- Ну, раз уж мы сегодня на хозяйстве, давай подумаем, что будем готовить на обед, - бодро сказала бабушка. - А может, фрикаделевый суп?
- Суп с фрикадельками? – уточнила я. – Отлично! Только я не умею. Давайте, я буду на подхвате. Вы будете руководить, а я все делать.
- Не умеешь? – удивилась бабушка и в задумчивости стала накручивать на палец кудрявый хвостик по-девичьи толстой перекинутой на грудь седой косы. – А я ведь тоже не умею.
- Тогда давайте что-нибудь другое.
- Тут такое дело, - замялась бабушка. – Я вообще не умею готовить.
Я застыла в изумлении и просто не знала, что сказать. Ну, допустим, я постигла не все азы кулинарии. Мне двадцать один год, я второй год замужем, маленькому сыну четыре месяца, живу с мамой-папой, пока муж-курсант доучивается. Сейчас мы с малышом гостим у родителей моего молодого мужа Мити. Его бабушка прилетела самолетом из Башкирии специально повидать первого правнука. Свекровь со свекром на работе. Мы уложили Тошку спать в коляску на лоджии и отправились на кухню. И вот вам здрасьте! На минуточку, у Митиной бабушки шестеро детей (пятеро сыновей и одна дочка, Митин папа старший). Многодетная мать, которая не умеет готовить! Это что-то новенькое.
На языке вертелись всякие вопросы, но воспитание было сильнее любопытства. Бабушка продолжала смущенно теребить свою роскошную косу. Пауза затягивалась. И я жизнерадостно воскликнула:
- Тогда будем варить борщ!
Борщи у меня уже получались, и мы выкрутились. Бабушка не стала ничего объяснять, а я так и не решилась спросить.
Бабушка моего мужа – фигура колоритная. Ну, то есть фигуры-то в силу возраста от нее никто не ждет, да ее и нет. Похоже, что и раньше не было. Невысокого роста, крепкая, коренастая, очень энергичная пожилая женщина. Замечательные, густые, вьющиеся волосы по пояс. Лицо… Черты лица совершенно не женские. Я ловила себя на мысли, что бабушка выглядит так, будто некрасивый мужчина переоделся в женское платье и нацепил косу. Впечатление усиливал низкий скрипучий голос. Ну, совершенно ни капли женского обаяния, кокетства, грации. Хотя было понятно, что бабушка – добрый, порядочный и оптимистичный человек, который смело идет по жизни, не зная полутонов.
Бабушку звали Рина. Катерина Васильевна, если угодно. Она погостила всего несколько дней и отбыла на родину.
И тогда я задала вопрос свекрови: как могло получиться, что бабушка не умеет готовить.
- И правда, не умеет, - подтвердила свекровь. - Так у них ведь всю жизнь Катя готовит. И как готовит! Пальчики оближешь! А Рина нет. Да и когда ей?
Она проработала всю жизнь.
- А Катя – это сестра Рины? Митя говорил, что была еще баба Катя. Жили вместе. Он говорит, они сестры. Подождите, как же это? Две сестры, и обе Катерины? А, наверно, двоюродные?
- Да нет, они не сестры, - таинственно улыбнулась свекровь. И рассказала мне удивительную историю.
Удивительная история
Молодую жену Катерину Петр привез в провинциальный башкирский городок откуда-то из Самарской губернии в середине двадцатых годов прошлого столетия. Ох, и хороша была Катя! Высокая, статная, с пушистой русой косой ниже талии. Серые глаза – полая вода. Черты лица тонкие, правильные. Голос нежный, певучий. Да и Петр был, как говорится, «не последним парнем на деревне»: рослый, плечистый, с копной непослушных светлых волос. Лицо открытое, с высоким упрямым лбом. Выразительные зеленые глаза, крупный прямой нос, квадратный подбородок. Петр был человеком серьезным, но уж если улыбался, то улыбка его, озорная, мальчишеская, белозубая, никого не оставляла равнодушным.
Красивая пара, и жили хорошо. Катя была отличной хозяйкой, умела и шить, и вязать. Одевалась по моде. Работала секретарем в канцелярии школы. Петр же связал свою судьбу с нефтеперерабатывающим заводом, был перспективным инженером, уважаемым в городе человеком. Года через два-три молодые забеспокоились: почему у них не получается зачать ребенка? Через пять лет пошли по врачам. Да нет, все вроде в порядке, надо подождать. Подождали еще. И только через двенадцать лет совместной жизни выяснилось, что детей у Катерины быть не может.
- Петя, я так тебя люблю. Я хочу, чтоб ты был счастлив. Что за жизнь без детей? Не хочу заедать твой век. Я уеду, Петя. Разведемся.
- Катюша, солнышко мое, что ты такое говоришь? Мы что-нибудь придумаем. Усыновим ребеночка. Хочешь?
- Нет, Петя. Мне кажется, я не смогу полюбить чужого ребенка. Ты женишься, у тебя будут дети. А я… Да что обо мне говорить?
- Ну не плачь, Катенька, мы что-нибудь придумаем.
И Петр придумал. К ним на завод устроилась вечерней уборщицей молоденькая студентка торгового техникума.
- Крепкая, здоровьем так и пышет – кровь с молоком. Поухаживаю за ней, пересплю разок-другой, она и забеременеет. Аборты у нас запрещены – тридцать седьмой год, уголовная ответственность. Девчонка глупая, из деревни. Начнет реветь, а я ей скажу, мол, не реви, рожай. Ребенок-то тебе зачем? Я отец, я и заберу. Я и выращу.
- Петя, а она красивая?
- Кто?
- Ну, эта девушка. Из деревни.
- А! Нет, не красивая. Ну, правда, Кать. Совсем не красивая. И кстати, тоже Катерина.
Сначала все вроде бы шло по плану. Ухаживания, беременность. Только девчонка, хоть и из деревни, оказалась совсем не глупой и вовсе не рёвой. С характером оказалась. Да еще с каким! Узнав, что кавалер не свободен, просто указала ему на дверь. Тоже мне, благодетель. Ребенка он заберет. Ишь, чего удумал. Да кто ж тебе его отдаст! Техникум заканчивала уже с заметным животиком. А зимой родился мальчик Николаша. Хорошенький – не налюбуешься. Черноволосый, бровки, как нарисованные, ресницы длинные, голубые глазенки смышленые такие. Мальчишечка спокойный, не крикливый совсем. Катерине комнату в общежитии выделили. Не ахти какая, а все же свой угол.
Из роддома Петр встречал. А больше некому. И стал отец сына навещать. Да и ладно, молодая мать не препятствовала. Пусть навещает. Отец ведь. И вообще, глупо от помощи отказываться, не бедный он, Петя-то. Катерина родне своей не сказала про ребеночка. Успеет еще родителей ославить на всю деревню. Навещал-навещал Петр малыша, и донавещался: Катерина снова забеременела. Городок маленький, шила в мешке не утаишь. Катерина только на учет по беременности встала, а жене уже добрые люди доложили.
Петр неделю думал да прикидывал, как быть да что делать, как бы это жене Катеньке сказать половчее. А только однажды вечером пришел домой, а в квартире пусто, только записка на столе: «Все знаю, будь счастлив. Уезжаю».
Вот все и решилось, узел распутан. Можно жить дальше. Но отчего же такое ощущение утраты? Выкурил Петр полпачки папирос за вечер и с тяжелым сердцем лег спать. Утром почувствовал себя неважно, но на работу пошел, а с работы уже на «скорой» в больницу увезли. В инфекционное отделение. Прошло несколько дней, а улучшений никаких. Температура зашкаливает, рвота, понос кровавый. Инфекцию никакую не находят. Лекарства не помогают. Умирает человек. И понял тут Петр, что должен перед смертью попросить прощения у жены своей. Обидел он ее, умрет виноватым, и на том свете будет маяться. Сообщили в Самарскую губернию. Может, другая на месте Катерины и не поехала бы, позлорадствовала, мол, так и надо предателю. Бог наказал. Но Катерина приехала. Вымолил Петр прощение - и сразу на поправку пошел. Врачи только диву давались - как бабка отшептала. Выписали домой. Катерина побыла еще немного, убедилась, что с любимым все хорошо, и снова уехала. Но едва женщина, как говорится, только «за околицу выехала» - снова плохо Петру, да не просто плохо – при смерти. Катерина вернулась – ожил мужик на глазах.
Несколько раз уезжала законная жена, и повторялась история снова и снова. Да что такое? Злые языки пошли трепать по городку, мол, колдунья она, Катька-то, приворожила Петра, вот он и чахнет, едва она за порог. Так или нет, кто знает? Даже если без колдовства не обошлось. А делать-то что? Ну, уедет Катерина, похоронят Петра. Жена вдовой останется, полюбовница осиротеет, дети (двое уже!) без отца расти будут, в бедности. Кому хорошо? Да никому.
Вот так Петр стал двоеженцем. И жена осталась с ним. И любовницу на сносях да с малышом забрал он в двухкомнатную квартиру, которую ему (в то время уже главному инженеру) от завода дали, и стали жить все вместе. Для удобства молодую Катерину стали звать Риной (да хоть горшком зовите, отмахнулась та, - только в печь не ставьте). Ну, Рина, допустим, башкирских кровей, у них, у башкир-то, было многоженство в прежние времена, это каждый знает. А Петр и Катерина, они же русские. Ну, Петру-то, допустим, все мужики завидуют. Еще бы! С двумя-то, поди, слаще, чем с одной. И то сказать, мужик – он мужик и есть. Какой женатый о полюбовнице не мечтает? Да и не только мечтают, а и заводят подружек на стороне, тайком от жен, конечно. Тут вопросов нет. А вот как же Катя терпит рядом с собой молодую соперницу? Да и не только терпит. С работы уволилась, когда уезжала, да с тех пор и все. Не работает, дома сидит, Ринкиных с Петром детей нянчит. Готовит, убирает, весь дом на ней. Посудачили – посудачили в городке, да и успокоились. Привыкли.
Правда, на партсобрание, уже после войны, разок вызывали Петра. За разъяснениями. И пока ставили вопрос на повестку дня, в зал ввалились жена и незаконная сожительница главного инженера. С тремя детьми мал-мала меньше, да Рина с таким животом, что хоть бы тут не родила. И объяснили, мол, никакой Петр не двоеженец. Живет с Катериной Васильевной, которая и рожает ему детей. Почему тогда по документам числится мужем Катерины Ивановны? А просто не стал разводиться. У Катерины Ивановны родни никакой, и жить ей негде. А тут она прописана и живет в качестве няни и домработницы. Не пускать же в дом чужого человека! И дети ее любят. С моральным обликом все в порядке. Ночует Катерина Ивановна в комнате с детьми. Можете проверить.
А может, все было не так. Может, сказали, что Катерина Васильевна (Рина) – дальняя родня. Сестра жены двоюродного брата. Из глухой деревни. Выучилась в торговом техникуме, о чем всегда мечтала. Ну, рожает детей. От разных мужчин. Темперамент у нее. А что делать? Аборты запрещены. Не красавица. Замуж не берут. Стране нужны сыновья, вон скольких мужиков война покосила. Да, сердобольный Петр записывает детей на себя. Чтоб не было прочерка в графе «отец». Да, поселил у себя в доме. Условия позволяют. Жена, Катерина Ивановна, не возражает. Полюбила родственницу, как сестру. С детишками возится. У них-то у самих все равно детей нет. Ну и что, что странно выглядит ситуация со стороны. Кому от этого хуже? Нет, с моральным обликом все в порядке. Катерина Васильевна в детской ночует, можете прийти проверить.
Так было сказано или иначе, проверяли условия жизни или нет – кто теперь скажет? Героев этого рассказа уже нет в живых. Какое-то порицание все же вынесли, но ничего серьезного. Городок маленький, историю этой семьи все хорошо знали. Знали и то, что у председателя парткома, башкира по национальности, наряду с красавицей женой две молоденькие племянницы живут, одна из которых вот-вот родит.
Я бы меньше удивилась, если б вся эта история после войны произошла. Тогда, после войны, раздолье было уцелевшим мужикам. Надо было восстанавливать население. Но Митин папа родился в 1938 году. Уходил Петр на войну, уже двое малышей было. Сказал женщинам: «Детей не убережете – обеим головы оторву».
Уберегли. Дождались Петра с фронта. И после войны продолжали жить все вместе. Трехкомнатную квартиру получили. Мама Рины, приехав из деревни погостить, обнаружила Петра выходящим ночью из Катиной спальни. Хотела было открыть глаза бестолковой дочери, но та сказала, как отрезала: «Не вникайте, мама, наша семья, сами разберемся». Рина рожала детей и вскоре после родов уже выходила на работу. Магазин тканей, где трудилась многодетная мама, был рядом с домом, и она имела возможность прибежать и покормить ребенка. А может, и Катя с коляской подходила. Дети называли Катерину «мама Катя» и думали, что Рина с Катей сестры. Не слишком долгий век судьба уготовила Петру: через двадцать лет после войны он умер. Но успел налюбоваться на детишек, успел воспитать их хорошими людьми. И даже порадоваться внуку. Все дети выросли красивыми, все получили высшее образование и достойно устроились в жизни. После смерти Петра обе его женщины остались жить вместе. Бабушка Катя чуть до восьмидесяти лет не дотянула. На ее похоронах бабушка Рина так убивалась, как не убивалась впоследствии на похоронах своей матери. Самой же бабушке Рине посчастливилось жить долго, до девяноста трех лет. До последнего дня в здравом уме и твердой памяти, в окружении детей, внуков и правнуков.
Мой муж до сих пор вспоминает, как ему нравилось гостить у бабушек, какая теплая атмосфера царила в семье. Он был старшим внуком, которого часто привозили на целое лето, а однажды даже и на зиму. В то время младшие дети еще не покинули отчий кров. Да и старшие часто приезжали. Дом был открыт для друзей. Митя рассказывает, что всегда было что поесть и чем угоститься. Готовили на большую семью. В чулане можно было увидеть мешок сахара, мешок соли и мешок муки. На полочках всякие крупы и соленья-варенья. На кухне все время стояло ведро с малосольными огурчиками, можно было, проходя мимо, взять огурец и похрустеть им. Так, между прочим. Творожные пышки высились горкой в небольшом тазике, прикрытые полотенцем. Баба Катя топила молоко в большой кастрюле в духовке, сверху получалась красивая вкусная золотисто-коричневая корочка. И еще ему запомнился замечательный «фрикаделевый суп», который у меня, например, получается очень вкусным, но до бабушки Катиного (как замечает супруг) все равно не дотягивает. Но самое главное, почему хотелось все время приезжать в этот дом - отношения в семье, где все любили и уважали друг друга. Переживали, заботились, оставляли еду. Помогали, ездили в гости. Лучшие дни детства для моего мужа связаны с домом бабушек в далекой Башкирии. Желание иметь большую дружную семью – тоже оттуда. Это желание осуществилось – у нас четыре сына и дружная семья. Но о второй жене мой благоверный пусть даже и не мечтает. Ни под каким видом!