Ульянке было лет четырнадцать, когда родители привезли её к бабушке Акулине на зимние каникулы. Жила она недалеко от железнодорожной станции в бревенчатом доме, состоящем из единственного жилого помещения, разделённого на кухню и комнату русской печью с лежанкой. Родители погостили у неё до вечера и отправились домой, а Уля, после сытного ужина, переоделась, умылась и залезла на лежанку спать. Там всегда было тепло, уютно.
Только она начала дремать, как в окно кто-то постучал.
— Кто это может быть? — тихонько спросила бабушка дрожащим голосом, подошла к окну, отодвинула занавеску и посмотрела на улицу.
— Кулюшка, сестричка моя, открывай! — услышала она женский голос. — Это я, Полина!
— Полюшка, родная! — задохнулась бабушка от радости и бросилась в сенцы открывать дверь. Через несколько секунд они вошли в дом с рыданиями, причитаниями. Баба Поля торопливо поставила на пол большую сумку и заключила сестру в объятия. Обе долго всхлипывали и гладили друг дружку по спине.
— Ну, всё, сестричка, давай я помогу тебе раздеться. Иди пока мой руки, а я буду тебя кормить.
Баба Поля помыла руки, лицо и села за стол, а Улина бабушка поставила на стол тарелку с гречневой кашей, кружку с киселём, чашку с солеными огурцами да тарелку с пышками. Таким нехитрым и простым было её питание в те времена.
Баба Поля с удовольствием ела, а баба Акулина все смотрела и смотрела на неё. Когда та насытилась, убрала всё со стола, подсела к ней поближе и спросила:
— Как ты здесь оказалась?
— Сына в ваш краевой центр отправили в командировку, и я напросилась с ним, чтобы повидаться с тобой. Там он посадил меня на поезд, и вот, спустя четыре часа, я здесь, в вашем городке. Добрые люди подсказали, как найти твой дом. Оказалось, он совсем недалеко находится от станции.
— Сколько же мы с тобой не виделись?
— Да почитай, лет сорок. Я так и не рискнула за эти годы поехать сюда из Тамбова. Это всё равно, что на край света.
— Более половины жизни, — ухмыльнулась бабушка Ульянки. — Ты расскажи мне, Полюшка, о нашей маме. Мне было десять лет, когда она умерла. Я её почти не помню. После её смерти папа отдал меня на воспитание тёте Вере, а вы с Андреем, как старшие, остались дома, на хозяйстве. Забрал отец меня от тётки, когда мне исполнилось шестнадцать лет, а через полгода отдал замуж за Павла по сговору с его родителями. У вас с Андреем уже были семьи, и разъехались вы кто куда.
— Эх, Кулюшка, — посмотрела баба Поля виноватым взглядом на свою сестру, — тогда были такие тяжелые и беспокойные времена, революционные, что не хватало времени и сил приезжать к тебе в гости. А потом вы с Павлом переехали в Сибирь. После войны вообще перебрались на Дальний Восток. И только сейчас у меня появилась возможность тебя навестить. А о маме в двух словах не расскажешь. История её жизни сложная и удивительная. Я поведаю тебе о ней так, как это сделала она сама, рассказывая мне о своей жизни и семье. Возможно, немного привру — времени-то много прошло с тех пор, кое что уже забылось.
Ульянка в это время лежала на печи, не дыша, и вслушивалась в их разговор. Похоже, что бабушка Акулина забыла, на радостях, что внучка находилась у неё дома, а сестра об её нахождении там и не догадывалась. На столе стояла керосиновая лампа, еле освещавшая комнату дрожащим светом. От этого всё в комнате становилось таинственным, еле видимым. Электричество в те времена в этой части города часто отключали по вечерам.
— Тогда слушай, сестрица, и не перебивай. На все твои вопросы отвечу потом, если они у тебя ещё останутся.
Бабушка Акулина уселась поудобнее на стуле, подпёрла щеку рукой и приготовилась слушать. А её сестра начала рассказ, словно сказку, да и имена в ней все были нерусскими:
— В стародавние времена в одном селении жила была супружеская пара: женщина по имени Амалия, лет тридцати двух от роду, и её муж Флегонт. Он был года на три старше супруги. И растили они двух дочерей: Агнес и Лину. Первой из них исполнилось четырнадцать лет, а второй — ещё и трёх лет не было. Жили они бедно, как и все остальные их соседи. Благо, что в сарае имелось две козы да дюжина курочек, а рядом с домиком — небольшой участок земли. Сам дом был сделан из самодельных кирпичей, изготовленных из глины, соломы и песка. Состоял он из единственной небольшой комнаты, разделённой печью. В одной части дома семья спала и занималась своими делами, а в другой — готовила пищу и принимала её.
Уля, когда услышала это, подумала, что дом семьи Флегонта был похож на жилище её бабушки Акулины и даже представляла в своём воображении те события в бабушкином доме. А баба Поля продолжала:
— Селение, в котором они жили, находилось в минутах двадцати ходьбы от гор. Ходить в них на охоту либо для других целей в те времена запрещалось, так как считалось, что все горы разделены на зоны и принадлежали кому-то из богатых людей. Но люди всё равно туда отправлялись периодически — заставляли их это делать голод и бедность. Ходили тайно, на рассвете, чтобы никто не видел. Кто-то устанавливал там силки для ловли живности, кто-то хворост для печи собирал, перевязывал его верёвками и оставлял в укромном месте, чтобы потом, в темное время суток, снова за ним вернуться. Ловили в сети и промысловых птиц. Как-то раз и Флегонт отправился в горы за хворостом да так и не вернулся больше домой. Жена его очень переживала по этому поводу: не стало любимого мужа и единственного кормильца в семье. Всё ждала его и ждала, не верила в то, что супруга больше нет в живых.
Трудно ей приходилось управляться с хозяйством и содержать дочерей. Агнес пасла козочек, заготавливала сено впрок, помогала матери выращивать овощи, содержать жилище и немногочисленные вещи в чистоте. А Лина — резвилась, играла беззаботно, как и положено ребёнку в её возрасте. Всё было бы ничего, но однажды мать слегла, совсем обессилела. Видимо, от тоски по мужу и осознания, что больше никогда его не увидит. Местный знахарь навестил больную лишь один раз, осмотрел её, забрал последние деньги за услугу и ушёл. Лишь перед выходом из дома пожал плечами, мол, не знает, что за болезнь одолела Амалию. Теперь все заботы о семье легли на плечи Агнес.
Отправилась она однажды к роднику, набрала в кувшин воды, поставила на плечо и понесла. Вдруг из-за поворота появились три всадника на конях. Тот, что двигался впереди всех, был богато одет, хорош собой. Поравнявшись с Агнес, потребовал:
— Дай воды испить из твоего кувшина, красавица!
И, не дожидаясь ответа, сам снял его с плеча девушки и стал жадно пить. Пил, а сам на неё посматривал. Утолив жажду, снова поставил кувшин ей на плечо и спросил:
— Тебе сколько лет?
— Четырнадцать, — робко ответила девушка.
— А пятнадцать, скоро исполнится?
— Через два месяца.
А тот всё продолжал докучать ей вопросами:
— Живёшь ты с кем?
— С матушкой больной и маленькой сестрёнкой.
— Понятно, — расплылся он в довольной улыбке. — Тебя уже кто-нибудь сосватал?
Агнес стеснительно опустила голову и ответила:
— Нет, господин.
— Ну, хорошо, иди домой.
Девушка пошла, не оглядываясь, а господин кивнул головой одному из своих сопровождающих. Тот тихонько слез с кобылы и проследовал за ней. Увидев, в какой дом Агнес вошла, вернулся и доложил хозяину.
Прошло чуть более двух месяцев. По селению вновь вихрем пронеслись три всадника и одна неоседланная лошадь на поводу. Остановились они у дома Амалии, слезли с коней и вошли в него. На лежанке увидели исхудавшую, бледную женщину. Рядом, с ней играла с соломенной куклой маленькая девочка, а у стола раскатывала тесто на лепёшки Агнес.
— Собирайся, ты поедешь со мной! — бросил ей тот господин, который однажды пил воду из её кувшина.
— Куда? — с ужасом посмотрела она на него.
— С сегодняшнего дня ты будешь жить у меня.
— Господин! — взмолилась она. — Я не могу поехать с вами и оставить здесь больную мать с маленькой сестрой! Они погибнут без меня!
Но он лишь мотнул головой, и двое его сопровождающих примотали её руки к туловищу длинной тканью, надели на голову мешок, вынесли на улицу и водрузили поперёк лошади. Маленькая сестричка бежала за ними следом и плакала. Просила отпустить Агнес. Напрасно и сама Агнес кричала и звала на помощь. Никто из соседних домов даже носа не высунул, побоялись расправы.
Скакали они долго, всё тело Агнес затекло и болело, как побитое. В мешке было тяжело дышать — не хватало воздуха. Наконец, лошади остановились. Её, полуживую, сняли с лошади, отнесли в одну из комнат огромного замка, стащили с головы мешок, развязали путы и положили на мягкую кровать. Измученная, она тут же погрузилась в сон. Только перед тем, как уснуть, увидела, что кто-то закрыл комнатную дверь, и услышала скрежет засова на ней с обратной стороны.
Спала она долго, а когда проснулась и вспомнила, что с ней произошло, зарыдала в голос, представила, что в её родном доме от голода погибают её мать с Линой, а в сарае стоят не доенные козочки и бегают не кормленные курочки. Она подошла к двери и стала в неё стучать. Дверь отворилась. Двое мужчин, тех самых, что привезли её сюда, взяли её под руки и повели. Она шла, не сопротивляясь. Понимала, что бесполезно. Только жалобно просила:
— Отпустите меня домой! Мама с сестрёнкой без меня пропадут. Они беспомощные.
Но ей не отвечали. Только завели в небольшое помещение, раздели догола, погрузили в деревянную купель с тёплой водой и, как следует, помыли. От страха и ужаса она вся дрожала, ведь её купали мужчины. А что дальше с ней будут делать, она даже боялась подумать.
Мужчины вытащили Агнес из купели, обтёрли насухо и нарядили в красивую одежду. На ноги надели туфельки из переливающейся ткани. Но она не замечала красоты своего наряда, а лишь думала о матушке и Лине, о козочках и курочках. Когда девушку вернули в комнату, кровать была уже заправлена другой постелью. Она забралась на неё и поджала ноги от страха. Дверь снова закрыли на засов. Немного погодя ей принесли завтрак, какого она ещё никогда не пробовала. Капризничать девушка не стала, надо было сохранять силы, так как мысль о побеге родилась в её голове сразу же после того, как она проснулась. Поэтому спокойно отведала всего из того, что принесли.
Вскоре дверь вновь отворилась, и вошёл богато одетый человек. Звали его Гордеем.
— Вставай, ты пойдёшь со мной! — бросил он ей с суровым выражением лица.
— Господин, — взмолилась Агнес, — отпустите меня домой! Матушка с сестрёнкой погибнут без меня и вся живность в сарае — тоже.
Но он не слушал её, схватил за руку и потащил за собой. Они вышли из дворца, стоящего у подножья гор, и стали подниматься вверх по протоптанной тропинке. С правой стороны от неё росли кустарники, деревья, различные растения, а с левой — находилась глубокая пропасть. Агнес не поспевала за хозяином дворца, ноги спотыкались, подкашивались, но он резким движением поднимал её за руку и продолжал вести всё выше в гору. Наконец, остановился на площадке, оттолкнул её вправо от тропинки, а сам подошёл близко к пропасти и заговорил:
— Сейчас ты станешь моей. Если сделаешь это добровольно, то сохранишь себе жизнь. Если станешь сопротивляться, то я сброшу тебя в эту пропасть. Поняла?
Услышав эти слова из уст бабы Поли, Ульянка, в силу своего возраста, не поняла, что это значит стать его. А решила, что Агнес просто должна была ответить, будет ли она жить в его замке или нет. А бабушка Полина продолжила:
— Агнес, как только это услышала, сразу же сорвалась с места и понеслась к пропасти со словами:
— Я лучше сама в неё брошусь, чем отдамся тебе!
Тут уж Уля совсем возмутилась молча: «Зачем себя убивать? Неужели в замке ей жилось бы хуже, чем в маленькой хибарке?"
— Но он успел схватить девушку! — возвысила голос бабушка. — Отбросил снова к кустам и силой взял её. А после снова подошёл к краю пропасти. Агнес вся сжалась в комок, поправила на себе одежду и безумным взглядом смотрела на него.
И снова Ульянка не поняла, что он с ней сделал, а только подумала, лёжа на печи: «Наверное, он обнял её с силой, а ей этого не хотелось. Я, на её месте, точно вырвалась бы из его рук и дала ему пощёчину».
Но быстренько отключив свои размышления, стала ещё внимательнее вслушиваться в слова бабы Поли.
— Я называю тебя своей женой! — торжественно объявил Гордей. — Сегодня же к тебе в замок доставят твоих мать с сестрой. Они станут жить вместе с нами. Мать будет лечить хороший лекарь. Я тебе это обещаю.
Это не вызвало в ней никаких эмоций, так как Агнес всё ещё находилась в ступоре от произошедшего с ней. Он снова схватил её за руку, поднял с земли и потащил вниз по склону. У самого замка её встретили помощники Гордея. Они завели её всё в ту же комнату. На кровати уже лежало пышное белое платье и белый ажурный шарф.
— Наденьте это, — спокойно предложил ей один из них. — Сейчас вы поедете с нашим хозяином в храм венчаться.
Агнес послушно переоделась, словно под гипнозом. Она всё ещё не пришла в себя. После этого её вывели во двор, усадили рядом с хозяином в двуколку и повезли. Она настолько была опустошённой, что даже не запомнила, как оказалась в храме, и как прошёл обряд венчания. Даже когда расписывалась за что-то, то не поняла за что. Гордей привёз жену домой и оставил в комнате. В этот день он её больше не тревожил и торжества по поводу своей женитьбы не устраивал.
Утром её разбудил весёлый смех сестрёнки. Агнес не поверила своим глазам, когда увидела её. А та потянула её за руку и привела в комнату, которую выделили ей и Амалии. Мать смотрела на дочь уже более живым взглядом. Возможно, она перестала так сильно тревожиться о своих дочерях, как прежде, ведь теперь им предстояло жить в достатке. Сама же Агнес поняла, что просто обязана терпеть хозяина замка ради матери и сестры, хотя ненавидела его всем сердцем за совершённое насилие.
Он не был ласковым. Но щедрым был, хотя столько добра, сколько он давал ей, скромной девушке, выросшей в бедности, и не надо было. Однажды он снова повел её туда, где взял её силой в первый раз. Оставил её на тропе, а сам подошёл к краю пропасти и произнёс:
— Ты стала моей женой только потому, что для тебя честь оказалась дороже жизни. Много твоих предшественниц покоятся на дне этой пропасти только потому, что выбрали бесчестье ради жизни. Я сбросил их туда за это.
Только он это сказал, как край пропасти, на котором он стоял, оборвался и полетел вниз. Душа Агнес замерла от ужаса. Она даже кричать не смогла. Вдруг кусты позади неё зашевелились, и из них вышли всё те же слуги Гордея. Они всюду сопровождали своего хозяина, порой незримо, как в этот раз. Даже видели его первый акт насилия над Агнес в этом же месте.
— Идёмте, госпожа, хозяину уже не помочь, — заговорил один из них. — И достать его оттуда уже никто не сможет. Мы сами сообщим о несчастье, куда нужно, и предоставим вам документы о его смерти.
С этого дня началась её вдовья жизнь без ненавистного мужа. Она совсем не сожалела о случившемся, только поняла чуть позже, что скоро станет матерью. Агнес с Амалией и Линой жили спокойно, в достатке и удивлялись тому, что всем в поместье заправляли только мужчины. Женщин здесь, кроме них, не было. Все работы выполняли мужчины: кашеварили, наводили порядки во дворце и вокруг него, содержали конюшню, псарню, сажали цветы на клумбах и стирали все вещи. Управляющий Софрон регулярно приносил ей деньги, показывал хозяйственный отчёт о доходах и расходах, в котором она поначалу ничего не понимала, но старательно старалась вникать в цифры. Грамоте она училась в приходской школе, но очень мало. Однажды Агнес не выдержала, собрала всех мужчин во дворе и спросила:
— Почему все вы живёте в одиночестве, не женитесь?
Но те только головы опустили и ничего не ответили. Напрасно она их «пытала». Но Агнес не успокоилась. Когда Евсей занимался уборкой во дворце, она вновь его спросила об этом же.
— Так незачем нам всем жениться, — залился он краской. — Все мы здесь украдены у родителей ещё в раннем детстве и оскоплены. Нам не дано жить с женщиной.
Агнес ахнула:
— Прости, я не знала. Кто сотворил с вами такое?
— Гордей и сотворил. Когда мы стали подрастать, велел учиться всем работам у его прислужниц. Как только мы их освоили, он от них избавился. С тех пор и жили с ним в сытости, в труде, но в страхе за свою жизнь. Только когда его не стало, страх ушёл. Вы тоже похищены им. Вас мы уважаем и понимаем.
Настало время рожать ребёнка. Агнес мучилась и кричала от боли, проклинала покойного мужа. В родах ей помогала мать. Своих детей Амалия произвела на свет дома сама, без всякой помощи. Спустя несколько часов Агнес родила мальчика. Амалия обмыла его в теплой воде, принесённой в тазу Евсеем, аккуратно вытерла полотенцем и запеленала. Она уже почти отошла от горя и теперь во многом помогала дочери.
Агнес не очень любила своего сына Феофила, рождённого от насильника. Воспитывала его в строгости, прививала любовь к труду и никогда его не обижала.
Прошло шестнадцать лет, прежде чем Агнес научилась разбираться в отчётах и стала интересоваться тем, откуда к ней поступают деньги.
— Неподалёку отсюда имеются поля и животноводческие хозяйства. После смерти вашего супруга они принадлежат вам. Продукция из них выгодно продаётся, — пояснил Софрон.
— Я хочу побывать там и посмотреть на свои владения, — заявила она.
На следующий день он повёз её туда в двуколке. Ещё издалека она увидела бескрайний забор с огромными запертыми воротами. Как только они подъехали к ним, ворота отворились и два здоровяка вытолкнули из них совершенно обессилевшего человека. Софрон остановил двуколку, спрыгну с неё и направился к воротам.
— За что вы его выгоняете? — спросил он строго.
— Он бесполезен в хозяйстве, больной и слабый. Работник из него никакой. Кормить и лечить его здесь никто не собирается.
Изгнанник неподвижно лежал у обочины, одетый в грязные, ветхие лохмотья. Сердце Агнес тревожно забилось в груди. Она сошла на землю и медленно пошла к нему. Остановилась и стала всматриваться в измученное, заросшее щетиной и измождённое лицо. На потрескавшихся губах виднелись капельки запечённой крови. Ей этот человек показался знакомым. Но кто он, она ещё не поняла. Поэтому нагнулась и внимательней посмотрела на него.
— Папа! — вдруг крикнула Агнес. — Софрон, иди сейчас же сюда!
Тот подбежал к ней.
— Немедленно посадите его в двуколку! Едем домой!
Стражники подняли бедолагу с земли и пристроили на сиденье.
— Гони быстрей! — закричала Агнес. — Как только приедем домой — пулей несись за лекарем!
Вскоре двуколка влетела во двор, ей навстречу вышли мать с Линой. Увидев измученного мужа, Амалия осела на землю и тяжело задышала:
— Нашёлся-таки. Слава тебе, Господи!
Лина заплакала. Она совсем не помнила отца. Флегонта выхаживали долго. Его руки были все в страшных мозолях, спина иссечена ударами плетей. Сам он оказался настолько худым, что на груди, из-под истончённой кожи, были видны рёбра.
Слуги отнесли его в купель, раздели и помыли, как следует. Затем надели на него мужскую одежду для сна и перенесли в пустую комнату. Там его уже ожидала кровать с чистой постелью.
— Принеси ему горячего супа, но прежде измельчи в нём всё, чтобы отец смог его глотать, — попросила Агнес Евсея.
Она сама кормила отца из ложки, а сестра с матерью стояли в сторонке и с тревогой наблюдали, как тяжело ему удавалась проглатывать пищу. Каждый день у постели Флегонта дежурил кто-нибудь из членов его семьи.
А между тем, Феофил, сын Агнес, превратился в юношу, горделивого, красивого. Друзей у него не было. Нанять ему учителей в детстве Агнес не догадалась в силу незнания жизни и обычаев богатых людей. Но природный, мужской инстинкт в нём уже проснулся и занял все его мысли. Поэтому объектом его внимания стала Лина — единственная, молодая особа в округе, которая была старше его почти на четыре года. Но она об этом даже не догадывалась. По тем временам Лина считалась уже старой девой.
Агнес заставляла своих слуг прививать Феофилу навыки охоты, водить его в горы, скакать на лошадях и не сводить с него глаз. Однажды он спросил Евсея о том, как умер его отец. Тот сначала не захотел ему рассказывать об этом. Подумал, что если хозяйка, по каким-то причинам, не сделала этого сама, то и он не имеет на то права. Но потом решил, что сын покойного хозяина должен знать правду, чтобы не повторять его ошибок. Поэтому предложил:
— Завтра мы сходим с тобой в горы, и я расскажу тебе об этом. Твой отец погиб там.
На следующий день, когда они остановились у пропасти, Евсей рассказал ему о подлом поступке отца по отношению к его матери и о том, как он сбрасывал в бездну похищенных девушек из-за их страха перед смертью.
Умом Феофил не блистал, сочувствия и жалости к людям не проявлял никогда, даже к членам своей семьи. К деду своему не подошёл ни разу. История, рассказанная Евсеем, такое сильное произвела впечатление на отпрыска Гордея, что ему самому захотелось поступать с красавицами так же, как это делал отец. За неимением других, его первой жертвой должна была стать Лина. Ничего не подозревая, она с удовольствием согласилась сходить в горы с племянником. На следующий же день они тронулись в путь. Феофил тянул её с собой за руку так же, как делал это его отец. А девушка думала, что он просто помогает ей таким образом подниматься вверх. Шла и радовалась, что он был так внимателен к ней.
Наконец, они добрались до того страшного места, где Гордей совершал свои чудовищные поступки. Он оттолкнул девушку к кустам так, что она чуть не упала, а сам гордо встал на краю пропасти и выдал:
— Сегодня ты должна добровольно стать моей. А если ты откажешься, то я сброшу тебя в пропасть!
Лина посмотрела на него и рассмеялась:
— Ну и шуточки у тебя, Феофил!
— Что?! — вскипел он от злости, поняв, что его слова не воспринимаются Линой всерьёз. И только он собрался броситься к ней и совершить свой подлый поступок, как перед ним проползла ядовитая змея. Он машинально отступил несколько шагов назад и полетел в пропасть.
Ужас охватил Лину. Она ослабла и безвольно осела на траву, но чьи-то сильные руки подхватили её, подняли с земли и повели вниз по склону. Это был Евсей, который всегда, как тень, следовал за сыном Агнес по её приказу. Он сам рассказал хозяйке, что произошло с её сыном. Лина смотрела на сестру со страхом, думала, что та накажет её за то, что она не уберегла племянника. Но та лишь тяжело поднялась с кресла, подошла к ней и крепко обняла.
— Ты ни в чём не виновата, — прошептала она, понимая, что делается в душе девушки.
Никто не замечал печали в глазах Агнес, связанной со смертью сына. Она продолжала вести себя, как и прежде.
Примерно через месяц Флегонт окреп и рассказал дочери о том, что был схвачен слугами Гордея в лесу и привезён ему в рабство.
— Таких, как я, — горестно произнёс он, — там много. Выбраться оттуда невозможно.
За нами строго следили и наказывали за любую провинность. Кормили плохо, работать заставляли от рассвета до самого заката. Мы даже не успевали отдохнуть и выспаться.
Агнес рассвирепела:
— Софрон, иди сюда. Едем в хозяйство!
— Зачем, госпожа? — испугался тот.
— Не твоё дело! — впервые она нагрубила ему. — Подавай лошадей!
Она давно уже научилась скакать на них верхом. Неслась по дороге так, что позади пыль стояла столбом. Соскочив с коня у ворот хозяйства, сама постучала в них кулаком. Ворота открылись.
— Прочь с дороги! — крикнула она охраннику и вошла внутрь.
На левой стороне огромной, огороженной территории находились хозяйственные постройки, сараи, бараки для рабов. С правой стороны — поля, на которых, согнувшись, работало человек пятнадцать истощённых, в оборванных одеждах, мужчин. Агнес сорвалась с места и быстро пошла по борозде к ближайшему работнику. Поравнялась с ним и взяла за локоть, чтобы поднять его с колен. Тот в ужасе шарахнулся в сторону, подумав, что его сейчас начнут избивать.
— Не бойтесь, — заговорила Агнес и посмотрела ему в глаза.
В них было столько боли и страданий, что у неё невольно встал ком в горле, и покатились слёзы из глаз. Она резко повернулась и пошла обратно к охранникам.
— Подойдите все сюда! — потребовала она.
Те приблизились к хозяйке.
— С сегодняшнего дня не один из вас не поднимет на работников руку! — грозно обвела она взглядом всех. — Будете кормить их досыта три раза в день. Больным предоставить отдых на выздоровление. Завтра я приеду и скажу, как дальше будет работать наше хозяйство. Всё поняли?
Она не собиралась ждать от охранников ответа, а резко повернулась и направилась к воротам. Взобралась на лошадь и поскакала домой. От увиденного на полях её сердце рвалось на части:
— Вот, значит, как достаются тебе богатства, Агнес! — страдала она всю дорогу.
Софрон еле поспевал за ней скакать на своей лошади. Он видел, что творится с хозяйкой. И ещё больше стал уважать её за сочувствие к невольникам.
Оказавшись дома, она закрылась в своей комнате и начала метаться туда-сюда по ней, заламывая руки. Она понимала, что рабы приносят её семье доход, но так жестоко эксплуатировать их было нельзя. К тому же понимала, что все работники, как и её отец, были пойманы и насильно заставлены работать на её семью. Не найдя выхода из сложившейся ситуации, Агнес отправилась в комнату к отцу. Рассказала ему, что побывала в своём хозяйстве и расстроилась из-за того, как обращаются там с людьми.
На глазах Флегонта навернулись слёзы.
— А ты знаешь о том, что все, кто работает в твоём хозяйстве, наши селяне? — спросил он дочь.
— Что все они похищены — догадалась. А что все они из наших — не додумалась.
— Вот столько семей осталось без своих мужей и сыновей, дочка, — покачал отец головой.
— Скажи мне, папа, что я должна с ними сделать? Если отпущу, то кто будет работать в хозяйстве? Где нам брать деньги на жизнь, если работников не будет?
Он немного подумал, а потом предложил:
— Ты можешь договориться с ними, чтобы они приходили работать из дома добровольно на несколько дней в неделю, по очереди, а ты будешь платить им продуктами или деньгами за труд, оставляя и себе на жизнь. Вот посмотришь — они согласятся. Вспомни, как нам жилось в нашем селении тяжело. Работать было негде, а с малюсенького клочка земли возле дома урожая не хватало для питания.
— Спасибо, папа за совет, пойду думать дальше.
Она тут же позвала управляющего и потребовала рассчитать возможный заработок на тех работников, которых она видела в хозяйстве, так, чтобы ей с семьёй и прислугой в замке оставалось достаточно. Всю ночь Софрон корпел над расчётами, а утром предоставил отчёт с цифрами. Она просмотрела его и понесла к родителям. Назвала им возможный заработок каждого рабочего и спросила:
— Как вы думаете, за такие деньги люди согласятся работать на полях и на ферме?
— Эх, дочка, — всплеснул отец руками, — если бы я в те времена мог зарабатывать такие деньги, то был бы счастлив. Так что иди и смело разговаривай с людьми.
Уже спокойно она приехала с Софроном под вечер в хозяйство и велела охранникам собрать всех невольников. Те подошли и со страхом смотрели на неё исподлобья.
— Я пришла, чтобы попросить у вас прощенья за то, что вас похитили и эксплуатировали здесь столько времени. Я не знала прежде о вашем существовании. Поверьте.
Люди недоверчиво подняли головы, всматриваясь ей в глаза. С сегодняшнего дня вы свободны и можете отправляться домой. Каждый из вас получит заработок.
Она видела, как губы людей затряслись, а на глаза навернулись слёзы.
— Но у меня есть к вам предложение.
Глаза мужчин снова стали испуганными.
— Я предлагаю вам работать здесь добровольно и получать за работу деньги или продукцию с хозяйства.
Она назвала сумму дневного заработка и добавила:
— Я вижу, что вы ослабли и нуждаетесь в лечении и отдыхе. Поэтому можете присылать сюда вместо себя другого члена семьи. А сейчас управляющий выдаст вам деньги, и вы пойдёте домой. А завтра утром мы ждём вас или ваших родственников на оплачиваемую работу.
Вручая деньги, Софрон каждому говорил:
— Свободен, иди домой.
Люди шли к воротам, оборачиваясь, рыдали. Не верили, что их отпустили. Только, оказавшись за забором, ускоряли ход, спотыкались от бессилия, но упорно шли.
Когда последний работник покинул хозяйство, Агнес с Софроном тронулись в путь на своих лошадях.
— Не верится мне, что кто-нибудь завтра вернётся, — покачал головой управляющий.
— Если не вернутся, тогда ты поскачешь в селение нанимать работников, — спокойно ответила она.
Проснувшись утром, Агнес сама поскакала в хозяйство. Софрон уже был там. Увидев её, подошёл, улыбаясь:
— Люди пришли, я ошибся в выводах. Только вместо некоторых явились их взрослые дети и жены.
С тех пор хозяйство стало приносить ещё больше доходов. Все работали с отдачей, на результат.
Однажды под вечер в ворота их имения громко постучали. Софрон приоткрыл их, выглянул наружу. Там стояли двое мужчин на красивых скакунах. Они объяснили кое-как, что они русские путешественники, и попросились на ночлег.
— Я спрошу разрешения у хозяйки, — ответил он им, — если разрешит, то впущу.
Агнес захотела сама взглянуть на незваных гостей. Их вид произвёл на неё впечатление, и путников впустили. Разместили их в большой комнате и пригласили отужинать в зале вместе с семьёй. Один из путешественников не сводил глаз с Лины. Девушка краснела и бледнела. Влюбилась в этого молодого мужчину по имени Никита до беспамятства. Всю ночь не спала, всё думала, что русские покинут их утром, и больше они не встретятся. Однако те задержались на несколько дней. Тот мужчина, что был постарше, несколько раз что-то серьёзно обсуждал наедине с Агнес. Было видно, как она волновалась после этих разговоров, а потом подолгу общалась со своими родителями. И те ходили сами не свои. Наконец, все трое пригласили Лину в кабинет Агнес и сообщили, что Никита попросил у них её руки.
— Что ты об этом думаешь? — с тревогой посмотрела на сестру Агнес.
— Я согласна, — сдавленным голосом ответила Лина.
— По нраву ли он тебе? — спросила мать.
— Да.
— А не боишься ли ты отправляться с ним в его страну? Доверяешь ему?
— Не боюсь и доверяю.
— Не хочешь ли ты сказать, Полюшка, что эта самая Лина и есть наша мама? — не выдержала бабушка Акулина, услышав русское имя Никита. Ведь они с сестрой носили отчество Никитична.
— Да, Лина - и есть наша мама. Просто она поменяла имя на русское, чтобы проще было жить здесь и общаться с людьми.
— Из какой страны она прибыла в Россию?
— Вот видишь, Куля, ты догадалась меня спросить об этом. А я так была ошарашена этим рассказом мамы, что даже не додумалась у неё об этом узнать. Или постеснялась. Ведь я была совсем молоденькой, когда она поведала мне эту историю. Меня так оскорбило то, как обошёлся Гордей с Агнес, что мне даже стыдно было продолжать с мамой этот разговор. Было в этом что-то запретное по тем временам. Об этом не принято было говорить и знать такое. Знаю только, что мама больше никогда не видела своих родителей и сестру.
Ульянка же лежала на печи и пыталась понять, что в этом стыдного? О чем говорит бабушка Поля? И только с возрастом она поняла, что на самом деле произошло с Агнес. И что означали её слова «взял силой».
Вот такую историю я услышала от своей приятельницы, которая теперь уже сама имеет взрослых внуков. Кое-что из рассказа бабушки Поли она забыла. Что-то могла додумать своей головой, приукрасить. Рассказчица она ещё та. Уж больно эта история на сказку похожа. Баба Акулина была рождена в 1902 году, а её сестра Полина - в последнем десятилетии девятнадцатого века. Со слов Ули, говор у обеих бабушек был далеко не современным, даже - забавным.