К художественному салону, что на улице Большая Якиманка (бывшая улица Димитрова), постепенно начали перебираться некоторые мои арбатские друзья-художники. Тем летом 1992 года художников там стояло ещё немного, и больших проблем с местами не наблюдалось. Я обычно выставлялся в самом конце салона, на углу, прямо напротив (через квадратную зелёную лужайку) красивой церкви имени Иоанна Воина, построенной при Петре Первом. Этот храм, почему-то, большевики не закрывали и не превращали в разные там другие места пользования. Видимо из уважения к нашему великому царю, которого коммунисты считали прогрессивным политическим деятелем, несмотря на то, что Пётр был довольно жестоким деспотом. При строительстве Петербурга погибло много людей (а сколько точно никто не знает). А с другой стороны, тогда человеческая жизнь не представляла большой ценности, как впрочем, и при Иосифе Первом. Зато красиво! И все иностранцы этим прекрасным градом восхищаются. А сколько там, в финских болотах, утопло и сгинуло – про это можно забыть. Лично мне это как-то грустно, и я не нахожу в этом ничего такого, чем можно сильно гордиться. Да и это самое «Окно в Европу», наш царь прорубил преждевременно. Нам надо было ещё немного в себе повариться, и в самих себе разобраться. Тогда бы у нас и коммунистов не было, и капитализм был бы помягче и погуманней. Вот такие вот у меня размышления, навеянные этим храмом, что стоит напротив французского посольства…
Бывший огранщик алмазов, Валера, тоже стал художником и в то лето начал выставлять свои первые начинания в живописи. После отбытия карикатуриста Лёши в далёкую Голландию, мы с Валерой как-то душевно сблизились и даже подружились. Он тогда жил уже на Ленинском проспекте, в доме, где находился магазин «1000 мелочей», и из его окна открывался красивый вид на площадь Гагарина, где высился сорокаметровый памятник первому советскому космонавту. Валера хотел стать серьёзным художником, и поэтому ходил на какие-то курсы, где учили рисовать с натуры. Мне бы тоже надо было с ним туда походить и подучиться, но мне таких мыслей тогда в голову не приходило. Рисовать с натуры никому и никогда не помешает и это, конечно же, я начал понимать слишком поздно, когда потерял интерес к изобразительному искусству. Конечно же, рисовать с натуры надо то, что тебе интересно, а не всё подряд. Если тебе нравятся красивые дома, - рисуй дома. Если нравятся растения, - рисуй дубы и берёзы. А если любишь рисовать голых женщин, - то найди натурщицу и рисуй её, с утра до вечера. А если ничего не нравится рисовать, и у тебя всё вызывает скуку то, всё равно, надо себя пересиливать, и рисовать разные мелкие предметы окружающего мира: чашки, тарелки, книжки, бутылки, стулья, тряпки, ботинки, цветочки. Итальянский художник-метафизик Джорджо Моранди рисовал, в основном, бутылки и добился в своём деле очень много, и композиции его поражали своей лаконичностью и мистичностью. И он был, разумеется, сумасшедшим невротиком, который боялся агрессивного окружающего мира. Жил он во времена диктатора Муссолини. Вот вам хороший пример, который учит нас тому, что рисовать можно всё и тут, главное, не подаваться печали и унынию…
Мы с Валерой немного скучали по нашему другу Лёше, и нам не хватало его заливистого смеха, оптимизма и шуток. Зато, к салону часто захаживал викинг Пётр, которому очень нравилось это место. С Петром было не скучно и весело. Пётр никого и ничего не боялся, и он даже купался без трусов в Москве-реке. Помню там к нам подошёл какой-то молодой немец из западной Германии, и мы его повели купаться вниз, в район Центрального дома художников. И с этим немцем была какая-то наша барышня, которая его сильно опекала, явно намереваясь его женить на себе, и уехать в его прекрасный Гамбург. Мы угостили немца каким-то портвейном (возможно, это была туркменская «Сахра»), и он потом с Петром купался, в чём мать родила, прямо в центре Москвы, невдалеке от Крымского моста. Петру на всех было глубоко наплевать. Он мог справлять малую нужду, немного отойдя в сторону, и особо не прячась, как настоящий викинг. Из всех моих друзей у него была самая нормальная психика, не покорёженная советским воспитанием, и он своих тараканов не держал взаперти. Я потом уже понял, что Петра мне Бог послал, чтобы я у него учился его свободомыслию и независимости. Конечно же, он был пьяница и часто людям хамил. И он был крайне тщеславен и горделив. Всех остальных он считал пигмеями, что было недалеко от истины. Иногда он появлялся со своей красивой подругой-моделью, которую звали Лера. Он с ней только дружил, и рук не распускал. Я в это верю. Я его как-то спросил, про его интимные отношения с этой красавицей, на что он сильно возмутился, и ответил мне, что я грязный пошляк, и как он потом, после этого, будет этими руками заниматься живописью. Пётр не был похотливым эротоманом. Это я к тому, чтобы читатель не думал, что все художники аморальны, и у них нет внутренних запретов на все эти плотские забавы. И именно Пётр был ярким исключением из банальных стереотипов. Мне тоже было немного стыдно приставать к женщинам, с целью чего-то там получить, и удовлетворить свою похоть. Только в отличие от меня, Пётр был мужественный мачо, которого женщины даже побаивались.
Потом к нам туда, к салону «Художник России» (по-моему так назывался этот магазин), с бандитского Арбата, перебрался грустный и трагичный бабочник Юра Махаон и арбатский продавец акварелей и пьяница Игорёк, которого художники прозвали «Праздник». Про Игорька я уже немного писал, и это была самая колоритная фигура среди уличных продавцов картин. Игорёк продавал работы своих друзей-художников из города Ижевска. Сам он не рисовал, он был больше поэт и мыслитель. И мне его тоже, как Лёшу и Петра, Бог послал. Не все с кем мы встречаемся, нам посылают Небеса, - в основном мы окружены людьми как-бы поневоле, и у нас с ними не возникает тесной близости или потаённой вражды. Эти люди просто проходят мимо тебя, и в памяти твоей они не оседают. Про Игорька такого сказать совершенно нельзя, - Игорёк в памяти моей остался навсегда. Внешне он был похож на актёра Алексея Жаркова: такой же невысокий, лысеватый, худой, жилистый и артистичный (в прекрасном фильме «Город Зеро», Жарков сыиграл роль следователя). Ну, и Игорёк мог вполне играть роли бандитов и людей из народа. На роль героя-любовника его бы точно не взяли, впрочем, как и меня. Когда Игорёк был трезв, он мог вести умные разговоры и рассказывал разные истории из своей насыщенной событиями жизни; а когда он находился во хмелю, то становился неуправляемым и даже, порой, агрессивным. Водка оказывала на него очень сильное и загадочное воздействие: он быстро хмелел и входил в праздничное состояние, - может, поэтому его и прозвали «Праздником». Честно говоря, его появление в этом культурном месте, меня совсем тогда не обрадовало. Я его слегка побаивался, и мне совсем не нравилось видеть его всё время рядом, а в особенности пьяным. Хотя, я и не был его близким другом или любящей женой, но мне приходилось иногда собирать его картинки, когда он напивался и полностью терял связь с реальностью. Картинки я даже иногда уносил к себе, чтобы он их не потерял. А терял он их часто, и это была его большая проблема. При этом, Игорёк был прекрасным продавцом и даже обладал каким-то мистическим даром воздействовать на покупателя. Торговался же он до последнего доллара, как какой-нибудь хитрый турок на стамбульском рынке. Возможно даже, в самом Игорьке присутствовала турецкая или татарская кровушка, так как он имел тёмные глаза, которые взирали на мир с недоброй хитроватой усмешкой…
Игорька было немного жаль, - ведь он не мог расслабиться, как остальные нормально выпивающие. Как тот же белокурый и обаятельный Валера, который мог спокойно выпить бутылку водки, и при этом не потерять своё человеческое достоинство. Или как викинг Пётр, который всегда контролировал ситуацию, и не падал лицом на землю. Возможно поэтому, Игорёк бывал частенько злой и язвительный. Я не знаю со скольки лет он начал выпивать, и подружился с зелёным змием, и когда именно этот страшный змий стал его господином, каждый раз властно превращая его в своего мрачного невесёлого раба. И почему на него хмель оказывал именно такое жёсткое воздействие?.. Игорёк не был каким-то там дурачком, и он прекрасно знал, что выпив немного, он вскоре утратит над своей волей контроль; и его опять понесёт, и он опять упадёт на дно, и с ним произойдут неприятности, - растеряет все свои доллары, потеряет свой пакет с акварелями (если никто его не подстрахует), окажется в каком-нибудь незнакомом подъезде на холодном грязном полу. Совсем же не пить, было выше его сил. Работа была нервная, и надо было находиться на улице, на людях, и его это сильно напрягало. Игорёк был довольно нервным, и когда он был трезв, чувствовалось, как от него исходили флюиды метафизического страдания. Поэтому, с ним мало кто хотел выпивать, так как все знали, чем это всё заканчивается, и мало кто хотел быть его ангелом-хранителем.
Игорьку тогда было ровно тридцать лет, и он, при всём своём алкоголизме, был физически очень крепким. По утрам он обливался холодной водой, и даже немного упражнялся с гантелями. В нём жило сильное жизнелюбие, и это его спасало от сильных похмельных депрессий. Если бы не злая водка, то его можно было бы назвать вполне нормальным молодым человеком. Психических отклонений я у него не наблюдал. Он прекрасно видел окружающий мир и подмечал в нём поэтические детали. Восторгался женской красотой и был довольно ранимым и даже застенчивым. Матом особо не ругался, и речь его была правильной, хотя в ней присутствовал некий ижевский говор. И он, конечно же, разбирался в литературе, - постоянно что-то читал; и в живописи, - быстро отличал хорошую картинку от плохой, и даже сам потом начал немного рисовать. Игорёк меня довольно сильно уважал за моё независимое творчество (хотя я не знаю, что он говорил обо мне за моей спиной). И вообще, он ко мне относился, можно сказать, с большой теплотой, несмотря на свой недобрый и критичный взгляд на людей. Игорёк всегда подмечал в других недостатки и не носил розовых очков, и был крайне недоверчив. И что самое главное, - его нельзя было назвать сексуально озабоченным бабником и пошляком. Я это понял уже позже, когда немного стал понимать окружающих меня людей, и немного разбираться в ценностях духовного общения. И часто люди, про которых мы думаем, что они светлы, оказываются довольно тёмными и равнодушными, а те, кто кажутся тёмными, - на самом деле не настолько темны. Только это можно понять уже через собственный жизненный опыт, если вам повезёт не умереть молодым и красивым, и вкусить горькие плоды мудрой старости…