Гитлер, Баксков и другие... Книга вторая

Мирослав Палыч
   Совпадение в тексте имен собственных и географических названий – с реально существующими – случайность.
 ( ахинестически-поэмический роман в 3-х книгах, о т р ы в к и )
   Вибрируя безоглядно и мощно наступающим – паро-прогрессом, Стимпанкический мир дружно и уверенно катился, блистая, – в нужном ему направлении, которое, направление, – вполне совпадало с вектором, выбранным для него господом Стимпанкическим Богом. Стимп-Бог – был, как раз, небрежен, когда выбрал – направление для мира – по стимп-божески – смачным ударом одетой в сапог крепкой ноги. Удар Стимп-Бога сапогом в пятую точку мира – был сильный и, поэтому – все мешалось и перехлестывалось во времени и пространстве. Сопран Баксков – из России – прекрасно и легко тусил в предвоенной Чехии; Сталин – много общался с Гитлером, а большевики – могли из прошлого попасть в Америку 2000-х и устроить там полноценную революцию накануне перевыборов, скажем – американского Президента. Беспощадно-гламурная бизнес-вумен Ксения Сыпчак, не терпевшая серых цветов – в стимпанке с удовольствием носила мышиный комбинезон. …Поговаривают, что в Писеке – как раз времен развитого стимпанка – в кабачок пана Кочмарека забежал некто в золототканой тунике и в наплечниках, кто за бокал пива расплатился жменей девальвированных сестерциев… Таков он есть – стимпанк – всамделишный, а не выдуманный прелепиными, ширгуновыми и новальными, которые в междусобойном соревновании по дискредитации, отдающей эхом Москвы розово-губой радиостанции – готовы были стрелять в противников – не только остро отточенным словом, а и настоящими учебными патронами. …Да, – таков стимпанк – и есть. Достаточно эклектичный, ...да еще со своими, периодическими удручающими извержениями – из канализаций и прочих неожиданных мест в продырявленной почве, откуда бесконтрольными шокирующими явлениями вырываются неучтенные излишки пара, перепроизведенного, неустанно развивающими выпуск тяжелой продукции – заводами.
 

   Громоздкий пароконверторный ледокольный дирежабленосец «Димитрий Харатьян», отправленный по приказу Сталина раскалывать носом льды северных морей, с целью присмотра за немцами, – фиксировал, с помощью новейшего гигантского паро-эхолота, подлодки Кригсмарине, что пытались обмануть советский корабль и скрытно приблизиться к ледовым воротам Новой Швабии. Однако подводные лодки рейха – только «водили за нос» «Димитрия Харатьяна». Их главной задачей было – отвлечь Сталина и его кремлевское командование от снаряжающейся экспедиции в город советской Украины – когда-то бывший Луганском – Ворошиловград. Там, в одной из штолен Донбасса, на семидесятиметровой глубине находился сакральный артефакт, представляющий собой зашифрованный свиток на древнем – шумерско-укрском языке, так необходимый Третьму Рейху.





  ...Несколько нескладно в последнее время сложилось в стимпанкическом мире у Владимира Рудольфыча Соловеева-Ульрихта. Однажды, в момент ухода на своем паро-мото триале – из-под наблюдения и путания следов, на одном из крутых виражей из коляски Владимира вывалилась важная улика – завернутый в ветошь пистолет с глушителем. Понятно, что после потери такого вещдока он уже не мог эффективно давить в своих интересах на засидевшегося на своей должности ухватистого Президента Белокартофании, какой уверенно и виртуозно пренебрегал литвинскими санкциями, а заодно и – шантажирующей паротелеграммой Владимира.


   В это же предвоенное стимпанкическое время, польский посол Лукасевич – уже заявил в Париже министру иностранных дел У. Буллиту, что в случае оказания помощи Советским Союзом Чехословакии – Польша готова к войне с СССР на стороне Гитлеровской Германии. И хитроумный, словно Одиссей – Анж Дуда решил, что по его коварному плану Польша нападет на Чехословакию – раньше Гитлера. В предстоящей военной суматохе он намеревался отдать приказ тайно похитить Марту и, арестовав, держать ее в оборудованном подвале до его особого распоряжения, а ее знаменитый – два ноля девятый «хенкель» – надежно спрятать: закопать на неопределенное время в заранее подготовленный, замаскированный – капонир, расположенный недалеко от взлетной полосы, облюбованного немцами в Судетах аэродрома.


   Сопран Баксков, заживо похороненный и порядком проголодавшийся – уже как шесть суток, теряя силы, впустую – стучался изнутри гроба, до жути пугая пару-другую сатанистов-эмо, – зачем-то вознамерившихся при бледной луне – совокупиться на его свежей могиле. Баксков знал, что зараженное неким пидерсианским деструктивом – мировое сообщество, по команде из Вашингтона – усердно зажигает море, с целью – заиметь, в результате, много вареной рыбы, сэкономив на дровах и электроэнергии. Но время шло, а море – не загоралось! Оно, море, – оказывается, – не горит, чего – никак не могло быть – по соображениям сообщества. …Услыхав стук из могилы, со вставшими дыбом волосами – онемевшие сатанисты – в ужасе и непонимании таращили друг на друга выпученные глаза, полностью лишившись своего перверсивного либидо… Из сложившейся ситуации с незагорающимся морем – у погребенного Николая напрашивался единственный вывод. А именно: «Пресловутое, так называемое, «мировое сообщество» – сошло с ума! Нельзя такого допустить!» – беспокоился Баксков, судорожно колотя коленками в крышку гроба и совсем не задумываясь о получаемых ссадинах. …Надо непременно помешать наступлению безумия мира!» – решил он… …От альтруистических мыслей, стесненный деревянными стенками гроба, Николай – вдруг почувствовал, как на самой макушке головы – из его черепа – скорым темпом произрастает нечто, что тут же трансформировалось в подобие лопастей вертолетного винта, какие увеличиваясь в стороны и разгоняясь – завращались с бешеной скоростью. …Николай приподнял голову и «пропеллер», превратив в мелкие щепки и опилки крышку гроба и, торнадообразно разбрызгивая метровый слой земли, поднял его, сопрана, над исковерканной могилой и, гудя как пилорама – потащил по ночному небу – к зажигаемому, «мирово-сообщественными» идиотами, – морю. …Очумевшие сатанисты-эмо, в растопыренных от ужаса немигающих глазах, мелькая под луной белыми задами – разбегались в направлении разных четырех сторон…


   …Текущая жизнедеятельность в стимп-действительности – не ознаменовывалась событиями – не рядовыми. Эльвира Набей-Улина – взяла паро-теннисную ракетку и сделала несколько неудачных подач – сыграв на руку Америки.
Голая Нота Королева встала вниз головой на руки и выложила фото в сеть.
Доктор Мясникофф, гладя собак и едя чистые, а не грязные сливы – стоически боролся с унынием.


   Простафицер Стрелкофф, смачно размазывал по стене, несуразное «литвинство» и комментировал в паро-сетях безрезультатность результатов Донецко-Луганского ига, свалившегося на Кремлевскую власть.
Капитан Путен сдирал самоклейку с изображением панды на лобовом стекле своего «ауриса», чтобы вместо нее приклеить герб славного города Геленджика.
Самодостаточная и аполитичная танцевальщица Настасья Валочкова – радовалась покою и возможности танцевать.
Ксении Сыпчак – приелись и надоели лангусты и крабы, и она уже задумывалась о собственной ферме виноградных улиток.
Виктория Боня-М решилась, наконец, выйти замуж.
А «Димитрий Харатьян», с вышедшим из строя пароконвертором, накрепко примерз к арктическим льдам.
Однако гордый и непреклонный Сталин медлил с просьбой к Гитлеру о доставке на подлодках Кригсмарине продовольствия и запчастей, терпящему бедствие экипажу дирежабленосца, на палубе которого многочисленные обледенелые дирижабли выглядели сплошной холмистой заснеженной поверхностью, возвысившейся над бесконечным арктическим пейзажем из ледяных торосов. Адмирал Канарис держал своего фюрера в курсе всего происходящего на вмерзшем в лед советском корабле. И Гитлер уже отдал тайный приказ – готовить к возможной отправке в Арктику оборудование для экспедиционного корпуса рубщиков льда, которым может быть придется организовывать большую полынью и обеспечивать ее незамерзаемость для всплытия подлодок рейха, с доставляемой ими разного рода помощью для «Димитрия Харатьяна». Гитлер – будучи отнюдь не слабым политическим стратегом – знал, что, после его существенной помощи передовому советскому дирежабленосцу, – Сталин точно не откажет Германии в прокладке трубо-паро-провода – из России в Германию, по дну Балтийского моря. Ведь самое высокое в мире качество промышленного пара – было советским, и завидная мощность сталинских парогенераторных установок была непревзойденной. Любой из нас, пролистав соответствующие страницы «Энциклопедии» – сможет убедиться, что в мире стимпанка – альтернативы качеству сталинского пара – в то время не было. Сталин не собирался идти на поводу «благотворительности» Гитлера. Он вызвал флотских адмиралов и приказал на выручку «Димитрию Харатьяну» – тайно готовить чугунно-саночный, паро-рессиверный малый ледокол – «Колыван Плотницкий».

   Работы по подготовке к отплытию чугунно-саночного «Колывана» – велись строго в темное время суток. Прибывший из стимпанк-ГУЛАГа полутора тысячный, самый передовой и дисциплинированный отряд заключенных, имени «Исаича» проворно и непрерывно приклепывал медные паро-амортизаторные пластины к прохудившимся от многократных рейдов – бортам малого ледокола.


   …«Что же это привиделось мне! Что за сон опять – такой жуткий! – маялся думами очнувшийся на скамейке какого-то дворика Николай. Наверное, я надышался паром из ливневой канализации, в котором слишком много фенола! Сливают вместе с паром в свои подземелья – черт знает что! Эти чехи рады пахать на Гитлера, даже в ущерб здоровью своих будущих – чапеков и гавелов! Хорошо, что великий Сталин не допускает подобного в стране Советов и снижает цены, чтобы люди могли, работая не интенсивно – покупать черную икру и «Цинандали»! …Это же надо! Я – ...и в гробу!» Баксков погрозил кулаком в небо стимпанк-Морфею. Сидя на скамейке и прогоняя остатки кошмарного сновидения, несколько успокоившийся сопран, переключившись мыслями на предмет своей томительной любви, от внезапного поэтического вдохновения – стал произвольно и совсем неожиданно, сейчас же – сочинять на свою наболевшую тему, бормоча вслух:
«…Любовь к нам
неслышно вошла.
Любовь Марте ног развела,
и Марты, промежности кущи
меня ждут, как лотос цветущий.
Я в Марту введу, сатанея,
нефритовый стержень еврея…
«…Да что это я мелю! Нет-нет-нет!.. Спохватился Баксков и замотал головой. Ведь, и – не еврей же я, – во-вторых, – …почти, ...а, во-первых, – излюбленный сопран тира.., вождя, то есть! Так, откуда же в моей золотоголосой голове – берется столь дикая, пренебрежительная бездарщина! …Наверно мне вреден этот сырой и плотный воздух весенней Праги… Видимо я переволновался…» – окунулся в самоанализную прозу, отходящий от внезапного поэтического возбуждения Николай. «…Да и – какие еще «кущи»?! Уж я-то – уверен, что аккуратная Марта ухожена везде, в каждом миллиметре своего тела!». Сопран, хоть и носил палладиевый крестик, но его расшатанная страстью к женщине вера – вновь подпустила близко к его мыслям – Князя мира, чтобы их, сопрановы мысли, – да снова – сатанить и безобразить. «...Как можно было даже подумать, чтобы сочинить такое!» – сам себе удивлялся, опомнившийся от Князева мира ментального наезда, Николай, – ведь я мог нечаянно задеть и чувства понимающих русский язык – верующих, что могли меня чисто случайно здесь услыхать!…Ишь, каков этот – Князь мира стимпанкического! В сколь пошлые и распутные мысли ввергает граждан! ...Странно даже, что когда-то – согласно стимп-писаний пивал со Стимп-Богом – амбру с одной бутылки. ...Что время делает с людьми и богами» – сокрушался сопран... Он с сожалением подумал о том, что ему уже – аж двадцать пять, …и что он мог бы – уже быть женатым и чьим-то отцом… Измученный бессонницей и длительной – поначалу безответной, как он думал, любовью, – Баксков встал со скамейки и, подобрав свой букет, двинулся дальше. Зашагал к дому, где жила Марта…


   В отличие от Алины или даже Наили – Ольга Скобеива ближе и глубже понимала душу советского стимпанкического народа. Имея горячее сердце неравнодушной к проблемам людей революционерки – она перебирала в голове варианты возможной помощи – этим самым, далеким от клептократической кучки богатеев – простым людям.
«Надо отрубить ей, этой броненосно уплотнившейся Плесени, Главную голову. Но …опять-таки: где у нее – у Плесени – Главная Голова… – размышляла Ольга. Надо бы ее, Главголову, отрубить это несомненно, …но поможет-ли мне в этом деле мой Евген? Он так, иной раз, инертен и неповоротлив со своими навязчивыми мыслями об охоте на акул с револьвером» – рассуждала Ольга, выстраивая для себя тактику свержения Президента и захвата власти в стране. Ольга понимала, что гидралигархатская, разжиревшая от власти – Плесень, создалась – не обязательно Президентом – скорее всем сообществом – стимпанкических социалистических госустройственников, …да и всеми, не мешавшими этому, гражданами – в той, или иной мере. Теперь она, Плесень – все больше вылезает из шкуры Закона. И, вылезши, эта Плесень – сплоченный, то есть, – вокруг своего вертикального центра – стимпанкический олигархат, имеющий возможностей больше, чем все другое в стране – распоясывается и становится – неприкасаемой, всемогущей, маскирующей себя – структурой. Это же очевидно – их даже не перечислить гидралигархатские проявления – больно множество таковых, – стоит только присмотреться. И эта Плесень – уже решает – не только – что нам есть, чем лечиться, и на что мы имеем право, – а уже решает – какую мощность должны иметь простонародные дирижабли, какое паро-тиви всем смотреть и куда нам – каждому – идти, – куда, в общем, – двигаться всей стране. Плесень становится совершенно неподсудной и обретает прерогативу продвигать свое, обретает право решать: кому – сколько сидеть, кому – сколько – платить. И уже Плесень – на пути обретения права – даже на безнаказанное убийство и желает иметь право, не считаясь с законом, самоуправственно решать – кому жить, а кому нет!


   Ольга поймала себя на том, что не может назвать Плесень с маленькой буквы, потому, как Плесень – уже решает все и может влиять – абсолютно на – все-все-все. «Надо что-то делать. …Где же, где же у нее, у Плесени – главная голова? – напряженно мыслила неравнодушная патриотка Ольга – …Может начать с самого Николай Ивановича, …или Начальника развед-Ставки, …или Глав-совстимп-прокурора? Или …неужели – с самого товарища Сталина, …перерождающегося в покровителя олигархов?..»


   От дискомфорта, вызванного шатнувшей Планету попыткой Голованавального заменить божескую легитимную, крайне одобренную стимпанк-патриархом – власть – на его – голованавальную – сатанинскую, – Стимпанк-Бог дрыгнул во сне ногой. Как раз от этого стимп-божеского движения во многих местах Планеты произошли мгновенные выросты бугров из почвы. Владимир Рудольфович, возвращаясь на своем паро-триале с рыбалки, – не успел среагировать на выпрыгнувшую из, мгновенно образовавшейся трещины в асфальте, глину со щебнем; он вильнул рулем, заехал в кювет и врезался в сосну, не больно ударившись о ее ствол головой в шлеме. «Бесовские проявления – отметил агент Владимир Рудольфович – как хорошо, что от бесов нас защищают люди в форме с резиновыми дубинками… Надо будет добиться у Муссолини для своей явочной виллы в Италии – тоже защиты от бесов в виде – хоть одного взвода чернорубашечников. А-то – как бы не приехал и ко мне беснующийся перевижной суд – и не осудил по их итальянско-фашистской конституции!» – размышлял красный, глубоко законспирированный агент. Соловееву-Ульрихту на секунду представилась бригада из мобильных судей с их передвижной гильотиной… Почувствовав, как по спине пробежал холодок – он поёжился.


   Настасья – занималась подкачкой пресса и купанием в холодных водах, легко и беззастенчиво забывая сопрана Бакскова.
А сопраном Баксковым – все больше овладевали мандраж и нервозность. …Дом Марты приближался к нему, словно статуя Командора…


   Так и не встретившую Гитлера Ксению Сыпчак, приземлившую – согласно выхлопотанного мамой разрешения коменданта Кремля – свой дирижабль на Рублевском шоссе, встречали сподвижники-единомышленники – Евгения Ольбац, Викторман Шендерович, весь в задумчивости о судьбах стимпанк-мира – некто Познар, а также американский и немецкий консулы. Разумеется, прилет «джинсового» дирижабля не пропустил и известный стимп-песно-прыго-певщик – Тимоти, смотревший на Ксению издали – через жирно тонированное стекло своего незаметного желто-зеленого паромобиля, с носорожьим клыком на бампере из черного дерева. К беспощадно-гламурной диве певщик не приближался, зная, что та имеет на него зуб – за некачественную и запоздалую подчистку в паронасосном интернете…


   ...А Ольга Скобеива, тем временем, кропотливо составляла план оккупации Прибалтики, что она собиралась сделать сразу же, как только победит Ивана Охлобыстинга на очередных президентских выборах. В том, что победит – Ольга не сомневалась: народ ее любил, а фальсифицировать выборы в эпоху Стимпанка – в России, благодаря безукоризненно действующему паро-избирательному механизму – было невозможно.


   О самом механизме выборов, для родившихся – уже в условиях «плоской земли» и зомбической опиндосизации стимпанкических племен всегрузин и всеукров, или не знакомых со стимпанк-историей 1-го раб.крестьянского государства – стоит сказать отдельно. Именно, отдельно, потому, как – предвоенное технологическое упорядочивание стимп-избирательства – явилось самым большим завоеванием демократии прошлых стимпанкических веков. Паро-избирательные коммуникации в период развитого стимпсоц-государства – охватили подавляющее большинство жилых строений – как в сельской, так и в городской местности. В каждом доме и в каждой квартире – находились избирательные паро-электрические блоки, с подсоединенными к ним тонкими титановыми паро-магистральками, что многокилометровыми, многожильными снопами тянулись под землей в Единый Счетный Центр.

   Когда наступал день выборов важных в государстве управленцев, народных избранников или главы государства – избирателю достаточно было, предварительно, удалив пломбу с крышки блока, прикоснуться пальцем к считывающей поверхности паро-электроприбора. Прикосновение моментально расшифровывалось в ЕдСчетЦентре и тут же паро-воздушной почтой – избирателю высылался охлажденный до минимальных размеров бюллетень, который избиратель – и вынимал, уже разогретым и полноразмерным, из пароблока в своей собственной квартире. Далее избирающий ставил «птички» в графах с единым или более кандидатом – и все, как говорится – его избирательные дела считались завершенными; «голос» избирателя напрямую попадал в ЕдСчетЦентр, хозяйкой которого была Элла Стимпанк-Панфилова, которой доверяли – абсолютно все избиратели. С гражданами, без уважительных причин, своевременно не принявшими участие в голосовании – позже разбиралось НКВД, и они могли быть лишены гражданства и высылались пароходом, с вещами, – за границу, а то и на иные континеты, без права в будущем на стимп-советскую минимальную пенсию. Но таких – было крайне немного, – гражданская ответственность к избирательному акту прививалась в совСтимпанке – с пионерского возраста.


   …Стало быть, поскольку Ольга фактически была любима в народе – а она это чувствовала – поболее Охлобыстинга, Сталина, Берии, Кагановича, и, не менее чем пятилетку назад, застреленного Сергей Мироныча – то ничто, кроме войны, или еще, может быть – Голованавального – не могло помешать ей – стать, в результате выборов, – Генсеком в процветающем стимп-государстве. Учитывая тот, настоящий факт, что Голованавальный, в данный момент, закрытый по маловразумительному делу, был занят – голодал в неволе, – шансы Скобеивой Ольги стать Генсеком были достаточно высоки. Свои амбициозные планы – баллотироваться в "кормчие", Скобеива старалась скрывать, как от своего окружения, так и от вездесущих журналюг и медийщиков – как только возможно. Ей, опытной агентке, уже не первый раз приходилось отшивать ходоков-функционеров, телевизионщиков от программы Авдея Малакова, кто на ведущем канале сов-паро-тиви вел частую светско-пролетарскую, треп-гламур-музыкальную –  передачу. Ольга, освоившая в свое время в разведшколе приемы ухода от слежки – легко избавлялась от этих ходоков-проныр и не пускакла их даже на порог своей квартиры. И однажды к ней, с предложением принять участие в передаче "Привет, Авдей!", рассказать избалованному зрителю о полном приключений семейном бизнесе в контрактной разведке – явился сам Авдей Малаков. Ох уж эти проныры, телевизионщики! Как они, порой, многим надоедали! Надо сказать, что и сам Сталин не проч был, чтоб расстрелять Авдея, ...или, хотя бы, – сослать в лагеря за анти-однопартийные тенденциозности, что проскакивали в его передачах и могли, так или иначе, подрывать веру народа в мудрость китайского – в том числе –  Вождя. Но мешала многомилионная паро-теле-аудитория. Сталин опасался, что в этом случае народ может выйти на улицы, чтобы требовать "зрелищ без хлеба", – хлеба-то в стране – было предостаточно.

Ольга не могла – не удивиться приходу всегда занятого по горло Авдея, у которого на месяцы вперед были расписаны все его визиты и аудиенции. Авдей, долгое время, ведя передачи и насмотревшись, как закулисами, так и в кадре, всякого, – попутно собирал материалы для своей книги. Книга должна была быть о человеках, или группах людей и генезисах их пороков, ведь материалов о пружинах подвигающих конкретных индивидуумов на те или иные неприглядные поступки – было вокруг Авдея – немало. Вот только времени на исчерпывающую аналитику собираемого материала и, собственно, на написание книги – у, всюду порхающего, вечно занятого Авдея Малакова – не было. И он, пока ограничивался придумыванием заголовков, в чем он – на резвом – на ходу по жизни – немало преуспел. В числе заголовков были  такие: "Звери – не люди", "Нежный оскал моего капитала", Люди, как звери", "Люди – как чпоки", "Люди – чпок-чпоки"...   А  его, Авдеева, едва начатая, но – уже  задуманная им быть  «сенсационной" – диссертация по футуристической кино-археологии –  продвигалась весьма вяло. Неутомимый ученый Авдей, оттолкнувшись от того факта, что наряду с фамилией Муровеевых, существует фамилия – Куропеевых, пытался доказать реальное, якобы когда-то существование древнейших вымерших бройлерных насекомых – куропьёв. Увлеченный Авдей, наняв студентов, даже проводил за свой счет раскопки одного кургана, какой он полагал – не чем иным, как – древнеисторическим  куропейником. Студенты, взятые археологами-копателями,  в надеждах на поощрения,  подсовывали Авдею – то, под видом куропьиных яиц, лосиные экскременты, то, ...– однажды – и скелет кошки, под видом хорошо сохранившихся останков доисторического куропья из среднего куропейника...  «Многостаночный» Авдей не только вел передачу и изыскивал куропьев. Неугомонный и движимый творческой силищей, он,  в редкие часы досуга, вдобавок ко всему – хоть и дилетантски – как считали в Центре "стипм- Разумкова",  но довольно эквилибристически – еще и сочинительствовал, –  творил малые и средние формы социальной поэзии:
«...не всем везет прожить  евреем...
Люди, как протоиреи...
Люди – ксюшии и андреи...
Люди, как муфлонованы,
 президенты и болваны...
Люди есть и  паразиты –
адвокаты и бандиты…
И бывают –  стимп-герои.
Есть и "люди-геморрои",
А бывают и – саврасы,
 и мыколы и тарасы,
…растащили сгоряча
с пъедесталов  Ильича.
За кулисами, как раз,
повидал людских я масс...
 Я – за сталинскую власть,
Людям всем – не дам пропасть!
Я болею – за народ,
За –  народу  – полный рот!
Хватит людям спозаранку –
 и русланам и иванкам –
есть по-беднорсти хлопьёв!
Дам народу – куропьёв!   
   ...Однако, чисто теоретической  –   оставалась, пока, – близость будущего вожделенного Авдеева открытия.  Возможно, что – еще  далековат он был от реального факта их, куропьев, обнаружения. Но сам Авдей уже крепко задумывался  –  о  перспективе  клонирования таковых, в целях добавки диетического куропьиного мяся  в рационы граждан страны своей и в рационы  граждан всех стран голодающих.  На  подмосковной ферме Павела Грудининга, согласно их негласной  договоренности с Авдеем, уже были установлены длинные ряды нержавеющих клеток, для экспериментального разведения куропьев, как еды для народа.Таким образом  - улитки Ксюши Сыпчак и куропьи Авдея Малакова – способствовали бы ускорению решения продовольственной программы Парофундаментальной партии стимп-государства – целиком и полностью. И если добавить к этому красную монополию на нефте- и паро-проводы, то советское стимп-государство могло бы диктовать свою коммунистическую волю всем лидерам  стран – обеих Америк,  Европы и Азии... Конечно, тащить на себе множество идей и забот о желудках человечества – под силу – не каждому. И временами, по утрам Авдей Малаков чувствовал, разбитость в теле и слабость в мыслях. ...Сегодня, в "разбитом теле" он проснулся после кошмарного сна. Ему приснилась безвкусная и ужасная реклама, приготовленного,  в его любимом ресторане, куропья.   "Вот - мясо куропея, политое елеем, и соусом репея – с веревкою на шее…" – противным голосом предлагал во сне Малакову официант в одежде шотландца...  Проснулся, Авдей с ощущением в себе некоторой пустоватости от эмоционального  выгорания на работе, так плотно заполненной, в последнее время, умственными напряжениями по разным поводам.
Авдей позвонил в дверь квартиры Ольги, когда она, подумывающая о большой политической карьере, работала над составлением расстрельных списков, чтоб были готовы заранее, в случае если она победит на выборах. ...А что делать – ведь надо хоть кому-то наводить порядок в несуразных, гордых, а-то и во взбесившихся странах. ...Звонок Малакова раздался, когда Ольга, в приступе душевной доброты, – как раз вычеркивала одного режиссера, не умеющего снимать широкоугольным  объективом, из списка расстрельного, – чтобы записать его в список подлежащих обязательной вакцинации. Рассыпавшись на пороге в захлебистых комплиментах, Малаков выразил сожаление, что Ольга не отреагировала на приглашение, переданное его помощниками в "Привет, Авдей!" И сейчас же, он уже от себя лично – повторил Ольге предложение – рассказать в его программе о полной приключений и опасностей почетной и героической работе. Одетый в свое дежурное обаяние он не сомневался, что после визита к Ольге – с миллионов паро-кластерных экранов  он вскоре произнесет: "Сегодня, уважаемые, телезрители, Сенсация!!! По вашим многочисленным просьбам – только у нас в программе – реальные шпионские страсти!!!" ...Как же вы все мне надоели!" – подумала Ольга, продолжая замалевывать фамилию режиссера в расстрельном списке. Открыв нежданному гостю дверь, Ольга с легкостью  выпрямила ногу, в направлении Авдея, и носок ее комнатного тапка остановился  в  метре от непрошенного гостя.  Авдей присел, схватился за промежность, свалился на бок и, кривляясь и охая, покатился вниз по лестничному пролету. "Не получилось "контакта с аудиторией" – катясь по лестнице, успел подумать Авдей, попутно скрипя зубами от усиливающейся боли – ...что-то я не совсем еще хорошо разбираюсь в "людях – как шпионах".   …В "Институте козьего молока" Ольга не пропускала занятий по бесконтакным единоборствам; в спортзале искуснее ее в этом – были только двое – сам тренер и ее резидент Путен....
Вдоволь намучившийся бессонницей и безответной любовью, Баксков зигзагами шагал к видневшемуся дому, где жила Марта. Совсем через небольшой промежуток времени сопран уже полностью зрел очертания знакомого ему двухэтажного строения, и сердце его, наполняясь еще незнакомым, или, наоборот, знакомым – любовным трепетом – стучало с каждым шагом отчетливей. Откуда ни возьмись, вдруг взявшаяся робость, заставила сопрана не войти сразу в подъезд, а сперва обойти, вожделенный дом – дважды. Пока зачарованный Николай обходил жилище Марты, в его груди трепыхнулось вдохновение и в голове сочинился новый стих:
О! как я Марту полюбил
под сводом чешских пивоварен!
Ведь я – не снайпер-полиглот!
Не додик-лох и не болгарин,
что гнется предать русский дух,
трусливо тхня омеротрыжкой,
а мир – войною на сносях,
лишь завтра б – не накрылся крышкой,
все больше в гейство устремясь.
…Но – я – парю на дирижабле…
А в синем паро-компьютЕре
заставка из зеленых жаблей,
что слиплись в жабьем адюльтере,
бессовестно бока напыжив…
и словно в жабьей хабанере,
таких же презирая рыжих..,
идут купюрами плескайсис
Треф, Сила-Янов и Чубайсис...
Не с ними Сальвадор, вдали…
Я – Коля Баксков – на мели!
И нынче мне «Clicquot» – не пить.
Мне дирижабля – не купить!
О люди! Где мечта моя!..
Поиздержался в Праге я…
…И к Марте нищим я идя…
И вот …я –
                к дому подходя…


   ...Дефилируя вокруг съемного жилища Марты, Николай укорял себя за то, что снова не выбрал заранее, что именно будет петь, когда переступит порог дома, где обитает его, теперь уже – точно – его, до коликов в животе и электрического потрескивания в легких – любимая Марта. Он знал, что исполнит что-либо, будя, несомненно, на высоте, и никакой алкоголик-аккомпаниатор с гитарой или аккордеоном – ему теперь не нужен. Уж он возьмет реванш за тот раз, ...когда она не вышла на балкон…  Словно неуверенный удав – Николай "сжимал вокруг жертвы кольца"; он уже в пятый раз, мучимый разного рода своими окололюбовными сомнениями, обходил дом Марты…


   Сталин – не то что завидовал Блоку, Маяковскому или прозаику Булгакову, но в свободное время иногда несколько прилагал мыслительные усилия, чтобы постараться понять причины истоков творческого потенциала и мастерства каждого из талантливых литературных художников. Поэзию Сталин – понимал по-своему, как бы – больше в прозаическом к ней подходе, но всегда в глубокой лирике находил и безошибочно улавливал чем-то цеплявшие его  – оттенки философского подтекста. Сталин, читавший древних греков и слушавший немногословно озвучиваемые Гурджиевым правила и законы невидимой метафизики, – не терпел лишних слов и это – само собой – с полным правом делало его – большим поэтом, в себе самом. Взявшийся без устали забрасывать Гитлера письмами с просьбой повременить с нападением на стимпанк-Россию, до окончания реформы в вооруженных силах, неумевший много спать Сталин, невзирая на поздний час – писал Адольфу очередное письмо, которое, взялся было, – разбавить поэзией собственного сочинения. В конце письма Сталин писал – "Еще раз спасибо, дорогой Адольф, тебе за колобок, а
Истина
бывает в том,
Что ударит
жизнь кнутом,
Скребанет
по сраке
Словно
сандараком.
Коль не закричишь –
«Ура!»,
А уйдешь в себя ты –
Будешь
«черная дыра», –
враг людей
невнятный…
Жизнь – она всегда
для дел…
Даже, если –
не у дел.
И, хоть дергайся
как вепрь,
Упираясь рогом,
Там,
тогда,
сейчас,
теперь –
Истина, –
безрога..."
Сталин перечел свои, собственноручно сочиненные, – пол стиха и написанное ему не понравилось. «Да и что может понимать Адольф в написанном рифмой по-русски» – подумал Сталин. Он хотел смять листок и положить в пепельницу..,  но, помедлив, позвал Поскребышева и распорядился – дабы не пропадал стих – разместить его в «Лит-паро-Блоге» паронасосного советинета под невитиеватым псевдонимом – «Даг. Сурков».


   Посреди темно-фиолетовой стимпанкической ночи, неразбалованный дворцами и личными «аурисами», аскетичный Сталин, не снимая сапог, ненадолго, расположился на диване. Он, Сталин, чувствовал, что добротная, качественная, высокая и вечная поэзия – происходит от несомненной и большой гармонии – внутри автора, обретающегося, в свою очередь, – внутри дающего ему творческие соки – упорядоченного стимпанкического государства, ведомого,  разумеется,  – уместным вождем. Там, где гармония – там и – смысл. В том числе – и геополитический. И он, Сталин, знал, что планка процветания поэтической составляющей в государстве – стопроцентно отражает – как весь уровень развития общегосударственной морали в народной среде, – так и уровень экономического потенциала всей державы. ..."Ведь смысл – только там – где справедливость – раздумывал Сталин. И не стоит ли нам, ради справедливости, поприжать хвосты расплодившимся стимпанк-олигархам, пьющим народную кровь. А-то активируются, невесть откуда взявшиеся, такие, как эта выскочка Скобеива, – и попытаются сделать, без спросу, – вторую революцию. ...А если к ней примкнет – еще этот лауреат «Шнобелевской премии» Николай Стариков-Ютубкен..." Сталин был в курсе политических притязаний соперников, – Абакумов ему докладывал еженедельно. "Жаль, что сегодня не получилось в моих строчках гармонии, что могла бы добавить голове ясности, для более глубокого понимания нынешних политических ситуаций" – сожалел, немного усталый за день Вождь, прежде чем заснуть, при включенном свете.
Стимпанк-ЦК, косясь на светящиеся окна в сталинской комнате, «клюя носами», трудилось всю ночь.
Поскребышев, перекрыв паронасосные краны, отключив, то есть, полностью питание парокомпа, поднес горящую спичку к листку со стихотворением Сталина, …от которого вскоре остался в пепельнице недогоревший клаптик. Он понял, что ему, в отличие от вождя, – не заснуть. Ведь как он посмеет сообщить утром Сталину о том, что его, вождя, стих, – заблокирован и на ящик паро-электронной почты пришло следующее сообщение: «Мы понимаем, что люди иногда совершают ошибки, поэтому не совсем ограничили ваш аккаунт. Ваша публикация нарушает наши Нормы сообщества в отношении изображения обнаженного тела и сексуальной активности».


   Поздние стимпанк-историки пришли к выводу, что Сталин, скорее всего, – не писал перед началом Большой войны германскому рейхсканцлеру – никаких писем.
Байки про письма начались с того, что кому-то из амбициозных историков стимпанка достался обгоревший клаптик, где лишь было чернилами недогоревшее: «…Скребанет
по сра…
Словно
сандара…».


   Подзагорелый и несколько высушеный под скромным прибалтийским солнцем Евген, выполняя, казавшееся, на первый взгляд, несложное задание Центра – обмеривал земли Чухонии. Литуания, как часть большой стимпанкической Чухонии – была красива свежим дыханием озер и спокойно терпеливым разнообразием костелов. Разведчику нравилась опрятная, лишенная излишеств, архитектура литуанских городов и неподвижная патриархальность деревень. Евген даже подумывал, что, отойдя от дел, неплохо бы пренебречь Кипром и осесть в литуанской деревне, чтобы разводить вместе с Ольгой журавлей. Вот только в озерах Литуании – не водятся, жаль, акулы… до охоты на которых Евген был большой охотник.


   Евген, не доехавши на велосипеде от усталости до самой вершины встретившегося ему по дороге очередного холма, судорожно переводя дыхание – остановился. Литуане на примитивном, можно сказать – на протостимпанкическом паро-ламповом – на железных колесах – тракторе, с притороченной к нему сеялкой – засевали между разбросанных в низине озер свои земельные угодья. Вдали виднелась деревня с деревянными домиками и небольшим каменным костелом. Евген чертовски устал крутить педали. «Не лучше ли быть в самом логове врага, только бы не чувствовать себя – подобным рабом, словно на галере» – подумывал разведчик, вспоминая свое полное приключений  задание в Чехословакии, где не надо было крутить до изнеможения педали опостылевшего велосипеда.

   Справедливости ради стоит сказать, что Евгена никто и не торопил с замерами земель, необходимых в том числе – и для составления военных – оперативно-тактических карт у границ Восточной Пруссии. Но езда на велосипеде заводила разведчика и, выполняя очередное задание, он не мог останавливаться, пока не выбивался из сил и не начинал чертыхаться. Ездой на велосипеде по натоптанным тропинкам и проселочным дорогам – он наелся сполна. Романтика велопрогулок – в него больше не помещалась, – он только злился, вспоминая, сколько надо еще проехать и обмерить приграничных с Восточной Пруссией земельных участков. Револьвер натер Евгену под мышкой кровавую рану и Евген сначала приладил его к багажнику, завернув в тряпку, ...а потом – "потерял вовсе". Без револьвера было крутить педали легче и спокойнее. …«А, – ничего, скажу, что отобрали лесные литуанские разбойники» – загодя придумал уставший разведчик себе оправдание. Раскладной землемерный циркуль немного стерся и Евген допускал мысль, что погрешности в результатах замеров могут быть из-за этого немалые. …А в Паланге еще эти шпроты замерять предстояло. Евген вообще не догадывался – зачем это потребовалось командованию развед-ставки. ...Развед-ставка не сочла обязательным сообщать агенту тот факт, что операция по замерам шпрот ею инициирована – для отвлечения внимания иностранных разведок – от замеров "земельных угодий". Отдышавшись, Евген взобрался с велосипедом на самый верх холма и помахал трактору и сеятелям. Любящие завсегда  до беспамятства  русских вело-туристов,  с литуанскими отчествами, литуане-сеятели  приветливо помахали ему в ответ  вилами и косами. «Вот она, полная опасностей беспокойная и, местами с красивыми пейзажами, жизнь разведчика – подумал Евген. Когда-то же будет за это награда. …Хотя бы в виде моей Ольги, свидание с которой устроит мне Старший. …Обещал ведь». Евген проехал еще один, весь в прибалтийской ржи, холм и остановился перед очередным подъемом. У него совершенно не было желания крутить педали дальше на гору и обмеривать еще два холмистых участка. И не проводя замеры циркулем, он, просто прикинув «на глаз» – вписал в блокнот симпатическими чернилами цифру количества акров, как говорят – «от фонаря». «Буду я еще карячиться – в гору, да с циркулем, занимаясь непонятной ерундой. Ведь, все равно – вряд ли кому понадобится проверять это мое – наугад написанное».
   
   С Ольгой Евген познакомился на ускоренных курсах в разведшколе, какая под вывеской «Института козьего молока» располагалась одно время в одном из закоулков улицы Герцена, во всем известном и непримечательном дворике, напротив статуи «Свободного Кара-Мурзы». В «разведбурсу», как ее называли рекрутированные, кому повезло – слушаки, будущий разведчик был рекомендован от комсомольской организации Строительного техникума, с отличной характеристикой и обычной биографией сына, послушного органам, скромного деревенского священника парофундаментальной церкви, с приходом в небольшом подмосковном городке. По идеологическим стопам отца – пошел и Евген: в стимп-советскую эпоху было – совершенно обычным делом, если гражданин, являясь комсомольцем, был одновременно – и убежденным парофундаменталистом.


   Капитан Путен – не то чтобы всей душой любил своих, вверенных ему для совместной работы, агентов, но весьма их ценил, ими дорожил и не разбрасывался. Но, вот, – …насчет Попова-Скобеива…  У Путина были некие сомнения, в плане того, что – как он, Путен, видел – этот несколько инертный человек – какими-то судьбами, в этой жизни, – попал не совсем туда, куда ему следовало. В зарубежной разведке он занимал, как бы, не свою нишу. Евген, Выполняя задания в разведмиссиях, как неоднократно замечал капитан, – действовал не всегда с огоньком и должной ответственностью. Он как бы чего-то выжидал. И капитан Путен не всегда мог понять – чего именно. Конечно, в разведке семейная пара иной раз может сделать много больше, чем один человек. Поэтому Евген – не мог не цениться и не быть выделенным в среде всего набора агентуры капитана разведки Путена. Но, понятно, что резидент Путен, в своей деятельности, не делал основную ставку на Евгена, конечно, он больше рассчитывал на его гражданскую супругу – Ольгу. Хоть капитан Путен и не до конца себе в этом признавался, но, кроме всего, Ольга вызывала у него большую симпатию. Вероятно, что – и своим острым умом, и умело прикрываемой, но временами зазывно источаемой вовне – ее мощной и затаенной сексуальностью. Весьма тревожным было лишь то, что Ольга, служа в разведке, в последнее время настойчиво пыталась влезать – в серьезную политику. Капитан Путин женщинам-политикам – предпочитал больше – женщин медийных. Прошлым летом он решительно расторг помолвку с медиа-красавицей Алиной, после того, как был внезапно очарован медиа-красавицей Маргаритой. Но с нею Путену, что называется – не свезло. Армянские женщины эпохи стимпанка без конца поливали себя секретными растительными духами, обладавшими своеобразным запахом, отбивавшим желание у всех мужчин, кроме наследников армянских аккордеонистов и армянских режиссеров.
После очередной неудачи на любовном фронте – капитан с головой окунулся в работу, не подозревая, что некто Судоплатов, по распоряжению Абакумова, – каждую ночь брызгал секретными духами через форточку, из шприца, на спящую в обнимку с сыном режиссера, медиа красавицу. Вездесущая рука развед-ставки была на пульсе каждого ее функционера. Ведь, понятно, что славному и суровому делу разведки – не нужны были – ни дамские угодники, ни слабаки, воздыхающие по поводу женских прелестей и, хоть на секунду, забывающие о долге и о работе. Ольга, после последних любовных неудач, или «обломов» капитана – отчего-то и чем-то – его зацепила. Зацепила – внезапно, резко и, пожалуй, – конкретно.  И, если сказать, обычно не подлежащую огласке в шпионской стимпанк-среде правду, –  то Ольга, не сознавая того, – давно  непостижимой наполненностью разумом своего упругого тела – влекла к себе мало улыбчивого капитана. Путен старался не строить никаких планов насчет агента Скобеивой. Однако, острые приступы желания полной, всяческой над нею, власти – иногда на деятельного капитана – горячей волной – да накатывали.


   Пока – как видные, так и не очень заметные – деятели стимп-сов-разведки беззаветно служили отечеству, хамоватый и беззастенчиво распоясавшийся Голованавальный в пренебрежительных к власти паронасосных роликах вырисовывал схемы и масштабы – уже украденой и ежесекундно – и далее – воруемой у народа – стимпанк-социалистической собственности. В этом – и была его окончательная заслуга. Как говорится – все, что смог. Он, Голованавальный, не тешил себя иллюзиями, что сможет на предстоящих выборах Президента одержать победу над Скобеивой Ольгой, заслуженной искусной и красноречивой красной разведчицей, обожаемой большинством простых избирателей. Голованавальный подумывал о том, чтобы отойти от дел и поехать в Индию – дабы там освоить игру на ситаре и научаться искусству медитации у самых видных тамошних наставников.
 

   Но жизнь с паронасосным блогером – распорядилась несколько иначе, чем он предполагал. Николай Ежов, старавшийся угадывать все малейшие настроения и хотения вождя, принял своевременные меры – и «враг народа» оказался на нарах.
   

  Все с трепетом ожидали, когда Голованавального выведет из камеры и поведет босого к внутренней тюремной стене из красного, выщербленного пулями, кирпича – расстрельная команда НКВД. Но мировое империалистическое сообщество поспешило наградить критикана совстимпанк-строя высокой наградой за его заслуги в парокинематографической деятельности. Поэтому – с решением в «тройке» из членов Политбюро – о немедленном расстреле паронасосного выскочки-блогера, либерастистического прихвостня, разбалованного паро-айпадами и паро-биткоинными грантами, а по сути – рьяного стимп-антисоветчика – было затянуто. Даже Сталин, снова выигравший выборы у, недолго побывшего Вождем, Охлобыстинга – не знал, что делать с этим нахальным выскочкой, опекаемым самим Адольфом, рейхсканцлером Германии, бывшим с ним, со Сталиным, "на короткой ноге". Сталин – и желал бы немедленного расстрела Голованавального, но не хотел лишний раз, без особой причины – досадить своему германскому партнеру. Он ходил по кабинету в Кремле, курил трубку и раздумывал – как ему поступить. У Сталина этой ночью было много поводов для разного рода беспокойств. И, в связи с этим, – и много мыслей. Кроме реакции пресловутой «мировой общественности» на возможную предстоящую казнь Голованавального, Сталина вдобавок тревожил – и вчерашний доклад Берии о несовпадении данных в итоге секретной операции «Чухонские замеры». В раздумьях Сталин подошел к окну и покрутил ручку радиоприемника, из которого раздались густые баянные звуки. …Выключив радиоприемник, Сталин подумал о том, что его любимец «золотой голос» сопран – что-то, ...– то ли ленится петь, ...то ли – опять куда-то завеялся – за границу.
– Странно, что Ежов этот, панымаиш, – потакает ему, этому сапрану ва всем! – неожиданно для себя проговорил Отец стимпанк-народов – вслух свою мысль, что бывало с ним – отнюдь не часто. …«А нэ отдать ли этого Бакскова.., а то и – …их обоих, – вместе с этым самим – Ежовым – этай, панымаиш, – скорой на расправу – "кровавой гэбне» – подумал Сталин.


   Непростительные инертность и безалаберность в работе Попова-Скобеива, а больше – неумение рассчитать свои силы – сделали свое дело. Неверные разведданные о расстоянии между двумя чухонскими озерами могли возыметь для красного стимпанк-разведчика – роковые последствия. Неутомимый Йохан Вайс, вторично отправленный на воздушном шаре в Чухонию подозрительным Абакумовым – довольно быстро перепроверил результаты измерений Евгена-Тыниса. Тарелкообразному супер обтекаемому шару Вайса, оснащенному плунжерно-ремиссийным движителем, использующим передовое изобретение советских инженеров – паро-порошковый впрыск, – была присуща приличная скорость, и в Ставку довольно быстро были доставлены – опасные для благополучия, а то и для жизни – Евгена-Тыниса – сведения. Согласно перепроверенным данным – расхождения в измерениях "угодий" двумя разными разведчиками – составляли никак не менее – полутора(!) километров! Некачественная, безответственная или халтурная, а то и предательская – работа …одного из них – была налицо. В связи с этим обстоятельством резидент Путен – был срочно вызван в развед-ставку.

   Стимп-Бог, крутнувшись в кресле, всматривался суровым взглядом в – никогда не выключавшийся – экран своего Большого компа, просматривая сводки и лишь Ему понятные диаграммы промежуточных данных пребывания некой отработавшей био-структуры в соответствовавшем ей отрезке времени Стимпанкической Эпохи. Что-то Стимп-Бога заставило – сосредоточится и нахмурится. Бог, хотел было отправить весь комплекс составных частей двуногой прямоходящей биоструктуры – отработавших в воплощении алименталей – для полного уничтожения на утилизацию – в Большой шредер. …Но все же – решил повременить. …Возможно, решил Стимп-Бог, – что, вдруг несколько самоограничительных алименталей – при жизни их носителя – смогут сыграть положительную роль в когда-то – грядущем стимпанк-прогрессе. …Если внедрить их в будущем, скажем, в 9-го украинского президента…  На секунду наморщив лоб и произведя подсчеты, Бог решил, что все же развивающиеся алиментали в живой двуногой стимпанк-мыслящей единице – может и понадобятся для усовершенствования и производства в дальнейшем – стимпанкически мыслящих существ в Грядущей Стимп-Эпохе. СтимпГлавБог толкнул от себя подальше ногой – Большой шредер на колесиках и лишний раз вспомнил о том, что – неисповедимы пути его, стимп-господни...  Поэтому Адольф Алоизович Гитлер, которого даже похвалил, однажды в своей передаче некий российский телеведущий – остался жить, и не «склеил – как говорят – ласты». Да, – стимпанкического фюрера, того самого Адольфа – так и не укусила ядовитая гадюка, случайно заползшая в одеяло, на его кровати в Берхтесгадене. И весь живехонький, в СтимпанкМире, Адольф, срочно вызвав к себе Рейнхарда Гейдриха, обсуждал с ним варианты «преступного нападения» Польши на Германию, один из которых найдет свое воплощение в конце лета предвоенного года. Стимпанк-Глейвицкий инцидент – на польско-германской границе,  именно нам интересен тем, что наша знакомая героиня – Марта Брюгге – была, неким образом, в нем – также задействована.


   Обойдя в седьмой раз дом, Баксков, наконец, – вдохнув на полную грудь, взбежал с букетом цветов на второй этаж и толкнул дверь квартиры, где жила Марта…. Пилотица бесстрашно вышла ему навстречу. …Марта была –  вся в любви, волшебно струящейся из ее голубых глаз…  Николай был так приятнейше удивлен, что забыл запеть. Едва Марта успела принять букет из рук сопрана, как тут же за его спиной – раздался требовательный стук в дверь. Посыльный, военный паромотоциклист, подвинув Бакскова плечом и отсалютовав, вручил Марте конверт в печатях, содержимое которого требовалось прочесть – немедленно…


   С Николаем пришлось тут же, хоть и ненадолго – но расставаться. Расставаться, едва с ним встретившись. У Марты от этого щемило под сердцем. Она рулила своим паробайком, едва сдерживая слезы. Расстроенный сопран совершенно не понимал, за пару минут переодевшейся и явившейся с ним проститься в военной форме Люфтваффе – так и неожиданно, или, даже –внезапно, – оставляющей его любимой женщины. Марта, извинившись, предложила Николаю – сутки,  …или м.б. двое – подождать ее в своей квартире. Мимолетный поцелуй в Николаев лоб – завершил нелепо гротескную, скоротечную – сцену их прощания.
– Не оставляй меня, Марта, возьми на твою ферму! – хрипло выдавил из себя, вслед стучащим вниз по лестнице каблучкам пилотицы, Николай. …Но – увы. Ответом ему были звуки – резко взревевшего и, уже удалявшегося, паробайка пилотицы…


   Конечно, чуть позже, пришедший в себя Николай заподозрил, что Марта поехала – не на ферму: ведь зачем коровам – ее безукоризненно скроенная и сверкающая свежим блеском, встающего с колен рейха – ладная военная форма.
   После расставания с Мартой, Баксков, какое-то время побыл в ее квартире. Он оглядывал комнаты и благоговейно изучал обстановку и вещи, которых касались ее, Марты, руки… Николаю представлялось очень томительным – двое или трое суток провести на месте в ожидании любимой. Немного поспав в глубоком кресле, он решил пройтись в Дойче Оперхаус – местную оперу, дабы заработать немного денег. Что он – и сделал.


   Узнав знаменитого сопрана, директор Оперы – тут же приказал прервать премьеру «Бранденбургжцев» Бедржиха Сметаны и – немедленно предоставить сцену Бакскову!


   В подвернувшейся, мимолетной своей гастоли, в этот раз, – Николай был уверенно небрежен и высокомерен к зрительской аудитории. Он не собирался в своем выступлении – ни явить ей, публике, ни даже чуть приоткрыть свою трепетную любовь к Марте. "Голос – публике, а любовь только Марте" – твердо решил сопран.
На сцене, Накопившего от любви творческий потенциал Николая спорадическое вдохновение бездумно помчало ввысь и влево; он пел, не задумываясь, без остановки. Он, блистательный исполнитель – то раскрывал людям глаза, – то учительствовал в своих импровизациях, виртуозно купая свой "золотой" голос в звуках симфонических мелодий. Николай импровизировал все свое выступление, на ходу придумывая поверхностный текст, изобретательски используя прием, каким еще – только будут овладевать популярные, маловнятные певщики – века 21-го.
"…Я тебя хочу, я тебя люблю, может, не хочу...
Или же – хочу, или не люблю, жизни не учу.
...Может быть ты пень,
или на плетень, может быть я ясень...
Может ты в узде
не в моей звезде, весь твой путь напрасен...
Может быть я "До", может быть ты "Ми",
или я весь – "Фа"...
Может ты олень, может она "Ля"
в мире тру-ля-ля...
...Лучше вынь сухим,
если сунул в чай -
ты его нечаянно.
Лучше промолчать,
за разливы слов
платится отчаянно..." – изощрялся под симфоническую музыку Шуберта Николай, как бы предваряя стили исполнительских манерностей певщиков будущего... Понятно, что – внове открывшиеся лирико-философические грани в исполнительском творчестве заезжего Кумира пражская публика принимала – невероятно тепло. Зрители – чехи, вместе с немцами – восторженно внимали сопрановому исполнению. А он, сопран, привычно на ходу сочиняя тексты – продолжал завораживающее пение: "…Не блажи ялдой похабствуя девицъев,
не банально содержимое яицъев...
Знай, что лишний сексус –
то подагра.
Сатаны печать –
так то – виагра...
Понятное дело, что смысл непонятных русских слов был для зрителей не столь важен. Публика преданно и восторженно слушала звучащий и зовущий за пределы самой эпохи Стимпанка – в саму вечность – "золотой голос" ...


   Спустя сутки, еще слыша в ушах неумолкаемый шум оваций и чувствуя в своем кармане тело раздутого кронами и дойч марками портмоне,– Николай сидел в обстановке своего привычного номера и листал рекламные проспекты с новыми перспективными моделями надежных – кевларо-магниевых дирижаблей, оборудованных системами тройной аварийной подкачки. ...В не тесной кабине плывущего в облаках новейшего и надежного магниевого, "с иголочки", дирижабля, сидящими на красной коже дивана, Николай, закрыв глаза, мечтательно представлял – себя ...и Марту... Мысли облагороженного любовью сопрана – все время вились – только вокруг Марты. Баксков, хоть и был в ранней юности и детстве похотлив и безбашен, но теперь уже был научен жизнью – ценить женщин. Он интуитивно чувствовал, что мужчине категорически следует уметь – не пренебрегать тем, что женщина дает, ибо дает женщина – ого-го сколько!.. Баксков чувствовал, или, может быть, даже – знал из едва улавливаемого интуицией – опыта своих прошлых жизней, что женщина может оказывать «такие услуги», которые Николаю Гоголю – возможно – и не снились...


   Поступивший Марте Брюгге приказ – требовал немедленного исполнения. Пилотице надлежало провести важный тренировочный полет – по заброске и доставке в район польского Глейвице в паро-воздушном прицепе своего самолета – десанта, для дальнейшего им выполнения – «важной засекреченной миссии». То, что командующего специально отобранными десантниками офицера следовало отыскать самой Марте – указывало на особую секретность предстоящей задачи. Задача ставилась как бы – на грани боевой – и полученный Мартой приказ недвусмысленно давал понять, что о настоящей цели операции позволено знать весьма ограниченному кругу лиц. Командующий отрядом должен был в полной готовности ждать Марту в известном ей номере известного этажа небольшой гостиницы, расположенной невдалеке от фонтана, на площади Немцова, близ памятника известному чешско-мадьярко-румынскому политику Леониду Эль-Кравчуку. Именно туда и направлялась Марта, в целях конспирации припарковав свой паробайк – за два квартала до места встречи с офицером. Поскольку часть Чехии все увереннее отжималась рейхом – Марта уже совсем не стеснялась, поблескивавшей в свете начинающих зажигаться уличных фонарей и окон – безукоризненно сидящей на ее фигуре, кожаной военной формы.


   ...Картина перед подошедшей к площади Мартой – открылась малоприятная… Отборная германская «десантура», высасывая спиртосодержащие жидкости из горлышек бутылок, плескалась в небольшом круглом бассейне с фонтаном, время от времени, бравурно разбивая опустошенную стеклотару об свои же – садово-арийские головы. Завидев Марту в погонах со значками гауптмана люфтваффе – десантники, обомлевая и пытаясь щелкнуть под водой каблуками ботинок, – уронив бутылки, вытягивались под фонтанными струями. …«Послало же мне Провидение горе-пассажиров! Надо будет обязать их старшего напомнить им правила поведения при нахождении в паро-воздушном прицепе» – подумала Марта, проходя мимо и, едва удостоив взглядом – позорно распоясавшееся, в отсутствие им командующего, вымокшее воинство Рейха. «Хорошо, что наш рейхсканцлер Адольф Гитлер не видит всего этого» – подумала целомудренная Марта. …И покраснела. После встречи с Николаем она уже – не так уж – совсем сильно – любила своего Рейхсканцлера...


 
   Анж Дуда не отставал от Марты и все – то здесь, то там – путался, как говорится, у нее под ногами. «Отшивательная фраза», выученная Мартой и высказанная однажды в его, Дуды, адрес – не помогла; Анж только возбудился от польских слов, исковерканно произнесенных Мартой. И Марта – и дальше продолжала иногда задумываться о том – как бы его отшить навсегда: слишком уж он ее доставал с неубываемой настойчивостью польского коммерсанта, хитро использующего преимущественные возможности географического положения Польши в торговле – густо милитаризируемой Гитлером Европы – с Азией.


   Доктор Мясникофф – прямо в экране паро-теле приемника привился в прямом эфире от параноидального клеща и остеопатической склопендры и сказал, что мир спасет не красота – а вакцина.
Простафицер Стрелкофф получил батальон на Донецком направлении и уже докладывал Сталину, им изученную на месте, обстановку и, после взятия Львова, предлагал Главкому – бросок на Амстердам и Гаагу.
Нарративно-креативный и, местами, паллиативно-безбалалаечный в своем творчестве стимп-литературный художник Александр Гриценка – тем временем научал пренебрежительных критиков – «не сравнивать волнисто-черное – с бугристо-квадратным».
Главнейший джорджийский генерал объявил – о возобновлении производства боевой, паро-толкательной авиации Вах–вахского кантона…
А разведчица Скобеива Ольга, мня себя на посту Кормчего – уже, как бы избранную честным голосованием, – набрасывала в блокноте варианты актов приструнивания распоясанного олигархата и делала заметки о возможных путях искоренения международного англо-саксонского брехнизма в глобальной международной политике. …Словом – заметные и выдающиеся деятели стимпанка – как всегда – где-то и в чем-то действовали – посреди там и сям – временами вздымающихся – клубов пара. Они были деятельны и совсем непривычны к праздному времяпрепровождению.
 
  ...Возвращаясь из Москвы в Прагу, Путен чувствовал себя победителем. Ведь он выиграл партию у высокого начальства, которое даже нисколько не заподозрило, что капитан ведет с ним свою игру. И Путен был весьма доволен проявлением своей находчивости в кабинете Абакумова. Чутье разведчика, вкупе со столь важными в его работе дипломатическими навыками – капитана не подвели. Насчет самого Евгена – капитан Путен решил: «С ним буду бесцеремонен до жестокости, – ведь безнаказанно оставлять столь серьезные проступки агентов было бы полной халатностью – уже с моей, стороны, как руководителя немаловажного зарубежного разведсектора». …В голове резидента Путена, вдруг, кстати, вспомнившего сомнительную, а может, как знать, – и правдивую историю – с Наполеоном Бонапартом, наказавшим одного проштрафившегося в кампании маршала, смутно вызревал способ …жесткого и, почти инквизиционного наказания агента Евгена. …Под убаюкивающий стук вагонных колес паровоза Путену представлялось, – что он, с воспитательной целью, как и когда-то Наполеон – строжайше отчитает Евгена, словно гимназиста, за его, проявленное им в работе, легкомыслие. …А потом, насупив брови, грозно с металлом и долей презрения в голосе скажет – «Идите, …пока! И пришлите, ко мне вашу будущую жену!» …Размечтавшись, Путен на мгновение почувствовал себя облеченным правами Торквемадой, призванным святейшей инквизицией искоренять еретическую халатность в стимп-сов-разведке.

 
   В безлюдном месте, на краю чухонской деревеньки, отдохнув с дороги и искупавшись в речке, Ольга, которая – не без помощи Путена – ненадолго прибыла в Чухонию к своему будущему мужу – в ожидании с ним свидания, запахнувшись в халат, под открытым небом, в тени деревьев, – возлежала на застеленной чистыми простынями – сухой и пахучей прошлогодней соломе. На какое-то время она почти уже вздремнула под ласковым солнцем Чухонии, …как вдруг почувствовала в кармане халата нервную вибрацию паромобильника. Звонил Евген. Едва поздоровавшись, он быстро и сбивчиво – вероятно, опасаясь, что запеленгуют, назвал Ольге адрес избы, что под не своим именем временно снимал с ним – их непосредственный руководитель операции. Евген, отчего-то взволнованно, просил, по возможности, не откладывая, – зайти к «паро-автотуристу из Германии Гансу Бользену», кто, понятное дело, – был в действительности – капитаном внешней стимп-сов-разведки.

   Поскребышев, едва слышной походкой, со своего, смежного со сталинским, кабинета, с так называемого, «черного хода» – вошел в кабинет Сталина, сидевшего за столом и что-то отмечавшего карандашом в текстах Вергилия. Подойдя, и, слегка ссутулившись, генерал-помощник положил на край его стола конверт, который чуть подвинул в направлении своего сидящего начальника. «Хозяин» понял от кого конверт без подписей и одобрительно кивнул, отпуская секретаря восвояси.
Выйдя из-за стола, Сталин подошел с конвертом к окну и, в раздумьях, слегка постучал им по подоконнику. Через окно посмотрел на Власика, подзывавшего к себе из строя – по очереди – агентов из кремлевской охраны… Вернувшись к столу, большими ножницами, не без труда, обрезал край коричневого конверта и, извлекши из него два исписанных листа – стал читать. …После короткого приветствия, приглашения в «Новую Швабию» и хвастоства в области технических новошвабских достижений, Гитлер писал, чтобы он, Иосиф, не беспокоился по поводу перевооружения советской армии, т.к. Германия не собирается нападать на СССР. А если и нападет то ему, Гитлеру, как следовало из письма – совершенно не нужны стимп-советские территории – дальше Волги он идти не собирается. …Далее Адольф писал: «От Волги мы начнем глобальное завоевание мира. Я – двину армаду рейха – на Запад, – Вы – на Восток! Встретиться предлагаю в центре Северной Америки, полностью оккупировав Соединенные штаты и совместно наведя там «национал-социалистический», или «коммунистический», если угодно, – порядок! Соглашайся, Иосиф, ты же представляешь силу моей бомбардировочной авиации».


  «Хитер Адольф – подумал Сталин – …хочет себе Эйфелеву башню, Биг Бэн, Колизей, швейцарские курорты… А мне – монгольские степи, корейские горы, орду голодных китайцев на прокорм и затяжную войну с японским императором, что ли?..» Разозленный Сталин размашисто черкнул на чистом листе, синим карандашом короткий ответ Рейхсканцлеру Германии и, позвав по имени Поскребышева, жестом указал на, лежащее на столе, ответное письмо, со словами – «Атправыт адрэсату. Нэмэдлэнна!» …Александру Николаевичу не надо было напрягаться, чтобы, идя с листком, на ходу разобрать ответ Сталина. На листе было крупно написано «Пашел, ты!».



   …Заезжий турист Ганс Бользен, а, если точнее – серьезный, или даже, в сей раз, – нарочито суровый – резидент капитан-разведчик Путен – сидел за массивным столом, склонившись над раскрытым блокнотом. Делом капитан – был занят одним: он ожидал прихода Ольги. Он просто сидел за столом и, потому, как – не так давно, в Праге – попал на случайный импровизированный концерт Бакскова – на каком в интересах дела присутствовал вместе с любовницей начальника отдела кадров СИНЭЭН – запомнив мелодию, «про себя» – напевал:
«…Тут же вынь сухим,
если сунул в чай –
ты его нечаянно!
Лучше промолчать –
за разливы слов
платится отчаянно…»


   Путен давно подумывал о том, что пользующийся благосклонностью множества лиц «золотой голос», любимый сопран Вождя – везуч и энергичен, и мог бы, при удобных случаях, – иногда оказывать незаменимые услуги разведке. …И капитан давно бы – был готов поделиться этими своими мыслями в донесениях Абакумову. …Только он сомневался, что на эту затею положительно посмотрит Сталин. Ведь, если «не положительно» – то можно получить по шапкам …и не только лишь – по «шапкам»…


   …Со стороны могло показаться, что капитан – так сосредоточенно делал записи, видимо шифровал некое очередное послание высшему начальству, – что даже не отреагировал на Ольгины шаги и, ею сказанное – «Разрешите!»…
– Добрый день! – отчетливей и, уже, стараясь погромче, произнесла вошедшая разведчица. Не отрываясь от своих записей, как когда-то настоящий, а может, и легендарный Император, резидент Путен – молча выбросил в сторону руку с указательным пальцем, однозначно «уперевшимся» в – стоящую у стены под неярким домотканным ковром – расстеленную кровать. …Несколько удивленная, но хорошо знакомая с разведУставными требованиями лейтенант Скобеива, прошла мимо занятого капитана и, аккуратно поправив смятое одеяло, присела на краешке кровати. …Дрожащий от возбуждения нервов капитан, встал из-за стола и сделал два стремительных шага в направлении, сидящей на кровати Ольге… Третий шаг он делать не стал. Он – застыл на месте! …На него смотрела не та самая, давно желанная женщина, дисциплинированно умевшая не выпячивать наружу все роскошности и желания своего тела, а глазастый, худой, стриженый сутуловатый подросток, с почти плоской от длительного принятия китайских таблеток, грудью…
…Капитан Путен, потоптавшись, также, по-прежнему – бессловесно, – развернулся и …прошел к двери смежной комнаты, в которой томился, искусавший свои кулаки «Тынис Канчельскис». Как у находчивого разведчика с опытом – у него не мог не появиться запасной вариант в щекотливой ситуации. Торчавшим из замочной скважины ключом, Путен отпер дверь.


   Едва спина в пиджаке и затылок под шляпой уходящего резидента скрылись за дверью – входной, как выпущенный «на волю» Евген-«Тынис», обливаясь слезами счастья, набросился с объятиями на свою будущую жену, совершенно не замечая внешних в ней перемен… …Не замечая ее, – Ольги, – худобы, «глазастости», отсутствия груди и мальчишеской стрижки…


   Сколько бы Николай, набирая любимую пилотицу, не давил паро-сенсорные клавиши своего, вчера купленного, новенького паромобильника – тот был нем, как рыба. И, потому как сутки минули – заработавший пением денег влюбленный сопран – снова направился к дому Марты, которая, может быть, была уже у себя в квартире и, значит, не могла не ожидать его прихода. Николай шел походкой уверенной, ведь у него больше не было сомнений в ответных чувствах к нему – этой удивительной и неповторимой немецкой фрау. Идя, он философски размышлял о роли женщины в жизнях – его собственной и мира в целом. В большей части своих ментального и физического тел, сопран Баксков был тонким романтиком, и сейчас ему было стыдно за относительно совсем недавнее, но предательство Марты. …Он со жгучим стыдом вспоминал, как с упоением и жадностью, словно ослепленный тупым инстинктом жеребец, еще относительно не так давно – устремлялся к явленному из стилизованного русалочьего хвоста «крупу», выигранной в секс-лотерею – партнерши… «В этом ли смысл любви?» – думал Баксков, уже обретший себе, как неожиданный, но, вероятно, заслуженный подарок, – некую иную любовь… …Не любовь ли порядка высшего… «Действительно ли мужское начало, соединяясь, от настоящей любви, с действительно женским – становится равновеликим Богу?» – задумывался Николай.
– …Правильно, Коля! Конечно же – становится – сказал ему прямо в ухо почти шепотом кто-то невидимый …
– Ой! А Вы кто?! – вздрогнул от неожиданности сопран – …опять Князь мира?...
– Совсем нет, – Я, просто, – «один из». Я, просто, простой технический стимп-бог Прост. Будь со мной прост, со мной можно по-простецки.
– Прост?… – я не знаю такого… – сказал Николай. …Да и потом – какой же вы бог, если – прозрачен?
–Так оттого я и прозрачен, что прост – сказал Прост.
– Прост… …– ну не знаю же такого… – повторил озадаченный Николай.
– Довольно, Коля, перебирать в памяти мифологию греков и персонажей Толкиена. Не стоит. Я – совсем не оттуда.  ...Вы, люди, – многого не знаете. Некоторые из вас – даже ставят под сомнение не только цивилизационную избранность и трансгалактическую значимость эпохи Стимпанка, но и само ее материальное существование. Вы, люди, – склонны все усложнять, а простота, между тем – самое главное и чистое в мире. Если к простоте прибавляется хоть капля лжи – простота становится сложностью – просветил Бакскова Прост.
…– Как технический бог-посредник я к тебе, Николай, – с поручением. Ты посодействуй, при случае, Скобеивой. Ее стимп-миссия в интересах нашего с тобой самого главного… …Того, кто в сапогах. …Она в карме Екатерины Великой и ей, после победы на выборах, надлежит навести порядки во многих несуразных и глупых странах стимпанка. Ты посодействуй ей, при случае, – не подведи же….
– Почему я? … И когда, …да и где – я ее встречу? – Недоумевал сопран.
– Да не сомневайся – встретишь. В третьей книге Палыча.
… И не усложняй все, Николай! Будь же прост! Сказал, на прощание, Прост… Баксков был – не патриарх, а простой, как известно, певщик, исполнитель баллад и арий, поэтому, – был не силен в религиозной мифологии. Он, как ни старался, – так и не припомнил ничего о Просте, в каких-либо, им читаемых когда-то источниках. В данный же момент – сопран пребывал в уверенности, что главная Богиня на все времена – это самая удивительная и замечательная женщина на всем белом свете – Марта. …Словом, сопран сомневался в том, что ему непременно следует выполнить просьбу насчет Скобеивой – этого Проста, назвавшегося «тех-богом». Сомневался он – и в том, что Палыч засядет писать – еще и третью свою «ахинею».


   Если в намерении быть объективными и, уйдя от присущего стимп-человеческой недалекости – фантазирования, – бесстрастным взглядом обозреть глобально-политические тенденции развития предвоенного Стимпанка – то нельзя – не сделать однозначный вывод – о благоволении Стимп-Бога, в тот исторический момент, – именно к Германии. Предвоенный пик рождаемости в стране и авторитет не едящего «вполсыро» мяса, как англосаксы – Гитлера, соблазнили Стимп-Бога дать основной вектор стимп-развития Адольфу Алоизовичу, писавшему маслом пейзаж, на берегу осеннего Рейна. И, с тех пор, Гитлер, ощутив себя энергичным и избранным, собирая по миру артефакты, – стал более основательно и уверенно осёдлывать нацистскую Идею. Все население Германии шло за ним стройнеющими рядами, превращаясь в шеренги и колонны из «солдат рейха».

   …«Какой приятный, чуждый суеты и соблазнов, красавец – подумал об Адольфе Стимп- Бог, случайно увидя его в экране своего Большого Монитора… – и сапоги на нем, почти как у меня, ...только, вот, блестят сильно…» …Стимп-историки сказывают, что Гитлер почувствовал в себе реальную возможность безнаказанно, с помощью военной машины вцепиться в жирные ягодицы Стимпанкического мира, только лишь после известного возвращения из провала времени – Рудольфа Гесса. Стимпанк, как всем известно, изобилует катаклизмическими явлениями, что изредка провоцируют взрывные возникновения «ловушек времени», куда иногда попадают отдельные зазевавшиеся, или неосторожные граждане. Достоверно известно, что, вернувшись из будущего времени, Гесс, довольно сбивчиво, оттого, что мало запомнил, но – рассказал своему фюреру о приметах будущего, какие утвердили фюрера в «правильности», намеченного им, политического курса. Именно Рудольф Гесс, зачерпнувший, как известно, в будущем достаточную охапку информации – был основным автором «Майн Кампф».


   Гесс, возвращаясь с закончившейся героиновой вечеринки, устроенной в роскошном особняке на окраине Берлина и втайне от фюрера – отдельными несознательными высшими генштабистами с их любовницами, – однажды – и попал в такую «ловушку». …Тогда, уже под утро, одетый в гражданскую куртку Рудольф, надумав пройтись пешком, дабы проветрить голову от останков наркотического тумана, отпустил свой серый паро-карбюраторный «Стимп-опель»-кабриолет и зашагал к себе, постукивая каблуками туфель по аккуратно выложенным булыжникам Тауэнциенштрассе. Вспыхнув   круглой жирной молнией, ловушка мигом втянула в себя утомленного вечеринкой Рудольфа и …он оказался  – …тащимым  за ноги из зарослей густого терновника людьми будущих времен, одетых в серую униформу с желто-голубыми нашивками и вооруженными, знакомыми Рудольфу – пистолет-пулеметами МП38… 
– Вы что творите,безумцы!!   – пытался отбрыкнуться  Рудольф, но тут же  получил ошеломляющий удар по затылку.  Спустя четверть  часа Рудольф был затолкан в дверь квартиры тернопольской двухэтажки, где какие-то люди в той же униформе, с теми же МП38, сидя за столом, закусывали салом и галушками под портретом – о, майн Гот – его любимого фюрера!..  Один из них, самый чубатый, вероятно, вожак –  пристально глядя на Гесса, взялся громко и часто повторять непонятную Рудольфу фразу, звучавшую, как  –"salo - syla!"   …Эти слова в  нелегальной   в стимпСССР   организации  – были  известным всем ее членам  – паролем на текущий месяц.  ...По понятным причинам –  отзыва, которым была вторая часть фразы  –"...sport - mogila!"  –партайгеноссе  Гесс  знать не мог.  Однако он таким безукоризненно вышколенным и верноподданным жестом поприветствовал портрет фюрера, что пленившие его вояки вскакивали с мест и, замирая в стойке «смирно!»  – давились галушками.  …Кроме автоматов и фотокарточки своего Адольфа, в вышитых полотенцах, Рудольф запомнил, висевший на той же стене – портрет другого, наверное, грядущего, фюрера, с надписью на немецком – «Арни Шварценнегер».


   Гессу повезло, что не долго пробыл в будущем и и «ловушка» его там надолго не оставила, а почти сразу вбросила обратно, где и подобрала – на булыжную поверхность берлинской улицы. Поэтому Рудольф не развоплотился, не обезумел и не аннигилировался, – а только слегка забыл многие подробности своего короткого путешествия в будущее. Конечно, время, для попавшего в «ловушку» – уплотняется и Гесс, хоть его не было в Берлине три с половиной минуты успел за это время, в будущем, – закончить в Советской России аграрный институт и выучить русский не хуже, чем Дольф Лундгрен. И, конечно, вернувшись, он мог бы фюреру и современникам порассказать – о многом. И о «подарке», преподнесенном Фиделем Кастро – советской космонавтке, о том, что Сталин сделал с Кировым «в коридорчике», о «бозоне Хиггса» и Трабзоне Эрдогана… Об инопланетянах, «которые уже здесь», …и, главное – о древнешумерском артефакте, хранившемся в штольне одной из шахт Ворошиловградщины, который был важен для "Аненербе" –  не меньше, чем все другое... …И о многих других, не рассекреченных до сих пор гостайнах, хранящихся в оберегаемых от народа архивах. Но «ловушка времени» вбросила его, Гесса, на берлинскую улицу и заставила почти все забыть.


   Огромный восьмисекционный грузовой пароинжекторный дирижабль, что вез на хранение парофенольные отходы из Судет в Украину, согласно условиям тайного договора между Гитлером и Зелейманом – потерпел аварию неподалеку от Николая, шедшего в салон по продаже новеньких дирижаблей. Ветер – как раз, подул в сторону сопрана и Бакскову крупно не повезло: ему сжало виски, в голове затуманилось и он упал под ноги таким же, теряющим сознание прохожим-чехам с возгласом: «Меня отравили!" А в его мозге пылало – «Марта!» …"Стимп-Господи, помоги!» – теряя сознание из последних сил взывал сопран… Но – в поверхностно-притягательном стимпанке, друзья, – сложно привлечь к себе Бога. По большому счету, в стимпанке – в основном всюду вездесущий самообновляющийся Сотона, в виде сжатого пара и суетных устремлений в техногенную херь. Бога в стимпанке – не так много, поэтому Он там – чаще с маленькой буквы. Николая никто не слушал и не обращал на него внимания. Притравленные фенолом горожане-чехи, придурашливо улыбаясь, также оседали на землю и растягивались, теряя сознание. ...Так все они и лежали, пока не прибыла спасательная команда на оранжевом паробусе и не надела на лица лежащих маски от КИПов. В Чехии, мобилизованной трудится на благо великого рейха и в критическом для жителей количестве перепроизводившей ядовитые паро-отходы – уже был четко отработан механизм спасения граждан от отравления. …Сквозь звон в ушах и туман в сознании – Баксков скорее почувствовал, чем увидел, уже знакомого ему – техбога Проста.
– Знаю, что тебе, Николай, хочется другого Бога, – более для тебя удобного и менее – чем я – занятого, как тебе кажется – суетными пустяками. Но к твоим услугам снова Я – отрекомендовался Прост.
– Так, что – не усложняй все, Николай, будь прост – сказал Прост.
– Буду тебе помогать, пока ты в задаче помощи в миссии Скобеивой по облагораживанию векторов развития некоторых несуразных государств с их глупыми недальновидными правительствами. …Прост невидимой, но сильной рукой схватил за шиворот пробегавшего мимо спасателя тащившего куда-то заправленный кислородно-изоляционный прибор и направил его к теряющему сознание сопрану Бакскову…
 «…Все в порядке, Коля, я не могу не подоспеть – не вовремя!» – после отрезка немой тьмы в голове услыхал  Баксков прозвучавший за глубинами глубин своего мозга – знакомый размазанный голос, как бы,  слегка уже выпившего, тех-бога Проста.

   Сопран медленно приоткрыл глаза. Он обнаружил себя лежащим на надувной кушетке из арсенала спасателей. На приставном табурете, около него – дежурила молодая полноватая и красивая медсестра-чешка. «Она не Марта, …не из Богинь, но красива» – отмечал приходивший в себя Николай, разглядывая сквозь приоткрытые веки ее роскошные формы. Влюбленный в Марту он, как мы знаем, – постепенно переставал быть склонным особо маньячить по поводу вечного удовлетворения женскими телами запросов своих семенников. Он просто стал ценить Женщину, как таковую и своим, уже возвышенным, мыслям о роли Женщины в жизни планеты – уделял времени немало. Николай созрел чтобы быть в самом почетном звании –"женский угодник". И в экстремальных ситуациях Бакскову, больше чем в ситуациях обычных – понималось или чувствовалось, что в этом мире должно творить лишь одно – рождать собою и в себе – любовь и еще раз любовь. И только – одну любовь. А собирать марки или спичечные коробки, летать в космос, или сидеть в окопах за интересы тех, или иных стимп-олеархических групп, ...за интересы заказчиков идеологических лозунгов – это выбор – отнюдь глупейший. Производить в жизни стоит – если не любовь – то хоть что-то – сродни любви. Все остальные – всяко-разные стимп-земные свершения это, хитро предоставляемые – дурилистические фикции от Князя Мира сего и ничто более ...Ну, а – какое же производство любви – без женщины!..  Баксков, делаясь от всепоглощающего чувства к Марте – стимпанкически – все более продвинутым – подкрадывался к мысли о том, что в жизни – не задача ли каждого мужчины – стать когда-то, потом – тем, что – неподвержено в конечном плане мужскому осмыслению. Стать, то есть – Женщиной. В смысле приобретения женской интуиции, как способности – к более полному пониманию божественной сущности всего сущего... "...А женщине, выходит – ... надо стать ...мужчиной?.." – напросился в Николаево сознание, как результат понастроенных им логических цепочек – то ли вывод, то ли вопрос...
    –Нет, Коля, – вдруг снова услышался Прост – ...не правильно. Пусть женщина – остается женщиной. Ей, Женщине – лучше становиться – еще более женщиной, чем была. Тот – Кто в сапогах – творя женщину, задумывал ее более совершенной, чем мужчину. Он ее создал первой. А мужчину Стимп-Мира – создал потом, значительно позже – из ороговевшего клитора мумии Первоженщины.
   –Вонанок-а-аак!... – озадаченно протянул Николай, узнавший страшную первобытно-историческую правду – о себе, ...о всей мужской части ударников труда, руководителей партии и правительства, и всей мужской части стимп-земного народонаселения... "...Так значит и – сам Чкалов, ...и Николай Иванович... и ...Сталин, и Паваротти ...и все мы... и я... ...Так вот оно –  отчего многие интуитивно стремятся   в педерасты;  ...хоть так, если не могут обрести способность рассуждать и видеть мир по-женски...  Вонанока-а-ак..." – не переставал удивляться сопран узнанному от Проста факту.


   Сразу после того, как резидент Путен вывел Евгена-«Тыниса» из операции «Чухонские замеры» и перенаправил прикрывать Соловеева-Ульрихта, в процессе внедрения последнего на американское телевидение, – он узнал, что повышен по службе. Сам Сталин подписал, переданную Абакумовым бумагу о присвоении ему очередного звания. Путен понимал, что присвоение ему майорского звания – не просто за службу или выслугу лет, или иные своеобычные развед-телодвижения за границей, а за своевременно добытые чертежи и схемы, производимых в Чехии для нужд рейха, танков. Резидент Путен был весьма удовлетворен тем, что начальство, хоть иной раз, – но все же по достоинству оценивало его работу. ... "Двое из ларца" разведСтавки – Петрован и Башировд заменили Евгена в В Чухонии. И Абакумов нисколько не сомневался, что эти двое всегда эффективных функционеров из золотого разведфонда с точностью до сантиметров определят, наконец, место выхода тоннеля в Литуании. Путен пока не знал – с каким заданием и куда направит Евгена. …Можно было послать его прикрывать, ставшую от тайских таблеток похожую на аппетитного глазастого мальчика-подростка, Ольгу, которой вскоре предстояло внедриться в коллектив персонала по обслуживанию аэродрома. …Но тут, от этих мыслей, новоиспеченный майор разведки ощутил легкую ревность… Он понял, что любит свою агентку, превращенную в юношу – в будущего аэродромного метеоролога. Да – и Ольгу еще предстоит – сначала отговорить лезть в большую политику. Вот, где будет задача! После непродолжительных раздумий резидент Путен решил, что семейной паре разведчиков, прежде всего, следует отдохнуть в недельном отпуске. Заодно, пусть, наконец, – узаконят свои отношения, что будет весьма желательно – и в плане укрепления "легенды", и в плане конспирации – в общем.


     …Недовольный режимами – Гитлера, Сталина, Македонского и Марка Аврелия, вдевший лицо в  в акваланговую маску  – стимп-певщик Мокаревич, с непромокаемой ё-гитарой за спиной – взмахнув ластами, нырнул с надувной лодки в морскую пучину. В легком  акваланге, оснащенном новейшим паромиксером для смешения составных частей воздуха он себя чувствовал под водой   - не менее комфорно, чем на сцене.  И – не по заданию Литуанской разведки, а по собственной инициативе – он пристально наблюдал за подводной лодкой, транспортирующей в Албанию, на роспись, будущую чету Поповых-Скобеивых и,  на свой подводный паромобильник   делал селфи, с проплывающим мимо него, качественно клепаным латунным корпусом субмарины.  Ради поднятия собственного подводного настроения, он, модный стимп-певщик, запуская к поверхности воды разновеликие аморфные бульбашки, прямо под водой напевал – из своего нового хита:
«…исполнял я дерзко песни
И снимался чуть в кино,
Что-то грустно, что-то вяло,
Что-то мне – не все равно.
Как запел я депутатам,
А они мне говорят –
Спел бы лучше в Киевраде,
для заблудших, – для утят…»
         

          По замыслу самого Главного Стимп-Бога (Того, Кто – в сапогах) – человек с хоботом должен был иметь ряд преимуществ перед человеком без хобота. Взрослая человеческая особь, имея небольшой – тридцати сантиметровый, с гаком, – вместо носа – хоботок, – могла бы значительно облегчать свое существование – как во многих сферах деятельности, так и в повседневном быту. Хобот мог бы иметь функции третьей вспомогательной руки, никак человеку не лишней. …Еще можно было бы и курить через носовые отверстия в хоботе, не боясь, что пожелтеют усы (известно, что Глав-Стимп-Богом человек с хоботом – планировался с функцией носового, через хобот, курения). Усы, в таком случае располагались бы гораздо выше хоботовых дыхательных отверстий и не желтели бы от никотина, как у некоторых… Именно носовое курение, при условии наличия у человека хобота, Глав-Стимп-Богом – и планировалось изначально. Конечно, Главбог мог бы из всегомира стимпанка изъять курение вообще, убрав из мира табак. Но, поразмыслив, решил курение в мире оставить, как облегчение не совсем честной человеческой жизни. В деле совершенствования человека, Главбог не чувствовал себя вправе остановиться на достигнутом. В последнее время Он замечал переизбыток жестких энергий, порождаемых промышленной гонкой за паропрогресс в созданном им в Стимп-мире и недостаток в таковом любви и романтики. Поэтому Глав-стимпБог решил прогнозируемый им человеческий хобот – оснастить концевыми хоботными рецепторами особой чувствительности, какие могли бы быть весьма полезеными – и в моментах сугубо интимных. СтимпБог намерен был сделать так, чтобы настоящая любовь человеческих существ максимально бы возбуждала хоботные рецепторы и влюбленные, обмениваясь, вдобавок, межхоботными оргазмами увеличивали бы в Стимп-мире количество любви, а не энергий фанатичного устремления в заземленную техногенную херь. Заготовки для грядущих людей стимпанка, или будущие пробные, экспериментальные модели – Глав-стимпБог лепил – не из глины, а с помощью парового пресса и форм отливал, предварительно, – из олова.. Иногда у Большого стимп-божеского парового пресса накапливались целые пирамиды человекообразных – с хоботами и без – еще не обработанных, но бракованных оловянных – человекообразной формы – болванок, пока их, не всегда расторопные помощники стимп-ангелы – не прибирали готовить для грядущих переплавок.

   Когда-то, в стимп-Мезозойский период у Глав-стимпБога не получилось вдохнуть жизнь в отлитую им заготовку человека с хоботом и он в сердцах швырнул оловянную модель – случайно попав ею в механизм, что приводил в движение Стимп-Галактику. Брошенная фигурка оловянным хоботом попала на зуб одной из шестеренок. С тех пор большое колесо Большого Механизма стопорилось в месте искореженного зубца.… И когда этот поврежденный зуб в колесе механизма подходил к соответствующей шестеренке – то весь, вращающий Стимп-Галактику, механизм давал некоторый сбой и в стимп-мире являлась какая-нибудь кратковременная неразбериха.


   …Во время очередного такого короткого сбоя, – происходящего с периодичностью – раз в двести лет – Сталин оказался перемещеным в чешский замок. И – прямо с обеда в кремле, даже – с полоской вареной капусты из борща, прилипшей к его передним зубам... Гитлер же, не успев за завтраком съесть свой салат, также от некорректной работы вращательного стимп-Галактику механизма – оказался там же – в том же чешском замке, где, как ни странно, все еще вел, давно закончившиеся переговоры со Сталиным о разделе Стимп-мира. Оказавшись в замке на сквозняке, Гитлер чихнул и из его носа – от чиха – на фон Бока вылетела соответствующая мокрота с полупережеваным болгарским перцем и помидорами.
–Так, как же будем делить Маврикий! – вежливо спросил Гитлер Сталина, сперва вытершись носовым платком и коротко извинившись перед фон Боком.
Сталин сделал Гитлеру знак подождать и многозначительно вопрошающе посмотрел на Гурджиева.
– Иосиф, пусть делит Маврикий, как хочет – тихо проговорил  тот Сталину в ухо – его чих на фон Бока, перехлестнувшись, как мне увиделось, с оговоркой первого Президента СССР, такой когда-то, не сомневайся, – будет – дает тебе совершенное кармическое преимущество в противостоянии – с его, этого Гитлера, личностью.
– Как же оговорится твой Президент, кто, по-твоему – когда-то будет? – спросил Сталин.
– Да это не столь важно – как. …Вместо «кремль», – скажет – «крель». Но этого достаточно для существенного ослабления в стимп-пласте нашей эпохи тонкой личностной энергетики – ответил всезнающий и "бессмертный" Георгий Ваныч.


   Ожидая Марту, сопран Баксков находился в номере своей пражской гостиницы и, просматривая ноты вокальной партии Сусанина, делал в нотных листах, понятные только ему и, может, оркестрантам – разного рода закорючки. Известную оперу Глинки, как сообщил ему только что директор Дойче Оперхаус, – в администрации нового прогерманского бургомистра – запретили и сопран решил – неузнаваемо аранжировав произведение – дать ему другое название. И теперь, вместо – «Иван Сусанин», или «Жизнь за Царя» – на первой странице партитуры было рукой сопрана начертано – «Айн, цвай, драй – со мной гуляй». Работа над партитурой спорилась, ведь Баксков черпал вдохновение из неиссякаемого источника – из любви к Марте…
…Внезапно Николаю смутно послышался тихий и быстрый – троекратный – стук в дверь… Да такой странный, словно прямо в душу ему постучали. … Николай замер. Он никого не ждал, ...а почту любой срочности вчера попросил подсовывать под дверь. «...Марта – размышлял сопран – обязательно наберет, как освободится.  …Неужели Анж Дуда!» – взревновал он, теряясь в догадках… …Стук больше не повторился. «Может, никто и не стучал, – послышалось» – подумал сопран, перед тем, как решившись, наконец, оставить ноты и приблизиться к двери… Подойдя, он щелкнул замком, толкнул дверь ...за которой никого не было. ...Сопран сделал шаг за порог и …оказался – ...в берлинском фолькспарке Фридрихсхайн… Он шел по аллее где было много скамеек на каждой из которых, в полоборота к нему, сидела женщина ...похожая на Марту... ...Марта. Германия. Берлин... "Да ведь это – результат неких магических манипуляций ...неужели же – ее манипуляций! ...Неужели же – это колдовство моей возлюбленной – Марты" – подумал Баксков. Он вспомнил, что она – наверное ведьма, ведь она вмиг прознала о его связи с Настасьей... Издавна понаторевший во многих любвях к женщинам, любя теперь немку Марту, Баксков дивился своему все углублявшемуся большому и осознанному чувству к этой удивительной женщине. "Почему я полюбил немку, ведь богинями могут быть только русские женщины" – раздумывал сопран, идя по парковой аллее. Все другие могут быть – шикарны, элегантны, аристократичны, неприступны…, но настоящей богиней может быть только – русская. Николай был уверен – женщин, которые «Богини» с большой буквы – мало. Ни королева Англии, ни Алла Борисовна, ни супруга самого Сталина, ни Анжелина Джоли, ни Энн Семенович – богинями быть не могут. Настоящую Богиню, – только русскую, – можно встретить или увидеть, предположительно, по примерной статистике – не чаще, чем раз в семь лет. Это, если если повезет …Баксков вспомнил, как однажды ему посчастливилось случайно увидеть Богиню. На Войковской, из окна трамвая. Он громко закричал, чтобы трамвай остановили; перепуганная вагоновожатая нажала на тормоз и открыла дверь… Баксков, не обращая внимания на ропот пассажиров, протиснулся к выходу и выпрыгнул из трамвая… … Но Богини нигде не было. Она словно растворилась, ...оставив вокруг тончайший едва уловимый волшебный запах.., свойственный только Богиням Развитого Стимпанка… Баксков подумал, что той Богиней – и была Марта. ...Но как она оказалась тогда в Москве?.. Или как сейчас оказалась в Берлине?.. Словно послушные чужой, но высшей воле – его ноги, казалось, сами вели его к массивной скамейке, одиноко затерявшейся среди деревьев в самом укромном месте большого парка... На этой скамейке сидела она, – ...живая и настоящая – его Марта. Баксков не мог ошибиться: он уже видел ее спокойно-задумчивую хорошо знакомую полу-улыбку и на правой щеке, возле мочки уха, крохотную родинку. И эти наполненные одновременно разумом и женственностью бесстрашные глаза. Ведь только она – даже на расстоянии – так проста и девственна по истинной сути своей, ...или, проще – по правде... А как легко держится ее прямая спина! И эта обезоруживающая очаровательная готовность встретить все что ни пошлет судьба. Встретить – самым верным образом, оставаясь при этом на высоте – потому, что – интуитивно. Потому, что чисто по-женски. "…Какая же моя Марта неповторимая! Какая суперцельная! Именно – ц е л ь н а я – прежде всего ( вот оно, откуда, это самое – «целка»!) – открылось влюбленному Николаю. Девственная девушка-женщина в которой – все в единстве, и поражает этой самой, почти божественной, Цельностью, какая – и есть Красота, или – куда как больше – самой Красоты. "Неужели хоть кто-то в мире мог бы равнодушно пройти мимо нее..." – не без ревности думал сопран. «Средь бела дня возвысившийся разум» – «вспоминаются» вдруг Николаю нигде не слышанные, невиданные и нечитанные им, строчки…  …Марта взглянула на севшего рядом сопрана и он почувствовал, – что не могла она не видеть какой – поистине возвышенный – огонь в его груди. А в груди Николая – пылало. Гудело большущим – на всю конфорку – ровным, теплящим все вокруг и саму Стимп-Вселенную, пламенем. "Вот это да-а, кого я встретил!" – как бы отмечал разум, Бакскова, вдруг "возвысившийся средь бела дня"… Скамейка, где они сидели, была частично закрыта ветками ореха и Марта весьма естественно подобрав платье выше пояса, одновременно отодвинувшись на скамейке и непринужденно разведя ноги, обнажила перед Николаем – все прелести. Как оказалось, Марта была без нижнего белья... "Все такое правильное, и, как ни странно, или - ни удивительно, – не отдельное от всего остального! От головы и, сердца, наверное… И красок не хватит, чтобы все описать... Какие удивительно правильные пропорции деталей этой ...женской вещи.." – удивлялся сопран, вожделея все больше... Максимально здорового завораживающе розового цвета Вещь – была приветливо и зовуще – раскрыта настежь – всеми губами...
Скорее привычно, или как под наркозом, чем по, действительно, зову плоти, Николай, расстегнув брюки и глядя в зеленые глаза Марты ...стал приближать к наружной части ее лона свой уместный, или неуместный – орган... Николай чувствовал как его эрекция достигла степени высшей и стала перемещаться вверх по телу, концентрируясь в носу, ...который стал удлинняться, на глазах превращаясь в жутко эрогенный хобот, жаждущий ласки... В хоботе росло – невероятное чувство приближения самого сладкого на свете – пароксизмальной фазы наслаждения... У Марты также, прямо на глазах, стал быстро расти хобот – более женственный ...и в дрожи тянуться навстречу хоботу Николая... Сопран на секунду растерялся и тут же услыхал знакомый сдержанный голос невидимого тех-бога Проста
– Ничего-ничего, Коля, хобот это нормально, ...продолжай же, ...так надо...
Николай, с непривычки, не сразу сообразил, что Прост не человек и видит все и всегда. Поэтому стесняться его – совершенно нет смысла. Но – непривыкший выставлять на обозрение свою любовь он, от раздражения – спонтанно фыркнул на Проста и критически окинул взглядом новое, измененное лицо Марты, с ее подрагивающим от страсти нежным розоватым хоботком... Марта поймала критиканство в его взгляде, отчего ее хобот, теряя желание, – стал вянуть на глазах... Глаза Марты налились кровью. Лицо перекосилось от злобы. Ее рука резко выдернула откуда-то из прически большую спицу... Сопран понял, что этой спицей он будет сейчас – пронзен насквозь... Словно змей, оттолкнувшийся хвостом от скамейки, Баксков, взмахнув руками – успел нырнуть в свисающие ветки ореха...
Дверь сильно хлопнула и Николай открыл глаза. Он оказался лежащим в постеле своего гостиничного номера. Тут же, рядом с ним, на кровати, лежали – им перекроенные ноты, бывшие "Иваном Сусаниным" и ставшие теперь почти законченным мюзиклом – "Айн, цвай, драй – со мной гуляй"...


   С Мартой и Баксковым, выбранными из человечества для экспериментов с созданием хоботолюбовного Гомо-Романтикуса – ГлавстимпБог на сей раз закончил. Хоть не все – в конце – прошло гладко, но некоторые обнадеживающие результаты – были налицо. ГлавстимпБог укрепился в надежде, что Он уже невероятно близок к созданию в Стимп-мире людей производящих большее количество любви, вместо паро-прогрессных зомбирующих энергий. "Жаль, что Просту не удалось лучше подготовить такого подходящего кандидата в моем эксперименте с хоботом. Помощнички... Князь Стимп-мира – тот больше, как враг, а не соратник мне вовсе. ...А – этот Прост – просто ленивый бездельник. Ничего нельзя поручить подчиненным! Все сам" – сокрушался ГлавстимпБог, снимая сапоги на ночь.


   Отпустив арендованную Голландскую подлодку, Ольга и Евген, расписавшись в Албании, верхом на лошадях возвращались в стимп-Советскую Россию. Свадьба, по их возвращении, проходила в комнатах и винных подвалах Воронцовского дворца, расположенного в бесполетной для всех дирижаблей и аэропланов – зоне. В среде, близкой к разведческой поговаривали, что, отмахнувшись от Абакумова, – сам Сталин дал согласие на проведение в этом дворце – не броского, в соответствии с развед. нормами, торжества. Он, тут же, приказал некоему Ротнбергу – незамедлительно стать временным владельцем здания, чтобы начать его готовить к торжественному мероприятию. Поскольку разведчики люди занятые – две спешащие бригады Ротнберга, – переклеили обои, предварительно содрав со стен ткань, посбивали с потолков неуместную лепнину и, сорвав дубовый паркет – прибили к полу большие фанерные листы, которые быстро пошпаклевали и закрасили красивой зеленой масляной краской. На крыше дворца. на всяк случай, установили два паро-зенитных орудия. И началось: майор Путен, подавляя, организованным в себе усилием воли, невидимые редким гостям – легкие приступы ревности, душевно поздравляет – официально закрепивших свой брачный союз молодых, – разведчиков, – Ольгу и Евгена. ...Тут же, прямо на их скромной, немноголюдной свадьбе, пока гости пригубляли коктейли, улучив момент – в выхлопотанном себе танце с невестой – майор поведывает Ольге цели, задачи и некоторые подробные детали будущей операции – "Аэродром".


   Ольга, – еще негласно, но уже, по сути, занимающаяся большой политикой, не имела желания продолжить подходивший к завершению контракт на работу в Совразведке. Хоть она и не говорила об этом своему резиденту, но продлевать контракт она собиралась – вряд ли. Путен это чувствовал. И он решил сыграть на профессиональном тщеславии разведчицы. Майор долго и вкрадчиво рассказывал Ольге, что знакомая с самыми высшими чинами встающего с колен рейха пилотица Брюгге – настолько важная птица, что даже знает о тоннеле под Берлином – ведущем из рейхстага на один из тайных аэродромов, о чем только вчера из Японии сообщал некий надежнейший давно законспирированный источник. Он дал понять Ольге, что Марта не знает поражений – ни на земле – ни в небе. И, что она, за редким исключением, кроме Энн Чапмэн и Маты Хари, – презирает всех женщин служащих в разведке. Вдобавок находчивый майор ненавязчиво сообщил, что на днях, будучи на концерте в Опере Дойчехаус, он, якобы, своими ушами слышал, как бывшая там же пилотица похвалялась, что за десять минут способна раскусить любую женщину-агентку, из какой бы-то ни было разведки мира. ...По тому – как при этих словах упрямо сжались розовые, целомудреннообразно очерченные губы и, совсем на долю секунды чуть шире раскрылись немигающие глаза агента Скобеивой, – резидент Путен понял, что речь он вел в – направлении – точно соответствующем поставленной задачи. Теперь он не сомневался, что пара подпишет контракт и на дальнейшую разведдеятельность.
– Скажи о, любезный Прост! Зачем мне надо было приделывать хобот в Берлинском парке? – утром, после распевки  спросил сопран Проста, ощутив рядом с собой, в очередной раз, его незримое присутствие.
– ...И Марте зачем хобот? ...Что за психоделический водевиль, Прост? Ответь мне, пожалуйста.
– Хобот – это так было надо. Так решил Тот кто в сапогах, а я должен был помогать. Я не вправе обсуждать Его наказы – отвечал бархатным голосом невидимый Прост – ...Слишком много от вас, землян, энергий, связанных с – желанием уничтожить, злобой, ненавистью и соперничеством... Даже, – простые – желания наживы, недоброжелательство, высокомерие и замкнутость исключительно на своих интересах, в ущерб более высоким помыслам других – это залпы вашей антилюбви по истощенному высокоэнергетическому фону Стимп-божеского Пространства. То качественное, что вы, люди, можете излучить в Космос – нарабатывается в небыстрых процессах. А давление в парогенераторных установках по всему миру – не способствуют наполненности людей высокими энергиями, столь необходимыми нашему истощенному Космосу. Стимпанк провоцирует излишне деструктирующую Космос динамику. От горячего пара люди-граждане не засиживаются на различных соперничающих производствах и, стремясь к максимальным показателям, к банальной прибыли – шустро бегают, как ошпаренные, между парогенераторами и различными паро-приводными станками. Люди живут без гармонизирующих пауз; пар не дает расслабиться. Когда Глав-стимп Бог создавал стимп-граждан – он не ожидал от них такой прыти, в погоне за бумажным выражением запасов презренных металлов. Постоянное давление пара зомбирует человечество, вгоняет его в стереотипы, замыкает на мелкоэгоистических целях и не способствует – им выработке – недостающей Пространству любви. Средствами высшей прогностики надо мною стоящего –Того, кто в сапогах – ты, Коля, был оценен и избран для экспериментальной попытки, в плане выработки человечеством – более высоких энергий. Что касается Марты – то она воин, с наработанной в поколениях энергией верности, а значит – и способностью к большой и качественной любви, которая трансформируясь вашей взаимностью могла бы выровнять наш Стимп-Космос. А-то и – положить начало созданию и производству нового человека – Хомо Романтикуса, способного к производству высшей любви и большему ее количеству.
–Раз так, отчего же это мы сейчас, скажем, – по приказу Сталина – не можем послать Космосу энергию качественной любви, скажем, – троекратно в день? ...Потому, что геев много развели? – Спросил сопран.
– Нет, Коля, не обязательно. Потому, что у вас, всех стимп-землян – ее, именно этой энергии, – просто мало. Стимп глав Бог – не вечен. Все Его энергии спустя много тысячелетий, после создания миров – истощаются, переходя в созданные им человечества. Но человечества – не всегда используют эти, Его божеские, энергии – в направлении – верном.
–"Энергии - энергии..." – ведь много упоминатся всюду об энергиях и никто не знает, что они есть – по главной сути. ...Все общо как-то. Никто не говорит до конца. Кого слушать? Кто же здесь скажет правду, по теме энергий? Николо Тесла? Электрик Федор из нашего ЖЭКа? Или Альберт Эйнштейн? Скажи, Прост.
– Успокойся, Николай, не суетись. Знания не терпят суеты. Всю правду скажу тебе я, – Прост. Ведь, хоть я и технический, но – бог поверь мне, – кое-что смыслю. И, иной раз, – могу открыть истину, но лишь тому, кто не слишком фанатичный парофундаменталист и способен посылать в космическое пространство эту самую энергию любви.
– Я вообще-то – ...атеист... ...Но не отрицаю некоторые мистические явления и проявленности – скромно признался сопран.
– Да знаю я. И вижу, что в твой организм – без затруднения войдет то, что требуется.
– Куда мне войдет? – недослышав, переспросил сопран.
– В сознание. – уточнил Прост.
– К тому же – истина имеет свойство простоты и для подготовленного – всегда лежит на поверхности. Все просто, – это говорю тебе я, Прост. ...Много у вас, Николай – и эйнштейнов... и тесл разных... И академиков лысенок, ...как и – минкультов, директоров бирж, газпромов... и писателей-обдолбанцев... ...Дался тебе тебе Эйнштейн... Между прочим – тонкая, нас и, все вокруг обволакивающая, среда – совсем, Николай, не пустая, как застолбил в своей теории твой Эйнштейн. Он – недомыслил, когда отменил среду из эфира. Причиной этому было – то, что все физики раритетно-стимпанкических времен – страдали "неподвижностью эфира" и чересчур увлекались движением планет. Однако, –откуда берется скорость света – ваша официальная стимп-физика ответ не дает – и по сегодня. ...Скорость света, Николай, – берется из скорости отталкивания частиц эфира друг от друга, и в момент этого – между частицами эфира остается промежуток пространства, какой заполняется тончайшими пленочками плазмы. Вот такая среда и является гравитационной. Хоть Эйнштейн эту среду – нигде и не упомянул, но она – есть, – вне всякой зависимости от его – Эйнштенового недовзгляда – на эфир. Ваши стимп-физики ничего в этом плане не объясняют и не хотят ничего менять – просветил Бакскова Прост. "...Удобно же им, мерзавцам, физикам, – в их неизменяемом прошлом мире..." – подумал увлеченный изложением простой истины Проста, всегда бывший любознательным – Баксков.
– ...Был бы ты,  Николаша, – не певщик, а физик-ядерщик – я открыл бы тебе способ – как используя некоторые законы Теории "Безотносительности" а, именно – "Законы движения тел в полях множественных межсиннергических сред" – построить транспортно-пассажирскую ракету, на которой в будущем твои дети и внуки могут сбежать от эпидемии – прямо из "Новой Швабии" – на другие планеты.
– Неужели эпидемии непобедимы?
– Без эпидемии, вам, земляне, – нельзя. Других, кроме энергий любви, средств – выровнять энергетический фон Стимп-Космоса... ...Пора мне к Главному – оборвал себя на этом Прост. ...Ты, Коля, не подведи, – постарайся не забыть о готовности помочь, при случае, Скобеивой!..
– Прощай, Прост – сказал Николай.
    От возмущения Марту лихорадило и она, сжимая пальцы, нервно ходила из угла в угол в своих комнатах, не в силах остановиться. Она была просто вне себя! Утром ей доставили из местного бюро переводов – куда она еще пару недель назад отнесла пленку с пением сопрана Бакскова, что случайно записалось на ее паромагнитофон, в день его первого к ней прихода – перевод. Содержание пропетого под балконом Марты влюбленным сопранном уже переведенного, с русского на немецкий,  – глубоко огорчило и даже возмутило пилотицу. «…Уж я ему задам! Уж я найду куда «спрятать его звон!» Уж он попляшет у меня, прятальщик звонов! Я ему – не эта – кочерга-Настасья, с юношеским разрядом по гимнастике, которой ноги следует повыдергивать и стропы вместо них вставить!.. Он еще узнает Марту Брюгге! Пилотицу фюрера! …Пусть у них, русских, нет Шиллера и Гейне, но – недоумевала растроенная содержанием перевода Марта, – неужели вся их русско-советская культура в лице – их поэтов.., в лице – Тургенева, Толстого, Достоевского.., да и сам их фолькс-умник – Луначарский – …почему не научили этого человека неэгоистичной нематериальной, безусловной любви?! …Неужели он не воспитывался, хотя бы на пьесах Антона Чехова, если у них, у красных, не печатают Данте и Шекспира… Неужели он, тот, кого я, ...наверное полюбила – так бездушен и пошл, что кроме личных дирижаблей и вариантов телесных наслаждений с женщиной, …со мною, то есть… – ему ничего в этой жизни не требуется!» Марта была возмущена до глубины души.

 Едва, с горящим взором, вошедший в комнату Марты, радостно улыбающийся Баксков – от ее неожиданно увесистой пощечины – отлетел к стене и, ударившись головой о портрет фюрера, сполз на пол...
https://youtu.be/So9Qy4ffaGI
настоящая редакция - не окончательна, не окончательный,но более полный вариант скачивается - на Литресс