Тамара Андреевна собиралась прямо с утра пойти в поликлинику за талоном к терапевту. Предполагая, что там, как обычно, будет очередь из пенсионеров и настоящих больных, и желанный талон может ей не достаться, она наскоро позавтракала, чмокнула мужа в щёку и «полетела».
Несмотря на свой преклонный возраст, Тамара Андреевна предпочитала ходить пешком и поэтому в поликлинику никогда не ездила. Зайдя в фойе, она привычно оглядела стоящих в нём людей. Был понедельник, и на площадке перед регистратурой яблоку негде было упасть. Зная назубок все правила, она подошла поближе к тем, кто стоял в самом конце очереди. Предстояло выяснить, за кем надо будет держаться, хорошо запомнить на всякий случай и тех, кто стоит впереди него. Едва она начала задавать дежурный вопрос, как в глазах у неё потемнело, и она провалилась в бездонную яму.
Очнувшись, она увидела себя в конце длинной очереди, уходящей за горизонт. Впереди виднелась освещённая ярким светом огромная дверь, до которой, похоже, все очередники хотели, как можно быстрее, добраться. Будучи докой в вопросе очередей, Тамара Андреевна не стала рисковать и тоже пристроилась в самый конец, следом за импозантным мужчиной в лиловом пиджаке. Аккуратно поправив шляпку и попутно заметив, что на её руках были парадные перчатки, а через плечо висел театральный ридикюль, она вежливо обратилась к «лиловому» мужчине:
– Кто последний? Вы не знаете, как долго придётся здесь стоять?
В ответ на её невинный вопрос мужчина промолчал. Зато в разговор вступила симпатичная блондинка, стоящая с ним рядом.
– Прекратите, гражданочка, приставать к чужим мужьям. Нечего задавать провокационные вопросы. Нет тут ни последних, ни крайних. Стойте себе спокойно и ждите, когда Вас пригласят.
Не ожидавшая такого «горячего» приёма пожилая женщина отошла в сторону и начала незаметно разглядывать стоящих впереди людей. А жена мужчины в лиловом всё никак не могла успокоиться, продолжая изрыгать из себя целые тонны скверных и не очень слов:
– Предупреждала же тебя, дубину стоеросовую, чтобы за рулём ни-ни. А ты что? Напился, как свинья поганая, и детей ещё хотел с собой взять. Хорошо, хоть попали сюда, а не в инвалидное кресло.
Женщина продолжала и продолжала говорить, а мужчина молчал, понурив голову и делая вид, что очень внимательно ей внимает. Прослушав вполуха воспитательную речь, он переключился на стоящую рядом пару. И совершенно напрасно. Крашеная блондинка в розовом пеньюаре, не скрывавшем её пышные формы, вдруг дико взвизгнула и влепила ему жёсткую оплеуху, проорав обличительную речь, обращаясь сразу к двум «покойникам»:
– Марик, дай этому говнюку в морду, чтобы не повадно было лапать чужих женщин. А ты, рыжая фифа, лучше бы за своим кобелём следила, а не цапалась со старухами.
Впику ссорящимся откуда-то сбоку пропищал старческий голосок:
– А мне сегодня ровно сто лет исполнилось. Вот так-то. И с утра ещё своими ногами ходила и блинов напекла целую гору. Как на поминки. А дед-то мой лет сорок уже, как помер. Увидеть бы его хоть одним глазком, да и матушку не мешало бы. Ох, и крутая была женщина! Никому спуску не давала, – каждое слово разговорчивой бабули сопровождалось икотой, словно перед своей смертью она успела съесть если не все блинчики, то уж штук десять точно.
– А я от инфаркта скончался, прямо под капельницей, – прогундосил запитой мужчина лет тридцати пяти.
Стоящий чуть поодаль подросток тоже решил внести свою лепту во взрослый разговор:
– А мы играли с пацанами в войнушку, и Вовка ткнул меня ножом в живот. А потом..
Тамара Андреевна закрыла ладонями уши и отошла шагов на пять от очереди. Уж очень ей не хотелось услышать, что там было потом с мальчиком. Да и остальные пересуды её мало волновали. Тем более, что ей пока было не понятно, куда же она попала.
Словно в ответ на её немой вопрос откуда-то сверху прозвучал металлический голос, произнёсший чьи-то имена. И очередь тотчас продвинулась к двери сразу человек на пять. Тамара Андреевна тоже сделала пару-тройку шажочков вперёд, стараясь не прикоснуться ни к одному человеку.
Как же она устала стоять. С непривычки гудели ноги, шумело в голове и очень хотелось пить. Поэтому, когда подошла её очередь, она была готова признаться во всех смертных грехах, лишь бы побыстрее всё закончилось. Стоило ей только ступить на светящийся коврик, как прямо у неё над головой зазвучал тот же металлический голос.
Невидимое создание начало что-то рассказывать Ангелу-Привратнику, стоящему перед Тамарой Андреевной. Видимо, всю её жизнь. По крайней мере, ещё с детства старушка знала, что после смерти ответит за все свои прегрешения, даже самые простенькие. Так сказала её бабушка, застав девочку за поеданием шоколадных конфет, взятых из холодильника без разрешения взрослых.
И вот стоит она на коврике, щурится от яркого света и никак не может сосредоточиться на том, что читает речитативом невидимый робот. Тамара Андреевна была абсолютно уверена, что это была бездушная машина. Разве мог живой человек читать чужую жизнь без единой ошибки и так быстро, что едва улавливались отдельные имена и события.
Когда прозвучало имя Фёдора-тракториста, первого возлюбленного Тамары Андреевны, она по-девичьи покраснела. Она не могла даже предположить, что всё, что когда-то с ней происходило, будет вынесено на всеобщее обозрение. А уж при слове «сарай», она готова была тут же сквозь землю провалиться.
Осторожно подняв голову и испуганно глянув в глаза Привратника, Тамара Андреевна поняла, что он смотрит на неё не то, чтобы с сочувствием, но как-то очень по-человечески. И вдруг на его непроницаемом лице промелькнуло подобие улыбки, и он ей подмигнул. Моргнув от удивления раз десять подряд, она всё же решила, что ей просто это почудилось от усталости.
Поманив Тамару Андреевну к себе указательным пальцем, Ангел чуть слышно шепнул ей на ухо:
– Твоё время ещё не пришло. Иди себе с Богом. А придёшь снова… – А дальше последовала непереводимая на человеческий язык «птичья» речь. Женщине, правда, показалось, что она кое-что разобрала в сплошной абракадабре. По крайней мере, имя своего мужа она точно расслышала, и ещё – подарок, дети. При чём тут дети, она не поняла. Ведь своих детей у Скрипалёвых никогда не было. Сойдя с коврика, она будто упала в кратковременный обморок и тут же очнулась.
С трудом открыв глаза, Тамара Андреевна с удивлением обнаружила себя лежащей в палате, очень похожей на реанимацию. Всё её тело опутывали трубки и шнуры, надрывно гудел незнакомый прибор, а рядом сидел её муж Василий Сергеевич.
– Васенька, представляешь, и там очередь. Никак не думала, что в небесной канцелярии такая же неразбериха, как в нашей поликлинике.
И совсем невпопад добавила с серьёзно миной на лице:
– А я ведь за тобой пришла.
Корявая шутка жены заставила расстроенного мужчину улыбнуться и коснуться её лба солёными от слёз губами. В этот момент Тамара Андреевна глубоко вздохнула, плотно зажмурилась и прижала к холодеющей щеке ледяную руку своего мужа.
Снова обморок. И снова она очнулась всё в той же бесконечной очереди. Только в этот раз она была не одна. Рядом с ней стоял Василий Сергеевич. В его руках был огромный букет из полевых цветов, похожий, как две капли воды, на тот, что он подарил ей на первом свидании.
– Не плачь, любимая, – прошептал он, – Мы же всегда хотели умереть с тобой в один день.
И протянул ей цветы.
Взяв букет обеими руками, как самую дорогую святыню, она крепко прижала его к груди, зарылась в нём лицом и глубоко вдохнула сладковатый запах.
Снова обморок. И снова кровать. Но только не реанимационная, а самая обычная. И не где-нибудь на задворках Вселенной, а в домашней спальне. А рядом с Тамарой Андреевной снова был её муж, но только помолодевший лет на сорок, а то и больше. Глянув на себя в зеркало, висевшее напротив кровати, она не смогла сдержать возгласов удивления и восторга. На неё глядела незнакомка лет двадцати или чуть больше. И эта молодая женщина была она.
Только сейчас Тамара Андреевна осознала, о каком подарке шла речь. Добрый Ангел подарил ей не только жизнь и молодость, но и возможность родить хотя бы одного ребёнка, а то и нескольких. Ведь слышала же она слово «дети».
Ласково глянув на мужа, она поняла, что ещё очень долго не сможет стоять в очередях и каждый раз будет вздрагивать, слыша вопрос: «Кто последний?».