Рассказывает Вера Каралли.
Жизнь в семье шла по строго заведённому порядку в атмосфере того удивительного
уюта и тепла, которая создавалась присутствием Леонида Витальевича. С утра уже - то из одной, то из другой комнаты - раздавался его лёгкий и прозрачный голос:"Ма-ма- - миа!" При этом "ма - ма" он всегда произносил быстро, на более высоких нотах, а "миа" - с протяжным "и" на более высоких нотах. Так он пробовал свой голос в разных регистрах.
За утренним чаем Леонид Витальевич непременно просматривал газеты, а, читая, частенько метко иронизировал по поводу передовых статей и текущих событий. В те дни, когда не было репетиций, к нему часто приходил его постоянный аккомпаниатор и они подолгу вместе работали.
Накануне спектакля в доме рано наступала тишина. Если кто и заходил, оставался недолго. На ночь ему приготавливался всегда ча, настоенный на антоновских яблоках. А иногда, когда он чувствовал себя утомлённым, то делал себе горячие льняные припарки и говорил:"Это хотя и прабабушкины средства, но отличные. Я их очень люблю". По этому поводу однажды его приятель сказал:"А ты, Лёнечка, не очень рассказывай о своих секретах, а то как наши тенора начнут пить яблочный чай и делать льняные припарки и запоют собиновскими голосами, тек тебе, милый друг, крышка!".
Обед бывал, как всегда, в два часа, но очень лёгкий. Затем он отдыхал, и около шести часов ехал в театр, чтобы не спеша гримироваться, одеваться, а главное - сосредоточиться.
После спектакля обычно приезжали наши постоянные друзья, представители разных профессий: тут были доктора, профессора, адвокаты, инженеры, артисты, художники, музыканты...
Все садились за стол, наполнялись рюмки и чего - чего тут только не говорилось, не рассказывалось! Но больше всех говорил Собинов, обладающий удивительным даром слова. Он так увлекал всех своими рассказами, у него был такой юмор, он умел так остроумно, весело шутить! Я иногда боялась, что ужин ему придётся съесть одному, т.к. все переставали есть и только слушали его.
После ужина все обычно разъезжались, а артисты, художники и музыканты переходили в кабинет и продолжали разговор на излюбленные темы: о театре, живописи, музыке.
Собинов был лёгкий в движениях, обаятельный, с красивыми манерами. Говорил ярко, красочно, остроумно, живо...
Он был, как говорят, душа - человек, добрый и сердечный. Говоря о его сердечности, мне хочется сказать о том, сколько он отдавал забот и любви московским студентам. Ежегодно он давал концерт в пользу студенческого комитета. Сбор всегда был во много тысяч рублей. Богатые москвичи, зная Леонида Витальевича, раскошеливались. Сбор целико шёл на нужды бедных студентов. Из этих денег вносилась плата на обучение, на студенческую столовую, где за "пяточок" можно было получить тарелку жирных щей с большим куском мяса и сколько угодно хлеба. Потом давалась тарелка гречневой каши со шкваркаи или бараниной. На столах стояли графины с хлебным квасом. Студенты говорили мне:"Мы наелись на весь день, всоминая дорогого Леонида Витальевича". Собинов иногда заезжал в столовую посмотреть, как там хозяйство ведётся, и оставался обедать со студентами. А когда возвращался домой, говорил:"Вот вспомнил старину и с ними наелся по-молодецки так, что дышать не могу".
Леонид Витальевич помогал и крестьянам Ярославской губернии. Моя кормилица была ярославской и иногда приезжала к нам. Я любила её как родную мать. Леонид Витальевич её тоже очень любил и встречал всегда словами:"Ну, здравствуйте, дорогая Аграфена Федотьевна! Ярославушка - красавушка, ума палата!" Когда бывала свободная минута, усаживался с ней Леонид Витальевич в кабинете и начинались разговоры о Ярославле. Кормилица рассказывала о ярославской жизни, о крестьянах, о бедности многих крестьян. Леонид Витальевич слушал, а когда корилица уезжала, то помимо денег увозила с собой целую корзину всякой всячины: ситцев, платков, валенок, словом, всего, в чём была нужда. Она была самоучкой, читала по складам, писала печатными буквами, но после её отъезда приходил целый доклад, ею написанный: какой двор, что получил. От них самих тоже шли письма, написанные или сельским священником, или каким - нибудь грамотеем. Всей этой корреспонденцией я заведовала и писала кормилице ответы, также печатными буквами.
Однажды в Нижнем Новгороде, на ярмарке, у Леонида Витальевича был концерт. Там он встретил Шаляпина и пошли они в маленький ресторанчик, где некая Плевицкая пела русские народные песни, а её муж плясал. Голос женщины настолько поразил обоих, что они пригласили её за свой стол. Женщина рассказала, что поёт где попало и что попало, а иногда сидит дома без работы. Собинов позвал её в Москву. А в Москве он с восторгом рассказывал всем о Плевицкой, подготовив тем самым почву для её выступлений.
По её приезде он сначала пригласил её к нам домой спеть для друзей, преимущественно музыкантов. И о ней, конечно, сразу заговорили во всей Москве. Затем он помог ей устроить концерт, который прошёл с огромным успехом. Она стала популярнейшей исполнительницей русских народных песен в России.
О зарубежных поездках Вера расскажет очень скоро.