Двенадцать месяцев - от февраля до февраля. 3-8

Владимир Жестков
                Часть третья

                Глава восьмая. 19 ноября 1973 год

      Ночь я провёл беспокойную, да это и очевидно – столько впечатлений свалилось на мою бедную голову, как их все переварить, осознать, а потом ещё и в недра памяти засунуть. Вот ночь для этого и нужна. Да Анна эта всё из головы нейдёт. Рассказ о её жизни навевает мысли разные, а уж хорошие или плохие – даже думать не хочу, они мои, а значит, те, которые мне нужны. Делиться я ими ни с кем не обязан. Встречу того, с кем поделиться захочется, поделюсь. Иногда даже жалею, что не приучился с детства дневник вести. Пытался несколько раз, но, видать мама правильно утверждала - лень раньше меня родилась, наверное, именно лень и виновата, нет у меня этого тайного союзника, я дневник имею в виду, с кем можно всё - и радости, и горести разделить, и никогда уже не будет. Написал и подумал, какое это страшное в своей безысходности и неотвратимости слово – никогда. Даже в дрожь самого бросило.

     А меня опять к моей лени, виновной во всём и даже в отсутствии дневника - друга задушевного и сердечного, потянуло. Мы же всегда в первую очередь других виновных во всём ищем. Плохо, ежели не находим, сразу же тревога появляется – неужто сам виноват? Но ведь этого быть не может, я же всегда прав. 

     Долго пришлось над умывальником стоять и горстями на лицо воду холодную, жаль не ледяная она здесь, плескать, чтобы мысли, беспокоящие меня смыть. Здорово здесь придумано было – умывальники в каждой комнате свои, а туалет один, общий. Очень удобно, но вот Диму я своим фырканьем разбудил:

     - Ну, ты Иван и разумывался. Ночью кошмары небось снились? Вот встреча вчера случилась, так встреча. Интересную судьбинушку кто-то там наверху – и он палец в потолок направил, - на плечи той женщине накинул, не позавидуешь.

     И он достаточно отчётливо вздохнул.

     Я головой потряс, ночные призраки, всё ещё продолжавшие меня окружать, сразу же рассеялись, по углам попрятались, чтобы ночью опять прийти, да доставать приняться, поэтому я первое, что в голову пришло говорить начал: 

     - Сегодня у нас день тяжёлый, если на него ещё вчерашние впечатления наложатся, совсем трудно придётся. Поэтому отбросим всё в сторону и весело с песней в день новый пойдём.

     - Сам придумал или цитируешь кого? – с зазвучавшем в голосе удивлением спросил Дима и на меня внимательно посмотрел.

     - Да ерунда всё это, надо на жизнь проще смотреть, - несу такую чепуху и думаю, что я делаю, зачем? Ведь за этими словами никчёмными я пытаюсь свою растерянность от вчерашнего скрыть, а слова сами из меня льются и льются, как будто плотину какую-то там внутри моей головы прорвало и вот мусор всякий, случайно туда попавший и задержавшийся там, начало вымывать.

     Дима меня слушал и хмыкал, я десяток слов произнесу, а он один хмык издаст и всё. Я новый десяток, а он новый хмык.  Я уж даже считать начал, на какое точно количество моих слов его хмык приходится, но уже на втором со счёта сбился.
В двери Виктор возник:

     - Ваня у нас молодец. Он, небось, пропагандистом по партийной линии к нам заслан, пытается бедных заблудших овечек перевоспитать, - все это он как бы в пространство, в никуда, говорил, а затем улыбнулся и уже ко мне обратился: 
- Ванечка, не старайся ты так. Меня столько народа уже пыталось на путь истинный направить, а я и от дедушки ушёл, и от бабушки ушёл и от тебя Ваня тоже уйду. Ну, я дальше покачусь, а то уже в дверь стучали, сказали завтракать пора, а будет он в этом здании внизу. Давайте собирайтесь.

     Мне, что – я уже готов, вот кусок щеки осталось доскоблить, да на себя что-нибудь набросить и всё, а Диме ещё умываться надо.

     Вниз спустился, а там прямо напротив лестницы к стене лист бумаги кто-то приделал. На листе крупно выведено – "Столовая" и стрелка жирная налево указывает. Это сколько же пасты кто-то извёл, чтоб её такой жирной изобразить? А там помещение в полпервого этажа находилось. Столы стояли каждый на четырёх человек, на наши привычные столовские похожие, только деревянные, а у нас их чаще всего из алюминия производят. Народа немного, да и откуда ему взяться, если мы в этом немалом здании только кусок второго этажа оккупировали. Вот и в столовой этой тоже занятые столы можно на пальцах пересчитать. Вон Наталья со своими однокаютницами сидит, мне рукой машет. Я посмотрел внимательнее, Виктора заметил. Он к окну поближе сел. Надежда по залу ходит, то к одному столу подойдёт, то к другому. Меня заметила, кивнула и всё. Какая-то незнакомая тётка в фартуке длинном почти до пола и волосами косынкой прикрытыми, тарелки из-за открытой двери выносит и по столам расставляет. Всё это я разглядел пока до нашего столика пробирался, да раскланивался направо и налево. Все же вокруг теперь в хороших знакомых превратились. 

     Не успел я присесть, как тётка эта местная уже мне тарелки несёт. На большой - макароны тонюсенькие с кусочками какими-то незнакомыми вперемешку лежат, а на маленькой - кусок белого хлеба и, яйцо варёное, уже очищенное, кусочек масла и два кружка колбасы, на нашу краковскую похожие, только намного толще.
   
     Я на Виктора с вопросом посмотрел, он объяснять сразу же принялся, понял, что я неграмотный:

     - Это Ваня, спагетти с морепродуктами. Кушай, не боись. Лично мне вкусно. Обедать мы, где-то в городе будем, а ужинать нас опять сюда привезут. Теперь здесь постоянный пункт по приёму пищи именно под нашу группу открыть решили. Так-то вот, - он видимо ещё что-то сказать хотел, но вдруг вскочил и махать рукой изо всех сил принялся.

    Я тоже привстал, смотрю, Вадим с Димой идут. Но я махать не стал, хватит, что Витька никак уняться не может.

     Стоило только ребятам за стол усесться, как к нам тут же Надежда подвалила. От соседнего стола стул подтащила и на него взгромоздилась:

     - Мальчики, рада вас видеть живыми и здоровыми. Как Колизей?

     - Какой Колизей? – моментально запел Виктор, - мы туда и не собирались. Мы просто пошли прогуляться, на других посмотреть, да себя показать. Нас прямо на улице сняли и в бордель один подпольный завлекли. Вот мы там до половины ночи и отрывались. Все деньги, что ты нам с барского своего плеча милостиво выделила, там оставили. Было бы больше, они там же оказались бы.

     Надежда с таким удивлением на нас посмотрела, что я чуть не рассмеялся. Явно не поверила, а Вадим серьёзно так Витькины слова подтвердил:

     - Ты не удивляйся так, у нас же этого нет. Как не попробовать.

     У неё чуть глаза на лоб не вылезли:

     - Ещё и деньги за это платили, своих баб, что ли не хватает?

     А Витька соловьём разливается:

      - Своих дома полно, а мы же на чужбине оказались. Да потом у нас такой экзотики не найдёшь. Вот Вадим, например, себе эфиопку присмотрел. У неё губы всем губам губы. Как присосётся, всё сам без губ останешься. А сиси – сказка, а не сиси. Между ними лежишь, как в гамаке. Я сам не пробовал, денег не хватило, это со мной Вадька своими впечатлениями поделился. Димка себе негретутку заказал, он по-английски с ними со всеми там лопотал. Ты знаешь, они всё, что он говорил, понимали. Нас всех это очень удивило. Ванька себе малюсенькую то ли японку, то ли китайку выбрал, даже он понять не смог, откуда она в Рим приехала. Ну, а ему это безразлично, он же у нас на всех маленьких западает. А я патриот – решил, раз в Европе находимся, европейку мне подавай и всё тут. Представляешь, у них ни одной такой не нашлось. Пришлось местной бандерше самой за европеек отдуваться. Вот ты сказала, что рада нас живыми и здоровыми видеть. Ну, насчет живыми это ты точно заметила, а насчёт здоровыми, только дома узнаем. Латентный период чуть не месяц тянется.

     Представляете и всё это с серьёзнейшим выражением лица. У Надежды лицо говорящее, все, что она чувствует, на нём синхронно отражается. Мне прям в удовольствие было наблюдать за эмоциями, по её лицу пробегающими – от полного недоверия, до такого удивления, что это в живую видеть надо, от брезгливости какой-то до почти восхищения.

     Мы так и не поняли, к какому выводу она в конце концов пришла. Окликнул её кто-то из местных. Не та тётка, что тарелки разносила, а совсем другая – крупная такая, не толстая, а именно крупная, у нас таких дородными называют. Так вот эта, дородная которая, Надежду и отозвала от нас. Они куда-то за открытую дверь зашли и с концами. Мы уж все поесть успели, на улице постояли, покурили. Я снова с Леонардо всё так же на пальцах пообщался, а милашка эта исчезла. Большинство уже в автобусе дремать принялись, на улице только несколько человек крутилось, в том числе и все мы, молодёжь, как нас Виталий Петрович называет.

     - Надежда то, где? – спросила Аглая Петровна, прикуривая новую сигарету.

     - Наверно, её на первое пустили, - Виктор только и успел эту ценную мысль громко, на всю улочку, по которой мы вчера прогулялись, до всех донести, как Надежда появилась. Видимо до неё тоже докатилось, что о ней её временные подчинённые говорят, поскольку она такой взгляд на Виктора кинула, что мне на его месте ох как нелегко пришлось бы. А с него всё, как с гуся вода - стряхнулся и дальше пошёл.
 
     - Садимся, - как-то непривычно неприветливо она нас пригласила. Мы с Димой даже переглянулись.
 
     Автобус ехал вовсю. Уж на ту улицу, до которой мы вчера успели добраться, завернул, а Надежда сидела бумажки с места на место перекладывала, явно её что-то нервировало сильно. Наконец к микрофону потянулась:

     - Одно за другое цепляется, - начала она, - представляете, к телефону меня позвали, сообщили, что местный гид, которого к нам прикрепили, заболел и для нас срочно замену ищут. Итальянцев полно, а нам ведь надо или англоязычного гида, чтобы я переводить могла, о чём он рассказывать будет, или, что вообще восторг был бы - русскоязычного. Вот и ищут, найти, наверное, не могут, а я Рим только по путеводителям изучала, но экскурсию по нему вести, - и она головой из стороны в сторону покрутила.

     Она ещё немного так посидела, попереживала внутри себя, а затем вновь заговорила:

     - Как-то неудачно всё складывается. Из-за того, что нас в Неаполь не сразу запустили, мы в Рим на тройку часов позже приехали. Оказалось, что Папе Римскому тоже нездоровится, поэтому его выход к прихожанам и целование верующими его туфли, было перенесено на вчера, а мы в это время ещё по дороге в Рим были. Так что это действие мимо нас прошло. Теперь гид заболел. Посмотрим, что нам сейчас у Капитолийского холма скажут. Туда представитель принимающей фирмы приехать должен. Так что придётся немного подождать и всё прояснится.

     И она принялась рассказывать о программе нашего пребывания в Риме. На сегодняшний день у нас должна быть экскурсия по Капитолийскому холму, с посещением всех находящихся там музеев. Затем пешочком через развалины Римского Форума к Колизею. Вход вовнутрь Колизея осуществляется по билетам, которые нам должны скоро принести. Мало того, на билетах время указано, так что ни раньше, ни позже нас туда не пустят. Потом мы обедать поедем, а оттуда нас вновь вернут к подножью Капитолия, и мы немного прогуляемся по этой части Вечного города. Завтра – на весь день Ватикан, послезавтра с утра блошиный рынок, совмещённый с вещевым. Многие хотят для себя купить, что-нибудь из одежды. Говорят, что там, куда мы пойдём, самые низкие цены и неплохой выбор. Блошиный рынок работает два дня в неделю – по средам и по воскресеньям с 7 утра до полудня. 21 ноября как раз среда, очень удачно всё на этот раз получилось, вот утро мы и можем посвятить покупкам. А после обеда у нас будет автобусная экскурсия по городу. Ну, а 22 мы отправляемся в Чивитавеккья, город, стоящий на Тирренском море в 80 километрах от Рима. Фактически это Римский порт. Там нас будет ждать родная "Армения", и мы отправимся с вами во Францию, в Марсель - один из самых крупных портовых городов Французской республики. Ну, это всё планы, - вздохнула она, - а, что из них мы сможем выполнить, не могу сказать.

     Она закончила знакомить нас с римской программой практически одновременно с нашим прибытием на автобусную стоянку поблизости от Капитолия. Автобус только успел замереть, как передняя дверь открылась, и в него залез достаточно молодой темноволосый человек в ковбойке и тёмных очках. Он посмотрел на всех нас, снял очки, широко улыбнулся, настолько заразительно, что все тоже невольно начали улыбаться и громко безо всякого микрофона крикнул:

     - Привет. Добро дошли. Меня Пётр зовут, я буду ваш гид целых три дня. Вы должны быть довольны, я по-русски разумею, - и снова заулыбался, - кто скажет, откуда я и почему русский знаю, от меня презент получит. Есть желающие? 
Дима также громко сказал:

     - Тут ничего сложного. Ты из Болгарии, русский учил в школе, а совершенствовал его в университете имени Патриса Лумумбы в Москве.

     Гид подошёл вплотную к нам и начал вглядываться в Диму:

     - Мы с тобой вместе учились? Откуда ты так всё хорошо знаешь?

     - Нет, - рассмеялся Дима, - мы с тобой никогда не встречались и незнакомы. Ты нас приветствовал словами "Добро дошли", так только болгары говорят. Ты, говоря "да", кивал отрицательно, не так как во всём мире, так только болгары делают. Ты работаешь гидом в Риме, а гидами в Италии могут лишь итальянцы работать, значит, ты итальянцем стал, а в каком случае болгарин может итальянское гражданство получить? Да очень просто, надо на итальянке жениться. А где обычный парень из Болгарии может с гражданкой Италии познакомиться? Проще всего это сделать во время учебы, отсюда вывод - жену ты себе нашел в Москве, вместе с ней учились в Дружбе народов. Так?

     - Он выиграл, - закричал гид, - сувенир я ему завтра принесу. А сейчас давайте начнём. Как у вас говорят "Лиха беда начало". Вот прямо тут в автобусе начнём, а затем, когда ножками ходить будем, продолжим. Согласны?

     Он так заразительно всё это прокричал, что все тоже развеселились. Затем он взял в руку микрофон, устроился рядом с Надеждой и начал историю Капитолия излагать, да так занимательно, что даже я, который вроде эту историю вниманием своим не обделил, и то заслушался. Гидом он был, как говорится от Бога, а то, что иногда путал окончания слов и падежи, придавало его рассказу дополнительную изюминку.
 
       Потом мы все вместе то поднимались по длинной лестнице вверх, чтобы вскоре по другой такой же длинной спуститься вниз, то заходили в сокровищницы, и надолго застревали там, то толпились у колонны, на которой капитолийская волчица установлена, и подпрыгивали около неё, пытаясь дотянуться до задней лапы волчицы, ведь мы от других слышали, что это может принести счастье. В общем, мы вели себя ровно также как миллионы туристов по всему свету. Капитолий на меня впечатление произвёл. Не могу сказать, что изумил, там ничего такого, что изумить человека не было. Красиво, да, компактно, тоже, но изумить… Нет, конечно, нет. Правда я другого и не ожидал.

     Спустились вниз к Римскому Форуму, вот там даже я, кто думал, что его ничем не удивишь, рот открыл от удивления, как в доисторические времена, то есть в Древнем Риме, могли построить такие грандиозные сооружения, что от них, пусть и в виде развалин, столько сохраниться смогло. Одни арка Тита и Вулканал, алтарь бога огня Вулкана, который по преданию самим Ромулом был основан, что стоили. А колонны неимоверной высоты, чтоб их сверху до низа осмотреть, надо шапку, если она на голову надета, крепче держать, а то точно упадёт. В общем, здорово, что всё это удалось раскопать и на те места, где всё это стояло, вновь водрузить.
Мы постепенно к Колизею подходили. Сам не знаю почему, но из всех римских достопримечательностей мне больше всего хотелось вживую на Колизей посмотреть и, если удастся, по нему прогуляться. И вот мечта начинает осуществляться и принимает вполне реальный вид. Колизей стоит прямо перед нами во всю свою грандиозную высоту. Пётр очень удобное место выбрал, здесь и народа не так много, все вперёд несутся и там толкаются, пытаясь через головы впереди стоящих, хоть что-нибудь толком разглядеть, а мы пусть и в отдалении находимся, зато нам видно всё распрекрасно. Колоссальное сооружение, пусть и полуразрушенное, но простите ему ведь почти две тысячи лет, если точно, то ровно тысячу девятьсот, насчёт день в день не скажу, а год в год точно. Хотел бы я посмотреть, что с нашими постройками через пару сотен лет будет, а тут две тысячи… Одно это вызывает почтение и желание снять шляпу перед древними людьми. Мне казаться стало, что нам до их уровня расти и расти. Я много читал и фотографии рассматривал самого большого стадиона в мире, я о Маракане говорю, что в Бразилии находится. Грандиозное сооружение на 200 тысяч зрителей рассчитанное. Но там посерёдке одно футбольное поле и больше ничего. Хотел бы я посмотреть, как там бои гладиаторов могли бы проходить. Ведь в день открытия Колизея на его арене погибло более двух тысяч гладиаторов и более пяти тысяч диких хищных животных. Какая там Маракана.
На вход очередь стояла, но двигалась она достаточно шустро, мы чуток в ней потолкались и внутри оказались. И всё - та таинственность, которая Колизей окружала, в один момент исчезла. Мы оказались в жутко замусоренном амфитеатре. Да, большом, можно сказать грандиозном и всё. Больше ничего, кроме слова помойка в голову не приходит. Рим вообще очень замусоренным оказался, хотя это следовало ожидать после Неаполя, но там хоть улицы подметают. Здесь же, я о Колизее говорю, окурки, фантики и огрызки незнамо чего валяются, наверное, с античных времён. А, когда мы с Димой решили вовнутрь, в подтрибунное, как у нас называется, помещение зайти, Пётр нам это не посоветовал:   

     - Вы там сразу же во что-нибудь дурно пахнущее вляпаетесь. Некоторые туристы, особенно из Германии, моду взяли – сходить в Колизей, и кучу дерьма там навалить. Полиция не знает, что и делать. Забить все проходы? Тогда, что здесь смотреть останется? И так, варвары в средние века всё, что могли разрушили, а современные варвары добить пытаются. 
 
      Лично мне Колизей внутри не понравился. Я ни с кем из наших эту тему обсуждать не стал, решил до корабля её оставить и с Надеждой своей поговорить, но, как лапочку эту увидел, обо всём забыл, там не до Колизеев было, там любовь надо всем свои крылья распахнула и всё остальное стало таким мелким и неинтересным, что…

     Так вот к Колизею хочу вернуться. Арена, когда на неё с самого верха смотришь, маленькой кажется. Цезарям всяким хорошо было. Они внизу в ложе сидели. До них небось запах свежей человеческой крови доносился. Говорят, что это некоторых очень возбуждает, после чего они на любовные подвиги способными становятся. А простому, простите за такое выражение, люду, что делать. Видно не очень, запах, если только грязных тел доносится, а самое главное – чарующие слух стоны и крики умирающих напрочь забиваются воплями находящихся в экстазе зрителей. Нет, я для себя твёрдо решил. В Колизей, смотреть бои гладиаторов, я ходить не буду. И, знаете, своё слово сдержал. Ну, это я шучу, конечно, но не впечатлил меня Колизей изнутри. Зато, как наружу вышел и на него освящённого солнцем взглянул, очарование вновь вернулось.
   
     Обедать нас повели пешком. Там неподалёку оказалась траттория ;Колизеум;, так её хозяева обозвали. Это было заведение ранее нам здесь не попадавшееся, но оказавшееся нам до боли знакомым. Оно на наши столовые самообслуживания походило. Такая же длинная стойка, за которой тётки в белых халатах и колпаках на голове стояли, и стоило тебе пальчиком куда ткнуть, тут же наливали и накладывали полные тарелки. Вначале это супы были, разные. Я их пять насчитал, но мы все, не сговариваясь, минестроне выбрали. Не щи, конечно, и тем более не борщ, но всё же овощной суп. Всем захотелось, чтобы немного родиной пахнуло. А вот со вторым было посложней. Хорошо рядом Пётр, как чёрт из табакерки возник. Он постоянно крутился возле нас, куда не посмотришь, его увидишь. Удивительно шустрым человеком он оказался. Я сразу же слова Надежды вспомнил, что у неё восторг бы вызвало, если нам гида русскоговорящего разыщут. Пётр оказался тем, кто нужен. Восторг не восторг, но явное удовлетворение от общения с ним я почувствовал и это ощущение долго ещё оставалось. Я всех последующих гидов с Петром сравнивал и их в зависимости от степени моего удовлетворения по порядку выстраивал. Пётр в число первой десятки до сих пор входит, хотя в каких я только странах впоследствии не побывал и каких только гидов не перевидал, а вот Петра забыть не могу, а скорее всего не хочу, настолько он в мою память врезался.

     Там на второе сплошные блюда из лапши, вермишели и макарон были. У меня память хорошая и я тут же вспомнил, что наши в войну итальянцев макаронниками звали. Вот значит откуда, то прозвище возникло. Мы решили, что каждый возьмет себе, что ему понравится, но так чтобы это отличалось от выбора остальных. А уж за столом мы попробуем каждое блюдо. Пётр, где-то сзади, по-видимому, находился. Он сразу же нашу идею понял, и её моментально модернизировал. Выяснил у нас, кому что глянулось и тётке, той, что этой макаронной продукцией заведовала, пару слов сказал. Так она на каждую тарелку по четыре разных блюда положила. Вот ведь голова у этого Петра оказалась. Он нам объяснил потом, что в Италии все блюда, подобным образом изготовленные, пастой называются, а макароны там, лапша или вермишель с рожками – не важно. Паста, она паста и есть. Мы как за стол присели и с супом покончили, к этим четырём пастам приступили. Я только одно название из всех, что нам Пётр сказал, запомнил – паста карбонара, остальные такими замысловатыми оказались, что я их помусолил в голове, чтобы дома жену любимую удивить, но всё равно даже замусоленные забыл, столько всего нового со всех сторон валилось.

     Мы втроём, я, Вадим и Дима, ели всё по очереди, а Виктор вилкой всё смешал и так есть принялся, сказал, что в желудке всё равно всё перемешается, так чего делить, лучше сложить и всё. Странное на мой взгляд решение, но каждому своё. Я как это самое последнее словосочетание вспоминаю, меня сразу же мурашки преследовать начинают и привкус крови во рту возникает – я всегда при этом губу свою изнутри прокусываю. Почему так получается, не знаю, но прокусывается она, по-видимому, непроизвольно и только после этих двух слов.
 
     Нам ещё одно блюдо Пётр взять настоятельно рекомендовал. Он его пиццей назвал. По-нашему, так это, что-то типа открытого пирога получается, хотя на вкус большая разница чувствуется. Мне так очень эта самая пицца понравилась. Их тоже много было, и нам также по кусочку от пяти больших плоских блиноподобных штуковин отрезали.
 
     Нынешним читателям не надо объяснять, что это такое, а вот для советского человека, который, как с Луны свалившийся во всяких заграницах выглядел, это оказалось нечто. Вкусно или нет, мы даже разбираться не стали, а когда нам по бутылке вина белого на столы принесли, это вызвало у нас непередаваемый восторг. Вездесущий Пётр сразу же за объяснения принялся:
                               
     - В Италии вино пьют до еды, но поскольку у вас принято пить его после обеда, как бы на десерт, я и попросил так же сделать. Или я ошибся? – его вопрос вызвал громкий смех:

     - Да нам, в общем, как-то без разницы, когда пить, лишь бы налили, - под общий хохот сказал Виктор и тоже засмеялся.
    
     На выходе мы столкнулись с приморской группой и сразу же к расспросам приступили. Долго нам рассказывать никто не пожелал, но некоторые моменты удалось разузнать, и прежде всего, что их поселили в большую гостиницу на окраине Рима. Пешком оттуда сюда точно не дойдёшь. В гостинице, помимо наших шести групп, живёт ещё масса туристов со всего мира. Завтрак там шведский стол, с нашим, что на корабле, рядом не стоял, мура всякая, а самое главное, что им утром пришлось более получаса у закрытой двери в ресторан простоять. Там система оказалось такая. Порциями запускают. Столики освободились, их вытерли и новую партию запускают. Все наши очень недовольны, у себя на родине очереди осточертели, так теперь и в Италии в них стоять приходится.

     Мы сочувственно головами покивали, а сами потом решили, нам повезло явно больше, и всё к этой теме мы до конца круиза не обращались, а как мы на Родину вернулись нам невольно об этом напомнили, но об этом мы и поговорим с вами позднее. 
 
     В сторону Капитолийского холма мы шли по хитросплетению римских улочек, возникающих как бы ниоткуда и точно также заканчивающихся в самом неожиданном месте, при этом давая возможность нам идти без остановок. Мы шли совершенно непривычным образом. Я не раз видел, как ходят подобные группы. Все разбредаются на достаточно большом протяжении. Рядом с гидом идёт, как правило, всего несколько человек. И это, с моей точки зрения, далеко не самые любознательные. В основном, это самые дисциплинированные. Им сказали "К ноге" и они послушно, подстраиваясь под шаги гида, так что зачастую все, или очень многие шагают в ногу, идут, одновременно слушая его, задавая при этом иногда вопросы. Остальные в это время предоставлены сами себе.
 
     Мы же шли тесным клубком, центром которого был Пётр. Он оказался таким замечательным рассказчиком, что мог держать вокруг себя целую ораву людей с разным уровнем знания и разными интересами. Мне это было очень любопытно. Он шутил, рассказывал анекдоты, отвечал на вопросы и при этом не забывал об основном - он вёл экскурсию. Наша четвёрка, а скорее пятёрка, так как Наталья вернулась в нашу компанию, шла в этой же толпе. Голос у Петра был громкий, дикция чёткая, всем всё было слышно, всем всё было понятно. Самое главное, что удовольствие при этом получали все – и рассказчик и слушатели. Мы рассматривали какие-то старинные дома и узнавали о них такие любопытные вещи, как будто по радио слушали отчёт о событиях вчерашнего дня. Иногда мы где-нибудь стояли достаточно долго и всё это время звучал голос Петра, а нам казалось, что перед нами проходит какое-то действие, то свидетелями, а то и невольными участниками которого становились и мы. Мы видели дома, которые за столетия с момента своего появления на свет умудрились врасти в землю на два-три метра, а то и глубже, и, если бы не глубокий ров, который обнажил подземные этажи до самого фундамента, ни один прохожий никогда ничего не узнал бы. Мы любовались знаменитыми римскими фонтанами – единственным источником чистой питьевой воды для жителей в течение многих столетий. В этих фонтанах дно ежедневно заполняется монетами, бросаемыми в них туристами из различных стран, верящими или не верящими, что твоя монетка поможет тебе вернуться в этот сказочный город, чтобы рано утром предстать с абсолютно чистым дном. Специально обученные люди их чистят, пополняя таким образом городскую казну. 
 
     Всё было замечательно, одно неимоверно раздражало, и не только меня, а большинство из нас, если не всех – стены старинных зданий, куда могли дотянуться руки расклейщиков плакатов, были наглухо заклеены предвыборными призывами множества партий, существующих в Италии. Плакаты клеились один на другой, иногда под собственным весом они отваливались и висели, уцепившись одним уголком за стену.

     - Мы не знаем, как с этим бороться, - сказал нам моментально опечалившийся Пётр, - есть люди, считающиеся, что чем обшарпанней будут стены домов, тем Рим будет больше похож на город с тысячелетней историей.

     В восемь вечера мы вернулись к автобусной стоянке. Леонардо привычно с тряпкой в руках наводил лоск на свой и без того блестящий автобус. В общежитии нас уже заждались. Мы поужинали и совершенно обессиленные завалились спать.

     Продолжение следует