«Можно долго сопротивляться переменам, и чем сильнее будешь сопротивляться, тем быстрее они придут».
Лоранс Гиттен — политический деятель, историк и публицист.
Минхет.
96-ой год после ухода Матери.
Заметил для себя, что многие истории начинаются с поезда. Он идет тише и тише, пока наконец не останавливается. Разноцветная возбужденная толпа выкатывается из него на платформу. Мелькают пестрые флаги и обклеенные стикерами чемоданы туристов. Стройной процессией они исчезают в подземном переходе. Небо налито свинцом, словно нависающие над городом тучи придавил к прозрачной стеклянной полке титан. Обычно Минхет встречает гостей неомраченным лазурным колоритом, однако на мою везучую долю будто выпала месячная норма осадков.
Когда последние попутчики торопливо скрылись из виду, а мысли уловили нужный вектор, решаю, что пора и мне приниматься за дела. На выходе с вокзала полноватый мужчина в джинсовом комбинезоне «Минхет Стейшен» пристает к новоприбывшим с водительскими услугами. Поправив на плече увесистую сумку, подзываю его. Короткими шажками таксист потешно семенит навстречу, приговаривая скороговоркой:
— «Минхет Стейшен» рада первой приветствовать гостя в негласной столице Аскаса. Всегда в пути, как ни крути. Куда Вам, сэр? — повторяет он на ходу, словно заклинает потенциального пассажира не испариться в воздухе.
— В центральный отдел полиции.
— Понял, понял. Одну минуту, сэр, — он замедляется и опасливо оглядывается по сторонам, будто ожидая облавы.
— Какие-то проблемы?..
— Да нет, все в порядке. Чуть было не подумал, что вы один из этих... пришли качать права, короче.
— Этих?
— Ну да, в форме. Не берите в голову…
— Мне и правда на секунду показалось, что вы испуганы.
Водитель кисло улыбается, словно обижен моим предположением, делает серьезное лицо и отрицательно мотает головой:
— Просто не люблю сюрпризы, — говорит он, потирая ногу. — От них не меньше вреда, чем от радиации.
— Вон как…
Я не стал приставать с расспросами. Мы подошли к машине. Усаживаюсь на мягкое кожаное сиденье и вскоре уже безмятежно осматриваю окрестности под россказни водителя. Слушаю его вполуха.
Город изменился со дня моего последнего приезда. Минхет теперь напоминает скорее объемную столбчатую диаграмму, где от длинного закольцованного и обсаженного зеленью проспекта лепестками отходят узкие асфальтовые улочки со своими кирпичными домами, мирно соседствующими с центральными городскими башнями-столбцами. В этих исполинских складках и «кормушечных» окошках есть что-то мистическое, хоть внутри и располагаются всего-навсего основные социальные организации, государственное управление и благотворительные фонды, а вокруг них по ниспадающей рассеяны торгово-развлекательные центры из огромных металлических конструкций, отели и различного рода рестораны и бары.
Мы миновали отданную под реновацию старинную пожарную часть и остановились напротив углового продолговатого здания из темного кирпича. Полицейский департамент Минхета.
Расплачиваюсь с такси. На проходной сообщаю плотному коренастому офицеру, что пришел с деловой встречей к мистеру Раймонду Ассору. Он просит предоставить паспорт.
— Пожалуйста, — передаю документ.
Служащий отрывает тяжелый взгляд от фотографии и скептически оценивает мой поношенный дорожный вид.
— Только что с поезда...
Офицер безразлично кивает в ответ и набирает заученный номер:
— Капитан, мистер Халонен ожидает Вас внизу... Хорошо, передам, — офицер повесил трубку и обратился ко мне. — Ждите, — только и буркнул он, а после равнодушно отвернулся. Кажется, он был рад моему приходу не больше, чем всему миру в целом.
Устраиваюсь на стуле, возле большого зеркала, и оглядываюсь. Примечательнее подвыпивших дебоширов в участке никого не оказалось, чему я совершенно не удивился. Зал разделен на несколько секций, но народу в них предостаточно. В ближайшей от меня камере сидит небольшая компания: двое пьяных тихо спорят, а третий стоит, прислонившись к решетке, и делится своими «наблюдениями».
К моему удивлению, офицеры улыбались остротам и только иногда для проформы били по просунутым между прутьями решетки пальцам. На мой взгляд, это было странно. Ни разу не видел, чтобы офицеры имели привычку бить по пальцам. Когда я поинтересовался, мне объяснили, что это такой ритуал. Или, скорее, негласное правило. Мне стало интересно, откуда оно берет корни, но офицер на пропускной пожал плечами и сказал, что ничего плохого в этом нет. Я улыбнулся и понял, что офицер точно не имеет нужного мне ответа.
Через пять минут капитан полицейского департамента неторопливо спустился по винтовой лестнице, и я поднялся, чтобы пожать ему руку:
— Лаури Халонен, рад знакомству, — представился я, а сам подмечаю, что Раймонд Ассор очень хорошо сложен, несмотря на несколько короткие ноги. Очки точно надел специально для встречи, придают солидности.
— Взаимно, и добро пожаловать. Не будем мешать коллегам, пройдемте в кабинет. Следуйте за мной.
Поднимаемся вверх по лестнице. Под тяжелыми шагами Раймонда ступени мягко поскрипывают. Капитан вполоборота поворачивается, словно услышав мои мысли:
— Участок кажется достаточно ветхим, не правда ли?
— Об этом и подумал, если честно...
— Скоро под нас выделят более современное помещение, — сказал он, делая акцент на слове «современное».
— Достаточно расплывчатое обещание, — подметил я в ответ.
— А в полицию, как ни странно, и идут не за деньгами, а за обещаниями, — капитан впускает меня первым, закрывая следом дверь.
И без того узкий кабинет плотно обставлен небольшими ящичками и картонными коробками.
Раймонд ловит мой взгляд:
— Как бы то ни было, уже готовимся к переезду, — он расстегивает однобортный темный пиджак и поправляет очки.
Посреди стоит стол из простого дерева с аккуратно разложенными бумагами и письменными принадлежностями. Капитан предлагает выпить немного виски, но получает от меня вежливый отказ. Вскинув плечами, наливает себе четверть стакана и быстро проглатывает:
— Чем Вам помочь?
— Мне нужна Ваша точка зрения, капитан. Сперва помогите подтверждением, что в будущем позволяете использовать полученную информацию по усмотрению редакции Атриума и меня лично.
— В мои цели не входит ограничение Вашей работы.
— Конечно. Тогда начнем, — говорю я и кладу на стол диктофон, а двумя пальцами нажимаю на кнопку «Play».
***
Вместо планируемого часа интервью затянулось немногим больше, и дождь хлынул внезапно, — мостовая мигом сделалась скользкой. Накрывая плащом голову и плечи, рысцой бегу вдоль шеренги припаркованных авто. Пожилого мужчину, выгуливающего мелкую кудрявую собачонку, осадки тоже застали врасплох. Однако питомца непогода только радует, — тот пуще прежнего виляет коротким хвостиком и вертится вокруг хозяина. Старичок поднимает болонку на руки, улыбается мне и скрывается в ближайшем доме.
А вот и «Хеланни» — рекомендованный капитаном полиции отель: «Думаю, он Вам подойдет, — Раймонд хитро улыбнулся, — управляющая компания успешно проводит реновацию номерного фонда, и дизайн специально сохраняет в гостевых комнатах и общественных зонах атмосферу эпохи Родителей, но в некотором современном переосмыслении».
Администратор — стройная высокая девушка — выслушав, что номер мне нужен ровно до полуночи, быстро разбирается с формальностями и отдает ключ. Комната оказывается на четвертом этаже, — около девяти квадратных метров, чистая, очень светлая. Обставлена скромно, но элегантно. Отлично! Мгновенно скидываю промокшую одежду и принимаю теплый душ. Переодевшись, спускаюсь в ресторан, наспех ужинаю и возвращаюсь в номер.
Хочется спать. К великому сожалению, на длительный сон совсем не осталось времени, — нужно выслушать материал, транскрибировать в текст и не откладывая набросать хоть что-то для черновика…
Приподнимаюсь в постели и сажусь, спустив босые ноги на пол. Возвращаюсь к столу, опускаюсь на полужесткое сидение стула с прямой высокой спинкой. На плоской поверхности — переносной мини-экран, блокнот и одно из любимых «орудий» в многочисленном арсенале журналиста — диктофон.
Разминаю до хруста пальцы, и по монитору поползли ленивые буквы:
«Капитан Раймонд — полиция Минхета, интервьюер №1.
Обучался в техникуме, окончил и до поры перебивался мелкой работой, — побывал и грузчиком, и вышибалой в захудалом баре на окраинах Минхета. На службу в полиции надоумил приятель, он и помог пройти все аттестации, — убедил, что при таких качествах и навыках, которые позволят стать крупным специалистом в своей области, он попросту гробит талант на дешевых подработках. Раймонд отлично справился со всеми заданиями и самостоятельно дослужился до старшего городского полицейского, а через три года сменил прошлого капитана», — записал я, а следом заговорил и диктофон...
***
Журналист: Нуждается ли наше современное общество в защите?
Раймонд: Да, безусловно.
Журналист: Почему?
Раймонд: «Голые стены крепости долго врага не удержат».
Примечание: цитирует «Иммунитет» Жака Лавг;ста — отличный образчик военной стратегии. Автор был милитаристом до мозга костей, настоящим идеологом войны. Остался в сознании старшего поколения, как один из создателей современной военной мысли, хоть и совершил немало грубых ошибок во второй, менее успешной книге — «Договор». Видимо, Раймонд близко знаком, как минимум, с одной из его работ.
Журналист: Но разве время крепостей себя не изжило?
Раймонд: Лаури, вы же из Атриума?
Журналист: Да.
Раймонд: Тогда должны знать его историю.
Журналист: Атриум был оборонительной крепостью еще до того, как стал столицей Аскаса. Много воды утекло...
Раймонд: Верно, стены почти исчезли, но душа крепости еще стоит.
Журналист: Вы говорите о «враге». Хотелось бы уточнить: а кто сегодня считается нашим врагом, мистер Раймонд?
Раймонд: Ударивший первым, должно быть...
Журналист: Почему Вы так считаете?
Раймонд: Национальная безопасность работает в реальном времени и ежедневно пресекает все возможные конфликты, однако все в обществе непредсказуемо. Нужно ли далеко ходить? Если пятнадцать лет назад кто-то хотел получить пособие за увечья после Катастрофы, но был обманут — он поднимал бунт. Кто-то желал отомстить Родителям, а срывался на собственной сестре или соседке. Каких трудов стоило уладить внутренние последствия предательства Матери? Мы как подросток, которого однажды поймали хулиганы на улице — привыкли натягивать посильнее капюшоны, шарахаемся от любой подозрительной тени...
Журналист: Выходит, речь скорее о внутреннем враге?
Раймонд: О порядке. Нужно начинать с себя — разве это не логично?
Журналист: Безусловно, если судить по Вашему опыту службы, но…
Раймонд: Лаури, в наших условиях «но» — это непозволительная роскошь.
Журналист: Хорошо. Тогда чем так эффективна сложившаяся «Стратегия обороны»?
Раймонд: В моей практике ничего интересного не происходит последние два-три года — вот и результат. Единственная «отрада» (показывает на аккуратно сложенную стопку рапортов в специальной папке). Профессия полицейского посоревнуется с вашей журналистикой в бумажной волоките. Почти восемь лет я работал криминалистом: по три перестрелки в течение получаса в разных концах города. Только и успевай крутиться, но теперь я большая шишка. Да и времена поменялись...
Журналист: Вы слушали вчерашние новости?
Раймонд: Не успел.
Журналист: В недавно опубликованном исследовании «Вестник Ордании» выявил два преобладающих в обществе мнения насчет работы полиции...
Раймонд: Можете не говорить. Очередная «Ода никчемности» в сторону правоохранительных служб. Однако по моим данным международный уровень терроризма и преступности заметно снизился за прошедшие годы. Этим сводкам можно верить (ударил ладонью по стопке папок). Расскажите лучше об этом своей аудитории...
Журналист: Конечно. Тем не менее, несмотря на сводки, случаи происходят. Четыре года назад во время ночного караула Вы с напарником накрыли некий притон кибер-наркоманов, верно?
Раймонд: Да, с Эрвином Браво...
Журналист: Как это было?
Раймонд: Зрелищно. Единственное горящее окошко среди обесточенного района. Мимо не пройдешь. Одного Эрвин повязал сразу, а за двумя выскочившими на задний двор пришлось побегать. Когда-нибудь видели, как бегают обдолбыши? Быстро и уморительно. Как будто продолжают «висеть». Один потом рассказывал, что ощущал себя породистой плеудской лошадью... Да, дронов тогда не хватало (начал копаться в бумагах). Вот из недавнего (зачитывает с листа): «Вы будете врагами своих врагов, и ваши груди станут многочисленными, и потомство ваше не будет раздавлено».
Журналист: Что это?..
Раймонд: Уж точно не мои очерки.
Примечание: Я сдержанно улыбнулся, но промолчал. Капитан отложил распечатку в сторону, поверх накопившихся отчетов, газет и вскрытых писем. Потом, передумав, передал мне. В ней говорилось о повязанном за сопротивление полиции и употреблении кибер-наркотических стимуляторов…
Раймонд: Что думаете?
Журналист: Печальная новость. Что это?
Раймонд (откидываясь на стуле): Его-то мы тогда с Эрвином и поймали. «Никогда такого не было, и вот опять». Только более безумный и до смерти угашенный. В прямом смысле. Лейтенанту даже не пришлось прикладывать физической силы для его задержания. Кибернетика — палка о двух концах, и когда только простая косметическая хирургия успела вызвать в людях комплексы и отторжение?
Журналист: Он упоминал Мать или Отца?..
Примечание: Раймонду вопрос не понравился.
Раймонд (глядя куда-то сквозь меня): Все люди, от начала своей истории, объединяются в кланы, конгломераты, группы или общества, — и даже мы с вами не исключение из правил. Редакция или полиция, — разница только в форме и обязанностях. Объединяемся ради совместных ценностей и выгод, ради пропитания и безопасности. Обществу полезно объединяться, иметь контроль над собой. И скажите теперь, когда они его обрели, каков нынешний рейтинг вовлеченности Старой церкви в совершении преступлений?
Журналист: Расскажите моим будущим читателям.
Раймонд (он прыснул): При Карплане показатели преступности на религиозной почве не превышали и одного процента, да и в масштабах страны, поверьте мне на слово, цифры были аналогичны. И остались! Карательные меры показали ощутимые результаты. И часто ли теперь на улицах города можно встретить последователя Старой церкви?..
Примечание: Виталий Карплан — нынешний президент Аскаса, вскоре после «Катастрофы» сместивший Велиона Карта и организовавший карательные отряды против Родительского культа, известного теперь под название Старая церковь.
Журналист: Парня по итогу посадили?
Раймонд: Отправили лечиться, но медицинская экспертиза не выявила ни психологических нарушений, ни наркотических воздействий.
Журналист: Но вы же сказали...
Раймонд: Отсутствие чипизации исключило любые внешние манипуляции. Но с ним что-то не так. С этим все сходятся. Другое дело, мы пока не знаем, что это «что-то».
Журналист: Как непорочный и чистый агнец?..
Раймонд (снисходительно усмехнулся): Мать говорила, что даже небо полнится отступниками...
Примечания: дальнейший отрезок интервью оставлю без внимания. Мы перебросились с капитаном парой острот и, кажется, задышали чуть свободнее. Разговорить его было непросто, словно мы обменивались не репликами, а на пару жонглировали шпагами...
Журналист: Что департамент Минхета думает о взглядах действующего президента по отношению к Старой церкви?
Раймонд: Решение Виталия Карплана нахожу единственно верным, пусть Карт и имел свое особое мнение о необходимости перестройки. Однако... оно не помогло ему остаться на посту. Кто будет смотреть, как расхищают последнее имущество? Он допустил ошибку, а люди были измождены природой, и, оставшись совсем одни, предсказуемо пошли против бюрократизма партийного аппарата. Были серьезные потери...
Журналист: Но мировая общественность гневно отреагировала и на карательные меры мистера Карплана?
Раймонд (полувопросительно): Организационные меры, да.
Журналист: Полиция занимает в этой истории не последнюю роль. Почему Вы поддержали его идею?
Раймонд: Полиция выполняла возложенные на нее обязанности.
Журналист: И была морально готова начать преследование, искоренение популяризированной «Родительской» литературы? Накопленные интерпретации нашего «воспитания» претерпевали кардинальные трансформации не одно десятилетие. Понадобилось куда меньше времени, чтобы предать их огню...
Примечания: Родители частенько вмешивались в наши дела, пытались повлиять на ход истории и на прогресс. Когда людей стало слишком много, они не успевали уследить за каждым ребенком...
Раймонд (рассерженно): А что для вас исторические факты?..
Журналист: Они предмет моего исследования.
Раймонд: Или культурная угроза? Десять лет назад мы устроили аутодафе и покончили с этим. Вся наша история — детская наивная вера Родителям. Мы делали правое дело...
Журналист: И Вы непоколебимы в своей уверенности? Целые вехи были отданы в жертву, но подростки до сих пор находят скупщиков оружия и бесчинствуют на улицах. Усилия не оправдались?
Раймонд: То есть, не «впустую» ли мы работаем? Нет. Мои люди готовы приблизить это счастливое время и отстоять спокойствие народа ценой жизни. Именно для этого и были предприняты меры, которые, как показала история, показали свою надежность и результативность (снова хлопнул по стопке бумаг).
Журналист: И вы действовали из собственных соображений? Не на поводу у властей.
Раймонд: Если шеф становится шестеркой у политика, — тогда всему конец (ерзает на стуле). Мы сотрудничаем, но не подчиняемся...
Журналист: Хорошо... Поговорим о Родителях?
Раймонд: Прям как на приеме. Прошу...
Журналист: Как думаете, на ком лежит вина за «Катастрофу»?
Раймонд: Вина?..
Журналист: Да, на Родителях или… на нас?
Раймонд (разводит руками): Лаури, я понятия не имею, кто виноват. Не выйдет просто ткнуть пальцем и приказать изловить всех провинившихся. Принцип нашего обвинения работает иначе. Без парочки словарей под рукой не растолкую...
Журналист: Но кто-то должен быть виновен?
Раймонд: Считаете?..
Журналист: Если опираться на то, что всему есть причина...
Раймонд (одобрительно кивнул): Тогда виноваты обе стороны.
Журналист: Почему?
Раймонд: Высокие материи… Не знаю. Вероятно, они просто никудышные родители. Не смогли учесть все риски.
Журналист: Но почему тогда виновата вторая сторона?
Раймонд: Тут все проще. Потому что признание своей слабости не делает сильнее (лукаво улыбнулся). Им точно не хватало моих работяг. Мы верим, что обоюдное соблюдение прав и законов человеком и государством должно и считается высшей ценностью современного общества, а наши предки верили в опеку Родителей. А до их прихода, ууу...
Журналист: И люди разделяют Ваши ценности?
Раймонд (как по писаному): Они обязаны их разделять и посредством объективного принуждения поступать именно «так», а не «иначе».
Журналист: Но разве трактовка не противоречит обоюдности?
Раймонд (его лицо становится напряженнее): Конечно нет. Лаури, я не доверяю сапожникам, которые ходят без сапог. Иначе выходит классическая история борьбы свободы и порядка. Большой риск стать обществом, борющимся с собственной бессмысленностью. То есть, если человек живет в правовом государстве, то он готов соблюдать его императивы — они и есть его рычаги.
Журналист: Вы крутите рычаги?
Раймонд: Судьба уберегла (смеется сухим неприятным смехом). Раньше люди считали, что управлять нами под силу только Родителям, — это была роковая ошибка. Дети могут существовать без Родителей. Однако, без дружеского «пинка» они не полетят. Вот и пусть спокойно изображают покорителей космоса...
Журналист (смотря на часы): Мистер Раймонд, исходя из нашего разговора, вынужден спросить еще раз: правда ли современное общество нуждается в такой защите, которую оказывают ваши люди?
Раймонд: С ней все в порядке. Правоохранительные органы были, есть и будут. Я в этом убежден. Ради вашей защиты мы сделаем все, что в наших силах.
Журналист: Даже если ваши услуги больше не понадобятся?
Раймонд: Лаури, подобное трудно представить, хоть мне и не страшно лишиться основного заработка, но и садовод из меня никудышный.
***
Выделяю маркером наиболее ценные для итогового варианта моменты интервью, фиксирую точное название документа, ставлю дату и указываю место опроса. Проверяю в последний раз все цитаты, фамилии. Все верно. Откидываюсь на спинку стула и кладу очки на стол, протираю уставшие от напряжения глаза — на сегодня работа выполнена, но я все еще под впечатлением. Я-то хотел произвести на Раймонда впечатление, но сделал это в самой провокационной манере. С другой стороны, это лучшая тактика, которую я мог использовать в диалоге с таким человеком. Он научился выживать, нарушая все правила и границы человеческих отношений, но при этом остался официальным образцом для подражания. Ему не надо, чтобы его любили, он предпочитает, чтобы его боялись, но прямо об этом никогда не скажет...
Ладно, нужно отдохнуть. Скоро снова собирать вещи и садиться в поезд – ощущение трепета перед смутной тайной надвигающегося нового. Но остается страх и перед неуклюжим исходом: вот оно, то, что более всего боится путешественник, скитающийся по мирам, – двусмысленность, тайна, неясность, которой невозможно противостоять...