А государство продолжает увиливать!
И каждый раз на самое важное не остаётся времени!
То то, то это!
Но Бог милостив!
Наконец выпали минуточки и на этот вопрос.
Вот текст из Указа от 27 марта 1953 года об амнистии в Гулаге:
«3. Освободить из мест заключения, независимо от срока наказания, осужденных: женщин, имеющих детей в возрасте до 10 лет, и беременных женщин; несовершеннолетних в возрасте до 18 лет.»
Всё!!!
Именно по этому пункту моя мама собрала вещички и добралась до Магадана, а потом роскошным судном попала во Владивосток и из него с эшелоном дембелей за десять суток доехала до перрона вокзала в Свердловске.
Казалось бы: всё в прошлом! Можно забыть!
Ан нет!
Не забывается!
Вчитываюсь и постепенно проясняется ужас ужасов.
Меня в этом Указе просто нет!
У моей мамы ребенок до десяти лет был.
Это был именно я.
Но в Указе не сказано: « освободить женщин имеющих детей до десяти лет и детей пребывающих в заключении»
Поясню.
Например женщина сидит четыре года, а на свободе у нее дочка семи лет от роду. С бабушкой. И вот маму отпускают на волю! А про дочку ни слова. И это правильно: ведь она-то не в заключении!
Тут надо подробно изложить один исключительно тонкий момент.
Дети рождаются у женщин в разных обстоятелоьствах.
Вот вам перечень только нескольких ситуаций:
У заключенной от другого заключенного
У заключенной от вольного
У заключенной от охранника
Необходимо помнить, что далеко не все дети, рожденные заключенными, были зачаты в заключении.
Многие были зачаты не по добровольному согласию, а в результате изнасилования со стороны окружавших её лиц.
Моя мама ярко описала эпизод в трюме «Джурмы», когда к зечкам спустили в трюм партию зеков и они не скрывали. Что собираются порезвиться.
Указ вообще никак не различает все эти ситуации. Он просто освобождает женщин «имеющих детей», не разъясняя ни само понятие, ни распространяясь на самих этих детей.
И тут нет места произвольному толкованию.
Уверен – какое-то секретное толкование было дано.
Человек отпускавший на волю человека сам легко мог стать невольником за вольное истолкование буквы прямого Указа. Почему же так странно?
А потому что государство в очередной раз изящно «прятало концы в воду», то есть стремилось снять с себя любую ответственность.
В справке об освобождении моей мамы обо мне нет НИ СЛОВА! Даже не сказано? С ребенком до одного года (хотя вроде бы легко могли вписать и пол, и дату рождения, и имя, фамилию и даже версию отчества).
Ни слова! Как она перемещалась с младенцем по державе – уму непостижимо! Ведь среди всего прочего малыша она могла и украсть! Но никто на всём протяжении десяти тысяч километров не задержал для выяснения! Никто не задал ни одного лишнего вопроса!
Зечка, с неизвестно чьим младенцем на руках пилит через всю страну, в которой шаг вправо-шаг влево расстрел. И хоть бы хны! Более того, по прибытии в самый секретный из всех секретных городов самой военизированной державы мира, она тут же получает новые документы на другое имя и фамилию и превращается из освобождённой было Федотовой Михайлы в Ратушную Ларису!!! Государство одной этой сменой документов удостоверяющих личность бывшей тяжело заключённой признало, что реально оно осудило человека, чья личность достоверно не была установлена! Судили то. как теперь выяснилось, Ратушную, а осудили Федотову!!! Хоть стой, хоть падай!
Мы сегодня знаем и понимаем: она сознательно поменяла фамилию и имя и использовала чужой документ, потому как собиралась в заключении отыскать и освобождать своего родного отца.
Она понимала, что никогда власть не позволит Ратушной Ларисе повидать Ратушного Порфирия, особенно при отчестве Порфирьевна.
Это был её личный гениальный план возвратить улыбки на лица сестры Роночки и своей мамы Оли.
План фантастический. План невероятно сложный в задумке и исполнении. План, в осуществлении которого она поклялась сама себе своей кровью! Именно кровью своей она расписалась на странице его довоенной книги очерков и рассказов, где размещался заголовок рассказа «Капля крови»!
О том, что его нет в живых они не знали!
В этом государство признается ей лично в 1991-ом году. А спустя десятки лет после этого офицер, подписавший это признание застрелится на Мемориале жертвам репрессий!
Вся эта история густо пропитана и написана именно кровью. В том числе и кровью моей мамы,
И потому я не могу этого ни забыть, ни простить.
Указ освобождал маму, арестованную и посаженную в 1948-ом году. Срок ей дали – 8 лет! За три полешка на улице, упавших с подпрыгнувшего на ухабе грузовичка.
Но Указ не освобождал её ребёнка, рождённого ею в Теньлаге от другого заключённого – музыканта, руководителя их концертной бригады.
Мне государство отказало в отце.
Вместо записи об отце в моей метрике стоит прочерк.
А отчество записано правильное – Алексеевич.
И десятки лет я не могу получить от государства внятные ответы на простые земные вопросы:
Кто был мой Отец, где и как он умер?
Где его могила?
Где он воевал, где получил свои три ранения изуродовавшие его лицо?
Почему я не могу с ним пройтись в Бессмертном полку?
И даже получить справку, что первые полгода своей жизни я провёл в заключении на Колыме я не могу.
И, что уже совсем странно, я по сей день не амнистирован!!!