У Гули в ее двенадцать лет были большие комплексы. Она это слово чуть ли не с рождения слышала, потому что родители много о психологии говорили. Да и в классе другие дети уже такие умные слова употребляли:
- Ты что какой закомплексованный? Что не так?
Гуля стеснялась родимого пятна, которое, как клякса, занимало добрую половину ее щеки. Почти каждый человек уделял этой кляксе внимание. Кто-то спрашивал, кто-то смотрел, а злые дети смеялись, придумывали всякие жестокие прозвища и шутки. Тех, кто пятно не замечал, было очень мало. Гуля им всегда удивлялась и была благодарна.
- Дети злые сейчас пошли, - успокаивала мама. - А обижают всегда лучших.
Эти слова немного бодрили Гулю. Но уверенней она не становилась. Хуже всех себя считала. И самой некрасивой, забитой какой-то.
Папа молчал. Гуля так и не поняла, почему. Но то, что мужчины сдержанные и немногословные, она уже видела. Мальчишки, к слову, над Гулей не издевались. Наоборот, комплименты говорили и слова любви. Красивой ее считали. Только она не верила им...
Гуля ходила в художественную школу. Каждое лето на две недели ученики выезжали куда-то на природу, парк или в зоопарк, чтобы рисовать с натуры. Большинству детей хотелось, чтобы эти занятия прошли быстрее - лето все же. И Гуля вместе со своей подругой Алиной искали, чем бы себя развлечь. Гуле Алина нравилась тем, что она про пятно даже не спрашивала, от этого девочка себя чувствовала свободно и самой собой. А с другими - будто должна им что-то за свою непохожесть.
Однажды рядом с подружками шла девочка Саша. Они иногда сидели вместе. Саша была добрая, спокойная, умненькая. Она общалась и с Алиной, и с Гулей. Могла поддержать, когда надо, сказать слово доброе. Училась Саша хорошо, хотела жизнь связать с искусством. И в будущем у неё, кстати, это получилось.
Вдруг Алина с Гулей начали свои шутки шутить. И перешли на Сашу. И пошло-поехало. Показалось девочкам, что Саша на страуса похожа. Они только что в зоопарке его рисовали. А Саша высокая, худая, да и над лицом тоже можно посмеяться. Лицо красивое было, к слову. И фигура как у супермодели. Но кого это удержит, когда тебе смешно? Гуля сама не заметила, какие весёлые шутки ей про Сашу удалось придумать: и про то, как надо не с ними тут идти, а к собратьям бежать... А вон пшено разбросано возле мусорных баков. Саша, налетай!
У Алины с Гулей от своих же шуток животы болели, им было весело как никогда! Да и практика скоро закончится, начнутся настоящие каникулы, безделье. Гуля и Алина не хотели художниками быть, они просто так в художку ходили. Родители отдали. Так, ходили, время убивали...
Неожиданно Гуля заметила, как Саша уже давно идёт молча и не сопротивляется. Она ведь даже ничего в своё оправдание не сказала, никого не обозвала, себя не защищала. И Гуле про пятно не сказала, хотя это был самый сильный аргумент всех ее противников. Голова у Саши была опущена, глаза погасли, лицо красное от стыда. «Забили», - промелькнуло в голове у Гули. Множество картинок у неё в голове пронеслось. Она так часто была на месте этой Саши! А сейчас на месте мучителей... Почему добрая Саша так ничего и не сказала? Наверное, над ней и другие смеялись. Высокий рост, как ни странно, частая причина для насмешек.
Гуля замолчала. Она шла и думала, как часто мы себя жалеем, когда на нас сыпятся беды, лишения и неприятные, обидные слова. Как мы злимся на грубых и бесчувственных людей, и какими хорошими из-за этого мы себя порою считаем. Но какими смелыми и весёлыми мы становимся, когда находимся в безопасности и среди сторонников... И как тоже способны забить другого, когда тебе просто смешно или скучно. Гуля в тот день поняла, что мучители наши - вовсе не мучители, а те, кто не обрёл в душе покоя и мается без дела в надежде хоть как-то убить время. Убить время...
С Сашей они с тех пор общались редко и только по делу. А потом закончили художественную школу и вовсе потеряли связь. Сильно ли ударили по Саше эти шутки и слова? Отразились ли они как-то на ее дальнейшей, взрослой жизни? Ведь словом можно покалечить, нанести смертельный удар, который порою так незаметен, но упал шрамом на душу человека. Но этого Гуле
так и не удалось узнать. А спросить было стыдно...