Человек открыл глаза. В палатке было темно. Можно было подумать, что сейчас ещё ночь, но снаружи, за тонкими брезентовыми стенками, раздавалось разноголосое пение птиц.
«Уже утро», - подумал человек и улыбнулся. Он любил лесное утро и его пернатых предвестников. Эти маленькие глашатаи точно знали, что ещё немного, и тьма будет побеждена светом, и наперебой радовались, возвещая всему миру о том, что наступает ещё один день. Как же хороша была их песнь! Человек лежал некоторое время не шевелясь и слушал птичий хор как благовест, как откровение жизни.
Птичье многоголосие начало потихоньку редеть. Это был признак того, что утро уже полноправно вступает в свои права. Человек выбрался из спальника, расстегнул полог и вышел из палатки.
Рассвет тут же обдал человека своей искристой свежестью, каскадом лесных запахов и звуков, среди которых он с удовольствием, как старого доброго друга, узнал звонкие переливы реки. На палатке и на траве лежали хрустальные капельки росы, рассыпанные в удивительно гармоничном порядке. Затерявшееся в верхушках высоких деревьев небо было серым.
Возможно, где-то на равнине было уже светло, но суровый лес не торопился принимать утро. Ночной сумрак всё ещё таился между стволов деревьев, клочьями свисая с мохнатых веток и нехотя, большим неторопливым змеем, уползал в овраг, оставляя за собой след из похожих на слёзы росинок.
Человек вдохнул полной грудью эту смесь леса, утра и ночи, и посмотрел на светлеющее небо. День обещал быть ясным. Это была его последняя ночь в лесу и последний день его похода. Сегодня вечером душная, грохочущая электричка доставит его в суетливый город. А завтра опять начнётся работа, быт… Всё то, что так или иначе называют жизнью.
Грустные воспоминания о завтрашнем дне заставили человека закрыть глаза. Ему опять не хватило времени. Он опять не успел…
Он провёл рукой по лицу, словно паутину, снимая нарастающее напряжение. Это будет завтра. А завтра ещё нет. Так же, как уже нет вчера. Есть только здесь и сейчас. И человек, подхватив котелок, по песчаному откосу заспешил вниз к реке.
Река была неглубокая, и сквозь её куда-то вечно спешащие волны было отчётливо видно песчаное дно, на котором жёлто-коричневым отражением поверхности воды бугрились такие же волны из песка. И казалось, что они, копируя игры своих водяных сестёр, спешат друг друга догнать, перегнать и весело побежать дальше, туда, где возле упавшей поперёк реки берёзы образовывалась небольшая запруда. Там река набирала глубину, и волны из песка терялись в ней. И лишь зеленоватая вода с хлопьями сердито пузырящейся белой пены деловито суетилась небольшими водоворотами и настойчиво искала себе путь под толстым берёзовым стволом.
Спустившись к берегу, обильно заросшему папоротником, человек присел, поставил рядом котелок и протянул руки к воде, чтобы умыться, но, увидев своё отражение, неожиданно передумал. Он снял с себя всю одежду и вошёл в реку. Вода была прохладная, бодрящая. Она нежно обняла человека за ноги, ласкаясь об него. Человек присел, ощущая её объятия своими ягодицами, животом, грудью и затем, когда вода дошла до шеи, он оттолкнулся ногами от дна и поплыл к запруде. От восхищения, нараставшего от получаемых ощущений, у него перехватило дыхание. Он чувствовал, как мириады ярких и чистых серебряных водяных искр очищают не только его тело, но и душу и с каждым движением очищение происходило всё глубже и глубже.
Наслаждаясь купанием, он доплыл до запруды и повернул назад. Подплывая к месту, где остались его вещи, человек залюбовался волнами из песка и, чтобы не разрушить их красоту, вплавь подобрался к берегу и не спеша вышел из реки.
Он с удовлетворением оглядел себя. Дни трудного путешествия, словно умелый скульптор, отшлифовали его тело. Исчез нажитый малоподвижной работой жирок и вместо него под загорелой кожей красовались бугры окрепших мышц.
Налетевший ветер завибрировал в стекавших по телу человека капельках воды. Эти вибрации перешли сначала на кожу, пройдя по ней лёгкими приятными мурашками, а затем проникли внутрь. Человек вдохнул этот ветер и почувствовал, как вместе с воздухом в него входит неведомая сила, укрепляющая тело и проясняющая дух. Стало настолько легко, что человек был готов ястребом воспарить вверх и закружиться над лесом. Подвластный неведомому инстинкту, он поднял голову вверх и посмотрел в небо. И вдруг он перестал чувствовать своё тело. Оно словно осталось где-то там, далеко, а он… Он забыл, как его зовут, и ощущал себя чем-то сильным и могучим. Он был везде и нигде. Он тёк водами реки и ветром летал между соснами, вставал огненным диском над горизонтом и звучал рассветной птицей. И ему было так странно смотреть в отверстия чьих-то глаз и видеть через них кончик носа, как нечто, клетку, в которую он был заключён неведомой волей и в которой теперь вынужден был пребывать.
Он вытянул перед собой руку и посмотрел на неё как на что-то, ему не принадлежащее. Большая стрекоза с огромными синими перламутровыми крыльями села человеку на предплечье и, глядя ему в глаза, удивлённо закрутила головой с боку на бок. Человек не спеша начал сгибать пальцы. Стрекоза, немного подумав, слетела с его руки и закружилась неподалёку. Человек проводил её взглядом и опять посмотрел на руку. Так же не спеша он начал разгибать пальцы. Увиденное озарило его лицо улыбкой, наполненной счастьем первооткрывателя. Он опустил руку и поднял ногу, несколько раз покрутил ступнёй и выпрямил ногу в колене.
«Какой совершенный механизм!» - с восхищением подумал он о своём теле, как о чём-то отстранённом. Эта мысль вдруг вернула его в себя. Он вновь почувствовал своё тело, опять сжал и разжал пальцы руки. Ещё раз счастливо улыбнувшись своему внезапному откровению, человек оделся, зачерпнул котелком воды из реки и стал подниматься к месту своей стоянки.
Костёр за ночь погас, но его не составило труда быстро разжечь заготовленными с вечера дровами. Человек некоторое время наблюдал за тем, как горит огонь, затем палкой разровнял охваченные пламенем дрова и поставил на них котелок. Пока закипала вода, он собрал немного растущих рядом трав – мяту, зверобой, чабрец – и бросил их в кипяток. Есть не хотелось, но человек знал, что следующий привал будет не скоро, и ему понадобятся силы. Помедлив, он сделал два бутерброда с салом, положил сахар в кружку и налил туда свежезаваренный чай из трав.
Почти механически позавтракав, человек опять спустился к реке и вымыл посуду. Поднявшись наверх, он остановился на верху песчаного откоса и посмотрел вниз. Там, в просвете между елями, папоротник весело заигрывал с рекой, касаясь её поверхности своими ветками.
Последний день… Человек уже много лет, к недоумению и неудовольствию близких, половину своего отпуска проводил один, уходя в походы по трудным маршрутам. Им, близким, было совершенно не понять, что заставляет его каждый раз взваливать на плечи огромный увесистый рюкзак, пускаться в длинный неизведанный путь и терпеть все тяготы и лишения походной жизни. Не мог этого объяснить и сам человек.
Он просто слышал зов. Горы и реки, леса и болота, степи и озёра – это они звали его, обещая раскрыть некую тайну. Каждый камень, каждая ветка и каждая капля настойчиво твердили, что человек должен что-то найти. Что-то, что поможет ему обрести истину. И он искал, интуитивно зная, что ищет себя, но каждый раз поиски приводили к тупику, оставляя его с обрывком ускользающей тонкой нити сути…
Обиднее всего было то, что человеку казалось, что он когда-то, очень давно, знал всё, о чём не имел понятия сейчас. Знал, но по какой-то причине забыл. И он силился вспомнить. Вспомнить, зачем этот зов и зачем он, человек. Но в который раз невидимое препятствие в памяти останавливало его и с силой отбрасывало назад, к самому началу поисков. И ему не раз приходили на ум слова Лао Цзы: «Ищете – и не найдёте. Не ищете и находите». Но не искать он не мог.
- Кто я? – в отчаянии крикнул человек.
- Я… - эхом отозвалось журчанье реки.
- Я… - выстрелив вверх снопом искр, повторил костёр.
- Я… Я… Я… - заскрипели в порыве свежего ветра сосны.
- Я… - выдохнула земля под ногами человека.
- Я… - задумчиво повторил человек.
Он ещё немного постоял в раздумье, потом подошёл к ближайшей ели и обнял её, тесно прижавшись всем телом. От ели шло тепло, и её кора была мягкой на ощупь. По щеке человека потекла слеза.
- Я забыл… забыл… - одними губами шептал он. – Но я вспомню. Я обязательно всё вспомню.
Погладив ствол ели ладонью, человек начал собираться. Солнца ещё не было видно из-за верхушек деревьев, но его лучи щедрой позолотой уже начали раскрашивать стволы высоких сосен. Палатка была сырая, но у человека не было времени ждать, когда она просохнет. Он выдернул крючья креплений из земли, вынул стойки, и верное жилище упало к его ногам бесформенной грудой брезента.
Когда рюкзак был уложен, человек достал из бокового кармана маленькую лопатку и, опустившись на колени перед догорающим костром, принялся забрасывать его сырой землёй. Угли протестующее зашипели, но вскоре их красные глаза потухли, скрывшись за слоем почвы. Человек поднялся на ноги, отряхнул колени и направился к рюкзаку.
Он достал карту, компас и ещё раз старательно изучил свой маршрут. Затем уложил лопатку и карту в рюкзак, не спеша надел его на плечи и замер, глядя на свою ночную стоянку и окружающий лес. Там всё ещё скрывалась тайна. Тайна, которую он до конца так и не смог постичь.
- Благодарю… - прошептал человек и увидел (или это показалось ему?) как та самая ель, к которой он подходил, качнула на прощание своей дремучей, свисающей до самой земли, лапой.
Человек повернулся и пошёл в направлении, которое указывал компас. Длинный пушистый изумрудный мох мягко пружинил под подошвами походных ботинок. В воздухе пахло хвоей и ещё чем-то неуловимым, но очень важным для человека. Тем, что всё время заставляло его возвращаться для того, чтобы наконец понять, что же это такое.
«Скоро должна показаться тропа, которая выведет меня из леса к дороге», - подумал человек.
Вдруг под его ногами, нарушив лесной покой, громко хрустнула ветка. Вторя ей, за молодыми ёлочками заскрежетала старая сухая сосна. Человек остановился и настороженно огляделся, но вокруг снова воцарилась тишина. Человек поправил рюкзак и, вздохнув, продолжил свой путь.
Лес задумчиво смотрел ему вслед.