Ты очень сильно всех достал. Рассказ.
Не секрет, что взаимоотношения между начальником и подчинённым, не всегда идеальны. А в армии — особенно. Начальник часто недоволен, что подчинённый «бестолковый: ничего не знает, ничего не умеет и нужно элементарные вещи объяснять долго, а иногда и бесполезно...»
Подчинённый тоже недоволен таким общением и чаще всего, вынужден служить, а в голове одна мысль: «что ты ко мне докопался? Что тебе от меня нужно? Отвяжись!» —И так хочется послать этого начальника... а куда? Ну, куда обычно мужики сгоряча посылают? Наверное, понятно? Вот — туда!..
Служил себе на Северном флоте матросик.Ничем особенным он не отличался. Специальность настоящую он ещё не приобрёл, потому что в школе учился на «троечки» и отчим всё приставал:
— Как ты кормиться собираешься? А семья будет, как ты их собираешься обеспечивать? Подумай, наконец, головой, Алексей.
— Батя, ну я только школу закончил... После армии буду думать, а пока — не доставай меня!
— Учти, после армии — ни копейки не дам!
— А я и просить не буду. Я помню, что ты мне не родной.
— У нас такой завод судоремонтный! Ну почему не приобрести специальность и не работать там?
— Да туда просто так не устроиться, сам знаешь!
— А я не говорю, что легко туда устроиться. Им такой, как ты бездельник, не нужен. Ты сначала получи специальность электрика, слесаря или сварщика. Вот тогда и иди в отдел кадров. Я как там оказался? Получил специальность, потом техникум окончил, а сейчас я — мастер участка.
— Я пойду поучусь, наверное, на электрика.
— Давай! Электрики всегда нужны!
Так Лёша до армии стал электриком. Специальность ему не нравилась и ничего он от обучения не получил. Каким был, таким и остался. А вот «корочку» получил настоящую и даже хвастался всем, что у него первая в жизни «корочка» появилась. Лёша прекрасно понимал, что работать ему электриком нельзя, а он и не стремился.
Но, когда его призвали в армию и он попал на Северный флот, «корочка» сыграла решающую роль, потому что новобранец Корецкий попал на технический объект, на котором нужно было много электриков. В его взводе электриками были все, в том числе и командир взвода мичман Кочерга. Он тоже служил матросом в этом взводе и знал объект обслуживания, как свои пять пальцев.
У матроса Корецкого произошёл конфликт с дежурным, но не со своим командиром, а с командиром второго взвода. Этот командир — человек с непростым характером. Он для каждого военнослужащего находил замечание, когда дежурил в казарме. У них это дежурство называлось обеспечением. И «докопался» обеспечивающий ни за что, как матросы говорят «раздул проблему из ничего». Не даром в матросской среде этого мичмана называют «прапор», «зелёный», «сапог» или «устав». А он об этом знает и даже гордится своими прозвищами: «Это значит что я правильно служу...»
Говорят, что он раньше служил в сухопутных войсках где–то за границей: то ли в Монголии, то ли в Германии... Возможно этим объясняется его дотошность и придирчивость. На его фоне многие казались просто ангелами.
Лёша его помнил хорошо с первого своего дня появления в электро–технической роте. Он и тогда дежурил. Когда первый раз увидел мичмана перед строем, то подумал:
«Вот это "батя"! Попробуй такого ослушаться! Он и тогда нас охранял, чтоб "годки" не доставали нас. А ночью он не спал в каюте, а ходил до утра по центральному проходу, охраняя наш сон. Днём мичман поочерёдно с другими командирами проводил с нами разные занятия и заставлял заучивать статьи устава. И мне лично было очень хорошо пока я был «карасём», но потом я стал «борзеть» и меня охранять не надо, а почему? Да потому что на флоте все служат до «полтора» года, а потом ожидают своё "ДМБ". Мне уже не нужны приборки, занятия и всё что здесь творится — мне не интересно. А если честно, то меня немного заклинило и «борзость» зашкалила до такого уровня, что я стал на службу класть мужской предмет... Да и нервов не хватает слушать всю ту лобуду, которой они три года нас пичкали. Мичмана что–то там нам рассказывают, а меня смех распирает. Что вы гоните, мужики. Не хочу я слушать всю ту лобуду, которую вы гоните. Я хочу уже домой. Там меня девочки ждут, а я сижу и слушаю, каким я и мои друзья должны быть по уставу. Если вам нравится такими быть, пожалуйста, а мне не надо, ничего не надо...»
Слушай мою историю, братан.
«Однажды мне "прапор" объявил наряд вне очереди, ну и что? Объявил перед строем на вечерней поверке, официально. Мои "годки" обалдели от его наглости. Как так, "годку" объявить наряд! Я что вам "карась" какой–то? С таким понтом заставлял меня мыть "палубу" после отбоя?! Неужели он не понимает, что так нельзя? Не буду я ничего мыть! Я не карась! Пол ночи он мне на мозги капал о том, как я должен служить...
— Но я ничего и никогда больше не буду мыть! Отвяжитесь от меня. Я уже «дембель».
— Товарищ матрос, вы будете наказаны позже и построже.
— Хорошо! Пусть будет строже, но что вы мне сможете сделать?
— Вы будете наказаны в рамках Дисциплинарного устава. А сейчас — отбой. До подъёма осталось четыре часа, а я не собираюсь нарушать Устав внутренней службы. Поэтому, не позже чем через десять минут, вы, товарищ матрос, должны быть в своей постели. Ясно?
— Так точно, товарищ старший мичман!
Утром по прибытии командира роты, Антон доложил о поведении матроса Корецкого и о попытке невыполнения приказа дежурно–вахтенной службы. Майор Соколов выслушал доклад Антона и предложил:
— Эту тему мы должны перенести на построение роты.
— Есть, перенести на построение!
Личный состав слонялся без дела по помещениям роты уже около часа. Несколько раз покурили в туалетной комнате. Кто–то от нечего делать второй раз почистил обувь, задрав ногу на подставку. Давно все были готовы к построению, а оно всё оттягивалось, совещающимся за закрытой дверью канцелярии, командованием роты. А на самом деле ротный решил потянуть паузу, чтоб личный состав попереживал от предстоящей накачки. Это была психическая атака на личный состав хорошего стратега и толкового офицера майора Соколова. Личный состав ощутил нервную дрожь всего подразделения и многие из них догадывались, что сейчас должно, что–то произойти: одни ощущали это вспотевшими ладошками, другие — откуда–то появившейся дрожью в голосе, а третьи общим состоянием организма, как перед посещением кресла дантиста.
Центром внимания был, конечно же, Лёша Корецкий — «Ошибка», который явно боялся последствий, но по статусу «годка» должен был держать «хвост пистолетом».
«Зачем я послал вчера обеспечивающего, — думал матрос, — сейчас бы уже шагали по свежему снежку вокруг залива губы Нерпичьей к объекту №0199, где на боевом посту тепло, сухо и работы не очень много». Лёша согласен был отмотать всё то, что произошло обратно, но в жизни не бывает, как в игре. Всё что случилось обратно не вернёшь.
«Вот подойти бы сейчас, извиниться и всё бы вернулось на свои места. Нет, уже поздно. Извиняться нужно было вчера. Он — нормальный мужик, мог бы и извинить, но за такое — не стоит и надеяться. И что делать? Придётся стоять на своём, я — "годок", меня приборки делать заставлять не надо! Меня поддерживают, я чувствую, мои друзья–"годки". Они как–то злорадно улыбаются, но считают меня героем».
«Что буде–е–е–т! — качали головами дисциплинированные матросы».
«А что тут не понятного? — удивлялся какой–нибудь сотоварищ, — Лёха сделал всё правильно и я его поддерживаю!»
«Командование сейчас, — переживал другой однокашник, — хорошо "зажмёт все гайки"...»
«...и перекроет кислород...» — поддержал друга ещё один однокашник.
«Да, с нами будут разговаривать на "вы", — подчеркнул старшина, — а основными предметами боевой подготовки станут правовая подготовка и Уставы ВС РФ».
«А в планах и расписаниях занятий, — констатировал второй старшина,— будут превалировать: ЗОМП, пробежки в противогазах, физподготовка и много–много разнообразных зачётов ежедневно».
«А что касается Лёхи Корецкого, — многозначительно порассуждал первый старшина, — то ему нужно готовиться, как минимум, "на трое суток губы", а может и больше...»
«Командование будет злое, — снова вступил, затягиваясь дымом сигареты, старшина, — по личным вопросам перед ДМБ, даже — не подходи!»
«На приборках будут работать все, — посетовал старшина, — от "карася" до "годка", а замечания будут получать старшины...»
«Только на объектах наше спасение!»
«Ошибаешься, дорогой, — последовал сразу же ответ, — там на боевых постах постоянно будут торчать командиры взводов и старшие инженеры».
«Ясно, значит — ни поспать, ни "поматлачить" не получится!»
«Ничего хорошего не получится! Потому что всё это зря!»
Внезапно для всех резко с шумом распахнулась дверь канцелярии:
— Дежурный по роте, бегом к командиру!
Дежурный по роте выскочил из туалетной комнаты и прибежал в канцелярию:
— Товарищ майор, старшина 1 статьи Егоров прибыл по вашему приказанию!
— Дежурный по роте, построить личный состав роты и доложить!
— Есть, товарищ майор!
— Дневальный, подать команду: Личному составу роты построиться!
Дневальный: — Личному составу роты, построиться в две шеренги на центральном проходе!
Дежурный по роте: — Рота, равняйсь! Смирно! Равнение на право!
Товарищ майор, рота по вашему приказанию построена!
Командир роты вышел из канцелярии и направился на средину строя:
— Рота, вольно!
— Матрос Корецкий, выйти из строя!
— Есть!
— Рота, равняйсь! Смирно!
Матросу Корецкому, за попытку невыполнения приказания дежурно–вахтенной службы, объявляю трое суток ареста.
— Есть трое суток ареста!
— Мичман Кочерга! Отправить матроса Корецкого на гауптическую вахту завтра утром!
— Товарищ майор, разрешите доложить!
— Слушаю вас, товарищ мичман!
— Я завтра заступаю на дежурство!
— Ясно! Тогда завтра отправит старший мичман Весёлокутский!
— Есть, товарищ майор!
— Корецкий, стать в строй!
— Есть!
— Товарищи матросы, с сегодняшнего дня в роте объявляется организационный период сроком на семь суток! После окончания оргпериода я убываю в отпуск. Исполнять обязанности командира роты назначается старший мичман Весёлокутский!
— У–у–у! — загудел строй...
— Что, орёлики, вам понравилось? Вижу, что Антон Иванович хорошо справляется с должностью командира роты. Антон Иванович, калённым железом выжигать всю «борзоту».
— Корецкий, перед отпуском, я постараюсь встретиться с начальником гауптвахты. У нас с Юрием Григорьевичем — полное взаимопонимание. Так что в роте тебя не скоро увидят. Антон Иванович, желательно с гауптической вахты отправить борзого матроса на дембель, не заезжая в роту, и, не заходя в душевую.
— Есть, товарищ майор!
Нельзя сказать, что личный состав сильно напуган, но тревога в глазах читается в каждом взгляде. А особенно боится гауптическую вахту Лёша Корецкий, который никогда там не был. По «карасёвке» он слыл «серенькой мышкой». Из него специалист не получился, поэтому он использовался только, как «приборщик» помещений. Хорошо, что эпоха «климановского воспитания» закончилась и к сроку «полтора года» матрос уже что–то должен уметь, кроме как «сушить палубы», хотя бы знать и уметь обслуживать оборудование боевого поста, чтоб доверили заступать самостоятельно на суточное дежурство. Но полного доверия у командования к матросу Корецкому так и не появилось: ни через месяц, который предоставляется новобранцу для сдачи на самоуправление, ни через год, ни позже. Абсолютно пустой человек. И даже кличку «Ошибка» Алексей заслужил неспроста. Она носила глубокий смысл и преследовала его с рождения, а на флот он её сам перетащил, рассказав о себе свою биографию. Полная интерпретация клички звучала даже обидно — «Ошибка аборта от пьяного подводника». Лёша с самого раннего детства знал, что его отец был подводником и побывал в его городе, пригнав свой корабль в ремонт на судостроительный завод. Там его родители встретились в ресторане и познакомились. Маленький Лёша был неожиданным ребёнком и отец не мог его воспитывать, потому что у него была своя семья, которая осталась на севере. Иногда со взрослыми людьми бывают такие накладки и ошибки. Родители сходили в ресторан, отдохнули от скуки и одиночества, потом ещё несколько раз встретились и разошлись в разные стороны, чтоб не видеться никогда. Малыш родился, рос и глядел на мир глазами затравленного волчонка, как будто он был в чём–то виноват. Наверное ему донесли, что он здесь лишний. Поэтому он рос, привык всегда огрызаться и рычать, а со временем и возрастом стал кусаться и атаковать. Он атаковал даже в том месте, где этого делать нельзя. Но «Ошибка» виноват в своих проступках в самую последнюю очередь. Его так воспитали, он так понимал мир. Оказавшись в армии, Лёша недолго потерпел унижения, только по–«карасёвке», потому что рядом служили такие дяди, что схлопотать за «борзость» было легко и никто не собирался вводить его в ликбез службы на флоте, где служили такие специалисты, как климановы. А когда место для «годковщины» освободилось, Корецкий с радостью его занял, как эстафету. А сейчас нужно готовиться к новым испытаниям в жизни. Нужно бы разузнать, как там и что нужно...
«Неужели они испортят мне праздник — дембель? Это — атас!» Алексей думал о предстоящей жизни на «губе» и понимал, что он ещё никогда не задумывался так глубоко, а жил просто и легко.
«Наверное, не стоило "борзеть". Как–то терпел унижения, когда был "карасём". Полтора года терпел! И дома отчим постоянно доставал, но я слушал и делал свои дела. А родители прощали мои художества. Но здесь не простят: ни ротный, ни "прапор" — никто. Им только дай повод!»
Организационный период стартовал на следующее утро во время подъёма личного состава роты, на который прибыли всё командование технической роты, включая контрактников, свободных от нарядов.
— Командиры взводов в своих каютах не отсиживаемся, а все присутствуют на подъёме в кубриках своих взводов. — Скомандовал командир роты, у которого сегодня был первый день отпуска.— Изучаем поведение своих «отличников. Юрий Петрович, меня сильно беспокоит поведение матроса Михаила Воронина, а тебя нет?
— Меня оно тоже беспокоит и я готов с Ворониным поработать. Разрешите?
— Поработай! А то голову бинтует, играет на публику. Он, оказывается, самый крутой у нас годок?
— Нет, товарищ майор, я круче!
— Очень сильно надеюсь.
У Юрия Петровича, командира третьего взвода, заходили желваки на скулах, а глаза округлились и забегали зрачками, что означало, что–то недоброе для Михаила Воронина: «Ну, гад, держись!» — шипели губы.
— Миха Воронин! Ко мне!
— Слушаю вас, — высунулась в дверной проём кубрика–3 стриженная голова Воронина.
— Пойдём пообщаемся?
— Пойдём!
— Ты, говорят, стал крутым годком?
— Врут!
— Кто, ротный?
— Не знаю.
— А что за концерт ты устроил с бинтованной головой?
— Это Антон Иванович пожаловался?
— Нет, снова ротный.
— Всё таки сдали все меня. Я же просто пошутил, — Миша остановился у двери каюты 3 взвода.
— Не до шуток стало с тобой. А чё ты остановился?..Мы с тобой идём в спортзал.
— Зачем? — удивился Миха.
— Как зачем? Ты дошутился, что ротный вынужден объявить оргпериод.
— Это не из–за меня, а из–за «Ошибки»!
— Из–за тебя тоже. Мне запретили сидеть в каюте, потому что я вас должен воспитывать. Заходи, я воспитаю..
— Юрий Петрович, не надо.
— Надо, Миха, надо!
— Но я же пошутил...
— А я не шучу... Запомни, я твой годок!
Первый удар сбил Михе дыхание... Второй был направлен по левой почке, следующий — по правой и снова — дыхание...
— Миха, тебе нравится, как я шучу?
— Я больше не буду! — выдавил фразу с трудом «годок».
— Попробуй только. Я ещё повторю воспитание.
— Не надо больше.
— Позови «Ошибку»!
— Нет, не позову, а то я буду потом виноват.
— Позови его через командира отделения.
— Хорошо!
— Не хорошо, а «есть»!
— Есть, товарищ мичман!
— Товарищ мичман, вы меня вызывали?
— А как должен звучать твой доклад?
— Я не знаю.
— Что, тоже крутой годок? Скоро ДМБ?
— Ну — да... я — «годок»!
— Почему концерт устроил?
— Я ничего не устраивал.
— А оргпериод — чья заслуга?
— Моя, что ли?
Излюбленный боксёрский удар под центр подреберья, как воздухом сдул Лёшку, сбив ему не только дыхалку, но подломил ножки и посадил мягким местом на чёрный спортивный мат...
— Ты мне будешь в непонятки играть?
Ответа не было. Лёша восстанавливал свою дыхалку.
— Я что... приборки должен делать перед ДМБ?
— А куда ты денешься ... «из подводной лодки»?
— Но я же «годок»?
— Сколько вам всем повторять, что в третьем взводе один «годок» — Я!
— Запомнил?
— Не знаю!
— Ты чё расселся? Я что, должен нагибаться к тебе?
— Не бейте меня, товарищ мичман, я больше не буду.
— Нет, я тебе не верю. Поэтому, лови ещё по почкам. Может это тебе поможет думать? — серия ударов не нашла сопротивлений и достигла своей цели — слабак!
Если тебе ещё захочется «погодковать», ты не стесняйся, пригласи меня снова в спортзал и мы ещё разочек всё решим по–хорошему.
— Я больше не буду!
— Ну, как школьник, ты в армии, Лёха, не расслабляйся, а готовься на гауптвахту. Получай то, что заработал.
— А нельзя никак договориться?
— Ты очень сильно всех достал, так что прощения тебе не будет и ты должен всё это пережить.
В тот же день матрос Корецкий был доставлен в Большую Лопаткину на гауптвахту.
— Ты кто? — встретил матроса простым вопросом начальник гауптвахты майор Медведь.
— Я — человек.
— Представляться никто не учил?
— Нет.
— Одни сутки «ДП»!
— Я не понял! За что «дополнительный арест»!
— Двое суток «ДП»!
— За что?
— Трое суток «ДП»!
— Есть трое суток «ДП»!
— Знаешь, оказывается!
— Так точно, товарищ майор!
— Товарищ матрос, представьтесь!
— Как?... Матрос... Корецкий!..
... арестованный командиром роты за попытку невыполнения приказа лица дежурно–вахтенной службы на трое суток и получивший трое суток «ДП» за неумение представиться! — подсказал форму доклада майор Медведь. — Повторите, товарищ матрос!
Корецкий сообразил, что шутки остались за порогом «губы» и, на удивление всех присутствовавших в помещении начгуба, повторил всё чётко и с первой попытки...
Юрий Григорьевич удовлетворённо заулыбался в свои знаменитые чапаевские усы.
— Начальник караула, примите матроса Корецкого в камеру №3 и сразу на строевые занятия под руководством мичмана из камеры №1 — 2 часа; перерыв для отдыха 10 минут;
мичмана из камеры №2 — два часа.
и так до обеда. Время на обед — 15 минут; послеобеденный отдых — 30 минут.
После обеда до 20.00 часов — строевые занятия.
Вечерний распорядок для всех матросов:
20.00 — 20.30 — ужин
20.30 — 21.30 изучение уставов ВС РФ;
21.30 — 22.30 уборка помещений;
22.30 — отбой.
22 декабря старший мичман Весёлокутский привёл строем личный состав ЭТР на объект:
— Внимание! Личному составу пять минут перекурить, сдать дежурному курительные принадлежности и приготовиться к построению на развод в третьем блоке. Вопросы есть?
Рота:
— Никак нет!
— Разойдись!
ВРИО командира ЭТР прошёл мимо вооружённого вахтенного на территорию объекта. Проходя мимо дежурного по объекту, его окликнули:
— Антон Иванович, одну минуту!
Антон Иванович приблизился к окошку дежурного:
— Я весь во внимании.
— Ознакомьтесь, пожалуйста, с телефонограммой!
— Хорошо, что нам пишут?
«...В связи с окончанием срока ареста и дополнительных сроков ареста, в соответствии с приказом начальника гарнизона от ___ декабря 198__ г. №___
освободить дисциплинарно арестованных военнослужащих, как ниже указано: ...»
— Это нашего «Ошибку» освобождают?
— Он там один...наш... Хорошо, сегодня заберём арестанта.
— Распишитесь об ознакомлении.
— Пожалуйста.
— Признавайтесь, сколько «Ошибка» отсидел?
— Корецкий получил трое суток ареста и 18 суток ареста «ДП».
— Не хило!
— Я не удивляюсь. Он любого достанет своим поведением.
— Говорят, что весь его призыв уже уехали домой.
— Так точно! Он сегодня тоже уедет на последнем автобусе. Я надеюсь, что мы с ним успеем.
— Ну у вас — служба! Круто!
— Может желаешь у нас послужить?
— Нет, спасибо! Нам на объекте спокойнее.
— Пожалуйста!
После развода личного состава на работы и занятия, Антон спросил «добро» у НЭК и поехал после обеда за Корецким. Матрос, увидев мичмана своей роты, повеселел глазами и, кажется обрадовался. Он никогда бы не подумал, что может обрадоваться одному виду своего врага, из–за которого получил сутки ареста. И за что? За такую ерунду... Ну послал его... Среди мужиков бывают такое в общении. Он что не мужик?
Мог бы не обратить внимания или по морде съездил бы, а то — три недели я был закрыт. Зачем? Весь призыв уже дома, а я ещё в форме и только–только с «кичи» освободился...
В роте, узнав, что привезли Корецкого, весь личный состав выбежали посмотреть на «героя», которому сочувствовали, но не завидовали:
«Лёша, когда домой?»
«Всё, ребята, остаюсь на сверхсрочную! — шутил «Ошибка»,— товарищ старший мичман, возьмёте?»
«Лёша, я тебе ответил бы, но не хочу обижать. Ты и так здорово пострадал и мне тебя жаль. Я не думал, что всё так круто обернётся — чуть ли не месяц...»
«Ребята, не завидуйте и не допускайте такие ошибки никогда. Я сильно сожалею. С меня выбивали «годка» три недели... Нет, не завидуйте и не делайте так, как сделал я. Я такой дурак!»
«Ну ты даёшь, Лёха!» — удивлялись матросы.
— Товарищ старший мичман, разрешите помыться? И когда меня повезут на автобус?
— Твои документы готовы, автобус через 20 минут. Ты должен уехать сегодня. На помывку тебе пять минут и 15 минут доехать до автобуса на КПП–5.
— Я же не успею.
— А ты успевай, а то пойдёшь в Мурманск пешком.
— Но у меня форма не готова.
— Я не вижу проблем. Одевай «робу» и — успеешь.
— Может я завтра поеду?
— Ты помнишь, что требовал ротный, когда тебе арест объявлял?
— Нет, не помню.
— А я помню. «...Отправить тебя с гауптвахты, не заезжая в ЭТР...», но я уже один пункт нарушил. За твои слова сожаления и раскаяние я тебе разрешаю помыться, но только 5 минут. У нас просто нет больше времени. Ещё пять минут на сборы и десять минут чтоб доехать до КПП. Всё! Время пошло!
Корецкий помылся, надел на влажное тело форму 2 и явился в канцелярию роты:
— Товарищ старший мичман, я готов.
— Строить роту для прощания я не буду, не заслужил. А машина уже выехала и сейчас посигналит. Всё поехали!
— Пацаны, пока! Служите по–честному, на меня не равняйтесь, я — дурак!
— Всё на выход матрос Корецкий.
— Я уже не матрос, а гражданский человек.
— Ты матрос до прибытия в военкомат и постановки на учёт по месту жительства.
— Ясно, так точно!
ЗИЛ натужно гудел всеми лошадиными силами своего старого мотора, огибая многочисленные повороты горной дороги, поднимаясь на возвышенные места и облегчённо урча на очередных спусках. На КПП–5, стоял скучая, у полосатого шлагбаума один, молоденький матросик.
— Боец, автобус на Мурманск проехал?
— Так точно, товарищ старший мичман! Минут пять назад.
— Ясно. Ну что, Лёшечка, лови машину–попутку и езжай на свой ДМБ.
— А может вы меня на машине в Мурманск отвезёте?
— Ещё чего мне не хватало? Ты теперь сам о себе побеспокойся, служба кончилась.
— Вы мне отомстили, я понял. Но я на вас не обижаюсь, поделом мне. Я очень хочу перед вами извиниться и признаю, что был не прав.
— Ладно, хватит лирики. Вон едет какой–то самосвал — дембельская машина. Иди — просись, может возьмут...
— Да, бегу!
Самосвал остановился у шлагбаума. Корецкий подбежал к открытой двери и что–то говорил, жестикулируя руками. Потом спешно повернулся и подбежал за сумкой.
— Разрешите сказать вам до свидания?
— До свидания, матрос Корецкий. Руки я тебе не подам, но запомни этот урок, который преподнесла тебе армия, которую ты не сможешь забыть никогда.Я хочу тебе пожелать — запомни всё и никогда в жизни не пори такой фигни, а думай головой о последствиях. Прощай!
— Я всё понял, товарищ старший мичман!
— А мне хочется в это поверить.
Конец
г.Тула 31 08.2021г.
12с, 3574 слова