Застывшее сияние

Артём Соломонов
Начало августа. За мостом, где-то в овраге, тихо журчит маленькая речушка, отражающая розовые облака и вечернее солнце. Листва на чёрно-ребристых деревьях уже редеет и начинает понемногу облетать. Только одни чешуйчатые ели на невысоком холме не меняются с годами. А сквозь густоту их многочисленных ежовых иголок проглядывается небольшая часовня с серебряным куполом и заросшее травой сельское кладбище, проходя которое, можно встретить могилку и памятник с лицом шестнадцатилетней Нины Ольховской.
Что можно сказать об этой девушке, кроме того, что у неё были глаза василькового цвета, широкая лучезарная улыбка, что она была достаточно хороша собой: высокая, с золотистыми волосами, с тонкой талией и стройными ножками, с отчётливо обрисованной грудью под лёгким белым платьем, что были у неё настоящие друзья, интеллигентные и любящие родители? Пожалуй, только то, что она была влюблена в одного молодого человека, который учился в той же гимназии, что и она. Но он не обращал на неё никакого внимания! Больше того, она часто видела с ним других девушек. Он улыбался им, даже не подозревая, что кому-то это может приносить нестерпимую боль. Конечно, Нина ни за что не показала бы, как сильно её это ранит. Но и у неё была отдушина – её дневник.
После занятий Нина обычно спешила за ним домой, чтобы поскорее подняться через кладбище, на пригорок, с которого видна почти вся деревня, и выплакаться о наболевшем. Хотя у неё было много друзей, она никому не могла доверить свои чувства, для неё это было чем-то сокровенным. «Последний день учёбы... – со слезами выводила она мелким почерком в дневнике, – а он по-прежнему меня не замечает. Какой же он жестокий! Знал бы он, как невыносимо видеть его безразличный и всё же добрый взгляд. Каково это – думать о нём по ночам, плача в подушку, лишь бы мама не услышала. Но ему, конечно, этого не понять... нет, не понять! Я ведь для него не существую!»
Пролетел июнь, за ним июль, и пустых страничек в дневнике Нины становилось всё меньше и меньше. А однажды, в последний месяц лета, она увидела роковую картину.
В тени сада, в одной из беседок, её возлюбленный обжимался с какой-то особой. Было поздно – Нина не смогла разглядеть её лицо, но его узнала сразу – по голосу и по рукам, которые щупали широкие бёдра той девки.
Говоря о девушках, обычно имеют в виду два типа: одним больше присуща стихия лёгкого бриза, а другим – всепоглощающей и мучительной бури, способной разрушить всё, что стоит на пути.
Нина Ольховская была бурей. Поэтому, стоило ей это увидеть, она тотчас же устремилась домой, где, как на беду, никого не было. Девушка закрылась в спальне и начала с криками и слезами сметать с письменного стола тетрадки и учебники. С грохотом разбилась от удара об стену зелёная настольная лампа. Разлетелись по комнате вырванные страницы из дневника.
Девушка без сил упала на колени, лихорадочно огляделась по сторонам. Её взор остановился на бежевой прикроватной тумбочке. Кинувшись открывать нижний ящик, она мгновенно вынула аптечку, нашла там коробку с сильным снотворным, разодрала коробку и торопливо, одну за другой, начала глотать жёсткие белые таблетки. Всё это она запила дешёвой газировкой и улеглась в чистую постель, обняв любимого плюшевого медведя. Спустя минут пять началась сильная паника, сопровождающаяся судорогами и учащённым сердцебиением. Нине хотелось повернуть время вспять, но было слишком поздно. Когда её мама вернулась с работы, то, войдя в комнату, увидела спящую дочь с неестественно бледным лицом, а рядом с ней вскрытые пачки со снотворным. Отказываясь верить, судорожно хватая ртом воздух, она начала набирать номер скорой. Вскоре люди в белых халатах уже выносили Нину на носилках – мимо почерневшей матери, всё ещё сжимающей в руках телефон. По пути в больницу она ненадолго пришла в себя, но смогла вымолвить только одно: «прости, мама!», а затем заснула, заснула с ангельским сиянием на губах.
Уж как девять лет эта спящая красавица спит под дёрном, за этой сельской кладбищенской оградой, освещаемой луной и звёздами, среди полевых цветов, среди шишек и иголок... Счастливая! Она уже никогда не узнает, что такое старость, для всех она была и останется смелой и жизнерадостной Ниночкой... Обычной гимназисткой из самой обычной сельской гимназии. И, кажется, с этого портрета она и сейчас, спустя столько лет, продолжает озарять эту местность своими васильковыми глазами и необычайно широкой улыбкой!