Наверное, я могла бы сегодня гордиться собой. Тяжелейшие четырёхчасовые переговоры с представителями транснациональной компании завершились моей сокрушительной победой. А вот вечернее, неожиданное заседание совета директоров АО, обещало быть очень тяжёлым и нелицеприятным.
- А что, - спросила я Главного из директоров, а также основного Акционера, - в другой день вы не могли найти времени, чтобы в очередной раз указать мне на недочёты в работе и, таким образом, ощутить свою значимость и подчеркнуть своё величие?
- Не забывайся, - нахмурился Главный. - Я хоть и ценю тебя, как работника и специалиста, и временами ты мне даже нравишься, это не даёт тебе права вести себя дерзко.
Нет ничего хуже, чем объяснять какие-то необходимые, но элементарные вещи людям, которые не в состоянии их воспринять. Но даже с этим я старалась справиться. Не поддаваясь раздражению, а терпеливо, наверное, сотый раз объясняла директорам, встревоженным "неправильным", по их мнению развитием событий, грозящим им недополучением дивидендов, что всё идёт, как и предполагалось и причин для беспокойства, пока что нет.
- Пока что, - брюзгливо заметил Арсений Константинович, - а когда они появятся может быть поздно. Вы, лично вы, можете дать гарантии, что всё будет хорошо?
- Ну, как вам всем хорошо известно гарантий не даёт даже Господь Бог... Могу только заверить, что мы прилагаем все усилия, чтобы получить достойный результат.
- Слова, слова. Одни слова, - опять высказал недовольство Арсений, к нему присоединилась Оксана Геннадьевна и через минуту конференц-зал превратился в гудящий улей. Эта стая товарищей сыпала вопросами, на которые никто не мог дать утешительного ответа, забыв о том, что бизнес в условиях несбалансированных рынков всегда несёт в себе изрядную долю рисков.
Главный, пряча в глазах довольную ухмылку, наблюдал за свалкой со стороны. Я его знала, как облупленного, и понимала, что он всеми манипулирует, использует меня как оружие, выталкивая под раздражение своих соратников, позволяя им "спустить пар". Я уже готова была взорваться, но он, посчитав, видимо, что достаточно, вмешался.
- Давайте не будем нагнетать. Давайте дадим ей возможность продолжить начатое, без излишней нервотрёпки.
Я почти без сил опустилась в кресло, равнодушно наблюдая, как он усмиряет эту беснующуюся от волнения компанию, и почувствовав, что больше нет сил смотреть этот периодически повторяющийся фильм, встала и пошла к двери.
- Марина Сергеевна, вернитесь! Я вам не разрешал уходить!
- А мне плевать на ваше разрешение, я ухожу... Вообще.
- Костромина!...
Я закрыла за собой дверь и пошла в свой кабинет. Собрала вещи и, накинув плащ, вышла в полутёмный коридор.
- И что это было?
В гулкой полутьме голос Главного прозвучал, как удар плетью и я вздрогнула. Не говоря ни слова, обогнула его фигуру и направилась к лифту.
- Я к тебе обращаюсь, между прочим.
- Прочим это ноги, - механическим голосом сказала я, - а между ними всё то, что обозначает дорогу, куда вам всем надлежит идти.
- Зайди, мне нужно с тобой поговорить!
- Мой рабочий день закончился три часа назад. Меня дома ждут дети...
- Ты пожалеешь, - еле сдерживая ярость сказал он.
- Черта с два! - откликнулась я, заходя в лифт.
- Завтра можешь не выходить больше! - заорал Главный в закрывающуюся дверь.- Ты уволена!
Я вышла в пасмурный вечер на дрожащих ногах и посмотрела в низкое небо, желая, чтобы пошёл дождь и смыл все наслоения сегодняшнего дня. Но хотя небо и было покрыто серыми тучами, но они равнодушно клубились, не желая проливаться целительной влагой.
- Марина Сергеевна, садитесь, - позвал меня Валера, с мягким шелестом, остановив машину у самого бордюра.
- А ты что меня дожидался? - спросила я с облегчением опускаясь на мягкое сиденье.
- Конечно. Сам звонил, сказал, что у вас трудный день, просил вас домой доставить в лучшем виде.
- Везде свой нос суёт, - проворчала я, давая выход скопившемуся раздражению. - Без него не разберусь.
- Он вас чрезвычайно ценит. Заботится, - сказал Валера, выворачивая руль.
- Оставили бы в покое все со своими заботами! Удушили уже своим вниманием, - продолжала злиться я. - А чем это так пахнет?
- Так цветы вам, вот.
Валера ткнул рукой в очередной помпезный веник, лежащий на переднем сидении.
- Сам велел купить, чтобы у вас настроение поправилось.
- Лучше бы не портили, тогда и не надо было бы покупать!
Валера ничего не ответил, потому что за время, пока возил мою тушку усвоил, что мне после трудного дня, надо вдоволь побрюзжать, и потом я стану относительно удобоваримым человеком.
Но сегодня брюзжание не помогало. Тошнотворный запах цветов заполнил весь салон так, что мне казалось - ещё минута и меня вырвет.
- Останови. Я пойду пешком.
- Марина Сергеевна...
- Разве я что-то непонятное сказала?!
Валера нехотя припарковался. Я выбралась из душной утробы и махнула ему рукой - уезжай.
Пошла по тротуару, плохо понимая где нахожусь, и в какую сторону надо двигаться. Но постепенно механическое переставление ног и холодный, сырой ветер сделали своё дело, мысли прояснились, от сердца отлегло. Небо, наконец-то, откликнулось на мои просьбы и стал накрапывать дождик, обещая вскоре превратиться в настоящий ливень.
- Замечательно, - прошептала я. - Пусть сильнее грянет буря...
Меня догнали и рядом прошли двое мужчин примерно моего возраста, в потрёпанных куртках и стоптанных башмаках. В последние годы, болтаясь среди людей, оценивающих всё через призму фирменного лейбла, привыкла и сама, практически на автомате, отмечать и оценивать людей "по одёжке". По тому, как и во что они одеты, можно было определить их положение в иерархии современных реалий и властные функции, вытекающие отсюда.
Хуже всего было иметь дело с "навороченными" в "фирму" манагерами у которых снесло крышу от осознания собственной значительности, равно как и с забитыми офисными "хомячками", которые, в погоне за вожделенным "профессиональным ростом" настолько боялись принимать хоть какие-нибудь решения, не прописанные внутренним кодексом организации, что иногда меня посещала крамольная мысль, что у них вообще-то собственных мозгов, как мыслительного аппарата, и вовсе нет.
Самые вменяемые были как раз в мятых костюмах и рубашках, но как правило в дорогой обуви, что прямо указывало, что это самые смелые и уверенные в себе и в своих решениях люди, которым уже не надо ничего никому доказывать, тем более посредством дорогой одежды потому, что при наличии мозгов, внешний антураж не играет никакой роли.
Люди, идущие рядом со мной, не относились ни к одной из этих групп. Но моё сердце встрепенулось и я стала постепенно добавлять шаг, чтобы не отстать, не упустить их из виду. Они о чём-то говорили, энергично жестикулируя руками. На подсознательном уровне почему-то показалось, что разговор идёт о чём-то интересном и очень важном.
-...Так я же ему и говорю, что анизотропия кристаллических тел присуща только монокристаллам, а он утверждает...
Что утверждал неизвестный мне ОН, ветер унёс вдаль, но и того, что я услышала было достаточно, чтобы я впала в неописуемое волнение. Я ведь когда-то знала об анизотропии, изотропии, поликристаллических телах, диффузии, интерференции и... Я вообще знала очень много из того, что никак мне не пригодилось ни в моей теперешней жизни вообще, ни в моей теперешней работе в частности. Они, эти знания сидели во мне занозой, которая неожиданно шевельнулась и пребольно уколола меня прямо в сердце.
Стало мало воздуха, но я всё прибавляла и прибавляла шаг, почти бежала за мужчинами. Мне хотелось догнать их, влиться в разговор и пообсуждать что-то такое... волнующее и очень далёкое от рынков, стратегий, управленческих решений, прибылей-убытков и дивидендов.
Дождь пошёл гуще и мужчины прибавили шаг, потом побежали, и я никак не могла их догнать. Они выскочили к трамвайной остановке и, также на бегу, ворвались в трамвай. Я подбежала к нему, когда двери с металлическим лязгом соединили свои створки и безнадёжно хлопнула по мокрому металлу ладонью. Трамвай притормозил, и двери гостеприимно распахнулись перед моим носом. Я вздёрнула узкую юбку, чтобы забраться на высокую ступеньку, когда надо мной навис зонт и Валера схватил за локоть.
- Марина Сергеевна...
Я замешкалась, двери опять закрылись и трамвай, скрипя на поворотах, укатил в дождь.
- Марина Сергеевна, - повторил Валера, протягивая мне телефон, - вас.
Я догадалась, кто звонит и отрицательно покачала головой, но взглянув на Валеру, с самым несчастным видом съежившегося под дождем, взяла трубку.
- Я вас слушаю.
- Мариша, ну ты что психуешь. Устала?
В голосе Главного звучали знакомые мне "обольстительные" нотки, при помощи которых он легко сводил с ума слабую половину управляемого стада.
- Иван Игнатович, - проскрежетала я, словно в горле у меня застряла щебёнка, - вот на мне, не надо этих ваших ужимок.
- Тяжело с тобой, - вздохнул он. - В другой раз даже не знаю, как к тебе подступиться. Чего ты сегодня взъерепенилась? Что не так опять?
- Всё не так опять.
- Ну потерпи немного. А я тебя потом отправлю куда-нибудь отдохнуть. Хочешь на Мальдивы?
- Нет.
В трубке послышался тяжёлый вздох.
- Я понимаю, что у тебя сегодня был трудный день. Тебе бы передохнуть, но завтра встреча с инвесторами, ты мне нужна будешь.
- Я же сказала, что ухожу. СОВСЕМ.
- Ну, прости. Я тоже устал. Погорячился...
- Вы то, причём? Я САМА так решила. Не могу я больше... Я другим хочу заниматься.
- Чем?
Я пожала плечами, словно он меня мог видеть.
- Какая разница чем. Например... Анизотропией... Я ведь политех закончила.
- Ты с ума сошла! Кому это нужно сейчас.
- Ну где-то же ещё осталось что-то...
- А жить как ты будешь? Ты о детях подумала? Им же образование надо получить. Кто за твою... анизотропию заплатит приличные деньги?
- Не всё счастье в деньгах.
Я хотела отключить телефон, но он молчал как-то по особенному и я тоже замолчала, слушая его дыхание.
- Знаешь, Марина Сергеевна, - наконец произнёс он, - тебе ведь это ничего не стоит. Всего лишь присутствовать и наблюдать. У тебя так голова устроена, что ты всегда даёшь мне верные советы. Мне сейчас ОЧЕНЬ трудно. Мне не на кого опереться. И ты отказываешь мне в поддержке.
Я ведь никогда НИКОГО ни о чём не просил. И НИКОГДА не вспоминаю кому и чем помог в этой жизни. Я столько принял жёстких решений и столько смял людей, что теперь сколько бы не сделал добра, не отмыться. Но ты своим упрямством меня вынуждаешь...
Он помолчал, а я, догадываясь куда клонится разговор, тоже молчала, чувствуя, как внутри тает колючая льдинка.
- Прости, Марина Сергеевна, но когда у тебя случилась беда...
...Когда дочь на пешеходном переходе сбила машина и все врачи в один голос заверили меня, что это всё, конец, вопрос часов, я побежала к нему, потому что больше было не к кому и он всё сделал. Принял решение, арендовал самолёт, перелёт, оплатил лечение.
Мой вклад в благодарность была моя работа и честность в оценках, а его вклад был - ЖИЗНЬ моего ребёнка.
- Не надо, Иван Игнатович, - перебила я его. - Я всё помню. Я приду. Простите меня.
- И ты, Маришенька, меня прости, что напомнил больное. Сраная должность, сраный бизнес, сраная жизнь...
Я отключила телефон и тупо уставилась в окно. Из урны торчал шикарный букет лилий.
- Валера, - спросила водителя, - твоя работа?
- Ну да.
- Мог бы своей Зине подарить...
- Сам сказал, что если вам не нравится, то на помойку.
Мимо, тяжело хлопая намокшими крыльями, пролетела птица и скрылась в пелене дождя.
- Анизотропия...
- Что? - переспросил Валера, напряженно вглядываясь в залитое дождём стекло.
- Птица, говорю, Анизотропия, улетела.
- А что такие птицы бывают? - удивился он.
- Бывают. И в некоторых случаях, если на них оказать давление, то они меняют свои свойства.
- Ну, если моя Зинка на меня окажет давление, то я тоже на какое-то время меняю свои свойства и на рыбалку не прошусь, пока она не успокоится. Но это же не навсегда. Потом опять за своё.
- Может тогда и у меня есть шанс, что моя Анизотропия улетела не навсегда, - подумала я и, откинувшись на мягкое сиденье, закрыла глаза.