- Нет, этого категорически нельзя допускать! Наш город должен выступить против, - лицо Марианны раскраснелось, словно она нанесла на него помидорную маску.
- Да почему же? Чем мы хуже столицы и других стран? Повсюду уже люди посмотрели представление и ничего. – Ядвига парировала спокойно, пожалуй, даже слишком. Ни один мускул не двинулся на ее лице. – И потом, ты что это - хочешь, чтобы как в старые времена нам снова что-то запрещали? Ты хочешь, чтобы нас снова лишили свобод?
- Каких свобод? Свободу смотреть на ужасающее зрелище? – Марианна заморгала, словно не могла понять, отчего это подруга, вдруг стала такой жестокой.
- Ну для тебя это ужасно, а для кого-то весьма любопытно. К тому же они не просто будут ходить хороводом, а выполнять занятные трюки. Это интересно.
- Да чем же?! – Марианна чувствовала себя все больше и больше не в своей тарелке. Словно ее убеждали в том, что черное является белым. – И без того несчастные люди вынуждены привлекать внимание немыслимыми трюками и тем, что из их уродства сделали зрелище? Им должно помогать государство или благотворительность, а они вместо этого вынуждены тяжело трудиться на потеху публике, совсем как в допотопные времена.
- Ну, тебе не интересно, а другим интересно. Нельзя быть такой эгоисткой, чтобы из-за своих страхов запрещать другим получить удовольствие. К тому же как им еще заработать себе на хлеб в кризис, если фондов ни на что не хватает? Они делают полезное дело, вряд ли их насильно заставляют выделывать трюки, которым нужно учиться много лет, и зарабатывая своим трудом они еще и налоги несут в казну. А ты оказывается дальше собственного носа не видишь, подруга!
Марианна растерянно разинула рот.
Ядвига расхохоталась над нелепым видом подруги. Окончательно потерявшись, Марианна заморгала, чуть не плача.
- Да ладно тебе, что ты так нервничаешь? Какая же ты неженка, словно первый день живешь на Земле. Ничего страшного не произойдет из-за подобного пустяка. В сущности, ну, что такого страшного? Ты даже сама не можешь объяснить толком, одни эмоции, сплошные охи и ахи. Ты любишь цветочки и кружева, а кто-то любит… этот, как его? – Ядвига наморщила лоб, – О! Вспомнила! Стимпанк. Ты же не станешь запрещать людям любоваться чем-то непохожим. И знаешь, кстати… - Ядвига многозначительно выдержала пятисекундную паузу. - Путь в тиранию и диктатуру как раз и начинается с маленьких запретов. Незаметных. Ты даже и не поймешь, бац! и мы снова живем за железным занавесом.
Ядвига многозначительно покачала головой, изогнув дугой правую бровь и при этом сощурив левый глаз, походя на человека, который много чего повидал за свою богатую событиями жизнь. Хотя Ядвига была такой же домохозяйкой, как и Марианна. Только имела она не трех дочек-малышек погодок, а одного сына двенадцати лет, который, кстати, подглядывал за разговором дамочек из-за полураскрытой двери.
Янек был мальчик любопытный. О том, что к ним приезжает цирк, получивший среди людей название цирк уродцев, Янек узнал одним из первых. Занятным было бы попасть на представление, но карманные деньги закончились, а новых не предвиделось до конца месяца. Если цирк задержится, то может он и успеет посмотреть, что там за представление, но подоспев под закрытие и конец шумихи, зрелище не будет уже столь интересно. Ведь Янек уже не будет иметь возможности на правах первопроходца с важным видом, напустив небрежность, рассказывать одноклассникам, чьи матери такие же дремучие клуши, как Марианна, на какое зрелище он попал. И как же здорово, что его мамаша такая современная и де-мо-кра-ти-чна-я, как это называется у взрослых. Ни раз она, закатывая глаза, делилась с отцом Янека, что соседка у них какая-то зашуганная, ограниченная, вся поросшая комплексами и, вероятно, глубоко в душе деспотичная. Янек тогда еще поискал в словаре это слово – де-спо-ти-чна-я. В общем, нужно было попросить у отца денег под каким-нибудь важным предлогом, наврав с три короба, и непременно сходить на представление в первых рядах. Вероятно, это не станет проблемой, отец не откажет, если ложь будет убедительной. Он только еще не решил, одному пойти или с Лешиком. С одной стороны, в одиночку скучно сидеть на представлении – ни поделиться эмоциями, ни пообсуждать. С другой стороны, делить лавры с кем-то еще не хотелось, ведь Лешек тот еще выскочка, и когда Янек будет с важным видом рассказывать в классе о зрелище, Лешек будет перебивать на каждом слове, пытаясь перетянуть внимание на себя. Только конкурентов не хватало!
Янек смотрел из глубины комнаты сквозь щелочку двери на двух мамочек, и в нем рождался азарт футбольного болельщика, хотя он и знал заранее, что их команда победит. Не такая его мамаша дурочка, как соседка, если надо будет, голову сопернице откусит и не поперхнется.
Тем временем Марианна путаясь в паутине слов все больше и больше, пыталась подыскивать весомые аргументы.
- Но, но… Для детской психики это вредно! Как же ты не понимаешь? Одни афиши чего стоят. Неужели ты не видела рекламу? Это может шокировать, может напугать маленьких детей. Это… Это зло!
- Да брось! Нет никакого зла и добра, все относительно! Никто еще не умер и не заболел от какого-то глупого маленького страха. И ты забываешь, что, во-первых, дети любят всё страшное. Обожают! Ну, что ты, в самом деле! Иначе, все сказки были бы слащаво-ванильными, а они, - ты же не будешь спорить, - совсем не таковы. Потом, совсем маленьких детей туда и не пустят. Так что не переживай за своих крошек. Хотя, они у тебя и так под ежеминутным присмотром. - Ядвига язвительно усмехнулась. – А тем, что повзрослее будет даже полезно увидеть, что мир не такой правильный и добрый, что существуют страшные вещи и надо это принять и смириться с неизбежным. Неужели ты не понимаешь? Дети должны с малолетства привыкать к неправильному и страшному, и не пугаться, а принимать этот факт. Это как зарядка на будущее, им среди этого жить. Зла вокруг столько, что с ним нужно научиться не только уживаться бок о бок, но и не реагировать, как ты, а лучше всего - дружить. Толерантность! Слышала такое слово? И вообще, ты, как дурочка, пытаешься подстелить соломки и оградить от неизбежного. В жизни бывает много всякого. Так как ты реагировать – нервов не хватит. Да и зла то тут никакого нет. Проще нужно смотреть на вещи. Еще раз тебе повторю – люди делают полезное дело, принося государству налоги и развлекая публику. И насильно никого не гонят, каждый сам решает, смотреть или нет.
- Ну что ж, мне пора, свекровь уже заждалась меня, а я тут разболталась, - Марианна, осознав бессмысленность разговора, попятилась к двери.
Придя домой, хоть и отсутствовала она всего лишь полчасика, Марианна расцеловала своих малышек. Свекровь поинтересовалась, что это так громко они обсуждали. Марианне не хотелось говорить об этом, потому что, как выяснялось этика и, казалось бы, еще с детства однозначные понятия так разнятся у людей, что можно и запутаться в том, чему учили родители. Что есть зло, а что добро. Марианне вот всегда казалось, что с рождения каждый знает, что заставлять тяжко трудиться обделенных природой людей на потеху другим жестоко, бессердечно, а смотреть на уродство и получать от этого удовольствие – какое-то извращение. Если еще и свекровь считает так же, как Ядвига, тогда Марианна и впрямь почувствует себя белой вороной и озабоченной клушей, погрязшей в тревожных настроениях, не умеющей жить в большом жестоком мире. Нет, она больше не будет об этом ни с кем говорить. Хватит с неё! Пускай каждый решает сам.
...
Афиши красовались по всему городу, раскрашенные броско до аляповатости. Огромные буквы зазывали на шоу. А рядом фотографии артистов. Карлик на кривых коротких ножках в обтянутых штанах с огромным красным носом и отчего-то синими, а не красными губами стоял на голове, свешивая язык, то ли дразня публику, то ли изображая повешенного. Длинный горбун с такой же нелепой раскраской и таким же длинным свешивающимся изо рта языком и к тому же еще с косоглазием напрягался в полу-шпагате, выпучив глаза от напряжения. Дама с тремя глазами, ярко накрашенными, и тремя грудями, обнаженными почти до неприличия, глотала шпагу в самом углу афиши. Нельзя было кинув взгляд остаться равнодушным.
Ажиотаж пронесся по городу, порождая возбуждение, любопытство и склоку. Городок гудел. Премьера состоялась в присутствии главных лиц города и самых состоятельных горожан и была закрытой. «Ничего особенного» - делились они с напускным равнодушием. Ну цирк, ну уродцы. То есть, конечно же, люди с особенностями развития тела. Хотя какая может быть политкорректность среди своих? Нельзя обижать? Да бросьте, ну что же в этом обидного? Потом, они сами вылезли на обозрение, и из названия самого шоу, вычерченного крупными яркими буквами, не вычеркнешь слова.
Янек выпросил у отца денег и купил билет на представление через день после премьеры. Что стало большой удачей. Потому что ажиотаж почти смел подчистую все билеты из касс.
Шоу было занятным, даже под конец Янек не заскучал. Под бравурную музыку конферансье пригласил всех детей и подростков до четырнадцати лет за кулисы, чтобы поближе познакомиться с акробатами и клоунами. Детей было немного, шесть парней возраста Янека и чуть помладше.
За кулисами пахло пылью и еще чем-то странным, может плесенью или запах животных с прошлого представления еще не выдохся, хотя запрет на работу зверей в цирке действовал уже как пять лет. Мальчиков проводили в гримерную с обещанием раздать автографы на больших красочных фото. На память о представлении.
Ребята с нетерпением ожидали в тесной комнатке, перешептываясь. Янек познакомился со всеми мальчишками, и теперь они обсуждали карлика в красной маске. Он крутился под куполом в одних обтягивающих полосатых трусах, а потом без страховки шел по тонкому канатику, но, неожиданно сорвавшись, не упал, а растворился в воздухе. Оказалось, что был он никакой не воздушный гимнаст, а иллюзионист. Горбун, жонглируя мячиками, сделав сальто, так же неожиданно исчез, при этом мячики продолжали крутиться в воздухе уже сами. А трехгрудая дама, проглотила не только шпагу, но и канат, и мячики, и трубу, и еще много-много всего, при этом не поправившись ни на сантиметр, словно у нее внутри был выход в другое измерение. Чудеса, да и только. И теперь ребята гадали, каков секрет этих фокусов.
В самый разгар обсуждения, в комнату зашел конферансье, теперь уже не в золотом костюме, а в алом шелковом плаще. Ребята смолкли, а тот, взмахнув рукой, вытащил из-под плаща целую кипу фотографий. Затем неуловимым движением, карточки рассыпались по воздуху, словно стайка птиц и начали крутиться, выделывая немыслимые фигуры. Ребята завороженно смотрели на цветные картонки, а затем, по очереди стали оседать на пол, и, когда последний свалился в гипнозе, бумажки упали им на лица, изменив детей до неузнаваемости…
...
Цирк исчез из города в один день. Должно было состояться еще пять представлений, но случилось нечто странное. Он словно испарился. Никто не видел, как фургоны отъезжали от города, никто из городков, стоящих на трассе, не видел яркие трейлеры, которые невозможно было не заметить. Какая-то чертовщина! И, что самое удивительное, о таком резонансном событии, которое могло всколыхнуть страну и даже весь мир ни слова по телевидению, радио и даже в интернете, в который просачивались любые, абсолютно любые новости, даже самая нелепые, обсуждалось всё, кроме странного исчезновения детей. Даже придуманными событиями кишел интернет, а об этом происшествии – полная тишина… Словно ничего и не случилось в маленьком городке, где жили Марианна, Ядвига и их семьи.
Ядвига, конечно же, переживала, когда сын не вернулся домой. Несколько месяцев они с мужем ходили в полицию раз в неделю, чтобы узнать есть ли новости, а потом Ядвига забеременела и ей стало не до этого. Да и к чему терять время впустую? У нее была вполне ясная перспектива и практичные мысли о будущем, а не туман в чреслах, как у некоторых. Она умела отрезать и забывать проблемы, не то, что ранимые истерички. Она не была из тех чувствительных дурочек, которые плачут об утраченных детях всю жизнь, ставя на своем будущем крест. Да и судьба сама дала ей в руки козырную карту. Ядвига зажала ее в руке намертво и уверенно несла вперед, отталкивая все, что считала ненужным.
Спустя совсем мало времени с тех пор, как в далеком городе произошло таинственное исчезновение нескольких детей, в другом городе - городке N, стоящем вдалеке от главной трассы, пересекающей страну, - на всех досках объявлений появились афиши, раскрашенные броско до аляповатости. Карлик с огромным синим носом и отчего-то зелеными, а не красными губами на кривых ножках в обтянутых штанах стоял на голове, свешивая язык. Если приглядеться, то в нем с трудом можно было бы узнать Янека. Он не плакал и не взирал отчаянно раскрашенными глазами, потому, что глаз там и не было. Нет, были нарисованные, но это были не глаза живого мыслящего человека. Длинный горбун с такой же нелепой раскраской и таким же длинным свешивающимся изо рта языком напрягался в полу-шпагате. Дама с тремя глазами и тремя грудями, глотала шпагу в самом углу афиши. Там были еще артисты, все они поражали внимание своей неординарностью. Все они зазывали на представление, которое должно было изумлять, развлекать почтенную публику города N, потому что жители городка уже раскупили билеты на весь сезон вперед, а ведь как известно, публику нельзя разочаровывать ни в коем случае, ведь она уже ждет в нетерпении, желая получить в обмен на деньги будоражащие эмоции редкого зрелища, эмоции, у которых нет цены, потому что иначе жизнь эта станет пресной, скучной и вовсе невыносимой, а значит и не стоящей того, чтобы ее прожить…