Апостолы Русской Свободы.
ДЕКАБРИСТЫ НА СЛЕДСТВИИ
П.И. ПЕСТЕЛЬ.
Что касается главы тайного Южного общества, сразу уточним, что Павел Пестель, будучи арестован ранее всех прочих, в Тульчине был допрошен сразу на месте. Он повёл себя вполне достойно. Ему задал вопрос генерал Чернышёв:
- Известно ли Вам, господин полковник, о тайном противуправном обществе? –
- Что вы, господа?! – удивился Пестель. – Я не могу понять, о чём идёт речь! -И он спокойно улыбнулся. – Уж ежели вы сами нечто выдумали, то, полагаю, следует о сем вопрошать друг друга. –
Но генерал не смутился и продолжил:
- А сознайтесь, что вы были не токмо участником такого тайного общества, но и, скажу более, являлись его руководителем. –
Пестель ответил:
- Простите, генерал, но я не понимаю Вас. Я руководитель некоего общества? Мне весьма трудно уяснить Ваши домыслы относительно упоминаемого предмета нашей беседы. –
И далее битых 2 часа речь происходила в прежнем ключе. Наконец, допрос был прекращён, поняв, видимо, что сие не по силам вопрошавшим. Полковник упорно отговаривался незнанием. А посему в протокол занесли следующее:
«Опрошенный Пестель показал, что никогда не был членом ни гласнаго, ни тайнаго учёнаго обществ в России. И посему отговаривается незнанием ни названия, ни цели, ни занятия такового».
А 3 января 1826 года его как опасного злодея, в цепях, доставили в Петербург. Коменданту Петропавловской крепости генерал-майору Сукину вручена сопроводительная записка государя «Пестеля поместить в Алексеевский равелин, выведя для этого Каховского или другого из менее важных». Внизу стояла подпись с многочисленными завитушками росчерком «Николай».
А уже 4 января, по приказу императора, Пестеля в оковах привезли в Зимний дворец. Ввиду особой важности, ему придаваемой, сие осуществили в тайне от всех.
Через некоторое время конвоиры получили распоряжение «Оковы снять и доставить злодея Пестеля в библиотеку» Эрмитажа, которая располагалась в нижней части дворца.
Павел Иванович стоял в зале библиотеки и молчал, лишь поглядывая по сторонам. У дверей застыли два солдата-конвоира с ружьями и примкнутыми к ним штыками. Тишина нарушалась дыханием людей. Мерно колебалось пламя свечей в канделябре на столе у окна.
Наконец, послышались неторопливые шаги в коридоре. Двери распахнулись и вошёл новый царь. Он был одет в парадный гвардейский мундир. Пройдясь по зале взад и вперёд, он остановился у окна, перед столом, и поворотился к Пестелю, который по-прежнему молчал, созерцая императора в полковничьем мундире. Их глаза встретились. Синие, с ледяным взором, Николая и карие, спокойные, Пестеля.
- Да, сударь, не ожидал я такой встречи, - произнёс скрипучим голосом Николай. – И, доложу Вам, меня весьма печалит сей факт. Как можно было Вам, смелому офицеру, герою минувшей кампании, оказаться вдруг в рядах гнусных заговорщиков, желавших умерщвления всей императорской фамилии?! Ну, что же вы молчите, сударь? Стыдно, батенька, стыдно! –
Царь разыгрывал роль доброго отца нации. Делалось сие, дабы вызвать раскаяние допрашиваемого и расположить его максимально к откровенности.
— Вот, - продолжил Николай, - видя, что собеседник молчит и посчитав такое его поведение за раскаяние. – А теперь везут вас через пол-России в оковах, содержат в крепости как злостного, отъявленного разбойника! А, сударь, каково мне видеть сие?! Что теперь прикажете делать, а? –
Продолжив задавать вопросы, Николай прохаживался по библиотечной зале. Со стороны могло казаться, что он разговаривает сам с собой, задавая вопросы и не получая ответа на них.
Пестель продолжал стоять молча, лишь слегка поворачиваясь лицом к собеседнику и потихоньку разминая затекшие от оков руки.
Наконец, царь не выдержал и остановился прямо напротив Павла, вперившись в него взглядом сверху вниз, так как был на целую голову выше ростом. Пестель же не отвёл взгляда и, наконец, произнёс:
- А Вы, Ваше высочество, какого ответа от меня можете ожидать? Дабы я подтвердил свои крамольные, по вашему мнению, намерения либо возразил что-либо в ответ на сии нелепые обвинения? А сами, меж тем, даже без суда, подвергли меня аресту и поместили в узилище, куда привезли, яко татя?!
- Что – о?! Я для Вас, сударь, уже не Ваше высочество, а величество! – резко вспылил Николай. Потом, помолчав, добавил: -Хотя, вполне вероятно, Вам сие и неведомо, поскольку находились в изоляции, что может извинять такое обращение к царствующей особе. –
- Да что Вы говорите, Ваше высочество?! Я действительно оставался в неведении о том, что Вы взошли уже на престол Российской империи. О сем меня, арестанта, Ваши тюремщики известить не изволили. Но, смею уверить, есть ещё причина, коей я руководствовался, именуя Вас таким образом. Я, находясь в узилище, к присяге никем не приводился, а посему, Вы покуда, действительно, остаётесь для меня, кем были и ранее – Вашим высочеством, - негромко, но чётко ответствовал Пестель.
Губы Николая побелели от еле сдерживаемого гнева, а глаза из тёмно-синих стали более похожи на рыбьи, бесцветные. Они так и сверлили испепеляющим взором дерзновенного полковника.
- Однако, - после длительной паузы, произнёс император, - сие упущение и исправить недолго. Но Вы, господин полковник, так и не изволили ответствовать на мои вопросы. Что подвигло Вас и Ваших приятелей на столь возмутительное выступление противу правящей династии и государственной власти? –
Немного помолчав, Пестель ответил:
- А чего же тут непонятного, Ваше высочество? (он опять сделал упор на такое титулование, от коего у нового монарха надулись на скулах желваки) – Мы, как Вы изволили выразиться, с моими приятелями, желали токмо справедливого устройства государства и общества, во благо матушки-России, дабы не могли все и вся зависеть от сиюминутного настроения тиранов. И никоим образом сие заговором не назовёшь. Это лишь движение честных сердец и лучших умов передовых русских во благо народа своего. –
Царь буквально опешил от таковой дерзости ответов. Всеми силами он пытался держать себя в руках, чтобы не вспылить и не сорваться на крик в адрес наглеца-полковника.
И по этой причине, после ответа Пестеля последовала довольно продолжительная пауза, прерываемая токмо взволнованным дыханием императора. Наконец, взяв себя в руки, он решился продолжить:
- А скажите, господин полковник, много ли таковых приятелей состояло в вашем заговоре, где хранятся их списки? –
- О-о! «Ваше высочество, - произнёс в ответ Павел, — да Вы, пожалуй, вдоволь выслушали доносчиков, кои наплели Вам Бог весть что о таких честных русских людях, как я!» Ежели желаете знать, то это вовсе и не заговор отдельных личностей, а желание всего народа русского стать свободным и жить в справедливо устроенном государстве, кое бы заботилось о приумножении счастья и блага своего населения. Вот, как-то так сие и было всё. Более сказать мне Вам нечего. И, ежели у Вас на сей час вопросов ко мне более нет, прикажите воротить меня в камеру, дабы можно было отдохнуть после долгой дороги с Украины досуд. –
Николай дрожащими пальцами схватил со стола колокольчик и коротко позвонил.
В залу вошёл дежурный офицер. Император распорядился увести узника, после чего вернулся к столу, поворотился к окну и долго так стоял, заложив руки за спину. Затем сел, подвинул к себе ежедневник и сделал следующую запись: «Пестель был злодей во всей силе слова, без малейшей тени раскаяния, с зверским выражением и самой дерзкой смелости в запирательстве: я полагаю, что редко найдётся подобный изверг».