***
Солнце подкрадывалось к зениту, когда створчатые ворота раскрылись, пара за парой, впуская во чрево двора всадников в белых тюрбанах, откормленных верблюдов с паланкинами и вереницы чёрных рабов.
Адихмар, Мастер Теней, в красном полосатом кафтане, с золотым перстнем на пальце, угрюмо сидел в паланкине, укрытый зеленым балдахином с золотой бахромой. Позади него двигалось двое всадников на широкогрудых конях. За ними, на белом верблюде, ехал второй паланкин. Еще более вычурный, обитый шёлком и золотом. Окна скрывали кружевные занавески, отчего нельзя было рассмотреть, кто укрылся внутри.
Далее ехали воины охранения — люди, чья верность подкреплена сложным переплетением чар. За воинами шли невольники и рабы, чьим уделом было стать пищей младшим отпрыскам ашира Ардабиля. Замыкал процессию второй конвойный отряд, численно меньший, но состоящий исключительно из хафашей.
Копыта коней равнодушно топтали ковры, расстеленные в дворовой пыли. За воротами, по обе стороны пути, стояли слуги. Взгляд Адихмара внимательно скользил по склонившимся спинам, как будто подсчитывая, но на лице не отражалось ни тени эмоций. Черная чалма ярко подчёркивала его бледность.
Хафаши ашира в праздничных халатах, сняли его паланкин с верблюда и, на своих плечах, донесли до крыльца. Адихмар соскочил на ковровую дорожку из красного бархата, разостланную в его честь. Прямой, худой, сильный, он поднялся на ступени террасы и ступил в прохладные покои дворца Юнеса Яксыки. Перед ним вырос раб человек, с подкрашенными глазами.
— Пирр бессмертных Ардабиля идёт тебе на встречу, великий посол царя царей,— полным сладкой истомы голосом сказал раб и раздвинул занавес в арочном портале.
— Безмерно его величие! Велика его сила! Ужас в сердцах врагов!
Адихмар сделал несколько шагов вперёд, пройдя сквозь поднятую завесу. В полумраке комнаты, с деревянным полом и решетчатыми ставнями на окнах, светилась белой парчой высокая стройная фигура Юнеса. По обе стороны, полукругом застыли пятеро старейших после хозяина кровопийц клана.
Юнесу минуло три века, но внешне он навсегда остался в возрасте своего обращения. Тогда ему было лет двадцать пять. У него была бледная кожа, прямой аристократичный нос, хитрые глаза цвета потёртой бирюзы, в которых дрожали красные огоньки. Алые губы казались подкрашенными, но это был их естественный цвет.
Он спокойно сидел, смотрел, как Адихмар неторопливо идёт к нему и ждал.
— Славься Юнес Яксыки, принц Ночи, любимец Луны.
Головы, как требовал этикет, Мастер Теней не склонил. Не поклонился и Юнес.
— Ничтожнейший из хафашей приветствует посланника величайшего повелителя вселенной,— голос у Юнеса был мягкий, слащавый, создающий впечатление обманчивости и двуличия.— Не гневайся, что не вышел встречать тебя на порог. Полуденное солнце убийственно для старика моих лет.
Это была ложь. Он демонстрировал неудовольствие внезапным визитом.
— Удивлён видеть тебя, Мастер Теней,— продолжал он,— а не Гюлима, надеюсь удача не отвернула от него своего лика! И как поживают мои друзья Мургу и Маххарбал?
Скрытый смысл этих слов был таким: «Я ждал равного себе, или достойных мужей, но не раба».
Разумеется, Адихмар не мог на это смолчать.
— Повелитель отправил их вершить свою волю на другой край вселенной.
«У них есть дела поважнее ублажения мелкого царька вроде тебя».
— Что ж, окажи мне почёт, сядь рядом…
Юнес сидел, подобрав ноги, на золотом троне, похожим на блюдо. Всё, что не занимала его задница, покрывала парча его плаща и халата и посланец Саракаша вынуждено опустился на ковёр рядом с троном.
«Рабу место у ног».
— Какую весть ты прислал мне от величайшего повелителя?
Лицо Адихмара оставалось непроницаемым.
— Я прибыл к тебе обсудить важные дела. Они касаются счастья и благополучия народов Ночи и судьбы наших аширов. Хазред считает нужным оберегать верных слуг и по достоинству вознаграждать отличившихся.
«Я тебе не гонец. В моей власти решить, что будет с тобой и твоим кланом».
Юнес помедлил с ответом: очень не хотелось признавать победу за Адихмаром. Затылком он чувствовал на себе зоркие взгляды старейших, хоть внешне те и хранили полное безразличие.
Наконец он сказал.
— Слушаю тебя… Мастер Теней.
— Позволь мне говорить свободно. Я всегда чувствовал себя неуютно на пышных приёмах. Эта пышность одежд и многочисленное внимание, угнетает меня, заставляет подолгу искать нужное слово.
Глаза Юнеса сузились до двух голубых щёлочек. Красные огоньки в них, забились, заплясали как настоящее пламя.
— Хм.
Он повернулся, посмотрел на Старейших.
— Оставьте нас, дети мои.
Без малейшего протеста хафаши поднялись и покинули комнату.
Теперь они были наедине. Мастер принял непринуждённую позу, закинув локоть на трон. Говорить не спешил. Юнес не шевелился, только черты лица его стали резче, а выражение холоднее. Пряча под широкими рукавами ладони, он теребил массивный золотой перстень с рубином.
— Возрадуйся! — заговорил Адихмар.— Наш великий царь решил начать свой поход. Уже к началу следующей луны, его воины будут черпать шлемами воду из Апра. И твой ашир может делом доказать свою верность.
Юнес медленно кивнул, в знак понимания. Из своих трёхсот лет двести он провёл на вторых – третьих ролях, крепко уяснив за это время одно: за требованиями доказать верность всегда следует наступление на свободы и вольности. Нет, радости от грядущего он не испытывал.
— Из крепости у Саракаша есть два пути…— продолжал Адихмар, выдержав необходимую паузу.— На Азрабею, к горам, либо, он пойдет на Кадаман.
— И что же,— протянул Юнес,— должно повлиять на окончательный выбор государя?
— Зависит от того на сколько быстро падёт Стан-дур-Апар и другие переправы через Апр. Направлением через горы занимается Мургу. Переправой через Апр — я.
— Что ты от меня хочешь?
Мастер Теней наклонился вперёд так, что его лицо оказалось в ладони от безразличного лица Юнеса.
— Я хочу,— он выделил последнее слово,— чтобы Стан-дур-Апар пал быстрее Азрабеи.
Лицо ардабильского принца Ночи оставалось холодным, глаза не выдавали мыслей, но Адихмару не составляло труда догадаться, что сейчас бродит в его голове.
— Ты выглядишь недовольным выпавшей тебе честью,— уязвил его мастер Теней.— Разве не ты, первым примчался выразить покорность хазреду Саракашу?
В комнате было тихо. Только сквозь прорези решетчатых окон снаружи доносились резкие крики верблюдов.
— Если ты хочешь, чтобы я открыл городские ворота, то есть те, кто может это сделать успешней меня,— Юнес говорил медленно, с осторожностью подбирая слова.— А я умею ценить красоту женщин и лошадей, играть на сетаре и слагать песни.
— Нет. Ты говоришь так потому, что не осознаешь своей выгоды, почтенный Юнес.
Юнес едва заметно вздохнул и отвёл взгляд.
— В чём же она?
«Бездна ведает, сколько пройдёт времени, прежде чем Саракаш отвоюет ещё кусок Атравана. И всё это время он будет находиться на его территории. Как в норе живёт только один паук, так и дома может быть только один хозяин».
Отдавать своё владение, пусть даже оно продолжало бы считаться как бы его, Юнес не хотел. Совсем не хотел.
— Саракаш не задержится на отвоёванных землях,— приторный голос Адихмара наполнял пространство комнаты.— Готов поклясться в этом своим бессмертием. Он захватит мосты и уйдёт, оставив половину войска, для защиты переправ и привидения Кадамана к покорности.
— Ойе! — Юнес вздёрнул брови — единственное проявление эмоций на безразличном лице.— Ты думаешь, он уйдёт?
— Его помыслы устремлены на Север,— ответил Адихмар с вкрадчивой нежностью.— Туда, где когда-то находилось сердце его государства. Этим он грезит, о том только и говорит. А теперь ответь, любезный Юнес…
Он запнулся, выдвинул вперёд нижнюю челюсть, задумавшись.
— Если бы у тебя был конь, внешне неказистый, но быстрый, выносливый, лёгкий, против более старого жеребца… на кого бы ты ставил?
— На молодого, конечно. Говори дальше.
— Ты всегда был богат, знатен, не осквернял своих рук презренным чёрным трудом. Так взгляни же на того, кто щедро испил из той горькой чаши. Мой грех лишь в том, что я не смог отклонить от себя плети гневной судьбы. Бич несчастий гнал меня, покуда не загнал в ярмо. И хоть давно я перестал быть тем, кем был, и сбросил человеческое существование, как сбрасывают с плеч старый халат, память о том до сих пор пятнает меня, как сажа лицо у вора. Но всё изменилось. Я был никем, но мой дар сделал меня мастером Теней. Я познал многие тайны Ночи. Я, вернул Саракаша в наш мир. Мой конь быстр и лёгок, а конь Мургу одряхлел, постарел. Они не опередят меня к цели, но зачем ждать, когда конь под ним окончательно упадёт?
— Достаточно! Говори о другом. Что мне с того, если конь под Мургу падёт?
— Я стану первым советником Саракаша. И, когда придёт время, шепну в царское ухо, кого стоит назначить управлять территориями…
Юнес прервал его взмахом руки.
— Не говори больше ни слова! Я сделаю всё, что в моих силах. Друг.
— Друг,— мастер Теней перекатил языком, словно пробовал слово на вкус. Повторил: — Друг. Звучит интригующе. И приятно. А раз теперь мы друзья, прими от меня небольшой дар. Вели своим слугам занести сюда мой второй паланкин.
По зову пирра явились слуги. Услышав его волю они ушли и снова вернулись, неся на плечах наряженный паланкин. Подождав, пока они бережно поставят его на мраморный пол, Адихмар откинул шелковую ткань и помог выбраться пассажирке.
У нее была тонкая талия и широкие литые бёдра. Такое сочетание приобреталось многолетним занятиям танцами. На отягощённом браслетами тонком запястье волнующе билась синяя жилка…
Ардабильский пирр ощутил резкий приступ голода. Он облизнул губы, задышал часто. Хафаши редко позволяли себе полностью утолять голод. Кровь опьяняла ум, притупляла реакцию, лишала сил, наводила сонливость и вялость. Нет, сытый хафаш — мёртвый хафаш. В этот момент в нём ярко вспыхнула ненависть к Мургу, чья невоздержанность смотрелась насмешкой над ними.
Девушку подвели и поставили рядом. Юбка на ней тонкая, сквозь прозрачные шаровары видны стройные ножки.
— Жемчужина гарема эмира Мармаризана,— сказал Адихмар, снимая с её лица платок.
Юнесу открылось личико — юное, привлекательное, дразнящее сладостью маленьких пухлых губ. Огромные зеленовато-синие глаза смотрели с надеждой и страхом. Черные вьющийся волосы, рассыпались по острым плечам, десятком косичек.
— Чиста и непорочна…— он с восхищением осматривал дар: — Отчего ты грустна, нежная роза моего сада? Улыбнись. Я хочу видеть твою улыбку.
Очень робко девушка улыбнулась, приведя пирра в полный восторг.
— Какие острые белые зубки. Почти как мои!
Он растянул губы, выпуская длинные иглы клыков, но рассмеялся и тут же их спрятал.
— Как твоё имя? Ты, правда, была наложницей эмира?
Девушка в страхе отодвинулась, закрылась руками.
— Я Симмилис. Нуранка из Атуль-Калута. Я не успела ею стать. На мой караван напали ночные дэвы и я оказалась здесь. Этот хафаш (она кивнула на Адихмара), поклялся, что не обидит меня, если я буду покорной.
Он притянул девушку к себе, усадил рядом. Прикоснулся рукой к румяной щеке.
— Такая красота достойна бессмертия. Хочешь жить вечно, Нежная Роза?
Не дожидаясь ответа, он провёл кончиком носа от голого плечика, по волнительной шее, к мочке уха. Нежно поцеловал. Симмились судорожно вздохнула, прикрывая глаза…
Адихмар не шевелился. Весь напряжённый, он следил за его действиями с каким-то болезным вниманием. Он даже дышать перестал. Это оказалось на столько заметным, что Юнес, уже готовый погрузить клыки в жертву, остановился. Бирюзовые глаза пристально и подозрительно уставились на Адихмара.
— В чём дело, друг? — обеспокоился тот.— Тревога закралось в сердце твоё?
— Нет,— Юнес отстранился от девушки. Внутреннее сражение, накалом не уступавшее битве за Массаишь, не проявлялось внешне, но чувствовалось во взгляде, позе, дыхании. Голод и подозрения боролись друг с другом.
Симмилис медленно, неуверенно раскрыла глаза и посмотрела на него удивлённым, слегка затуманенным взглядом.
В битве Юнеса с самим собой наступила некая определённость. Старейший кровопийца Ардабиля встал и поднял за руку девушку.
— Подари мне блаженство, начни наш пир первым. Скрепим нашу дружбу как встарь.
Он не сильно, но уверенно толкнул её к Адихмару.
Лицо Мастера Теней приняло странное выражение, он невольно дёрнул рукой — на долю секунды могло показаться, будто его тошнит. Глаза Юнеса Яксыки, заметившего это движение, злобно сузились.
— Ты против? Её кровь не слишком хороша для тебя?
— Ты…— Мастер Теней шумно сглотнул, прикрывая рот кулаком,— предлагаешь мне испить первым?
— Да.
— И ты… готов быть вторым после меня?
— Мы же друзья.
Негромкий голос Юнеса приобрёл шипящие нотки, способные вызвать дрожь даже у смелого человека.
Адихмар глубоко вздохнул, вскинул голову и поклонился.
— Я приму твоё предложение. Но с условием. Мои клыки не осквернят дара. Она по-прежнему будет твоей.
С этими словами он вытянул из-за широкого пояса нож, схватил девушку за руку и резко полоснул её по запястью. Брызнула кровь. Он жадно приник к ране губами, начал пить, с противным причмокиванием. Симмилис запрокинула голову, широко распахнула глаза. Казалась, ей хочется закричать, но с раскрытых губ не сорвалось ни единого звука.
Юнес следил за ними обоими очень внимательно и непроизвольно мелко облизывался. Ему стало казаться, он разгадал колебания Адихмара. Мастер Теней боялся не яда, а не пройти испытания. Боялся дать волю неутомимой жажде и потерять будущего союзника.
Жажда! В Юнесе Яксыки снова взял верх ночной хищник. Он бросился на девушку словно хищник. Бесцеремонно схватил её за волосы, заломил гордую голову и с силой вонзил в её шею клыки. Глотнул её кровь, живую, горячую, вкусную. Он иссушал её глоток за глотком не в силах остановиться, не замечая, что Адихмар давно отстранился от раны и судорожно закрывает губы ладонью.
Он пил, ощущая невероятный прилив сил, который ранее не давала ему ни одна жертва. Грудь девушки вздымалась всё реже, из последних сил она цеплялась за жизнь. Где-то на задворках сознания мелькнула мысль, что надо остановиться. Подарок был слишком хорош, чтобы закопать его в землю. Очень медленно, спеша насладиться последними мгновениями, он оторвался от раны.
— Прекрасный цветок! — с наслаждением проворковал он, мерея взглядом обвисшую на его руках девушку.— Ты будешь вечно цвести под луной!
И в тот же миг, слизнув с губ последние солёные капли, Юнес понял, что в чреве его разгорается жаркий огонь. Ещё через миг нутро скрутило в нетерпимом приступе боли. Из глаз хлынули слёзы, тело изогнулось дугой. В животе словно засел дракон, прожигая дыханьем желудок. Пламя разгонялось по всему телу по венам, заполняя каждую клетку. Он раскрыл рот, но вместо дыма и пламени оттуда хлынула тёмная, почти чёрная, кровь.
Он попробовал найти Адихмара, но боль заполонила сознание. Он рухнул на пол, корчась в конвульсиях, более ничего не видя, не замечая вокруг, проклиная собственное бессмертие и мечтая лишь об одном. Скорее провалиться в бездну забвения…
Адихмар стоял на коленях. Его неудержимо тошнило выпитой кровью, и это было единственное его неудобство. Умирать в страшных мучениях он не собирался, как не собиралась умирать и Симмилис.
***
Недавняя жертва хафаша, стояла над умирающим. На миловидном личике играла улыбка злорадного торжества, когда от корчащегося в агонии тела стали отваливаться куски плоти. Потом она отвернулась, подошла к Адихмару.
— Тебе плохо, мой птенчик? Моя кровь не сладка для тебя?
И рассмеялась. Кровоточащей раны на её горле не было. И на запястье тоже. Затянулись.
Наклонившись, она подобрала выроненный Мастером Теней кинжал и вытянув руку, медленно надрезала белую кожу запястья. Мраморный пол обагрила свежая кровь.
— Проследи, чтобы мне никто не мешал,— приказала она, подставляя ладонь под карминовую струю.
Кое-как подняв себя на ноги, Адихмар покорно потащился к закрывающей вход занавеси. Девушка принялась чертить собственной кровью странный символ над полом. Карминовые капли тянулись вслед за её движениями, образуя идеально ровный круг. Один круг ложился в другой, в них вписывались различные геометрические фигуры и магические символы.
— Ахуд билль юмия, джужихи,— приговаривала она.
Рисунок набирал объём, пульсировал, словно живое существо. А потом, распирающая его изнутри магия выплеснулась наружу, меня и искажая заключённое в знаке пространство. Изменяться начала и сама Симмилис. У неё удлинились и загнулись ногти, превращаясь в чёрные когти. Ступни удлинились, деформировались, разрывая мягкие туфельки, ноги покрылись чешуёй до колен. С треском разошлась залитое кровью платье, обнажая пышные груди. За плечами выросла и расправилась пара больших, покрытых иссиня-черными перьями, крыльев. Зелено-синие глаза девушки стали раскосыми, приобрели темно-синий оттенок. Лицо сделалось демонически прекрасным. Это было лицо Лиллис. Царицы Гарпии.
Алое пламя, над контурами знака ярко вспыхнули и выросли втрое. Вздрогнул пол, а в зале пронёсся порыв затхлого ветра, взметнув на женщине-птице остатки одежд. Ткань пространства разорвалась неровной чернотой, из которой вихрем вырвались полупрозрачные существа. Лиллис вскинула руки.
— Сюда! Ко мне, мои птенчики! Берите свою плату! Разорвите всех, на ком нет моего знака!
Существа походили на клочья мглистого тумана, из которого вырастали и исчезали длинные когти, рога, оскаленные уродливые морды, птичьи клювы и лица. Бесшумным потоком они устремились мимо абаасы, мимо прижавшегося к стене Адихмара, сквозь закрывающий вход полог. Через миг оттуда раздался истошный крик, но крик быстро оборвался треском и противным булькающим звуком. Ещё через миг закричали и заголосили на улице.
Лиллис творила новое колдовство. Она снова порезала руку и чертила кровью на полу новый знак. Губы её шевелились в беззвучном шёпоте. Знак вспыхнул, загорелся, но не столь ярко, как первый. Из призрачного света в зал шагнул мужчина. Высокий, в чёрном пернатом плаще, с воинственной бородкой, тщательно выбритой под губой. Один в один Адихмар, только не столь потрёпанный.
Второй Адихмар с презрением посмотрел на скорченные останки в некогда белых одеждах. Шагнул к первому Адихмару. Пристально и придирчиво вглядываясь в его лицо, словно мечтая обнаружить изъян.
— Какая жидкая у меня борода,— сказал он, проводя ладонью по шее.— Совсем не идёт моему образу. Алал. Почему никто ни разу об этом мне не сказал?
Первый Адихмар сорвал с плеч тяжёлые парадные одеяния и со злостью швырнул их под ноги.
— Курва! — выругался он, скидывая с головы тюрбан. — Больше я на такое не пойду. Ни за что не пойду! Сидел и боялся, что он во мне живого почует. Ни пёрнуть, кур-рва, ни вспотеть…
Лиллис, поджав ноги, сидела на троне, привалившись бочком к подлокотнику и сцепив замком пальцы.
— Не серчай, птенчик, это древнее колдовство. Такое под силу снять лишь поцелуем истинной любви... так что да, мой маленький ястреб, тебе несказанно повезло, что Юнес оказался падок лишь на юных нуранских ас’дхари.
— Курва,— Дарик Борагус снова выругался, но уже с испугом.
Адихмар одернул занавеску, закрывающую выход. Переступил через скорченное тело невольника и распахнул двери. В зал ворвался горячий воздух, напитанный душным запахом бойни, пронизанный истошными визгами, сотрясаемый предсмертными криками и звоном оружия.
— Какой славный день. Разве можно от него прятаться, как скорпионы, по тёмным щелям? Насладимся нашей победой!
Запрокинув голову, он расхохотался.
Солнце, вошедшее в зенит, превратилось в злой красный глаз.