Колониальный спецназ. Экстремальные походы

Игнат Костян
Из числа естественных угроз с которыми сталкивались рейнджеры при выполнении разведзаданий были низкие температуры, которые, например, в горах Адирондак, достигали зимой ниже 40 градусов по Цельсию. Ничего не стоило при переходе по покрытому льдом озеру в период оттепели провалиться под лед. И как следствие того наступало переохлаждение, возникала снежная слепота, происходило обморожение различных частей тела. Тех, кто начинал хромать или жаловаться на самочувствие на тропе в первые дни, Роджерс обычно отсылал обратно в базовый лагерь.
 Чем ближе рейнджеры подбирались к диспозициям противника, тем суровее становился их походный быт. На привалах, во избежание быть обнаруженными противником, запрещалось разводить огонь даже для обогрева и просушки вещей. Разве только тогда, когда они находили ложбину, где можно было вырыть яму снегоступами и развести небольшой бездымный костер, вокруг которого сооружались укрытия из сосновых ветвей, где укладывались импровизированные «матрасы» из тех же ветвей. Потом эта лежанка покрывалась медвежьим шкурами, и рейнджеры закутавшись в свои одеяла, словно в коконы, располагались ногами к огню и таким вот образом проводили холодную ночь.
Да и в таких суровых условиях Роджерс на ночь всегда выставлял охранение из групп по шесть человек, двое из каждой группы бдели, остальные отдыхали, смена производилась бесшумно через определенные интервалы времени. С появлением малейших признаков рассвета, отряд поднимался, ибо это время всегда считалась благоприятным для нападения врагов. Прежде чем снова отправиться в путь, район вокруг лагеря дозорные обследовали на предмет присутствия в нем вражеского отряда.
Помимо дополнительной теплой одежды, например, такой как фланелевые куртки, шерстяные носки, шерстяные стельки для обуви, меховые шапки и толстые варежки, рейнджеры в период зимней кампании в походных условиях всегда имели при себе одеяла, в которые они либо заворачивались, либо ими подпоясывались, так, как это делали индейцы. Всю провизию в зимнее время рейнджеры перетаскивали посредством ручных саней, довольно-таки проворно и быстро передвигаясь на снегоступах.
Если во время боя на заснеженной местности, у рейнджера ломался снегоступ, то это могло закончиться для него смертельным исходом.  Непривычные к снегоступам солдаты «красных мундиров» во время боя целенаправленно снимали с себя их или просто теряли. Но стоило рейнджерам перейти к отступлению, как «красные мундиры», оказывались в безвыходном положении и не могли успевать за рейнджерами без снегоступов. Поэтому долго блуждали по лесу, прежде чем сдаться французам.
 Кроме того, зеленые куртки рейнджеров на фоне снежной белизны служили для противника хорошей мишенью. Понимая это, рейнджеры сбрасывали с себя эти куртки. Так было во время «Битвы на снегоступах» 1758 года: «Он был вынужден снять с себя зеленую куртку прямо в поле, несмотря на мороз, равно как и меховую шапку, которые стали мишенью для врага, почему он и получил тогда легкое ранение в лицо» , – отмечал один из офицеров, рассказывая об ординарце Роджерса. 
В ходе подготовки к выступлению в поход, Роджерс всегда уделял внимание походному рациону, который как указывалось выше в основном состояла из говядины, свинины, рома, сахара гороха и прочей снеди. Все это помогало бойцам выжить в суровых условиях.
«Когда я отстал от своих и долго плутал в буше, то питался тем что у меня было в ранце: фунт или два хлеба, дюжина крекеров, около двух фунтов свежей свинины, и кварта бренди»  – писал в дневнике в 1759 году рейнджер Джеймс Гордон.
А Генри Прингл после «Битвы на снегоступах», скитаясь в лесу подпитывал себя небольшим куском болонской колбасы и имбиря, а когда все это закончилось, то употреблял древесную кору.
Рейнджеры, высадившиеся около Луисбурга 8 июня 1758 года, на всякий случай всегда имели в карманах сыр и сухари.
Спасительны рационом в экстремальной ситуации для рейнджеров считалась высушенная кукуруза, перетертая в муку. Для того чтобы заморить, как говориться червяка, изголодавшийся рейнджер, съедал ложку такой муки и запивал водой, смесь в желудке набухала и создавала иллюзию насыщения.
Походная посуда – оловянная ложка, тарелка и чашка, не считая ножа для скальпирования, была проста и удобна. Маленький чайник мог обслужить порядком до 15 рейнджеров. Некоторые бойцы носили с собой комбинированный складной нож и вилку или набор вилок и ножей в ножнах.
Провизию обычно запихивали в мешки, которые, в свою очередь, либо сворачивали в пакет с одеялом, либо носили в рюкзаке.
Пополнение провизии за счет врага, для того чтобы выжить, считалось «святым делом» для рейнджеров, которые не гнушались совершать нападения с целью грабежей.
Под Тикондерога рейнджеры забили с десяток французских коров, чтобы извлечь говяжьи языки, считавшимися, как писал Роджерс «очень хорошим средством для поддержания сил голодных солдат» . Во время похода на Квебек в 1759 году, рейнджеры капитана Мозеса Хейзена совершили налет на ферму одного франко-канадца, где обнаружили «много маринованного лосося», что было большой редкостью для большинства из них. На другой ферме они обедали «пудингом на скорую руку». А при на падении на Сент-Франциск люди Роджерса запаслись зерном кукурузы на период обратного похода, но через восемь дней, писал Роджерс, их «провизия стала скудной».
По какой-то причине той осенью 1759 года в дикой местности на севре Новой Англии было мало дичи, и навыки выживания рейнджеров подверглись суровым испытаниям, даже когда их преследовал мстительный враг. Время от времени им удавалось подстрелить сову, куропатку или ондатру, но большую часть времени они питались амфибиями, грибами, листьями бука и корой деревьев. «Мы были вынуждены скрести под снегом желуди, и даже есть наши ботинки и ремни, и жарить наши пороховые рожки, и считали, что это восхитительная еда» , – писал доброволец 77-го Горного полка Роберт Кирк.
Положение было настолько ужасным, что некоторые рейнджеры зажаривали скальпы индейцев абенаки, добытые в бою. Наткнувшись на тела убитых от рук французов и индейцев однополчан их других рот, по свидетельству современника «они стали отрезать плоть с тел, включая головы, и запихивать все это в свои рюкзаки» . Один рейнджер позднее признался, что он и его голодающие товарищи тогда «едва заслуживали называться людьми».
Физические и психологические страдания, которые испытывали рейнджеры в экстремальных условиях, создавали предпосылки к потере бдительности. «Мы находимся в самой отвратительной стране, пригодной только для волков и местных дикарей, последние вообще то и дело норовят захватить на с в плен, а потом, пытать, пытать и пытать…» , – писал лейтенант 55-го пехотного полка на озере Джордж в 1758 году, находясь явно в не лучшем расположении духа.
Молодой рейнджер Томас Браун, истекающий кровью в результате полученных трех пулевых ранений, после боя в январе 1757 года под Тикондерога был захвачен в плен индейцами и в последствии вспоминал: «Если было бы тогда возможно уползти в лес и там умереть от ран, то я выбрал это, вместо того, чтобы мучаясь от боли танцевать вокруг своего товарища-рейнджера, которого дикари медленно пытали на костре».  Оправившись от ран, Браун позже был продан канадскому торговцу, с которым он «жил не лучше, чем раб», прежде чем сбежал. Сам капитан Исраэль Патнэм однажды был спасен от погружения в горящий котел со смолой, благодаря вмешательству в последнюю минуту французского офицера.
Попавшему в плен рейнджеру Уильяму Муру, индейцы засунули в рот сердце убитого товарища. Позже в его тело воткнули около 200 сосновых щепок, каждую из которых индейцы собирались поджечь, но старая женщина из их племени объявила, что усыновит его и, таким образом, спасла парня от страданий.
Двух захваченных в плен рейнджеров из числа индейцев, французы заковали в кандалы и отправили во Францию, где они были проданы и в последствии отправлены на каторгу в одну из французских колоний.
К слову сказать, европейцы, сражавшиеся с индейцами Северной Америки, хорошо понимали, что попасть живыми в руки чудовищных раскрашенных дикарей означает судьбу пострашнее смерти, ибо пленники подвергались пыткам, их приносили в жертву «духам», ритуально поедали скальпировали. Все это особенно способствовало возбуждению   мистического воображения индейцев.
Самым ужасным считалось поджаривание заживо. Одного из выживших рейнджеров Роджерса индейцы микмаки привязали к дереву и принялись сжигать живьем между двумя кострами. Действие индейцы сопровождали ритуальными плясками. Когда стоны агонизирующего человека стали слишком настойчивыми, один из воинов отсек несчастному гениталии, оставляя его истекать кровью до смерти.
Руфус Патнэм, рядовой из провинциальных войск Массачусетса,
4 июля 1757 года записал в своем дневнике следующее: «Солдата, схваченного индейцами, нашли зажаренным самым печальным образом: ногти на пальцах были вырваны, губы отрезаны до самого подбородка снизу и до самого носа сверху, его челюсть обнажилась. С него сняли скальп, грудь рассекли, сердце вырвали, вместо него положили его патронную сумку. Левая рука оказалась прижатой к ране, томагавк оставили у него в кишках, дротик пронзил его насквозь и остался на месте, был отрезан мизинец на левой руке и маленький палец на левой ноге».
В том же году иезуит отец Рубо встретил группу индейцев племени оттава, которые вели через лес несколько пленных англичан на веревках вокруг шей. Вскоре после этого, Рубо догнал эту группу и поставил свою палатку рядом с их палатками. Он увидел большую группу индейцев, которые сидели вокруг костра и ели жареное мясо на палочках, словно это был барашек на небольшом вертеле. Когда он спросил, что это за мясо, индейцы ответили, что это «зажаренный англичанин». Они указали на котел, в котором варились остальные части разрубленного тела. Рядом сидели восемь военнопленных, перепуганных до смерти, которых заставили наблюдать за этим «медвежьим пиром». Люди были охвачены неописуемым ужасом. Рубо, пришедший в исступление, немного придя в себя, попытался протестовать. Но индейцы не захотели его даже выслушать. Один молодой воин грубо сказал ему: «У тебя французский вкус, у меня – индейский. Для меня это хорошее мясо». Затем он пригласил Рубо присоединиться к их трапезе и весьма удивился, что священник отказался .
Невозможно ничем приуменьшить значение жестокости и варварства североамериканских индейцев. Но их действия следует рассматривать в контекстt их воинственных культур и анимистических религий. Но из всех индейских ритуальных практик внимание европейцев в большей степени захватывало скальпирование.
Ветераны «Франко-индейской войны» оставили множество письменных свидетельств об этой страшной форме увечья. «Сразу после того, как солдат падал, они подбегали к нему, коленями вставали ему на плечи, в одной руке зажав прядь волос, а в другой нож. Они начинали отделять кожу от головы и отрывать ее одним куском. Это они делали очень быстро, а затем, демонстрируя скальп, издавали крик, который называли «воплем смерти» , – вспоминал бывший французский солдат Пушо.
Как мы уже знаем, рейнджеры не брезговали снятием скальпов с врагов и относились к этому также, как и индейцы, за исключением к тому же коммерческой выгоды. Тому, что они смогли опуститься до варварства, содействовало щедрое вознаграждение 5 фунтов стерлингов за один скальп. Это была ощутимая добавка к денежному жалованию рейнджера. Один из очевидцев сообщал: «Мы убили огромное количество индейцев. Рейнджеры и солдаты Хайлендерского полка никому не давали пощады. Мы снимали скальпы и отрубали головы всем. Нельзя было отличить скальп, снятый французами, от скальпа, снятого индейцами» .
Скальпирование среди рейнджеров и «красных мундиров» к 1759 году стало настолько безудержным, что главнокомандующему британскими колониальными войсками генералу Амхерсту пришлось регулировать это процесс юридическими средствами. «Всем разведывательным подразделениям, а также всем остальным подразделениям армии под моим командованием, несмотря на все представившиеся возможности, запрещается снимать скальпы с женщин или детей, принадлежащих противнику. По возможности их следует забирать с собой. Если такой возможности нет, то их следует оставлять на месте, не причиняя им никакого вреда» , – гласил приказ Амхерста.
Таким образом, задачи, которые могли показаться геркулесовыми другим, были строго прописаны для рейнджеров. В июле 1756 года Роджерс и его люди прорубили тропу длиной в милю через лесистые горы между озером Джордж и Вуд-Крик, а затем перевезли через нее пять оснащенных вооружением вельботов, чтобы совершить налет на французские суда на озере Шамплейн.
Во время похода на Сент-Франциск, рейнджеры девять дней плескались в болоте, в котором они «едва могли найти сухое место для сна» .
Сам Роджерс, как говорили, избежал преследования индейцев после битвы в марте 1758 года, соскользнув вниз по гладкому горному склону длиной почти 700 футов (210 м). А его четырехмесячная миссия в Детройт и обратно в 1760 году считается одной из самых экстремальных экспедиций колониальных рейнджеров во всей американской истории, хотя бы потому, что его бойцы преодолели более 1600 миль по самой суровой местности.
Когда в 1760 году долина Ришелье была очищена от французских войск, капитан Сэмюэль Дженкс с восторгом писал: «Сообщите нашим рейнджерам, что леди, проживающие здесь по соседству очень добры, и похоже, будет лучше, когда мы вообще отправимся в густонаселенные районы этой страны» .
200 рейнджеров последовали за Роджерсом в том году, чтобы заявить права Британии на канадскую территорию Великих озер и завоевать дружбу некоторых из тех индейских племен, с которыми они так часто сражались.