Розы задыхались. Стиснутые жестким шнуром, словно их собрались жестоко удавить, тесно прижатые друг к дружке, они молили о пощаде и тихонько постанывали.
- Мы же розы! Мы прекрасны сами по себе! Зачем эта пошлая розовая (какая ирония судьбы и игра слов!) бумага, зачем широкая лента, скрывающая грубую бечевку, зачем, в конце концов, эти мелкие, завистливые прихвостни!
Безымянные (нет, нет, у них конечно же было имя, но розы были слишком высокомерны, чтобы его запоминать) веточки, усеянные крошечными белыми цветочками, недобро ухмылялись и готовились обволакивать мертвой, зеленой слизью благородные стебли роз.
- Сколько нас? Пятьдесят или тридцать? По ощущениям сотни, нет, тысячи! - бессильно вопили розы.
- Говорят, есть такая легенда*, - неожиданно начала самая стиснутая, самая красивая роза, ее поместили в центр букета за необычный черноватый оттенок лепестков, - говорят, если нас дарят не потому что так положено, а с любовью, то...
- Мы же розы! - возмутились ее соседки. - Как нас можно дарить НЕ по любви?
- Можно, - усмехнулась самая красивая роза, - мы с вами в парадном букете. Такие дарят на юбилеи, потому что так положено, дарят ненавистной, но властной и злопамятной начальнице, потому что боятся ее гнева, дарят...
- Мы поняли, поняли, - простонали розы, - и что будет с нами тогда, если нас подарят БЕЗ любви?
- Тогда мы задохнемся или умрем от яда этих поганцев, - роза попыталась испепелить взглядом мелкие белые цветочки, но те всего лишь злорадно и предвкушающе захихикали.
- Не верю! Ни капельки тебе не верю! - неожиданно подала голос роза, которую срезали первой. Она росла в самом конце теплицы, ей первой доставалась вода, вкусные удобрения и какой-то белесый раствор, от которого листья слегка чесались, но противная тля пропадала навсегда. Та роза считала себя особенной. Особенно умной, ведь ей вместе с водой доставались самые свежие утренние новости и сплетни. - Я уверена, это всего лишь неудобная одежда и когда нас заберут из этой помойки, - она презрительно осмотрела холодильник, в котором в непарадных ведрах стояли десятки букетов, - мы попадем в прекрасный дом, где будем жить...
- Долго и счастливо? - насмешливо перебила ее самая красивая роза. Она росла около конторы, которая помещалась в этой же теплице. Роза знала, что такое накладные расходы, сколько стоит один кубометр газа и воды, когда Аллочка пойдет в декрет и кто отец ее будущего ребенка, она знала, что такое запретная и сладкая любовь, знала, для кого на самом деле владелец теплицы выращивает редкий, вкусный виноград, она знала очень многое и поэтому предпочитала слушать и помалкивать. А что ей оставалось делать? Она ведь была розой.
- Говорят, есть такая легенда, - продолжила самая красивая и почти задушенная роза, - если нас подарят искренне, с любовью, тогда эта пошлая розовая бумага будет сорвана с букета, жесткая бечева разрезана, а эти мелкие поганцы отправятся жить в другую вазу или даже на помойку! - попыталась прошипеть роза угрозу, но не смогла. Она была слишком прекрасна для этого. Угрозы - удел не прекрасного цветка, что благоухает так сильно, что, кажется, может перебить ароматом всю вонь мира, в чем бы она не выражалась. - И тогда мы вздохнем, расправим листья, напьемся чистой, прохладной воды и будем...
- Жить долго и счастливо? - с надеждой спросили розу ее товарки.
- Да!
Роза ответила вполне искренне! Что такое "долго" для розы? Неделя? Две? Целая жизнь!
Букет был дорог. Нет, если бы он купил его, ему не пришлось бы голодать или ходить на работу пешком. Но на эти деньги он мог бы купить конфеты подороже или шампанское получше. Он нерешительно смотрел на букеты. В холодильной комнате теплицы они слабо благоухали, обещая подарить свой настоящий аромат только владелице букета.
- Вам помочь? - беременной Аллочке понравился этот смущенный молодой человек, понравилась его робость и любовь, с которой он внимательно рассматривал цветы.
- Она любит ромашки, нарциссы, тюльпаны, - объяснил покупатель Аллочке, - но сегодня особенный день и я хотел...
Аллочка понимающе кашлянула. "Собрался делать предложение", - подумала она и ошиблась.
- Возьмите вот эти розы! - она вытащила из ведра большой букет темно-красных роз, обернутый розовой (вот же ирония флориста и игра слов!) бумагой.
Он посмотрел на букет, испугался цены и внезапно почувствовал, что ему не хватает воздуха. Легкий и ненавязчивый, как ему вначале показалось, аромат цветов заполнил его легкие, вытеснив оттуда воздух, от этого у него закружилась голова и он послушно схватил предложенный букет.
- Сначала в кассу, - строго сказала покупателю Аллочка, отобрала цветы и вытолкала его в знойный август.
- Она любит ромашки... - повторил он, стоя рядом с кассой, не решаясь войти и заплатить за букет, - но сегодня особенный день! День, когда я ее увидел, нет, не увидел, разглядел!
Он думал, что так бывает только в книжках. А книжки пишут люди, далекие от действительности. Сидят себе в солидных кабинетах и придумывают всякие глупости, живут на облаке, не знают, сколько стоит один кубометр газа или литр молока, думают, что хлеб растет на деревьях и пишут всякую чушь: смотрел, смотрел парень на девушку, но не видел ее. А потом, в одно мгновенье, раз и разглядел! И влюбился! Ну, как такое может быть? Может! Еще как может! Он стоял и вспоминал тот знойный день два года назад, когда он так тосковал по своей настоящей и огромной (так он тогда думал) любви, которая его выкинула, как увядшие цветы, безжалостно и решительно, что он скатился до жалоб и даже (он покраснел, вспоминая) слез. Она - та, которую он тогда еще не видел - его хороший друг, так он про нее думал, не стала его утешать, а просто предложила пойти погулять. Она была абсолютно обыкновенной, такой она ему казалась до того дня два года назад. Немного полноватой, не очень активной, но умной, про книжки могла говорить часами, любила музыку, но больше всего любила, нет, можно сказать, поклонялась всему живому. Он говорил ей, что живи она на несколько веков пораньше, ее бы сожгли на костре как ведьму.
- Может и жгли, - ответила она ему абсолютно серьезно и он не понял, шутит она или нет.
В ней не было ничего особенного, с какой стороны ни взгляни. Обычная девчонка. Таких много. Они гуляли по парку, она оказалась даже умнее, чем он думал и ни слова не сказала о его огромной любви, вообще ни слова, ни единого. Просто рассказывала ему об учебе, о книжках, о том, как она ненавидит, когда собак держат на цепи, а цветы в горшках.
- Я странная, знаю, но мне почему-то кажется, что эти цветы тоже на привязи, - сказала она немного печально, а он подумал, что она действительно чуднАя и продолжил тосковать о своей огромной любви, которая его бросила, растоптала его сердце, посмеялась над его чувствами, а он...
Он задумался и только ее гневный, громкий голос вернул его в этот парк, к странной девчонке. Она как гневная гусыня прыгала перед фотографом, около которого на пеньках сидели птицы. Павлин, вроде бы сова и еще кто-то хищный. К птичьим лапам были привязаны крепкие шнуры, а сами птицы, сидевшие на солнцепеке, были вялыми, даже и не сильно живыми на вид. Она кричала, размахивала руками, требовала прекратить издевательство. Вокруг них стали собираться отдыхающие и она обращалась уже к ним.
- Никогда, слышите, никогда не фотографируйтесь с птицами, обезьянками! Они же страдают!
Ему стало неловко. Она вела себя, как полоумная идеалистка. Он думал, что мир таков, какой есть и не в наших силах его менять. И вот эта странная, немного полноватая девчонка, с красным от гнева лицом, стоит перед толпой, вещает, а фотограф почему-то спешно сматывает удочки, то есть собирает все свои манатки и звонит кому-то, а ей начинает угрожать.
- Что ты сказал? - спросил кто-то. Не он.
К его стыду тогда он за нее не заступился. Пока он думал, соображал и колебался, толпа, которую он обозвал про себя "безвольной" начала действовать, звонить, записывать разговор и требовать документы. Он отошел подальше, решил подождать ее минут десять и возвращаться домой, к своему страданию и мыслям о великой любви, которая его покинула, ему вдруг стала неприятна эта девчонка-идеалистка. Не переделать этот мир, не в наших силах! И не будет он ее ждать! Он разозлился, еще раз глянул на нее и... Как это произошло, почему? Как же он ее не разглядел раньше? Она вдруг показалась ему настолько красивой и притягательной, что ему стало почему-то страшно и он убежал домой, где уже не думал о своей великой любви, ее застилала она - девчонка-идеалистка, та, которая терпеть не может, когда кто-то сидит на привязи.
Ему снова стало нечем дышать, уже от воспоминания, от счастья, от любви и безграничной нежности к этой девчонке-идеалистке. Он вздохнул, заплатил за букет и побежал к своей единственной.
- Они будут жить долго и счастливо? - спросили розы самую красивую розу, они начали считать ее божеством и пророком, ведь она оказалась абсолютно права! Розовая бумага отправилась в мусор, наглые веточки с ехидными белыми цветами отселили даже не в вазу, в обычный стакан, и розы источали в его сторону не менее ехидный аромат. А сами розы - свободные, освобожденные от удушающего объятья бечевки, обласканные, напитанные свежей водой, стояли в красивой вазе и смотрели на влюбленных. - Они будут жить долго и счастливо? - переспросили розы самую красивую розу, которая засмотрелась на ясное небо.
- Конечно будут! - уверенно ответила она.
И ее товарки ей поверили. Она ведь была самой умной и даже знала сколько стоит один кубометр газа, а, значит, не могла ошибаться ни в чем.
*самая умная и красивая роза не знала точного значения слова "легенда", ей просто нравилось, как оно звучит.