Последний рубеж учебы в Ташкенте. 1952 год.
Воспоминания отца.
Подходило к концу обучение в военно-техническом училище МВД в
г. Ташкенте. Август 1952 года-конец учебного года,пора сдачи государственных экзаменов.Необходимо было подготовиться, а я заболеваю инфекционной неприятной болезнью. Пожадничал и съел целый килограмм вкусного винограда "пальчики", это и было, как сказали врачи, причиной моей болезни. Я мыл виноград сырой водой из под крана, а надо было мыть горячей водой. Такое заключение сделали врачи. На санитарной машине училища меня везут в инфекционное отделение одной из больниц, не принимают-нет мест,привозят в другую-опять нет мест.Из за большого количества заболевших,дополнительное временное инфекционное отделение было открыто в школьном двухэтажном здании,где меня и приняли. А потому, дальнейшие мои воспоминания о последних днях прибывания в хлебном городе Ташкенте, хотя и остались они позади, были не столь приятными. Несмотря на хорошую, безветренную, ни холодную и ни жаркую погоду, которая располагала к хорошему настроению, мне она не помогала.
Трое первых, мучительных суток, находясь в приспособленном школьном здании под эпидемическую больницу, прошли без сна и покоя.Принимал антибиотики три раза в день, дополнительные лекарства в порошках и таблетках, три раза в день сдавал анализы. Мои старания в лечении увенчались успехом. Только на четвёртый день анализы были положительными. После этого, мне разрешили сменить больничный халат на мою военную форму и разрешили выходить из больницы в училище. Сдавать госэкзамены со своей
группой мне не пришлось. Эта болезнь спутала все мои планы. Возможности готовиться к госэкзаменам в больнице не было. Учебники и конспекты из училища брать с собой в больницу запрещали. В обеденный перерыв я ходил в больницу, продолжал принимать лекарства и процедуры, вечером обязан быть в больнице и ночевать. Пришлось сдавать госэкзамены с другими группами, по два экзамена в день без необходимой подготовки, надеясь на кривую-куда выведет.
После первой болезни пришла вторая, как последствие первой.
Необходимо соблюдение строгой диеты, регулярного приёма лекарств
и дополнительные процедуры.
-Не падай духом майор,-утешал меня главврач,- с этой болезнью
справимся, а вот за гастритом надо следить. Резкой пищи не принимать, водочкой не баловаться, при необходимости употреблять коньяк или чистый спирт, но в малых дозах.
Последний экзамен по Марксизму-Ленинизму я сдавал в последний день обучения. В билете, который я взял, было три вопроса. На подготовку давалось десять минут. Ответ на первый вопрос не мог вспомнить, второй немного знал, третий знал хорошо. Попросил у комиссии разрешения начать ответ с третьего вопроса. Они были удивлены и наверно правильно меня поняли, посоветовавшись между собой, разрешили. При ответе на третий вопрос, затем на второй, я вспомнил ответ на первый вопрос. Ответы на вопросы билета были оценены в четыре бала (хорошо). Лучшего я не ожидал, такая оценка меня
удовлетворяла и успокаивала.
Но мир для меня все ещё ограничивался небольшой территорией больницы, школьным зданием и больными в больничных халатах, стоящих в очередях для приёма процедур и гуляющих по больничному двору. Мне не разрешили быть на торжественном выпускном вечере, где вручались удостоверения об окончании училища и объявлялись назначения-направления для дальнейшего прохождения службы. Всего этого я не видел и не слышал. Мой мир на время был удалён от этих торжественных и огорчительных мероприятий.
На этом вечере было объявлено решение правительства о прекращении
выплаты офицерам, работающим в органах МВД, надбавки за офицерское звание. Это было ощутимо, это не вкладывалось в мою голову и сильно отразилось на моем семейном бюджете. Я не мог себе представить, как я буду жить со своим большим семейством. Уже одно то, что я не смогу ежемесячно высылать своим родителям столько, сколько я высылал им до этого. Это меня угнетало, как я мог сократить им помощь. Это был их последний источник для поддержания жизни. Тогда, как я сумею обеспечить жену с тремя детьми-школьниками необходимыми средствами для жизни и учебы? Где изыскать
дополнительные средства? Где? Как? Возникали один за другим вопросы,
на которые я не мог ответить в ту бессонную, последнюю ночь, проведённую в здании училища. Как опять сложится моя семейная, кочевая жизнь?
Выписали меня из больницы в солнечный день 22 августа. Придя в училище, в общежитие, где я жил до больницы, никого не было. Постель моя стояла в одиночестве сиротливо, с опущенным и помятым одеялом, подушка с грязной наволочкой убого топорщилась в ногах кровати.
Это говорило о том, что кто-то, отдыхая, проявил неокуратность.
Последнее августовское утро не обещало ни жары, ни дождя. Слегка освежающий, утренний ветерок пытался рассеять моё унылое настроение, но это ему не удавалось. Грусть и забота о будущем в моей душе смешивалась с грустью о прошедшем, промелькнувшем. С жарким напряженным, учебным Ташкентским летом, которое, казалось будет бесконечным и сулило осуществление загаданных, самых лучших планов. Грусть и отчужденность от всех, проходящих и встречающихся на моем пути в отделение кадров, не покидала меня. У всех были свои дела, свои заботы, свои разговоры. Все жили своей привычной преподавательской жизнью. Не то,что одинокий и грустный слушатель курсов усовершенствования офицерского состава МВД, не интересующийся делами училища. Преподаватели в мундирах с орденами, идя навстречу, взаимно приветствуя друг друга, удивленно смотрели на меня, как на воскресшего- запоздавшего с отлетом дикого гуся.
В отделе кадров училища, мне предстояло получить удостоверение об окончании учебы, получить направление для продолжения военной службы и проездные документы. Принял меня заместитель начальника училища по кадрам капитан Петров Василий Иванович. Фронтовик
средних лет, с хорошей строевой выправкой, с орденскими планками на груди мундира с посеребрёнными волосами. После моего приветствия и доклада об окончании лечения и выписки из больницы, спросил меня:
- Как Ваше здоровье майор?
- Терпимо,- ответил я и продолжил,- готов продолжить службу,- а
здоровье поправится во время работы.
- И так,товарищ майор, -сказал капитан,- во первых, от имени начальника училища и всего коллектива училища поздравляем Вас с окончанием учебного года с общей оценкой хорошо,- и продолжил,- комиссия по распределению рекомендовала направить Вас на преподавательскую работу в .Калининград в медицинское училище преподавателем тактики военного дела.
-Товарищ капитан,- обратился я к нему,- я хозяйственник, на преподавательской работе никогда не работал, боюсь, что я на этой
работе не оправдаю доверие комиссии.
-Что Вы майор скромничаете, у Вас по тактике все отметки отличные,-
и продолжил,- в пределах полка Вы тактику хорошо знаете. А в училище, куда Вас предложено направить, тактика преподаётся в пределах стрелкового батальона. Так что, Вы с этой работой вполне справитесь,- сделал заключение капитан.
-Нет, товарищ капитан, мне эта работа не по душе, у меня плохо с русским, я много ещё делаю ошибок в диктанте и в сочинениях. Как я буду выглядеть перед курсантами, если я при каких-либо обстоятельствах допущу грамматическую ошибку. Меня будет съедать моя- же совесть. Прошу направить меня на хозяйственную работу, желательно в воинскую
часть.
- Таких вакансий нет, товарищ майор! Вы- же знаете, что многие
воинские части сокращены-расформированы.
- Нет, не смогу я работать преподавателем, да и натура у меня не
преподавательская, какой из меня преподаватель тактики,- сказал я в заключении капитану,- об этом направлении не может быть и речи.
Я хозяйственник ,товарищ капитан, все время работал на интендантских
должностях и переквалифицироваться не стоит, незачем.
- Хорошо,- сказал капитан,-настаивать не буду.
Наступило двух минутное молчание. Каждый думал о своём, я о будущем,
о чем думал капитан, я не догадывался.
-Ну, что,- вздыхая сказал капитан,- посмотрим где ещё есть вакансии,
заявки для наших выпускников.
Открыл сейф, достал папку, очевидно с заявками и распределениями.
Раскрыл её, откинул два листа лежавшие сверху, сказал:
-Есть одно не заполненное место теоретически, а практически - не
уверен. На месте разберётесь! Придётся Вам,товарищ майор, ехать в
Г. Куйбышев, на вновь строящуюся гидроэлектростанцию, в управление
исправительно-трудовых лагерей. Заявка трехмесячной давности, может быть эта должность уже заполнена. Тем не менее, двух майоров мы туда уже направили. Одного на должность начальника продовольственного отделения, другого на должность начальника отделения квартирно- эксплуатационной службы, все из Вашей группы.
Вам придётся туда ехать на должность начальника обозно-вещевой службы, другого ничего нет. Ваши товарищи выехали два дня назад, Вам придётся их догонять. Там произошло чрезвычайное происшествие.
- Какое?- переспросил я.
- Сгорела база, ущерб в три миллиона рублей. Все начальство было отстранено и отдано под суд. Произошла замена всего руководства. Это для Вашего сведения, товарищ майор, на будуещее, чтоб в работе не допускать халатности.
Я сидел и думал над его наставлением. Что этим хотел он мне сказать, запугать или предупредить.
- Куда будем оформлять документы, товарищ майор?- спросил меня
капитан.
- Я согласен поехать в Куйбышев, что будет, то и будет, товарищ капитан.
- Получите обходной,- капитан вручил мне обходной лист,- сдавайте
все, что за Вами числится, а в 15-00 зайдёте за документами. Билет Ваш
на Московский поезд будет заказан, он отходит в 21-00 часов.
На душе у меня стало легче, но грусть не покидала. Я сдал постельную
принадлежность, получил росписи в обходном листе: кладовщика,
библиотекаря и других служб и ухожу в город, в диет-столовую обедать.
Я шёл по полуденной жаре, расстегнув ворот кителя, не встречая на своём пути ни одного живого существа. Белые дома,нагретые полуденной жарой, отражали отвесно падающие солнечные лучи. Высокие, пирамидообразные тополя, угнетенные душным воздухом и опалённые солнечными лучами, стояли с поникшими верхушками. Горенки, забившись в гущу ветвей, молчали. Улицы и тротуары, затенённые ветвистыми деревьями, в полуденные часы дня были пусты. Казалось, что все живое вымерло. Только арыки жили своей жизнью.
Вода журчала, перекатываясь с камушка на камушек, бежала по специально прорытым арыкам, кувейтам, выбрасывалась из многочисленных фонтанов, пытаясь освежить дневную духоту,сделать воздух немного влажнее, но это удавалось слабо. Солнце нещадно пекло.Воздух стоял неподвижно. Ртутный столбик у термометра, висящего на стене при входе в столовую, поднимался по шкале к отметке тридцать пять градусов.
К моему приходу в столовую, свободных мест было много, обеденные
часы работы столовой подходили к концу. В обеденном зале под потолком,
подобно лопастям пропеллера самолета, жужжали три вентилятора,
приводя в постоянное движение воздух, охлаждая разогревшихся посетителей. Я занял столик, который стоял в тени, недалёко от одного из вентиляторов. Прохладный воздух, гонимый вентилятором, стал проникать в распахнутый китель, приятно охлаждая нагретые бока и вспотевшую во время ходьбы спину. Облегченно вздохнув, сел за стол. Познакомился с меню, которое лежало на краю стола накрытого белоснежной скатертью. Подозвал официантку,заказал: молочную лапшу, гречневую кашу со сливочным маслом и бутылку минеральной воды. Ожидая подачу обеда, я думал о предстоящем отъезде. Мне было приятно сидеть в укромном уголке под освежающим воздухом, отдыхать от дневной суеты и от душных этажей училища. Я не был доволен своим новым назначением, своей сложившейся судьбой. Впереди длинная дорога до нового места, измеряемая в четырёх сутках езды скорого поезда. Впереди новая, ещё
неизведанная по месту расположения, с неизвестными людьми работа.
Новое начальство, новые взаимоотношения, все новое, вздыхал я и продолжал анализировать. Все складывается не так,как мне хотелось. А мне хотелось бы остановиться, пожить оседло в укромном уголке нашей страны, где-бы я мог вырастить и выучить детей, да и самому пожить поспокойней. Частые переезды с одного, ещё необжитого, неосвоенного места, на другое неизвестное, неведомое место, надоели не только мне самому, но и жене с тремя детьми и с чемоданами. Что нас ждёт на новом месте? Барак, палатка, землянка, а может быть ветхая с земляным полом, с протекающей крышей крестьянская изба с
пристарелыми хозяевами, стоящая на окраине вымирающей деревни. Все может быть или не быть! А будет работа, забота и опять работа, поглощающая всю мою энергию и жизнь, заставляющая забыть самых близких и родных. Работа превращающая человека в бессловесного одинокого исполнителя приказов, инструкций и т.д.
Размышляя о своём будущем, я глядел в окно на пустую улицу и не
заметил, как к моему столу подошла официантка. Шум столового прибора
и расставляемых тарелок заставил меня обернуться и придти в себя, вспомнить где я и зачем сюда пришёл. Официантка, с открытыми до плеч, загорелыми руками, с тонкими музыкальными пальцами ,с лаком на ногтях, принесла обед. Все она делала легкими,привычными движениями рук. Я, глядя на проворное движение рук официантки, любовался её красивым загаром. Невольно захотелось взглянуть на её ноги. Я не ошибся, они были такими- же загорелыми и красивыми. Чёрная короткая юбка из легкого материала прикрывала ноги до колен. Я был удивлён сочетанием красивых рук с красивыми, как по заказу, выточенными ножками с красивым загаром.
Поднимая глаза вверх, мне хотелось посмотреть ей в лицо и убедиться, что
она с ног до головы красивая. Встретившись с её взглядом, на какое-то
мгновение, забыл про своё загадочное положение и про то, зачем я пришёл
в столовую. Я открыто любовался её женственной красотой и задавал себе
вопрос? Почему раньше, целый месяц, до болезни, ходил в эту столовую
обедать и не видел её. Официантка внимательно следила за меняющимся
выражением моего лица и глаз. До её сознания доходило,что я не интересуюсь поданным обедом, что я забыл про него и не хочу кушать.
За внимательное разглядывание её собственной персоны не молодым, но ещё свежим, с бледным лицом, с небольшой лысиной над крутым гладким лбом, с серыми пронизывающими насквозь глазами офицером в звании майора, официантка не давала повода. Она все видит, все понимает, все чувствует и взглядом говорит:
-Смотри и любуйся если нравлюсь,товарищ майор, Вы не первый и не
Вы,очевидно, последний.Ваше дело рассматривать и любоваться. А моё дело вдовы-работать,кормить,учить и воспитывать двух сирот. Мне надеяться и ждать помощи не от кого. Ведь,наверное,жена с детьми дома ждёт. Знаем мы вас, каждый год приезжают новые и все холостые или вдовицы, а когда надо уезжать, все оказываются семейными.
Этого всего я не мог прочесть на её улыбающихся, слегка подкрашенных
губах с поволокой, ещё молодо сверкающих, глазах. Они вызывающе
дразнили меня и говорили, что "Хороша Маша,да не Ваша" и продолжали
в упор смотреть на меня, а мысленно говорили:- смотри, рассматривай, мне все равно, у меня ничего не убавится и ничего не прибавится, моё дело обслужить Вас и пожелать хорошего аппетита.
-Вам что-то ещё надо?- спросила официантка.
-Нет,-произнёс я слабым неуверенным голосом.
-Тогда, приятного аппетита!
-Спасибо!- более твёрдым голосом ответил я.
Официантка взяла со стола порожний поднос, повернулась и пошла на раздачу. Я посмотрел ей вслед, и правда-она хороша. Время обеда подходило к концу. Официантки столовой, все до одной, русского происхождения и не первой молодости. Судьба загнала их сюда с детьми в период войны, развязанной немецким фашизмом, внезапно напавшим на наши западные границы от Балтийского до Черного моря. Они были вынуждены покинуть свой тёплый очаг и все то, что было нажито ими и их родителями. Уехать с детьми на далекую чужбину,в далекий Узбекистан, искать убежище от проклятого врага человечества -Немецкого фашизма, который уничтожал на своём пути все живое. Не щадил, ни детей, ни матерей,ни стариков, взрывал, сжигал дома и школы и т.д....... Уходя от ужасов войны они нашли временное,которое превратилось в постоянное убежище в столице Узбекистана-городе Ташкенте,в хлебном, с обильным количеством фруктов,тепла и света.
И вот теперь 1952 год, седьмой послевоенный год. Они, как и в первый
год своего прибывания в этом далеком городе, работали,кормили и растили своих детей. Оставаясь вдовами, влюблялись, расставались,продолжали жить и работать. Заканчивая обед, я наблюдал за быстрыми и ловкими руками
официанток, занятых уборкой столов. Они умело торопились, снимали со столов, ещё не совсем запачканные, белые скатерти, стряхивали на пол
оставшиеся крошки, свертывали и складывали их на край последнего стола своего ряда. Кассирша со смуглым лицом, с чернеющимся над верхней губой щетинкой волос, с черными, седеющими, выбивающимися из под белой косынки, над крутым с двумя морщинами лбом, волосами, с хитрыми ,когда- то черными, глазами считала обеденную выручку и сердитый,недружелюбный взгляд бросала в мою сторону. Эти частые, мимолётные, предупредительные, озабоченные взгляды кассирши говорили о слишком затянувшемся мной обеде. Её взгляд спрашивал меня,- Вы пришли кушать или наслаждаться тишиной, уютом столовой и красотой обслуживающего персонала? Заканчивая есть второе блюдо, я понял, что неприлично затягивать своё прибывание в столовой. Поспешно выпил компот, быстро вышел из-за стола, поблагодарил всех за вкусный и сытый обед. Извинился, подойдя к вешалке надел фуражку, попрощался и решительным,быстрым шагом вышел на улицу. Посмотрел на часы, в моем распоряжении оставался целый час до конца обеденного перерыва в училище.
Небыстрым шагом пошёл в центр города,к фонтану расположенному на площади Оперного театра, вновь построенного целого комплекса в послевоенные годы японскими военнопленными. Вокруг бассейна фонтана располагались многочисленные разноцветные садовые диванчики. Вода фонтана под давлением сильного электронасоса выбрасывалась веером на пятиметровую высоту, пронизывалась яркими солнечными лучами, отражая в себе все цветы радуги. Издали фонтан был похож на огромный букет многочисленных ярких цветов, собранных в одну огромную железобетонную корзину. Клумбы, расположенные вокруг фонтана, бушевали многочисленными цветами, насыщая окружающий воздух приятным медовым ароматом. Прорезанные через клумбы неширокие дорожки были усыпаны разноцветным песком и веером сходились у фонтана, вливаясь в широкую круглую площадь. Дно бассейна усыпанное мелкими ракушками серебрилось, от брошенных на счастье отъезжающих из города, монетами. Приятно было сидеть и мечтать у шумного фонтана ,освежающего вокруг воздух. Думать о своём и семейном счастье и дальнейшей судьбе мешали палящие и прожигающие, с неимоверной высоты, солнечные лучи. То снимал, то надевал на свою лысую голову выгоревшую фирменную фуражку. Поворачивался, то в одну сторону,то в другую сторону, пытаясь уклониться от прямых солнечных лучей, задумался.
Что такое счастье? Мысленно спрашивал я себя, одни говорят-счастье это все, что приносит радость, другие- делят счастье на маленькое личное и большое главное и продолжают утверждать, что "каждый человек-кузнец своего счастья". После долгого раздумья о человеческом счастье вообще и о своём в частности, прикрывая свою голую макушку носовым платком, поднялся и пошёл к бассейну фонтана. Достал из кармана серебряный гривенник, при этом, почему-то вспомнил, давно забытую игру в орлянку, покрутил гривенник в руке и с силой бросил его вверх,заставив его некоторое время вертеться волчком в воздухе. На воду гривенник упал плашмя, поскользнулся и плавно погрузился, нашёл себе свободное место и улёгся государственным гербом СССР вверх. Потревоженная вода в бассейне успокоилась и отчётливо был виден мой гривенник. Это занятие не успокоило меня, невеселые мысли продолжали меня преследовать.
Какой скучный день! По полуденной жаре гуляющих нет, каменные
и глинобитные дома скрываются в тени, деревья, опустив поникшие ветки, стоят неподвижно, спрятавшиеся горлянки в гуще тополей не подают своего горчащего голоса. Вот и цирк,стоит без признаков жизни, а за ним улица Сталина, на которой стоит здание училища МВД. И здесь никакого движения, все замерло до вечерней прохлады. Боясь потревожить дневную, полуденную тишину я шёл не спеша по свеже -осфальтированному тротуару,отгороженному от проезжей части тополями. В моей голове попрежнему работали мысли о новом назначении. Медленной ходьбой старался заглушить,надоевшие мне
и измучившие меня неопределенностью,мысли о моем будущем.
Избавиться от них я не мог, так-же как не мог остановиться, не пройдя до конца свой жизненный путь. Поглощённый мыслями о своём будущем, потерял контроль над временем и расстоянием, мои ноги сами пришли к парадному подъезду училища, где меня ждали документы.
С документами в кармане, с одним годом обучения, с майорскими погонами на плечах, в мундире не первой свежести, но с белым подворотничком, в хромовых сапогах, держа в одной руке чемодан, в другой руке шинель, обливаясь потом, я шёл к трамвайной остановке. Старинный, скрипучий, громыхающий, как старая не смазанная телега,трамвай не заставил себя долго ждать. Минутная остановка и опять,громыхая стуча колёсами на стыках рельс,повёз меня, вытирающего свою лысую голову носовым платком, через весь город к железнодорожному вокзалу. Слева и справа мелькали одноэтажные кирпичные,в переменку с глинобитными, домики. В открытые окна трамвая тянуло свежим, тёплым ветерком, пассажиры сидели молча.
Вдруг раздался голос кондуктора:
- Следующая остановка конечная,вокзал!
Пассажиры молча вставали и продвигались к дверям. Трамвай со скрежетом тормозил, сбавляя скорость, приостановился, дернулся и заглох. Двери вагона, открываясь, заскрипели и все пассажиры оказались на привокзальной площади Выходя на площадь,я остановился, чемодан поставил между ног, шинель с правой руки перебросил на левую, оглянулся кругом,выбрав нужное кратчайшее направление к железнодорожным кассам, облегченно вздохнул,
взял правой рукой чемодан и неторопливым шагом, вливаясь в людской поток,пошёл к кассам. Первоначальное решение изменил и направился к камерам хранения ручного багажа. Убедил себя в том, что с чемоданом и шинелью в руках ходить по вокзалу и стоять у кассы,где необходимо оформить проездной билет, неприлично, лишняя помеха.
Время на оформление проездного железнодорожного билета ушло
немного, сдал свои вещи в камеру хранения и посмотрев на часы, пришёл к выводу, что в моем распоряжении до отхода поезда остаётся три с лишним часа. Сидеть в душном вокзале,среди людского гула и людской суеты я не захотел. Прожив целый год в Ташкенте с первого сентября 1951 года до первого сентября 1952 года, я не видел Ташкента и не знал его. Все время года
было заполнено учебой ,только учебой и самоподготовкой. После небольшого воспоминания и раздумья мне захотелось последние часы прибывания в Узбекской столице посмотреть её хотя-бы из окна трамвайного вагона. Стоял и не мог решиться на последнюю небольшую поездку-прогулку по центру города и не решился. Стал бродить по городу. Грусть так овладела мною, что я не видел кто идёт по улице, кто торгует на базаре, стоит в очередях возле магазинов. У всех свои дела,свои заботы, свои разговоры, все живут своей привычной мирной жизнью взрослых людей, не то, что одинокий и грустный офицер,вынужденный временно не принимать в ней никакого участия.
Город многолюдный, он так богат, что круглый год торгует свежими
овощами,фруктами и виноградным вином разных марок с утра до вечера. Сельское население свои урожаи с утра до вечера развозят по всему городу, пополняя запасы магазинов. После изнурительной жары, вечерняя прохлада звала всех на улицу. То и дело стали встречаться узбеки в своих тёплых длинных халатах, в бараньих шапках. После трудового дня они шли по улицам с
громким говором на своём языке довольные ,что приняли не один стакан вина и на ходу, по дороге домой закусывали" рукавом халата". С оживленным разговором по тротуарам шли довольные отдыхающие люди. Вечерний прохладный воздух поднимал им настроение. Прогулка по городу подходила к концу, я возвращался на вокзал. Взял из камеры хранения свои вещи и направился к платформе, куда должен был прибыть поезд.
Поезд Ташкент-Москва подошёл согласно расписанию, минута в минуту. Отъезжающие быстро заполнили вагоны, я зашёл в купе своего вагона и сел у окна. Провожающие, стоя на перроне, махали руками, кто- то носовым платком вытирал прощальные слёзы. Мои глаза гуляли по толпе провожающих, как буд-то искали кого то. Вдруг я увидел девушку с золотыми волосами, похожую на ту,которая в 1951 году, когда всех военнослужащих училища МВД послали на
уборку хлопка, она учила нас,как правильно собирать хлопок. У меня в глазах блеснула затаенная грусть. Поезд ускорял движение, а я продолжал сидеть у окна. Попутчики укладывали свои чемоданы, одни ставили под диван, другие на верхние полки. Редкие шаги, редкие голоса из коридора едва были слышны из
приоткрытой двери купе. Небо начало искриться отдельными тусклыми звёздами. Несмотря на полуоткрытое окно и работу вентилятора, духота заполняла купе до такой степени, что закладывало уши, спина и лицо становились мокрыми. Пришлось временно открыть дверь купе, пока я не спал. После вечернего чая окончательно затих весь вагон. Пассажиры,лёжа на своих
спальных местах,наслаждались ночной свежестью. Я сидел у ночного окна и любовался красотой неба. Безоблачное небо было усыпано изумрудными звёздами разной величины и яркости. Трое суток поезд будет стремиться все дальше и дальше на север,навстречу прохладе, дождям и неожиданностям. Будут меняться пейзажи,будет меняться погода, а вместе с ними и пассажиры.
Я закрыл дверь купе и в полудреме опять сел у окна. Соседи по купе спали, а я в полутьме сквозь дремоту все думал о новом назначении, о переезде всей семьи на новое местожительство.
Воспоминания отца- Думчева Алексея Алексеевича 1912 г.рожд.