Носталгия

               


    Ностальгия - сожаление, добрые воспоминания о хорошем и ушедшем.  Ушедшем  навсегда. Ибо ничто в жизни не повторяется в одинаковых ощущениях человеческих. Тем более, с годами, месяцами, неделями, днями.
    Ностальгия возникает все ближе к старости, когда человек остро чувствует утрату юных чувств, она возникает с переменой места обитания, когда прежнее место давало ему частицы счастья, удовольствия или склонило к почти волшебным мечтам, вызывало светлые, хотя, может быть, и грустные чувства.
      Грустные чувства у меня были связаны еще со школьными годами. Я особенно любил школьные задворки, сады и садики за школьными зданиями. Там можно было посидеть с товарищами и поговорить по любому поводу, погрызть веточку, сорвать былинку и помечтать о будущем. Ведь оно такое большое и где-то далеко впереди. И конечно, без всяких сложностей. Особая прелесть этих садиков была ранней весной и осенью. Ранней весной появлялись трава, листочки - липкие и пахучие, затем черемуха и сирень.
         Измайловский лес, близко подступавший к нашей школе, манил к себе. В свободные уроки мы бегали туда пожевать липовые почки, в конце сороковых и начале пятидесятых далеко не всегда мы бывали сыты, но веселы и молоды. Весной близился конец учебы, впереди было было щедрое лето и тот же, но более таинственный лес с теплыми полянами в буйстве полевых цветов и речкой Серебрянкой с омутами и прохладными ключами, в которых вода ломила зубы своим холодом.
        Осенью начиналась учеба, лес желтел и краснел. Среди деревьев в солнечный день можно было погреться на солнышке, собрать букет кленовых листьев, пошуршать ногами листьями под ногами, увидеть лица изменившихся за лето товарищей.
           Дружба в школьные годы одна из самых ярких жизненных страниц. Лица любимых друзей помнишь всю жизнь, даже если их потом, после школы,  ни разу и не встречал. А вспоминал сколько раз? Ностальгия?!
              Почему так клянутся в дружбе в школьные годы? Потому, что в эти годы все так ярко и разнообразно и главенствуют ни еда, ни сон, ни болячки. И потому школьные фотографии друзей так много значат через многие годы... И поэтому мальчишки так любят вырезать имена свои и любимых девочек на скамейках, партах, деревьях.
         В Латвии я видел школьные сады более широкие и красивые, чем московские, более ухоженные. Но заброшенный ухоженный сад наблюдать более горестно. Следы запустения в нем не говорят, они кричат - тех ребят, которым было здесь очень хорошо уже здесь не не будет. В одном из таких садов среди зарослей кустарника я обнаружил валун с вбитой в него медной пластикой . На ней была вырезана дата окончания школы. Валун замшел... Приходил ли кто-то из этих выпускников, вспоминал ли школьных товарищей?
     В мои школьные годы Измайловский лес занимал много места в моей жизни. Летние каникулы ребята много времени проводили в нем, путь до него от 6-ой Парковой, где я жил, был небольшой. Летом ходили босиком, и лето чаще было жарким, а зима холодной. Купались мы в Серебрянке, которая делила лес на две части. Первая часть шла от улицы до реки и была более редкой и переходила в большую поляну, на которой когда-то вырезали торф. Вторая часть начиналась за другим левым берегом реки, была значительно гуще и тянулась до шоссе Энтузиастов. Ходить до него нам уже было тяжело. И все-таки, иногда мы шли в более дикий лес, на вторые холмы, где лес подступал вплотную к реке, и река было более глубокой. Назад мы уже еле тащились, очень голодные.  Тогда у ребят не было ничего съестного, чтобы мы могли взять с собой. По пути щипали щавель и заячью капусту. За этой зеленью иногда приходилось идти по заданию матери, чтобы из собранного мать смогла сверить щи.
         Я любил ходить в лес и один, предаваясь мечтам о будущей большой и счастливой жизни. Иногда влезал на деревья, чтобы посмотреть сверху вниз, ощутив новые чувства от высоты.  Сверху окружающее выглядит по другому. Был у меня любимый молодой дуб, примыкавший к опушке. На него легко было влезать и даже посидеть на каком нибудь суку.
            По Первомайской улице ходило стадо коров. Оно собиралось от 1-ой Парковой и брело к лесу за 16-ой Парковой. Коровы шли до 6-ой Парковой по трамвайным рельсам. Большое событие было, когда однажды оборвался трамвайный провод, его конец упал на корову и ее убило. У 6-ой Парковой был трамвайный рельсовый круг, по нему трамвай поворачивал в обратный путь до метро <Измайловская>. 
              Когда приложили трамвайные рельсы дальше до 16-ой Парковой, то мы иногда ездили до трамвайного конца и далее шли лугом до леса, где по слухам было много земляники. Однажды мы с ребятами так разбрелись, что я потерял соседа и шел один, пока не вышел на солнечную просеку. По ней проходила узкоколейная железная дорога. Было тихо и тепло. Я потрогал рельсы, они тоже были теплыми. Я даже приложил ухо к рельсе, она слегка гудела. Ящерки грелись на солнышке, но почуяв меня бросились в траву. Долго я сидел на насыпи, впитывая солнце, запахи леса и смоляных шпал. Не хотелось оттуда уходить. Поехать бы по этой дороге куда-нибудь далеко, там, наверное, будет также хорошо.
         Не помню, в каком я был классе, когда написал записочку, положил ее в спичечный коробок, в другой положил очень понравившиеся мне камешки и закопал в лесу под кустом в очень красивом месте. Пройдет время, думал я, приду. И откопаю, просчитаю свою записку- вот будет интересно. Однажды я попытался найти то место, но тщетно, в лесу все меняется очень быстро. Меняемся и мы, но не всегда замечаем это.
      На  пути от 6-ой Парковой к метро, ближе к метро, почти в лесу находился небольшой стадион <Медик>. От него недалеко было и до Измайловского парка, до его тылового входа. У <Медика> не было забора и трибун, но был киоск, где продавалось мороженое и дешевые конфеты - подушечки. Набрав за неделю горсть черной меди, чаще выиграв ее в <расшибец>, я отправлялся в субботу или в воскресенье на <Медик>. Купив горсть подушечек, я смотрел футбольные матчи или соревнования легкоатлетов, пребывая, как теперь говорят, в кайфе.
          В футбол во дворе мы играли яростно, иногда целыми днями. Начиналось с обычного зова одного мальчишки к другому - пойдем постучим. <Постучим> имело в нашем случае прямой смысл - наш футбольный пустырь с одной стороны был за строен сплошным рядом дощатых сараев, так что с этой стороны не надо было бегать за мячом, он отскакивал назад к бьющему. К вечеру футбольным мальчишкам присоединялись взрослые. По субботам и воскресеньям ближе к ночи приносили патефон и начинались танцы.
        Когда играли в футбол <дом на дом>, то болельщики были и старые и малые, родители и девочки. Девочки нашего двора конечно болели за своих, иногда за победу дарили цветы. Самые принципиальные матчи состоялись по вызову другого двора, отстоящего от нашего с почти незнакомыми мальчишками. Матч мог затянутся надолго - играли до победного определенного счета. Вот тогда я научился беговой выносливости, что помогло мне затем в армии бегать на разрядные нормативы.
          У нашего дворового футбола были и большие успехи.  Один раз, собрав сборную, мы отправились в Черкизово на стадион <Шахтер>. Теперь это <Локомотив>. Там была детская футбольная школа. Чтобы посмотреть нас, тренер школы предложил нам сыграть с его ребятами. Матч закончился полным разгромом школы со счетом 6:0, нас приняли в школу всей командой. Теперь мы могли ходить туда и поодиночке. Чаще всех ходил туда со своим отцом наш Вовка Куценков. В итоге к 16 годам он вошел в молодежную сборную Москвы. А я тогда один раз забил гол на этом стадионе, видел как играл там Симонян. Я уже болел за <Спартак>.  И теперь, смотря матчи на <Локомотиве>, я вполне имею право - понастальгировать.
           Мне повезло в детстве посмотреть большой футбол на <Динамо>. в нашем бараке жил одинокий милиционер с сестрой. Не раз он одевал форму, брал меня и мы отправлялись на <Динамо>. Мы проходили без билетов. Если свободных мест не было, то нам все- таки находилось место и я тогда сидел у него на коленях. Позже, когда я ходил один, то я впитывал не только сам матч, а мне нравилось предматчевая обстановка на стадионе - как люди постепенно заполняют его, покупают мороженое и программки, пьют пиво и едят сосиски, спорят о футболе. При этом звучит популярная музыка. А когда матч кончается и люди расходятся, звучит песня Утесовых - отца и дочери "'что сказать вам дорогие москвичи на прощанье, что пожелать вам дорогие москвичи, доброй вам ночи, вспоминайте нас...
        В седьмом классе я сидел на одной парте с Юркой Гудковым. Сидели мы на последней парте меня посадили к Юрке, чтобы я помогал ему в учебе. Учился Юрка неважно, на два года был страшный меня и был крепким парнем и отличными спортсменом, имел второй спортивный разряд по лыжам. Мы с ним    подружились. В Измайловском парке была лыжная станция <Динамо>, куда ходил заниматься Юрка. Туда удобно было ходить как раз мимо стадиона <Медик> через второй вход в Измайловский парк. Притащил Юрка и меня на лыжную станцию и под его руководством я стал учиться ходить на лыжах. Когда были занятия, то лучшие уходили вперед, обычно на горы Оленьих прудов, которые были за пределами парка. Я тащился за ними, значительно отставая, но все же приходил к ним, когда катание с гор бывало в самом разгаре. Как то раз, уже скатившись с горы, я неудачно упал, выставив вперед правую руку. Результат - вывих в локте. Этот вывих мучил меня всю жизнь, особенно в училище, когда надо было на норматив бросать гранату. Приходилось бросать гранату почти прямой рукой, чтобы не было дергающего усилия на локоть. А лыжи я полюбил на всю жизнь. И потом, когда жил в Прибалтике у моря, то один ходил в лесные походы, участвовал в соревнованиях на первенство в училище и получил даже третий разряд.
        От другого сотоварища по парте, уже с восьмого по десятый класс и в другой школе на 14-ой Парковой улице, Игоря  Князева я получил умение кататься на коньках и велосипеде. У меня ничего не было, даже резиновые спортивные тапочки были проблемой. Ботинки и рубашки мне дарил родительский комитет класса. Мы с Игорем у кого-то выпросили ржавые <гаги>. На них я стал делать свои первые конькобежные шаги. Игорь уже превосходно выделывал на льду различные фигуры на новеньких <канадках>. Каток был в том же Измайловском парке на пруду, в центре которого был островок.  По вечерам загорались огни и звучала музыка. Множество мальчишек и девчонок катили по кругу вокруг островка, лихо проносились на входивших в моду <норвежках>, длинных беговых ножах.  Я мечтал о таких коньках.  Другие умельцы в стороне от скользящих по кругу пытались выделывать элементы фигурного катания.  Галка и Люся из нашего дома хорошо бегали на <норвегах>. С ними я познакомил и Игоря, он симпотизировал Галке, Люся была <моей>  девушкой.
     В десятом классе с большими усилиями я купил <норвеги> и мне приклепали их на старые ботинки, сняв ржавые <гаги>. Я очень любил длинный плавный ход этих коньков, любил под музыку убегать в полутемную даль. Любимой моей песней и по сей день остается музыка того катка: "Вьется легкий вечерний снежок, голубые сияют огни, и и спешил мы с тобой на каток словно в давние школьные дни. И ты мчишься навстречу огням, и коньки подпевают звеня, - догони, догони - ты лукаво кричишь мне во след... Догоню, догоню - ты теперь не уйдешь от меня.
        С Игорем мы дружили и после школы, переписывались, когда я был на первом курсе училища. Став уже старшим лейтенантом я заглянул как-то, будучи в Москве, в квартиру на Первомайской рядом с теперешнем метро на 9-ой Парковой. Его дом еще стоял на прежнем месте и Игорь оказался дома. Он был настолько смущен моим  посещением, что за бутылкой вина сходила его мама. Отец Игоря в звании старшего лейтенанта погиб на фронте. Разговор у нас почему-то не клеился. Его мать удивлялась:"Столько не виделись, а вино не пьете, не научились". Мы оба чувствовали, как время в шестилетний отрезок развеяли нас в разные стороны... Я уже был женат и имел сына. Рассматриваю фотографию моей жены, он повторял:"Какая красивая, какая красивая." Игорь в то время еще пребывал в мальчиках и начинал учиться в историко-архивном институте.
       Ярким радостным пятном в памяти школьной поры остался поход по Подмосковью. С энтузиастом-учителем географии, который нам казался стариком, в очках и с бородкой клинышком, с университетским значком на лацкане пиджака, мы должны были пройти по Подмосковью 200 километров, чтобы получить звание -   Турист СССР и соответствующий значок. Мне очень хотелось пойти в такой поход, учитель тоже хотел, чтобы я был участником похода. Ему нравилась моя раскраска контурных карт, которые тогда были в школе для изучения географии обязательным элементом. Но когда в августе наступило время собираться в поход, то у меня не оказалось ни необходимых денег, ни обуви. В девятом классе я летом в Измайлове в основном ходил босиком. Пришлось об этом сообщить учителю. Сов местными усилиями учителя и других участников похода был собран денежный взнос за меня и куплены мне резиновые тапочки.
       В этом походе я впервые узнал вкус парного молока и свежего творога, вкус  не виденного ни разу паштета, который привез нам отец одного из наших товарищей, когда у нас окончились у нас весь запас продуктов. А однажды съел столько белого хлеба, сколько смог. На одной из дорог мы наткнулись на пионерский лагерь, где сыграли в волейбол с лагерными ребятами, после чего нас угостили манной кашей. Манная каша не очень утолила наш голод, в девятом классе нам уже было по 16-17 лет и есть постоянно хотелось, тем более после хождения по лесным дорогам. Прежде чем идти дальше, нам дали время на отдых. Я отошел к ближайшим кустам подступавшего к лагерю леса. Пройдя буквально десять шагов я заметил странный куст. Между его ветвей были засунуты какие-то куски. Когда я подошел к нему ближе, то был ошеломлен- между ветвей были куски белого хлеба и булок. Я стал оглядывать ближайшие подходы к кусту, но никого близишься не было.  Я осторожно взял один кусок, отошел от куста и стал его есть. Второй раз я выбрал кусок булки. Ел я в стороне от куста и подошел к нему еще пару раз, пока не услышал, что меня зовут. Выйдя из кустов к лагерю, я не рассказал о случившимся, мне было стыдно, что я ел чужой хлеб.
    Однажды мы шли по Смоленской дороге, по ней отступал Наполеон, уходя из Москвы в 1812 году. Вековые ели не давали солнцу пробиться и лес казался угрюмым. Свернув на тропинку, ведущую в сторону от дороги мы попали на глухую деревеньку с ветхими домишками. В одном из них оказалась школа, где мы и заночевали. Здесь нас вечером угостили молоком и творогом, света не было, горели свечки, но нам очень понравилась такая ночевка.             
    Утром, возвращаясь на большую дорогу, мы наткнулись на стадо коров, выходящих из леса. В утреннем прохладном тумане коровы появились внезапно, они рогами раздвигали туман, и его клочки оставались у них на рогах. Когда мы вышли на дорогу, солнце поднялось выше, теплела дорога и нам было веселей.
         На одной из ночевок у меня сильно заболел живот, я остался около очередной школы, а ребята с учителем пошли к местной речке с провожатым  ловить рыбу. Но учитель скоро вернулся, у него в руках был газетный сверток с вишнями. Школьная сторожиха быстренько сверила из них компост и мне дали выпить аж две кружки. Прошло совсем немного времени, и боль из живота ушла. Я пошел к речке и оказался на песчаном обрыве, внизу у самого берега кричали и суетились ребята ведя под водой сеть. В дали солнце садилось за горизонт, было тепло, уютно, живот не болел. Пойманной ребятами рыбы я не помню, а компот и заходящее солнце запомнил на всю жизнь.
      И одно солнечное утро я запомнил на всю жизнь. Напротив нашего дома ,  на другой стороне булыжной мостовой стоял двухэтажный деревянный дом с балконами и палисадниками с кустиками и цветами. Однажды в солнечное утро на балконе второго этажа я увидел молодого парня. На нем были только трусы, он занимался гантельной гимнастикой. Он был красив и строен в солнечных лучах, я узнал, его звали Костей, он не раз ходил с нами купаться на Серебрянку или водил нас далеко на пруд по направлению к Черкизову.   Я не мог тогда оторвать от него глаз. Много лет спустя, читая одну из французских новелл, я наткнулся на похожую ситуацию. В этой новелле старик любовался молодым человеком, занимающимся гимнастикой с гантелями на балконе в лучах утреннего солнца.