Старый дом

Андрей Викторович Пучков
УДАЧА… С ТРЕТЬЕЙ ПОПЫТКИ

– Ну что же, милочка, поздравляю! Тебе, можно сказать, повезло. Сразу же после детского дома получить нормальное жильё – это, знаешь ли, бывает о-о-очень редко! С этими словами чиновница из местной мэрии положила передо мной пластиковую папку с документами,
– Ознакомься, пожалуйста, – сказала она и уставилась на меня круглыми глазами, увеличенными линзами очков. Я, волнуясь, открыла папку и вытащила бумаги. Технический и кадастровый паспорта на дом, ордер, справки из ЖКХ – о том, что долгов нет… Всё нормально, кроме одного: это – дом, частный дом. Я потихоньку вздохнула, мысли пришли в голову невесёлые: «Вот же… блин, а! Почему мне так не везет-то?! Если отдельно стоящее строение – то хана, однако. Жить в таких домах, как правило, невозможно. Да и собственно квартиры нам, детдомовским, достаются в приличном состоянии крайне редко. Если сейчас откажусь, то это будет моим третьим отказом, и больше жильё мне уже предлагать не будут. И только через суд можно будет получить от государства крышу над головой.


Но на судебные тяжбы годы уходят! А где жить все эти годы?» И я ещё раз, уже не скрываясь, тяжело вздохнула. Каждый раз, как вспомню мою «квартирную эпопею» – так вздрогну, и есть отчего вздрагивать. В первый раз мне как сироте и выпускнице детского дома была предложена полностью выгоревшая угловая квартира на первом этаже девятиэтажного дома. В стык бетонных плит свободно проходила моя ладонь и была видна улица. Во второй раз – я чуть было не стала хозяйкой отдельно стоящего домика, маленького, аккуратного. По всему было видно, что он содержался в порядке. Это был бы прекрасный вариант! Но… Я даже переступить его порог не смогла: в доме умер его хозяин, и тело, разлагаясь, пролежало всё лето. Трупный запах никакой краской не замажешь, его впитывает и дерево, и кирпич. Казалось, стены дома пахнут даже снаружи. Ужас! Я – не пугливая, и если бы тело убрали вовремя, наверное, согласилась бы вселиться в этот дом. Но – запах…


Видимо, поняв причину моего горестного вздоха, чиновница сняла очки, потерла глаза и, подслеповато щурясь, снова посмотрела на меня.
– Я понимаю, о чём ты думаешь, – вдруг улыбнувшись мне, сказала она и развела руками: – Ничего не поделаешь, такова система. По крайней мере, пока. Но, поверь: всё больше и больше сиротам стали давать нормальное жильё, да ты и сама об этом знаешь. Ну да, я об этом знала, однако сама в число этих счастливчиков пока никак не попадала.
 – Но, смею тебя заверить, дом, который я тебе предлагаю, очень хороший. Можешь мне поверить: до революции умели строить, это не нынешние импортные «шабашники». Дом ещё три сотни лет простоит, можно сказать, без капитально ремонта, большой, двухэтажный, шесть комнат, участок приличный, ограда добротная. Женщина встала из-за стола и подошла к окну.


Молчание затягивалось, и тогда я спросила, глядя в спину хозяйки кабинета.
– Если дом такой большой и хороший, почему вы отдаёте его мне? Для этого, наверное, есть веская причина? Где находится этот дом? Что в нём случилось?


Чиновница молча вернулась на своё место за столом, опять водрузила на нос очки и пробормотала: – Слишком много вопросов… Но, ладно, давай по порядку. Отдаем тебе потому, что больше никто его брать не хочет. Сиротам, вроде тебя, уже дважды предлагали. Два парня прожить в нём смогли по месяцу, затем оба пришли ко мне и, ничего не объясняя, отказались от этого дома. Не хотим, мол, там жить – и всё! Сняв в очередной раз очки, женщина с уже заметным раздражением швырнула их на стол.
– Место, где дом стоит, хорошее. Там ещё до Советской власти ставили свои особняки зажиточные люди. В этом доме, согласно имеющимся документам, жил инженер со своей семьёй. Что с ними стало – неизвестно. О том, что в доме что-то случилось, тоже нет информации. Вроде бы дом как дом, но в нём никто не хочет жить! Мы его продавали, наверное, раз десять. Покупатели находились быстро, однако, самое большее, опять же, через месяц сделку купли-продажи расторгали. И дом опять оказывался у нас на балансе.
– А почему? – осторожно спросила я и сжалась от предчувствия того, что мне сейчас ответит чиновница.
– Почему? – усмехнувшись, переспросила меня женщина. – Да чёрт его знает – почему! Мы даже собственными силами провели что-то вроде расследования и ничего плохого не обнаружили. Остаётся только одно, вернее, мы подозреваем, что дело в соседях. Склочные, задиристые соседи, которые не дают спокойно жить людям. Бывают, знаешь ли, такие людишки, от которых действительно сбежать охота!


Я смотрела на женщину и чувствовала, как моя физиономия расползается в улыбке. О господи, неужели мне наконец-то повезло? Меня, прожившую всю свою жизнь в доме, где правили бал две сотни малолетних чудовищ – таких же, как и я сама, неужели испугают какие-то там крикливые соседи! Заметив мою улыбку, женщина тоже улыбнулась:
– Ну что же, я вижу, отказываться от предложенного жилья ты не будешь? Я, продолжая улыбаться, покачала головой, явно давая понять, что не буду.
– Тогда, распишись, пожалуйста, вот здесь, здесь… Оставив ей кучу автографов, я забрала папку с документами и, попрощавшись, поспешила к выходу.

ОН – МОЙ И ТОЛЬКО МОЙ!

Место, где стоял дом, действительно было красивое. В этом я успела убедиться, пока ехала на такси, вольготно откинувшись на заднем сиденье. Асфальтированную дорогу обступали большие сосны, росшие не очень густо и потому не производившие впечатления «тёмного» леса. Перемежали сосняк белоствольные берёзы, оставляя впечатление лёгкости и какой-то «светлости» всего леса, в котором рядом с дорогой разместились добротные дома и коттеджи. Проехали мы, наверное, километра три, пока наконец таксист не сказал: – Всё, приехали! – и приткнул машину носом к воротам из металлических прутьев, которые составляли какой-то геометрический узор.


Я отдала деньги, поблагодарила таксиста и, выбравшись из машины, с наслаждением потянулась. Честно говоря, сделала это специально для водителя: не понравился он мне, глазки какие-то «липкие», неприятные, брр! Дождалась, когда у мужика отпадёт челюсть и побегут слюни. А по-другому и быть не могло, так как ножки у меня стройные, длинные, а юбка короткая. Да и вся целиком я очень даже неплохо выгляжу – и спереди, и сзади. Спереди – так вообще: не каждая блузка застегнётся! Да и мордашкой бог не обидел. Видимо, хотя бы в этом ОН решил меня пожалеть…


Послушав немного, как водила шлёпает губами, я подхватила большую сумку и направилась к калитке, машинально отметив, что метрах в пятидесяти, на другой стороне дороги, имеется автобусная остановка, на которой в данный момент находились две женщины. Калитка была уменьшенной копией ворот, что, на мой взгляд, красиво и не лишено изящества. Всё это «входное» великолепие держалось на трех кирпичных столбах, которые, к сожалению, немного уже обкрошились. Калитка на удивление легко открылась, и я потопала по вымощенной камнями дорожке к дому.


Участок, на котором стоял дом, был не очень большой и, откровенно говоря, «диковатый»: невооружённым глазом было видно, что за ним никто не следил и он успел прийти в запустение. Подойдя ближе к дому, я опустилась на очень кстати подвернувшуюся под мой зад скамейку и чуть не всплакнула от умиления. Это был не дом, а мечта любого обеспеченного человека, я уже молчу о детдомовке вроде меня! Строение каменное, вдоль всего фасада протянулась терраса, огороженная каменными перилами. С террасы, собственно, можно было войти в сам дом через двойные массивные двери. С обеих сторон от входа находились большие окна, почти во всю ширину стен. И самое, на мой взгляд, прекрасное: роль крыши этой террасы играл балкон второго этажа, протянувшийся также вдоль всего фасада. Опирался балкон на четыре изящные колонны, две из которых расположились у входа и две – по краям террасы.


Я посидела ещё немного, преодолевая волнение. Сделав вывод, что хорошего много не бывает, решила посмотреть, что там внутри. Отперев замок ключом, который мне вручили вместе с документами о владении этой роскошью, вошла в дом и поняла, что сказка продолжается. Прямо от дверей начинался просторный холл, у правой стены которого пристроился самый настоящий камин. Напротив входной двери, у задней стены обнаружилась лестница, ведущая на второй этаж. С левой стороны виднелся вход ещё в какое-то помещение. Я с удовольствием вдохнула затхлый воздух и повернула налево. Там оказалась большая кухня, посреди которой стоял здоровенный старинный стол. Он был красивый, на резных ножках, его, видимо, только поэтому и не выкинули, несмотря на то что полировка всей столешницы покрылась паутиной мелких трещин. Вдоль одной из стен стояли несколько тумб, по красоте – под стать столу, в одну из тумб встроена мойка.


Я вышла из кухни и под лестницей, ведущей на второй этаж, обнаружила ещё одну дверь. Эта дверь была вагонного типа и сдвигалась в сторону, что мне крайне не понравилось. Гм, видимо, у одного из бывших хозяев дома с вагонами было связано что-то приятное… Заглянув в «вагон», поняла, что попала в довольно приличный санузел, стены которого были облицованы крупной плиткой салатного цвета, конечно, не самый мой любимый цвет, но – сойдёт! Это чрезвычайно полезное помещение содержало в себе ванну и унитаз. Оценив помещение и воспользовавшись одним из приборов сантехники по прямому, так сказать, назначению, двинулась обозревать второй этаж.


Лестница была удобная, не очень широкая, но и не узкая, в самый раз, как для меня делали. На втором этаже прямо от лестницы начинался ещё один холл, в котором было такое же, как и на первом этаже, большое окно. Двери, расположенные слева и справа, вели в две большие спальни. Я побывала в обеих и обнаружила, что из спален на балкон ведут двери. Причём в одной из спален сохранились старинная железная кровать, комод и зеркало, совмещённое с тумбой, стоящей на полу. Зеркало привлекло мой внимание: оно было старым, но, однако, на нём не было ни одного безобразного развода, на которые я насмотрелась в детском доме. Оно было идеально чистым и целым. По всей вероятности, это была женская комната, так как стены были обтянуты давно выцветшим и почти совершенно потерявшим свой цвет розовым полотном.


По всему было видно, что предыдущие хозяева, став владельцами особняка, с энтузиазмом брались за ремонт. Закончить они его, конечно, не успевали, но следующий хозяин непременно продолжал дело предшественника. И в результате, с удовольствием отметила я, мне достались полностью отремонтированные холл, кухня и одна из спален на втором этаже. А большего в данный момент мне и не надо!

СОМНЕНЬЯ ПРОЧЬ,
ДА ЗДРАВСТВУЕТ УЮТ!

Осмотрев весь дом, я вышла на террасу, оттёрла от грязи и пыли забытое кем-то из предыдущих владельцев пластиковое кресло, уселась в него, опять вытащила из папки бумаги и принялась ещё раз внимательно их изучать, попутно делая для себя выводы и – сомневаясь. Слишком уж хорошее место, слишком хороший и большой дом, чтобы их вот так вот взять – и отдать простой детдомовке! Я примерно представляю, сколько миллионов это сокровище может стоить, но подозреваю, что, скорее всего, не смогу назвать его реальную стоимость. Положив папку с документами на перила террасы, тяжко задумалась. И чем больше думала, тем неуютнее мне здесь становилось, да так, что я начала нервно оглядываться по сторонам.


«Ну, хорошо, – начала я рассуждать, – если кто-то из власть имущих решил завладеть этим домом, то он не может этого сделать по одной причине: дом принадлежит государству, вернее, он находится на балансе местного муниципалитета. Так? Так! А значит, чтобы вывести его из-под надзора местной мэрии, его надо кому-то «впарить», вернее – продать. Так? Так! Они его впарили мне, и после этого меня, скорее всего, должны будут убить. Ну а что? Родственников у меня нет, наследников – тоже, вот и получится, что дом брошен. И тогда местная мэрия будет делать с ним всё, что захочет. Например, продаст кому-нибудь своему, за копейки».


Я встала и принялась ходить по террасе, лихорадочно обдумывая ситуацию. «Нет, ерунда какая-то получается. Во-первых, я смогу приватизировать этот дом только через пять лет. Если меня «грохнуть» сейчас, то дом благополучно опять повиснет на балансе муниципалитета. А им оно надо? Скорее всего, нет, если уж они его мне отдали. А может, они решили подождать пять лет и потом меня убить? Нет, тоже фигня какая-то: за пять лет я могу пять раз выйти замуж, родить пятерых детей от разных мужей, и тогда вокруг моего трупа будут скакать минимум пять прямых наследников и человек тридцать со стороны бывших свекровей. Нет, тоже не вариант».


Вдоволь находившись по террасе и устав, я опять уселась в кресло. «А почему, собственно, они не могли убить тех, кто в частном порядке купил у них дом? Да потому, что это какой-то бред с моей стороны». Поняв, что окончательно запуталась, я взяла себя в руки и успокоилась. По крайней мере, пять лет об этом можно не думать. Переночевала вполне нормально: на кухне взгромоздилась на стол, положила под голову сумку, укрылась курточкой и проснулась только утром. Я, конечно, пробовала устроиться на втором этаже в «розовой» спальне на кровати, но – тщетно: пружины из неё слишком уж выпирали. Так что даже мне, привыкшей к спартанским условиям детского дома, лежать на них и тем более уснуть было невмоготу.


Утром, сидя в уютном кафе с газетой в руках, я пила кофе и выискивала по объявлениям, где бы подешевле купить мебель с рук и желательно в одном месте, чтобы поменьше платить за доставку. Минут через двадцать нашла то, что мне нужно. Созвонившись с владельцем, позвенела для него голоском, похихикала – и через полчаса уже разглядывала мебель, расставленную в большом гараже. Продавец – молодой человек лет двадцати пяти, довольно приятной наружности – готов был мне отдать всё задаром, когда я в своей фирменной юбке посеменила перед ним ножками, несколько раз нагнулась, проверяя мягкость дивана и кровати. А уж когда я прилегла на этом самом диване, проверяя, удобно ли мне, он чуть в обморок не упал. Хороший, в общем, человек.


Мужики из службы доставки оказались покладистые, быстро растащили мебель по комнатам. Самый молодой из них скромно предложил свои услуги по проверке мебели на прочность, однако, услышав лаконичное «есть кому», извинился. Шустро загрузившись в свою «газельку», мужички укатили.


«Ну вот! Теперь у меня для жизни есть всё, что надо», – с удовольствием думала я, сидя на диване и разглядывая кресла, установленные в холле первого этажа. На кухне появились вполне приличные электроплита, два стула и посуда, которую я прикупила ещё по пути за мебелью. Ну и в моей спальне удобно расположились кровать, комод и шифоньер. Живи – не хочу! Я хотела!


…Два дня отмывала и отскребала от грязи и пыли дом. Ещё два дня приводила в порядок прилегающую территорию, и теперь мне не было за нее стыдно. Газоны и кусты, конечно, не подстригала, но получилось всё довольно-таки неплохо. Две недели, отведённые мне на обустройство, пролетели незаметно, и, в конце концов, пришло время выходить на работу.


Моё умение очень хорошо рисовать позволило мне, после небольшого испытания, устроиться на работу в местный театр. Помощник оформителя – вполне себе достойная профессия, зарплата, конечно, небольшая, но на питание мне должно было хватить. Ну и, конечно же, я подрабатывала, не без этого. Каждые выходные выбиралась в парк и, в компании с другими непризнанными талантами, рисовала отдыхающих, что приносило весьма ощутимый дополнительный доход.


В театре тоже сложилось всё более-менее удачно. Мой непосредственный шеф, художник-оформитель, являлся престарелым фанатом своего дела. Он на полном серьёзе считал, что всемирно признанные гении вроде Сурикова или Айвазовского ему и в подмётки не годятся, так как они никогда не рисовали афиши и не расписывали декорации на сценах. Может быть, они в начале своей карьеры, конечно, и занимались такими делами, но мой фанатичный начальник этого не знал, да и узнавать-то не стремился. А когда я энергично поддержала его в теории, что все художники должны пройти суровую школу театра, я стала его другом.
На мои прелести он внимания не обращал совершенно, и я была рада, что смогла найти работу благодаря своему таланту, а не смазливой внешности.

СТРАННАЯ «РОЗОВАЯ» СПАЛЬНЯ

Прошло уже два месяца – и ничего! Всё нормально! Никто меня не беспокоил, никто из соседей ко мне не приходил, и никто в гости не напрашивался. Хотя, честно говоря, по прошествии месяца я чувствовала некоторое напряжение, которое сама на себя и нагнала, вспомнив, что все предыдущие жильцы уже буквально через три-четыре недели сваливали прочь из этого дома. На работе у меня появилась пара подружек, играющих второстепенные роли в спектаклях, и жизнь покатила своим чередом. Она катила спокойно до тех пор, пока одна из моих подруг не осталась в очередной раз у меня ночевать.


Утром я, как обычно, зашла в «розовую» спальню, где всегда спала подружка, когда оставалась у меня с ночёвкой, и она спросила: – Когда, в конце концов, будут ободраны эти кошмарные стены? Когда будут наклеены нормальные обои? Я с энтузиазмом поддержала её мысль и пообещала:
– В ближайшее время этим и займусь. Мы ещё некоторое время обсуждали, что в этой комнате надо будет переделать, что – выкинуть, и всё в таком же духе. …А ночью, когда я уже засыпала, в этой самой «розовой» спальне неожиданно раздался какой-то грохот. Я, не побоявшись, включила свет, зашла в комнату и увидела: на полу лежит тумбочка. Это было странно, ведь сама по себе тумбочка упасть не могла. Но я решила не обращать внимания на это обстоятельство: мало ли, может, стояла не очень устойчиво – вот и упала.


Следующий день прошёл как обычно. Я отработала, ползая на карачках по «лесам», расписывая большую афишу, которую мы готовили к началу какого-то там по счету театрального сезона. Мой «фанат»-шеф был очень доволен и сообщил, что мы «идём с опережением графика». Куда мы идём и какой график «опережаем», было непонятно, спрашивать же постеснялась, а то ещё подумает, что его помощница – бестолковая и в высоком искусстве ничего не понимает.


После работы сходила с подружками в кино. Когда добралась домой, на улице уже темнело. Рассиживаться долго не стала. Поужинав, направилась спать, прихватив с собой на всякий случай тяжёлую удобную палку, которую нашла на участке ещё в первые дни проживания и специально привела в порядок, чтобы использовать в качестве орудия защиты. Ещё не успела заснуть, когда услышала, как в «розовой» спальне кто-то топает, ходит взад и вперёд. А потом раздался грохот: что-то тяжелое упало на пол!


«Опять тумбочка!» – машинально подумала я, сжимая в руках свою спасительницу палку. Хлопнула дверь «розовой» спальни, и послышались чьи-то шаги, приближающиеся к моей комнате. Кто-то замер возле двери. Послышалась возня, и дверь слегка вздрогнула от удара.


Вытаращив глаза, я соскочила с кровати и замерла посреди комнаты, замахнувшись палкой для удара. Мне было страшно! Мне было реально страшно. Однако это был только страх, а вот ужаса, заставляющего бежать и терять рассудок, не было! Я чётко осознавала: кто бы сейчас ни зашёл в мою спальню, ему не поздоровится, он будет огрет моей тяжелой дубиной. Если этот «кто-то» топает, значит он имеет какую-то плоть. И после удара наверняка пожалеет, что ввалился в спальню к слабой девушке. Порог моей спальни может переступить только тот, кого я сама приглашу.


Видимо, поняв, что запершаяся в спальне особа больна на всю голову и поэтому лучше не рисковать здоровьем, этот «кто-то» потоптался возле двери ещё минут десять, а потом утопал обратно в «розовую» спальню, грохнув напоследок дверью. Заснуть я смогла только под утро. А когда проснулась и увидела, что на улице радостно светит солнышко, и услышала, что орут птички, ночные страхи отошли на задний план. Я даже осмелилась заглянуть в «розовую» спальню.


Злополучная тумбочка лежала на боку, но на этот раз я поднимать и водружать её на место не стала. И даже больше того: вынеся из спальни всё, что могло падать, злорадно подумала: «Теперь посмотрим, чем ты греметь будешь. Зараза такая!»

ПОКОЙ МНЕ ТОЛЬКО СНИТСЯ

Полная впечатлений от ночных приключений и абсолютно не выспавшаяся, в мастерскую еле успела к началу рабочего дня. А сегодня, между прочим, были не обычные трудовые будни: предстояло важное событие – компетентная городская комиссия должна прибыть на приемку нашего афишного шедевра. Еще толком не отдышалась, однако «фанат»-шеф сразу же загнал меня на «леса» – надо было нанести на афишу последние штрихи. Сам же он ускакал встречать комиссию. Переодеться я, разумеется, времени не имела, поэтому в спешке натянула рабочий халат прямо на блузку – и расхохоталась, вдруг осознав, что халатик-то по длине – коротюсенький, точно такой же, как и моя юбка! Что-либо предпринимать уже не было ни минуты, и я вскарабкалась на «леса».


Сопровождаемая моим шефом комиссия – четыре представительных мужчины и одна немолодая женщина – не заставила себя долго ждать. Появившись, она «припарковалась» аккурат внизу подо мной. Мои щеки было запылали от стыда, но я быстро овладела собой, плюнула на всё и решила: «Если хотят – пусть смотрят, может, порадуются на старости лет! А от меня не убудет». Театральные «знатоки» задрали вверх свои – у кого лысые, у кого седые – головёнки и разом перестали галдеть.


Наступила прямо-таки настоящая театральная пауза. А потом все четверо мужчин разом заблажили, перебивая друг друга и цокая языками. Я сумела разобрать только: «Отлично», «Прекрасный ракурс», «Смотрится просто восхитительно», «И формы такие, знаете ли, привлекательные», «Обратите внимание, господа, всего в меру…».


Мой шеф был безмерно счастлив. Правда, кайф мужикам чуть было не обломала женщина, которая засомневалась в гениальности произведения. Но ей в четыре глотки вежливо возразили: – Вы, уважаемая, – работник сферы образования, а значит, человек, далёкий от театра. И ничего вы не понимаете в высоком искусстве афишеписания. Женщина обиделась, отошла в сторонку и надулась. Мужики ещё минут десять стояли и, глядя вверх, сожалели о том, что картину нельзя потрогать руками. Члены комиссии, вдоволь налюбовавшись снизу на нас с афишей, ушли. А я ещё в течение часа завершала наш шедевр.


Спустившись наконец с «лесов», столкнулась с моим «фанатом»-шефом. Он возвратился с проводов комиссии – счастливый и пьяненький. – Нам обоим выписали хорошую премию, – обрадовал меня. – И на сегодня хватит тебе трудиться, в поте лица, как говорится. Бонус от меня лично: отпускаю тебя на все четыре стороны! – и, довольный, засмеялся.


На указанные непосредственным начальством все четыре стороны я с удовольствием и направилась. Домой вернулась с двумя битами, которые прикупила в спортивном магазине. Одну – положила под диван в холле на первом этаже, а вторую – пристроила на кровати в своей спальне. Я твёрдо решила: из моей спальни и моего дома ни за что не выселюсь. Дудки! Биться буду! Вечер прошёл как обычно. Я поужинала, помыла посуду и, озаботившись тем, что боевые действия должны проходить в комфортных условиях, притащила в свою спальню термос с кофе, коробку сока. Нарезала бутеров и заботливо разложила всё на комоде, чтобы под рукой было. А то, мало ли, вдруг в осаду к кому-нибудь попаду. Ну вот, вроде бы всё. Ждём-с, так сказать.


Как оказалось, мой незваный жилец был неучем и классики жанра не придерживался совершенно! Если бы он хотел меня напугать, то для пущего эффекта ему надо было появиться ровно в полночь. Однако он этого не учёл, и кровать в «розовой» спальне начала скрипеть задолго до полуночи. Скрипела она монотонно, с перерывами. Складывалось впечатление, что кто-то на кровати прыгал, ну, или использовал в качестве любовного ложа…
Я нервно хохотнула, представив, как ненормальная парочка забралась в чужой дом и самозабвенно занимается сексом на кошмарной столетней панцирной кровати. «Нет, ты смотри, что творят! Ни стыда, ни совести. Можно сказать, средь бела дня… При всём честном народе…». Я ещё некоторое время смаковала эту привлекательную мысль, а потом решила: «Если из спальни начнут раздаваться ещё и стоны – не выдержу, пойду смотреть! Просто не смогу бороться с таким великим искушением».


Но идти мне никуда не пришлось. Скрип прекратился, хлопнула дверь, и я услышала приближающиеся к моей комнате тяжёлые шаги. Взяв с кровати биту, поудобнее перехватила её, пару раз взмахнула, приноравливаясь к ней, и злобно прошипела: – Ну, давай, гад! Иди сюда… Разумеется, никто в мою спальню не вошёл. И тогда я заорала:
– Ну, давай, тварь, заходи! Единственное, чего я добилась своим воплем: топтание за дверью прекратилось. И кто-то потихоньку закряхтел.
– Давай заходи! – опять заорала я. Неизвестная мне тварь входить не спешила. Более того, мне показалось, что она там, за дверью, начала как-то обиженно сопеть. И тогда мне в голову пришла здравая мысль: «Дверь-то я со своей стороны заперла. Как это войдёт-то?» И тогда, подбодрив себя истерическим визгом, я сама распахнула дверь спальни и принялась месить битой пространство перед собой. Бита грохотала об пол, гремела о дверные косяки. Я визжала и завывала. Слюни и слёзы летели во все стороны. Не знаю, сколько времени продолжалась битва с призраком, но я начала уставать и почувствовала, как запершило в горле. Остановившись, огляделась по сторонам. Мне никто не угрожал, рядом и в помине никого не было!


Опустив покрытую вмятинами от ударов об косяки и пол биту, прислушалась. И вдруг в этой тишине опять раздался скрип кровати в «розовой» спальне.
– Нет, ты смотри, что творят извращенцы! – опять взъярилась я и, замахнувшись битой, понеслась на раздражающий меня скрип. Рванув дверь спальни, увидела, как качается металлическая сетка кровати. Но в спальне, к моему ужасу, никого не было! Ни-ко-го!


Тяжело дыша, я оглядела комнату. Тумбочка стояла на прежнем месте. Не совсем осознавая, что делаю, подошла к зеркалу и в страхе отшатнулась: мне показалось, что в нем мелькнуло чье-то отражение. Я постоял немного рядом, а когда поняла, что мыслей в голове всё равно нет, опять посмотрелась в зеркало. Честно говоря, впервые, наверное, за всю свою жизнь я испугалась саму себя. Зрелище было то ещё!


Долговязая, взмокшая от интенсивных размахиваний дубиной тетка в короткой сорочке, которую нехило умудрилась разодрать в процессе «битвы». Всклоченные волосы, красная рожа, звериный оскал и бешеные глаза. Ужас! Не мудрено, что этот раунд – за мной. Мой противник тупо перепугался. Нецензурно выругавшись, я вышла из «розовой» спальни, напоследок крепко долбанув дверью, «Ты смотри, до чего человека довели! – думала я, возвращаясь в свою комнату. – Отчего это у меня, девочки с такой симпатичной мордашкой, образовалась вдруг такая страшная харя? С ума сойти»!


До своей спальни добралась спокойно, напилась кофе, наелась бутербродов. А потом забилась в уголок своей кровати, подтянула колени к подбородку и… заплакала. Мне было страшно. Мне было очень страшно. Следующие две ночи прошли спокойно. Противоборствующая сторона, видимо, собиралась с силами и разрабатывала стратегию борьбы за утерянные территории. А потом началось…


Каждую ночь я орала и размахивала битой, грешным делом думая о том, что, если так и дальше пойдёт, то я стану похожа на боевика из лихих девяностых. Ну а что? Рожа от недосыпания интеллектом блистать точно не будет. Плечи и руки разовьются и окрепнут в результате постоянных упражнений. Вместе с битой мы бы пользовались нешуточным спросом на межвидовых разборках у тогдашних малиново-пиджачных орангутангов.


Убедившись, что по какой-то причине этот «кто-то» не может войти в мою спальню, я стала на ночь запираться в спальне и спокойно засыпала, слушая сквозь дрёму, как скрипят кроватью сексуально озабоченные непрошенные квартиранты.


Жизнь опять пошла спокойная и размеренная. На работе всё было без изменений, помогала творить своему «фанату» шедевры. В парке занималась шабашкой, зарабатывая «на сладкое», где у меня, можно сказать, появились уже не только постоянные клиенты, но и поклонники! Однако, как и все без исключения детдомовки, я ждала принца на белом коне, который и не замедлил явиться в виде худосочного артиста нашего театра.


Гений местной сцены, видимо, решил, что звание лауреата чего-то там даёт ему право делать счастливыми любых особ женского пола, которые окажутся в поле его зрения. Поэтому он ничтоже сумняшеся предложил мне большую и чистую любовь – прямо в моей грязной мастерской. Но я, как и подобает «последней» стерве, этих благородных порывов души не оценила и напинала артисту по его «фамильному», так сказать, гнезду. После этого случая у меня в театре остались только друзья.


Возникший в моём доме паритет продолжался недолго. Противник сменил тактику и теперь стал нападать на меня даже днём. Правда, происходило это только по выходным, когда я была дома. В будние дни он, как и положено, пытался достать меня по вечерам. О том, что мой враг не принадлежит к нашему, так сказать, миру, я поняла в одно из воскресений, когда, выйдя из кухни после обеда, услышала, как на втором этаже опять скрипит кровать. Я, честно говоря, удивилась: они там совсем «озаботились», что ли? Им вообще-то положено появляться в двенадцать ночи или хотя бы когда стемнеет.


Я направилась к лестнице, чтобы подняться на второй этаж, и вдруг увидела висящий в воздухе, прямо нал лестницей, цветочный горшок с моим любимым «денежным» деревом, которое я холила и лелеяла – в надежде разбогатеть. Мгновенно поняв, что сейчас произойдёт, я взвизгнула: – Нет! Стой, стой, стой, только не его! У меня и так денег на жизнь не хватает! И выставила перед собой обе руки. Горшок с «деньгами» повисел в воздухе, потом отплыл назад к подоконнику и аккуратно на него опустился. Взамен в воздух поднялся горшок с растущей в нём фиалкой и полетел в меня.
Я опять взвизгнула и, проорав «спасибо!», шарахнулась с лестницы. Не удержавшись на ногах, последние ступеньки пересчитала задним местом. Подскочила и, схватившись за задницу, запрыгала по холлу первого этажа. Больно-то как, а! На седалище теперь, блин, синяк будет!
И вдруг услышала ехидный смех на лестнице. – Ах ты ж зараза! – заорала я и, схватив с дивана подушку, запулила её на лестницу. Стоит ли говорить, что подушка тут же вернулась обратно. Я ещё пару раз кидала подушку, которая неизменно возвращалась назад, словно не желая расставаться с диваном. Когда я в конце-то концов осознала абсурд происходящего, то выхватила из-под дивана вторую биту и, профессионально размахивая ею, поскакала на лестницу.


Противник от меня убегал: я четко услышала, как кто-то топает по полу в сторону «розовой» спальни и – заливисто смеётся! Взбежав на второй этаж, я метнулась к спальне, рванула дверь. И успела увидеть, как в старом зеркале опять что-то мелькнуло.


Противостояние день за днем продолжалось. Все, что ему попадалось под руку, противник кидал в меня. Но, к моему большому удивлению, он не трогал мои личные вещи. Как-то раз мой сотовый телефон, лежавший на кресле, вдруг поднялся в воздух. Вытаращив глаза, я отчаянно замахала руками, не в силах вымолвить ни слова – в ужасе оттого, что он может разбиться вдребезги. Сотовый повисел в воздухе, а потом аккуратно вернулся на прежнее место.


Я схватила телефон и спряталась в кухне, решив, что после пережитого стресса надо сделать перерыв в боевых действиях. В кухню призрак почему-то тоже не заходил. Со временем я притерпелась и вдруг заметила, что это противостояние перестало меня напрягать. Ну а что? Войти в мою комнату ЭТО не могло. Я высыпалась нормально и даже иной раз, когда под дверью никто не топтался, не могла уснуть. Я сделала для себя открытие: призрак успел приучить меня к своему присутствию. Не дождавшись его, я выглядывал в холл и бесстрашно орала:
– Эй! Ты где там потерялся? – и предупреждала: – Я спать ложусь. И когда слышала, что за дверью начинал кто-то топтаться, спокойно засыпала.

ПРИКЛЮЧЕНИЕ В ПОЧТОВОМ
ОТДЕЛЕНИИ

Если в доме и на работе всё более-менее утряслось, то в остальном моём жизненном пространстве невезение продолжалось. Нет-нет, в парке, где я продолжала в вечернее время и в выходные дни творить свои собственные маленькие «шедевры», тоже было всё отлично. Клиентов, желавших за умеренную плату запечатлеть свой божественный лик для вечности, хватало. С нормальными парнями я скромно хихикала, а наглых ухажёров отшивала по-детдомовски, ведь мы, в общем-то, постоять за себя умели! Со своим «везением» я встряла там, где меньше всего этого ожидала, – в почтовом отделении, куда зашла пополнить проездную карту.


В прекрасный субботний день я вырядилась в своё новое платье, которое, как и все мои наряды, длиной похвастать не могло. Оно мне дико нравилось: светло-бежевое, такое аккуратненькое, просто идеально подчёркивающее все мои прелести. Я потратила на это платье восемь выходных и двенадцать портретов. Но зато была безмерно счастлива! Пешком пошла специально, чтобы подразнить мужскую половину своим видом.


На почте, как всегда по субботам, народу хватало. Я заняла очередь и, тяжело вздохнув, приготовилась нудно коротать время. Однако развлечение не заставило долго себя ждать: буквально минут через пять в операционный зал вбежал какой-то мужик, лицо у которого почему-то было замотано какой-то тряпкой. Он поднял над головой обрез, и раздался оглушительный грохот выстрела! Мужик в наступившей гробовой тишине завопил:
– Всем – на пол! Лежать! Пристрелю-ю-ю-ю! Все, кто был на почте, попадали на пол. Я тоже, взвизгнув от неожиданности, шмякнулась на задницу. Да проделала это неудачно. В результате оказалось, что я лежу на собственной, подогнутой под себя ноге. Вроде всё обошлось, все лежат, все живы, ну и, конечно, самое главное, что я тоже жива! Всё нормально, кроме одно малости: у меня затекла нога, и чем дальше – тем больше. Когда стало совсем невмоготу, я шевельнулась, сделала попытку приподняться и, выпрямив ногу, сменить положение тела. Этот козёл мгновенно отреагировал, истерично заорав: – Всем лежать! Кто пошевелится – пристрелю!


Я замерла. Он что-то написал на бумажке и сунул ее в руку полуживой от страха женщине со словами: – Иди, передай записку ментам, чтоб мне позвонили. Быстро! И заставил одну из работниц почты выпустить женщину и закрыть изнутри входные двери. Не знаю, сколько прошло времени, мне показалось, что целая вечность, так как ногу я перестала чувствовать совершенно. Перепугалась не на шутку, так как слышала: если кровь не будет поступать в конечность, её, эту самую конечность, а в моём случае – ногу, хирурги могут отнять! Решительно плюнув на этого недоноска с его обрезом, я, со стоном выпрямляя ногу, начала подниматься с пола. Мой ужас возрастал с каждым следующим движением: я реально её, мою ножку, мою драгоценную ноженьку, не чувствую!


Поднявшись с пола и выпрямившись во весь рост, попробовала опереться на затекшую ногу, но – чуть не упала! Офигеть! Нога у меня отнялась!
И тогда, поняв, что без ноги всё равно жить не буду, я завизжала на этого мужика-недоноска: – Ты что, сволочь, наделал? Как я теперь жить без ноги буду? Он, видимо, ошалев от моего идиотизма, заорал в ответ:
– Какой, на хрен, ноги? У тебя обе ноги на месте! Чё ты, дура, несёшь? И тут я, к ещё большему своему ужасу, обнаружила, что, упав на пол, вывозила в грязи своё прекрасное платье! На подоле – такого нежного цвета! – красовались вульгарные пятна. И меня еще пуще «понесло», и я, переходя на визг, заверещала:
– Ты посмотри, что ты наделал с моим платьем? Это же было моё самое лучшее, единственное платье! Мужик, похоже, окончательно обалдел от несправедливости предъявляемых ему обвинений, опустил свой обрез и вытаращился на меня. Чтобы этот урод окончательно утонул в омуте своей вины, я решила добить его вопросом: – Ты знаешь, гад, сколько это платье стоит?! Мужик машинально покачал головой. А в это самое мгновение из-за стойки, за которой находились рабочие места почтовских сотрудниц, стремительно взметнулось что-то тёмное и обрушилось прямо на потерявшего бдительность мужика!
Раздался выстрел, и я, завизжав, шустро присела там, где стояла, и закрыла голову руками.

ЧУДЕСНОЕ СПАСЕНИЕ

…Кто-то легонько потрогал меня за плечо. Не опуская рук, глянула сквозь пальцы и отшатнулась, обнаружив, что на меня опять смотрят глаза, а лица не видно. Однако быстро сообразила, что это – кто-то из какой-то там службы, так как всё лицо у него, кроме глаз, было закрыто маской, и одет он был во всё черное. «Чёрный» протянул мне руку, и, ухватившись за неё, я с трудом поднялась с пола и посмотрела своему спасителю в глаза ещё раз.


Обалдеть: вот это мужик! Супермен! Я со своим ростом в сто восемьдесят сантиметров должна была задирать голову, чтобы увидеть его глаза. Да и глаза симпатичные, карие, мне такие нравятся! Заметив, что я припадаю на ногу, «супермен» забеспокоился:
– У вас с ногой всё в порядке? Вы не ранены? Ведь вы ему говорили, что с ногой что-то случилось.
– Да нет, – засмущалась я. – Просто ногу себе отлежала, а этот гад шевелиться не разрешал! Карие глаза несколько секунд внимательно смотрели на меня, а потом я поняла, что эти глаза смеются. Нет, спаситель мой, конечно же, не смеялся, и голос, приглушённый маской, был такой же спокойный и ровный. А вот глаза… Глаза буквально «покатывались» от смеха!
Чтобы как-то оправдаться и не показаться совсем уж конченой дурой, я прошептала,
– А ещё я из-за него платье испачкала. Вот посмотрите, – и я задрала подол, демонстрируя свою беду. – И как я, по-вашему, теперь домой пойду? Он ещё несколько секунд смотрел на меня сверху вниз, а потом решительно сказал:
– Не переживайте! Когда всё закончится, мы вас на служебном транспорте прямо домой увезём, – и отошёл от меня.


Весь день я провела в управлении полиции, где меня опрашивали какие-то люди в штатском. Первым делом они у меня поинтересовались, в кого я, интересно, такая дурная уродилась – в маму или в папу? А когда мои собеседники узнали, что я на этот вопрос не могу ответить чисто по технической причине, так как никогда в жизни не видела своих родителей, они дружно пришли к выводу, что я – вполне нормальный и адекватный человек. И что грязное платье – это достаточный повод для того, чтобы убить за него террориста, который нас захватил.


От моих собеседников я также узнала, что недоносок оказался никаким не террористом, а обыкновенным грабителем. У него что-то там не сложилось в ювелирном магазине, где он облажался по полной программе. А когда понял, что не сможет оторваться от полиции, то забежал на почту, где опять облажался! Пока он держал нас, посетителей, в своих заложниках, спецназ проник на почту через загрузочное окно и пробрался за стойку в операционном зале. Ну а дальше я уже всё знала, так как все видела своими собственными глазами.
Домой добралась только к вечеру; меня, как и обещали, довезли на служебном транспорте. Я с сожалением вылезла из неприметного микроавтобуса, где ехала в компании шестерых «чёрных» парней, которые всю дорогу покатывались со смеху, обсуждая мой диалог с террористом. К моему немалому удивлению, следом за мной из машины выбрался и мой кареглазый спаситель. Поймав мой удивлённый взгляд, он усмехнулся и пояснил:
– Провожу вас до крыльца, а то вдруг опять куда-нибудь успеете «встрять». Я молча покивала головой, так как была совершенно уверена: со мной обязательно, всенепременно произойдёт какая-нибудь неприятность на выложенной камнями дорожке, ведущей к дому, и присутствие сильного мужчины мне будет только на пользу. Когда мы дошли до крыльца, я остановилась и, не поднимая глаз, нерешительно спросила, – А что мне делать, если он вдруг сюда ко мне придёт?
– Кто придёт? – удивился спецназовец. – Ну… Этот, из-за которого я себе платье выпачкала…
– Он не придёт! – последовал серьёзный ответ. – Он очень долго вообще никуда не сможет прийти.
– А если тогда другой кто припрётся?
– Если кто-то другой припрётся – позвоните вот по этому телефону. И он вложил мне в ладошку визитную карточку.
– Ну что же, до свидания. Берегите себя. И кареглазый быстрым шагом направился к воротам.


Я проводила взглядом его мощную, гибкую фигуру, с сожалением вздохнула и посмотрела на визитку. На кусочке белого картона не было имени – только номер телефона.
«Вот же, блин, – с досадой подумала я. – Даже имени его не спросила! Наберу номер, а кого к телефону приглашать-то буду? Высокого дядю с карими глазами?» Тяжело вздохнула и, отомкнув замок, зашла в дом. Подойдя к дивану, уселась на него. А потом сказала, закрыв глаза и ни к кому не обращаясь, просто так сказала, чтобы услышать свой голос в пустом доме:
– Давай – не сегодня, не могу я сегодня. Меня чуть не убили! Но, самое страшное, я вывозила своё платье, и это видела куча народу. Сил у меня сегодня нет!


Потом я улеглась на диване прямо в своём грязном платье и уснула. Проснулась рано утром, отметив: меня за ночь ни разу не побеспокоили. То ли призрак не пришёл, то ли он меня просто пожалел… Платье своё я, конечно же, спасла: целый час осторожненько, бережно, чтобы не дай бог что-нибудь не повредить, на руках отстирывала.

НОВОЕ ИСПЫТАНИЕ

…Всё покатилось по уже наезженной дорожке. В будни работала в театральной мастерской, по выходным – в парке. Дома периодические склоки с призраком чередовались перемириями, по взаимной, так сказать, договорённости между враждующими сторонами. Своему кареглазому спасителю я так и не отважилась позвонить. Точнее, несколько раз набирала номер, однако, услышав первый гудок, сбрасывала вызов. Я просто не знала, что скажу, когда услышу его голос… Так прошли две недели, а потом судьба, видимо, решила, что я уже достаточно отдохнула, и опять приложила меня – мордой об стол. А если посмотреть с другой стороны, то благодаря этой самой судьбе моя непонятная и никому не нужная жизнь встала наконец-то с головы на ноги. Но я опять натерпелась ужасов!


В один прекрасный день бэушная стиральная машинка окончательно «приказала долго жить», и мне пришлось собирать все бельё и везти в прачечную. Через пару дней забрала чистое бельё и, утрамбовав его в большую сумку, вызвала такси. Таксист оказался мужиком разговорчивым, и я по дороге домой успела выложить ему всё про свою грустную и одинокую жизнь. Приятно, знаете ли, иногда выговориться, особенно когда слушатель внимательный, да ещё и поддакивает сочувственно. Он оказался еще и отзывчивым: сам вытащил из багажника баул с бельём и понес к дому, хотя я его об этом и не просила. Я поначалу так даже обрадовалась: «Надо же, какой человек хороший!» Дура несчастная!


Затащив на террасу и поставив возле двери баул, таксист пожелал всего хорошего и направился в сторону ворот. Отворив и распахнув настежь входную дверь, я вдруг почувствовала сильный толчок в спину. Не удержавшись на ногах, хреновой ракетой влетела в холл и растянулась на полу, пытаясь сообразить, что же такое опять со мной приключилось? И во что я снова умудрилась вляпаться, находясь теперь уже в собственном же доме?! А вляпалась я… в насильника! Это стало понятно сразу же, как только увидела лицо таксиста, которое из приятного и добродушного вдруг превратилось в жесткую ощетинившуюся маску!


Я испугалась, но просто так, без борьбы за свою честь, сдаваться не собиралась. Поскольку знала, что изнасиловать взрослую молодую женщину не так-то просто, особенно когда она отчаянно сопротивляется. А я именно это и собиралась делать! Он бросался на меня раз за разом, однако я умудрялась вырываться и, увертываясь от него, носилась вокруг дивана и кресел. Даже попыталась схватить биту, лежащую под диваном, но не успела размахнуться, и он её у меня выбил из рук! В конце концов поймал меня и повалил на пол. Отчаянно сопротивляясь, я даже прохрипела:
– Ага, как же! Раздвину я сейчас для тебя ножки. Не дождёшься, сволочь… Но ему этого, по всей видимости, и не надо было. Это стало понятно, когда он схватил меня обеими руками за горло, навалился всей тушей сверху и стал душить.


И только тогда до меня наконец-то дошло: «Да он же сейчас меня придушит! Я потеряю сознание, и он спокойно будет делать со мной всё, что захочет». И, что самое страшное, он будет это делать сколько захочет, так как я, по собственной бабской тупости, выложила ему о себе всё! Я жила одна – и он это знал! Чувствуя, что сознание начало ускользать, я забилась в его руках из последних сил. И вдруг увидела, как над головой насильника взлетела моя бита и с глухим стуком опустилась ему на голову. Он на секунду замер, затем глазки у него закатились, и он ткнулся своим лбом мне прямо в лицо, чуть не разбив мне нос.


Обессиленная, лежала я под мужиком и хрипло дышала, пытаясь восстановить дыхание. Потом, собравшись с силами, начала переваливать его в сторону. И вдруг почувствовала, как неведомая сила помогает мне: схватив за руку насильника, тащит его. В конце концов, с посторонней помощью свалив с себя тяжёлое тело, я села на пол и привалилась спиной к дивану. Шея болела, голова болела, правое ухо и челюсть болели. У меня болело всё! Но когда я увидела, как девочка лет четырнадцати, одетая в красивое розовое платье, подобрала лежащую возле кресла биту и подошла к лежащему без сознания мужику, у меня всё перестало болеть. Я вдруг поняла, кто она такая!
А девочка между тем подошла к мужику и, посмотрев на меня чёрными глазами, спросила, советуясь: – Может, мне его ещё раз долбануть? А то он скоро, наверное, очнётся. Смотри, какой здоровый!
И только услышав обычный девчоночий голос, я пришла в себя.
– Точно, может! – засуетилась я и метнулась на кухню, где в одном из ящиков хранила всякую полезную мелочь, в том числе и скотч. Приподняв мужику ноги, скомандовала девчонке:
– Давай, обматывай!


Спеленали мы его классно: не только скотчем, но ещё и верёвкой, которая осталась от прошлых хозяев. Закончив с насильником и облегченно вздохнув, я уселась на диван. Подтянула по привычке колени к подбородку и, глядя на связанного мужика, принялась реветь. Боже, с каким удовольствием я ревела. Я жалела себя. Жалела всю свою неудавшуюся и непутёвую жизнь. Я звала маму и папу, которых никогда не знала и никогда уже не узнаю. А когда вспомнила, что не смогла позвонить единственному мужчине, глаза которого мне так понравились, то от горя аж начала повизгивать.


И вдруг услышала, как рядом со мной тоже кто-то плачет! От удивления перестала выть и увидела, что рядом со мной на диване сидит девочка-призрак и, размазывая слёзы кулачками по лицу, тоже плачет!
– А ты-то чего ревёшь? – всхлипнула я.
– Тебя жалко стало. Ты так горестно плакала, что мне тоже захотелось плакать. Я некоторое время недоумённо смотрела на девочку, а потом завыла с новой силой. Ну а как же, меня даже призрак жалеет!


Не знаю, сколько бы времени мы распускали нюни, но начал шевелиться наш связанный пленник. Он сначала застонал, потом заворочался на полу, пытаясь сбросить путы. Затем выдал такое, что даже я, видавшая виды, покраснела. Чтобы прекратить хамство в присутствии ребёнка, замотала скотчем мужику ещё и рот.
– А что теперь с ним будем делать? – спросила девочка. И тут я вспомнила: «Точно! Какая я всё-таки дура! Он же мне номер телефона на экстренный случай оставил! Вот он, этот случай!». Метнулась к валяющейся на полу сумочке, лихорадочно вытряхнула её содержимое на пол и, схватив визитную карточку, начала судорожно тыкать пальцем в сотовый. Набрать номер смогла только с третьего раза и, когда пошли гудки, задержала дыхание.
– Я так полагаю, что у вас опять что-то случилось? – раздался вдруг в трубке слегка насмешливый голос. Я судорожно вздохнула, всхлипнула и, опять заревев, еле выговорила сквозь слёзы:
– Он… Вот тут лежит… Он хотел меня… Он меня чуть не задушил… А потом я услышала в трубке… гудки.
Но – нет, он не просто так бросил трубку! Он примчался ко мне через двадцать минут. Я, честно говоря, даже не поняла, как он оказался рядом со мной и откуда взялся? Вроде бы входящим в двери я его не видела! Он подошёл ко мне, сидящей на диване, присел на корточки и провёл прохладными пальцами по лицу. Потом приподнял мне подбородок, посмотрел на шею и, убедившись, что жертва насилия жива и относительно здорова, подошёл к связанному мужику.
А ещё минут через сорок в моём доме уже было полно полицейских. Они провели необходимые следственные мероприятия, забрали таксиста-насильника и пригласили меня проехать с ними в отделение.

Я ОБРЕТАЮ СЧАСТЬЕ И ПОКОЙ

Когда все разбирательства в полиции закончились, на улице уже стемнело. Мой супермен довёз меня домой. Поблагодарив его, я торопливо выбралась из машины и не оглядываясь пошла к дому. В тот момент, когда я уже поднималась на террасу, от ворот раздался противнейший скрип. В ужасе обернувшись, увидела, как кареглазый подтверждает звание супермена, которым я его наградила. Навалившись на массивную створку всем телом, он открывал ворота, которые, как мне кажется, никто не трогал с места со времён революции.


Он заехал во двор, заглушил мотор, закрыл ворота и пошёл ко мне. Я стояла и смотрела, как он идёт по дорожке, и не могла понять, что происходит. Зачем он загнал машину во двор? Зачем он вообще остался? Из-за меня он остаться точно не мог: выглядела я, мягко говоря, не очень привлекательно. Всё тело в синяках, кожа на шее ободрана, на правой челюсти тоже большой синяк. Жуть, в общем! Он поднялся на террасу, остановился передо мной и деловито сказал:
– До утра побуду с вами. Так, на всякий случай, чтобы опять что-нибудь не случилось. Но с нами всё-таки этой ночью кое-что случилось! Уберечься друг от друга мы не смогли, в результате чего проснулись в одной постели.
…Два дня мы ничего не делали, спали, объедались вкусностей и валялись перед телевизором. Правда, один раз всё же пришлось выбраться в парк, чтобы я смогла отдать заказчику готовый портрет. Однако выходные подошли к концу, и мой супермен уехал на работу. А я, улыбаясь, как последняя дура, послонялась по дому, потом поднялась в «розовую» спальню, уселась на краешек кровати и негромко позвала:
– Э-э-эй! Ты где? Ты слышишь меня? Прислушалась. Ничего, тишина. Встала с кровати, подошла к старинному зеркалу, постояла перед ним, а затем, постучав по нему пальцами, вновь позвала: – Э-э-эй! Ты где? Ответа не было.


Подождав ещё минут пять, я совсем уже собралась уходить. Как вдруг прямо посредине отражающей зеркальной поверхности появилась светлая точка, которая начала быстро увеличиваться. Приглядевшись, я с удивлением увидела, что это бежит ко мне моя спасительница – девочка в розовом платье! Она бежала оттуда, изнутри зеркала, увеличиваясь по мере приближения до реальных размеров. Вот она уже совсем рядом, вот она пригнула голову, чтобы не зацепиться макушкой за верхний край зеркала, и выпрыгнула из гладкой поверхности прямо на кровать. И начала подпрыгивать на ней!
– Я так и знала, что ты – умница и догадаешься про зеркало, – протараторила девочка и спрыгнула на пол. – Меня зову Лиза! Это моя комната!
– Привет, Лиза… – протянула я, пытаясь вернуть на место вытаращенные от изумления глаза.
– А почему ты решила, что это именно зеркало? – с любопытством уставился на меня призрак.
– Ну… Зеркало – это, наверное, самая мистическая вещь в доме, тем более – старинное зеркало. И потом, ты всегда появлялась именно в своей спальне. По крайней мере, всегда, когда я тебя слышала, ты греметь начинала в этой комнате.
– Ну да, правильно, но только отчасти.
– В смысле? – удивилась я, опять присаживаясь на краешек кровати.
– В своём доме я могу появиться в любом месте, где есть зеркало, и оно не обязательно должно быть старинным. Услышав это, я вдруг всё поняла.
– Значит, ты можешь находиться только там, где есть зеркала? И значит, только поэтому ты не могла попасть в мою спальню и в кухню? Там не было зеркал! Призрак согласно кивнул и выбежал из спальни в холл.
– Да подожди ты! – заорала я и помчалась следом. Догнать Лизу я смогла только в холле первого этажа.
– Подожди, а то у меня ещё всё болит! Я за тобой и в лучшие дни угнаться-то не могла, а сейчас – тем более. Лиза смиренно уселась на диван и сделала вид, что она – паинька. Сложила ручки на коленях, опустила глазки…
– Как ты уже поняла, – начала я менторским противным тоном, – зеркало из ванной комнаты я уберу. Лиза стрельнула в меня глазами и опять потупилась. Я ехидно засмеялась:
– Нечего тебе подглядывать за чужими мужиками! – и уточнила: – За голыми чужими мужиками. Привидение горестно вздохнуло и согласно кивнуло головой. Я тоже кивнула головой и села рядом с Лизой. Мы помолчали немного, а потом я спросила:
– Ты очень любила свою комнату? Лиза опять молча кивнула.
– А мы хотели там всё обдирать и делать ремонт. Сначала – прежние жильцы, а потом уже и я об этом заговорила!
– Да… – чуть слышно ответила она. – Я была так счастлива в своей комнате! Я её так любила… Ты даже представить себе не можешь. Я грустно улыбнулась:
– Да. Ты права. Я действительно не могу себе этого представить… Ведь у меня никогда ничего своего не было!
– Извини, – подняла на меня глаза девочка, – Я не хотела тебя обидеть. – А когда жильцы хотели переделывать твою комнату, ты начинала против них боевые действия? И чем-то их конкретно пугала? Чем, если не секрет?
– Ножом, – явно смущаясь, прошептала Лиза. – Я им не показывалась, они могли видеть только нож и боялись, что он их может убить. Я откинулась на спинку дивана и уставилась на привидение:
– Офиге-е-еть! Знаешь, честно говоря, если бы ты мне это продемонстрировала сразу, я бы, наверное, тоже убежала! Лиза смущённо пожала плечиками.
– А может, мы действительно сделаем в твоей комнате ремонт? Уберём старый материал и обтянем стены новым, такого же цвета – розовым? Или другого, какого захочешь. Образцы принесу – посмотришь, выберешь. Это будет только твоя комната.
Лиза долго молчала, потом легко поднялась с дивана и, подойдя к окну, уставилась на улицу.
Я подошла, встала рядом и увидела, как от ворот к дому идёт мой супермен, мой любимый.
– А у вас дети будут? – спросила вдруг Лиза.
Я опешила и, не зная, что ответить, начала мямлить:
– Ну… Не знаю… Конечно… Может быть…
– Ты хочешь от него детей? – напрямую спросила Лиза и проницательно посмотрела мне в глаза.
– Хочу, – прошептала я. – Ты даже представить себе не можешь, как я хочу родить от него детей!
– Здорово! Значит, я буду с ними нянчиться. Я очень люблю детей! – прошептала Лиза и вприпрыжку побежала наверх.


…– Ты с кем тут разговариваешь? – спросил, входя в дом, самый лучший в мире мужчина. Он разулся, прошел в холл и сел на диван, с удовольствием вытянув ноги.
– С привидением, – честно ответила я. – Очень симпатичная девочка, в розовом платьице, она будет жить с нами! – Ну ладно, пускай живёт, – улыбнулся он. – Главное, чтобы она не подглядывала за нами, когда мы с тобой чем-то будем заниматься! «Зеркало в холле, конечно, снимать не будем, – подумала я, усаживаясь к нему на колени, – а вот чем-нибудь занавешивать его точно придётся!»