.
Я чиркнул спичкой и бензин немедленно загорелся.
– Этта что! – усмехнулся Евгений Карлыч. Он, по-барс-
ки как-то, чиркнул свою спичку и бензин не загорелся.
– Что это? – изумился я. Я немедленно выхватил его
спички, чиркнул и бензин загорелся.
– Этта что! – усмехнулся Евгений Карлыч, подхватил
мой коробок и, явно делая одолжение, чуть ли не брезгли-
во, достал спичку и чиркнул – бензин и не думал гореть!
– Что это? – Я был посрамлён и раздавлен. Кое-как до-
брёл до стола, достал из-подмышки куриную котлету и,
отвернувшись от всего мира, стал судорожно разжёвывать
и пережёвывать. За ушами пищало, как у мямли, как у по-
томственного пораженца – жалко и по-мультяшному.
– Этта что! – прыснул со смеху Евгений Карлыч. Од-
ним менторским шагом подойдя к столу, он распахнул
свои подмышки и в мгновение ока уставил скатерть та-
кими яствами, какие, разве что, только князьям и пода-
ют.
Издеваясь и насвистывая, он нарезал дыню, плеснул в
лафитничек водки и, подхватив сочащийся ломоть молоч-
ного поросёнка, как-то прямо по-зверски стал всё уписы-
вать и подминать. Треск за его ушами стоял ужасающий
и нестерпимый!
– Что это? – У меня навернулись слёзы, я был уничто-
жен окончательно; жизнь была перечёркнута, перебита,
вымарана несмываемым позором и мир померк.
И мир померк – я свалился под стол без чувств и даже
малейшего желания что-либо чувствовать. В доказательс-
тво этого я даже попробовал нащупать себя, но не смог и
пальцем шевельнуть. Мёртв! Готов!
– Этта что! – вдруг услышал я ЭТО… это противное и
осточертевшее, безчеловечное, чванливое и фанфарное,
неописуемо мерзкое мерзкое мерзкое!..
Я открыл мёртвый глаз: передо мной, в моих ногах по-
койника стоял довольнёхонький и лоснящийся Евгений
Карлыч, небрежно облокотясь на дорогущий краснодере-
вый гроб, внутреннее пространство которого напоминало
покои какого-нибудь Нефритового Императора.
Гроб вознёсся мимо моего преставившегося носа и, су-
дя по звуку, фундаментально лёг на столешницу, прямо
над моими бренными… кхм…
– Что это? – захрипел я голосом мертвеца-шатуна, вы-
карабкиваясь из-под стола. – Что это опять? свинья ты
этакий, Евгений Карлович Негодяй!
Моему потустороннему взору представилась, надо ска-
зать, картина! –
в гробу, стоимостью с империю, в одеждах Серафима
над всеми серафимами небесными лежало подлое чудо-
вище, самохвал Евгений Карлыч;
на его козьем рыле застыла ухмылка триумфатора;
в посиневших руках торчал пучок патриарших свечей,
пылающий светодиодами, как салют на бразильском кар-
навале – верно затем, чтоб старенький подслеповатый
Господь уж точно заметил;
в ногах лежал Меч и подушечка с Орденом – такой Ор-
ден выписывался только раз во всю Историю Человечест-
ва, а Мечом это самое Человечество, надо полагать, было
Спасено, Благословлено, Ославлено, Упаковано к Про-
цветанию и... чёрт бы всё драл!
А проделал всё это добрый жмур Евгений Карлыч…
Евгений Карлыч был натуральный придурок.
Над гробом безутешно лили слёзки, неизвестные про-
столюдинам, феечки и эмочки; над их чёлочками прости-
ралось Творение, исполненное райских планид и радуг;
с Главной Радуги в юдоль печали торжественно влекла
свои алмазные ступени Лествица Истины…
– Не верю! – гаркнул я околевшим гласом.
Как-то неловко, как-то трупно и закоченело, плеснул
я семь вёдер бензину в ящик с кадавром, решительно чирк-
нул спичкой – своей или суперпупсика? – и…
Рвануло так, что вся сусальная картина вмиг разлете-
лась по пеклам и преисподням всех времён и народов –
как пить дать, радуя поживой всех заждавшихся граждан:
чертей, иблисов, ракшасов и свинтусов попроще.
Последнее, что я сумел заметить в этом огненном аду,
так это восхитительная пятка с номерком – «№-1», естест-
венно.
Прощай, пятка! Встретишь ты вскоре легион копыт,
так вот их и научи путям верным; их, подружка, веди по
жизни, а уж мы здесь и сами как-нибудь!
Смеясь и улюлюкая, я выскочил на улицу – боже мой!
что за утро чудесное! что за перспектива летящая! а воз-
дух, что за воздух! Разве он всегда такой, а я не замечал?
– Девушка, дайте пломбир! – подскочил я к морожен-
щице. – Нет! Дайте весь лоток!
– А не окочуритесь? – смеётся мороженщица.
– Я-то? – смеюсь я. – Ну, разве что вместе с вами!
Угощаю её пломбиром, девушка хохочет, я хохочу….
Ну, собственно, я не ошибся – жизнь только начинает-
ся, ребята!
– Этта что! – раздалось вдруг метрах в десяти из -под
чугунной решётки ливнёвой канализации…
Хммм… чья-то сказка продолжается…
На дальнем горизонте, над парками и башнями, заме-
тил я хорошую такую чернющую тучу; не долго думая,
свистнул я хорошенько – туча притянулась и, встав акку-
рат над театром боевых действий в тот самый момент,
когда решётка уже и отодвинулась, и пальцы с татуиров-
кой «666» полезли в мой прекрасный мир…
Так вот, докладываю: туча встала, налилась яростью;
туча прицелилась, охнула и с таким наслаждением жах-
нула прямой наводкой по нежити, что у МЧС теперь дел
на неделю, не меньше!
вслед за артподготовкой разразился ливень – ну и ли-
вень, летний ливень!
глотай, глотай, ливнёвка!
МЧС! МЧС! у тебя и в самом деле дел на неделю!
у тебя на неделю, а у меня на целую жизнь!
– Девушка! – кричу я мокрой мороженщице. – Вы не
окочурились? живы? Ну, так бежим в метро, пока живы!
Мы берёмся за руки, мы визжим от радости, мы бежим;
мчимся, как два танка с ногами и мороженым – брызги от
нас и радуги! Ах планида счастливая!
Что это, ребята? Что это, что это?
конец
.