левом берегу Северского Донца. С запада, со стороны Муравского шляха, её прикрывала река, с востока – болота… К двум угловым башням детинца примыкал окружённый рвом трёхстенный острог, имевший 15 башен, соединённых дубовым тыном. (Черкасы – выходцы с Днепровского Левобережья, появление термина связано с городом Черкасы, ставшего центром казачества во второй половине XVI века…. К середине XVII века «черкасами» в официальных российских документах именовали всех жителей украинских земель Речи Посполитой)», - переходит автор сразу к окончанию Смутного времени, но почему-то забывает сказать, что началась русско-польская война, закончившаяся Деулинским перемирием только в 1618 году.
Удивительно, что такому важному событию в истории Белгорода, известному по источникам как «великое литовское разорение», приведшему к переносу его на другое место, посвящён небольшой фрагмент, с не значительными сокращениями, он полностью перед вами. Что послужило причиной нападения польско-литовских черкас?
После падения Шуйского в 1610 году, в 1611-1612 годах полевые города, в том числе и Белгород, не признают польского претендента на московский престол королевича Владислава, что имело последствия.
«Черкасы из Лубен» - это вспомогательные польские войска, они совершают нападение на Белгород в рамках начавшейся русско-польской войны, и, что важно, имеют хорошую артиллерию. Огонь, уничтоживший город, вызван именно огнём артиллерии, Семён Лыко «штурмует» горящий посад Белгорода и захватывает, фактически, пожарище.
Автор забывает сказать, что главным врагом белгородцев были не столько черкасы, сколько пожар: на Белой горе, где стоял тогда Белгород, не хватало воды из «тайника» к Северскому Донцу для тушения пожаров от огня артиллерии. Перенос Белгородской крепости на другой, низменный берег Северского Донца связан с тем, что там доставало воды на случай осады города, «чтобы в осадное время водою пробыть мочно».
Возникает также вопрос: был ли взят черкасами «малый острог», «детинец» на Белой горе, собственно, сама крепость? «Огонь уничтожил все укрепления, жилые дома, монастырь и церкви на посаде», - сообщает автор, а «детинец»? Мы видим здесь фигуру умолчания, но перенос крепости в другое место как бы подразумевает худшее, тем более что о причине переноса автор ничего не говорит.
Несмотря на «взятие Белгорода», уже в следующем году построена новая крепость на низменном берегу Северского Донца, причём более внушительных размеров. «Белгородские всякие люди острог поставили за рекою Северским Донцом» на нагайской стороне». - он построен силами самих белгородцев без помощи Москвы, которая занята войной с Польшей на западном фронте. Как сие возможно, нам не говорят, сие просто не замечают.
На наш взгляд, сие оказалось возможным, потому что «детинец» крепости на Белой горе взят не был, Семён Лыко вынужден был снять осаду под ударами с тыла сотен полковых казаков из близлежащих уездов, и уходит восвояси со взятым на скорую руку. Служилое войско из уездов помогает быстро поставить крепость на другом берегу Донца, тем более что ущерб от нападения Лыко не очень значителен, если устоял «детинец», и, фактически, сводится к пожару посада Белгорода на Белой горе.
В 1624 году воевода Абросим Иванович Лодыженский отражает нападение польско-литовских войск и черкас уже на новую белгородскую крепость. Нападавшим опять удаётся сжечь большой острог, примыкающий к крепости: «Большой острог взяли и сожгли и монастырь Николы Чудотворца и иные церкви со всем церковным строением пожгли...» Но «малый острог» - детинец устоял, затем противник отброшен от стен крепости и вынужден отступать. В Москву с «сеунчем» - донесением о победе был направлен воеводский гонец, станичный голова Сидорка Маслов. В новой крепости не было недостатка в воде.
Нападение запорожцев
Между тем война с Польшей, несмотря на игнорирование её автором, продолжается, основные силы России сосредоточены на западном фронте. «В декабре 1616 – январе 1617 годов запорожцы под командованием полковника Михаила Пырского захватили Оскол. Этот город и его уезд понесли самые значительные потери за период Смутного времени – 458 человек. Во время штурма город был уничтожен, но подошедший русский отряд князя Ивана Хованского разгромил противника. В 1617 году начались работы по восстановлению Оскола… на месте разрушенной крепости поставили стоялый острог, более простой… в 1624 году воеводе Мотовилову приказано возобновить город, но из-за нехватки людей новый острог был выстроен только в 1629-1630 годах».
Здесь невольно напрашивается сравнение со «взятием Белгорода» в 1612 году: он всё-таки не был «уничтожен» как Оскол, если построен на новом месте уже в 1613 году. Никак не объясняется появление отряда Хованского, опоздавшего к штурму Оскола, но догнавшего и разгромившего запорожцев. На наш взгляд, это были полковые казаки сторожевого войска из уездов: они составляли полк под командованием Хованского и шли на выручку Осколу, но опоздали, и ударили по уже уходящему противнику. Аналогично развивались события и под Белгородом в 1612 году, но тогда казачьи формирования из уездов успели ударить по осаждавшим Белгород черкасам.
Далее автор рассматривает положение Валуйской крепости: «Менее всего в Смуту пострадали Валуйки, к 1618 году крепость обладала самым крупным контингентом пушкарей. После гибели Царёва-Борисова от пожара в 1612 году, его жители перешли не только в Белгород, но и в Валуйки, усилив гарнизон. Атака противника на Оскол позволила другим южнорусским крепостям, и Валуйкам, подготовиться к защите. Воевода Афанасий Тургенев выстроил дополнительное кольцо обороны – «малый острожек». В результате город не подвергся нападению».
Странно это читать: Валуйки не подверглись нападению запорожцев скорее потому, что были разбиты Хованским под Осколом. Как можно утверждать, что Валуйкам удалось лучше «подготовиться к защите»? Осколу, выходит, это не удалось? Валуйки избегают нападения черкас-запорожцев с запада, потому что они находятся восточнее Оскола.
С другой стороны, создаётся впечатление, что каждая крепость защищается в одиночку, поэтому главное – лучше подготовиться к осаде, словно на южной границе какая-то «феодальная раздробленность», в то время как валуйские казаки, наверняка, участвуют в атаке полка Хованского на запорожцев. Вот к чему приводит отрицание нашей научно-исторической мыслью сторожевого войска на южной границе.
«Открытие» войны с Польшей
Наконец, автор сообщает об идущей войне с Польшей: «После утверждения на престоле в 1613 году Михаила Романова обстановка в государстве начала стабилизироваться. Войска на окраине усиливались. Для этого шире стали привлекать волжских и донских казаков. Население пограничья теперь активно включилось в борьбу с иноземцами. Более того, боевые действия перекинулись на польскую территорию. В конце 1613 года путивльский отряд под командованием Юрия Беззубцова совершил успешный рейд по пограничным землям Речи Посполитой, разгромив Синеч и Лохвицу. В 1615 году объединённый отряд путивльцев Юрия Беззубцова и рылян Константина Широкова двинулись в Речь Посполитую, были взяты штурмом и сожжены Хорол и Миргород».
Общие слова о «населении пограничья, активно включившимся в борьбу», опять заменяют автору служилое сторожевое войско, которое, наконец, преодолело раскол Смуты. Наряду с этим, упоминаются вдруг донские и волжские казаки, как бы намекается, откуда берутся на южной границе казаки, при этом никогда не сообщается их количество, как в иных случаях, потому что оно незначительно: донским и волжским казакам вполне хватало войн на восточной границе с тамошними кочевниками.
Зачем все эти общие слова и намёки? Так вымарывается служилое казачество сторожевого войска, несшего основные тяготы войны, которое опять объявляется «населением».
«Весной 1616 года служилые люди под командованием Петра Еюдина из Новгород-Северского напали на сёла и деревни в районе Любеча, отряд Тимофея Шенелева осаждал сам Любеч, выжег посады и разорил уезд; был взят и сожжён большой острог города Остра вместе с посадами. 25 сентября 1616 года воевода Новгород-Северского опять докладывает об ещё одном удачном походе на Остр. На этот раз отряду Бориса Износкова удалось взять и малый острог и отбить пленных… опустошить прилегающие территории и дойти до окрестностей Киева».
Наконец-то после неудач под Белгородом и Осколом мы видим картину успешных действий русских войск, но каких-то отдельных отрядов служилых людей из ряда городов, которые нападают на польские земли и доходят даже до окрестностей Киева. Опять какая-то «феодальная раздробленность» и отсутствие единого командования, в то время как перед нами предстают успешные действия русских войск на западном фронте войны с Польшей, в то время на южном фронте под Белгородом и Осколом инициатива принадлежит Польше, её вспомогательным войскам из черкасов-запорожцев.
Вот как представлена польская сторона: «В начале 1617 года 12-тысячное войско князя Юрия Вишневецкого штурмовало Путивль. Приступ отбили. Этой же зимой отряд в 5000 черкас появился под Воронежем, дважды штурмовал крепость, но безуспешно. Польский королевич Владислав, игнорируя решение Земского собора об избрании Михаила Романова на царство, продолжает именовать себя «московским государем» и в 1617 году вступает в русские пределы. Ввиду недостаточности сил для успешной войны за престол, Владислав призвал на помощь запорожское войско».
Как мы помним, в начале 1617 года запорожский отряд полковника Пырского берёт штурмом Оскол, за что сразу же был наказан казаками Ивана Хованского. Разгром Пырского, на наш взгляд, оказал существенное влияние на дальнейший ход русско-польской войны, а именно, на поход Сагайдачного.
Поход гетмана Сагайдачного
«Летом 1618 года запорожцы под командованием гетмана Петра Конашевича Сагайдачного численностью до 20000 человек двинулись в поход. Они овладели Путивлем, Ливнами, Ельцом, Данковым, Лебедянью, взяли в плен русских послов, направлявшихся в Крым вместе с «мягкой казной» (то есть мехами, стоимостью 10 000 рублей), а затем направились на Рязанщину. Черкасы уводили в плен молодёжь, способную выполнять обязанности слуг. Только в Ельце и его уезде они захватили тысячи жителей в возрасте от 9 до 20 лет. Таким образом, в 1618 году южная оборонительная система России, ещё окончательно не восстановленная после Смутного времени, в результате вторжения запорожцев опять серьёзно пострадала», - сообщает автор об этом эпизоде русско-польской войны.
«Южная оборонительная система России» после окончания Смуты сразу стала южным фронтом русско-польской войны, так что говорить о её восстановлении странно, однако Сагайдачный ведь обходит южное сторожевое войско на границе, идёт сразу на Ливны, ставшие к тому времени, фактически, тылом, и далее в глубинные районы страны. Наверное, он помнит разгром запорожского полковника Пырского под Осколом в 1617 году, и боится тяжёлых потерь в самом начале похода под белогородскими городами от сторожевого войска.
Автор даёт такую оценку походу Сагайдачного: «Постоянные крымские набеги не носили такого разрушительного характера, как действия черкас, поскольку от татар страдало население уездов, а города и остроги обычно не подвергались нападениям степняков. Российские укрепления оставались целыми, опираясь на них, московское правительство продолжало политику заселения и освоения польской украйны. Другое дело черкасы, они обладали хорошими военными навыками и вооружением, и за короткое время смогли захватить и разрушить несколько российских крепостей, пострадали и уезды».
На наш взгляд, дело больше в том, что черкасы открыли как бы «второй фронт» в ходе идущей русско-польской войны, и везли с собою большой «наряд» - артиллерию, которой разбивали деревянные укрепления тыловых крепостей, а татарская конница артиллерии не имела. Значительных кавалерийских сил в уездах тыловых крепостей не было, не в пример сторожевому войску на южной границе, поэтому рязанцы принимали бой в крепостях под пушечным огнём и всё-таки нанесли большой ущерб Сагайдачному, он был обескровлен, под Москвой Сагайдачный с королевичем Владиславом увязли в тяжёлых боях, и в конце 1618 года заключается Деулинское перемирие.
Характерно, что автор, говоря о Смутном времени и послесмутных войнах, не забывает упомянуть о «чудесной», по академику Тихомирову, московской «политике заселения и освоения польской украйны», забывая о «военно-стратегическом приоритете», о котором сам же говорил ранее. Чтобы не выскочило как-нибудь нечаянно сторожевое поселенное войско на южной границе.
«После прекращения войны с Речью Посполитой и Швецией необходимо было решить задачу восстановления государственного порядка, найти пути преодоления Деулинского перемирия с Польшей 1618 года, по которому к Польше отходили Смоленская, Северская и Черниговская земля», - подводи итоги послесмутных войн автор.
Добавим, что Северская земля отошла частично, Белгород и Оскол с их сторожевым войском устояли, Смута была преодолена и планы Польши по лишению независимости России пошли прахом. В дальнейшем именно южное сторожевое войско, по автору «южная оборонительная система», станет основой для формирования Большого Белгородского полка, который сыграет большую роль в событиях на Украине после восстания Богдана Хмельницкого и в освобождении Смоленска и Чернигова от поляков.
Шертный договор
После заключения Деулинского перемирия с Польшей автор говорит о «времени лечения ран»: «Период с 1618 по 1630 год стал для южных рубежей России временем относительного затишья. В 20-е годы XVII века Россия закрепилась на польской украйне».
Почему же закрепилась, а не разделила судьбу Смоленска и Чернигова, опускается, хотя приводятся нападения польско-литовских войск и казаков-черкасов на Белгород, Оскол, отбитые кем? Местным «населением»? Или сторожевое войско сорвало планы Польши по захвату этих земель?
«Крымские нападения носили характер пограничных стычек между русскими ратными людьми и мелкими группами татар. Так было в 1618, 1619, 1628, 1629 годах. Более крупными силами татары нападали в 1622, 1623, 1625 и 1627 годах. Самый серьёзный из этих набегов в 1623 году далеко уступал по силе нападениям второй половины XVI века. Летом 1623 года в Ливнах Ибрагим-паша дал шертную запись (договор, закреплённый клятвой на Коране) от имени крымского хана Магмед-Гирея, по которому крымцы обязались не нападать на украйные российские города… Противостояние набегам в пограничной полосе целиком легло на служилых людей гарнизонов окраинных городов и население порубежных уездов».
Здесь мы опять не поверим нашему автору, «противостояло набегам в пограничной полосе», как пишет историк «царского периода» И.Д.Беляев, всё то же сторожевое стрелецко-казацкое войско, которое отбросило в годы войны поляков и черкасов, и продолжало пограничную службу в 20-е годы. Возникает также вопрос: почему нападения поляков и черкасов с грабежом и захватом пленных называются «войной», а такие же нападения крымских татар – «набегами»? Сие понять мы не можем, разве что это иллюстрация «чудесного» мирного заселения Поля под набегами татар, по академику Тихомирову.
«Зимние набеги были редки, зато численность татар достигала нескольких десятков тысяч, на русской территории татарское войско разделялось на отряды по нескольку сот человек, они уходили в сторону от главных сил для поимки пленных на продажу в рабство в Турцию, а также угона скота. Татары старались избегать боевых столкновений с русскими воинами, не пытались захватывать крепости, стремились как можно быстрее уйти назад с добычей».
Интересный сам по себе анализ, противнику предъявляется претензия, что он «неправильно воюет»: крепости вот не захватывает, и этим избегает «боевых столкновений»? Хотя претензии нужно предъявлять к русской стороне: почему этой стратегии противника ничего не противопоставляется? «Набеги татар» - это так называемая «степная война», которая веками велась в Диком поле, и вдруг превращается в «набеги».
В действительности, этой татарской стратегии противостоят казацкие полки в уездах, именно для этого они предназначены, и выполняют свою роль, что наши историки сказать не могут в виду их отрицания. Поэтому сотням татар в уездах даёт умелый отпор «мирное население» самоорганизующееся в трудную минуту. Так, Загоровский приводит, как «мирное население» казацкого села Голубино успешно отражает и рассеивает татарские сотни.
Автор опровергает здесь «сказку Загоровского» о том, как мирные землепашцы выходили в поле с оружием, чтобы в любую минуту быть готовыми вступить в бой с татарами. Это бесполезно, когда на землепашцев в поле идёт сотня татар.
Итоги Смутного времени
Деулинское перемирие с Польшей было хрупким, мирный договор не был заключён, Польша не признавала законность русского царя Михаила Романова, требуя, «согласно договору Владислава с боярами, признания прав польского королевича на московский престол».
Собственно, 20-е годы – это ожидание продолжение войны с Польшей и подготовка России к этой войне, в 1632 году и начинается «Смоленская война» с Польшей. На южной границе избирается оборонительная стратегия: «Полк из Новосиля отведен в Дедилов, прибылой полк – во Мценск. На случай прихода татар полки стягивались назад: в Тулу – из Дедилова, Крапивны, Мценска, даже Рязани, в Дедилов – из Новосиля. В рязанских местах войска из Пронска и Михайлова сходились в Переяславле-Рязанском – после Смуты полки дворянской конницы отодвинуты ближе к Москве».
Очевидно, что после Смуты и «смутных войн» Россия оказалась в трудном положении: на западе потеряны Смоленск и Чернигов, основной линией обороны на южном направлении становится старая Тульско-Рязанская засечная черта, которую, по автору, защищает «дворянская конница». Так советские историки называют «боярские» конные полки, состоявшие из детей боярских и казаков, ставших вдруг «дворянами», а, по сути, бывшие стрелецко-казацким войском Тульской засечной черты, и резервом для пограничного белгородского сторожевого войска.
Как видим, история южного порубежья в Смутное время даётся автором вне исторического контекста страны, который проходит фоном, что даёт возможность её произвольного толкования.
(продолжение следует)
Виктор Каменев
03.09.2021