Гибельное манит

Артём Соломонов
И нашёл я, что горче смерти женщина, потому что она – сеть,
и сердце её – силки, руки её – оковы.
 
Екклезиаст 7:26
 
Мимо городского парка с его оголёнными и безжизненными кистями, в морозный январский вечер, когда под фонарями печально серебрились снежные хлопья, неспешно проходил молодой человек: на вид лет двадцати пяти, худощавого сложения, средненького роста. Шёл он довольно вяло, с отрешённым стеклянным взором, будто бы уже пережил какую-то трагедию. И вдруг, как на беду, у самого входа в парк, он встретил взгляд болотно-зелёных глаз, лисьих и коварных – сквозь чёрную вуаль шляпки на него взглянула незнакомка. Она оказалась несколько ниже его и в целом походила на дикую лису. Также она была в чёрном пальто и в столь же чёрных сапожках на высоком каблуке.
– Сегодня холодный вечер, не правда ли? – остановившись, произнесла она хрипловатым голосом, и лисья улыбка растянулась почти на всё её мраморное лицо.
– Да, довольно добрый вечерок! – выдавил юноша в ответ, поразившись её победной красоте, от которой веяло чем-то сладостным и вместе с тем роковым. – Извините, а мы знакомы?
– Нет, но можем познакомиться!
– Что ж, я не против! Не часто же случается знакомиться зимой, да ещё с такой эффектной дамой вроде Вас!
– Ммм... благодарю за комплимент! А Вы не будете против, если мы не станем друг другу представляться? Мы же взрослые люди как-никак!
– Да, как Вам будет угодно!
– В таком случае предлагаю сходить куда-нибудь. К примеру, в кафе...
– Да-да, я как раз хотел...
– После чего, – перебила она. – можно пойти, как все взрослые люди, в какой-нибудь приличный отель... Выпить там красного, побеседовать по душам... Словом, прекрасно провести время!
– Звучит довольно заманчиво! – вставил молодой человек.
– Ну что ж мы стоим? Скорее пойдёмте!
Она горячо поцеловала его в замёрзшие губы и, взяв под руку, быстро увлекла за собой. Ещё немного – и эти двое уже в полупустом кафе. Глотая горячий латте, он не сводил с неё глаз. Сидела она элегантно – нога на ногу, в короткой кофточке нефритового цвета с полосками, в чёрной полотняной юбке до колена, которая, однако, не скрывала её стройные ножки. Она властно положила руку на его ногу, и по всему его телу будто пробежала мощная волна электрического тока. После чего они оживлённо собрались и вышли на воздух.
– Вы не против, если я закурю? – спросила юношу эта дамочка с прежней хитрой улыбкой, доставая из кармана пальто небольшую пачку с тонкими сигаретами.
– Да, конечно... курите! – спокойно ответил он, будто бы нисколько не удивившись тому, что она курит.
Её длинные пальцы с ярко-красными ногтями взяли одну из сигарет и поднесли к столь же алым губам. Клубы лилового дыма понеслись куда-то в пространство, смешиваясь с россыпью каких-то сияющих блёсток.
По пути они забежали в супермаркет, чтобы купить бутылку вина, хлеба, колбасы и немного сыра, и поспешили в один из отелей неподалёку от кафе, в котором они ещё недавно сидели и пожирали друг друга глазами.
Войдя в номер, они сразу же сбросили с себя верхнюю одежду. Молодой человек искал штопор, чтобы открыть бутылку, а дама достала из шкафчика два хрустальных бокала. Открыв бутылку, он аккуратно разлил по бокалам напиток, после чего они подняли их, а от таинственной дамы даже прозвучал тост, в котором говорилось что-то про прекрасную ночь. Затем они медленными глотками смаковали налитое вино, расположившись поудобнее на мягком сиреневом диване.
– Знаете, это будет вечер откровений! – начала несколько развязно она, подёргивая кофточку в области груди, – Да-да, и ночь будет фееричной... Я это чувствую!
И после глубокого вздоха продолжила:
– Вот только история моя не очень-то весёлая... Я замужем уже как шесть лет, а последние два года... ну, как это сказать... как на айсберге! Ну, Вы меня понимаете...
– Да, я понимаю Вас! – тихо подтвердил юноша.
– Когда я была ещё совсем девочкой, – со слезами и с горькой усмешкою продолжила рассказывать она, а юноша сочувственно кивал и держал её за руку, – кажется, лет двенадцати или около того, мои родители решили развестись. В итоге я осталась с мамой, о чём потом сильно сожалела. Она ведь, маменька моя, быстренько нашла замену папеньке. Да, она нашла себе дяденьку, который, пока её не было дома, оставался со мной наедине и посвящал меня, как это сказать, в дела амурные! Вот! Словом, растлил он меня, маленькую и беззащитную девочку!
Но это ещё не всё! Самое интересное, что этот самый дяденька наградил меня скрытой формой туберкулёза! Да-да, мой юный любовник, Вы сейчас имеете дело с дамочкой, о которой ещё писал Дюма-младший! Вы же наверняка обратили внимание на мой бледный цвет кожи?!
От таких признаний её собеседник закашлялся и уронил бокал с вином.
– Вы это сейчас серьёзно?! – растерявшись вскрикнул он.
– Да, совершенно серьёзно! – столь же резко ответила незнакомка, подав ему новый бокал, в который он тотчас же налил вина и полностью осушил. – Но вы не пугайтесь так! Для заражения должно пройти куда больше времени, это ведь под одной крышей надо жить... Да и потом, я периодически проверяюсь... Я такой ужас пережила, пока лежала в палате с этими безнадёжно больными... Вы не представляете! Мне довелось столкнуться со смертью лицом к лицу. Боже, как же они мучились, бедняжки, до последнего вздоха харкая тёмно-алой кровью. Странно, что я вообще вышла оттуда. Просто эти подозрения не подтвердились, поскольку у меня, как выяснилось, скрытая форма.
После они много курили, болтали о разных пустяках, а затем, жадно впившись в его губы, точно желая согреться, она стала лихорадочно расстёгивать его ярко-синюю рубашку. Он стянул с неё кофточку, сразу же обратив внимание на её сиреневый бюстгальтер, который почти сливался с диваном и такими же шторами. А спустя какое-то мгновение перед его взором уже предстала вся её чахоточная нагота – на ней не было ничего, кроме чёрных сетчатых чулок. Она была под ним, и извиваясь, как змея, властно выкрикивала:
– Ну, давайте же... Я жду!
В эти минуты её похотливые зловещие глаза внушали ему не столько наслаждение, сколько великий ужас. Этот герой-любовник наивно надеялся в ней забыться, обрести, если угодно, некий выход, но вместо этого оказался в смятении и ещё большей несвободе.
– Должно быть, Вы моя погибель! – сорвалось с его дрожащих губ. – Да, всё сходится, Ваши зелёные глаза, и эта болезнь...
– Стоп! – хрипло прошептала дама, закрыв его рот одним пальцем. – Какая нам разница, что будет потом? А?
Спустя некоторое время это воплощение порока погрузилось в сон, а он неподвижно лежал с осознанием роковой ошибки, глядя на чёрную луну, висящую над замёрзшим окном в едва уловимом жёлтом обруче. Его хилое тело пробирал ужасный озноб, а в голове, как в калейдоскопе, путались разные бредовые мысли. В одной из них она даже поворачивалась к нему лицом, сквозь которое анатомически просвечивался её уродливый череп. И так он пролежал всю ночь и до самой весны, но только уже в своей квартире. А на утро восьмого апреля, в день Пасхи, он вдруг ощутил себя тем самым опустошённым прозрачным бокалом, который ещё недавно стоял неподалёку от его руки и смятого белья этой незнакомки. В этот день его не стало.