Тяга к прекрасному толкнула меня пойти в картинную галерею. Захотелось духовно очиститься, и приобщить себя к непостижимому свету, что палитра художника через картину передаёт зрителю.
В подобных местах нет уличной бытовой суеты и спешки. Нет никого, кто бы позволил себе бегать по залам, как по рынку, пытаясь первым урвать ту порцию удовольствия, за которой он сюда пожаловал. Здесь, в прохладной тишине, среди множества окон, уводящих взгляд в далёкое или недавнее прошлое можно было, вскользь заметить и своё случайное отражение в одном из этих прекрасных, почти оживших полотен.
Купив билет, я растерялся, соображая с чего начать осмотр экспозиции. Незаметно ко мне прилепился вполне опрятного вида господин. Он представился специалистом в области всевозможных искусств и рекомендовал себя в качестве гида. Я удивился той лёгкости, с которой дал согласие себя сопровождать.
Не спеша мы двигались по залам, переходя от одной картины, к другой.
— Полностью с Вами согласен, прелестная особа.
Восторженно реагировал он на мою оценку женской красоты.
— Самым забавным было то, что вскоре маэстро проиграл эту натурщицу в карты князю ...онскому.
Он, зачем-то прошептал мне на ухо этот интимный секрет, потерявший срок давности.
Далее, мы показались возле мраморной скульптуры.
— Как хороши, как свежи были розы.
Почти торжественно, будто угрожая, кому-то невидимому произнёс название произведения мой гид.
Сидящая на скамейке девушка в белом, ну ещё бы, ведь она мраморная, обречённо смотрела предположительно в сторону ворот. Именно в эти ворота, ближе к полудню должен был въехать на лошади с плетью в руке строгий папенька, возвращаясь из города домой.
Пуховый платок безвольно сполз с её плеча, обнажив ключицы, украшенные мелкими кружевами на помятом платье.
Скульптура выглядела изящно, только вот поступок девушки, как не сложно было угадать из названия, изяществом не отличался.
Испытывая сочувствие к этой простушке, мне подумалось, что произведение следовало бы назвать - "Как хороши, как свежи будут розги"
Следующий зал выделялся, чем-то неприятно современным.
Банда писателей "Проза-Ностра"
Прочёл я название картины, и мои глаза тут же забегали по огромному полотну, в надежде отыскать знакомые лица.
— Что Вы там ищите? Посмотрите лучше сюда.
Желая напомнить о себе, теоретик дёрнул меня за рукав свитера.
— За эту картину двух художников приговорили к расстрелу.
С горькой диссидентской нотой в голосе признался искусствовед.
Несмотря на естественную усталость и рябь в глазах, пройти мимо такой авантюры я не смог. Какой убийственный рекламный ход!
С таким же успехом можно развесить таблички на трамвайных остановках - "Поезжайте по этому маршруту и в конце пути вы обязательно увидите на рельсах голову Берлиоза".
Ладно, посмотрим.
В качестве соавторов этого безобразия выступили сразу две знаменитости: Калевич и Мондинский.
На картине, довольно абстрактного свойства имелось пять, наискось вытянутых вдоль полотна разноцветных полос, уходящих в перспективу. Внизу, этой безрадужной мазни, как бы повисла в пространстве голая баба. Мастер изысканных искусств, брезгливо скривил лицо, и тут же взялся меня поучать, мол говорить следует - обнажённая женщина.
Охотно с ним согласился бы, окажись мы возле полотен Рубенса, Кустодиева или Венецианова, но глядя на это нагромождение нелепостей, я остро почувствовал, что обнажёнными стали мои нервы, а баба, как была голой, так и осталась. И вообще, как такое можно назвать бабой?
Авторы явно принадлежали к той армии жуликоватых бездарей, которые без всякого стыда научились прикрываться фразой - "Я так вижу". Сразу представилось, как они ходят среди нас по городу, смотрят на женщин и видят их вот такими. И всё вокруг видят вот таким.
Неспособные создать, что-то действительно искусное, они решили пойти самым примитивным путём, пытаясь убедить толпу, что чёрное это белое, что мерзость это и есть красота, и что король не голый, как всем показалось.
Признаться, мне самому сейчас захотелось, хоть как-то приобщиться к их справедливой суровой казни. Загорелся я желанием стать полезным в этом нужном и благородном деле. В качестве помощника палача, я готов был осилить любую задачу: За ноги подержать или паяльник нагреть, или покрутить лебёдку.
Оглянувшись, я не нашёл рядом своего образованного гида и бумажник, лежавший в заднем кармане брюк тоже, по случайному совпадению исчез.
Долго я потом бегал из одного зала в другой, расталкивая задумчивых зевак, пытаясь догнать гада, вернее гида.
Сходил, успокоил нервы, приобщился к чему-то прекрасному и светлому.