Глеб. Мне 12 лет!

Раиса Коротких
       «Скажи-ка, дядя, ведь не даром Москва, спаленная пожаром, Французу отдана? Ведь были ж схватки боевые, Да, говорят, еще какие! Недаром помнит вся Россия Про день Бородина!»

Он учил эти стихи легко и трудно. Учил с бабушкой. Она была строгой, но с ней было легко и просто. Она любила, когда он быстро запоминал. Щедро хвалила, радовалась.

         Мама любила его слушать, но она была постоянно очень занята, ему не хотелось тратить ее время, и ему было очень жалко маму. «Скорее бы подрасти. Пойду учиться и работать, буду ей помогать», - думал он, молча прислонясь к маминому такому теплому, такому родному плечу.

        Читал стихотворение сестренке. Она удивленно смотрела на него своими огромными серыми глазами. Молчала, но в ее таких необыкновенных глазах он словно видел сражающих солдат на Бородинском поле, море крови от схваток боевых. Казалось, она вот-вот выдохнет: «Да, были люди в наше время» - продолжая слова Лермонтова так, словно они только что пришли ей самой в голову. «Умная моя сестренка», - проносилось в его голове, но он молчал, почему-то стесняясь своих теплых чувств к этой чудо-девчушке. Вспоминал где-то слышанные слова: «Телячьи нежности, телячьи нежности», за которыми хотелось скрыть то настоящее, что он чувствовал к этой худой, все время скачущей куда-то за своими мечтами, но такой классной сестренке.

      "Скажи-ка, дядя, ведь не даром Москва, спаленная пожаром, Французу отдана?"    Учил долго с дедушкой Сережей. Дорогим его дедом Сережей. Выучил все наизусть. Но большую его часть деда забрал куда-то с собой в дальний-дальний путь. «Вернись, деда. Мне тебя очень-очень не хватает», -просил он часто-часто, поглядывая вверх. Впервые его еще неокрепшее сердце не принимало случившееся. Нет, пожалуй, не впервые. Сердце не принимало, когда расстались папа и мама. «Зачем? Почему?» - он отказывался понимать. Время шло, он радовался, когда видел папу, уезжал с ним вместе в дальние края. Мама и папа были всегда с ним, хотя и не вместе.

      Но деда Сережа ушел навсегда-навсегда. Когда никто не видел и не слышал, он читал деде Сереже его любимые стихотворения «Чуть помедленнее кони, чуть помедленнее», - эти сточки Высоцкого он теперь чувствовал  также хорошо, как его большой друг деда Сережа. «Знаешь, деда, я вчера был в церкви, поставил за тебя свечку». «Ты видел, да?», - тихо, чтобы никто не слышал, рассказывал он деде. Потом, дома, удивился, что начинал читать «Бородино», вспомнив на время весь текст.

       А дома, необычного дома под Москвой, на даче, где он сейчас жил, его ждали Р.В.и В.Л. Он видел их в Москве давно и успел позабыть.

      Р.В. стала старенькой, очень слабой, но она еще пишет рассказы, даже книги. Немного почитала мне, понравилось. Она очень требовательна ко мне, хотя относится хорошо, но хочет, чтобы все во мне было только «отлично». Я понимаю ее, но это очень трудно. Мне еще о многом надо подумать, хочется оправдать надежды.

    Больше всего мне было хорошо с В.Л. Он профессор-физик, много работает, очень много знает – и об устройстве мира, о звездах, и о каких-то «черных дырах», о которых я раньше и не слышал. О многом -многом. Он все умеет делать своими руками. Мы часто вместе с сестренкой гуляли с ним, запускали воздушного змея, бегали босиком по лужам. Вместе возили в тачке дрова, читали вслух. Все было очень интересно. Я хотел бы с ним видеться чаще, учиться у него всему.

      Спасибо этому дому, в котором я встретил свой 12-ый год рождения. Мне кажется, что я очень вырос. Скоро приедет мамочка и заберет меня. Я говорю честно, что хотел бы вернуться сюда еще.  Мне кажется, что я здесь был, как говорил Лермонтов в «Бородино»  -  «не даром!»

      Мне хочется еще лучше учиться, расти, бегать по лужам, много читать, радоваться жизни.  Всем – привет в мои 12 лет!  Ваш Глеб.