Колониальный спецназ. Дух рейнджера

Игнат Костян
По своему национальному и этническому и составу, рейнджеры Роджерса в основном относились к шотландцам и ирландцам, остальные были англичанами, валлийцами, голландцами, немцами, испанцами или португальцами. По расовому признаку подразделялись на белых, метисов, чернокожих, мулатов и чистокровных индейцев.  Все это учитывал в обхождении с ними майор Роджерс.
Помимо того, что майор Роберт Роджерс являл собой образец ума, храбрости, целеустремленности, воинской доблести и прочих позитивных личностных характеристик, он был еще к тому же превосходным психологом и идеологом. Благодаря его воспитательной политике можно констатировать, что его рейнджеры считали себя породой более превосходной, чем те же «красные мундиры» и провинциальные забияки. Всякие стремления «красномундирников» каким-либо образом извне доказать обратное, находили жесткое противление со стороны рейнджеров. «Наше особое братство не может быть нарушено не на службе, и вне ее рамок»  – говорил Джон Старк своим бойцам.
Роджерс хорошо знал своих офицеров и понимал, что они далеко не сахар и служить под их началом, сущий ад для тех новобранцев, у которых не сложилось правильного понимания о командирах, и их роли в воспитании рейнджера.
 В 1756 году Роджерс писал командующему Лоудоуну: «Рекруты ожидают служить под началом таких офицеров только в том случае, если они имеют полное представление о них» . Если рекрут испытывал неприязнь к «чудачествам» своего командира, или у него складывалось иллюзорное представление о нем, то в рейнджеры не зачислялся – таков был принцип Роджерса, поступаться которым он не мог, ни при каких обстоятельствах.
Но и к каждому рейнджеру Роджерс тоже старался найти подход, учитывая его способности и настроения. Бойцы не были для него однородной массой как для многих офицеров «красных мундиров» и «пушечным мясом»
он их также не считал. Между Роджерсом и его подчиненными практически не существовало социальных различий, ибо щедрость майора, его доброжелательность, не говоря о характерном хладнокровии в бою, делали его любимым и уважаемым лидером. Один из рассказов ставший анекдотом, четко иллюстрирует такие отношения.
Однажды после возвращения из экспедиции, рейнджеры отдыхали за трапезой. Но один из них почему-то отсутствовал. Роджерс не трогал его порцию до последнего, но все время искоса посматривал на пайку, желая приложиться нисколько к еде, сколько к порции рома, положенной каждому рейнджеру. Когда это парень появился, Роджерс, предложил купить у него эту порцию рома за доллар. Солдат тоже хотел расслабиться, поэтому ответил: «Майор Роджерс, я люблю вас, но себя люблю больше» . Сказав, парень запрокинул кружку, и выпил ром до дна.
В течение первых двух лет «Франко-индейской войны», дисциплина рейнджеров оставляла желать лучшего. Грубые, необузданные и непривыкшие к воинской дисциплине бывшие охотники и лесорубы, наряду с махровым дезертирством весьма часто устраивали мятежи, демонстрируя командованию, таким образом, свое отношение к той или иной проблеме. Например, в 1757 году, толпа рейнджеров, недовольная тем, что несколько их товарищей были заключены на гауптвахту по обвинению в краже рома, снесла пост для порки на «Острове Роджерса»: «Если рейнджеров будут пороть, – говорили некоторые, – то рейнджеров больше не будет». Попытка штурма караульного помещения, где содержались обвиняемые провалилась. Шестеро бунтовщиков были арестованы и брошены в тюрьму форта Эдвард.  Прошение Роджерса о передаче виновных на суд рейнджеров командование отклонило.
Произошедший инцидент нельзя считать стихийным, ибо все что произошло причиной имело серьезные системные упущения со стороны Роджерса и противостоявших его авторитету лиц из числа оппонентов рейнджеров.
Дело в том, что достаточно продолжительный период рейнджеров командование использовало не по назначению, по причине своего отношения лично к Роджерсу, из-за чего тот по мнению исследователя Стефана Брамвилла находился не в лучшей политической форме: «ему был брошен вызов – и внешний, и внутренний».
Генерал Гейдж, заклятый враг Роджерса, получил разрешение от Лоудона сформировать свои собственные подразделения «рейнджеров» или нерегулярных войск. Они должны были оперировать на тех же самых условиях службы и при том же денежном довольствии, что и полки регулярных войск. По общему признанию исследователей, это была попытка поставить под контроль Роджерса перед тем, как расправиться с его независимыми рейнджерами.
На то время Роджерс был мало способен, чтобы защищаться, и более того он только начал поправляться после перенесенной оспы, которая унесла его брата. Едва оклемавшись, он вновь слег с приступом цинги. Командование рейнджерами временно возложили на Джона Старка, у которого, похоже, не оказалось харизмы Роджерса.
В ходе экспедиций рейнджеры можно сказать распоясались и систематически стали нарушать те правила и предписания, которые установил для них Роджерс. Так, например, в ноябре 1757 года в Тикондерога, рейнджеры не выполнили одно из самых важных требований Роджерса, начав стрелять по дичи на марше. Они добавили к этому еще и нарушение постоянно действующего приказа, гласившего: «только половина отряда может спать в любое выбранное время». Капитан Джеймс Аберкромби, офицер регулярной армии, сопровождавший Старка, был поражен, обнаружив, что в полночь не выставлен ни один часовой. Все спали крепким сном. Ну, а потом они стали героями вышеописанного скандала с хищением рома
Комендант форта Эдвард полковник Хэвиллэнд арестовал зачинщиков и назначил судебное разбирательство за организацию военного мятежа. Чтобы вступиться за своих, больному Роджерсу пришлось подняться с постели, и вступить в конфликт с Хэвилэндом. Роджерс требовал расследования инцидента.
Расследование, проведенное в отношении виновности или невиновности обвиняемых ничего не дало и привело лишь к «зеленой стене молчания» с их стороны. Роджерс докладывал полковнику Хэвилэнду: «Большинство моих людей дезертирует, если вы не положите конец этому делу». Полковник в свою очередь отвечал: «Майор, если вы поймаете хотя бы одного из дезертиров мое решение останется прежним, более того я постараюсь, чтобы их повесили в качестве назидания другим» .
Только прямое вмешательство генерала Аберкромби спасло ситуацию и положило конец противостоянию Роджерса с Хэвилэндом, итогом которого должна была стать отставка Роджерса. Аберкромби убедил командующего британскими войсками в Америке генерала Лоудоуна в том, что созданный Роджерсом спецназ «без него ни на что не годиться». Лоудоун отреагировал, приказав Роджерсу дополнительно сформировать еще пять рейнджерских рот в довесок к четырем уже сформированным.
Политическая победа, одержанная Роджерсом в январе 1758 года, имела большое значение, аналогичное его военному триумфу за двенадцать месяцев до того.
После того как Роджерс вернулся в форт Эдвард, разъяренный комендант Хэвилэнд постарался сделать все, чтобы по возможности осложнить жизнь рейнджеров и их командира. 19 февраля между ними произошел публичный скандал, подтвержденный сообщениями очевидцев. Хэвилэнд с изобретательностью Макиавелли задумал для рейнджеров миссию, которая фактически стала бы самоубийством. Он предложил майору Патнэму из Коннектикута провести разведку боем в направлении французского форта Тикондерога (Карильон), за которой сразу же должна последовать атака 400 рейнджеров на Краун-Пойнт Роджерс понимал, что его отряда посылают на убой, но опасался, что Гейдж и другие его оппоненты смогут нажить капитал, если он откажется выполнять эту миссию. Переполненный дурными предчувствиями, 10 марта 1758 года он с отрядом численностью 180 рейнджеров выступил из форта Эдвард. Но это уже другая история. (см. ниже «Вторая битва на снегоступах»)
Мнение полковника Хэвилэнда о низком уровне дисциплины среди рейнджеров отчасти формировалось под воздействием капитана 42-го полка Джеймса Аберкромби (сын генерала Аберкромби), который будучи офицером «красных мундиров» и тесно взаимодействующий с рейнджерами Роджерса, ужасался подходами и методами воспитания рейнджеров их командирами. Капитан Аберкромби полагал, что они не могут «наилучшим образом управлять своими бойцами», и лишь только Роджерс мог по его мнению «держать их в узде». У форта Карильон, по словам капитана офицеры рейнджеров, чтобы выманить вражеский отряд из форта «кричали так как будто ад вырвался наружу… Я сделал все что в моих силах, – писал Аберкромби, – чтобы заставить их держать язык за зубами и вести себя так как подобает. Я даже сбил нескольких из них с ног и проклял их офицеров за то, что они были негодяями» .
Исследователь Гарри Зэболи утверждает, что капитан Аберкромби вызывал недоверие и даже презрение у рейнджеров из-за своего высокомерия, поэтому они часто отказывались выходить с ним и его людьми в разведку .
По причине выводимых ограничений для рейнджеров и стремлений сообразовать их с типажом солдата присущего «красным мундирам», дезертирство в 1759 году среди рейнджеров достигло высокого уровня.
В марте 1759 года из роты Мозеса Брюера дезертировали 22 рейнджера.
17 апреля дезертировал Джеймс Роджерс, старший брат Роберта. В июле того же года сбежали пятеро из роты Джонатана Барбанка. Но тем не менее, при численности в десять рот корпус Роджерса в тот год достиг своего пика, и смог участвовать в триумфальном захвате фортов Карильон и Сент-Фредерик на озере Шамплейн.
Духу рейнджера был присущ, если можно так выразиться «дух индейца», который проявился во многих вещах и отношении к ним.  Например, к скальпированию врага рейнджеры Роджерса относились точно также как индейцы. Для последних скальпирование являлось предметом доблести и возможностью завладеть «силой врага». Для рейнджеров это был не только предмет доблести, но и дополнительного заработка. Такие командиры, как генерал Аберкромби, несмотря на то, что считали скальпирование «варварским обычаем бесполезным для дела», на деле редко запрещали рейнджерам практиковать его против франко-канадцев и индейцев. По свидетельству современника, во время некоторого затишья вовремя в битвы 1758 года на снегоступах, рейнджеры сорвавшись со своих позиций ринулись скальпировать мертвых врагов вокруг себя, ибо цена за скальп возросла до 10 долларов. Летом, того же года по словам этого же современника, «рейнджеры находясь в Луисбурге, ежедневно приводили пленников и скальпы на продажу» .
Захваченных в бою пленников, рейнджеры как индейские разведчики, если попадали в засаду, то немедленно казнили. Так, например, в январе 1758 года, как указывает Берт Лёшер, вражеский отряд засевший в укрытии открыл огонь по марширующей колонне Роджерса, где находились пленники. Рядовой Томас Браун отступив в тыл, ударом томагавка по голове убил пленника которого захватил на озере Джордж по причине того, чтобы тот не смог сбежать «под шумок» и передать сведения об их отряде .
По словам рядового Дэвида Перри во время наступления Вулфа на Квебек рота рейнджеров капитана Мозеса Хейзена получила приказ «убить всех пленников и никого не щадить». Лёшер, со ссылкой на источники указывает, что после стычки раненый французский священник «горячо просил пощады», но капитан приказал солдатам убить его, после чего один из выполнявших этот приказ рейнджеров не выдержал и «намеренно вышиб себе мозги» .
Из воспоминаний Джона Старка можно заключить, что случались моменты, когда к пленным рейнджеры проявляли милосердие. После того, когда англичане в 1760 году захватили французские территории в Канаде, командование британских войск заверило население оккупированных территорий, что «не отдаст их в плен к ирокезам». «У всех наступила отдушина, при этом жалком зрелище, – вспоминал Джон Старк, – даже те самые рейнджеры, чьи сердца не из самых мягких, казалось, обрадовались, когда им приказали вернуться без пленных» .
Каждый из рейнджеров должен был развивать навыки ведения ближнего боя, включая рукопашную схватку. В Правилах рейнджера Роджерс указывал на нюансы в этой связи, например, рейнджер недолжен был открывать огонь по противнику до тех пор, пока враг не приблизиться на расстояние достаточное, чтобы поразить его наверняка. Если приблизившегося противника не удалось поразить выстрелом, то рейнджер был обязан броситься на него с томагавком или саблей.
В мемуарах сына рейнджера Томаса Ноултона рассказывается, как его отец, в ходе сражения под фортом Энн выстрелил в подкравшегося к нему индейца, но не попал в него и для того, чтобы расправиться со своим визави бросился бежать с одной лишь целью, чтобы в схватке с этим индейцем снять с него скальп. После того как Ноултон поразил индейца ножом, на него набросился крепкий француз, у которого были явные преимущества, но подоспевший товарищ Ноултона, помог справиться с французом и пленить его .
«Когда я бежал в укрытие за большую скалу, то столкнулся лоб в лоб с индейцем. Я бросился назад, но снег был настолько глубоким, что я провалился и сломал свои снегоступы. У меня не было времени скинуть их, поэтому я сбросил их вместе с ботинками. Вдруг я заметил, как в меня летит томагавк, брошенный индейцем, бежавшим за мной, и в то же время другой появившийся индеец, пытается схватить меня. Но я удачно вывернулся таким образом, что успел выхватить нож и насадить на него этого индейца, после чего добрался до наших позиций и спрятался за большой сосной» , – вспоминал рейнджер Томас Браун события зимней кампании 1757 года.
Находясь в разведке у форта Тикондерога (Карильон), рейнджер Хью Максвелл из Массачусетса, подвергся преследованию со стороны индейских разведчиков, которые нагоняли его идя по следу. Остановившись чтобы перевести дух Максвелл заметил двух индейцев в шести метрах от себя. Долго не думая, он произвел выстрел от бедра по одному из них и застрелил его. Улучив момент между перезарядкой ружья, второй индеец бросился на Максвелла, но споткнулся о бревно и ударился головой о поваленное дерево. Увидев, что индеец сильно ушибся, Максвелл бросился бежать, и, таким образом, ушел от преследования .