Одиночка

Евгения Цивлина
Оглушительный вой сирены, режущий слух, впивающийся в сознание раскалённым жалом, взвился над городом.

Обычная уличная суета стихла. Прохожие замерли, вскинув головы и с тревогой слушая обращение:

– ВНИМАНИЕ!!! ВНИМАНИЕ!!! В связи с непредвиденным фатальным исходом серии секретных экспериментов, проведенных учёными-биологами, произошёл выброс смертельной дозы ядовитых газов в атмосферу. Граждане! Сохраняйте спокойствие.

Помощь подоспела немедленно. Охваченные паникой людей сажали в герметически защищённые «Катафалки» и увозили в бункеры. Нужно отдать честь службам безопасности: операция была проделана тщательно и с удивительной быстротой! Улицы городов и деревень опустели в считанные часы. В тот же день были выданы перчатки и маски, предохраняющие от проникновения в организм отравленного воздуха…

***

– Я больше не могу! – Салли Эванс, маленькая и тщедушная, с растрёпанными светлыми с проседью волосами схватилась за лицо. – У меня аллергия на эту дрянь!
– Нет, не надо! – тихо проговорил Грегор Фрейзер, успевая схватить её за руки. – Или ты забыла, что сталось с Керком?

Салли мотнула головой, в потухших глазах вспыхнул страх. Вчера Керк Энджел начал бесноваться: но катался по полу, кричал, что серые стены бункера его склеп, и что-то ещё… Потом он содрал маску с лица. Патруль явился немедленно. Керка подвергли аннигиляции на глазах у всех.

– Я не хочу жить! – прошептала Салли; в свете тусклой лампочки, подслеповато подмигивающей под потолком, её лицо, обтянутое маской, казалось ликом призрака. Рядом жалобно заплакал младенец.

– Ты должна! – тихо, но твёрдо проговорил Грегор. – Пускай не ради себя. Кто знает — может быть, именно твоей малышке суждено жить свободно и счастливо?

Будто очнувшись от наваждения, Салли вздрогнула и, повернувшись, потянулась к дочке, закутанной в рваное одеяльце.

***

ВНИМАНИЕ!!! ВНИМАНИЕ!!!
Повышенная концентрация фириллиума в воздухе: 48% ;;!
Повышенная опасность для жизни!

На огромном экране дигитального рекламного щита горели огромные яркие буквы — карминно-красные на мерцающем сером фоне. Грегор Фрейзер, остановившийся напротив, саркастически усмехнулся. Когда-то эти щиты пестрели от рекламы еды, сигарет и нижнего белья. С них вещалось о том, какой новый фильм вышел в прокат, о модных показах и о том, куда можно отправиться в отпуск… Тогда было другое время, другая жизнь…

Грегор вздохнул и, стряхнув воспоминания о прошлом, кажущимся теперь таким далёким, огляделся. Прохожие уныло брели мимо, бросая на щит равнодушные взгляды. Все привыкли. Тревожная надпись больше не вызывала ни страха ни паники. Маски, обтягивающие лица, словно вторая кожа, ни у кого не вызывали отвращения; они сделались неотъемлемой частью быта, или, выражаясь точнее, частью тела. Ибо снимать их запрещалось даже дома. Это было условием для возвращения под родную кровлю.

Люди приняли условия, приспособились к унылой жизни и больше не ропщут. Ещё бы! Кому же захочется быть аннигилированным? Все хотят жить, радоваться солнечному свету… и дышать!

Грегор шёл вперёд, куда глаза глядят. Да, ему было всё равно, ему нужно было лишь движение, чтобы упорядочить разрозненные мысли.

Он был болен. В начале он думал — простая простуда, пил травяные чаи, потом перешёл на антибиотики… Всё было напрасно. Притаившись на какое-то время, болезнь вспыхнула с новой силой.

Старинный полуразрушенный трёхэтажный особняк, поравнявшись с которым Грегор замедлил шаги, всё ещё хранил остатки былой красоты. «Здесь когда-то была библиотека...» – вспомнил Грегор. Устало опустившись на сбитую ступеньку высокого крыльца, он зашёлся в жестоком кашле.

– К этому шло, – пробормотал он, разглядывая алые кровавые пятна на рукаве холщёвой рубахи и снова поднимаясь. – Ну что ж…

Грегор Фрейзер был обречён. Он знал — эта прогулка будет в его жизни последней.

Вдали показался каменный мост. Слух Грегора, обострившийся в последние дни, уловил тихий шорох волн, разбивающихся о крутой берег. Река. Он всегда любил её, поверял ей свои тайны словно самому близкому другу. Впрочем, так оно и было. И теперь, в свой последний час он пришёл к ней.

Опершись на широкое каменное ограждение, Грегор задумчиво глядел на поблёскивающий в туманной дымке тёмный поток, пенящийся у опор, стремительно уносящийся вдаль. Когда-то обмелевшая, замусоренная, она была снова полноводной. Природа умеет залечивать свои раны…

Тяжёлые шаги патрульных нарушили идиллическую тишину сырого туманного утра. Поравнявшись с Грегором, они приостановились и, приказав повернуться, придирчиво оглядели его с ног до головы.

– Порядок, Чак, – кивнув, сообщил один другому, – маска на месте. Пошли.

Патрульные исчезли в густом сизоватом тумане.

– Я пришёл к тебе за советом, – прошептал Грегор, вновь обращая взор к водам реки.
– Ты знаешь ответ, – расслышал он в тихом шелесте вод. – Ты прав.

И тогда, отступив назад, словно нуждаясь в пространстве, Грегор сорвал маску. И…

Ничего не произошло. Воздух был абсолютно чист! Запрокинув голову, Грегор подставил разгорячённое лицо прохладному ветерку. Он дышал! О, какое это было наслаждение! Воистину, ради этого стоило жить. И не жаль было отдать жизнь за вздох. Но Грегор улыбался. Сейчас ему было всё равно. Отзвук приближающихся шагов доносился до него будто из другого мира.

Остановившись немного поодаль, патрульный с удивлением взирал на парня, без маски, – она валялась у его ног, словно скукожившаяся старая кожа, – и… не спешил наводить на него аннигилятор.

Грегор Фрейзер обернулся; на губах его была улыбка.