Мы наконец получили долгожданный сигнал «СК». Это значит, что учения закончились и наш батальон тропосферной связи возвращается на зимние квартиры. Почти все лето в полях. Одни учения переходили в тренировки, небольшой перерыв, и потом снова учения.
Свертываемся быстро, каждый хочет добраться домой пораньше. Едем одичавшие, уставшие и счастливые, затаренные вином и фруктами из молдавских садов.
Остаются сзади пыльные поля сухих стеблей кукурузы, выцветшие уставшие сады, и несобранные трости подсолнуха скорбно кивают на ветру поникшими головами.
Колонны грязных зеленых машин стекаются разными дорогами к Двум столбам, как мутные ручьи после дождя, просачиваясь через раскисшие комья, находят путь к главному протоку. Здесь уже на каждом перекрестке стоят регулировщики ВАИ, одетые в несуразные черно-белые дермантиновые костюмы не по росту. Обходными путями под Ивановским мостом уже затемна мы таки добрались до парка и становимся в очередь на мойку и заправку. Тут правило - в боксы машины должны стать чистыми и заправленными.
В парке уже поджидает старший прапорщик Троцык по кличке Логопед.
- Бистьйо, бистьо! Сдавать оюжие! - Троцык старшина первой роты, на учения не ездит, сидит себе в бригаде, когда мы месяцами бороздим Terra Bessarabia. И делает вид, что сильно устал, замахался от нарядов. Ну, сходит он дежурным по столовой, мяса и других харчей со склада замутит. Все равно в бригаде запары нет, когда все на учениях, в столовой кормить некого. В батальонах остается только бессменный суточный наряд. А сейчас Троцыку тоже не надо дожидаться, пока машины поставят в боксы. Главное, чтобы оружие сдали в оружейку и вещмешки в каптерку. И все, он свободен. А нам тут до полуночи торчать, машины выравнивать и боеготовность укреплять, ссцуко…
- Мойте, мойте! Солнце зашло, а в стране дуяков закипела ябота, - ехидненько так пошутил он, проходя мимо нас с ухмылкой. За ним ковылял каптерщик с ящиком перед собой, укрытым плащ-накидкой.
Тут же, в парке медленно и бесшумно, как лунь, высматривающая грызунов в траве, снует замполит Прискоков. Он внимательно разглядывает подчиненных, и принюхивается.
- Это кто там вошкается с красным носом, как огурец? Нагорняк, это я к вам…я и в темноте всех вас вижу как под рентгеном! Песец уже подкрался… да-да !
Старый прапорщик Нагорняк в состоянии легкой алкогольной задумчивости, неспешно достает из аппаратной ящик с персиками.
- Та не… шо вы говорите, товарищ майор… Вот фрукту привезли. Вам куда отнести?
Прискоков пролетел мимо, бросив через крыло:
– Все не так плохо, как вы думаете, Нагорняк! Все горрраздо хуже. Песец уже подкрался.
Из темноты парка нарисовались медвежьи очертания. Это откуда-то материализовался прапорщик Гава. Он шел своей тяжелой походкой с тревожным чемоданом в хорошем расположении духа, мимо вереницы машин на мойке и давал напутствия солдатам:
- Чтоб струя в глаза не била, надевай очки, мудила!
Солдаты поливали машины из шланга и хихикали, а довольный Гава поковылял на выход из парка.
Наутро нас еще полусонных собрали в ленкомнате для зачитки важного сообщения.
Обычно приказы зачитывает начальник штаба, но тут вскочил замполит и с торжественным видом, как программу партии, стал читать засекреченный Приказ МО СССР №0150 «О борьбе с пьянством и алкоголизмом в армии и на флоте». Он плеснул себе в стакан воды из графина, который сам же и принес и оглядел присутствующих.
В комнате пахло гуталином и выхлопом уксусной кислоты.
- В современных условиях, - громко и торжественно зачитал Прискоков, - когда советский народ успешно осуществляет задачи коммунистического строительства, все более нетерпимым становится пьянство...
Комбат провел пятерней по губам и отвернул голову в окно с видом, будто это мероприятие его не касается.
- Под воздействием алкоголя люди утрачивают чувство ответственности перед обществом и государством, совершают хулиганство и другие преступления, нарушают воинскую дисциплину, что приводит к, авариям и гибели людей...
Все слушали, молча склонив головы. Заряженному танку в пушку не заглядывают. Поэтому в таких случаях, как на похоронах Генерального секретаря, лучше сидеть со скорбным и задумчивым лицом. А со стен на нас пристально смотрели члены Политбюро, словно напутствовали, мол, слушайте, слушайте, вас это тоже касается.
Прискоков разошелся, даже начал брызгать слюной: «Вести жесткую, бескомпромиссную борьбу с пьянством и алкоголизмом…, в частях развернуть широкую пропагандистскую кампанию… доложить списки офицеров, склонных к употреблению…».
- Это добром не закончится, - тихо прошептал прапорщик Ваня Анчев.
- Да уж... – закивали сидящие рядом.
Тут же объявили о мероприятиях, которые будут систематически проводиться в бригаде. На самых больших скрипках в этом спектакле будут играть парт-политработники и активисты бригады.
Прений в таком случае не полагалось. Поэтому все согласились, что дело нужное, пора с этим бороться, дружно одобрили запланированные мероприятия и проголосовали – за!
Хотя будущее виделось не очень обнадеживающим. Из суровых тезисов плана мероприятий выплывал гамлетовский вопрос: "Пить или не пить? ". Или точнее «Как пить?».
- А можно вопрос? – протянул руку прапорщик Нагорняк.
- Слушаю вас, - заинтересованно повернулся к нему замполит.
- Вот у меня вопрос. Это теперь навсегда так будет, или только на время?
Замполит ухмыльнулся.
- Нет ничего более постоянного, чем что-то временное.
- А как же потом, при коммунизьме?
- Что при коммунизме?
- Ну, там, каждому по потребностям. А ежели у меня есть такая потребность...
- Что? Выпить?
- Почему сразу выпить? С друзьями посидеть культурно.
- Знаем мы ваши культурные посиделки. На учениях под Березовкой кто по пьяни ЗИЛом снес памятник Ленину? Особисты вон до сих пор расследуют дело!
- Это не мы! Это релейщики! – утвердительно сказал Нагорняк и остальные тоже возмущенно поддержали « Это их работа! Чуть что – сразу на нас!»
Замполит выдержал паузу, чтобы все стихли, и сказал, показывая пальцем на Политбюро:
- Так вот, товарищи! Во первых, с такими строителями, как некоторые среди нас, мы коммунизм не скоро построим. А во вторых...
Прискоков видно хорошо изучал научный коммунизм, поэтому доходчиво объяснил собранию.
- А во вторых, - сказал он, - принцип «каждому по потребностям» наступит на ВЫСШЕЙ стадии коммунистического общества, после того как исчезнет противоположность умственного (при этом он постучал пальцем по голове) ... и физического труда.
Стало понятно, что такое время наступит скорее всего не при нашей жизни.
- А в третьих, товарищи! Не по потребности, а по труду! Кто что заслужит, тот то и получит! Так что пока спрос будет только – с каждого по способностям! И наша общая задача – развивать всеми силами ваши особые таланты!
Замполит на мгновение задумался и затем, словно вспомнив основную мысль, которую он хотел донести, сказал:
- И самое главное, товарищи! Невозможно дать всем всё, ибо всех много, а всего мало!
Тут еще поднял руку начфин Саша Шевяков
- А как же Пушкин?
- А Пушкин тут при чем?
- Ну как же. Помните, «Зимний вечер»:
Выпьем, добрая подружка
Бедной юности моей,
Выпьем с горя: где же кружка?
Сердцу будет веселей.
Замполит только махнул на него рукой, мол, не морочь голову.
- А вот у нас в Вюнсдорфе было... – хотел еще сказать что-то Рачук, но в это время очнулся комбат и хмуро сказал.
- Ну, все ясно! Закончить дискуссию. Как сказал наш Генеральный секретарь, задачи ясны, цели определены. За работу, товарищи!
И вот деятели нашего горячего цеха, вдохновленные политотделом, дружно взялись за работу. Начался период подготовки к зимнему периоду обучения и работа закипела не только в парке. Появилась наглядная агитация в боевых листках и на кумачовых полотнищах. На ней Родина-мать призывала «Не пей! С пьяных глаз ты можешь обнять своего врага!», «Книга вместо водки».
Военно-политическая мысль блуждала по бригаде в поисках, куда бы привесить свежий слоган, направленный на борьбу с дурманом. Хотели даже на памятник Котовскому что-то нацепить, да видно комбриг запретил. На спортгородке явно перестаравшийся комсомолец вывесил лозунг «Лучшее средство от пьянства - бег в противогазе!».
Политотдел организовал митинг «Бригада связи - за трезвость и культуру», на котором начальник политотдела сообщил, что на те деньги, которые были пропиты в СССР в 1984 году можно было построить 200 тысяч квартир или можно было купить 300 тысяч танков.
Мы подумали, что да, точно надо бороться. Глядишь, так скоро на сэкономленные деньги у каждого будет своя квартира, и ездить можно будет на своем танке. Хотя, конечно, зачем танк, лучше бы Жигуленок.
И все дружно проголосовали – за! Правда, никто не понял, куда и как складывать сэкономленные деньги...И никто не разъяснил...
Нужно сказать, что новая политика давалась не легко.
Наш комбат сам уважал это дело, и тяжело переносил трудности и лишения этапа борьбы с пьянством.
По классике, если в оружейке стоит автомат, то следовательно он должен когда-то выстрелить. А если на складе ГСМ стоит бочка чистого спирта, то она должна быть израсходована... на протирку контактов. Как бы не так!
Старший инженер батальона ежемесячно получал на складе ГСМ десять литров чистого спирта на протирку контактов в технике. Но по мнению комбата это была неслыханная трата – все пускать на контакты.
- А струны чем я буду протирать? – спрашивал он инженера.
- Какие струны, товарищ подполковник?
- Струны души...
Часть спирта оставалась у зампотеха для решения вопросов, а командирам рот оставалось по поллитрушке. И то, пусть скажут спасибо и за это.
- Протирать контакты надо так, - стопку в рот, - а потом вухххх – выдох на контакты.
Так все и протирали.
На учениях для комбата главное – чтобы была связь. А когда связь есть, он практически не выходил из бытовки. Бывало Гава, как нештатный адъютант комбата, сделает вылазку по соседним селам, выменяет канистру вина. И тогда учения проходят спокойно. Мы свою задачу знаем. Комбат нас не дергает. Откроет иногда дверь, поменяет рыбкам воду, и снова в кунг.
Теперь же приходилось соблюдать правила конспирации.
Отношения в бригаде стали какие-то натянутые, неестественные. У некоторых даже стала проявляться антропофобия, как тяжелая форма социального дискомфорта.
Рушилась установленная за годы советской власти вся система неформальных товарищеских отношений в коллективе. Вот, скажем, прибывает на новое место службы офицер – он должен влиться в коллектив и «накрыть поляну». Иначе ты жмот и скряга. Или, например, итоговая проверка или учения обычно завершались «подведением итогов», когда проверяющие и управление – в хлам. Причем, независимо от результатов учений или проверки. Остальные тоже не отставали. А день войск связи, а день части... И я уже не говорю про легкий фуршет в честь дня рождения.
И все же постепенно глухая оборона политработников расшатывалась. Ближайший водочный магазин на Сегедской торговал с 14.00. Там к открытию всегда выстраивались огромные очереди. Я слышал, как один человек в очереди пел частушку:
В 6 утра поет петух
В восемь – Пугачева
Магазин закрыт до двух
Ключ у Горбачева.
Но чуть дальше, возле ипподрома находился небольшой люмпенский райончик «Шанхай» - место где во все времена шла бойкая подпольная торговля водкой и самогоном. Любой таксист знал это место и никакие запреты, директивы и указы не могли помешать страждущему утолить свою печаль. Власти не шугали шанхайских бутлегеров и сами пользовались их услугами. С одной стороны это выглядело, вроде как бородавка на теле общества, а с другой стороны – куда крестьянину податься, да и самим тоже нужно. Был найден общий язык в численном выражении и шанхайцы трудились днем и ночью.
Как-то после обеда я занимался в парке возле своих машин и ко мне заглянул Андрей Иванов со второй роты. Он светился своей детской наивной улыбкой.
- Давай завязывай. Пошли змея запускать...
- Какого змея?
- Какого... Военного - зеленого!! «Пиджаки» наши новые хотят в коллектив вливаться.
Недавно в батальон прибыли два двухгодичника Бондаренко и Врублевский. Они только получили на складе форму, а Глазунов раскатал их на поляну. Ну а где накрыть поляну? В канцелярии стремно – замполит рядом. И в парке не будешь – солдаты увидят. Единственное место где можно укрыться от посторонних глаз - на складе ДХ, и то если начальник склада пустит. Начальник склада ДХ – старый и безобидный прапорщик Билык. Его все зовут дядей Васей. Дядя Вася еще с времен, когда батальон дислоцировался во Флорештах, употреблял, но без особых залетов. Как он говорил, мешал водку с соком. Потом после паузы добавлял - С желудочным! Но после того, как попал в госпиталь, завязал, и теперь пил только чай.
В прохладном боксе у дяди Васи было много места и из ящиков был сложен импровизированный стол.
В двери хранилища постучали. На пороге появился пропагандист бригады подполковник Яковлев. Он только недавно перевелся в бригаду из Дальнего Востока и
- Так! – многозначительно сказал он и огляделся по сторонам. Бондаренко торопливо убрал с ящика бутылку. – Так! А что это тут у вас?
Он ткнул пальцем на офицера.
- Как ваша фамилия ?
- Бондаренко
- Правильно, а ваша?
- Баранов
- Правильно.
Яковлев говорил спокойно и тихо, как воспитатель детского сада с малолетними воспитанниками, отстающими в развитии.
- Так что это тут у вас?
Минута молчания. Никто не знал, что сказать. Нас поймал на горячем работник политотдела. Это залет. И завтра об этом будет известно НачПО и комбригу.
Первым нарушил тишину Боря Рыжевский.
- Как видите, товарищ подполковник, нарушаем безобразие. А что делать?...
Пока Яковлев прошелся по складу, осматривая темные углы, Рыжевский собрася с духом и продолжил:
- Не по людскИ все это, на по людскИ!
- Прятаться вот так, как мыши от кошки. Вот к примеру отец мой рассказывал, на войне такого бы не было. Там традиции – это же святое дело! Пришло молодое пополнение – надо им наставление дать, чтобы не погибли в первом бою!
- Так то на войне, - протяжно и глядя в потолок сказал пропагандист.
- А у нас что сейчас – не война. Я вот недавно из Афгана вернулся. Прошел там все, и даже медные трубы. Там никто не заставлял нас прятаться от начальства. Вы кстати у комбрига спросите. Он же тоже только из Афгана.
Яковлев стоял теперь напротив Рыжевского и смотрел ему в глаза.
- Ну, а здесь кто же заставляет вас прятаться?
Тот повел головой и ответил.
- Никто. Здесь все добровольцы!
Яковлев засмеялся.
- Ну ладно, добровольцы, - сказал он миролюбиво, повернулся и ушел.
- Блять, я же говорил, потише надо говорить, - сказал дядя Вася. – завтра будем выгребать. Особенно я.
Через несколько дней бригаду посетил начальник штаба ОдВО генерал-лейтенант Леонид Евсюков. С утра территорию мели и подкрашивали бордюры. На КПП солдат одели в новую форму. Всех собрали в клубе. В президиуме, кроме Евсюкова сидели комбриг полковник Ляскало и начальник политотдела.
Генерал был невысокий и тощий. С грозным видом он зачитал подготовленный политработниками доклад о том, как обстоят дела в округе с употреблением и мерами по борьбе. Нам стало ясно, что все воины округа активно в едином порыве включились в борьбу. И даже наметились кое-какие успехи. Еще генерал навел несколько примеров, из которых мы поняли, что губит офицера в наше трудное время.
- Пьянство, воровство и женщины – вот три врага, три пагубних пристрастися, стоящие на пути светлого будущого и с которыми каждый должен бороться. А если еще и работать будешь, слава тебе обеспечена!
Затем генерал взял со стола еще один листок, подготовленный политработниками.
- Но несознательный элемент все-же попадается. – сказал он. Тут Евсюков стал зачитывать фамилии и поднимать, замеченных в употреблении. По каждому из поднявшихся генерал незамедлительно делал короткий вывод комбригу - уволить!
Комбриг что-то себе записывал в книжечку.
- Прапорщик Билык, - зачитал начальник штаба и посмотрел в зал.
Дядя Вася от неожиданности покраснел. Он очень любил военную форму и донашивал ее до полного износа, а новую не получал, ждал, что в следующем году должен был выйти на пенсию. Поэтому сейчас он был больше похож на старого колхозного бухгалтера. Билык был ошеломлен, нет, даже перепуган, услышав такое обвинение.
- Прапорщик Билык!? Я что, невнятно сказал?, - строго переспросил Евсюков.
Билык поднялся с места и громко взволнованно пролепетал:
- Я! Нее.. не пью больше, товарищ генерал…Уже давно! И в рот не беру…
По залу пробежал гул одобрения, переходящий в смех.
- И в рот не берешь? – серьезно переспросил Евсюков.
- Так точно, не беру, - подтвердил прапорщик.
В зале захихикали громче.
Генерал Евсюков хмыкнул, посмотрел сначала на комбрига, потом на НачПО, как будто спрашивал, что за хрень вы мне тут подсунули.
Начальник политотдела засуетился, начал перебирать листки, и грозно зыркнул на Прискокова, показвая жестом на лист бумаги. Мол, не разобрался, позоришь меня перед генералом.
Тот не вставая с места повел плечами, мол списки старые попались. Извиняюсь.
Поднялся комбат, представился и сказал.
- Товарищ генерал-лейтенант, это ошибка, прапорщик Билык не употребляет.
- Ладно, садитесь, разберемся, - кивнул рукой генерал. – Вот так у нас всегда. Человек в рот не берет, а вы тут написали такое, что в общественной бане к нему спиной никто не повернется.
По итогам выступления генерала Евсюкова уволили трех прапорщиков и двух старых майоров наказали выговором.
На этом мероприятии активная фаза борьбы за светлое будущее была свернута. Тем более, что через месяц самого начальника штаба ОдВО генерал-лейтенанта Евсюкова Леонида Григорьевича уволили. Уволили по тихому, хотя злые языки говорили, что его разжаловали до подполковника и открыли уголовное дело за старые дела, когда он еще командовал армией на Дальнем Востоке.
Постепенно так же по тихому свернули антиалкогольную кампанию. Политбюро посчитало доходы госказны от пищевой промышленности и прослезилось. Оказалось, что за два года они уменьшились наполовину.
И вышло, как в той сказке. «Пошла Машенька по грибы да по ягоды... А вернулась ни с чем. Потому что надо ставить перед собой конкретные цели!».