Часть третья. По бурному морю
Глава первая. 15 ноября 1973 года
Это было то редкостное утро, когда мне не хотелось просыпаться, а тем более начинать что-нибудь делать. Хотелось только вот так лежать в темноте и в потолок, которого не видно, пялиться. Накануне мы явно перебрали. Даже меня, как глаза открыл, мутить начало, хотя чтобы этого добиться, мне надо было в себя чуть ли не литр водяры влить. Мне даже любопытно стало, сколько же мы вчера выпили. Наверное, я снова заснул, поскольку не слышал, как все стали просыпаться, и не заметил, как на улице рассвело. Разбудил меня стон, донёсшийся снизу. Это был Вадим, он лежал пластом, бледный и несчастный. Я вниз спустился и его окликнул, а он тут же заскулил жалобным голосом:
- Знаю ведь, что нельзя мне столько пить, но вот удержаться не смог, теперь день пропал, до вечера придётся мучаться.
Тут же отреагировал Виктор:
- Слушай, мне тут одно лекарство от перепила посоветовали, я всё думал, на ком бы его испытать? Давай на тебе попробуем?
Я решил было, что он какую-нибудь новую каверзу придумал, но Виктор был совершенно серьёзен, даже без тени насмешки. Вадим тоже на его вид купился и тут же взмолился:
- Давай, а что для этого нужно?
- Ничего особенного. Только нам выйти всем придётся, а мне сюда Наташку отправить, ну, а остальное только от тебя зависеть будет. Сможешь ей с первого раза, не глядя, попасть, сразу все неприятные явления исчезнут, - тут он не выдержал и засмеялся.
- Опять ты ржёшь, как жеребец. Видишь, человеку плохо, а тебе лишь бы надсмехаться, - Вадим чуть не плакал. Видно здорово его прихватило.
- Ты прекрасно знаешь, что тебе больше рюмки пить нельзя. Какого же ты жрёшь эту заразу, как загнанная лошадь. Та, хоть глупая, не понимает, что ей можно или нельзя, но ты-то человек разумный, как он там? Во вспомнил, гомо этот самый сапиенс. Нет, сидит, лыбится и льёт в себя без передыха, - Виктор тираду эту произнёс и замолчал, и все вокруг молчали, не знали, что тут можно или нужно говорить.
Молчание прервал Вадим. Он сморщился, наверное, от неприятных ощущений, а затем не проговорил, а скорее просипел:
- Иногда так выпить хочется. Знаю, что потом болеть буду, вот и думаю, рюмка моя норма, но для меня это как будто ничего, поэтому рука сама ко второй тянется, я вторую в себя волью, понимаю, что всё одно уже болеть буду, вот и принимаюсь отрываться по полной.
Профессор не выдержал:
- Голубчик, да у вас синдром, - он какую-то незнакомую фамилию, явно нерусского происхождения назвал, но мне она ни о чём не сказала, я её и забыл тут же.
А Виталий Петрович уже разошёлся и вот нам научные термины один за другим пытался в больные головы вбить, так что Вадим взмолился прям:
- Виталий Петрович, больно, противно, а тут вы ещё.
Я думал всё, обидится сейчас профессор на всю оставшуюся жизнь, как мы тут ещё больше половины месяца сосуществовать сможем, но он умнее оказался, чем я думал – обижаться нисколько не стал, лишь головой покачал, да закончил:
- Рассольчику бы тебе стаканчик хватануть, да где его возьмёшь?
Виктор сразу же воодушевился:
- А это мысль! Виталий Петрович, вы молодец, хвалю за храбрость, - и за дверь выскочил.
Мы с профессором только переглянулись, ни он, ни я ничего из того, что только, что произошло, не поняли.
Туалет был свободен. Я побежал зубы чистить, да рот хорошенько прополоскать, поскольку впечатление было, что у меня там кошка нагадила. Было настолько противно, что только держись. Через десяток минут, когда я из туалета выполз, я себя уже стал более или менее нормально чувствовать. Ну, может не так как обычно, но уж значительно лучше, чем, когда проснулся. Я свои зубы надраил так, что, если на них солнечный луч сумеет попасть, я его быстро смогу в солнечный зайчик перепрофилировать. Драил-драил, это, разумеется, помогло, правда не до конца. Хотя общее самочувствие явно улучшилось, во рту часть противности всё равно осталась.
Я на палубу намерился было сбегать, посмотреть, что там, да как, но очень уж хотелось Виктора дождаться. Своими последними словами он меня заинтриговал настолько, что я залез на свою полку, и сидел там, как приклеенный. Лишь ногами немного в воздухе покачивал. На Вадима старался не смотреть. Никакого удовольствия рассматривать лица измученных людей я не испытываю. Это каким-то извращенцем надо быть, чтобы перекорёженными лицами избиваемых любоваться. Это я про бокс говорю. Сам бой иногда я ещё могу посмотреть, когда настоящие мастера бьются. Это даже впечатляет, но как только начинают показывать крупным планом лицо того боксёра, который только что, на твоих глазах, как бы шутя и играючи свой поединок выиграл, и ты понимаешь, что ему тоже досталось ого-го-го как, весь позитив куда-то исчезает. Прям, как ложка сахара в горячем чае, но там хоть сладко становится, а здесь одна оскомина остаётся.
Ещё минут через десять Виктор вернулся довольный настолько, что улыбка с него никак сползти не желала. В руках он держал бутылку из-под молока, почти до верху наполненную какой-то мутной жидкостью.
Первое, что он сделал, как вошёл в каюту и дверь за собой прикрыл, принюхался и произнёс фразу, которая заставила меня вздрогнуть:
- Как вы здесь сидеть можете? Амбре такое, что дышать нечем. Виталий Петрович, вы простите, что в таком гадюшнике из-за нас очутились.
- Ребята, меня это совсем не беспокоит, я же запахов почти не ощущаю. Я - оперирующий хирург, а у нас в урологии, такие запахи по операционной иногда разносятся, что молодые, впервые туда попадающие, чуть в обморок на падают, вот у нас, у профессионалов, нюх и атрофируется. Думаю, что вам стоматологам это явление знакомо. Ведь у ваших пациентов изо рта тоже, как из хорошей помойки пахнет, а уж запах жжёных костей, что несётся из-под бормашин, даже я различаю. Нет, запахом вы меня нисколько не беспокоите, но пить я вам советую поменьше. Вы вчера в каюту по очереди почти в непотребном виде вползали. Хорошо вы с Ваней с полок за ночь не сверзились. Неужто девушки, что с вами в музсалоне сидели, вроде симпатичные такие, тоже эту проклятую глушили? Это уж совсем последнее дело.
И он нам такую лекцию читать принялся, что мы уж даже не знали, куда от него скрыться. Но, тут к счастью Вадим свой голос подал, и профессор тут же заинтересованно замолчал:
- Вить, что ты за гадость принёс? Самогон, что ли? Уж больно мутная параша у тебя в руках, я такую пить не буду, даже не уговаривай.
- Вадька, ты знаешь, я пока сюда шёл, решил сам её попробовать и пару небольших глотков сделал. Это чудо, а не напиток. Вся гадость, что во рту находилась исчезла без следа, головная боль затихла и лишь чуть-чуть в висках пульсирует. Я предлагаю вначале Ване её попробовать, ты посмотришь, и, если с ним всё в порядке будет, присоединишься. Никто тебя ни к чему принуждать не собирается.
Он говорил так участливо, что моё мнение об их взаимоотношениях вновь изменилось. "Да, нет, что я там надумал, они настоящие друзья. Вон Виктор как с места сорвался, когда появилась возможность Вадиму помочь", - решил я про себя.
Затем он повернулся и мне, всё еще продолжающему на верхней полке сидеть, бутылку протянул:
- Ну, что Вань, готов Вадиму показать, что никто его травить не собирается? – он говорил, но поскольку к Вадиму спиной стоял, всей своей мимикой буквально умолял меня, сделать хоть один глоток.
Пришлось мне уступить его напору. Правда я для начала вниз спустился. Негоже будет, если там действительно самогон, от неожиданности на пол грохнуться. Я бутылку в правую руку взял и к носу поднёс. Вроде ничего, рассолом пахнет, я его люблю. Когда мы квашенную капусту на рынке покупаем, всегда до последней капли всю жидкость в ней содержащуюся выпиваю. Поэтому я, не колеблясь, небольшой глоток сделал. По пищеводу у меня прямо сказочная живая вода побежала, унося с собой тот гадостный привкус, который зубной пасте не удалось победить. Я на Виктора вопросительно посмотрел и взглядом попросил разрешения ещё раз к горлышку присосаться.
- Пей Ваня, пей. Надо будет, я ещё раз сбегаю, знаю теперь, где это лекарство достать.
Я сделал два больших глотка, почти ополовинив содержимое бутылки.
- Вадим, первое, это вкусно, - я помолчал мгновение, переваривая в себе то, что сказал, и продолжил, - ну по крайней мере мне вкусно, я вообще рассол, что огуречный, что капустный люблю. Второе, действует почти моментально. Маленький глоток и вся гадость из рта, что мне жизнь отравляла с тех пор как проснулся, исчезла. Виталий Петрович сказочный совет дал, - и я протянул бутылку с остатком рассола Вадиму.
Он морщился изо всех сил, демонстрируя нам как ему плохо, но в тоже время насколько ему противно пить эту муть. Мы все, наблюдая за его муками, всерьёз ему сочувствовали, и всеми силами хотели облегчить ему жизнь в такой неприятный период.
Виталий Петрович принялся даже речитативом приговаривать:
- Пей до дна, пей до дна.
Мы тут же подхватили и вскоре уже хором причитали:
- Пей до дна!
Вадим решился и сделал небольшой глоток, потом ещё один и вскоре бутылка оказалась пустой:
- Слушайте, а ведь действительно помогает, - блаженно улыбнувшись, произнёс он, - классная штука, в меру солёненькая с каким-то непривычным кисловатым привкусом.
- Я никакой кислятины даже не почувствовал, - ответил ему Виктор и тут же ко мне обратился:
- А ты Ваня, как?
Я отрицательно помотал головой.
Виктор задумался, а затем хлопнул себя по голове:
- Ну, Вадик, у тебя и чутьё! Это ж пурген.
- Какой пурген? Откуда он взялся? – заволновался Вадим.
- Как же я забыл, - продолжал хлопать себя по голове Виктор, - Марина же сказала. Обязательно взболтай и только потом выпей - пурген ведь в воде не растворяется. А мы с Иваном не взболтали, - и он даже горестно головой покачал, а потом рукой махнул:
- Ладно, как завтракать пойдём, у неё ещё попросим и тогда уже по всем правилам выпьем.
Виталий Петрович даже рот от удивления приоткрыл и с таким любопытством за этой сценой наблюдал, что я чуть не засмеялся. Ясно было, что Витька в очередной раз решил над Вадимом подшутить, только непонятно, причём на самом деле здесь пурген?
Что творилось с Вадимом, это надо было видеть:
- А я взболтал и выпил. Чёрт! Откуда он там взялся?
- Марина добавила, сказала, что рассол похмельный синдром снимет, а пурген желудок очистит, вот как бы с двух сторон действие и будет. Она так и сказала, мол, и изнутри, и снаружи.
- Какая Марина? – завопил Вадим, - причём здесь Марина? Ты же прекрасно знаешь, что мне нельзя пурген пить. У меня же теперь неудержимый понос начнётся. Я ведь в детстве этим мучился, когда бабушка мне эту гадость как-то дала. Пару дней меня теперь нести будет. Марина какая-то! – он чуть не заплакал, а потом вскочил на ноги:
- Ну, вот, кажется уже начинается, - и бросился в сторону туалета.
- Успокойся, - вслед ему крикнул Виктор, - я пошутил. Никакого пургена Марина не добавляла.
Вадим резко повернулся и с кулаками набросился на друга.
- Я тебя сейчас убью и этим начисто отучу так надо мной издеваться.
Виктору пришлось обхватить его двумя руками и крепко прижать к себе, чтобы тот даже дёрнуться не мог. Сильным он оказался. Вадим подёргался, подёргался немного и обмяк весь.
- Ладно, прости, - голос у Виктора был какой-то заискивающий, или действительно извиняющийся, - мне хотелось тебя расшевелить немного. Не думал, что ты так всерьёз всё воспримешь. Иди умывайся, да есть пойдём. Там уже давно открыто.
На завтрак мы пошли всей каютой. При входе я чуть не столкнулся с той магаданкой, которая умоляла посла отправить её на Родину, удивлённо посмотрел на неё и тут же забыл, увидев встающих из-за стола Надю с Людмилой. Я им рукой помахал, да к раздаточному столу подошёл, а они на палубу направились. Сегодня я там ещё не был, лишь в окно видел, быстро несущиеся по голубому небу рваные клочья облаков - наверно шторм в небеса переметнулся.
Ещё вчера мы были в Африке, а теперь возвращаемся в родную Европу и утром следующего дня прибудем в Неаполь. Если посмотреть на карту, то Средиземное море кажется таким небольшим, а на деле оно широченное, современному кораблю почти двое суток требуется, чтобы его пересечь. Вот сегодня нам и выдался целый день безмятежного отдыха от экскурсий. Будем с утра до вечера нежиться на палубе под лучами южного солнышка. Давно у меня не было такого бездельного времяпровождения. Ничего, стоит домой вернуться, опять придётся впрячься, и снова тянуть-тянуть, пока сил хватает.
Я накладывал на тарелку всего понемногу – чуток горошка, обязательно кукурузки, немного сыра. Того, который твёрдый со слезинкой, мягкие и солёные я не очень люблю. Ем, конечно, не без этого, но только если твёрдый на столе отсутствует. Ещё пару кусочков колбаски, наша вкусней, а уж ароматней, даже сравнивать нечего, а вот ветчинка сыровяленая у них замечательная, такой у нас не найдёшь, поэтому её можно несколько кусочков положить. Правда, они такие тонкие, как только у поваров это получается. Я к каше направился, а в голове мысли с одной на другую перепрыгивали. "Впереди нас ждёт долгая морозная зима. Не знаю стоит ли завидовать людям, живущим в тёплых краях. Я себе жизнь без вот этих резких смен времён года не представляю. Круглый год лето, да мне от одной мысли, что такое бывает, не по себе становится. А здесь люди ничего живут, не жалуются. В Неаполе нам предстоит немного покататься по городу, посетить Помпеи, а затем на автобусах проехать с юга на север чуть больше двухсот километров и оказаться в Риме, любуясь по дороге красотами Италии. Ну, разве это не фантастика? Как же я благодарен тем нашим профессорам, которые от себя оторвали и мне буквально подарили такую возможность – в круиз этот отправиться. Мне даже казаться стало, что, если бы они знали во что это на деле выльется, мне бы ни за что всего этого не видать".
Я лениво мелкими глотками уже кофе допивал, а Вадим ещё кашу рисовую ел, а ко всему остальному даже не притронулся. Я смотрел на него и думал: "Медлительный он какой-то, и не только в еде. На экскурсиях его тоже всегда ждать приходится, а вроде стоматологи быстрыми должны быть. Или у него организм взрывной? Стоматолог же должен решения принимать моментальные в противном случае он столько может накосячить, что мама не горюй. А Вадим известный врач, а значит настоящий кудесник, явно не лентяй, медлительному там делать нечего". Подумал так и тут же на параллельную тему переключился, вспомнил, что дедушка про тружеников и лентяев рассказывал.
- Запомни внучек на всю жизнь. Те крестьяне, которых Советская власть кулаками выставила - настоящими трудягами были. Семьи у таких, как правило большие, ртов голодных было полно, да и земли им отводилось поболее, ведь количество пахотных десятин зависело от числа проживающих в семье душ мужеского пола. Поэтому каждого мальчугана, даже новорожденного, называли будущим кормильцем. А если хозяин сам ещё молод, а у него семеро по лавкам и все будущие мужики, как ему одному всё вспахать, засеять да потом убрать. Вот и вынуждены были такие бедолаги помощи просить. Ладно, если община большая и в ней порядок соблюдался. В такой многодетным помогали безо всякого, буквально за спасибо, ну может обедом накормят этих добровольных помощников и всё. Но такие отношения почему-то, как с крепостным правом покончили, быстро выродились. Даже в благополучных деревнях денежный вопрос возник и очень быстро на всё свои расценки установил, да целый пласт помощников на всё готовых, как из-под земли возник. Кто это были? Те, кого потом Советская власть к управлению страной привлекать стала – так называемые бедняки, - помню, дедушка всё это проговорил, достал гребешок и долго расчёсывал свои усы, перед тем, как продолжить. Через много лет, когда я вырос и этот разговор вспомнил, и долго размышлял, зачем он усы принялся расчёсывать, но понял это не сразу. Вероятно, он хотел, чтобы я из того вступления, которое он, не спеша, излагал, суть уяснил.
Наконец он гребешок в карман убрал и снова заговорил:
- Вот ты мне объясни, кто такие по-твоему бедняки?
Я только воздуха в лёгкие набрал, чтобы за своё объяснение приняться, как он на свой собственный вопрос отвечать начал:
- Бедняки – ясно кто, совсем нищие или мало имущие люди, а вот, как и отчего они такими становились, это интересно. Как правило причин и объяснений они сами находили много, но все они чаще всего не главные. Главная одна - их собственная воля. Одни пить начинали вначале на радостях – сын родился, а то и того чище, двойня и оба пацаны. Или ещё какой повод находился. Но время шло и эти же люди пили уже от горя-злосчастья.
- Опять семью кормить нечем, пойду лучше напьюсь, лишь бы их не видеть.
Бедняк - это производное от слова беда. Или лентяй патологический, или больной, инвалид, как про таких раньше говорили – убогий, или слабосильный, детей настрогал много, а вот на поле справиться не может, но чаще всего пьяница. А тот, кого кулаком называть эта вот беднота начала – труженики, сами с утра до вечера работали и другим работу давали.
"Правда может быть, - вспомнил я с чего в такие дебри залез, - у Вадима это своеобразная реакция организма, как бы отдых от напряжённой работы – спешить некуда, вот натура его и взяла некий тайм-аут".
Как бы то ни было, пришлось ждать, когда это Вадим Никитич откушать соизволит и мы вместе на свежий воздух отправимся. Я уж ещё одну чашку кофе выпить успел, пока Вадим доедал, после чего мы всем гуртом отправились на верхнюю палубу.
Народа полно, как говорится – как людей. Всё, что можно уже давно занято. Мы шли, по сторонам посматривали, слышим, нас зовут. Надя с Люсей целую кучу лежаков в своеобразное каре превратили и сумели отстоять от многочисленных посягательств. Какие же они молодцы. А память услужливо меня во вчерашний вечер вернула и вновь в голове песня про звёзды зазвучала и даже слёзы на глаза невольно навернулись, хотя расставание нам ещё только предстоит, и счастье от взаимного обладания друг другом у нас никто отнимать не собирается. Надежда, наверное, мои мысли прочитала, поскольку улыбнулась той загадочной улыбкой, что меня почти с ума сводить принялась, а затем вдруг ни с того ни с сего подмигнула, да так игриво, так призывно, что мурашки по всему телу побежали.
Ребята быстро лежаки растащили, чтобы было удобно кому лежать и греться, а кому, как нам грешным, снова карты мусолить. Стоило лишь колоде на краю одного из лежаков появиться, как откуда-то заинтересованная публика к нам со всех сторон подтягиваться принялась, и скоро зазвучали знакомые слова: вист, пас, семь первых и прочее. Я сидел словно падишах какой-нибудь в окружении своих верных подданных. С правой стороны меня прикрывал Виталий Петрович. Он опять просидел несколько часов, не двигаясь с места. А с левой - уселась Надежда. Сидела молча, ни замечаний, ни подсказок я от неё не услышал. Но сидела не как "болван", нет она явно понимала, что творилось за столом. Я даже спросил у неё, когда на прикупе был:
- Надюша, а ты что играть умеешь?
Она на меня посмотрела, даже не знаю, как тот её взгляд обозвать. Ну, вовсе не как на дурака, или больного, или того чище сумасшедшего. Нет, посмотрела, как на студента, вроде и лекцию слушавшего внимательно, а всё равно пропустившего, что-то очень важное, без чего невозможно разобраться в дальнейших объяснениях, и ответила так, что мне оставалось лишь удивиться:
- Конечно, и не только умею, но и люблю. В подъезде дома, где я живу, несколько человек, любителей преферанса, случайно оказалось. Вот мы зимой, когда пуржить принимается и из дома лучше пару, а то и тройку суток не выходить, собираемся у меня на кухне и расписываем пулю. Почему у меня? Живу я одна и никому помешать мы не можем. Ладно, я тебя отвлекать не буду, хорошо знаю, как раздражают советы и замечания болельщиков.
Без перерыва до обеда мы играли, совсем даже забыли, что утром втроём с похмелья мучились, но всё же Димка нас начисто обыграл. Конечно, пить надо меньше. Истина известная, но далеко не все её в качестве своей путеводной звезды используют. Вот Димка к таким редким типам и относится. Он ведь ни капли после того как стаканчик ракы в Стамбуле выпил, не употребил. Даже на Мальте к вину, которым нас угостили не притронулся, и нам больше досталось. Да из музсалона, когда мы пить принимались, он, как правило уходил, лишь однажды остался и рядом со мной весь вечер просидел. Ушел, только когда музыканты свои шарманки сворачивать принялись. Понимал, что дальше он нам мешать станет. Но на наше предложение налить, не откликнулся, хотя свои две бутылки водки на общий стол поставил. Виктор ему даже вопрос задал:
- Дим, а ты, что именно с нами выпить не хочешь?
Так тот ответил, как отрезал:
- Нет, я ребята совсем не пью, да в общем никогда и не пил. В Стамбуле правда стаканчик ракы выпил, и мне даже понравилось, ну так я давно хотел этот напиток попробовать. Попробовал и удовлетворился. Всё, мне хватило. Теперь я вкус ещё одного алкогольного напитка ни с чем не спутаю.
- Ты, что много спиртного перепробовать успел?
- Много. Практически все основные – водку, виски, джин, мастику, коньяк, чинар, шидам, чачу, шнапс, ром, текилу, сливовицу, да ещё много чего, я на вкус друг от друга отличить смогу. Не знаю для чего я этим заниматься принялся, но вот уже лет двадцать, я, как куда в новое место попадаю, всё, что горит, а там пьют, пробую и вкус в отдельную ячейку памяти складываю, чтобы он ни с чем не смешался, и там храню.
- Надо же, - удивились мы, а Виктор тот даже такую реплику бросил, что мне даже неудобно стало:
- Я-то, грешным делом решил, что ты тихий алкоголик. Видел я таких. Они обычно у магазинов винных ошиваются и стакан предлагают, тем кто на троих решил сообразить, а посудой не обзавелся. Вот эти тихие взамен за стакан просят плескануть в него чуть-чуть. Ты же тоже везде со стаканом ходишь.
Дима даже не улыбнулся:
- Этот стакан мой амулет. Он не бьющийся, - и в доказательство он стакан из кармана достал и как шандарахнет им об пол. Стакан вверх подскочил, а Дима его ловко поймал.
- Мне этот стакан один мудрый человек подарил со словами: "Этот стакан ты везде с собой носи. В нём твоя жизненная энергия находится, дома оставишь – заболеть можешь. Если кому подаришь по любви или дружбе, он тебя дожидаться будет, и ты за ним обязательно вернёшься. Тому человеку, которому ты его в подарок оставишь, он бесполезным будет. А вот, если случайно, где забудешь, а он вдруг разобьётся, это сигналом будет, что с тобой беда приключилась, и беда не шуточная", вот я его и таскаю везде с собой. У Фроси решил оставить ей на память, но видите, он назад сам вернулся.
После обеда ветер начал подниматься. Наверное, здесь в Средиземноморье это обычным явлением бывает, и мы к нему уже даже привыкать начали. Ветер волну принялся поднимать и возникла лёгкая такая качка. Вадим тут же в каюту направился, а мы с Наташкой и Виктором в музсалон пошли – кино смотреть. Отличная фильмотека на "Армении" имеется. Вначале мы с удовольствием посмотрели "Три плюс два". Хорошая такая комедия с Андреем Мироновым и Натальей Кустинской. Видели её все, да не по разу, её часто по телевизору показывают, но смотрели всё равно с удовольствием, а затем "Берегись автомобиля" включили. И вновь там Миронов блистал. Вот ведь талант, так талант.
В музсалоне нас Надежда с Людмилой разыскали и к нам за столик присели. Кино закончилось, и мы на палубу направились. Волнение совсем небольшим было, даже выход не закрыли, но качать уже заметно принялось. Вот там я второй раз в этот день заметил ту девицу, которая на Родину просилась. Она белая, как полотно шла в сторону трапа, придерживаясь за поручни. Рядом с ней какие-то две женщины уже в возрасте шли. Я, как их заметил, сразу же к девчатам с вопросами приставать начал. Это же туристка из их группы была.
- Почему была? – удивилась Людмила, - она и есть, мало того она с нами в одной каюте живёт. Вообще она на метеостанции работает, в Оймяконе, есть такой город в Якутии. Может слышали?
- Конечно, - тут же вклинился я, - считается, что именно там полюс холода находится.
- Вот-вот, - ответила мне Людмила и продолжила, - нас перед круизом всех зачем-то в Якутске собрали. Наверное, посчитали, что оттуда меньше проблем будет до Москвы добираться, ведь из Анадыря только маленький самолет, да ещё с несколькими посадками в Москву летит, на нём зимой бывает по неделе и больше до столицы добираться приходится. Из Магадана хоть и большой самолёт, но всё равно с тремя посадками летит, и везде проблемы могут возникнуть, и только из Якутска до Москвы прямой беспосадочный рейс имеется. Вроде всё правильно рассчитали, а получилось всё наоборот. Над Якутском буран кружился, а и в Магадане, и у нас в Анадыре хорошая погода стояла.
Кто-то её перебил:
- А у вас, что в это время уже снег идёт?
Она на нас как-то странно посмотрела, вроде взрослые люди, а элементарных вещей не знают:
- У нас первый снег ложится обычно в начале октября, в Магадане чуть позже – ближе к середине того же месяца, а в Якутске вообще в сентябре. Так что к ноябрю у нас сугробы вырастают чуть не в человеческий рост, - она посмотрела, поняли мы или нет и продолжила:
- Для того, чтобы вся группа собралась две недели понадобилось. А Ирина, о которой речь идёт, в Якутск с какой-то оказией прибыла и нас там вообще около месяца ждала. Пока самолёт до Москвы летел, мы поняли, что качка для неё будет настоящим мучением. Если в воздухе её наизнанку выворачивало, что же на море будет? Так и случилось. Сама она прекрасно знала, что качку в любом виде не переносит, но так захотела на мир посмотреть, что на это безумие решилась. Перед Мальтой приняла окончательное решение завязать свою мечту в узелок и на помойку выбросить. Это её слова, она же у нас известная местная поэтесса, любит вот так красиво выражаться. Вот и обратилась к послу, а когда возвращались на корабль, за нашими спинами пряталась, стыдно ей стало, что своей слабости поддалась. Теперь крепится, хочет весь маршрут пройти.
К вечеру волнение усилилось, но мы все, даже Вадим, в музсалоне всё равно собрались и снова немного выпили – девчонки в своей каюте у всех бутылки с водкой выкупили и пару штук с собой принесли. Но мы там сидели недолго, очень быстро вначале по углам разбежались, а уж потом по каютам разошлись. Я хотел ещё на палубе постоять, но все выходы на неё были уже закрыты. Пришлось идти спать.
Продолжение следует