Случилась тут со мной презабавнейшая история. Угораздило меня заболеть. Мужественно проработав неделю с температурой, я всё же сдался и уехал домой, в Абинск – показываться врачу по месту прописки. В телевизоре сказали, что жить в России стало лучше, поэтому народ на радостях прекратил болеть. Ничем иным я не могу объяснить присутствие всего лишь трёх терапевтов на сорокатысячный город. Первый раз врач приезжала ко мне домой, что позволило избежать талонов, очередей и нервотрёпок. В этот раз ничего из вышеперечисленного мне избежать не удалось.
Народ штурмовал моего терапевта методично и обречённо, как орки Хельмову Падь. Люди отводили в угол для бесед редко выходившую медсестру, тыкали ей в лицо справками, талонами и полным собранием сочинений своих болезней, упрашивали друг друга и пытались выяснить кто за кем идёт. Проблема была в том, что никто ни за кем не шёл. Пришедшие ещё до открытия всё так же стояли в очереди в десять часов, и понять, кто сейчас прошёл и по какому праву, не было никакой возможности. Люди вели себя как на войне: кто-то проявлял чудеса героизма и мужественно переносил все тяготы и лишения, кто-то бился в истерике, кто-то впадал в ступор. Каждый вошедший в кабинет словно начинал жить по эйнштейновским законам больших скоростей: секунды, проведённые наедине с врачом, оборачивались для стоящих снаружи чуть ли не веками.
Чуть поодаль мрачно, словно приговорённые к расстрелу, стояли больные терапевта Ч. Ч. – редкостный мудила из палаты мер и весов, с лёгким сердцем отослал троих своих больных моему терапевту. Чтоб себя разгрузить. С этим Ч. я столкнулся лишь раз, когда мой терапевт заболела и меня направили к нему. Первые его слова при осмотре касались моих зубов, которые, якобы, и спровоцировали простуду, будучи на корню гнилыми. Если б мне не нужен был больничный, я бы дал ему в морду. Во-первых, я всегда слежу за зубами и никогда их не запускаю, у меня есть знакомый стоматолог, у которого я побывал аккурат за день перед Ч. Во-вторых, у этого мудилы у самого зубы были как у средневекового крестьянина. Но вернёмся к очереди.
Итак, стою я в ней, значит, час, второй, третий, четвёртый, пятый стою, размышляю, что лучше б вместо Украины в одной отдельно взятой больнице порядок навели. И наступило у меня что-то вроде просветления со знаком минус. Остановился мой внутренний диалог, и я вдруг забыл где нахожусь, зачем пришёл и что мне нужно сделать. Читаю табличку на двери, у которой стою, внутри что-то шевелится, какие-то воспоминания, но ничего конкретного не всплывает. Лёгкая температура, пятичасовое стояние на ногах и общая нервозная атмосфера сделали своё дело. Последние мысли, как я уже упоминал, были про Украину, вот они-то и остались. Стою я и думаю, почему я оказался на Донбассе и когда сюда приехал. Пытаюсь вслушаться в речь окружавших людей, и мой затуманенный мозг различает мову! Тут меня просто в пот бросило. Я в соседнем государстве, в каком-то учреждении, и никак не могу вспомнить, к кому я пришёл. Спасло меня то, что к исходу пятого часа я стоял уже под дверью, куда меня и втолкнули. Там, в кабинете, меня начало отпускать. Я потихоньку понял, что мне всё привиделось.
После приёма был шанс всё-таки попасть в Книгу рекордов Гиннеса и взять талончик на следующий приём в терминале. Через полтора часа. Когда его починят. Точнее, чинить начнут только через полтора часа. А когда его починят и все начнут брать талоны, моя очередь подойдёт, как выяснилось, через 28 человек. Узнав всё это, я развернулся и пошёл домой.