Ломоносовщина или мои писательские слёзы

Николай Скороход
Ломоносовщина!   

             Или о том, «Как я попал на Проза.ру»,   о писателях и писательстве ,  школьной учительнице, преподавателе языка и литературы, и моей первой писательской работе. 
             Я не гуманитарий, а технарь, по  образованию, и  моя многолетняя работа,  как  выпускника Алчевского горно-металлургического института,  была связана  с жидким металлом, выплавляемым  в большегрузных шестисоттонных мартеновских печах,  вначале  подручным сталевара, а затем и плавильным мастером-технологом.   Потом всю оставшуюся трудовую жизнь  работал в самой металлургической отрасли, но уже несколько в других стезях.

             Я и сейчас себя покуда отношу к числу  лиц писательства, а не писателей, хотя в тайне  мечтаю и завидую тем, кто искусно владеет словом и писательским мастерством.

             Будучи приличное время на пенсии, и нигде не работая, кроме как у себя на даче, от  безделья  убивая, как придётся, появившееся неограниченное свободное время в одноклассниках наткнулся  на своего давнего институтского товарища Володю Вдовина, и это, наверное моя судьба.   Его портрет,  в виду  моих литературных возможностей, я как мог описал  и фотку выставил в  своём «Реферате»   http://proza.ru/2021/03/24/1806  .
             Володя написал книгу   «Вдовин, Джек Лондон, Истина. Я»,
а я, дал ему ответ-рецензию "аж" на пяти страницах печатного текста. Потом, спустя время, у меня добавилось к ним ещё пять.

             В общем, после всех этих дел я начал потихоньку писать и излагать свои мысли на сии мирские дела на бумаге, а точнее, вначале  наброски на бумаге, а потом дописывал и правил в компе в программе «Word».   Затем, пройдя несколько этапов своего бумажного становления, попал и на Прозу. ру.
              Только должен честно признаться, что для меня, технаря и неуча в языках, всё это оказалось не так просто. Прекрасно понимал, что текст моего реферата страшно сырой и к публикации без квалифицированной правки совсем не годится. 
             
             И вот,  когда в очередной сезон мы с женой выехали жить на «постоянку», на весь весенне-летний и осенний сезон   на дачу — садовый участок в шесть соток, так сказать, «Горбачёвский» подарок пролетарию, то и соседи по даче, тоже  пенсионеры,  также  приехали поправить после зимы своё здоровье и надышаться  свежим воздухом.

            Пользуясь случаем, хочу с удовольствием для себя отметить, здесь у нас степные места с огромнейшим  и шикарнейшим Исаковским водохранилищем,  с его нескончаемым и неприкосновенным запасом питьевой воды, и расположенным в красивейшем месте Донецкого кряжа, оплетённое короной  шахтёрских терриконов.   Кстати, водохранилище строго охраняемое   из–за  производственных нужд  для Алчевского меткомбината.

           Исаковское водохранилище,  наша местная  гордость,  — почти  горная местная Швейцария, по крайней мере, для нас,  донбасских  жителей данного в основном степного региона, величаемой как Луганская Народная Республика. А для  Алчевска и его металлургов,  и Перевальска и его жителей, в основном шахтёров, — это хорошее место отдыха, где можно поправить  здоровье, находясь подальше от пыльного и задымлённого  небольшого стотысячного металлургического городка и не очень хорошо пахнущих шахтёрских терриконов.      

           От моей дачи, справа по меже, дача Юрий Ивановича, тоже металлурга,  орденоносца и поэтому намного уважаемого, и более заслуженного, нежели я, и его жена, учительница, так же заслуженный  преподаватель русского и украинского языков.
           Вот думаю: «Эврика!   Как мне в жизни везёт.   Жена Юрия Ивановича — находка для меня.  Сама судьба теперь благоволит  мне стать писателем.   Вот кто меня подтянет по русскому и кто мне поможет отредактировать мой реферат, исправить ошибки и научит литературному делу.

           Окрылённый своей писательской идеей,  я искал момент, когда Юрий уедет в город по своим делам   да за очередной бутылочкой «беленькой», — он был страстным любителем этого зелья. А я-то не очень.   Я хороший мальчик, этим не увлекаюсь.  Разве что по праздникам, а при случае лишь так, для куража.
            
           Бывало, что порой и   до беспамятства,  но это крайне редко, приблизительно раз в пятилетку,  когда отмечали начало и конец советских пятилеток.  Ещё  после очередных партийных съездов, снова и снова надеясь на очередное экономическое чудо, которое нас приведёт к  "светлому коммунистическому будущему" — разве спустя  многие годы всё  упомнишь?  Да иногда на рыбалке, о чем хорошо описал в своем рассказе  «Рыбалка на Маныче, на Ивана Купала!»
http://proza.ru/2021/03/27/1981
           За то, Юрий Иванович, сосед мой дорогой, это дело может,  да хоть каждый день, — вот где железное, металлургическое, здоровье.

           Как только Юра за порог и уехал в город,  я решил: вот пришло моё время, настал, так сказать, мой выход. Я, чтобы его не смущать, не мозолить ему глаза  своими литературными «приставаниями» к его любимой жене, взял  свои листочки реферата и воспользовавшись моментом рванул к ним на дачу  через нашу общую межу.
             
           В одной руке держа реферат,  а в другой — букетик цветов, тут же сорванных по пути, я забежал к ним на веранду, где в тени под навесом отдыхала мадам — моя муза языка и литературы, встал на одно колено и начал молвить, ну почти декламировать:
            - Прошу,  госпожа соседка, принять сие цветы и не отказать  мне,..   — сделав акцент и ударение на слове «не отказать», и выдержав паузу и по "котячему" улыбнувшись, с намёком на столь пикантные возможные обстоятельства, которые могут возникать между мужчиной и женщиной, когда мужа нет дома, я продолжал:
           - Милая Наталия Дмитриевна! Вы знаете, как я к вам благосклонно и с каким восхищением  отношусь...

              Я уже не один раз, дорогой  читатель, имел честь ей говорить о своей мечте грамотно писать, и как с трепетом отношусь к её профессии учителя, и её глубоких, по сравнению с моими, знаниях литературы и языка. И это было с моей стороны чистой и искренней правдой, так как сам обладал в таких знаниях большими пробелами, и продолжил свои излияния:
           — Хочу вручить вам вот этот скромный  букетик цветов… Примите  цветы и моё сердечное признание, что мне на этом свете без вас не выжить. У меня только от одной мысли, что вы здесь, и рядом,  сердце  замирает  в предвкушении своего счастья от нашей  с вами встречи...

           Наталия Дмитриевна, опешившая  от такого  неожиданного и не ожидаемого от меня экспромта, со ставшими круглыми глазами  с  перепуганными лицом и  неизвестно какими  роившими в её голове мыслями, а скорее всего, о моём умственном и понятно,   что  совсем помутившемся, неблагополучном состоянии  здоровья.
           «А может, всё таки.., — соображала она, не смотря ни на что,  продолжая слушать мои, всё-таки ласковые для женского уха, слова. — А может, всё таки,.. — продолжала она лихорадочно думать, — уже пора вызывать ему скорую, или покуда не поздно, звать на помощь жену Николая?»
           Кстати, могу перед читателем похвастаться: моя жена — с 45 летним медицинским стажем и заслуженный медицинский работник республики.

           И всё же Наталия Дмитриевна, немного побледневшая,  молча приняла из моих рук цветы и на "ватных" от волнения ногах, пошла за вазой, а я тем временем  достал из файла листы со свежеотпечатанным на  принтере здесь же, у себя на даче, рефератом, и снова продолжил, когда она вернулась:
          —  Наталья Дмитриевна , милая моя соседушка, помоги …
          — Что помоги?   Николай,  что ты меня всё путаешь и пугаешь?  Что это?  — она посмотрела на протянутые мною  пять листочков, осторожно взяла в  руки,  и недоверчиво, мельком взглянув на заголовок, спросила:

          — Коля, что ты, всё-таки, хочешь от меня? — уже как-то потихоньку успокаиваясь и приходя в себя, вернув естественным  цвет своему лицу и  приятный  взгляд  её  красивых глаз.
          — Я...я, Наталия Дмитриевна, хочу одного: чтобы вы спасли мою жизнь и мой реферат, от которого зависит  моя писательская жизнь.   Вам  надо его  почитать и исправить ошибки, ну, как бы, отредактировать…
          — Футы-ноты… А я-то...  Что уже себе удумала, — но вслух не сказав, что она удумала, и уже явно совсем успокоившись, заулыбавшись, молвила.
          — Коля, делать тебе нечего… Ну ты меня своими речами так  напугал!… А я-то уже подумала, что пора скорую тебе вызывать. Чур на тебя, окаянного, чур-болтун, мартеновский…
        Покуда она говорила,  я про себя подумал.
- Хорошо, что  болтун, а не бовтэнь (укр. местное.)- испорченное куриное или любое, но обязательно чтобы это все равно было яйцо, совсем это плохое для мужиков слово, да я хоть и пенсионер, но,  как ни как, еще боевой мужчина-мартеновец, где девиз у плавильщиков металла-«Наша сила в плавках!», а какая там может быть у мужика сила когда в плавках- бовтни, ну это почти что протухшие. И хорошо, что жена здесь не появилась, а то бы и без скорой кое-где у меня в штанах гоголь-моголь  мог получиться. У неё только операционной медсестры стаж семнадцать лет.
             
          — Коля,  так о чём ты просишь? — перебила мои мысли Наталия Дмитриевна.  — Мне до сих пор снятся сны, что я проверяю стопы, нет, горы тетрадок с диктантами, сочинениями и изложениями своих учеников. И  чем больше проверяю, тем больше и больше — целая гора тетрадок вырастает на моём учительском столе. Нет, Коля, ты уж меня прости, но  ты уж как-нибудь сам, а я на пенсии, на заслуженном отдыхе.
           Дорогой  читатель, теперь вы можете мне посочувствовать, представить и оценить мой спектакль и чего мне стоило уговорить свою добрую и хорошую соседушку на то, чтобы она взяла мои  листочки с «шедеврами» и проверив, оценила мою писанину.
           Я даже положил перед ней на стол шикарную шариковую ручку-перевёртыш  с красной пастой, но она любезно отказалась:
          — Не надо, Коля. У меня ещё  красные карандаши от школы остались, так что,  обойдусь  без твоей ручки. Мне сегодня и твоих цветов предостаточно, но смотри: за тобой шоколадка и вино. Только вино не из магазина, а твоё домашнее. Стресс какой я сегодня получила - будем лечить!
          Уже совсем адекватно и в связи с благополучно разрешившимися   для нас двоих недоразумениями, мы оба , каждый от своей мысли, заулыбались.

           — Ну хорошо, уболтал ты меня — голова у меня и до сих пор кружится от твоих речей.  Оставляй свои «рукописи». Будет настроение и время, так уж и быть, уважу тебя, металлурга. Может, и правда станешь знаменитым и меня будешь вспоминать «Нэ злым, тыхым словом…» (Укр. Тарас Григорьевич Шевченко). А сейчас  давай чай пить, и покуда Юры нет дома, почитаю тебе свои рассказы и стихи, которые писала для себя, но никогда и нигде не публиковала.
            Мы чаёвничали и я восхищенно слушал Наталью Дмитриевну в новой, теперь открывшейся для меня, ипостаси учительницы-писательницы. После чаепития пошел к себе на участок, а она с моими листками реферата будущего «шедевра философии» и красным карандашом в руках — к себе, в сад, в тенёчек, на свое кресло.
           Спустя день, Наталья Дмитриевна уже сама зашла к нам на дачу поболтать с моей женой и, явно видя вопросительное выражение на моём лице говорит:
             — Николай, что ты дал мне за писанину? Разве так пишут. У тебя так накручено, что не найдёшь ни начала, ни конца твоим мыслям. Предложения такие длинные, что покуда дочитаю до конца, забываю, о чём ты писал в начале.
             Покуда моего Юры не было, я честно и добросовестно всё пыталась прочесть, вникнуть в текст. Но тщетно. Ошибки исправила, там знаки препинания…
             Нет дорогой, так не пишут! Писать надо стараться короткими предложениям.   Ты ведь служил в армии и знаешь, что стрелять короткими выстрелами эффективней, так как каждый выстрел попадает в цель. Тоже самое и в коротких предложениях, а не веером, длинной очередью, где почти все пули в молоко, одна-две в цель и ни одной в яблочко.
            
             «Вот блин,  — думаю, — откуда она, «училка», и про стрельбу из «Калаша» знает?» — а вслух говорю:
             — А как же, Наталья Дмитриевна, у Льва Николаевича Толстого по целой странице в одном предложении?
             — Во, куда ты замахнулся!  Вот, как станешь Львом Николаевичем Толстым, или хотя бы его правнуком, тогда и будешь писать длинные, может,   даже одно предложение — один рассказ, а покуда ты лишь стал толстым в животе и талии.
             
              Несмотря на возраст, Наталия Дмитриевна сохранила свою красивую стройную осанку и гордую походку.
             — Так что, милок, ты, наверное, перепиши, переделай свой текст, а потом мы двинемся с тобой дальше. Прежде чем стать писателем, надо тебе научиться писать короткими предложениями.  Я тебе,   как учитель языка и литературы скажу, что Антон Павлович Чехов был известным и ярым поборником простоты и краткости. Но за лаконичностью писателя, Коля, стоит долгий и кропотливый труд, где чужды «оранжерейные прилагательные» и «мятно-сливочные эпитеты».  Нужно стараться писать, быть художником с минимальным стилистическим инструментарием.
             Для меня это, конечно, был набор слов, и в реализации которых я пока ещё и до сих пор не бум-бум…

             Где-то через неделю я, как мог,  переделал  текст и старался писать уже,  на сколько у меня теперь получалось, короткими предложениями.
Как и что у меня получилось, дорогой  читатель, сможешь  сам оценить в моём реферате, уже значительно потяжелевшим и состоящим  из нескольких частей http://proza.ru/2021/03/24/1806.
 
             В общем, старательно поработав над  текстом и перепечатав, снова понёс на   «суд» Наталье Дмитриевне. Прошёл день или два, и она мне говорит:
             — Николай, никак не пойму, что ты тут нафилософствовал?  Ты так навертел, что, поверь, у меня  не хватает мозгов на расшифровку твоего труда, — и сунула мне в руки файл с  рефератом. Я лишь учитель, и ничего   не поняла в твоей философии.
             После её слов я поник лицом, настроение упало.   С растерянным и потерянным видом  я пробормотал ей что-то невнятно, типа:
             — Спасибо!.. Значит, не судьба,.. не суждено быть мне писателем, если даже реферата толком не смог написать.
 
            Выдавив эти  слова из себя, уже собирался уходить. Тут Наталия Дмитриевна, спасибо ей большое, чтобы совсем не убить во мне писательские мечты и  поддержать в трудную  минуту, говорит:
             — А знаешь что, Николай, давай сделаем так:  ты мне даёшь еще один экземпляр твоего текста, и у тебя на руках будет свой экземпляр.  Ты мне  будешь его  читать в слух,  а я тут же, в своем экземпляре, буду его править. Что не пойму, ты мне будешь подробно объяснять.
            И лишь когда я начал читать свою работу в слух, у нас пошёл процесс настоящей правки и литературного рецензирования. По окончании, Наталья Дмитриевна говорит:
            — Ну, наконец, я хоть что-то начала понимать, Николай, из твоего трактата, и прости меня, пенсионерку, за откровенность, такой мне он  вначале  показался бредятиной, что даже боялась сказать тебе об этом. Извини, я лишь учитель языка и литературы , а не литератор и, тем более, не философ.

            Теперь вижу, что здесь написаны твои выстраданные мысли и серьёзные рассуждения об истине и сути нашей бренной человеческой жизни, и спасибо тебе за такие добрые наставления-пожелания к человечеству, к нашей жизни, и отношении каждого человека к своей жизни. Растревожил, Коля, ты мою учительскую душу.
            А я, улыбаясь от её похвалы, воодушевлённый и окрылённый такими лестными, важными и значимыми для меня словами,  всё же не удержался и в силу своей дурацкой натуры, тут же, шутя, выдал:
            — А сердце ваше растревожил?
            — А сердце моё, Коля, принадлежит моему любимому мужу Юрочке, и моей дочечке, внученьке , зятю одному и второму…

ЭПИЛОГ

             Мой реферат после успешной проверки и рецензирования, ещё  прошёл пятилетнюю выдержку в моей прикроватной тумбочке, превратившись  в пятизвёздочный коньяк моего писательского разлива.
             В результате постоянных моих правок и дополнений,  реферат потолстел ещё на пяток страниц и только в этом году попал на суд читателя сайта Проза.ру .   Кстати, несмотря на его почти философское содержание, он стал самым читаемым из всех выставленных моих работ.
            
             Юрий Иванович в этом году тяжело заболел, и  после непродолжительной, но тяжело протекающей  болезни, приняв два сеанса химиотерапии, скоропостижно умер, с окончательным диагнозом:  рак лёгких.

             Наталья Дмитриевна сильно пала духом и затосковала, А вскоре, после сорока дней, дачу продала. Очень жалко: хорошие были у меня соседи, хорошие люди. Дачу прикупили уже молодые ребята: Артём, Настя и их дочка Алина, третьеклассница. Но они молоды, у них свои интересы, а мы уже стары, что у нас может быть общего? Разве что дачная межа и формальное «Здрасте» и "До свидания".
             Но все равно,  с нами или без нас, со слезами или с радостью,  я  люблю постоянно повторять: "…Жизнь продолжается, и она прекрасна во всех её проявлениях, и что это становится чертовски интересным занятием".

Алчевск-Исаковское водохранилище.
«29.О8.2021»
Текст прошёл правку 31.08.2023.
Автор очень благодарен Л.Каштановой за редактирование рассказа.