Пронзительный звонок раздался, едва Егор Борисович открыл рот, дабы впихнуть в него очередную ложку борща. Он вздрогнул, едва не подавившись, закашлялся. Жена Тамара Федоровна с наслаждением заехала ему по спине, злорадно улыбнувшись. Отчего Егор Борисович скукожился от боли и вскочил, собираясь обложить благоверную по полной программе. Но за звонком последовала в дверь барабанная дробь. Колотили так, будто собирались разнести её вдребезги. Супруги переглянулись. Тамара Федоровна пожала плечами и плотно уселась на стул, всем своим видом сообщая, что к ней такие невоспитанные не ходят, а посему открывать она не пойдет. Егор Борисович тяжело засопел. Дверь гудела.
–Чего сидишь, жена?!– рявкнул он.–Не видишь разве, что я ем, а трапезу нарушать вредно для пищеварения.
Тамара Федоровна вздохнула, соглашаясь будто, а на самом деле вовсе не хотела, чтобы тарелка с борщом полетела в стену. Отмывай потом. Конечно, отмывать будет муж, но нервы попортить сможет хорошо. Она встала, двинулась к входу и повернула ключ. И тут, распахнув дверь во всю ширь, влетел, точно пушечное ядро, Самсон Сидорович– сосед и кум в одном флаконе. Лицо его освещал огромный синяк, удобно устроившийся под глазом, а во лбу- звезда, прямо как у царевны из сказки. Вернее, даже не звезда, а рог, похожий на олений, натянувший кожу так, что, казалось, она вот-вот лопнет. Рог рос на глазах , приобретая изумительный, красивый фиолетовый оттенок. Из глаз струились ужас, обида и …самые обыкновенные, банальные слезы. Самсон Сидорович задыхался, всхлипывал, взмахивал руками и отчаянно мычал.
Тамара Федоровна до этого молча и с откровенным удовольствием разглядывавшая рог, ахнула:
–Ой, да с ним удар сейчас случится! Да еще в нашей квартире! Чего ты сидишь, как пень замшелый?! Давай выталкивать будем его назад, за дверь,– верещала она, пытаясь развернуть соседа и отправить восвояси.
Ложке Егора Борисовича так и не удалось закончить свой полезный путь. Она зависла у самого рта, накренилась, и борщ закапал на его белую майку , оставляя на ней сочные , но отнюдь не аппетитные брызги. С сожалением отложив ложку, Егор Борисович принялся помогать жене. А как не помочь? Родная все-таки… Да и сердить её себе дороже выйдет, перестанет борщи варить, да пироги стряпать, а он до них охочий очень.
Разворачивают они соседа, а он упирается ногами, скользит, руками за стены хватается , а сам знай мычит, будто сказать что-то хочет, а не может, то ли язык отнялся, то ли слова растерял. Поди догадайся…А оставлять его у себя ну никак нельзя. Вдруг да смертушка пожаловала. Не-ет… Только не в их уютной квартирке… Бойся потом ночевать, вдруг да явиться вздумает. Хоть вон на лестнице пускай с ней встречается.
–С-стойте…, н-не н-надо меня… ,– наконец, прорезались более-менее вразумительные речи.
Супруги притормозили. Тамара Федоровна украдкой росу со лба смахнула. Хоть и не толст сосед, а жилист, да тяжел. Егор Борисович тоже обрадовался передышке. Отдувается стоит, а сам на стол косит. Борщ-то остывает…, а ведь эта коза, жена, значит , не захочет разогревать, усталой прикинется. Будто он не устал.
–Не умираю я,– наконец вымолвил Самсон Сидорович,– это всё она,– он не удержался и опять всхлипнул.
-Жена?! Груня?! Аграфена Тихоновна? !–воскликнули в один голос супруги. ––Опять бьет?– уже успокоившись, произнесла Тамара Федоровна.–Ну-у, это ничего , это не страшно…
Егор Борисович только удрученно головой покачал. Он боялся поддержать приятеля. Правда, до битья у них с Тамарой дело не доходило, но… кто знает…Как говорят, не буди лихо, пока оно спит…
–Как это не страшно?!– мячиком подпрыгнул Самсон Сидорович.– Да ведь бо-ольно! Она просто избивает меня всякий раз.
В этот момент снова раздался звонок.
–Ой, это она!– Самсон Сидорович скрючился, согнулся весь. Казалось, он сейчас под стол нырнет, да там и останется,–не открывайте,– умоляюще шипел он.
– Скажешь тоже! Как это я свою подругу и не пущу,– ухмыльнувшись , Тамара Федоровна, этакой птичкой полетела в прихожую.
–Не бойся,– шепотом успел поддержать друга Егор Борисович,– здесь она тебя не тронет.
– Мой-то у вас? – прогудело у самой двери.– Конечно, здесь прохлаждается! А где ж ему быть? Делов-то никаких нет! Чё не попросишь, всё не так делает…
–А что случилось –то?– Тамара Федоровна пододвинула приятельнице стул.
–Да как чё?! Попросила чай принести, а он кофе притаранил … А я его страсть, как не люблю. Вот и получил! Скажешь, не заслужил? Еще как заслужил!
–А бить-то зачем?– встрял Егор Борисович.
–Как зачем?! – выпучила глаза Аграфена Тихоновна.– А как же не бить-то? Люблю потому что,– она покрутила головой. – Как не бить-то?– повторила она.–Не буду бить, так и сбежит ещё к какой дуре, а так… при мне. От любви всё… Да. От любви.
–А если из-за битья сбежит?– опять робко встрял Егор Борисович и тут же сжался от гневного взгляда супруги.
–Ну, уж не-ет!– Аграфена Тихоновна показала кулачищи.– Не выйдет… Ну, посидели и будет! – засобиралась вдруг.– Пойдем домой , горе моё!– она приподняла мужа , встряхнула, как мокрую тряпку, и прислонила к стене, дабы он принял вертикальную стойку и не упал.
–Пойдем, моя курочка, – обреченно всхлипнул Самсон Сидорович,– пойдем… Я тебя тоже люблю.
Аграфена Тихоновна с подозрением оглядела поникшего мужа и, не заметив ничего криминального, успокоилась. Да и понятно, муж вот он, никуда не делся, сопит, не сопротивляется. Она торжествующе обвела взглядом присутствующих, словно хотела сказать, любовь такая у них, какая вам и не снилась.