Доперестроечное время.
Время писем и телеграмм на бумаге.
А годков-то мне в ту пору, о котором поведу этот короткий рассказ, было около тридцати. И проживал-то я тогда в Ленинграде, где собственно и имел счастье родиться.
Увлекался я в ту пору рыбалкой, но не фанатично и не для того, чтобы наловить рыбы как можно больше и съесть её, а исключительно для отдыха, для посидеть на природе и для подумать о жизни.
Раз в год я выезжал на своей машине в Латвию на озеро расположенное относительно недалеко от города Резекне. Останавливался я в доме местных жителей Петровых. Это были немолодые русские люди живущие в своём, одиноко стоящем доме, без электричества и соседей. Ближайший к ним хутор, если по прямой и через озеро, находился в полутора километрах. А коль по берегу, да в объезд, то до него километров эдак пять будет. Так что молоко от своих трёх коров, Василий Иванович, хозяин того дома, сам отвозил каждый день на лодке в сборный пункт на тот хутор, после того, как Мария Ивановна, его жена, уже справится с утренней дойкой. Познакомился я с этими старичками случайно, когда заблудившись, набрёл на их дом. Люди они очень приветливые и всегда ждали моего приезда. Да и приезжал-то я к ним всегда не с пустыми руками, вёз с собой много гостинцев. В промежутках между поездками, мы переписывались. Письма от стариков были очень лаконичными, Мария Ивановна писала не очень грамотно, но смысл написанного понять было можно.
И вот, в один год, весной, перед очередным моим к ним приездом на открытие рыболовного сезона, получаю я от Петровых письмо полное грусти и растерянности. А в письме том Мария Ивановна сообщает, что их кошка Аксинья, внезапно умерла... Теперь они остались в хозяйстве без помощницы. А брать не пойми какую кошку от соседей не хотелось. Все кошки из домов вокруг озера переженились между собой и поэтому мелкие и некрасивые. Да и нет в округе белых кошек, а им уж так бы хотелось иметь такую же, белого цвета, какой была их Аксинья. Старики не о чём не просили, но я понял их намёк.
Когда я приехал на озеро, то привёз с собой малюсенького котёночка, которого долго выбирал, прежде чем купить. Поскольку я узнал, что чисто белые коты, часто глухие, то у привезённого мной малыша был хвостик и ушки бежевенькие. Ах, как же радовались мои старички такому подарку. Их даже не очень расстроило, что привезённый ребёнок оказался мальчиком. Котёнок только ещё начинал сам лакать молочко, настолько он был мал.
Озеро в этот раз встретило меня смурной погодой. К вечеру поднялся сильный ветер, заходили высокие волны, гром, молния. Василий Иванович сказал, что такущей непогоды он в этих местах и не припомнит.
Наутро непогода стихла. Я вышел из дома и подойдя к берегу, увидел прямо у воды на траве, лежавшего с запрокинутой головкой маленького дикого утёнка. Рядом не было мамы утки. Подошёл Василий Иванович. Он предположил, что утка и весь выводок погибли во время этого ночного шторма. Я уже хотел пройти мимо утёнка, но вдруг этот маленький комочек шевельнулся. Я поднял его и отнёс в дом к бабе Мане. Та заохала, захлопотала вокруг найдёныша. Она нажевала хлеба и стала запихивать в рот малышу. Удивительно, но тот проглотил кусочек, что привело бабулю в детский восторг.
В общем, теперь в семье Петровых прибыло. И стали старички выкармливать котика и уточку. Они постелили им на кухне в корзиночку тёплое одеяльце и те оба спали там вместе, прижимаясь друг к другу. Через неделю мне нужно было покидать моих гостеприимных друзей. Уезжал я со спокойным сердцем, теперь старикам будет во что играть, пока их питомцы не подрастут.
Прошёл год, я опять приехал к тем людям. Всё время я получал письма с рассказом - отчётом от Марии Ивановны, как развиваются мои, если можно так выразиться, крестники.
И вот я подхожу к дому моих друзей. Как всегда меня встречают прежде большой петух в сопровождении многочисленных кур, из будки, насколько позволяет цепь выбежала Жулька, смешная лохматая собачка. И тут я вижу, как от крыльца дома идёт вперевалочку в блестящем своём оперении, селезень. А рядом с ним белый с рыжими ушками котик. Но тут моё внимание переключилось на появившихся на крыльце Марию Ивановну и Василия Ивановича. Мы обнялись. Баба Маша даже прослезилась.
За обедом, попивая хмельную самодельную брагу, начались рассказы о пережитом за прошедший год.
Рядом со столом, в корзине, дремали селезень Прошка и кот Тошка.
После обеда, дед Василий, предложил сплавать мне с ним, проверить мерёжки (специальные сети), может наберётся там рыбы на ужин для угощения дорогого гостя.
Василий Иванович поднялся со скамьи, взял в углу большую корзину с крышкой для рыбы. Селезень и кот мгновенно всполошились и пошли следом за нами к берегу озера.
Я предложил взять зверей в лодку, но Василий Иванович махнул рукой, сказав, да нечего грязь в лодке разводить, мы же не надолго.
Пока дед Василий отвязывал лодку, селезень вошёл в воду и плавал здесь же, у берега. И тут случилось совершенно для меня неожиданное, кот так же вошёл в воду и стал плавать около лодки.
Так мы и двигались вдоль берега: я со стариком в лодке, а рядом с нами плыли селезень и кот.
Дед сказал, чтобы я не удивлялся, они же выросли вместе и учатся всему друг от друга.
Тогда я спросил:
- А селезень часом мышей не ловит?
- Ну, ловить, не ловит, но во время охоты кота на мышей в сарае, селезень всегда сидит у входа, поджидая друга.
- А как же они справляются без пары? Ведь весна, коту нужна кошечка, а селезню, уточка.
- Ой, тут вообще интересная история с этим приключилась.
Селезень-то целых три уточки себе завёл. Прилетели уже с зимовки наверно. Да они сейчас там, поодаль, у бани в камышах на яйцах сидят. А вот с котом вышла загвостка. Ты же помнишь, что я молоко на лодке возил через озеро на большой хутор. Так эти друзья вечно со мной плавали. В лодке конечно.
На хуторе, пока я со своими делами справлялся, кот болтался по крестьянским дворам, селезень же всегда оставался на лодке, охранял. Один хуторянин, латыш, смеялся, что мой белый кот ходит к его чёрной кошечке и если что, то я алименты платить ему буду. Один раз, нам уже в обратный путь плыть, а кота-то и нет.
Ну что делать, поплыли мы домой с селезнем одни. А на утро-то я и слёг с температурой. За молоком нашим в те дни люди на мотоцикле приезжали. Так дешевле молоко нам встаёт, да и ладно.
Ну, вот чего я долго по рассказу буду плутать. Прошло два дня и селезень наш тоже исчез. Подумали, что лиса загрызла. Очень уж мы с Марией Ивановной пригорюнились. Привыкли мы к этим ребятам, чай с малышей вскормили. Думали уже всё. Ан, нет, на четвёртый день моя бабка кричит со двора, чтобы я на озеро глянул. А там плывёт наш селезень, а рядом-то с ним и кот плывёт. Кот вышел на берег тощий, мокрый, трясётся. Накормили, думали, что уж теперь-то наш Тошка и к воде близко не подойдёт, но он отъелся за несколько деньков, да опять поплыл к кошечке, с которой он там так слюбился. А селезень-то, конечно же, с ним за компанию, друга не бросил одного…