Двенадцать месяцев - от февраля до февраля. 3-7

Владимир Жестков
                Часть третья    

               Глава седьмая. 18 ноября 1973 года (продолжение)

     Ужинать нас повели в тот отель, который находился чуть ниже нашего и, куда по ошибке, чуть не отправился Дима. Накормили вполне съедобно и обильно, да в довершение всего с очередной бутылкой столового вина на столе.
 
     Нашу идею - прогуляться до Колизея, Надежда раскритиковала в пух и прах. И далеко, и толком неизвестно, как туда добираться, и ночь на дворе, и криминальная обстановка не приведи Господи, и ещё, и ещё, и ещё. В общем, если мы всё же решимся на эту авантюру, она просит нас быть предельно осторожными и внимательными.

     - Запретить я вам не могу, вы люди взрослые, но мальчики…, - она не договорила и у неё даже слёзы на глазах появились.

     Наталью мы с собой не взяли. Правда она особо и не настаивала. Так немного поканючила и перестала. Сказала, что как верный друг, будет весь вечер с платочком в руках у окошка стоять, слёзы вытирая, но нас обязательно дождётся.
 
     На улице царила тишина и покой. Ни одного человека не было видно, куда ни глянь.

     - Слушайте, куда мы попали? – вопрос Виктора всколыхнул окружающую нас тишину, - мне казалось тут вечный карнавал должен кипеть, а здесь, как у нас в каком-нибудь Бердичеве, чуть стемнеет - на улицах ни души. А может я ошибся, и часы на местное время перевёл и сейчас не, как я думал десять вечера, а уже полночь-заполночь? 

      Вопрос следовал за вопросом, а что на них отвечать я, например, совершенно не знал. Но, меня так же, как и Виктора окружающая обстановка беспокоила, если не сказать по-другому -  действовала мне на нервы. Знаете, очень неприятно вот так идти в незнакомом месте по совершенно пустой улице, так и ожидая какую-нибудь бяку из-за угла.

     Вадим с Димой шли спокойно. Дима так тот вообще совершенно невозмутимым был, вот, что значит человек длительное время в такой стране, как Алжир прожил. Там, наверное, такие ситуации случались, что Италия самым мирным уголком на свете показаться может.

     - Нас поселили в каком-то не жилом месте, там, где подешевле. Здесь же сплошные конторы расположены, - и Дима рукой вокруг обвёл, - вон смотрите, склады во дворах виднеются, в отеле ведь, где нас ужином кормили, тоже никого кроме нас не было. Не сезон, наверное. Сейчас отсюда выйдем и сразу всё по-другому смотреться будет.

     Впереди промелькнула одна машина, за ней другая, третья. Машины там шли почти непрерывной чередой. Наш проулок немного приподнялся, впереди показалась широкая, намного ярче освещённая, очень оживлённая улица.

     Немного не доходя до перекрёстка, Виктор остановился под фонарём и достал из кармана сложенную в несколько раз карту Рима:

     - Так, мы находимся сейчас вот здесь, - он ткнул пальцем в карту, - значит Колизей там, - теперь его палец показал направо, - пошли, что ждать?

      - Постой, не спеши, - вмешался Дима. Он стоял достаточно близко от Виктора и одним глазом тоже посматривал на карту, - ты карту-то переверни, ты её вверх ногами держишь.

      - С чего ты это взял? – начал тут же заводиться Виктор.

      - Тибр у нас, где должен находиться? Мы его из окна вашей комнаты видели. Слева, а у тебя он на карте справа, значит, карту надо перевернуть. Это первое, а теперь второе, мы находимся вот где. Видите, - это он уже к нам ко всем обратился, поскольку мы подошли и тоже принялись в карту всматриваться. Как Дима смог на ней всё разглядеть, я не знаю. Ведь он стоял в стороне и карту видел сбоку, как я сейчас, но я никакого Тибра на ней углядеть не смог, а он вот увидел. Карта мелкая была и как Димка в ней разобраться смог? Мне, например, ничего там рассмотреть не удалось, а я стоял не дальше, чем Дима. "Ну, и зрение у него", - подумал я.

     А Дима тем временем продолжал:

     - Мы вот к этому уголку приближаемся, - и он совсем на другое место на карте указал, нежели Виктор, - а идти нам следует вот сюда, налево.

     Он оторвался от карты и сказал, указывая на впереди лежащую улицу:

     - Видите, отсюда и поток машин намного больше, это народ с работы по домам разъезжается. Как и везде в мире, в Риме спальные районы в основном на окраинах находятся, а нам в центр надо. Согласны со мной?

     - Ты, Витька, как всегда, в своём репертуаре, - Вадим заговорил медленно и отчетливо. Его слова прямо хлестали приятеля, - любишь поспешные выводы делать.
Конечно, проще ляпнуть, что-нибудь, пусть и ошибочное, чем подумать.

     - Да ладно тебе Вадик, вечно ты ко мне придираешься, - голос у Виктора был непривычно заискивающим, он только, что вокруг Вадима не бегал, пытаясь тому в глаза заглянуть.

     Меня всё больше и больше взаимоотношения в этой паре интересовали. Вначале казалось, что там верховодит Виктор, он явно активней, Вадим иногда мне казался каким-то заторможенным. То, что в практической деятельности он лидирует – очевидно. Вадим протезист, а Виктор для него эти протезы готовит, но в быту всё как-то неопределённо, сейчас явно Вадим поставил Виктора на место. "Он верхогляд какой-то", это я о Викторе подумал, а Вадим серьёзный рассудительный человек.

     Вот мы и до того Т-образного перекрёстка добрались, который давно уже впереди видели, повернули налево и бодро зашагали в сторону центра. Движение там было весьма приличным и идти стало немного веселей. По крайней мере, можно было на мимо проносящиеся машины поглядывать. Как и в Неаполе, среди них было очень много битых.

     - По-видимому, по всей Италии это творится, - задумчиво проговорил Вадим, - ремонтировать или менять на новые - смысла особого нет. При таком стиле езды и наплевательском отношении к автомобилям, новая машина быстро в старую здесь превращается. 

     Виктор в себя пришёл и начал анекдоты рассказывать, в которых машины фигурируют. Некоторые я не знал и немало этому удивился. Когда запас у Виктора иссяк, я решился и тоже пару штук рассказал. Анекдот, в котором речь идёт о том, как автомобиль с номером МНУ, врезался в машину с номером МНИ, со словами:

     - Ну, что напросился? – вызвал смех, хотя все его когда-то слышали, но здесь он прямо в жилу пришёлся.

     Мы шли и разговаривали довольно громко, хотя Дима не раз нас просил не демонстрировать каждой подворотне, что мы иностранцы:

     - Здесь, конечно, вроде бы никого нет, но, знаете, у стен уши тоже имеются. Итальянская мафия не гнушается похищением иностранцев с целью получения за них выкупа.

    - Что с нас взять? – засмеялся Виктор. Он вновь пришёл в благодушное состояние, - да они как узнают, что мы советские, сразу же руками замашут – вы нам не нужны, за вас никто ничего не заплатит.

     Он так смешно коверкал слова и корчил такие рожицы, что невольно все, даже серьёзный до невозможности Дима, рассмеялись.

     Мы шли и шли, а слева от нас всё тянулся высокий бетонный забор с колючей проволокой по самому его верху. Время от времени за забором появлялись крыши длинных приземистых, явно нежилых, зданий.

     - Прав я, точно в складской район нас посели, - сказал Дима, - интересно, а другим группам так же повезло, или их в какую-нибудь жизненную гущу засунули, где у них ни минуты покоя не будет?

     Впереди на противоположной стороне появились нормальные дома, где даже люди ходили.

     - Наконец-то, - обрадовался Дима и тут же скомандовал, - стоп.

     Мы остановились, в недоумении глядя на него.

     - Видите, впереди женщина на обочине стоит?

     Мы головами покивали. Я её давно заметил. "Голосует что ли?" – ещё даже подумал. Около неё машина за машиной останавливалась, но она ни в одну не села. "Наверное, живёт где-нибудь у чёрта на куличках, - решил я, - вот никто и не соглашается ехать".

     - Постойте, покурите, посмотрите, как работает уличная проститутка, у нас же такое не часто увидишь. Удивительно, что она одна. Обычно они группкой кучкуются, чтобы клиентам было из кого выбирать, а тут одна. Необычно это как-то, - говорил и говорил Дима, не сводя с женщины глаз, - и сутенёра не видно. Он их не так охраняет, как следит, чтобы деньги не заныкали. Раз девушку взяли, должны назад с денежкой вернуть.

     Мы встали в тени раскидистого дерева, с которого ещё не все листья слетели и закурили, наблюдая, как рядом с девушкой, теперь было ясно, что это довольно молодая особа, хотя лица её мы не видели, останавливались машины, но водители, коротко с ней переговорив, тут же уезжали. Я насчитал пять машин, выстроившихся в ряд у тротуара, которые одна за другой подъезжали к ней вплотную. Стоило уехать одной, как тут же сзади пристраивалась новая. "Прям, как в кино", - подумал я.
 
     Дима на что-то пытался решиться. Он то на девицу смотрел, то на нас. Наконец, явно созрел:

     - Постойте здесь, постарайтесь особо не светиться, а я на разведку схожу, - и отправился к этой подруге. Мы от удивления аж рты пооткрывали, а Дима к ней сзади подошёл и, по-видимому, что-то сказал, поскольку она к нему повернулась. Разговор с полминуты продолжался, не больше. Смотрим, она ему бумажку какую-то в руку сунула и снова к очередной машине повернулась.

     Вернулся Дима с загадочной улыбкой:

     - Везде пишут, что в Италии только уличная проституция существует и публичных домов нет, но жизнь не стоит на месте. Вы знаете, что она торчит у мостовой? Клиентов приглашает новый публичный дом посетить. Вот даже адресок дала, да объяснила на пальцах, где его найти и пароль сказала, чтобы вовнутрь впустили. Пойдём, посмотрим, как в Италии это организовано.

     - Ты как с ней пообщаться-то смог, - прежде, чем на приглашение отреагировать, спросил Вадим, - мы тут все извелись, на вас глядючи?

     - А она английским неплохо владеет, - ответил Дима, - образованная такая девица оказалась. Так как идём или нет? Вы же такое никогда в жизни не увидите. У нас это не существует, нет, ****ства сколько хочешь, конечно, как без него, но до домов терпимости ещё вроде дойти не успели, хотя кто его знает. А здесь нормальный публичный дом со всей присущей таким заведениям атрибутикой. За просмотр ведь денег не берут. Посмотрим и дальше пойдём.

     - Не знаю даже, удобно ли? – спросил Вадим, оглядывая нас по очереди. Чувствовалось, что ему самому очень хочется пойти и посмотреть, как там всё устроено, да что почём, но первым сказать ;да; менжуется, хочет, чтобы это кто-то из нас с Витькой сказал. "Интересный тип, чем больше я его узнаю, тем больше удивляюсь", - опять я невольно вернулся к одному и тому же – очень уж хочется мне понять этих ребят. С подобными я раньше никогда ещё не сталкивался.

     - Чего здесь неудобного? – Виктор даже губы облизал, - пойдём глянем, домой вернёмся у себя такое же организуем, - и тут же захихикал, видимо представил, как это окружающие его воспримут, - баб наших бандершами там поставим, пусть в две смены пашут, а то дома им сидеть явно вредно. Мне кажется мысли дурные в их головы лезть начинают.
   
    - Ну, - и Вадим головой решительно махнул, - раз так – пошли. Ты, Вань, - и он на меня с явным опозданием посмотрел, - не возражаешь?

     Я улыбнулся:

      "Интересно всё получается, меня они как бы в мальчика на побегушках, не на побегушках, не знаю, как они для себя мою роль определили, но то, что определили, это уж точно, хотя какая мне разница, домой вернёмся и разбежимся, вряд ли ещё когда наши пути-дороги пересекутся, мы с ними из совершенно разных сообществ", - вот так я подумал, а вслух, как бы нехотя, хотя любопытство меня туда просто гнало, только зачем его всем показывать, слегка в растяжку произнёс:

    - Не возражаю, хотя и не очень понимаю, что мы там делать будем.

    - Посмотрим и всё, - моментально ответил Виктор, - а затем дальше пойдём, на арену глядеть, где люди с дикими зверями не на жизнь, а на смерть бились.

     - Звери, правда, чаще в человеческом обличии им попадались, - добавил Вадим.

     Мы с Димой переглянулись и всё.

     - Говори куда идти, - неожиданно Виктор схватил Димку за грудь и, сделав зверское лицо, добавил, - а то быстро секир башку сделаем, - и тут же рассмеялся.

     - Сказала, что здесь недалеко, надо вот до того дома, что чуть-чуть утоплен дойти и первый подъезд с той стороны будет. Вывески там, сами понимаете, нет, - ответил Дима и первым пошёл в ту сторону, куда сам и указал.
    
     Дом оказался старинным двухэтажным из красного крупноразмерного кирпича. На одном из них отчетливо виднелось клеймо LRS 1875.

     - Вот будет здорово, если там и девушки такого же года рождения окажутся, - засмеялся Виктор, и мы нажали кнопку звонка на ближайшей к углу двери.
 
     Дверь открылась совершенно бесшумно и моментально, как будто нас там ждали. В дверях стояла древняя старуха с седыми распущенными волосами и таким морщинистым лицом, что я даже засмотрелся на неё. Она стояла и молча глядела на нас. Дима сунул ей под нос бумажку, что дала ему девица на улице и произнёс магический пароль: Amor. Бабка сделала вид, что не поняла, что от неё хотят и продолжала, молча, но в то же время вопросительно на нас смотреть:

     - Она думает, что мы из полиции нравов, - повернулся к нам Дима.

     Старуха, отреагировав на знакомое слово, попыталась закрыть дверь, но Дима поставил туда ногу со словами:

     - Постой паровоз, - и опять на нас посмотрел.

     - А ты ей паспорт наш покажи и объясни, что мы руссо туристо облико морале, - засмеялся Виктор.

     Дима хлопнул себя по голове и полез в карман. Я внимательно наблюдал за тем, как напряглась старая, наверное, она ожидала увидеть полицейское удостоверение или, что там у них принято, но, рассмотрев протянутый ей паспорт, который Дима открыл на своей фотографии, и, поняв, что мы из Советского Союза, сразу же заулыбалась:

    - Совьетико, - громко сказала она и махнула рукой в сторону другой двери, находящейся в десятке метров от первой. Она была ржавой, без ручек, и каких-либо надписей. Даже крыльцо перед ней отсутствовало и, когда она автоматически и тоже бесшумно открылась, нам пришлось достаточно высоко задирать ноги, чтобы туда залезть.

      - У неё в двери, наверное, камера установлена с микрофоном, - сказал Дима, - вот она нас и   увидела ещё до того, как мы позвонили, а громко сказала, что мы советские, чтобы вторая дверь открылась.

    За открытой дверью было грязное запылённое помещение, типичная кладовка для хозинвентаря. Мы все влезли туда, но не знали, что делать дальше, но тут дверь за нашей спиной также бесшумно закрылась, зажёгся свет и в стене справа открылась неприметная дверка. Там в проёме стоял здоровенный, бритый налысо амбал:

   - Пассапорто, - сказал он и замолчал.

   - Доставай из своих трусов, - со смехом произнёс Виктор, обращаясь ко мне.

     Мне пришлось действительно расстегнуть брюки и вытащить оттуда паспорт. Остальные достали их из своих карманов. Итальянец стоял неподвижно, но его маленькие глазки буквально буравили наши лица. Убедившись, что мы не из полиции, он приглашающе махнул нам рукой. Мы сделали по несколько шагов и попали, если не в волшебную восточную сказку из 1000 и одной ночи, то в похожее на неё место.   
Мы оказались в большущей комнате, пол которой был застлан прекрасным цветным, явно натуральным, а не синтетическим ковром. Белоснежные кресла из мягкой натуральной кожи были живописно размещены вокруг невысокого журнального столика, на котором горкой лежали пухлые альбомы в красивых кожаных переплетах. В углу комнаты в камине весело потрескивали дрова, а рядом с камином с кочергой в руках стояла не очень молодая, слегка полноватая женщина в очках. Изящный брючный костюм в пастельных тонах выгодно подчёркивал все формы её прекрасно сохранившейся фигуры, благодаря мастерскому макияжу её причёска, глаза, брови, нос и губы смотрелись великолепно. Их можно было рассматривать по отдельности, но вместе лицо казалось совершенно цельным, ни к чему из её внешнего вида нельзя было предъявить претензии.

     Она нам улыбнулась и обратилась на неплохом русском:

     - Добро пожаловать. Не удивляйтесь, я ваша соотечественница, зовите меня Анна, я уже привыкла к этому имени. Своё собственное я берегу, оно меня мысленно возвращает в ту жизнь, которой меня лишили тридцать лет назад. Во время войны меня вывезли в Германию, затем привезли сюда. Я была высокой красивой молодой девушкой. В то далёкое время мне было семнадцать лет. Первый мужчина, которого я познала, был тот берахсляйтер, высмотревший меня в толпе, которую выгрузили из вагона, прибывшего в Саксонию. Он был хоть и мелкий партийный чиновник, но там, на станции, куда прибыл поезд из Союза, он был царь и бог. Одно движение его пальца и меня выдернули из толпы и всё, фактически я стала его личной собственностью. Он меня не обижал, и я, в общем, была довольна своей жизнью. Сыта, одета, работой меня не утруждали, а то, что я должна была ублажать своего хозяина, он любил, чтобы я его именно так называла, мне даже нравилось. Понимаете, он во мне пробудил женщину, и я научилась получать удовольствие во время близости с ним. 

     Но однажды, он по глупости пригласил в гости своего начальника, и у меня поменялся хозяин. Так и пошло. Я переходила из рук в руки и наконец, стала рабыней самого гауляйтера земли Саксонии и Анхальта. Это был уже не молодой партийный функционер с огромной властью в своей провинции. Война заканчивалась, он понимал, что для него это финиш всей его жизни и решил помочь мне, подарив своему итальянскому другу. Но пока мы добирались до Рима, его друга убили, вот я и оказалась на улице. Сколько я перенесла, не хочу даже вспоминать, пока я не поднялась вверх в существующей в этой среде иерархии. И вот теперь я здесь.
Она позвонила в колокольчик. На лесенке, ведущей на второй этаж, появилась молодая девушка.

     Анна вопросительно посмотрела на нас:

     - Чай? Кофе? Или вы выпить чего-нибудь покрепче желаете? Слушайте, давайте мы с вами вместе выпьем, и я смогу помянуть свою бывшую родину. Иногда она мне снится. Что будем? Назовите сами, здесь прекрасный винный погреб.

     Мы переглядывались, не зная, что сказать. Она поняла наши затруднения, и сама предложила:

    - Местное шампанское я не люблю, а вот водочки немного выпью с вами с удовольствием. Как вы относитесь к "Столичной", произведённой на Московском заводе? – и улыбнулась.

      Мы уверили её, что хорошо относимся к любой хорошей водке, а к "Столичной", в особенности. Она ещё раз улыбнулась, кивнула девушке и произнесла несколько слов. Девушка кивнула в ответ и беззвучно исчезла. Вскоре на столе появилась неначатая водочная бутылка и тарелки с закусками, которые нас поразили: солёные огурцы и квашеная капуста

     - Мне много здесь недоступно, я мечтаю побывать на родине, но это невозможно, мне никто не даст визу на въезд в СССР. Это может сделать хозяин, он же мой супруг, но он опасается, что я сюда не вернусь. Знаете, - и она даже засмеялась, - мы с ним часто обсуждаем эту тему, но я для себя так и не решила, как бы я поступила, если бы вдруг оказалась на Родине. Почему-то мне кажется, что я вернулась бы сюда. Тридцать лет за спиной, - и она подняла рюмку, доверху наполненную прозрачной как слеза водкой.

     - Произошедшее сегодня можно считать знаком свыше. Заведение, в котором мы с вами сейчас находимся, начнёт свою работу лишь завтра. Девушка, которая вас сюда направила, не могла ошибиться, скорее всего, это вы её неправильно поняли.
Мы посмотрели на Диму, но он лишь плечами пожал.

     - Но, это даже хорошо, - продолжила Анна, - завтра здесь будет столпотворение. Это рабочий район, потребность в культурном отдыхе, который мы предлагаем, очень востребована, поэтому я с некоей опаской жду завтрашнего дня. А сегодня мы с вами можем позволить себе всё, что пожелаем и что в наших возможностях.

     Виктор моментально влез и произнёс привычный для всех нас тост:

     - Давайте, мы выпьем за то, что вам, скорее всего, покажется странным, но в Союзе это один из самых популярных тостов: так выпьем за то, чтобы у нас всё было, и чтобы нам за это ничего не было. 

     Анна улыбнулась:

     - Симпатичный тост и, наверное, весьма в ваших условиях жизненный. Знаете, я первый раз за много лет встретилась с людьми, приехавшими оттуда. Здесь достаточно обширная русская колония, но все живут здесь, по крайней мере, со времён войны. Советские нас не жалуют, мы к ним на поклон тоже не ходим. Их здесь тоже не мало, но мы и они держимся на расстоянии и вот мне повезло. Я даже никому о нашей встрече не буду рассказывать – могут неправильно понять. А с вами мне хочется немного поговорить, но безо всяких попыток какой-либо пропаганды. Я её наслушалась по самое-самое. Понимаю, что то, что нам вдалбливают в головы, мало соответствует действительности, но какая-то доля истины там имеется. А вот, - и она кивнула на Виктора:

     - Меня Виктор зовут, - поняв её кивок, представился Витька. Мы все тоже назвали свои имена.

     Анна немного наклонила голову, так чтобы мы поняли, что она их запомнила, и договорила начатую фразу.

     - Так о тосте. Он живой, не выдуманный и очень хорошо вписывается в то, как я представляю жизнь на моей бывшей Родине. Она находится под таким прессом, а всё ей нипочём. И в космос вы летаете, и на олимпиаде, которая у нас здесь в Риме была, чудеса творили, и фильмы мы ваши ни один не пропускаем и потом гадаем, что правда, а что пропагандистские трюки. Причём не для нас, а для вас самих. Следим мы за вами, понимаете, внимательно следим, и верим, и не верим, и не знаем, чему верить, а чему нет. Я так и живу, в реальности здесь, а в мыслях – там у вас.
Она проговорила всё это на одном вдохе, затем опустила голову вниз и как застыла. Мы даже не знали, что дальше делать надо, как она выпрямилась, налила ещё по рюмке всем, свою подняла и почти прошептала:

     - Я сейчас своё скажу, а вы своё. Ладно? Так вот давайте выпьем за то, чтобы границ не было, и мы могли ездить куда и когда захотим, - и она вопросительно на Виктора взглянула, поняла значит, что он у нас самый говорливый.

     Витька встал, выпрямился, как оловянный солдатик и без тени улыбки произнес:

     - А я предлагаю выпить за победу, - помолчал, чуть-чуть и добавил, - за нашу Победу.

     Анна даже засмеялась радостно и как-то задорно:

     - Это из "Подвига разведчика", верно? Я очень люблю этот фильм, но у нас его редко увидеть можно. За нашу Победу, с большой буквы. За это нельзя не выпить.
И мы выпили. До Колизея мы в тот вечер так и не добрались. В гостиницу вернулись не пойми когда. Дверь открылась, лишь мы на кнопку звонка нажали. Кто-то нас, по-видимому, действительно ждал, но это не Наталья была.

     - Слушайте ребята, - начал Вадим, - я спать совсем не хочу, хотя сейчас, уже третий час по-местному, а по Москве, вообще скоро вставать. Здесь чайник есть, давайте мы чайку сгоняем, у меня ещё заварка сохранилась с сахаром, - и он на нас так посмотрел, что отказать не было сил.

     Пока чайник закипал, Вадим за заваркой в свой несессер полез и вдруг голову поднял и на Диму посмотрел:

     - Я сейчас вспомнил, - сказал он, продолжая при этом копаться в несессере, - ты сказал, что нас здесь поселили, поскольку тут дешевле. Наверное, это действительно так и есть, но я сейчас одну бумажку найду и вас сильно удивлю. Ну, куда она подевалась? – он вывалил всё из несессера на свою постель и принялся рыться в образовавшейся куче, - а, вот она. Смотрите, вот это я нашёл в шкафу в нашей каюте.

     Он потряс какой-то бумажкой:

     - Уборщики после немцев всё подчистую вымели, а вот этот листок не заметили. Он к задней стенке шкафа прислонился. Это счёт, который кто-то из наших предшественников оплатил и с собой в круиз взял. Тут и сумма нарисована и маршрут перечислен. Я в школе немецкий проходил, как прошёл, тут же забыл. Думал навсегда, ан, нет. Кое-что в памяти застряло, и я в нём разобрался. Маршрут на наш похож, но с несколькими изменениями. Мы в Одессе сели, в Одессе и выйдем, а у немцев такой прелести нет, чтобы в Германии на корабль сесть и тут же в Средиземном море оказаться. Им до моря надо по суше или по воздуху добираться и туда, и обратно. Вот у них маршрут и начался в Италии, а закончился в Стамбуле. Но по времени занял ровно столько же времени, как и наш. Так хотите знать, во что им это удовольствие обошлось? – и он на нас так посмотрел, что я даже подумал – бесплатно что ли?

     - Вот, сами посмотрите, насколько дешевле немцам этот круиз обходится и как нас наш же Интурист дурит. Видите, - мы с Димой рядом с ним встали и на бумажку, которой Вадим тряс, внимательно посмотрели. Там была прописана сумма – 1960 марок.

     - Ну, и где ты увидел, что мы дороже заплатили? – спросил Дима, - курс марки чуть-чуть побольше, чем 3 за наш рубль. Значит, в пересчете 1960 превращается, - он губами даже пошевелил, чтобы посчитать. Я не выдержал и сказал:

     - Что, здесь думать 650 рублей. Я именно такую сумму, да ещё с возвратом пятидесяти рублей в долларах заплатил. А это значит, что у нас даже чуть дешевле получилось, а, если учесть, что переезд до Одессы и обратно у нас в стоимость путёвки вошёл, а им вряд ли кто перелёт до Рима и обратно из Стамбула оплатил, так наш круиз вообще…, - и я даже руки в стороны развёл.

     Вадим аж покраснел весь. Он на Диму уставился:

     - А ты, сколько за путёвку заплатил?

     - Ровно столько же, как и Ваня – 650 рублей. Это и с обменом, и с переездом. Всё туда вошло. Только питание в дороге за свой счёт.

     Вадим перевёл растерянный взгляд на Виктора:

     - Послушай, на сколько нас твой Петрович нагрел. Ну, сучий потрох, он у меня попляшет, когда я ему аналогичную сумму за челюсть, его проклятую, выставлю. И пока не заплатит, я его в кресле держать буду, так привязанный там и будет сидеть, а, чтобы не сдох нечаянно, я его с ложечки кормить буду, за отдельную плату, как он нам приплюсовывал за каждый чих – и за билеты до Одессы и обратно.

     - Представляете, - это уже Виктор вступил, - у нас клиент есть один постоянный. Мы с ним за много лет почти сдружились. У него костная ткань очень рыхлая, вот мы и возимся с ним. Он в Интуристе шишкой каким-то служит и по дружбе, он очень на это слово напирал, нам втюхал две путёвки и за каждую содрал по две тысячи рублей, плюс за билеты и ещё за что-то, я даже не помню.

     - За визы и паспорта, - подсказал Вадим, а потом с какой-то злостью добавил, - ну, сука, он у меня надолго этот круиз запомнит.

     Он замолчал, лихорадочно разделся, лёг на кровать, накрылся одеялом и повернулся к стене.

     Нам с Димой ничего не оставалось, как тоже пойти спать. Переполненный впечатлениями я долго не мог заснуть. Перед моими глазами вставали дома, обклеенные чуть не до самых крыш предвыборными плакатами, слышалась иноземная речь и возвышался Колизей, пусть и частично разрушенный, но от этого не менее величественный.

     Продолжение следует