Путешествие Лилит в страну гулливеров

Автор выражает искреннюю благодарность
заслуженному строителю России,
президенту фонда "Созидающий мир"
Вячеславу Адамовичу Заренкову.








Он появился… Снова.
Симпатичная женщина-трикстер под именем Лилит появляется в наши дни в Санкт-Петербурге. Чего она хочет от главных героев? Почему так запутан маршрут её путешествия вместе с ними? Кто она такая?
Современные Санкт-Петербург, Самара, Гонолулу, добиблейские Финикия, Вавилон и Иерусалим, приморские города и межпланетное пространство переплелись в сюжете романа.
Но главный вопрос: разгадан ли будет замысел Мироздания, создавший этот мир и жизнь в нём?



ISBN: 978-5-4472-9893-7             © 021-011440 от 29.03.2021г. Голубцовы А. и О.
;
Вступление. Параллели и меридианы

Сегодня, 12 июля 2019 года, возник замысел написания Главной Книги. Практически в этот же день сдана в печать третья, заключительная часть трилогии «Детский Мир. Практическая философия изобилия». А ровно два года назад родился замысел спектакля «Возвращение Маленького Принца».
Новая книга должна начинаться так, чтобы с первых слов захватить читателя…
Например, так: Поздним вечером, в час небывало холодного заката летнего месяца июня…
Или так: Гражданин в бейсболке с белым козырьком, какие по большей части носят тинэйджеры и продавцы мороженого, двигался по улицам Санкт-Петербурга пешком, со снисходительным любопытством озираясь по сторонам…
Или еще лучше: Опять, о Господи, явился ты меж нас за справкой о земле, – что делается с нею!
Великие знали, как начинать великие книги!
Хорошо это или плохо: совпадения с великими книгами и великими словами?
Совпадения бывают разные. Вот плагиат, например, – это совпадение. И на первых страницах книги внимательный читатель сразу найдет немало совпадений. Или вот еще.
Спали днем в лесу на ветке сосны две совы. Шел охотник, увидел их, вскинул ружье, а выстрелить не успел – обе совы спросонья сами на землю шлепнулись. Что случилось? Да просто сов падение!
Много еще будет для тебя, читатель, разных совпадений. Ищи! Так задумано.
Я очень люблю этот роман. Пока я писал его, главу за главой, строку за строкой, мне становилось всё интереснее: что же будет дальше? Как повернется сюжет? И, хотя я прекрасно знал, чем всё дело окончится, перипетии всё больше и больше захватывали меня.
Велико было искушение многоумно разъяснять замысел каждой провокации и перипетии, уничтожая таким разъяснением тайну и загадку. Постоянно сталкивался я с провокациями длить и длить диалоги персонажей, доводя до логического завершения замысел главного провокатора-трикстера.
Но, как метко заметила одна из первых слушательниц одной из первых глав: «Мне не хватает действия, очень много диалогов».
А тут еще и самые разные оси координат сюжета! Время, стиль, форма, жанр – всё смешалось, как того требовал замысел!
Как сохранить сквозное развитие романа и в то же время уберечь его от эклектики?
И тогда возник замысел: написать роман таким, каким он просится на бумагу, а потом сделать его дайджест. Перевести с философского языка на обычный русский.
Поэтому параллельно теперь существуют две книги. «Путешествие Лилит в страну гулливеров» и «Лилит в стране гулливеров». Роман и его дайджест на русском. Сложно и просто. Отличаются они друг от друга фрагментами текста, отмеченными заливкой в полном варианте.
И это еще одна провокация. Еще один выбор.
Какой роман выберешь ты, читатель? По какому пути пойдешь? Да и пойдешь ли?
Какая книга тебе больше понравится?
Выбирай!

;
Часть 1. Экспозиция

Глава 1. Таинственная незнакомка

«Воздух твой в груди при вдохе ветра музыкой звучит…
Дремлешь ты в какой эпохе, разомкнув мосты в ночи?»

В Санкт-Петербурге началась эта история. Поначалу простая и незатейливая, но впоследствии столь сложная и запутанная, что и чёрту, захоти он это сделать, не распутать всех узелков ее.
Сам этот город, волей одержимого самодержца некогда появившийся из небытия меж холодных балтийских болот, пять раз менявший имя, походил характером на принца великой державы в изгнании. А жители города, его коренные, исконные жители, – на свиту опального принца, компактный этнос со своим собственным пониманием гордости и независимости.
Люди в Санкт-Петербурге живут разные. Но каждому, кто принят надменным городом, он словно повторяет: «Ты же петербуржец!»
А все остальные люди – не петербуржцы.
В тот вечер, когда начинается наша история, двое петербуржцев, занятых беседой, сидели в арт-пространстве на третьем этаже книжного магазина «Буквоед» на Невском и не замечали никого в почти пустом в этот час огромном магазине. Возможно, неожиданный в июне холод был тому причиной, а возможно, и что-то другое, но ни за одним столиком в «читальном зале» и даже в самих книжных залах меж высоких стеллажей с книгами почему-то никого не было видно…
Один из беседующих, коренной петербуржец или, правильнее сказать, коренной ленинградец, был постарше и выглядел «за пятьдесят». Конечно, не стрижен месяца полтора, в нечищеных ботинках, но с прямой спиной и независимым взглядом.
Другой же собеседник был молод, одет с небрежным изяществом, но как-то уж очень похоже на любого своего ровесника. А вот глаза у парня были живые и полные интереса к предмету беседы.
Но расслышать их беседу было трудно, да и некому. Старший говорил очень тихо, а младший все больше кивал и только иногда вставлял редкие реплики-возражения. И о чем они только беседовали – бог весть! А на столике перед ними лежали две книги – в неброском сером переплете перед пожилым и в ярком сине-красном перед молодым.
И тут по просторному фойе под высоким потолком будто прошелестел ветерок, предвещая смену декораций, и в проеме арки, отделяющей арт-пространство «Буквоеда» от книжных залов, появилась женская фигура. Походка ее была стремительна и в то же время нетороплива и полна достоинства. Возраст дамы определить было положительно невозможно. Взгляд у женщины был именно что женский, каким обычно женщина смотрит на окружающую действительность, словно примеряет ее, прикидывает, пойдет ли этот цвет стен к цвету ее глаз? Будто бы весь мир – это ее собственное зеркало.
Судя по всему, декорация даму вполне устроила. И книжные стеллажи по стенам, и аккуратно расставленные легкие столики, окруженные складными стульями, и удачно сочетающаяся с ними кулиса маленькой сцены, а главное, двое одиноких собеседников. Видимо, определив для себя центр композиции, женщина направилась прямо к ним.
Тот, что постарше, взглянул на даму с неудовольствием, замолчал и отвел взгляд в сторону, а молодой, наоборот, не отрываясь смотрел на женщину с симпатией и интересом.
И словно под этими взглядами женщина как-то неуловимо изменилась. В ней явственно проступили черты и опыта, и возраста – в естественных движениях, в каком-то явно прочитываемом достоинстве и самоуважении, в уверенности взгляда… Чёрт знает откуда они это решили, но оба собеседника увидели, что дама не так уж молода.
Но в то же самое время с каждым шагом, приближаясь к их столику, женщина словно молодела и наполнялась, как вольтова дуга, какой-то странной энергией, может быть, даже магией, какая свойственна только бестолковой молодости.
– Молодые люди, вы, наверное, всё здесь знаете? – женщина задала свой вопрос так, что оба собеседника посчитали его адресованным себе лично, а потому оба и ответили одновременно:
– Нет, – это ответил пожилой.
– Да, – а это, понятно, молодой.
– Вот и славно! – нисколько не смутившись, сказала женщина и, в полном соответствии с законами жанра, изящно присела на стул, оказавшись вплотную между собеседниками. Те, натурально, тут же раздвинулись в разные стороны.
– Разрешите представиться, мое имя Лилит.
– А по батюшке? – неожиданно для самого себя брякнул молодой.
Однако нисколько дама не смутилась, а, наоборот, задумалась.
– Хороший вопрос! – не выходя из задумчивости, отвечала она. – По батюшке я… – и, словно проснувшись и тряхнув головой, будто попробовала ответ на вкус – Серафимовна.
И уже вполне уверенно добавила:
– Да, Серафимовна!
– Вы меня, конечно, извините, Лилит Серафимовна, – ехидно и недовольно процедил пожилой, – но ясно же видно: люди ведут приватную беседу, никому не мешают, а столиков, между прочим, вокруг полно!
– Ни на вашу приватную беседу, ни тем более на ваше приватное пространство я отнюдь не покушаюсь, – точно копируя интонацию, и в особенности выделяя вкусное словечко «приватную» отвечала дама. – Но, как говорится в одной хорошей книге, «предмет вашей ученой беседы настолько интересен…»
Тут пожилой быстро оглянулся и поспешил, даже довольно агрессивно, перебить даму:
– А вы-то откуда знаете? Ничего же не слышали!
– Ну помилуйте! Вы даже думаете так громко, что не услышать этого за тридцать шагов положительно невозможно!
– Простите, что? – голос пожилого понизился до шепота.
– Да вот вам, пожалуйста, близко к тексту последние ваши фразы перед моим приходом. Ваш собеседник утверждал, что всё, что есть в этом мире, безгранично и неисчерпаемо. А вы последние полчаса доказывали ему, что вечный двигатель невозможен в принципе и неисчерпаемость ресурсов в природе – это противоречие ее же собственным законам. Разве не так?
Оба собеседника в потрясении молча смотрели на даму. Пожилой – потому что она точно и сжато повторила его доводы, которых слышать определенно не могла. А молодой – потому что в устах женщины такие слова именно что противоречили законам природы.
– Ну допустим, – нехотя произнес наконец пожилой. – Но вы же не будете оспаривать эти очевидные факты, – и, через короткую многозначительную паузу: – Лилит Серафимовна?
– А почему бы и нет? – даже как-то весело отвечала дама. – С превеликим удовольствием!
– А давайте мы теперь познакомимся! – в порядке разрядки напряженности заговорил, наконец, молодой. – Я Миша. Михаил Александрович.
– Иван Николаевич, – принужденно процедил пожилой. – Бах.
– Какое совпадение! – будто бы про себя, но все-таки вслух прошептала Лилит.
– Не хотите же вы сказать, – продолжил уже не анонимный, а открывшийся для читателя Иван Николаевич Бах, – что собираетесь поспорить с непреложным фактом: энергия в любой системе стремится рассеяться: чайник остывает, костер прогорает, вода утекает. Это, между прочим, второе начало термодинамики!
– Ну не совсем так. Не совсем начало, не совсем второе и уж совсем не только термодинамики, а вообще природы. Кстати, уже в наше время этим свойством энергии – постоянно рассеиваться – некоторые смелые авторы объясняют главный замысел, благодаря которому сотворен наш мир.
– Вы говорите о Дэне Брауне и его книге «Происхождение»? Вот что я вам скажу: не замысел, а хулиганский вымысел, только и всего! Он сам себе противоречит.
– Возможно, возможно… Судить не берусь, чтобы не быть судимой. Пожалуй, даже соглашусь с вами: создать мир, положив в его основу такой разрушительный замысел, было бы неразумно. Но, с другой стороны, вот вам факт: живое растение, пусть и самое обездоленное.
Тут Лилит показала рукой себе за спину, и все трое обернулись в сторону большого кашпо на полу, в котором из последних сил ловила мутный заоконный свет остролистая юкка.
– И что доказывает сей факт? – ехидно осведомился Бах.
– А сей факт, уважаемый Иван Николаевич, доказывает тот факт, что сия юкка, как и любой баобаб или одуванчик, никакому закону рассеяния энергии не подчиняются. А как раз наоборот.
– Это почему же наоборот? Вот перестаньте эту юкку поливать, поставьте в темный чулан, она и засохнет! И никакой энергии в ней не будет, потому что открытая система «растение – земля – горшок» превратится в замкнутую систему!
– Вы абсолютно правы. Но задумайтесь, у вас это получится. А почему юкка, стоя в читальном зале «Буквоеда» все-таки не засыхает, а растет, а пирожок рядом с ней на подоконнике не растет, а сохнет? Пирожок находится в той же самой системе, что и цветок!
Пример с пирожком как-то сразу подействовал на собеседников Лилит, и они одновременно сглотнули.
Однако Иван Николаевич почувствовал себя на привычном поле, а потому несколько расслабился и уже снисходительно произнес:
– Что за детский вопрос! Дерево живое, а пирожок – нет.
– О! – будто бы даже восхитилась Лилит, не столько ответу Баха, сколько его включению в беседу. – Именно что детский! Именно! Но позвольте вас спросить, а что такое жизнь?
– Это что, экзамен?
– Боже упаси! Какой экзамен! Мне просто очень лестно узнать именно вашу точку зрения на этот предмет.
– Ну, извольте, – незаметно для себя Иван Николаевич переключился на изысканный язык собеседницы и, надо признать, даже получал от этого определенное удовольствие. – Отвечу вам словами Энгельса: «Жизнь есть способ существования белковых тел, существенным моментом которого является постоянный обмен веществ с окружающей их внешней природой, причём с прекращением этого обмена веществ прекращается и жизнь, что приводит к разложению белка».
Способность Ивана Николаевича в неожиданный момент выдавать точные цитаты из самых разных авторов удивляла, а подчас и раздражала, многих его собеседников, но Михаила Александровича эта способность всегда искренне восхищала.
Восхитилась и Лилит, однако не точностью цитаты, а, наверное, возможностью аргументированно возразить. Впрочем, чёрт ее знает, чем, но определенно восхитилась.
– Чудесно! Но к такому определению жизни возникает сразу два вопроса. Первый: разве, засыхая, пирожок не обменивается с внешней природой веществами? Забирает тепло и свет, а отдает влагу и потому-то и засыхает?
– Постоянный обмен уважаемая, постоянный! А ваш пирожок может отдавать влагу только до той поры, пока не засохнет.
– А пока не засохнет – что же, он живет? В полном соответствии с определением: белковое тело, постоянно отдает влагу в обмен на тепло и свет, а когда обмен прекращается, – извините, начинается разложение белка.
Несколько сбитый с толку, Иван Николаевич в ответ лишь пожал плечами. Но Лилит развивала свой стремительный натиск.
– И сразу второй вопрос: а что, небелковой жизни вообще не бывает?
– Но ведь именно белок – основа материала живой клетки. Как известно, вне клетки жизнь не существует. Например, вирусы, неклеточные организмы, проявляют свойства живой материи только после переноса их генетического материала в клетку.
– В какую, позвольте спросить, клетку?
– В любую живую клетку, в которой имеется основной атрибут живой материи: генетическая информация, необходимая для репликации, то бишь размножения этой клетки.
Тут молча и внимательно слушавший оппонентов Михаил Александрович почувствовал, что теряет нить спора. Вроде все слова знакомые, а в цельную мысль не выстраиваются, разбегаются в разные стороны, как муравьи.
Но выхода у него не было, спор еще только начинался.
– Уточним понятия, – предложила Лилит. – Белки – это сложные молекулы, как правило, полимерные, то есть соединенные в цепочки, главные элементы которых: C, H, N и O. То есть углерод, водород, азот и кислород. Так?
– Так-то так, но…
– Предположим, что вместо одного из этих элементов, например, углерода (C) в молекуле стоит другой схожий химический элемент, например, кремний (Si). Два вопроса: будет ли такая кремнийорганическая молекула иметь все свойства белков и будут ли соединения на основе таких молекул считаться живыми?
– Я вижу, вы неплохо подкованы, – вполне даже искренне удивился Иван Николаевич. – И уж, конечно, задавая такие вопросы, заранее знаете на них ответы. Безусловно, оба ответа положительные. Хотя белок в общепринятом смысле – это соединение на основе углерода.
– А раз оба ответа положительные, то ответ вашего уважаемого Энгельса может загнать вас в изящную ловушку. Ну в самом деле, если сложные соединения на основе кремния можно назвать белковыми, то почему бы не объявить живым кирпич, из которого сложены эти стены? Признать живыми здания из этого кирпича? И в конечном счете признать живым город, где построены эти здания, например, ваш родной Санкт-Петербург? Разве жизнь этого города – не способ существования белковых тел, существенным моментом которого является постоянный обмен веществ с окружающей их внешней природой, причём с прекращением этого обмена веществ прекращается и жизнь…
– Абсурд какой-то!
– Ну почему? Сколько поэтов признавали этот город живым и даже наделяли его душой. Разве не так?
– Но ведь это всего лишь поэтические образы, а не эмпирические факты!
– В таком случае у нас появляется третий вопрос: а что такое факт?
Но тут уже не выдержал и вмешался Михаил Александрович.
– А вы-то сами, Лилит Серафимовна, как определили бы понятие «жизнь»?
– Представьте себе, Михаил Александрович, я бы воспользовалась именно вашим определением.
– Моим? Я еще пока никакого определения не давал!
– Ну как же не давали? Сам предмет вашего спора с Иваном Николаевичем был как раз о жизни и смерти. Вы, хотя и косвенно, отстаивали позицию жизни, а ваш собеседник, извините, смерти.
– Вы хотите сказать, что неисчерпаемость ресурсов – это свойство… жизни?
– Конечно! А как же? Любой живой организм, даже самый простой, даже столь уважаемый Иваном Николаевичем вирус – это система?
– Система.
– А в любой системе энергия стремится рассеяться, не так ли? И систему эту таким образом разрушить?
– Именно что разрушить, то есть уменьшить в ней порядок и увеличить беспорядок, то есть энтропию, – весомо отозвался Иван Николаевич. – Энтропия – это мера неорганизованности, хаоса, беспорядка, в любой системе.
– Значит, если вирус, или двигатель внутреннего сгорания, или любая другая система не будет пополнять свою энергию откуда-то снаружи, в ней, в этой системе, неизбежно будет увеличиваться энтропия и разрушение?
– Конечно! Закон природы, – на этот раз Иван Николаевич на всякий случай не стал упоминать про термодинамику.
– А если будет пополнять?
– Ну, само собой, пока системе будет чем и откуда пополнять свою энергию, упорядоченность в ней будет сохраняться или даже возрастать.
– А энтропия таким образом?
– А энтропия таким образом будет сохраняться на одном уровне или даже уменьшаться.
– Ну вот, Иван Николаевич, вы сами и определили, что такое жизнь. Ведь разрушение любой системы, когда она прекращает пополнять энергию снаружи, – это ни что иное, как смерть этой системы? Не так ли?
– Допустим.
– Что ж тут допускать? Сами знаете, что так. Но тогда получается, что жизнь – это непрерывный процесс, который уменьшает энтропию. И совсем не обязательно только в белковых телах, и уж точно не только веществами обмениваются эти тела с окружающей средой, а прежде всего энергией. Ну, и информацией, конечно.
Тут уже и Михаил Александрович, восхитившись простотой рассуждений Лилит, не выдержал и воскликнул:
– Но я такого вовсе и не говорил, и даже не думал!
– Верно. Вы говорили о неограниченности ресурсов, то есть о бесконечности материи, энергии и информации. Но неограниченности для кого или для чего?
– Ну… вообще. Вообще неограниченности. Для кого угодно.
– А вот и нет! Тот самый пирожок на окошке хоть и греется в бесконечных солнечных лучах, и получает сколько угодно воздуха от сквозняка из оконных щелей, но сохнет и превращается в неаппетитный сухарик. И никак эти безграничные ресурсы использовать не может. Почему?
– Да потому что отдал всю свою влагу, она и кончилась. Засох пирожок.
– Ну да. Кончились вещества у пирожка, не может он ими меняться – и кончилась жизнь. Так?
– Да пирожок и не был живым, никакой жизни в нем и не было!
– Вот я и спрашиваю: а почему?
– Потому что сам он со своей стороны не мог наладить обмен веществ со средой, в принципе не мог, – угрюмо ответствовал Иван Николаевич.
– Ну вот, наконец! – облегченно воскликнула Лилит. – Наконец-то мы разобрались, где причина, а где следствие! А именно, любая замкнутая система потому и замкнута, что у нее ограничены ресурсы. Это наш пирожок. А любая открытая система потому и открыта, что всегда может почерпнуть ресурсы от других систем или источников. Причем сама, без чьей-то посторонней помощи. Вот как эта юкка.
– Что же у вас получается? Парадокс какой-то! – Иван Николаевич даже приободрился. – По-вашему, все живые системы имеют дело с неограниченными ресурсами? Все мертвые – с ограниченными? Так, что ли? Они что, в разных мирах существуют?
– Вот именно, вот именно, дорогой Иван Николаевич! Именно что в разных! Всё неживое проживает в мире предметов, мире ограниченных ресурсов, где царствует закон неуменьшения энтропии. А всё живое, любой живой организм живет в мире безграничных ресурсов и бесконечно и непрерывно обменивается с этим миром веществами (по любимому вашему Энгельсу) энергией и информацией. Так что вы оба правы, только говорите о разных предметах.
– Ну тогда, по вашей логике, эти два мира не должны между собой никак взаимодействовать! А иначе неизбежно неживое превратится в живое, хотя бы на какое-то время!
Иван Николаевич, произнеся эти слова, даже довольно откинулся на спинку стула и скрестил руки на груди в знак того, что дискуссия окончена, крыть нечем.
– Как приятно поговорить с умным человеком! – восхищенно отвечала Лилит. – Вы видите в вещах самую суть! Вот вода, она неживая, но юкка впитала ее своими корнями из почвы, и превратила в часть своего живого ствола. Собрала своими острыми листьями неживой заоконный солнечный свет, и сделала частью тех же самых своих зеленых листьев. Как будто оживила! Так что при «обмене веществ» и энергии неживой предмет может стать живым: пирожок, пока свежий, становится частью того, кто его съест.
– Ну, это просто казуистика какая-то!
– Разве? А вот те два стента, что стоят у вас в сосудах, не являются частью вашего живого организма? Уж они-то доподлинно знают, что такое неограниченный непрерывный кровоток!
Иван Николаевич крякнул и промолчал, не зная, чем больше возмутиться: то ли бестактностью собеседницы, то ли абсурдностью ее аргументов.
– Предлагаю поступить очень просто, – примирительно сказала Лилит. – Принять как аксиому, что для всех живых организмов и систем все ресурсы в окружающем мире – неограниченны. А как следствие, неограниченны и возможности, чтобы использовать эти ресурсы. И все живые системы – организмы, растения, вирусы, – пока живут, нарушают закон природы, закон энтропии. Который для неживых предметов и систем действует непреложно.
– А если мы примем противоположную аксиому? Что все ресурсы ограниченны? Мы что, тем самым, будем по-вашему отрицать существование жизни на Земле?
– Вот именно! И не только на Земле, но вообще в принципе жизни! Жизнь потому и существует, что имеет в своей основе тезис Михаила Александровича о безграничности ресурсов для своего существования!
На этом месте собеседники остановились и перевели дух. Остановимся и мы. Как дышится тебе, читатель? Воздуха хватает? А ведь его над планетой Земля – всего лишь ничтожная, тончайшая оболочка! Не холодно, не замерзаешь? А Солнце – всего лишь одна из самых маленьких звезд, жизнь которых так коротка… Все они обречены погаснуть. Да и в холодильнике, наверное, есть у тебя запас продуктов на пару дней. Вопреки теории Мальтуса о перенаселении Земли и всеобщем голоде.
Так что, хочешь ты или не хочешь, а всем своим образом жизни ты поддерживаешь точку зрения Михаила Александровича: «Ресурсов много, на наш век хватит!»
Но вот так ли это?

Глава 2. Загадки времени

«Погаснут и звёзды, и вечность пройдет,
И снова в безвременье вечность родится…»

За окном всё ещё не начинало смеркаться. В Санкт-Петербурге в начале июня по ночам почти не бывает темно, да и сумерки летом какие-то ненастоящие. Будто световая декорация к тревожной сцене в спектакле… И вот сумерки, несмотря на поздний вечер, всё никак не хотели вступать в наше действие.
– Хорошо, допустим, я с вами соглашусь – произнес Иван Николаевич, помолчав. – Любое животное рождает потомство, твердо зная: будет день – и будет пища. Ресурсы всегда найдутся. Соглашусь даже с тем, что феномен жизни опровергает закон энтропии, и в живых организмах упорядоченность со временем только возрастает.
– Как я вам благодарна за ваш шаг навстречу, вы себе даже не представляете! – вполне искренне обрадовалась Лилит. – Однако в ваших словах ясно слышится большое «НО»…
– Вот именно. Но. Но есть один ресурс: это самое время. Все живые организмы не вечны, а значит, для них уж этот-то ресурс точно ограничен. Что такое время с позиций жизни, как не ресурс?
– Прекрасный вопрос! А что, если мы посмотрим на него с обратной точки зрения: что такое жизнь с позиций времени?
– Что вы имеете в виду?
– В виду я имею вот что. Вы можете себе представить жизнь вне времени? Жизнь есть, а времени нет?
– Что за абсурд? Время есть всегда!
– В самом деле? А мне кажется, вы пять минут назад утверждали обратное. Время – ресурс, и он ограничен, не так ли?
– Он ограничен для конкретного предмета, для кого-то или для чего-то, – заёрзал на стуле Иван Николаевич.
– А когда этот ресурс для этого предмета закончится, что с этим предметом тогда произойдет?
– Ну… умрет. Смерть с ним произойдет.
– А время останется?
– Время останется для других предметов.
– Значит, время как ресурс – вещь неограниченная? Неисчерпаемая?
– Это уже вопрос философский, а не научный!
– Браво! Выходит, философию вы из числа наук исключили? И всё только для того, чтобы отстоять идею ограниченности ресурсов?
– Да нет, я не так выразился. Мы вообще мало что знаем о времени с позиций науки.
– Разве? А вот недавно ушедший от нас Стивен Хокинг вполне научно доказывает, что до момента начала мира, до так называемого Большого Взрыва никакого времени не было. А появилось оно только тогда, когда Большой Взрыв из Ничто породил бесконечное изобилие материи и энергии, которые именно что постоянно расширяются и разлетаются от точки первоначального события.
– И вовсе это Хокинг не доказал, а только предположил…
– Ну, милейший Иван Николаевич, доказал, доказал, именно что доказал! Может быть, вместо привычного нам времени было что-то другое, а вот в момент Большого Взрыва это другое и превратилось в привычное для нас время.
– Но, уж согласитесь, для нас время течет только вперед, и двигаться мы во времени можем только с его течением. Как щепки в потоке. И во всем этом течении для каждого из нас существует только настоящий момент, мы бессильны свободно перемещаться по своей воле в прошлое или будущее.
– Однако, поток-то сам по себе безграничен! И то, что человек по своей воле не может перемещаться во времени, просто-напросто неправда. Ведь все ваши воспоминания – ни что иное, как свободное путешествие в прошлое и даже в какой-то мере переделка, переустройство этого прошлого.
– Но не в реальности же происходит это перемещение, а только в воображении человека!
– Эх, дорогой мой Иван Николаевич, а что такое реальность? Вот в настоящий момент мы беседуем с вами, а почём вам знать, что это реальность, а не иллюзия?.. И еще о будущем. Точно так же, как и с прошлым, мечтая о своём будущем и представляя в своём воображении эти мечты, а может быть, и страхи, любой человек создаёт для себя реальность, отличить которую от реальности настоящего момента по-настоящему и невозможно.
– Да как же это невозможно?
– Да так. Как, интересно знать, вы их различите?
– Элементарно! Реальность материальна, а мысль иллюзорна! Уж этот-то факт вы признаёте?
– Блеск! «Материя первична, сознание вторично».
– Вот именно!
– Да ведь это всего лишь ваше решение, не больше. Тот же самый классик сказал сто десять лет назад: «Материя – это объективная реальность, данная нам в ощущениях». Вам не кажется, что одна максима другой противоречит?
– И никакого противоречия! Всё вполне логично и строго!
– Но уж раз материя дана нам только в наших ощущениях, то как вы одни ощущения (материальные, по-вашему) отличите от других (воображаемых или воспоминаемых)? Ведь всё реальность для подсознания:
и Прошлое,
и Настоящее,
и Будущее.
Тут возникла пауза. Помолчали. Каждый по-своему: Иван Николаевич лихорадочно отыскивал аргументы в своем прошлом опыте, Михаил Александрович унесся куда-то в будущее, представляя, что произойдет, если путешествия во времени и вправду станут возможными, и только Лилит, похоже, блаженно пребывала в настоящем моменте и просто наслаждалась ходом беседы.
Наконец Иван Николаевич решил резко переменить сомнительную тему времени и свернуть на обсуждение более ясного предмета.
– Хорошо, но вы согласны, что Вселенная постоянно расширяется?
– Безусловно!
– А значит, все входящие во Вселенную планетные системы, галактики утрачивают контакт друг с другом и перестают обмениваться веществами и энергией из-за взаимной удаленности. А раз это так, то эти системы перестают, по-вашему, быть открытыми. И значит, все стремятся к смерти?
– Как приятно, когда собеседник умён и сам приходит к осознанным выводам! Всё верно, Иван Николаевич. Вещество в космических масштабах подчиняется закону энтропии, и любая галактика, планетная система и даже любая планета рано или поздно были бы мертвы, если бы не одно «но».
– Вы хотите сказать, что это «но» – время?
– Ну конечно же! Любая система может стать живой, потому что располагает изобилием как минимум главного ресурса – времени. И ещё одного ресурса – энергии. Есть, правда, и изобилие третьего ресурса: информации, но об этом поговорим попозже.
– По-вашему получается, что время и информация первичны? Они важнее и энергии, и тем более вещества?
– Если проследить вместе со Стивеном Хокингом процесс эволюции Вселенной в обратном порядке, то неизбежно получается, что вначале было Нечто, содержащее в себе только информацию. А в момент Большого Взрыва первично появилось время, за ним колоссальная энергия, а за ней уже и вещество. И, в частности, планета Земля.
– И?
– И выходит, рассуждая логически, мы неизбежно придём к выводу, что жизнь системы Земля бесконечна, пока есть изобилие времени, а изобилие времени бесконечно, пока мироздание расширяется после Большого Взрыва.
– Интересно у вас получается! Значит, по-вашему, изобилие времени порождает изобилие энергии, а изобилие энергии порождает изобилие вещества? А изобилие времени, энергии и вещества порождает жизнь?
– Блестяще, Иван Николаевич! И при этом и время, и энергия, и вещество действительно рассеиваются, но рассеиваясь, не заканчиваются никогда.
Тут все трое как-то естественно замолчали, каждый снова думая о своём. За окном всё ещё никак не могла начаться короткая июньская ночь. Со стороны эскалатора появилась молчаливая уборщица со шваброй, поставила пластиковое ведро у входа в зал и начала планомерно и настойчиво перемещаться по залу, недовольно и громко передвигая складные стулья.
– Да, что-то заболтались мы с вами, – взглянула Лилит на маленькие часики. – У вас ведь, Иван Николаевич еще онлайн-конференция в 22.00?
– А вы-то откуда про это знаете? – удивился Иван Николаевич, который и сам про эту конференцию забыл.
– Я просто хотела вас успокоить и сказать, что конференция не состоится.
– Это еще почему?
– Да потому, что Аннушка… простите, Айгуль, не только не закрыла флакон с жидким мылом, но даже уже и пролила его.
– Вы меня, конечно, извините, но конференцию я буду проводить из дома. После договорим.
Иван Николаевич быстро поднялся и направился к эскалатору.
– Иван Николаевич! – крикнула ему вдогонку Лилит, – Прошу вас напоследок, вы хоть про время-то признайте, что оно безгранично! И осторожнее: мыло!
Но Иван Николаевич уже не слушал. Он торопливо ступил ногой на верхнюю металлическую площадку эскалатора и только хотел поставить вторую ногу на его верхнюю ступеньку, как почувствовал, что неудержимо скользит вперед прямо на уползающие из-под ног ступени. Он еще успел услышать громкий визг уборщицы, а потом ударился затылком о каменный пол, и светлый петербургский вечер превратился для него в полярную тьму, в которой почему-то все громче и громче звучали крики голодных чаек…
А Михаилу Александровичу прямо под ноги, скользя и вращаясь, выскочил черный предмет.
Это был разбитый смартфон Баха.

Глава 3. Чайка над морем

«– Ему снится сон! – сказал Твидлди. – И как по-твоему, кто ему снится?
– Не знаю, – ответила Алиса. – Этого никто сказать не может.
– Ему снишься ты! – закричал Твидлди и радостно захлопал в ладоши. Если б он не видел тебя во сне, где бы, интересно, ты была?»
Льюис Кэрролл

Было утро, и раннее солнце тысячами золотых монет рассыпалось по гладкому сонному морю. Рыбацкие лодки замерли на поверхности, постепенно нагружаясь ранним уловом. На набережной начинали открываться лавочки и магазины, чтобы кормить своих хозяев. Наступало время добывать пропитание, и прибрежный город просыпался под резкие крики чаек, призывающих друг друга искать в волнах прибоя своё утреннее пропитание.
Призыв этот предназначался не только собратьям, он звал каждого – заработать свой хлеб насущный. И нищего, и бедняка, и удачливого торговца, и богатого дельца.
Всем снова пришла пора действовать.
В это утро Александр Флетчер, торговец, недавно добившийся успеха, вышел по своему обыкновению на крутой обрыв, под которым лежала городская набережная. Флетчер любил наблюдать, как под его ногами просыпается людской муравейник. Его приятно щекотала мысль о том, что он уже прошёл через эту суету, и больше никогда не вернётся назад.
И в самом деле, когда-то каждый день Флетчера начинался точно так же: мучительная неизвестность и надежда. Подъём с рассветом, ежеминутный изнурительный труд – и скудный результат к вечеру. И унижение от невозможности купить что-то очень нужное, но непозволительное, это бесконечное унижение! И страх, страх... Страх, что завтра всё будет так же, как сегодня и вчера. Так было.
Было совсем недавно, а кажется, что очень давно. В какой-то прошлой жизни.
Стоя на обрыве над набережной, Флетчер испытывал то, что, наверное, чувствует сытая чайка, парящая над волнами не в поисках добычи, но ради своего удовольствия и торжества. Упругую опору морского воздуха под сильными крыльями, посвистывание ветра в кончиках перьев и спокойное уверенное превосходство над голодными собратьями.
Это ощущение свободного парения было самым дорогим приобретением, которое принес Флетчеру успех. Ещё вчера он был там, среди этих голодных и озабоченных, среди этих вечных продавцов, стремящихся стать покупателями, и вот теперь всё позади! Теперь он может, когда пожелает, спуститься вниз, сложить свои великолепные крылья и пройти среди всех них тем самым долгожданным Богатым Покупателем.
Прекрасное превращение!
Не спеша спускаясь с обрыва к набережной, Флетчер ощущал себя всесильным творцом и своей жизни и всего, что он видел вокруг. Всё покорно его воле! И это небо, и это море, и эти камни на мостовой, от которых, парясь, поднимался вечный запах морской травы, городской пыли и нищеты, и эти магазины и лавчонки… Даже в людях, с надеждой ищущих взгляда Богатого Покупателя, он видел сейчас свои творения.
Ещё бы! Ведь они так ждут, что он решит! Как и он ждал когда-то…
Но вдруг в череде привычных ежедневных движений случилось что-то необычное. Флетчер не остановился, не замедлил шаг, но ясно ощутил препятствие своему дальнейшему движению, словно бегун, коснувшийся грудью финишной ленточки.
Взгляд. Совершенно необычный взгляд, горящий не отчаянием и надеждой, а состраданием. Взгляд, провожающий его, именно его, Александра Флетчера.
Флетчер невольно прошёл еще несколько шагов, остановился. Оглянулся. Сомнений нет: из неглубокой ниши в известняковом ограждении набережной на него внимательно смотрел старик с почерневшим на солнце лицом и молодыми голубыми глазами.
Знакомыми глазами. Глазами, наполненными не просто состраданием, но даже, пожалуй, любовью.
Кто этот старик? Флетчер силился вспомнить, но память молчала.
Он опустил глаза ниже, увидел камышовый коврик, на котором сидел старик, увидел разложенные на коврике гладкие камешки, отполированные морем и весело блестящие на солнце, и вдруг вспомнил.
Этот старик был учитель. Когда-то его уроки помогали Флетчеру найти себя в этой жизни, почувствовать свою силу, обрести уверенность в себе. Нельзя сказать, что Флетчер был примерным учеником. Наоборот, тогда, в юности, ему казалось, что всё то, что учитель считал главным и чему с особой энергией старался обучить своих учеников, на самом деле – предметы второстепенные или просто лишние. Вот уверенность, ораторское искусство, финансовая грамотность – это важно и нужно. А зачем были нужны долгие уроки смирения? Справедливости? Благодарности? Доброты, внимания, любви? Это лишние вещи в мире торговли. Уж сегодня-то Флетчер знал это точно.
Как жалко времени, впустую потраченного когда-то на всю эту чепуху!
Все эти мысли стремительно пронеслись в голове Флетчера, и исчезли. Осталось только чувство стыда за старого учителя да горящие от неловкости щеки. К тому же Флетчер даже не мог вспомнить его имени.
Вот чем кончаются уроки любви и доброты – нищетой на набережной!
Опустив взгляд и делая вид, что не узнает старого учителя, Флетчер вернулся к старику и, не считая, вынул из кармана деньги. Когда-то на такую сумму он был бы счастлив жить целую неделю. А сейчас вполне мог ее не замечать.
Он нагнулся, чтобы положить деньги на камышовый коврик, но услышал тихий и одновременно сильный голос:
– Оставь их себе, Александр. Тебе они скоро будут нужнее.
– Разве мы знакомы? – вымолвил Флетчер, выбрав глупую роль.
– А разве нет? Не смущайся оттого, что забыл мое имя. Это не причина для тревоги. Меня зовут Матвей.
– Ну конечно! – облегченно выдохнул Флетчер. – Вы мой старый учитель!
Теперь можно было отказаться от роли и не притворяться больше.
– Но разве вам не нужны деньги? Разве вы здесь сидите не для того, чтобы заработать на хлеб?
– Ты решил, что я беден и добываю свой хлеб насущный? Пусть будет так. Но эти камни мне нужны совсем для другой цели. Это – камни благодарности.
«Ну вот! – подумал Флетчер. – Опять! О какой благодарности может рассуждать нищий?». Он уже слышал о таких камнях и считал разговоры о них надувательством.
– Но ведь вы эти камни продаете?
– Продаю. Продаю потому, что покупку ты не выбросишь сразу.
– Учитель, но почему вы отказались от денег? Ведь вы бедны, а я богат! И я искренне хочу вам помочь!
– Кто знает, что такое нищета и что такое богатство? Кто знает, кому больше требуется помощь? Но себе, Александр, ты действительно можешь помочь.
– Как? Дела мои идут прекрасно, с каждым днем всё лучше, и ничья помощь мне не нужна!
– Поверь мне, нужна. Ты очень скоро это поймешь. А пока – купи камень благодарности! Это недорого.
Флетчер снова достал деньги, торопясь, расплатился, выбрал продолговатый гладкий камешек и ушел. Теперь он чувствовал себя так же, как, наверное, чувствует себя чайка, сложившая крылья и неуклюже ковыляющая по сухому песку. Но чем дальше он удалялся, тем свободнее дышал.
А камень, который Александр Флетчер машинально сжимал в кулаке, как ни странно, приятно успокаивал руку и наполнял сердце покоем.

Глава 4. Пациент палаты номер шесть

«Я думал, что я чистый в пятом пункте –
И вот, как Пушкин, порчу генофонд!»
Юлий Ким
 
В голове у Михаила Александровича каких мыслей только не вертелось после того, как он поднял с пола разбитый и скользкий смартфон Ивана Николаевича, а потом помогал неожиданно быстро приехавшим санитарам уложить Баха на носилки. И потом уже на вечернем Невском, ставшим как-то вдруг удивительно многолюдным.
Молодой врач «Скорой» никаких явных травм у Баха не обнаружил за исключением временной потери сознания, что уже было поводом облегченно вздохнуть. «Скорая», включив сирену, увезла Ивана Николаевича в ближайшую Мариинскую больницу, а Михаил Александрович побрёл ей вслед.
Он совершенно не был удивлён, что коварная Лилит в суете всеобщего спасения Баха как-то не просто по-английски, а можно сказать, по-великобритански исчезла. Михаил Александрович даже не был удивлён массой чисто литературных аналогий и буквальных совпадений с несгорающими первоисточниками. Это было как-то само собой.
А вот что потрясло Михаила Александровича, фамилия которого, кстати сказать, была Безмездник, так это всезнание Лилит. И о скрытых фактах, и о кулуарной их беседе, и, главное, о ближайшем будущем. Скажите пожалуйста, «Заседание не состоится!» Конференция то бишь. Опять же мыло вместо масла, Айгуль какая-то неизвестная вместо Аннушки…
Но это-то ладно. Про стенты, про стенты-то откуда она узнала, которые Иван Николаевич только три месяца как поставил?
Очень Михаилу Александровичу хотелось все эти вопросы загадочной Лилит, возможно даже и Серафимовне, задать. Но бегать, как Иванушка по ночной Москве, он за ней не стал. Смысл? И вправду посчитают сумасшедшим.
А мозг Михаила Александровича несмотря на перегрузку действовал вполне рационально. Перво-наперво: откуда-то эта Лилит взялась? Почему-то выбрала для своей просветительской беседы именно их? Зачем-то они ей понадобились? Ну в самом деле, не для того же, чтобы Баха в бесчувствие привести?
Отсюда следовал очень простой вывод: беседа вовсе не закончена, просто Иван Николаевич сбежал в самый интересный момент. А стало быть, Лилит эта Михаилу Александровичу ещё обязательно повстречается!
Здесь надо сказать, что несмотря на свои солидные тридцать три года, которые он, как Водолей, отметил в прошедшем феврале, Безмездник Михаилом Александровичем себя вовсе не чувствовал. Да его и не звал никто так. Ну, Миша, Михаил – молод еще.
А потому и беседа эта незавершенная, странная, прямо скажем, беседа, оставила у Миши ощущение какого-то только еще начинающегося приключения. И больше всего ему было интересно: что же будет дальше?
Совершенно понятно, что продолжение это должно было как-то связаться с Бахом, и ничего хорошего для Ивана Николаевича от такого продолжения не предвиделось.
Стало быть, идти надо было Мише прямиком в приемный покой Мариинской больницы, вход куда был с Литейного.
…Вот все говорят, что одно из лиц Санкт-Петербурга – это его каменные львы. Но как-то равнодушно проходят все мимо этих львов на набережных Невы и каналов, только туристы обязательно фотографируются с ними, бесстрашно обнимая холодные каменные гривы.
А вот мимо коней Санкт-Петербурга равнодушным никто не проходит. Мимо Медного всадника, мимо памятника Николаю I напротив Исаакиевского собора, а главное, мимо всех четырёх коней Клодта на Аничковом мосту через Фонтанку. У петербургских коней свои лица, они не чужестранные, как львы или сфинксы, а именно что петербургские, свои, живые.
Невольно и Миша замедлил шаг, проходя мимо коня на западной стороне моста. И снова с удовольствием полюбовался его подковами. На другой стороне Фонтанки два еще неукрощенных и не подкованных коня волей двух бронзовых юношей направлялись как раз к Литейному, где отливали прежде подковы и ковали лошадей. А здесь на западной стороне, уже подкованные кони шли, покорные воле человека. Наверное, на Дворцовую площадь, а может быть, и в Манеж.
Аничков мост для многих ещё и потому был своим, что назвали его в честь незнатного человека, подполковника адмиралтейского строительного батальона Аничкова, который командовал строительством первой переправы через Фонтанку.
Литейный проспект от Фонтанки в двух шагах, Миша и не заметил, как дошёл. При входе в Мариинскую больницу сидел строгий вахтер за окошком, но, если его никто не спрашивал, он тоже никого не спрашивал, куда это они идут.
Немного помыкавшись в приемном покое и чувствуя себя неуверенно, как почти все посетители больниц, наш Миша узнал, что пострадавшего Баха отправили «в терапию», то есть, в основное, самое старое, исторически первое здание больницы, снаружи смотревшееся истинным дворцом.
Купив за пять рублей бахилы, он поднялся на второй этаж, хотя время было совсем уж не приемное. Иван Николаевич, ясное дело, лежал не в какой-нибудь палате, а именно что номер шесть.
Робея, Миша вошёл в неё.
Палата была большущая, на пять человек. Бах лежал на кровати у стены, был бледен и признаков реакций на внешние события не подавал. Но дышал ровно, просто сознание к нему ещё не возвращалось.
Миша в нерешительности встал у изголовья, растерявшись и не зная, что, собственно, дальше делать. Получалось, что навестить Ивана Николаевича он пришел не из сострадания, а из чисто корыстных побуждений: думал встретить здесь Лилит, а никакой Лилит и нет! И что теперь?
Тут со своей койки тихо поднялся и подошел к нему сзади сосед Баха по палате, совсем уж старичок лет восьмидесяти, но, даже в больничном облачении, тоже явный коренной ленинградец. Любезный старичок, низкорослый, улыбчивый и очень симпатичный.
– Знакомый ваш? Родственник?
– Знакомый. Коллега, – отвечал Миша, обрадованный, что дело хоть какое-то нашлось.
– Его что, машина сбила? Тут таких много!
– Нет, на эскалаторе в «Буквоеде» поскользнулся.
– Пожалуй, Мариинка таких пациентов еще не видывала. Это диагноз! Как зовут-то хоть, вашего альпиниста?
– Бах…
– Бах… Из евреев, что ли?
– Почему из евреев? Иван Николаевич он.
– Ясно! Иван Николаевич… А вас как звать-величать, молодой человек?
– Миша. Михаил, – тут же поправился Михаил Александрович и отчего-то почувствовал себя виноватым.
– А я Александр Георгиевич. Калинин, – зачем-то подняв палец, представился собеседник. И, как большой секрет, прибавил: – Я, Михаил, писатель. Задумал и пишу большой труд, о славянских корнях в России, «История славянской Руси».
Миша уважительно покивал в том смысле, что: «Ого! Вот это да!». А польщенный вниманием, которого он только и ждал, Александр Георгиевич упоённо принялся за развитие темы.
– Никто эту тему не исследовал, я первый! Вы думаете, славяне – это кто? Потомки славных воинов! Покрытых славой! И славой именно воинской, добытой кровью в сражениях за новые земли. А примкнуть к этим воинам кто только не хотел: и крестьяне, и торговцы, и духовенство, служители культов разных. Вот кто такой, по-вашему, основатель династии этих самых Романовых патриарх… Как бишь его? А, Филарет!
Миша уж было воздуха в грудь набрал, чтоб ответить (он как раз только недавно сериал «Борис Годунов» посмотрел), что был в молодости Филарет сыном боярина Никиты Романовича Юрьева, и как раз-таки славным воином, то есть, по теории Калинина, доподлинным славянином. Но тот Мише такой возможности не дал, а дал, наоборот, ответить сам себе:
– Торговцем он был со своим папашей, вот кем! В Архангельске концессии учреждал, англичан с севера теснил, торговые флоты снаряжал! А почему? А еврей потому что! Вот где их сущность-то проявилась! Потом в славяне пролез, патриархом стал, царскую династию породил. Вот я и раскрыл, что все Романовы – евреи, которые после Рюриковичей пришли и всех славян от власти и убрали!
У Миши от таких исторических «открытий» даже дар речи пропал, и сказать нечего. Вертелась почему-то в голове только одна фраза: «История учит только тому, что она ничему не учит». Но, кажется, здесь такие слова были бы не к месту. Потому он просто молчал и только тупо соображал: а сам-то он, Михаил Безмездник – кто? Славянин или нет? Наш или не наш?
Но в этот самый момент в палате вдруг прошелестел свежий какой-то, совсем не больничный ветерок и Миша обернулся. Двери в палату оказались широко открытыми, а в них своей стремительной походкой входила в белом докторском халате Лилит, собственной персоной!
– Вы позволите мне восхититься вашими выводами, Александр Георгиевич? – адресовалась она сразу Калинину, как будто безо всяких сомнений объединяя себя с Михаилом Александровичем в один союзнический лагерь.
– О! Вы даже знаете моё имя-отчество! – обрадовался Калинин.
– И знаю совсем не только из истории вашей болезни. Я, представьте себе, даже знаю тот факт, что вы успели написать письмо самому товарищу Сталину, и он (правда, через газету «Пионерская правда») вам ответил! Сколько вам тогда было? Двенадцать?
– Двенадцать… Но вам-то откуда знать про письмо?
– Да вот же та газета, пожалуйста! Взгляните. И не копия даже, а самый настоящий раритет 1951 года!
Лилит достала из своей сумочки сложенный вдвое прозрачный файл, в котором и в самом деле лежала старая газета, открытая на развороте «Товарищ Сталин отвечает пионерам». Миша успел только увидеть подпись под первым письмом «Пионер Саша Калинин из Ленинграда, 12 лет», а больше ничего разобрать не успел.
Калинин восхищенно и благоговейно принял файл, а Лилит небрежно сказала:
– Возьмите, это мой вам подарок.
Ясно, что после этого Александр Георгиевич никаких вопросов уже не задавал, да и не хотел задавать.
Дай любому человеку подарок, который ему дорог – и он уже твой друг. По крайней мере на ближайшие пять минут.
– Итак, вы считаете, что после исконных славян на Руси правили евреи? После потомственных воинов – потомственные торговцы?
– Не считаю, а доказываю! Неопровержимо! – снисходительно и в то же время любезно улыбаясь, ответствовал Александр Георгиевич. – Вот выйдет мой труд из печати, и убедитесь!
– Всенепременно! И с превеликим удовольствием. Однако, покуда он еще не вышел, ответьте мне, пожалуйста, Александр Георгиевич, вот на какой вопрос: а род Рюриковичей – он, по-вашему, точно славянский? Даже если мы предположим, что родоначальник Захарьевых-Юрьевых-Романовых Андрей Кобыла не имеет отношения ни к московской ветви Рюриковичей ни вообще к Рюрику? Рюрик-то сам, он кто?
– Так и знал, что вы меня именно на этом поймать захотите! Славянин Рюрик, истинный славянин! И не просто славный воин, а, как ещё Михайло Ломоносов доказал, из пруссов! Вот, извольте, я вам сейчас зачту!
И Александр Георгиевич суетливо полез в больничную тумбочку, достал оттуда прозрачный файл, полный разноформатных рукописных листочков, заполненных аккуратным красивым почерком, и дрожащими руками извлек на свет один.
– Вот сейчас, вот послушайте: «…варяги и Рурик с родом своим, пришедшие в Новгород, были колена славенского, говорили языком славенским, происходили из древних россов и были отнюдь не из Скандинавии, но жили на восточно-южных берегах Варяжского моря, между реками Вислою и Двиною… имени Русь в Скандинавии и на северных берегах Варяжского моря нигде не слыхано… В наших летописцах упоминается, что Рурик с Родом своим пришёл из Немец, а инде пишется, что из Пруссии… Между реками Вислою и Двиною впадает в Варяжское море от восточно-южной стороны река, которая вверху, около города Гродна, называется Немень, а к устью своему слывёт Руса. Здесь явствует, что варяги-русь жили в восточно-южном берегу Варяжского моря, при реке Русе… И само название пруссы или поруссы показывает, что пруссы жили по руссах или подле руссов». Это я вам цитату из Михайлы Васильевича Ломоносова зачел, из его труда «Возражения на диссертацию Миллера».
– Браво, Александр Георгиевич! Антинормандская версия происхождения Рюрика, к слову сказать, подтверждается и западными источниками, в частности, так называемыми «Мекленбургскими генеалогиями». Согласно мекленбургским преданиям, «в VIII веке племенем ободритов управлял король по имени Годлав, отец трёх юношей, первый из которых звался Рюриком Мирным, второй – Сиваром Победоносным, третий – Труваром Верным. Братья решили отправиться в поисках славы в земли на восток. После многих деяний и страшных боёв братья пришли в Руссию, народ которой страдал под бременем долгой тирании, но не осмеливался восстать. Братья-ободриты разбудили в местном народе уснувшее мужество, возглавили войско и свергли угнетателей. Восстановив мир и порядок в стране, братья решили вернуться к старому отцу, но благодарный народ упросил их не уходить и занять место прежних королей. Так Рюрик получил Новгородское княжество, Сивар – Псковское, Трувар – Белозерское. Поскольку спустя время младшие братья умерли, не оставив законных наследников, Рюрик присоединил их княжества к своему, став основателем правящей династии».
Ну что тут сказать? Произнося такую длинную цитату, Лилит даже ни разу не сбилась, и потрясла Михаила Александровича даже больше, чем обильный на цитаты Бах. Но надо признаться, что слова Лилит так воодушевили и Калинина, что он уже искренне начал считать её своей союзницей, и в глазах его прожекторами светилась настоящая благодарность.
– Однако! – подержав паузу, продолжала Лилит. – Дело вовсе не в том, из норманов или из ободритов Рюрик. А в том дело, что, приняв так или иначе под правление Новгородское княжество, он создал из него российское государство. А почему создал?
– Ну как почему? Потому что новгородцы добровольно призвали его на княжение, – ответствовал Калинин.
– Разве поэтому? Разве военным княжеством стал Новгород после начала правления Рюрика? Вспомните уже наши «лихие девяностые», когда повсюду вдруг появились такие же, как Рюрик, «славные боевики». И, однако, «после многих деяний и страшных боёв» они куда-то почему-то исчезли и «переквалифицировались в управдомы», то есть в чиновников, хозяев бизнеса, предпринимателей… И относительно цивилизованная жизнь в России начала налаживаться. Что произошло?
– Что произошло? Государство начало укрепляться!
– И за счет чего же? За счет войн?
– Каких еще войн? Начали развиваться предпринимательство, бизнес, торговля, образование…
– Вот! Именно, именно, драгоценный вы Александр Георгиевич! Новгородское княжество, поначалу от Старой Ладоги, где сел на княжение Рюрик, а потом и от самого Великого Новгорода именно что начало развиваться. Потому что Рюрик перешел от войн к торговле с другими княжествами. А значит, он по вашей теории – кто?
– Ну, вы ещё скажите, что Рюрик – еврей!
– Да это не я, а вы так говорите. Кто развивает рынок и торговлю – тот, по-вашему, и есть еврей. А первым на Руси это Рюрик как раз и начал делать! И это, дорогой мой Александр Георгиевич, медицинский факт!
– Но ведь не сам же он торговал!
– Наверное, не сам. Да ведь и Федор Романов не сам товары из Архангельска вывозил и в богатых городах продавал. Вслед Романовым и Ермакам всегда приходят Строгановы. Да только условия для Строгановых создают такие, как Рюрик. Кто из славных воинов становятся мудрыми правителями.
– И что же по-вашему получается? Строганов, выходит, еврей?
– Вы путаете красное и круглое. Что такое национальный этнос и этническая принадлежность? Самоосознание и традиции. Если вашу собственную родословную проследить, Александр Георгиевич, будьте уверены, и татарской, и еврейской, и цыганской, и армянской крови у вас будет не меньше, чем славянской. Это очень удобно – по анализу капли крови сообщить человеку, что он «не наш». Вспомните нацистов.
Тут Калинин всерьез заволновался и, собрав свои листки, отодвинулся от Лилит.
– И что же у вас получается? Вообще, что ли, никаких национальностей на самом деле нет?
– Ну, Александр Георгиевич, не так буквально! Есть, конечно. Но, повторяю ещё раз: самоосознание и традиции. А точнее, этнос. Этнос, как его определял Лев Николаевич Гумилев: сообщество людей, которые добровольно осознают себя принадлежащими к этому этносу, и так же добровольно противопоставляют себя другим этносам. Какие, скажите мне, какие три самые крупные этническая группы на Земле?
– Какие? Европеоиды, негроиды и монголоиды?
– Да что с вами, Александр Георгиевич?! Это вы о расах говорите, коих, по разным теориям, как минимум шесть-семь. Есть ведь еще расы эфиопская, американоидная, веддо-австролоидная… А образование этносов – это прежде всего вопрос самоопределения, а не природных свойств.
– Ну тогда, по-вашему, получается, что первая такая группа – это славные воины…
– Это раз. Причем, по-вашему получается, а не по-моему.
– Вторая тогда, выходит, торговцы… А третья – это те, кто занимаются производством – ремесленники, крестьяне, строители…
– Вот именно так по Марксу и получается. А на самом деле, это должны быть три множества, пересечение которых пусто. Либо вы воин (это да, это – крупнейший этнос), либо торговец, либо производитель. Но это, к счастью, сегодня не так. Торговцы и производители сегодня – часть единого этноса. Потому что любой производитель должен результаты своего труда продавать, и поначалу делать это только сам.
– Так какие же тогда сегодня два оставшихся этноса, по-вашему?
– А мы о двух других попозже поговорим. Меня радует уже то, что мы с вами по поводу этноса славных воинов взаимопонимание нашли.
И тут вдруг в палате стало тихо. Будто кто-то одной кнопкой выключил все звуки. Даже движения все словно остановились. Пауза.
Постепенно в этой тишине в ушах Безмездника, набирая силу и громкость, начала звучать музыка «Адажио» Альбинони. Эта музыка давно уже стала привычным фоном в местах скопления людей: у входов в метро, в супермаркетах, в торговых центрах. И, честно сказать, приелась.
Но сейчас для Михаила Александровича она зазвучала как будто впервые, совершенно по-новому. Неожиданно после тактов вступления несильный, но поразительно прекрасный женский голос запел так, что с первого же слова по спине Миши пробежал холодок.

Бог нас учил смиряться,
Любить, а не сражаться.
Но дети идут воевать,
Чтоб чьих-то детей убивать…
И, чья бы ни плакала мать,
Но кто-то смерть зовет победой…

Не строил Бог Майданек
И не был на майдане…
Кто б в битве ни выиграл спор,
Всё рядом со звездами вздор,
И победителям вечный укор
Кресты и звездочки надгробий…

Но Бога можно и позабыть,
Без Него правым быть
И не щадить
Врагов своих.
С нами Бог – с ними нет.
И тогда этот свет
Лишь для нас – не для них!

Мой сын на свет родился
Не с чьим-то сыном биться:
Нет! В мир ты пришел для любви.
Бог дал тебе жизнь – так живи!
И пусть руки не знают крови
Тех, кто с тобою не согласен.

Есть бой святой и правый,
Но бой любой – кровавый.
Быть войнам не Бог повелел:
Не пашет Он бранных полей,
И нет никого на Земле,
Кто вправе был бы править Бога…

Михаил Александрович чувствовал, что мир вокруг него исчез, а осталось только одна невыразимо прекрасная песня…
А Иван Николаевич Бах не слышал никакой музыки, тем более песни. Он продолжал оставаться в небытии, а точнее, в каком-то совершенно ином бытии, вместе с Флетчером и Матвеем, и в этом ином пространстве и времени по-прежнему постоянно звучали резкие крики прибрежных чаек…

Глава 5. Вода, текущая вверх

«Незыблемы природные законы,
Но жизнь их отрицает каждый миг…»

Прошло совсем немного времени, и камень, купленный за бесценок на набережной, стал для Александра Флетчера талисманом, приносящим успех. Для него наступила полоса непрерывной удачи.
Любое дело, любое начинание неизбежно приводило к победе. Чем бы ни начинал заниматься Флетчер, он очень скоро становился в этом деле самым сильным и успешным. Конкуренты неизбежно разорялись, рынки сбыта перестраивались под Флетчера, и денежный поток всё умножался и умножался.
Процесс обогащения стал для Александра естественным и привычным.
Посмеиваясь, он сжимал в руке талисман и иногда вспоминал, как этот камень к нему попал. Но разве могут быть связаны его успехи с каким-то кусочком прибрежной гальки?
Случайность, совпадение – только и всего!
А время шло. К хорошей жизни легко привыкнуть. Даже тогда, когда за твои победы и достижения неизбежно расплачивается кто-то другой. Например, разорённые конкуренты, их семьи и дети. Но совесть, этот вечно недовольный чем-то внутренний голос, тоже скоро привыкает к удобствам и комфорту. Особенно когда с этой совестью правильно общаться.
Александр Флетчер прошел хорошую школу жизни и научился разговаривать с совестью на равных. Он прекрасно понимал, что играет на рынке со своими конкурентами в жёсткую игру: игру с нулевой суммой. Когда есть победитель и выигрыш велик, тогда обязательно есть и проигравшие. И проигравшие не пустячную ставку, а много, очень много, иногда всё, что они имели.
Но всегда они, эти проигравшие – неудачники, плохие игроки.
А хороший игрок, такой, как Александр Флетчер, только побеждает!
…Но вдруг, буквально за один осенний месяц всё переменилось.
Удача отвернулась от Флетчера, и мастерство перестало ему помогать. Совсем.
Один за другим иссякали источники дохода, потери следовали за потерями, закрывались предприятия и проекты, а обязательства всё нарастали. И чем быстрее уходили доходы, тем быстрее, лавиной нарастали долги.
За каких-нибудь полгода Флетчер превратился из уверенного процветающего предпринимателя в удручённого заботами неудачника. Теперь уже его собственные проигрыши питали чей-то всё возрастающий выигрыш.
Неотвратимо приближался и, наконец, настал день, когда Александр Флетчер ощутил себя нищим. Он лишился и денег, и своих предприятий, и пищи, и крова над головой. Одно только было теперь в изобилии у Флетчера – свободное время. Как раз тот самый товар, который он никогда не мог купить за деньги раньше и которого всегда не хватало в прежней, богатой жизни.
Дни потянулись за днями, бесконечно долгие в своей безысходности и похожие друг на друга, как волны осеннего моря. Александр больше не поднимался по утрам на обрыв, где не было надежды на заработок, а проводил долгие часы у моря, бесцельно блуждая по набережной и надеясь на случайную удачу.
Но какой она будет – не представлял.
Флетчеру казалось, что он уже наизусть знает каждый камень мостовой, все лица уличных и лавочных торговцев, такие высокомерные и пренебрежительные теперь.
И когда однажды пасмурным утром он снова ощутил всей грудью касание финишной ленточки и, обернувшись, встретил знакомый внимательный взгляд, не поверил поначалу своим глазам.
Старый учитель сидел на том же месте, что и раньше, будто и не уходил, хотя ещё вчера сырая ниша была пуста. Тот же камышовый коврик, те же разноцветные морские камни, которые так же блестят на солнце.
Флетчер невольно сжал в кармане свой камень, с которым почему-то так и не расстался за это время потерь.
Учитель поманил Флетчера движением руки, а когда тот подошел, без слов протянул ему ломоть ржаного хлеба. Руки Александра сами потянулись к еде.
– Учитель, ты подаешь мне милостыню?
– Нет, Александр. Тебе не нужна милостыня, как она не была нужна и мне. Я продаю тебе этот хлеб.
– Но у меня… нет денег.
– Они мне тоже не нужны. За деньги ты этот хлеб не купишь. Но если ты действительно хочешь есть, ты можешь заплатить за еду своим открытым сердцем, своим вниманием, своим смирением. Мы начнём обучение сначала. Теперь-то ты готов?
Александр гордо вскинул голову и хотел было ответить резкостью, но увидел глаза Матвея, неожиданно для себя опустил взгляд и тихо сказал:
– Готов, учитель…
– Возьми хлеб, поешь. И послушай.
Александру показалось, что он никогда не ел ничего вкуснее этого ломтя хлеба. От него шел запах очага, июньской травы и покоя. А вода в маленьком кувшине, который стоял на камышовом коврике, была такой чистой и свежей, что казалась еще сытнее, чем хлеб.
Матвей говорил тихо, не спеша, глаза его все время смотрели на Флетчера, и голос был именно таким, каким только и можно было рассказать о том, что никогда раньше не слышал Александр.
Но перед тем как начать, Матвей взял кувшин и наклонил его. Струйка воды полилась на землю.
– Скажи, как течет вода, когда она свободна?
– Вниз, учитель, – Флетчер твердо решил не удивляться вопросам.
– Всегда?
– Да, всегда.
– А огонь? Посмотри на огонь в той жаровне.
Рядом с ними продавец жареных каштанов как раз раздувал в своей жаровне пламя. Языки этого пламени поднимались вверх, лизали решетку жаровни и превращались в зыбкое марево над ней.
– Огонь поднимается вверх, учитель.
– Всегда?
– Конечно, всегда. Ведь это закон природы.
– Закон… На Востоке говорят: «Жизнь умирает, когда вода течет вниз, а огонь поднимается вверх». Это – законы смерти.
– А разве может быть иначе?
Матвей молча указал на большой сильный каштан, росший посреди набережной. Подождал немного и сказал:
– Это – жизнь. Дерево живет потому, что поднимает воду из почвы по корням и стволу к своим ветвям, к каждому листочку. А солнечный свет и тепло ловит наверху листьями и посылает это тепло и энергию вниз, к стволу и корням. «Вода вверх, огонь вниз». В живых существах происходит такой же процесс. Так создается жизнь.
– Я никогда не думал об этом… Но ведь это справедливо только для живой природы?
– Это справедливо для всей жизни. Отношения людей – это жизнь. Бизнес – это жизнь. Мысли любого из нас – это тоже жизнь. Когда вода твоих решений и поступков поднимается вверх, она преодолевает силу тяжести привычных представлений. А когда вниз опускается огонь твоих замыслов, желаний, мечтаний, они становятся реальностью, превращаясь в твои действия.
– Получается, что желания сходны по своей природе с огнем? Наверное, поэтому говорят, что человека может сжигать пламя желания. Значит, когда огонь желаний гаснет…
– Не спеши. Желания желаниям рознь. Желания что-то получить – еще не огонь. Это, скорее, горячая вода.
– И поэтому, когда они «текут вниз», ничего не создают?
– Точнее, не порождают жизни.
– А какие же желания, какие мечты можно сравнить с огнем?
– Ты скоро сам ответишь на этот вопрос. Сейчас для тебя самое главное другое. Ты не знаешь, что происходит в твоей жизни, куда исчез твой успех, почему горячий огонь денежных потоков больше не обогревает твою жизнь.
– Да, это правда, учитель. Огонь благополучия в моей жизни погас…
– Тогда давай поучимся у этого каштана, как снова разжечь этот огонь. Спросим каштан, как он стал таким могучим и полным сил. Ведь когда-то это было только семя, попавшее в землю, верно?
– Да, это так.
– Как же это семя начало расти?
– «Вода вверх, огонь вниз»?
– Верно. Когда пригревало солнышко, семя начинало впитывать его тепло от поверхности земли и посылать маленькому корешку. А корешок уже искал влагу в почве, собирал ее и посылал наверх, к зачатку ростка. Чтобы тот тянулся вверх и собирал еще больше солнечного света. Чем глубже уходил в землю корень, тем больше он собирал влаги, разделялся на несколько корней, становился все сильней. А вода, собранная корнями, питала росток, превратившийся в ствол с множеством ветвей, на которых раскрывались миллионы листьев. Листья без устали собирали солнечный свет и посылали его корням. И так вырос могучий каштан.
Но вот одна из веток обломилась под ветром. Она больше не посылает тепла и света стволу и корням. Будет ли эта ветка получать от корней питательную воду?
– Нет, такая ветка засохнет.
– А когда какой-то корень подъест крот или обрубит лопата, будет этот корень получать от дерева свет и тепло?
– Конечно, нет. Он тоже погибнет.
– И в этом мудрость каштана, который подчиняется законам жизни. А скажи, что будет, если каштан решит не согревать больше свои корни энергией солнца? Будет отдавать энергию только ветвям и стволу?
– Он не может так решить! Ведь тогда всё дерево погибнет!
– Видишь, для того, чтобы жить, дереву надо соблюдать закон «вода вверх, огонь вниз» для всех своих живых частей, без изъятий. А живое существо?
– И живое существо тоже. Как может голова обойтись без кровотока?
– Не только кровотока, но и всей жизненной энергии. Все просто, не так ли?
Александру казалось, что он находится в одном шаге от какого-то очень важного ответа. Что вот-вот прозвучат слова, дающие этот ответ. Ответ на все вопросы.
– А теперь поговорим о самом простом. О деньгах.
– О бизнесе?
– Бизнес – это еще проще, чем деньги. Нет, именно о деньгах. Деньгах, которые в жизни играют роль огня. Потому что всё остальное – знания, умения, навыки, энергия, действия – это вода. Вода, которая для глупцов и бездельников всегда течет вниз.
– Значит, для глупцов и бездельников деньги как огонь – текут вверх?
– Вот именно. Они просто тратятся и улетают, не согревая ничего и не порождая новую жизнь. Скажи, как начинался твой бизнес, который потом стал успешным?
– Просто мне повезло. Я дёшево купил хорошую партию товара и смог быстро продать его.
– Значит, деньги на покупку у тебя были?
– Я их занял на короткий срок.
– А как ты смог продать свой первый товар?
– Я нашел тех, кому он был нужен. В этом мне тоже повезло.
– А у тебя было желание найти таких покупателей? Которые не только купили бы у тебя весь твой товар, но и благодарили бы еще тебя за это?
– Ещё бы! Очень сильное желание!
– А что было вначале: твоё желание продать кому-то нужную ему партию хорошего товара, твоё решение сделать это или твой поступок займа средств на покупку?
– Конечно, сначала желание, потом решение, а потом уже поступок.
– А если бы было наоборот? Если бы ты вначале занял деньги, а потом захотел бы, может быть, как-то их применить для бизнеса?
– Тогда бы никакого бизнеса не получилось, я бы эти деньги точно потратил впустую. Они бы, как вода, утекли в песок.
– Но если твое желание, а потом и решение привели к поступку, и ты занял деньги на первую покупку, то это и был огонь. Желание отдать кому-то, принести пользу, сослужить службу – это огонь, который порождает настоящие деньги. И деньги такие – тоже огонь.
– А что тогда такое вода, учитель?
– Вода – это твои знания, умения, навыки, энергия. Действия. Наконец, это твое имя. Ведь ты убедил как-то кредитора дать тебе денег в долг?
– Для моего кредитора это была небольшая сумма.
– Но ведь и каштан «занимает» воду из почвы, когда этой воды в ней изобилие. И занимал ты именно «воду», чтобы свои знания, умения и навыки принесли пользу твоему будущему покупателю. Самих занятых денег на себя ты не тратил.
– Да, я сейчас чувствую, что это было действительно так…
– Скажи мне, а сейчас какие желания у тебя?
– Сейчас? Очень простые. Найти заработок, чтобы не думать о куске хлеба. Погасить долги. Найти крышу над головой. Наладить хоть какой-то бизнес, чтобы был постоянный доход…
– Эти желания похожи на огонь?
– Пожалуй, нет…
– А на воду похожи?
– Не знаю… Но каждое утро, просыпаясь, и каждый вечер, засыпая, я чувствую одно и то же: время, как вода, утекает, но ничего не меняется…
– Ты увидел главное. В твоей жизни нет огня настоящих желаний, а тем более мечты. А значит, нет и жизни.
– Верно… Я живу, как во сне.
– Пришла пора все поменять. Не спрашивай меня, почему жизнь устроена именно так. Не ищи объяснений. Просто реши и делай.
– Что решить?
– Решить взять в учителя этот каштан. Он ведь не ищет мест, где больше воды или где ярче солнечный свет. Он просто живет и растёт. Жизнь сама позаботится о том, чтобы дать ему поток воды и света. У неё хватит на всех.
– Ты хочешь сказать, что поток денег доступен для всех?
– Именно так. И не только денег, но и всего, что захочешь и что тебе понадобится для жизни. Жизнь всё дала тебе в изобилии.
– Хорошо, учитель. Тогда скажи мне, как получить этот поток? Как начать жить в этом изобилии?
– «Вода вверх, огонь вниз».
– Но как?
– «Вода вниз» – означает ничего не решать, ничему не учиться, ничего не менять, полагаться в поступках на старый опыт и принимать как можно меньше решений, чтобы было меньше ошибок. И главное, ни за что не отвечать. А «огонь вверх» – означает тратить деньги, когда они появляются, на самое срочное: еду, жилье, одежду, погашение долгов. На то, на что не тратить уже нельзя. А «вода вверх, огонь вниз» – означает поступать наоборот.
– «Вода вверх» – это я понимаю, учитель. Конечно, мне надо принимать решения и нести за них ответственность. Надо учиться и развиваться. Без этого никакой бизнес не построишь.
– А скажи, это в твоей воле: принимать решения, обучаться, развиваться, действовать? Нести ответственность за свою жизнь?
– Да, это зависит только от меня.
– Вот видишь, и каштан тоже так считает. Он не завидует соседним каштанам и не требует от земли больше влаги или от солнца – больше света. Он берет, сколько может, там, где может, – и поэтому растет, развивается, пускает корни всё глубже и глубже, раскидывает ветви всё шире и выше. Если представить, что ты, Александр Флетчер, ствол этого каштана, то листья – кто это может быть?
– От листьев приходит к стволу свет, «огонь», то есть деньги… Значит, листья – это мои покупатели, клиенты!
– Хорошо. А корни – кто это?
– По корням к стволу поднимается вода… Знания, умения, навыки, поступки… Выходит, что корни – это мои учителя!
– Отлично! Твоими учителями могут быть кто угодно: наставники, родители, партнеры, даже дети. А то, чему научился, ты, превратив в энергию (то есть согрев «воду» от корней своим теплом) передаешь ветвям и, в конечном счете, листьям. То есть тем, от кого получаешь потом «огонь» денег. В твоей ли власти получить от них эти деньги?
– Получить – нет, не в моей. Но дать им что-то нужное для них – это в моей власти. А они, клиенты и покупатели, делают выбор сами.
– Значит, когда ты хочешь что-то получить, это не приводит к цели? А когда хочешь что-то отдать?
– Тогда я просто отдаю – а взамен получаю то, что нужно мне!
– Вот так каштан и поступает со своими листьями. Просто воду, полученную от корней, поднимает вверх и дарит каждому листочку.
– Да, это действительно залог успеха в бизнесе… Как всё просто! Но что такое «огонь вниз»? Ведь огонь – это деньги? Они идут от покупателей ко мне, питают ствол «огнём»… А дальше?
– Ты хороший ученик, Александр. Ты нашел главное, что отличает любой бизнес от жизни. И нашел ответ на вопрос, почему прервался твой денежный поток. Ведь каштан передает энергию солнца корням, направляет «огонь вниз», чтобы корни жили, разрастались и питали его в будущем. А люди в любом бизнесе, да и в любой жизни этот поток перекрывают. Лишают себя корней.
– Я не понимаю!
– Это неудивительно. Для того, кто это поймет, любой бизнес будет успешным. Но тогда и рынок изменится, а это многим невыгодно. Поэтому о таком простом законе мало кто знает. Вот и у тебя на пути потока стоит шлюз, запрет, установка. Разве это так трудно понять?
– Ты хочешь сказать, что денежный поток надо направлять всем своим учителям?
– А разве так поступает каштан? Он направляет корням только излишек «огня», излишек того, что листья взяли у солнца. А вначале забирает для своего роста то, что нужно ветвям и стволу. Да и питает этим излишком далеко не все корни, а только те, которые дают ему «воду».
– Так вот оно что! Ты говоришь… о благотворительности?
– Я говорю о десятине. Ты ведь слышал, что это такое?
– Я слышал, конечно, но… У меня никогда не получалось отдавать в храм эту десятину. Да и в храм-то, честно сказать, некогда было ходить…
– Нет, я говорю не о церковной десятине. Хотя иногда, действительно, десятина церкви и десятина, о которой мы будем говорить, могут совпадать. Только не в твоем случае.
– А о какой же десятине тогда ты говоришь?
– То, что ты сейчас услышишь, непросто осознать сразу. Ты это поймешь через несколько минут. А пока просто смотри на каштан, не думай ни о чем и слушай.
Голос Матвея зазвучал еще медленнее, каждое слово было как будто единственно возможным, а вместе они сливались в подобие плавной песни…

Глава 6. Свои и чужие

«История не знает слова если»
Карл Хампе

Миша открыл глаза. В палате было тихо. Из пятерых обитателей трое почему-то крепко спали, Калинин суетливо перебирал на своей кровати потрепанные листочки, Бах по-прежнему был где-то далеко, а Лилит весело и внимательно смотрела на Михаила Александровича и выстукивала по столу пальцами сложный ритм. И ритм этот удивительно точно совпадал с только что отзвучавшей мелодией «Адажио».
– Да, милейший Михаил Александрович! Да, да, да! Хотите вы, не хотите ли, а все войны на Земле происходят в конечном счете из-за земли же. Как сказал Марк Твен, «земля – это тот товар, который больше не продается». Доведем эту мысль до логического конца. «Война – это продолжение политики иными (именно насильственными) средствами», как сказал Клаузевиц. А «политика – это концентрированное выражение экономики», как сказал Ленин. И скажите на милость, где же в этой причинно-следственной цепочке нации и этносы? Нету-с!
– Да что вы такое говорите, даже неловко, ей-богу! – возмутился из своего угла уже укрощенный было Лилит старичок Калинин. – А войны за право наций на самоопределение, а национально-освободительные движения, а национал-социализм, наконец! Разве не национальная идея лежала в основе последней чудовищной мировой войны?
– Как вы великолепно правы, Александр Георгиевич! – искренне восхитилась Лилит. – Ваши аргументы, да еще в таких чеканных формулировках телеведущих, бесподобны! Но посмотрим на них повнимательнее. Для примера возьмем и сравним самое бескровное национально-освободительное движение – и самое кровавое, самое агрессивное: национал-социализм.
– А самое бескровное – это, по-вашему какое?
– Ну как какое, вам ли не знать, Александр Георгиевич! Конечно, мирное освобождение Индии от английской колониальной зависимости. Что вы скажете о программе Махатмы Ганди? Была его идея сатьяграхи, то есть невоенного отстаивания прав человека, чисто национальной идеей или, может быть, чем-то большим?
– А, вот тут-то я вас и поймал! – возликовал Калинин. – Эту идею, как вы говорите, сатья… сатьяграхи Ганди придумал, когда жил в ЮАР и когда местные власти издали закон, ущемляющий права выходцев из Индии, а на деле, создали для них гетто. Ганди собрал своих соплеменников и повел их пешим маршем на Иоганнесбург. А конная полиция нагнала толпу и пыталась повернуть ее назад. Но по команде Ганди все легли на землю, и лошади не стали топтать людей. Так они и дошли до столицы и отстояли свои права!
– О-о, Александр Георгиевич, да вы настоящий знаток истории! – Лилит даже слегка поклонилась. – Однако именно в ЮАР впоследствии Махатма Ганди основал многонациональное поселение, в котором и развил идею сатьяграхи. Труд и упорство – вот какой был у этого поселения девиз. И даже символом сатьяграхи стала индийская прялка. Правда, немного позже, уже в Индии.
– Но ведь именно индийскую нацию освободило это движение от британской колониальной зависимости!
– Вам ли не знать, дорогой Александр Георгиевич, что на территории Индии проживает более 150 национальностей. А освободились они все – но как именно?
– Всем известно, как! Просто вся страна перешла на самообеспечение и отказалась покупать английские товары, в том числе и дорогие ткани. Ганди сам сел за прялку и делал себе одежду и обувь.
– Совершенно верно! Жители Индии не нарушали законов, они просто не сотрудничали с властью. Они покупали только индийские товары, даже сжигали английские ткани, которые когда-то купили...
– Но именно нацию индийскую Ганди привел к осознанию, что политическая и экономическая зависимость от Англии – это результат их собственного сотрудничества с колонизаторами!
– Страну, страну, Александр Георгиевич, а не нацию! Английские торговые компании ушли из Индии как страны, когда начали нести огромные торговые убытки.
– Ну пусть, пусть так! Но уж против национального характера войны, развязанной Гитлером, вы, я надеюсь, возражать не будете? Господство арийской нации в мире – разве это была не программная цель последней мировой войны?
– А первопричина стремления к мировому господству – в чем, по-вашему? Как идеологически Гитлер обосновывал народу Германии необходимость завоевания мира?
– Известно, как! Есть нации неполноценные, Untermenshen, а есть высшая, избранная арийская нация. И эту нацию Untermenshen лишают жизненного пространства.
– А почему, позвольте спросить, лишают?
– Да потому что обладают правами, которыми может обладать, по национал-социалистской идее, только высшая нация!
– А вот и нет! Это только следствие. А изначально заботу о «высшей нации» спровоцировала теория Мальтуса о грядущем перенаселении Земли и грозящем продовольственном кризисе! И неизбежное следствие этой теории – выбор достойной для выживания группы людей. В данном случае – по национальному признаку. То есть, как ни крутите, а первопричина – та же экономика!
Однако Калинин, проигрывая один бой за другим, победу в сражении всё же отдавать противнику не хотел.
– Да возьмите, в конце концов, все эти цветные революции! – начал он атаку с другого фланга. – Разве не американцы организовали в Киеве майдан, чтобы украинский народ с российским поссорить?
– А Абхазию с Грузией, а Чечню с Россией, а Арктику с Антарктикой? Ну в самом деле, Александр Георгиевич! Вы же политэкономию еще при застое назубок знали, отличником были. Первопричина всех конфликтов – либо природные ресурсы и территории, либо рынки сбыта. Что торговых конфликтов, что военных. И обязательно, как на всяком рынке, тот, кто конфликт спровоцировал, тот громче всех и кричит: «Держи вора!» Или «Deutschland, Deutschland uber alles!» Или «Бей жидов, спасай Россию!»
Немного помолчав, Лилит продолжала как ни в чем не бывало:
– Какие-нибудь дальневосточные острова или арктические шельфы, может быть, и не вносят в экономику страны вообще никакого вклада, кроме затрат, но, не дай бог, экономический соперник государства начнет извлекать из них ощутимую пользу, нефть там отыщет или уран. Вот как с Аляской было и с золотом на ручейке Клондайк.
– О чем мы вообще говорим? – решил атаковать с воздуха Калинин. – Я вам про майдан, а вы мне про Аляску! Америкосы – это и не нация даже, а сборище мигрантов из Старого света. Нету у них никакого самосознания, ни национального, ни этнического!
– Вот так новость! Вы же только что обвиняли страну, которая готова ради спасения одного какого-нибудь рядового Райана устроить целую войсковую операцию – и только потому, что он американец – а тут заявляете, что нет у них национального самосознания! Так по-вашему, получается, что я права: майдан случился не из-за национальных конфликтов Украины с Россией под подстрекательством американцев, а из-за территориальных и экономических претензий Америки на господство в Восточной Европе?
Тут, надо признаться, Калинин запутался. Выходило и в самом деле, что привычные лозунги противоречат один другому. Чего же на самом-то деле хочет Америка? Скажешь: территорий и рынков – права, стало быть, Лилит. Скажешь: нацию российскую ослабить или вовсе подчинить – тогда вроде американцев как нацию поднимешь, и опять она выходит права. Тактику надо было менять.
А как ее менять-то – с таким собеседником?
Но собеседник, точнее говоря, собеседница, вдруг сама решила эту тактику беседы поменять.
– Вот, кстати, о цветных революциях, – раздумчиво произнесла Лилит. – Ваш пример, Александр Георгиевич, исключительно удачно опровергает ваши же слова. Вот что мы с вами вообще знаем о цветных революциях? Почему они цветные?
Калинин тут приосанился, потому что искренне считал всегда эту тему своим коньком.
– Цветные потому, что, когда народ в Киеве вышел на майдан, у сторонников Ющенко жилеты были оранжевые, а у сторонников Януковича – синие.
– Так-то оно так, но это вы про оранжевую революцию толкуете. А цветных было множество: в Грузии революция роз против Шеварднадзе, в Ливане кедровая революция против сирийской гегемонии, неудавшаяся тюльпановая революция в Киргизии, «Синяя лавина» в Болгарии… Что у них общего-то?
– Ну как что? Буза. Буза за деньги врагов этих стран!
– Да что вы говорите? А как насчет другого мнения? Например: цветные революции – это мирное проявление воли народа, в основном молодежи. К слову, для украинской оранжевой революции таким проявлением стало неприятие народом кандидата с криминальным прошлым, которым был Янукович.
– Ага, воли народа! – обрадовался Калинин, почувствовав, что наконец карта ему, кажется, пошла. – Ну и причем же тут экономика? При чем тут, по-вашему, борьба за рынки?
– Милейший Александр Георгиевич! А разве люди, в особенности молодежь, – это не главный рынок? Оранжевая революция в Киеве проходила под скрытым лозунгом: «Миллионеры против миллиардеров», вам ли этого не знать! И именно экономика определяла её основные движущие силы, как, впрочем, и в любой цветной революции.
– «Низы не хотят, верхи не могут»… – задумчиво прошептал внезапно угомонившийся Калинин.
– Вот, даже Ленин вам ответ подсказывает! И, кстати, все внешние финансирования цветных революций, даже если они и были, тоже определялись экономическими интересами. Оранжевую, например, финансировал вовсе не Госдеп США, а лично Борис Березовский из Лондона в сумме сорок пять миллионов долларов. И считал он эти затраты одним из самых выгодных своих вложений.
– Да вам-то откуда это знать?
– Помилуйте, Александр Георгиевич, это общеизвестный медицинский факт!
Калинин умолк, ясно осознавая, что по всем правилам игры ему мат. Спор привел к тому, что надо было выбирать уже не между экономикой и национальным самосознанием народа и не между Америкой, Украиной и Россией.
И тут Калинин ясно осознал, что от необходимости постоянного выбора он попросту устал. Годы были уже не те. Но Лилит пришла ему на помощь.
– А что будет, Александр Георгиевич, если конкуренция за рынки и ресурсы на Земле в десятки раз обострится? Вы только представьте, как могут качественно измениться тогда конфликты!

Глава 7. А если людей будет слишком много?

«Люди занимают на Земле не так уж много места».
Антуан де Сент-Экзюпери

Тут в сгустившейся темноте палаты, как в кинотеатре, чёрт его знает, откуда, вдруг возникло изображение, как на виртуальном экране. И, будто в программе новостей, симпатичная ведущая, как о чём-то само собой разумеющемся, объявила:
– Итак, проведем мысленный эксперимент. Что изменится на Земле, когда её население достигнет численности сто миллиардов человек?
В полном соответствии с законами жанра изображение ведущей сменилось изображением улыбчивого молодого человека, за спиной которого замелькали один за другим сюжеты о перенаселении планеты. Понятно, давка, толпы, метро в час пик и прочие ужасы.
А диктора эти сюжеты, видимо, очень забавляли, хотя смотрел он только на гостей палаты.
– Привет! Сегодня мы поговорим о нашей Земле и человечестве, которое на ней проживает. Как вы думаете, сколько нас? На 02.02.2020 на Земле проживает 7 774 302 410 человек. Это много или мало? Семьдесят пять лет назад, когда людей на Земле проживало в три с половиной раза меньше, Антуан де Сент-Экзюпери писал: «Люди занимают на Земле не так уж много места. Если бы два миллиарда ее жителей сошлись и стали сплошной толпой, как на митинге, все они без труда уместились бы на пространстве размером двадцать миль в длину и двадцать в ширину. Всё человечество можно бы составить плечом к плечу на самом маленьком островке в Тихом океане».
Тут, понятно, за спиной рассказчика возник вполне реальный островок почти квадратной формы, на котором плечам к плечу затеснилась толпа самого разного народа. Размерные стрелки, как на чертеже, подтверждали: 20 миль в длину и двадцать миль в ширину. Миша поёжился.
– Что же изменилось за семьдесят пять лет? – продолжал жизнерадостный юноша. – Не так уж и много. Теперь размеры островка стали сорок на сорок миль (стрелки на экране вдвое увеличились, а с ними и островок, и вся толпа). Это уже побольше такого города, как Москва, но ещё пока поменьше, чем Токио. Я бы не хотел оказаться в центре такой толпы, а вы? Хорошо, что в Токио полно небоскребов, можно разойтись по их этажам!
Натурально, тут на экране появилась панорама Токио.
– А что будет, когда завтра население человечества вырастет вдвое? Вчетверо? В восемь раз? И вообще число людей перевалит за сто миллиардов?
Теперь на экране возник огромный шевелящийся муравейник, с четырёх сторон окруженный заборчиком.
– Когда колония муравьев на ограниченном пространстве начинает быстро и неуклонно размножаться, рано или поздно это пространство станет ограничивать размеры каждой особи. С увеличением размеров популяции каждая муравьиная особь просто перестаёт расти.
Число муравьев на экране стало стремительно расти, а сам муравейник одновременно принялся отдаляться в перспективу, оставаясь в границах всё того же заборчика.
Полюбовавшись на полученный эффект, юноша задал глубокомысленный вопрос:
– Получается, что человечество станет ниже ростом? Но ведь для ста миллиардов человек пространства на Земле останется ещё предостаточно! Шестнадцать Токио вместит всех нас. А ещё останутся океаны и огромные просторы атмосферы!
На экране образовался иллюминатор самолета, а в нём – панорама ночного острова Хонсю. По скоплению ярких огней безошибочно можно было различить Токио. И тут одно за другим по всему острову зажглись ещё пятнадцать таких же электрических скоплений. А потом, предоставив зрителю вдоволь налюбоваться шестнадцатью столицами Страны Восходящего Солнца, самолет почти мгновенно переместился на запад. Неутомимый диктор продолжал рассказ:
– Посмотрим теперь на феномен современного Шанхая. Его население стремительно растёт за последние годы: только с 1992 года (13,3 миллиона человек) до 2012 года (24,3 миллиона человек) выросло почти вдвое. Где же смогли разместиться эти 11 миллионов?
Подержав эффектную паузу, телеведущий сам же и ответил:
– В воздухе! Шанхай начал застраивать вертикаль! Сносились целыми кварталами и районами трущобы, а на их месте строились гигантские жилые небоскребы.
На экране кварталами рушились лачуги, столбом поднималась пыль, а из пыли вырастали кубики одинаковых домов-муравейников. Наверное, для того, чтобы продемонстрировать свою заселённость, все окна домов последовательно, сверху вниз, освещались изнутри. А молодой торжественно объявил:
– Так что проблема не в пространстве! Но, может быть, как раз-таки самой этой атмосферы, воздуха для дыхания будет недостаточно для всего человечества, как в подводной лодке?
Из глубины экрана на зрителя понеслась черная туша подводного корабля, из чего этот самый зритель мог догадаться, что он сам тоже находится глубоко в пучине моря.
– Масса воздуха на нашей планете около пяти квадриллионов тонн. Я, например, в сутки потребляю около двадцати килограммов воздуха (ведущий глубоко вдохнул и медленно выдохнул), а сто миллиардов таких, как я, – около двух миллиардов тонн в день.
Тут перед болтуном неизвестно откуда образовалась та самая хорошо знакомая Михаилу Александровичу юкка, которая как будто бы тянулась каждым своим листочком в его сторону. Тот, посмотрев на растение задумчиво, сообщил:
– Если на нашей планете даже и не было бы деревьев, которые регенерируют выдыхаемый нами воздух (тут он решительно и неожиданно легко отодвинул юкку за пределы экрана), то даже через три-четыре тысячи лет дышать человечеству еще оставалось бы чем! Однако достаточно всего трех деревьев на одного человека, чтобы вырабатывать кислород и поглощать углекислый газ, полностью восстанавливая и сохраняя воздушный баланс для населения в сто миллиардов человек!
И тут снова появилась на экране туша подводного корабля, но на этот раз наехав на зрителя, так что вся палата как бы оказалась внутри субмарины. За пультом управления кораблем восседал бравый подводник в черной форме «кап-три», а за его спиной, словно часовые, стояли в кадках три больших дерева: юкка, березка и дубок. Были эти три кадки в командном отсеке корабля уж совсем не к месту, однако стояли. А потом вместе и с подводником, и с кораблем растворились за пределами экрана. Но ведущий никуда не растворился, только проводил подлодку взглядом. И продолжал:
– Но что если бы продовольственные ресурсы Земли истощились и людям попросту стало бы нечего есть и пить? Еще совсем недавно, в 1798 году Томас Мальтус и его теория утверждали, что численность людей увеличивается в геометрической, а средства для существования в арифметической прогрессии. По Мальтусу, спустя два столетия соотношение между численностью людей и ресурсами для их жизни было бы 256:9, а спустя три столетия – 4096:13. Через две тысячи лет, то есть к двухтысячному году, разрыв между категориями стал бы неисчислимым и беспредельным.
И на экране, последовательно сменяясь, возникли полки продуктовых магазинов: вначале заваленные самой разной снедью, но стремительно пустеющие, пока не появились реальные кадры совершенно пустых полок петербургских магазинов 1990 года. А говорун, довольно звучно сглотнув, продолжал:
– Опять нет! Оказалось, что в наше время воспроизводство продовольствия не только не отстает от роста населения, но даже и обгоняет его!
И тут снова замелькали кадры, сохраняя внизу экрана свою датировку: от 1990 к 2020 году. Прилавки всё наполнялись и переполнялись самой разнообразной снедью. И, главное, все эти кадры были совершенно реальные, из подлинных супермаркетов! А очереди к кассам были всего по два-три человека. Теперь лицо диктора увеличилось и заняло половину экрана.
– Но почему же тогда во многих странах, в частности, в Китае, законодательно ограничивается рождаемость? Значит, опасность роста народонаселения все-таки существует? На самом деле существует, да ещё какая! Но в чём именно эта опасность?
Подержав эффектную паузу, уже порядком надоевший Мише своей болтовнёй ведущий приступил к развязке своей интриги.
– Если в таких странах, как Малави, Уганда и Бурунди абсолютный прирост населения (число рожденных минус число умерших) идет в пропорции 33 на 1000 человек за год, в Дании, России и Польше – ноль, то в Болгарии, Сербии, Украине идет ежегодное сокращение населения на 4 человека в каждой 1000.
Понятное дело, здесь на экране возникли три тройки флагов этих стран, первые три из которых каждую секунду принялись расти, третьи три – медленно уменьшаться, а вторая тройка осталась без изменений. Флаги трёх африканских стран довольно быстро заняли почти весь экран.
– Допустим, что положение дел сохранится или даже усугубится. Что тогда произойдет? Если даже численность населения в сто миллиардов человек будет достигнута не быстро, лет за сто, то и тогда радикально изменится этнический и культурный состав планеты. Сегодняшние гиганты и рекордсмены по численности народонаселения (Китай и Индия, соответственно 32% и 30% народонаселения Земли), сохраняя теперешние темпы прироста численности 0,4-0,5% будут в 100 миллиардах населения Земли составлять около 3% каждый. Россия и США – соответственно 0,3 и 0,8%. А вот Нигерия, Малави, Уганда, Бенин и другие страны Африки займут почетные места с 30%-40% численности населения.
Здесь на экране, как в мультфильме, выстроились в ряд сто человечков. Первые пятеро – с раскосыми скуластыми лицами, вторые трое – со смуглыми лицами индийцев, еще десять – белые, а все остальные – явные выходцы из Африки.
– Вряд ли даже за сто лет культура и технологии этих стран будут развиваться такими же темпами. А это значит, что прежде всего на Земле изменятся не материальные, а духовные и культурные условия существования. И похоже, что для наших с вами детей самым важным для международного общения станет один из 527 нигерийских языков, например, обэри окаимэ!
Нетрудно догадаться, что тут на экране возник алфавит этого никому не известного языка с английской транскрипцией произношения. А неутомимый болтун выдал по-ленински коду:
– Получается, что росту населения Земли не угрожает ничего, кроме… отсутствия образования и культуры! А значит, главная задача человечества: беречь, развивать и преумножать свою культуру. И учиться, учиться и учиться!
И экран на этих словах погас, растворился в воздухе.

Глава 8. Быть или не быть?

«В действительности всё выглядит не так,
 как на самом деле»
Григорий Горин

На экране свет погас, а в палате свет, наоборот, постепенно зажегся. Миша помотал головой, будто стряхивая наваждение. Ну в самом деле, разве не наваждение? И хотя экрана уже не было, но загадочный алфавит обэри окаимэ по-прежнему стоял перед глазами.
А Лилит, сидя напротив, как-то очень странно улыбалась и на Мишу не смотрела. У того же вертелся в голове только один вопрос: связь-то какая между темами всей этой лилитовой болтовни?
Славяне, евреи, Рюриковичи, войны, этносы, рынки, национальное самосознание и, наконец, африканские народы-рекордсмены – всё это о чём? И главное, зачем он, Миша, здесь вообще сидит?
А Калинин, тот и вовсе обиженно отвернулся от погасшего экрана и уставился в темное незанавешенное окно. Его поза красноречиво говорила: «Нет меня!». Лилит же, по-прежнему ни на кого не глядя, вдруг раздумчиво произнесла:
– Запутались, Михаил Александрович? Такие провокационные выводы – а к чему они? Да вы не мучайтесь, расслабьтесь! Иногда события просто происходят, а причинно-следственная связь между ними обнаруживается гораздо позже. Просто разрешите событиям происходить… А пока вот вам загадка: что общего между парами «жизнь и смерть», «бесконечность и время», «искусство и ремесло», «культура и войны»? Наконец, «благодарность и деньги»?
Миша прокашлялся и, напрягшись, как на экзамене, смущенно изрёк:
– Ну, как «что»? Может быть, это противоположности? Крайности каких-то разных понятий?
– Замечательно! – Лилит наконец-то повернулась к собеседнику лицом. – Именно что крайности, именно, милейший Михаил Александрович! Но только не разных понятий, а одного-единственного, того самого, о котором вы так увлеченно беседовали с Иваном Николаевичем в «Буквоеде»!
– Да мы с Бахом совсем о другом спорили! О том, безграничны или ограничены во вселенной ресурсы!
– И не только спорили, но даже и к выводам пришли, с которыми Иван Николаевич, правда, себе на беду не согласился. Ну, впрочем, уже давно сказано: «каждому воздастся по вере его». Не согласился и не согласился, это его выбор. Может быть, он этот выбор свой еще изменит…
– Что же это у вас получается? Выходит, что Бах лежит в больнице только потому, что он не признавал этой самой безграничности и бесконечности? А мы с вам живы-здоровы, потому что считаем иначе?
– А что? Почему бы и нет? Правда, в этом случае причина и следствие стоят рядышком, но ведь так случается не часто, верно? Вы же сами вывели главное свойство жизни: всё, что живет, полагает ресурсы в природе бесконечными и извлекает их отовсюду в изобилии! Воду, воздух, солнечный свет, пищу. А когда решает, что ресурсы исчерпываются, начинает умирать. Его время истекает…
– Ладно! – сердито закусил удила Безмездник. – Уж тогда доведем эту мысль до конца. Если каждому воздается по вере его, то Иван Николаевич, который твёрдо убеждён в том, что все ресурсы в мире ограничены и исчерпаемы, уже из своего состояния обратно к жизни не вернётся? Или вернётся только тогда, когда свои убеждения переменит? И как же это он, скажите на милость, сделает, ежели без сознания лежит?
– О! Это-то как раз просто! Без сознания – не значит без подсознания. Он нас с вами прекрасно слышит, уверяю вас, Михаил Александрович. И нам только кажется, что он мирно отдыхает. А на самом деле он сейчас именно что занимается решением главной загадки своей жизни, впрочем, не только своей. Быть или не быть? Ну согласитесь, мало кто по-настоящему осознает тот простой выбор, перед которым сам себя поставил Гамлет. И, главное, почему поставил. Когда гений Шекспира противопоставил «a sea of troubles… and the thousand natural shocks» (а в переводе Пастернака «с целым морем бед… и тысячи лишений») – одному-единственному удару кинжала, – он на самом деле не жизнь и смерть противопоставил, а бесконечность и конец. Именно наш выбор жить и «удлиняет несчастьям нашим жизнь на столько лет». Но ведь не только несчастьям! А и всему тому, что в жизни этой никакого конца не имеет. Ветру, закатам, музыке, брызгам морского прибоя, запаху леса и вкусу ключевой воды… Жить или не жить. Длить или не длить.
И тут вдруг снова по непонятной причине время в палате остановилось и богатый красками и обертонами голос, очень похожий на голос любимого Мишей Сергея Чонишвили, начал медленно и раздумчиво читать ритмически сложный монолог под тихий фон оркестрового исполнения стремительной пятой симфонии Бетховена.


Быть иль не быть?
Жить иль не жить?
Длить иль не длить?..
Вот в чем вопрос:
как выбирал принц Гамлет?
Что выбирал? Меж чем и чем? И что за нить
Дана во тьме нам кем-то?..
Да и нам ли?

Куда ведёт? Куда зовёт нас лабиринт?
Конечна нить? Длинна? Иль бесконечна?
Зачем, зачем от смерти нас хранит инстинкт?
Путь долог… Но не может длиться вечно.

Принц датский знал, что жизнь – лишь череда потерь,
Бескрайность лжи, измены и лукавства,
Зло без границ… Закрылась дверь – и снова дверь,
И нет конца злодейству и коварству…

О, принц, ты прав!
И боль, и страх шлёт в этот мир
Лишь только жизнь… Без меры отмеряет.
Но льёт ещё и без краёв любви эфир,
Когда, молясь, нас нимфы поминают…

Да! Смерть способна класть конец ресурсам зла,
Взимая дань от жизни: быстротечность…
А жизнь всегда решала длиться – и жила.
…И выбор лишь: конец иль бесконечность?

Голос замолчал, стихла и музыка, дозвучав до финала.
А Миша тряхнул головой, ясно осознавая лишь один простой факт: сколько раз слышал он в жизни классический шекспировский монолог, а смысла его никогда по-настоящему и не понимал. И верно ведь: жизнь – это не только бесконечность радостей и возможностей, но еще и бесконечность ударов и испытаний!
Поражённый таким простым поворотом рассуждений, да не от кого-нибудь, а от Гамлета, Миша решил восторгов всё-таки не показывать, а взамен этого сказал совсем другое, чего и сам от себя не ожидал:
– Ну, наверное, не так уж опасно Иван Николаевич головой приложился, чтобы сейчас для себя выбор между жизнью и смертью делать… Может, у него просто лёгкое сотрясение, а мы тут с вами из ничего проблему создаём.
– Может, и создаём… Может, и сотрясение. Да только устал ваш Бах ото всех своих жизненных неурядиц, от долгов и безденежья устал, от «тысячи лишений»… Это сразу по нему было видно. Да и свои шестьдесят шесть он убежденно считает уже «возрастом заслуженного отдыха». А между тем в этом возрасте жизнь только и начинается.
– Ну, уж вы скажете! Начинается… Иван Николаевич давно пенсионер уже.
– Правда? Пенсия – это финал жизни, вы считаете?.. А скажите, любезный Михаил Александрович, где, в какой точке начинается конец бесконечности? И в какой точке кончается ее начало?
– Зачем вы мне, Лилит, такие вопросы задаете? Как первокласснику, ей-богу. Нет у бесконечности ни начала, ни конца! И по определению быть не может.
– Ой ли? А вот Гамлет так не думает. Удар кинжала – вот вам и конец бесконечности. Да и Иван Николаевич так не думает. Знаете, над каким главным вопросом своей жизни он сейчас мучается?
– Да разве он мучается? Он же в бессознанке сейчас лежит! И, как вы метко определили, «отдыхает».
– Сознание у Баха сейчас и вправду «отдыхает», а вот подсознание, которое никогда не спит, трудится вовсю. Собирает аргументы и готовит Ивана Николаевича к началу бесконечности.
– Да что же это такое, по-вашему: начало бесконечности?
– А! Про конец бесконечности вы уже вопросов не задаёте! Разобрались?
– Ну, допустим, что разобрался. Решение добровольно расстаться с жизнью – вот что можно назвать концом бесконечности для конкретного человека.
– Ай, как хорошо! – захлопала в ладоши Лилит. – Вот именно, решение! – И на лейтмотив «Семнадцати мгновений весны» пропела: – Решение, решение, решение… И для Баха, и для вас, и для милейшего Александра Георгиевича (тут Калинин наконец соизволил обернуться к Лилит) и начало, и конец бесконечности – это всего лишь ваше необратимое решение! Очень простое решение: либо ваше, либо Баха. Решение «Все ресурсы безграничны» – и вы в начале бесконечности. Решение «Все ресурсы ограничены» – и вы конце бесконечности.
– И всё? Так просто? – ошарашенно промолвил Миша.
– А что тут сложного? Именно так всё и просто.
Лилит порывисто встала, потянулась, словно кошка, став при этом как будто даже гораздо протяжённее, и подошла к стене палаты.
– Вот иду я, а на моём пути стенка, – Лилит уперлась ладонями в стену и начала её толкать. – Не пускает меня дальше. Вот вопрос: кто на кого давит – я на стену или стена на меня?
– Ну, конечно вы на стену. Странный вопрос!
– Да? А я, как и большинство людей, считаю, что стена на меня давит. Или начальники, или правительства, или мои обязательства. А раз давят, причем давят постоянно, то надо, как предлагал Гамлет, с ними бороться. Стучаться об эти стенки головой.
Тут Лилит и правда постучала по стенке, только не головой, а кулачками, причем довольно сильно.
– Это я почему стучу? – спокойно пояснила она Мише и заинтересовавшимся обитателям палаты (за исключением Баха). – Потому что решила, что других возможностей и ресурсов у меня мало или вовсе нет. Уж не говоря об их бесконечности. По большому счету, и жизни никакой нет, одно сражение со стенками.
Миша внутренне поаплодировал Лилит. Выходило и ясно, и убедительно.
– А вот теперь я другое решение принимаю: решаю, что это я давлю на стенку, что я причина нашего столкновения. А раз я причина – то я и решение. Пойду и поищу среди бесконечных ресурсов мира, нет ли поблизости прохода или двери. И это моё решение не в том, что именно я давлю на стену, а в том, что ресурсов у меня бесконечно много.
– И это ваше решение – и есть начало бесконечности? – обрадованно догадался Безмездник.
– Браво, Михаил Александрович! И начало бесконечности, и конец бесконечности – всего лишь решения! А после решения о том, что ресурсы неисчерпаемы – дальше только бескрайняя бесконечность!
– Красиво у вас получается! Если решу я, что всё в мире ограниченно, что воздуха на всех не хватит, – и воздуха всем в мире будет не хватать?
– Совершенно верно! Но не всём в мире, а только тем, кто вместе с вами тоже так решит. Вам и за примером ходить далеко не надо: только что карантин по пандемии коронавируса отменили. Кто решал по улицам в масках ходить, те вместо свежего воздуха дышали через эти свои маски и, прямо скажем, явственно ощущали себя какими-то подводниками.
Миша вспомнил недавний режим самоизоляции и невольно поёжился.
– Да, пожалуй, тут с вами не поспоришь… Ну а на самом-то деле, объективно – как? Безграничны ресурсы в мире или ограничены?
– А как на самом деле: вы давите на стенку или стенка давит на вас? Какой ответ верный?
– И тот, и другой верный. И я на стенку давлю, и она на меня.
– Нет, милейший Михаил Александрович! Нет, нет и нет! Верный для вас ответ: «Как я решу, так и будет!» И будет именно для вас. Решите, что всё в мире ограниченно – и всё для вас в мире будет ограниченно. Решите, что для вас всё в мире безгранично – и всё для вас в мире станет безграничным и неисчерпаемым!
Миша потрясенно молчал. Аргументов не было, да и не нужны тут были никакие аргументы. Лилит смотрела на него внимательно и сочувствующе. Калинин замер, вытянув шею и осознавая услышанное.
И никто в этот момент не смотрел на Ивана Николаевича Баха, который медленно пошевелил пальцами обеих рук, чуть повернул голову и глубоко вздохнул.
Он и вправду слышал каждое слово. И не просто слышал, а ещё и наблюдал перед закрытыми глазами с каждой новой фразой Лилит нечто вроде маленького внутреннего фейерверка.
Получалось так, что для возвращения к своей привычной жизни ему надо было расстаться со своими привычными представлениями. А как же Маркс, как же политэкономия, реально существующий Рынок, наконец? Экономику Бах изучал всю сознательную жизнь…
Уставши от такого сложного выбора, Бах принял одно-единственное возможное решение: пока ещё немного отдохнуть и никакого решения не принимать. И сразу вслед за этим решением в его голове снова зазвучали крики голодных чаек…

Глава 9. Настоящие Учителя

«Деньги – это отчеканенная свобода».
Федор Достоевский

…Голос старого учителя Матвея продолжал, словно бы и не было столь долгого перерыва:
– Рано или поздно однажды каждый из нас получает от Творца очень заманчивое предложение. Ты тоже его получал. Творец предложил тебе любую твою потребность, любое желание оплачивать его, Творца, деньгами. Любое желание! Но при одном условии. Одну десятую часть стоимости этой покупки, десятину, ты будешь оплачивать из своих собственных средств. И каждый, конечно, соглашается на такой щедрый подарок. И получает его. Однако, когда дело доходит до того, чтобы вернуть Творцу десятину, находит причины этого не делать. А значит, через некоторое время лишается щедрого дара, которым наградил его Творец. И теперь уже все свои потребности и желания ему приходится добывать в поте лица своего. Без помощи Творца. Но Творец не держит в своём сердце обид. И тому, кто вспоминает о Его условии, Он снова возвращает свой чудесный подарок.
Но как соблюсти условие Творца и оплачивать своими деньгами только одну десятую часть стоимости всех покупок? Просто надо принять сердцем, что все доходы, которые ты получаешь, например, за месяц – это деньги, которые Творец по вашему договору послал тебе для твоих потребностей и желаний. И в своей щедрости даже заложил в них ту самую десятину. Ведь это тоже твоя потребность (по договору с Творцом). Тебе остается только взять эту десятину из своих доходов за месяц – и отдать ее Творцу. И тогда все условия договора будут выполняться вами обоими.
Но где обитает Творец, по какому адресу направить Ему эти деньги?
Ты знаешь ответ. Дом творца – не небесная твердь, не райские сады. Творец живет в душах людей. В душе каждого из нас, и нет такой души, которую бы Он покинул. Души людей не знают смерти, они приходят в этот мир и уходят из него, чтобы потом вновь и вновь возвращаться уже в других обличьях. И каждый раз несут в себе самое главное, то, что делает человека человеком, то, что нельзя определить. Справедливость, любовь, ответственность, доброту… Благодарность. Но часто многие из этих качеств души так и остаются на протяжении всей жизни человека всего лишь словами. Они не оживают, не превращаются ни в воду, ни в огонь. А когда оживают, то наполняются смыслом и силой не сами по себе – кто-то помогает тебе их разбудить. Может быть, любовь – любимый человек, может быть, ответственность – ребенок, а радость – освободитель. И тогда Творец входит в твою душу через этих людей. Таким проводником Творца может быть и священнослужитель в храме. А может и не быть.
Это – твои учителя. Люди, которые пробудили в тебе твою бессмертную душу, может быть, только какую-то ее часть. Их немного. Но они – твои корни, которые питают твой ствол, твою душу живительной влагой. Водой. Кто-то сделал много для твоего пробуждения, кто-то только числился учителем, но не сделал ничего. Как сейчас живут твои настоящие учителя? Питает ли их «огонь», тепло твоей благодарности?
Благодарность – это и есть «огонь, идущий вниз». И рождающий новую жизнь.
Творец пришел в твою душу через них, твоих настоящих учителей. Им по праву и принадлежит та десятина, о которой вы договаривались с Творцом. Раздели её между своими учителями, решив предварительно, кто был для тебя настоящим учителем, – и в твою жизнь вместе с потоком благодарности войдёт потерянный тобой поток денег.
Матвей замолчал. Александр сидел словно околдованный, ясно видя потоки, протекающие вверх и вниз внутри ствола каштана. Он отчетливо представил себе свою жизнь таким же мощным каштаном и ощутил, как застыли его корни во влажной земле. Корни, к которым от него ничего не поступает… А что же может поступать от таких корней к нему?
– Это очень красиво, учитель… Но это только картинка! Я, конечно, могу быть благодарен моим учителям, но мне не из чего слать им десятину! У меня нет даже на кусок хлеба!
– А ты начни. Когда заработаешь на кусок хлеба, купи только девять десятых куска, для желудка разницы не будет.
– Ну хорошо, может быть, я найду какой-то постоянный небольшой заработок, но что даст моим учителям пара медных монет от него? Смешно!
– А ты начни. Когда заработаешь на пропитание, ешь на одну десятую меньше. Творец не будет в обиде за размер твоей десятины.
– Но сами учителя могут посчитать издевательством какие-то гроши, даже когда мой заработок будет более-менее приличным.
– А ты начни. Когда заработаешь на крышу над головой, сними поначалу комнату чуть поменьше.
– Но даже если я начну так делать, даже если у меня чудом изменится жизнь, даже когда я смогу снова добиться успеха, так больше никто не будет делать! Что даст моим учителям десятина только от меня одного?
– А ты начни. И довольно слов. Ты задал мне вопрос: что случилось с твоим денежным потоком. Ты получил ответ. Теперь выбор за тобой. Помни, когда тебя снова одолеют сомнения, ты всегда сможешь вернуться сюда и взглянуть на каштан.
Флетчер встал, молча поклонился учителю и, не оглядываясь, пошел по набережной прочь. В его сознании кипели самые разные мысли. Была среди них и ясная холодная мысль о том, что учитель рассказал эту красивую лукавую сказку с одной хитрой целью: заработать себе денег за счёт десятины одураченного ученика.
Но решение уже пришло.
Александр Флетчер решил открыть поток благодарности своим учителям.

Глава 10. Приглашение в Игру

«Скудность мысли порождает легионы единомышленников»
 Сергей Довлатов

И тут Иван Николаевич Бах неожиданно для самого себя ясно осознал: не расставаясь ни с какими из своих привычных представлений, а главное с основным убеждением: «все ресурсы в мире ограничены», он к жизни-таки вернулся! Все пять чувств проявили себя в полном спектре: ясно отзвучали в ушах слова Матвея и продолжали звучать крики чаек, пахло жареными каштанами, кофе по-турецки и тонкими ароматами парфюмерии Лилит, отчего почему-то во рту образовался резкий вкус лимона, пальцы правой руки ощущали металлический холод каркаса больничной кровати, а главное, его тело бодро и призывно срочно звало его в туалет. Вот, правда, зрение еще не было проверено, но Иван Николаевич решил, что это дело поправимое, и осторожно приоткрыл правый глаз.
И сразу же его закрыл, потому что в этот самый правый глаз уверенно и насмешливо уставилась Лилит собственной персоной!
– А вот и наш пострадавший покинул небытие и возвратился к нам, живым, то есть в мир неограниченных ресурсов! – с искренней радостью и заботой в голосе обратилась к Баху Лилит, но не на повышенном регистре громкости, как обращаются обычно к только что очнувшемуся, а наоборот, вполне интимно. – Меняетесь, Иван Николаевич, прямо на глазах меняетесь!
Это последнее утверждение Баху почему-то ужасно не понравилось. Откуда знать этой Лилит, меняется он или не меняется, тем более лёжа на больничной койке?
А Лилит как ни в чем не бывало обращалась уже к Безмезднику.
– И вот, любезный Михаил Александрович, наш Иван Николаевич по примеру одного своего знакомого Александра Флетчера тоже принял решение стать системой открытой и, вопреки закону энтропии, направить «воду вверх, огонь вниз». То есть, вернуться к жизни, вернуться к нам. Очень мужественное решение!
Ну, это было уж явно чересчур! Кто про Флетчера-то мог Лилит сказать? Хотя… Признаться надо честно, к жизни Иван Николаевич возвратился именно в тот момент, когда ему стало нестерпимо интересно: что же дальше-то будет с Флетчером и Матвеем?
И тут, будто бы только и дожидаясь заключительной реплики Лилит, двери палаты распахнулись, и в нее вошел дежурный врач в сопровождении дежурной же медсестры. Был он очень молод и чем-то похож на д’Артаньяна, въезжающего в Мэнг. Направился доктор прямиком к Баху, словно и не замечая припозднившихся посетителей.
– Иван Николаевич, как ваше самочувствие? – обратился он к больному, которому ничего не оставалось, как снова открыть глаза.
– Да как-то и не знаю, что сказать… Вроде нормально, затылок только ломит…
– Ну, это не удивительно. Затылком-то вы как раз о каменный пол и приложились. Однако, похоже, обошлось всё для вас очень удачно. Давайте-ка мы ещё раз проверим.
Тут доктор начал производить над Бахом разные манипуляции, а Михаил Александрович деликатно отвернулся, чтобы не смущать приятеля.
– А не прогуляться ли нам, Михаил Александрович? – предложила ему Лилит. – Кома Баху больше не грозит, а вопросов у вас накопилось множество. Но чем больше вы получаете ответов, тем вопросов у вас становится всё больше.
Миша молча кивнул, поднялся и, открыв дверь уже порядком наскучившей ему палаты № 6, пропустил Лилит вперед.
И как-то сразу вдруг оказались они в уютном скверике Мариинской больницы, где обычно все скамейки заняты почему-то курящими больными, и где сейчас, как никогда, было пусто.
– Первый и самый главный ваш вопрос, конечно же, откуда на вашу голову взялся этот симпатичный трикстер, и почему он уже второй раз появляется перед вами? – начала Лилит, сразу попав в самый центр Мишиных вопросов.
– Почему… трикстер? – задал Михаил Александрович вопрос, кажется, самый бестолковый изо всех возможных.
– Михаил Александрович, – не отвечая на Мишин вопрос, раздумчиво произнесла Лилит, и как бы обращаясь даже не к нему, а разговаривая с кем-то Мише невидимым, – любите ли вы играть?
– Играть? Во что играть? – снова, уже в другом контексте растерялся Безмездник, на этот раз совершенно сбитый с толку.
– Да во что угодно! Чтобы было интересно, да так, что и о времени забыть?
– Ну… Вот в шахматы люблю… В преферанс в студенчестве резался ночами… Иногда хорошей книгой так зачитаюсь, что и вправду про время забываю. А это вам к чему?
– Да вот к чему. Не хотите ли вы, любезный Михаил Александрович, сыграть в новую игру? 
– А для чего сыграть-то?
– А для чего люди играют в игры? Чтобы было интересно жить!
– Да мне и так вроде… в некотором роде… интересно.
– В некотором роде интересно – это и означает «неинтересно». Когда не хочется играть. А вот почему вы за Бахом в больницу-то отправились? Только не уверяйте меня, что из сострадания! Интересно вам было, вот что!
– Ну… Допустим.
– А сейчас вам безумно интересно, что же будет дальше и что это за игра, в которой даже ни одного правила не известно.
– И что же это за правила?
– А правила простые. По ним и Фауст играл, и Гамлет, и Мастер, и миллионы людей, про которых книг не писали. Все они проходили свои квесты, да только почти все рассказы об этих прохождениях – лукавый обман. События в этих рассказах, может быть, и точно излагаются, да вот в главном все рассказы до единого – лукавство.
– В чем же это лукавство?
– В определении настоящих мотивов трикстера. Ни Мефистофель, ни Тень Отца, ни Воланд никого не искушали. Они предлагали выбор, и предлагали этот выбор в форме провокаций. Иногда грубых провокаций, иногда изящных.
– А какая разница: искушение или провокация?
– Ну, Михаил Александрович, помилуйте! Вам ли не знать! Если вас искушают, то для искусителя важно, чтобы вы сделали выбор, выгодный для него. И даже готовы вам за это дорого платить.
– А провокация – не то же самое?
– А провокация – это подарок вам от трикстера. Не было бы провокаций в вашей жизни, вы бы шли только по прямой дороге, которую проложил для вас опыт. И даже не по дороге шли, а, как шарик, катились по колее, которая с годами делается всё глубже и глубже. Провокация – это развилка в вашей колее.
– Бах сказал бы: бифуркация… – задумчиво промолвил Миша.
– Вот! Именно что бифуркация! Такая точка маршрута вашей жизни, когда никаких усилий для поворота в ту или другую сторону не требуется, а требуется одно лишь ваше решение.
– И вы хотите сказать, что провокатору, то есть трикстеру, всё равно, какой я сделаю выбор?
– Ну, не совсем уж всё равно, но и ему интересно: к какому исходу приведет одна колея, а к какому – другая. А главное: дойдет ли кто-нибудь туда, где ещё никто никогда не бывал? Возьмите вы хоть того же Берлиоза с Бездомным, которых, кстати сказать, и на свете-то не было никогда, а были вместо них вполне живые председатель РАППа Леопольд Леонидович Авербах и комсомольский активист поэт Александр Безыменский. Уж кто не помнит Воландову провокацию на Патриарших!
– И на что же, хотите вы сказать, Воланд их провоцировал?
– Да как на что? Всего-то навсего для начала на то, чтобы признать его собственное существование!
– Ну какой же это квест?
– Как же не квест? Ведь Иванушка-то потом сколько приключений пережил, сколько решений принял! И заметьте, у трикстера провокация всегда приготовлена для двоих: один выбирает тупик, второй идет дальше. Как в литературе принято: всегда у героя (то есть как раз трикстера) в окружении есть антагонист и протагонист. Антагонист получает по вере своей и уходит, а протагонист дальше идёт.
– Ну да, за Тилем идет Ламме Гудзак, за Дон Кихотом Санча Панса, за Гарри Поттером Рон Уизли… Получается, что мое решение – это не просто выход из провокации, а обязательно бифуркация?
– Конечно же, Михаил Александрович! Либо в тупик, либо дальше в квест, к следующей провокации. «Маленький шаг для человека и огромный шаг для человечества», как сказал Нейл Армстронг.
– Но получается тогда, что игра-то уже началась? – задумчиво протянул Миша. – Разве я сейчас что-нибудь выбираю?
– Видите ли, Михаил Александрович, – улыбаясь, медленно проговорила Лилит, – как известно (не обижайтесь только!) «ёжик – птица гордая, не пнёшь – не полетит». Поначалу на примере Баха пришлось вас ощутимо подтолкнуть. Пришлось вам «весомо, грубо, зримо» показать, в какой тупик заводит живого человека второе начало термодинамики, то бишь вера в собственную жизнь как замкнутую систему. А это уже не провокация, а, скорее, манипуляция. Но вот теперь решать будете сами, только сами!
– Подождите, а Калинин-то здесь причем? В какой тупик он-то предлагал мне отправиться?
– Браво, Михаил Александрович! Да, да, да! Какой выбор предлагал Александр Георгиевич, куда за собой звал – непонятно! Загадка! Но не будет загадок, будет всё сразу ясно, так и интереса в игре никакого не будет. Не учёл Калинин, что мир меняется, и границы между производителями и торговцами уже давно нет. Зато есть другая граница, новая, а какая – загадка. Однако загадку эту, смею вас уверить, вы очень скоро разгадаете! Так что: нравится ли вам моё предложение?
– Знаете, Лилит, а пожалуй что и нравится! Почему бы и не поиграть? Хотя… Наверное, для игры этой потребуется много времени?
– Ах, Михаил Александрович! Что такое время? Сегодня его катастрофически не хватает, а завтра – не знаешь, как убить. Только мы-то с вами не убивать его будем, а будем, напротив, воскрешать!
Итак, в путь?


Глава 11. Юный переписчик библиония

«Были лишь сном когда-то
Открытия и сонаты,
И только полёт крылатый
Творит чудеса для всех…»

– Пиши, Моше, пиши! – голос старого Амрама был скрипуч и сонен. Старший переписчик дремал в тени раскидистой оливы на крыльце библиония, сидя к мальчику спиной. И как только он видит, что Моше замечтался и не выводит стилом по папирусу финикийские буквы, похожие на следы старой курицы?
Моше сделал вид, что выбирает новое стило поострее в чаше с кедровыми палочками, выструганными острым ножом, и нарочно шумно погремел ими. А сам тихо отодвинул в сторону глиняную табличку, с которой только что переносил буквы на папирус, и взял из второй чаши две самых тонких кисточки. Хватит на сегодня этих куриных букв, пора заняться рисунками!
Копировать, а тем более домысливать и приукрашивать рисунки Моше любил больше всего. Да и какие рисунки могли оставлять стилом на глиняных табличках древние писцы? То ли дело краски на папирусе!
Моше добавил в углубление на чернильной дощечке чернил из чернильной плошки. Свежие чернила были вонючими, но Моше очень нравился этот запах: запах сажи от сожженных корней папируса, растворенной в камедном соке акации.
Это был запах дальних стран, запах южной страны Кемет, которую сами жители гордо зовут Та-Мери. Но, конечно, Кемет, что означает «черный», лучше: ведь чернила-то придумали в Кемете! А ещё лучше название, которым здесь, в Финикии, все зовут страну папируса: Мисраим. На чём ещё можно нарисовать хороший рисунок или чертёж, кроме папируса?
Отставив в сторону плошку, Моше взял из стопки чистый лист папируса и расстелил его на столе. Затаил дыхание и в особую лунку на чернильной дощечке аккуратно налил желтоватой пурпурной краски. Краска на вид казалась невзрачной, но, когда высыхала, становилась ярко-красной. Поговаривали, что всю Финикию назвали так из-за пурпура, который можно было добыть только из раковин трех разных видов улиток, которые все вместе живут лишь по здешним берегам. Да кто поверит этим сплетням? Каждый в Библе знает, что Финикия – это страна бессмертного Феникса!
И почему только папирус не растет в Финикии? Наверное, потому что горные реки здесь холодные, а Нил плавно течет по пустыне и успевает согреть свои воды.
Папирус в Библ везут морем из Мисраима, а это дорого. А вот изготавливать папирус просто: срезаешь стебель папирусного тростника, вынимаешь средний слой тонкими длинными полосками, выкладываешь их решеткой, намачиваешь водой и выравниваешь деревянным молотком. Высохнет – и готов лист папируса!
Моше сколько раз пробовал сделать так папирус из обычного речного тростника, да только ни разу ничего и не вышло.
А папируса для библиония надо много! Мало того, что драгоценные слова с каждой глиняной таблички надо перевести на финикийский, переписать на папирус и отправить свиток на вечное хранение в библионий. Но для богатства и процветания библиония нужно еще сделать перевод на эллинский, чтобы отправить его в гимнасий элладского Византия, где уже много лет собирались его хранителями папирусы со всего побережья великого моря Ха-Ям Ха-Гадол.
А год назад – новая печаль! Теперь надо еще с каждого эллинского свитка составлять копию, чтобы отправить ее в Пергам для его молодого властелина Евмения. Тот, говорят, прямо-таки помешался на библосах и захотел иметь в своем библионии все знания мира! Даже знаменитый библионий кеметцев в Александрии затмить библионием в Пергаме! И за каждый папирус щедро платил Библу.
Видно, недаром прошел недавно слух, что Мисраим скоро перестанет поставлять папирус в Финикию, чтобы Пергам не подорвал величие Александрии!
Но, пока еще папирус в Библе есть в достатке, надо работать.
Ну-ка, что там у нас на верхней табличке?
На обожжённой глине отчётливо можно было различить рисунок мисраимского корабля с поднятым парусом и тремя кормовыми веслами. Моше снисходительно усмехнулся: ну что у них, у кеметцев, за корабли? Частенько заходят они в Библ, вдоволь можно было налюбоваться! Длинные непрочные плашки из акации стянуты канатом по носу и корме, да еще и по борту канатом опоясаны. Не корабль, а корзина какая-то!
То ли дело финикийские триремы – что торговые, что военные! Все как на подбор сделаны из благородного ливанского кедра, три яруса весел для гребцов (потому и триремы), а на носу и на корме прочные кедровые штевни! Загляденье!
Ладно. Пора уже и делом заняться. А то не ровен час Амрам проснется.
Старший переписчик библиония Амрам был человек не злой, но строгий. Это он научил читать и писать маленького сироту Моше, который даже родителей своих не помнил и не знал, какого он роду-племени. Было Моше года три, когда Амрам увидел его сидящим в придорожной пыли и спокойно рисующим в этой пыли палочкой удивительно ясные рисунки. Сразу было видно, что ребенок этот из небедной семьи, но кроме своего имени Моше больше ничего не знал или не помнил. И как Амрам ни расспрашивал, никто в Библе ничего не знал о потерявшемся малыше.
Мальчишка оказался чудо как хорош. Он легко перенимал не только финикийскую грамоту, но ещё и память имел цепкую, как пустынная колючка. Он быстро освоил и иврит, и язык эллинов, и вавилонскую ассирийскую клинопись, и даже помнил множество кеметских иероглифов.
Одно только беспокойство было с этим Моше. Ведь на особых, драгоценных глиняных табличках, которые из священных мест земли Ханаанской свезены были в библионий, записаны откровения древних иудейских пророков. А рукой их водил сам Господь. И через тех пророков пришло людям слово Божие.
И нельзя было слово это хоть на йоту исказить.
А Моше, как на беду, рос фантазером.
Амрам с самого начала поступил мудро: ничего не сказал Моше о его происхождении, и тот вырос в уверенности, что главный переписчик библиония – его родной отец. А отца надо чтить и слушать беспрекословно.
И потому Амрам строго следил за каждой буквой, перенесенной Моше с табличек на папирус, и строго, по-отцовски, наказывал за любую вольность. Вот и приходилось Моше фантазии свои держать до поры до времени в собственной голове.
Моше рос, учился у своего приемного отца искусству писца и скоро мог заменить главного переписчика в любом, даже самом сложном деле.
Девять лет пролетели незаметно.
Наконец, Амрам смог вздохнуть с облегчением. Настал день, когда он смог уверенно сказать, на кого оставит библионий. И признался он Моше, что тот ему не родной сын.
И как-то сразу вдруг состарился, завел привычку дремать на крыльце и уже всё реже и реже проверял, верно ли Моше переносит откровения пророков с глиняных табличек на папирус.
А зря!
Фантазии Моше, как вода сквозь прутья корзины, просачивались из его головы на папирусы и неотделимо перемешивались со священными словами пророков. И, надо признаться, древние откровения становились от этого живыми и захватывающими.
А тут ещё дошел черёд до целого ящика обожжённых глиняных табличек с долгими и пространными откровениями самого чтимого пророка иудеев: великого Моше, тезки юного переписчика.
Ясное дело, мальчишка сразу же, с самой первой таблички, решил, что он и есть тот самый Моше, только заново рожденный, чтобы свои же невразумительные наставления привести в порядок. И надо ему для этого лишь как следует подумать и вспомнить, что же с ним происходило на самом деле и как с ним разговаривал Бог.
А как лучше всего вспомнить? Да конечно, по рисункам, не по буквам же! Увидишь хороший рисунок – и сразу всё вспомнишь!
…Моше ещё раз пристально вгляделся в рисунок на глиняной табличке. В самом деле, корзина какая-то, а не корабль!
Корзина, корзина… Ну-ка, Моше, вспоминай!
Великий пророк иудеев Моше, как гласит легенда, тоже был найденыш. И нашла его не кто-нибудь, а сама дочь фараона.
А вот как нашла?
Живой ум Моше уже давно привык разгадывать загадки и тайны, которые скрывают слова.
Вот это имя – Моше. Тут никакой загадки нет. Великий пророк родом из Мисраима, а там даже фараонам имена дают в честь их отцов. Самый прославленный их фараон – Рамзес – тот сын бога Ра, так одно из его имен и пишется: Ра-мосес.

 
А по-кеметски «мосес» и есть «сын», «дитя». Да вот только когда неизвестно, чей ты сын, когда ты просто найденыш, тогда имя у кеметцев так и будет звучать: «мосес» или, как у иудеев, «моше». Найденыш, значит.
Ладно. Нашла его египетская принцесса, назвала Моше.
Но в этом имени еще какая-то тайна скрывается, ну-ка, подумаем! Вспоминай, Моше!
Понятно, что великий пророк мог воспитываться только при дворе великого фараона, то есть как раз Рамзеса. Значит, именно дочь Рамзеса этого Моше и нашла. Но ведь именно Рамзес и прославился тем, в Финикии каждый это знает, что позавидовал народу иудейскому, живущему в Мисраиме. Потому позавидовал, что разрасталось племя иудеев, угрожая потеснить кеметцев с их исконных земель. И от зависти этой повелел всех иудеев считать рабами Мисраима, а всех рожденных мальчиков предавать смерти.
Моше даже дух перевел. Дыма, как говорится, без огня не бывает, но все же эти предания финикийцы меж собой только как слухи передавали, а было или нет в Мисраиме великое истребление младенцев, о том глиняные таблички молчат.
Ну что же, таблички молчат, а папирус расскажет!
И Моше отчаянно окунул стило в подсыхающие уже чернила…
Стоп!
Да ведь если у папируса не будет того источника, с которого либо по-финикийски, либо по-эллински, либо даже по-ассирийски переписаны священные знания, то строгий Амрам разгневается и, чего доброго, прогонит Моше из библиония прочь!
Тут надо сообразить…
А кто сказал, что Моше писал свои пророчества и откровения, рассказывал свою историю только стилом на глине, которую потом обжигали? Папирус-то в Мисраиме был? Был! И тростник веками рос, и веками кеметцы знали секрет изготовления драгоценного папируса.
А значит, великий Моше мог либо писать, либо диктовать свои священные слова прямо на папирус!
От этого открытия юного тезку пророка даже пот прошиб.
В библионии ещё столько неразобранных библосов – папирусных свитков, свернутых в плотные трубки! А что, если Амраму сказать, что он порылся в них хорошенько и отыскал не читанные еще никем откровения самого великого Моше, но не на глине, а на папирусе!
А откуда этим свиткам взяться?
Их надо написать, да поскорее! Надо найти самые старые, истлевающие листы папируса, записать на них историю найденыша, а потом положить под солнечные лучи, чтобы буквы хорошенько выцвели. Да именно что не иероглифы, а буквы: ну как мог еще иудейский пророк записывать слова Бога? Не по-кеметски же, не по-эллински, а только на иврите!
Замысел созрел, как спелый финик.
Пора настала попробовать этот финик на вкус.
Полуистлевший пергамент и искать не пришлось, все негодные листы Моше сам отбирал и складывал в темном углу библиония. Пурпурной краски, конечно же, на нем не будет, а вот чернила из сожжённых корней папируса, уж наверное, были и при Рамзесе.
И рисунки были. У кеметцев все иероглифы – каждый, как маленький рисунок.
Но писать-то надо на иврите!
Поэтому Моше решил для начала обойтись без рисунков в жизнеописании найденыша. Пока. А там поглядим.
Во-первых, конечно же, никакой Моше был не безвестный найденыш, а мальчик, рожденный в благочестивой иудейской семье, которая не только жила в Мисраиме на берегу Нила, но имела высокое положение и была близка фараону Рамзесу.
Отца Моше, конечно, звали Амрам. Это будет и честью, и благодарностью смотрителю библиония за всё его добро.
Амрам на иврите означает «глава народа». Вот пусть он и будет главой всего народа иудеев в Мисраиме.
А мать Моше как звали?
Так… Ну, раз имя отца говорит о прошлом положении семьи Моше, то пусть имя его матери говорит о будущем! Что главное в будущем новорожденного? Ясно, что – он станет пророком и будет слышать Всевышнего единого Бога! Вот это его и прославит в веках.
Хорошо. Значит, имя матери Моше было Иохаведа, что на иврите значит «Бог – моя слава».
Фантазия мальчишки неслась уже, как хороший арабский скакун. Стило не успевало за мыслью, чернила в плошке то и дело приходилось подливать.
– Вот как мы про зависть фараонову напишем… – бормотал себе под нос Моше и быстро чертил стилом по папирусу, – «Тогда фараон всему народу своему повелел, говоря: всякого новорожденного у иудеев сына бросайте в реку, а всякую дочь оставляйте в живых»…
Моше отложил стило и потянулся. Кораблик, кораблик… Так и просится в историю… Вот как надо сделать! Надо написать, что Иохаведа родила такого сына, что от него невозможно было глаз отвести, что от него свет струился… И мать три месяца прятала его, а потом придумала, как и жизнь ребенку сохранить, и волю фараона исполнить. В реку так в реку!
Сделала Иохаведа кораблик, как у кеметцев, из корзины для белья, смазала дно и бока снаружи асфальтом и смолой, положила в него младенца, да и бросила в Нил. Но не на быстрое течение, а в те же папирусные тростники поближе к берегу, откуда кораблик не смог бы на стремнину выбраться. Да только и там малыш мог погибнуть. Вот Иохаведа и попросила свою дочь Мириам, сестру Моше, подругу дочери фараона, уговорить принцессу пойти вечером купаться как раз к этим тростникам.
Пришли они, а из корзины свет! В сумерках далеко видно. Принцесса смотрит, а там ребенок, да такой светлый, и сразу видно, что иудейского племени. Жалко ей стало младенца, и решила дочь фараона ребенка этого усыновить. А Мириам тут как тут: говорит, хорошей кормилице его отдам. Так «найденыш» к родной матери Иохаведе обратно и попал. А потом и родной отец Амрам стал его воспитывать.
Ну, а с именем совсем просто получилось. Если не по-кеметски, а по-иудейски его читать, то «Моше» означает «спасённый» или даже прямо: «спасённый из воды».
Для фараона Моше получается «найденыш», а для народа иудейского «чудом из воды спасённый», да еще и в тростниках!
…Очень Моше остался доволен своей первой историей. А руки так и чесались продолжать вспоминать жизнеописание великого Моше дальше. Но всему свое время.
А пока свернул он папирус в библос и положил его подальше на полки библиония, но от других неразобранных папирусов отдельно…

Глава 12. Исторические бифуркации

 «Когда идея овладевает массами,
она становится материальной силой»
Карл Маркс

Безмездник открыл глаза и удивлённо обернулся по сторонам. В садике Мариинской больницы стояла белая петербургская ночь и по-прежнему в свете из окон больницы не видно ни души. Михаил Александрович поёжился от озноба: да, не Ханаанское побережье…
– Что это было, Лилит? – спросил он, сглотнув. – Вся эта история с мальчишкой-фантазёром Моше? Сон?
– Что это было, Михаил Александрович? – как будто бы даже сочувственно отозвалась Лилит. – А сами-то вы не ответите на свой вопрос?
– Не хотите ли вы сказать, что это была ваша первая провокация?
– Что первая – определенно не хочу, уже далеко не первая, а что провокация – вот тут вы попали в самую точку! В центр сути, как говаривал Жванецкий. Именно что провокация!
– И какой же выбор вы мне предлагаете? Разве от меня в такой давней истории может что-нибудь зависеть?
– Замечательный вопрос! Какой может быть выбор, когда всё уже произошло? А вспомните, милейший Михаил Александрович, как вы когда-то по воле случая нашли учебник истории СССР 1937 года издания. Припоминаете?
– Да, такое не забудешь! Оказывается, всю Октябрьскую революцию задумал и совершил товарищ Сталин, а Ленин ему только помогал…
– И ведь выбор такой тогда делали не один и не два человека, а целые поколения, причем все, как один. История – дама с фантазией… А какая разница, в каком направлении по времени происходит бифуркация, неуловимое изменение, приводящее к совершенно разным реальностям? В направлении прошлого или в направлении будущего?
– Да разве прошлое не сложилось уже единственно возможным образом?
– Кто знает? Известно, что Иуда Искариот существовал, а вот намерения его могли быть и такими, какими открыл их Леонид Андреев в своей исторической бифуркации… Не говоря уже о существовании и намерениях Иисуса.
– А… Кажется, я вспоминаю! Что-то я похожее уже читал… Ну конечно! Эффект Манделы!
– Замечательно, Михаил Александрович! Классический пример исторической бифуркации! Вот я вам сейчас напомню. Дело было так. В 2013 году в интернете внезапно разгорелся спор по поводу смерти Нельсона Манделы. Многие люди были совершенно убеждены, что этот политик скончался в тюрьме в 1980-х годах. Они даже вспоминали и горячо обсуждали выпуски новостей с сообщениями о смерти Манделы. А на самом деле тот был освобождён в 1990 году и скончался гораздо позднее, в 2013 году. И вот тогда для объяснения такого ложного коллективного воспоминания и появился термин «эффект Манделы». Его автор Фиона Брум даже утверждала, что эффект Манделы проявляется в результате перемещения человека в альтернативную реальность.
– Это что, на самом деле так?
– Кто знает? Сам-то эффект заключается в совпадении у нескольких разных людей воспоминаний, противоречащих реальным фактам. Вспомните нашего многоуважаемого Александра Георгиевича Калинина. Он уверен, что патриарх Филарет, первый в роде Романовых, был евреем, а майдан устроил госдеп. И вместе с ним пол-России в этом уверены. Однако вряд ли все они перемещались в какую-то другую реальность, кроме собственных. Вот вам и историческая бифуркация! Массовый «эффект Манделы». Наше время полно такими эффектами.
– Что же это получается? Из-за любого такого эффекта реальный исторический факт может быть позабыт, а миф стать фактом? Это как было с Сальери: он Моцарта на самом деле не убивал, уж это-то доказано, а люди веками считали его убийцей, и музыка Сальери стала практически забытой…
– Очень удачный пример, Михаил Александрович, браво!
– А как же тогда различить реальную историю и вымысел? Ведь примеры и с Ганди, и с Гитлером – примеры реальные?
– И снова мы приходим к вопросу: а что такое факт? На который, кстати сказать, ответа так и не нашли.
– Факт – это факт. Индия от англичан освободилась без оружия, и вторая мировая война была – это факты. Бах вон от беспамятства очнулся – и это тоже факт. А вот музыку Сальери не слушают, и непонятно, была она фактом или нет.
– Смею вас заверить, слушают, еще как слушают! Но в узких кругах. И получается, что для кого-то она факт, а для кого-то – миф. И что же здесь непреложный факт? То, что музыку Сальери слушают – или то, что не слушают? Что правда – я давлю на стену или стена давит на меня?
– Что же у вас получается? Факт – это то, что я выбираю как факт?
– И то и другое факт! А ещё факт, что вы, уважаемый Михаил Александрович, обладаете свободой выбора из этого разнообразия, и даже изобилия фактов! А сделав свой выбор, живете с выбранным набором фактов. Вот вам пример: выбор пушкинского Сальери: «Все говорят: нет правды на земле. Но правды нет – и выше. Для меня так это ясно, как простая гамма».
– Это он в том смысле, что Бога нет?
– «Бога нет – а значит, всё дозволено». Еще один выбор, на этот раз Ивана Карамазова. А вот факт это или не факт? Два взаимоисключающих факта: Бог есть – и Бога нет. Что из них факт, а что – миф?
– Что-то вы меня совсем запутали, Лилит! По-вашему что, непреложных фактов вообще не существует?
– Ну будьте любезны, Михаил Александрович, приведите мне пример такого факта.  Даже ваши аргументы о второй мировой войне или мирном освобождении Индии – вовсе не факты для каких-нибудь жителей затерянных скитов Восточной Сибири или аборигенов Австралии, для них это и не мифы даже.
– Но и аборигены эти ваши тоже воздухом дышат, под солнцем греются – это-то уж для всех факт?
– Не факт! Вот астматик во время приступа отчетливо осознает, что воздух – это драгоценность, награда, доступная не всем. А для глубоководных обитателей, обладай они разумом, и солнце тоже – миф.
– И выходит у вас, что факт – это вещь субъективная?
– Безусловно так, Михаил Александрович! А говоря точнее, любой факт зависит от наблюдателя. И вам это прекрасно известно. Правда, применительно к квантовой механике, к элементарным частицам.
– А! Это вы о принципе неопределенности Гейзенберга?
– Конечно! Вернер Гейзенберг сформулировал принцип: чем точнее измеряется одна характеристика частицы, тем менее точно можно измерить вторую (например, координаты и импульса, тока и напряжения, электрического и магнитного полей). А нам с вами осталось только два шага сделать. Решить: факт этот принцип или миф, это во-первых. И во-вторых, решить: применим ли этот принцип для человеческих представлений о любой паре взаимоисключающих фактов. Например, «Бог есть» и «Бога нет».
– Ну да… Верующие люди живут бок о бок с атеистами, и факты для них существуют одновременно взаимоисключающие…
– Вот! Великолепно! А ведь элементарная частица и координатами обладает, и импульсом. Да вот фактически измерить можно только что-то одно. Для кого-то Вторая мировая война была – а для кого-то ее не было. Для кого-то Парвус как демон российской революции существовал – а кто-то о нем и понятия не имеет. Для кого-то Бог есть – а для кого-то Его нет. Что есть факт? Только выбор, какую характеристику явления надо измерить точно, а какой пренебречь!
– А будущее в таком случае – оно тоже неизмеримо и непредсказуемо?
– Блестящий вопрос, Михаил Александрович! Значит, с прошлым вы уже разобрались? Что такое факты прошлого?
– Положим, что разобрался. И воздух, и солнце всегда были в прошлом в изобилии, да только кем-то или чем-то могли быть незамеченными или непризнанными. Например, какими-нибудь камнями под землей.
– А факты?
– Выходит, что в прошлом и фактов могло быть в изобилии, причем не только реально произошедших, но и сотворенных в массовом сознании людей по «эффекту Манделы». Например, убийство Моцарта Сальери.
– А что же тогда такое историческая бифуркация?
– А историческая бифуркация – это выбор мною в этом изобилии как фактов, так и мифов, того, что я признаю фактом. Например, того, что Атлантида существовала.
– Ну что же, положим, что с прошлым мы разобрались и, по принципу неопределенности Гейзенберга, вариантов его «измерения» может быть изобилие. А какой вариант считать фактом, зависит только от наблюдателя.
– А точно вариантов прошлого может быть изобилие?
– А точно все ресурсы безграничны? Как вы решите, милейший Михаил Александрович, так и будет!
– Хорошо. В моем ближайшем прошлом с помощью вашей, Лилит, провокации, один факт установился неопровержимо. А именно: все ресурсы безграничны для систем, которые выбирают жизнь.
– А как только вы приняли это решение, сделали это утверждение непреложным для себя фактом, так в тот же момент миновали точку бифуркации: ваша жизнь теперь развивается по законам жизни. Или по законам изобилия – как вам будет угодно. А Ивану Николаевичу, дорога которому предстояла глухая, кривая и окольная – дорога энтропии, одним словом, – волей-неволей пришлось свой выбор изменить, чтобы к жизни вернуться. И еще долгий путь пройти… Кстати сказать, помог ему в этом будущая звезда кардиохирургии Иван Михайлович Положинский (помните нашего Д’Артаньяна?) Так уж Баху повезло, что сегодня именно Иван Михайлович был дежурным врачом. Этот врач еще очень многим свой выбор поможет сделать – но в ближайшем будущем.
И чёрт его знает, как, а только тут Миша вдруг понял, что и вправду миновал какую-то неуловимую точку… и что теперь вся его жизнь пойдет совсем по другим законам и совсем в другом направлении. И раз уж для него теперь факт, что живое от неживого отличает именно что бесконечное изобилие, то направление это будет определенно направлением жизни.
И уж, конечно, жизни интересной!
Но вот путаница с историческими фактами, которые Калинин вдвоем с Лилит обрушили на Михаила Александровича, уж никак в сделанный выбор не укладывалась.
– Ну хорошо, с Бахом вроде понятно… А как же Калинин?
– А Калинин-то как раз и подготовил для вас следующую точку бифуркации, но она еще впереди. Хотя Александр Георгиевич уже заранее выбрал свой тупиковый путь к собственным историческим мифам. Не по пути ему с вами! Он ваш антагонист…
– Вот про путь… Вы что-то говорили о квесте?
– Так вам, Михаил Александрович, стало быть, интересно сыграть в новую игру? Полную азарта, тумана и неопределенности?
– Да конечно, интересно! Хотелось бы только без жертв…
– Без жертв вряд ли получится. Каждый, кто выбирает в точке бифуркации тупиковый путь – как ни крутите, а жертва. Жертва собственного выбора. Но у вас будет преимущество. При любом сложном выборе рядом с вами будет тот, кто всей душой выбирает тупик. И будет тот, кто делает другой выбор. И вы сможете присоединиться либо к одному – либо к другому. Ну как, Михаил Александрович, годятся вам такие правила Игры?
В глазах Лилит плясали весёлые дьявольские огоньки, особенно ясно различимые в короткой июньской темноте. Миша не спешил с ответом, хотя, собственно, разве был у него выбор? Выбор он уже давно сделал. Что-то в его груди трепетало, как птенец, зажатый в кулаке. Птенец, надо полагать, был он сам, а кулачок, уж конечно, был Лилит. И кулачок этот Мише был очень приятен…
И наконец решился:
– Годятся! – тряхнул Миша головой. – Я готов!
– В таком случае, продолжим путь!
…Мы с тобою, читатель, добрались до начала приключения, преодолев его завязку. Бьюсь об заклад, что притомили тебя и порядком надоели провокации Лилит, возможно, даже и Серафимовны, и ее пространные информационно насыщенные рассуждения. Наверное, в интернете хорошо покопалась, на совесть подготовилась. И, что интересно, специально для тебя, читатель, чтобы именно тебя утомить к тринадцатой главе и толкнуть на тупиковый путь: закрыть книгу.
Ведь чего-то этой Лилит от тебя, читатель, надо? Какую-то корысть она преследует?
Или нет?
И вообще: бывают ли бескорыстные трикстеры?
Вот что было нужно Мефистофелю от Фауста, Воланду от Мастера, а Демиургу от Носова? И нужно ли?
Эти самые души, которые они покупали, нужны были им, как Чичикову? Чтобы получить чистую корысть: залоговые суммы в Опекунском совете?
Или, может быть, зачем-то ещё?
И зачем Лилит искушает тебя, читатель? Не лучше ли на этом остановиться и её сомнительных слов больше не слушать?
А может быть, и в этом тоже – провокация Лилит?
Вот интересно: какой путь из этой нашей точки бифуркации ты выберешь? Тот, на который провоцирует тебя Лилит, или тот, на который толкает тебя весь твой старый опыт?
;
Часть 2. Начало Игры

Глава 13. Кто такие друзья

«А это были ангелы…
А мы и не заметили».
Юлий Ким

Пока ты думаешь, читатель, неостановимый сюжет продолжает развиваться. Собственно, тут-то он только и начинается. Стремительно поднявшись со скамейки, Лилит, как будто в продолжение разговора, спросила:
– Михаил Александрович, а у вас есть друзья?
Тот было снова растерялся, но, быстро сообразив, что этот вопрос входит в правила игры, тут же и спросил встречно:
– А что вы понимаете под словом «друзья», Лилит?
– Не будем терять время, я не стану переспрашивать: «а вы что под этим понимаете?», просто предлагаю оттолкнуться от самого слова «друзья». Как вам нравится такой его скрытый смысл: «дру(-гие) я»? Ваши alter ego в каких-то проявлениях жизни?
– Интересный поворот!.. Тогда получается, что один из первых моих друзей, по-вашему, Иван Николаевич Бах?
– А разве нет? Он ваш идеальный оппонент, точнее, исполнитель роли той части вашей индивидуальности, которая вечно боится, что какого-то ресурса ей не хватит: денег, времени, внимания…
– Да ведь Бах меня старше в два раза! А друзья – это обычно ровесники…
– Правда? А минуту назад вы и не знали, что такое «друзья», еще и меня спрашивали…
– А пожалуй, что вы и правы… С Бахом интересно и говорить, и спорить. Так что в каком-то смысле его можно другом назвать… Но ведь друг, как моё alter ego, – это же не обязательно оппонент? Он может быть и единомышленником?
– Безусловно, Михаил Александрович! Друг может быть и единомышленником, и оппонентом – в конкретном вопросе. Но настоящий друг – это всегда единозамышленник. В смысле общности ваших замыслов или целей.
– Таких у меня, наверное, немного… Хотя…
– Ну вот! Малиновского-то вы уже вспомнили! И других вспомните!
Что тут сказать? Как, ну как могла Лилит не только знать про Лёву Малиновского, да ещё и вспомнить о нём в тот самый момент, когда и Миша о нём подумал?
Телепатия!
Лев Андреевич Малиновский долгое время был параллельной с Безмездником планетой. Учились они на мат-мехе вместе, только Малиновский был на два курса старше, оба получили дипломы математиков (в одно слово, без дефисов и эпитетов), распределились в один и тот же номерной институт, точнее, НПО, где Миша под руководством Льва Андреевича из математика-теоретика быстро переквалифицировался в разработчика-программиста, в народе – прогера.
А так как «ящик» – контора закрытая, то и рычаги поощрения и карьерного роста в нём тоже специфические. К финишу первыми приходили не те, кто лучше бегает, а те, кто лучше бегает в мешках. Одним из «мешков» для такого бега была закрытая аспирантура при НПО.
И вот, несмотря на свои семь пядей во лбу, явную пользу, которую приносил всему «ящику» сектор прогеров под руководством Малиновского, и полностью написанную кандидатскую диссертацию, Лев Андреевич в очереди на защиту постоянно пребывал где-то в хвосте.
Наконец Лёве это надоело, он перестал вносить постоянные исправления в свою сугубо математическую секретную диссертацию, а поклялся вместо неё написать другую. Диссертацию-провокацию. Полностью открытую для публикации в любых источниках, полностью отвечающую требованиям ВАК для защиты (уже докторских) диссертаций, но не похожую ни на одну уже написанную и защищенную из миллионов других.
И ведь писал дома в стол, и ведь написал, упёртая душа!
Только не показывал никому, даже близким друзьям. И Мише не показывал.
– А не нанести ли нам сейчас визит Льву Андреевичу? – весело поинтересовалась у Безмездника Лилит. – Ведь в это время он ещё не спит?
– Нет, не спит. – отвечал Миша. – Лёва – птичка поздняя. Работает по ночам. Трудится над своей таинственной диссертацией. Он живёт недалеко, на углу Вознесенского и Казанской.
– Тогда вперёд!
Миша только собирался было сделать шаг по направлению к проходной больницы, как вдруг обнаружил себя стоящим перед дверью Малиновского на третьем этаже классического ленинградского подъезда. Дверь в квартиру была новехонькая, похожая на сейфовую, а подъезд оставался всё таким же, похожим на внутреннюю часть колодца: сырым, гулким и полным запахами табака и почему-то кошек.
Лилит оказалась с Мишей рядом, но встала она справа от двери, со стороны петель – наверное, чтобы открывший дверь её сразу не заметил. И кивнула Мише на звонок. 
Тот, конечно, позвонил, но дверь открылась не скоро. А когда распахнулась, на пороге предстал с незажжённой сигаретой в зубах Лев Андреевич Малиновский собственной персоной. И, как всегда, искренне обрадовался гостю.
– Мишаня! Бездельник! Здорово! Ты как раз кстати! Покурим?
Лев Андреевич прекрасно знал, что Миша не только не курит, но и дыма табачного не любит. Однако «покурим» на языке Малиновского означало «поболтаем» и уж, конечно, поболтаем о каком-то очередном его открытии или озарении.
Тут Лилит очень естественно вышла из-за своего укрытия, и Лёва, натурально, мгновенно преобразился. Нет, конечно, тапочки и старинная застиранная олимпийка никуда не исчезли, но перед Лилит теперь, вне сомнения, стоял аристократ голубых кровей, уж не меньше чем в бальном фраке.
– Кто это с тобой, друг мой? – проговорил с достоинством вмиг полюбезневший Малиновский. – Откуда в наших убогих краях это небесное создание? Позвольте мне представиться…
– Не трудитесь, Лев Андреевич, – в той же тональности и с не меньшим достоинством ответствовала ему Лилит и, на удивление Миши, протянула руку в тонкой перчатке, да так, что сомнений не оставалось: руку эту можно было только поцеловать, никак иначе. Что Малиновский немедленно, выхватив изо рта сигарету, и сделал с большим изяществом. – Михаил Александрович был так любезен, что много рассказал мне о вас как о своем лучшем друге…
Тут Лилит полуобернулась к Безмезднику и весело подмигнула ему, благо Малиновский был всё ещё склонён над её рукой.
– Не верьте, не верьте его наветам! – горячо запротестовал Лев Андреевич, распрямляясь. – Если что и было, то лишь по молодости и уж во всяком случае без злого умысла!
– Да бог с вами, ни о чём предосудительном про вас мне Михаил Александрович не говорил вовсе! – любезно отвечала Лилит, проходя за Мишей в прихожую Лёвиной, типично петербургской квартиры, в которой уже лет двадцать шёл вечный ремонт. – Наоборот! У меня о вас составилось представление, что вы человек исключительной наблюдательности, острого ума и редкого упорства!
– Ах, что касается упорства, то это, увы, не про меня… – Лёва вполне искренне глубоко вздохнул. – Человек, как известно, слаб, и человек этот – я…
– Не скромничайте, Лев Андреевич, не скромничайте! Ведь свой главный замысел, свою провокационную диссертацию вы упорно довели же до логического завершения?
– Миша!!! –  снабдив эти четыре буквы тремя знаками восклицания, повернулся Малиновский к Безмезднику. – Проболтался уже?
Тут, наконец, Миша, поняв, что пришел черед его реплики «Кушать подано!», и набравши заранее побольше воздуха в грудь, ответил такой короткой фразой, прервать которую не смог бы даже и Малиновский:
– Ты, Лёва, сегодня впервые в жизни встретился с человеком, который знает о тебе абсолютно всё!
Тут Лев Андреевич в притворном ужасе согнулся и закрыл голову руками, и уже оттуда, из этой позы «я в домике», быстро сориентировавшись, задал Лилит вопрос:
– Тогда, может быть, прекрасная незнакомка знает и то, чего уж точно не знает наш болтливый друг Мишаня? Как озаглавлена эта самая якобы написанная мной диссертация?
– Нет ничего проще, Лев Андреевич! – весело отвечала Лилит. – «Игра как инструмент счастья». А чтобы не быть для вас по-прежнему незнакомкой, позвольте кстати и представиться: Лилит.
Тут уже Лёва руки опустил, разогнулся и изумленно уставился своими черными глазищами на всеведущую собеседницу.
– Да быть этого не может! Я только позавчера окончательно сформулировал название! Никто ещё об этом не знает!
– Как видите, дорогой Лев Андреевич, бывают в жизни ситуации, когда и женщинам ведомы сокровенные тайны мужчин! Ведь вы позволите взглянуть на ваш труд?
Лёва покачал головой и, помедлив, вымолвил:
– Ну, раз уж вы всё обо мне знаете, извольте… Прошу!
Он в полупоклоне указал на комнату, которую можно было условно назвать кабинетом, потому что среди несметного количества самых разных предметов, эвакуированных в эту комнату в порядке производства ремонта, стояли под завязку забитые книгами книжные шкафы и заваленный книгами же и бумагами письменный стол.
Открывши центральный ящик этого стола, причем ключом, извлеченным из деревянной кружки с ручками и карандашами, стоящей на книжной полке, Лев Андреевич извлёк из этого ящика толстый скоросшиватель в веселой зеленой обложке и протянул его Лилит.
Та взяла папку, положила её на протянутые ладони и, подержав несколько секунд, со вздохом произнесла:
– Очень интересно! Однако финал-то пока ещё сыроват!
Малиновский хмыкнул и недоверчиво повертел головой. А Миша уже ничему не удивлялся. Лилит между тем почтительно как-то передала внушительную папку обратно её хозяину.
– Это комплимент, уважаемая Лилит? – спросил тот уже без прежней позы. – Или же вы хотите сказать, что прочитали весь мой труд за две секунды, даже не открыв его?
– Именно так, Лев Андреевич. И комплимент, и полное прочтение. Полное и внимательное, смею вас уверить. Однако, чтобы узнать вкус блюда, не обязательно съесть его целиком.
– Моя диссертация – не каша и не торт, – гордо выпрямившись, с неожиданным достоинством проговорил Малиновский.
– Не каша, уважаемый Лев Андреевич. И даже не торт. А умная, зрелая и даже изящная работа, актуальность которой неоспорима. Напрасно вы видите в моем лице невежду, я, скорее, могу быть вашим достойным оппонентом, если вы того пожелаете.
– Прошу прощения, Лилит, я, очевидно, погорячился, – выдохнул Малиновский, смущенно потирая лоб. – Но вы должны меня понять. Ведь я замахнулся не на кого-нибудь, не на Маркса даже, а на его величество Рынок.
– Понимаю вас прекрасно, Лев Андреевич. Вы пошли по пути Вечеровского, а путь этот нелегок. Но зато в конце пути вас ждёт достойная награда, смею вас уверить! Только вот наш Михаил Александрович скоро совсем заскучает, он-то с вашей нетленкой пока незнаком. Как вы полагаете, достоин ли он тоже познакомиться со столь замечательным трудом?
– Боже мой, конечно же, достоин! Миша, ты прости меня, обормота, я действительно не хотел пока до поры до времени никому его показывать, и тебе в том числе. Но теперь вижу, как был неправ! Держи, друг. Очень буду рад, если найдёшь время и силы почитать!
За Безмездника ответила Лилит:
– Конечно же, время на такое благое дело не только у Михаила Александровича, но и у всех нас найдется! И я с удовольствием перечту вашу, Лев Андреевич, работу ещё раз. Но чуть позже. Ведь вы потерпите немного, Михаил Александрович?
– Я столько ждал, Лилит, что уж конечно потерплю ещё немного, – отвечал Миша, с замиранием открывая первую страницу зеленой папки.
На первой странице значилось:

«Игра как инструмент счастья»
Диссертация-провокация
на соискание ученой степени доктора философских наук»

Глава 14. Диссертация-провокация

 «Цените простоту. Если вы не можете объяснить это просто, то вы сами не понимаете предмет достаточно хорошо»
Альберт Эйнштейн
Предисловие
Детские игрушки или является ли философия наукой?

Это – диссертация-провокация. Та самая провокация, которая побуждает остановиться и критически взглянуть на ценности всего прошлого опыта. Пересмотреть наши парадигмы на соответствие их реальности, то есть проверить «карты местности», по которым движется жизнь каждого из нас по пути к самому главному: к счастью.
Одна из первых провокаций этой работы – твой вопрос самому себе: «А разделяется ли моя жизнь на разные части: семью, учебу, работу, науку, творчество, бизнес, общественную деятельность, отдых?»
Казалось бы – что тут неясного? Конечно, да!
А у тебя в пяти- или шестилетнем возрасте – разделялась?
Ты ответишь: не разделялась, но тогда я не только не знал, что такое бизнес или работа, но даже и учебы-то никакой по-настоящему не было!
А так ли? Оглянись на все свои самые главные, самые нужные в жизни навыки! Ходить, говорить, читать, даже есть и пить самостоятельно ты научился в раннем детстве.
Много ли навыков у тебя появилось после шестилетнего возраста по сравнению с первыми пятью годами твоей жизни?
Наверное, совсем немного.
Как же ты их получил?
Ты просто ИГРАЛ!
И была для тебя игра и учебой, и работой, и бизнесом, и творчеством, и школой взаимоотношений – и со сверстниками, и со своими главными учителями – семьей, и, конечно же, была она отдыхом.
Но вот была ли игра для тебя в детстве наукой?
Когда вообще наука входит в нашу жизнь?
Не раньше старших классов школы. А потом для кого-то становится главным делом всей жизни.
А что это вообще такое – наука? Вот что говорит об этом Википедия [1]:
«Нау;ка – сфера человеческой деятельности, направленная на выработку и систематизацию объективных знаний о действительности. Основой этой деятельности является сбор фактов, их постоянное обновление и систематизация, критический анализ и, на этой базе, синтез новых знаний или обобщений, которые не только описывают наблюдаемые природные или общественные явления, но и позволяют построить причинно-следственные связи с конечной целью прогнозирования. Теории и гипотезы, которые подтверждаются фактами или опытами, формулируются в виде законов природы или общества.
Учёный – представитель науки, осуществляющий осмысленную деятельность по формированию научной картины мира, чья научная деятельность и квалификация в той или иной форме получили признание со стороны научного сообщества. Основной формальный признак признания квалификации – публикация материалов исследований в авторитетных научных изданиях и доклады на авторитетных научных конференциях».
А теперь нет ничего проще, чем посмотреть, к чему же сводится деятельность малыша от рождения до пяти-шести лет.
Сбор фактов, их обновление и систематизация? Конечно, да! «Что это там такое интересное? Я такого еще не видел! Это съедобно или нет?».
Критический анализ? А как же! «Не хочу надевать эту шапку, она будет колоться!».
Синтез новых знаний и обобщений? Безусловно! «Эта собака меня хотела укусить, значит, все собаки злые, и я их боюсь!».
Построение причинно-следственных связей с целью прогнозирования? Да постоянно! Чего стоит вечная дилемма ребенка: «Лучше сделать так, чтобы меня не наказали» или «Лучше сделать так, чтобы мама и папа порадовались». И, казалось бы, один и тот же поступок: картина гуашью на новых обоях и в той, и в другой парадигме выстроит целую цепочку прогнозируемых действий юного художника на будущее.
Теории и гипотезы? Это и есть мир ребенка! Его Дед Мороз и Смешарики живут, конечно же, совсем по другим законам природы и общества!
И под определение ученого ребенок подпадает как никто другой. С той только разницей, что его признание определяется не научными публикациями, а чем-то иным. Чем же?
Для пятилетнего ученого главный критерий – «интересно!». И поэтому самое главное пожелание тебе, чтобы с первых же слов Введения этой диссертации-провокации тебе было интересно!
Итак – поиграем?
Лев Малиновский
20.12.14
Введение
1. Актуальность темы и ее значимость для науки и практики.

– Как же так? – удивленно спрашивают рабочие.
– А вот так! – гениально отвечает Маркс.

Вот раньше, лет тридцать назад, классно жили! Носишь по десять лет один костюм или одно пальто – и все окружающие в таких же. Никому не стыдно. А сейчас на две проблемы у людей больше стало. Первая: «Надеть нечего», и вторая «Шкаф мал, ничего не влезает».
За чем раньше гонялись, в очередь с ночи записывались, переплачивали втридорога, теперь в изобилии повсюду, даже в самой отдаленной глубинке. Теперь за покупателем гоняются.
А как иначе? В торговле, которую 150 лет назад Карл Маркс определил формулой Д – Т – Д', занято, по слухам, больше 60% населения планеты. Это люди, которые ничего не производят, а только перераспределяют. Им есть как-то надо! А как тут перераспределишь (то есть продашь), когда всего кругом полно? Рынок, как говорят, насыщен. А материальных благ все больше и больше на планете (Приложение 1).
Задачка для шестиклассника: если в развивающихся странах, например, таких, как Китай, ВВП растет в год на 8-12%, то как он вырос за 30 лет? Получается, что в 18-20 раз! Вместо одного костюма в гардеробе висят 20. Вот и источник второй проблемы: «Шкаф маловат».
Но от обилия вещей счастья у людей больше не стало.
«Как не стало?» – возмутится Оппонент. – «Очередей меньше – а значит, счастья больше!».
Разберемся. Безусловно, непреодолимые препятствия тридцатилетней давности на пути приобретения нужной вещи ушли в прошлое. Раньше человек, сталкиваясь с таким препятствием, чувствовал себя ниже препятствия, и поэтому испытывал унижение. А значит, вместе с очередями и дефицитом ушли в прошлое и прежние унижения. Конечно, отсутствие унижений – условие для счастья необходимое. Но не достаточное.
А вот какие именно условия в сегодняшнем мире будут для любого человека необходимыми и достаточными для счастья, и как можно достичь такую цель: легко и просто обеспечить эти условия для каждого из нас? Вот, с моей точки зрения, одна из самых актуальных задач на сегодняшний день.
Почему? Разве имеет «важное политическое, социально-экономическое, культурное или хозяйственное значение» счастье какого-то отдельно взятого человека? Можно ли счастье отдельного человека рассматривать как «научно обоснованное техническое, технологическое или иное решение, внедрение которого вносит значительный вклад в развитие страны»? Или, может быть, оно когда-либо являлось «научной проблемой»? Ведь именно так и мерит значимость и актуальность научного исследования Высшая Аттестационная Комиссия (ВАК) [2]. А что это значит? Это значит, что для официальной науки, по крайней мере, России, исследования, посвященные счастью конкретного Льва Андреевича, не являются актуальными. И поэтому такие исследования не являются значимыми.
Больше того. Для всего остального мира такие исследования вообще не актуальны. Практически по той же причине. Счастье каждого отдельно взятого человека на протяжении столетия вообще не было нужно никаким экономическим и общественным сообществам: начиная от крупных государств и заканчивая мелким бизнесом и семьей.
Так, может, исследования счастья по-прежнему не актуальны?
А вот и нет. Время изменилось. И критерии оценки актуальности и значимости любых исследований пора пересматривать.
Нужно всего лишь немного здравого смысла, чтобы прийти к очевидному выводу: человек сегодня – это уже больше не только и не столько потребитель. И экономику, ориентированную на потребление, в ближайшее время ждет коллапс. Надо что-то радикально менять в главных общественных и личностных ценностях для того, чтобы люди начали жить по-другому. В том числе и в науке.
«Измените свое сознание, и это изменит вашу жизнь. Мир, который мы имеем, был создан в процессе нашего мышления. Он не может быть изменен без изменения нашего сознания. Мы не сможем решить наши проблемы с тем же мышлением, которым мы создавали их».
Альберт Эйнштейн
Ну, в самом деле, каждый из нас как часть общества формировался и рассматривался на протяжении почти столетия в самом важном для Рынка аспекте. Аспект этот – потребление. В каком бы институте общества мы ни оказывались: экономическом, политическом, образовательном, общественном и научном в том числе, этот институт сразу же начинал трудиться над самой главной своей задачей. Это задача, диктуемая Рынком: формирование из личности платежеспособного потребителя, на котором и строится весь Рынок. Прежде всего, торговля: Д – Т – Д'.
Но торговля-то в мире изобилия постепенно исчезает! А с ней и оправдание прежних целей Рынка по отношению к нам с вами. Потому что с исчезновением торговли останется только одна функция Рынка: производство (Т – Д – Т'). Но что за производство останется в мире изобилия, где уже сейчас налицо перепроизводство материальных товаров и услуг? Ясно, что производство (а точнее, создание прибавочной стоимости) завтра переориентируется на нематериальную сферу.
Смелая гипотеза: в ближайшем будущим самым востребованным продуктом производства в нематериальной сфере будет производство… счастья. Не для социальных групп или классов, а для каждого человека в отдельности.
В самом деле, сегодня на первый план в нашем мироощущении выходит обретение счастья. Не хочется больше бездумно потреблять, а счастья хочется. Ведь, наверное, и счастья в мире изобилия – изобилие!
Каждый сегодня не только хочет счастья, но и осознает, что счастье для него доступно. А востребованность в наступившем времени идеи доступности счастья во всех его проявлениях и определяет актуальность и значимость этого исследования.
Может быть, не столько для науки, сколько лично для каждого человека.

2. Современное состояние исследований в данной области.

Один царь был болен…Мудрец ему сказал: если найти счастливого человека снять с него рубашку и надеть на царя — царь выздоровеет. Но в царстве не было ни одного такого, чтобы всем был доволен… Один раз идет поздно вечером царский сын мимо избушки, и слышно ему — кто-то говорит: «Вот слава богу, наработался, наелся и спать лягу; чего мне еще нужно?» Царский сын обрадовался, велел снять с этого человека рубашку, а ему дать за это денег, сколько он захочет, а рубашку отнести к царю. Посланные пришли к счастливому человеку и хотели с него снять рубашку; но счастливый был так беден, что на нем не было и рубашки.
Л.Н. Толстой

Сколько раз ни скажи «халва», во рту слаще не станет.
Объективное исследование сферы производства материальных товаров и услуг приводит к совершенно очевидному выводу: эпоха тотального дефицита сменилась эпохой изобилия. Любой аспект человеческой жизни: еда, одежда, транспорт, связь, жилище, технологии, комфорт, информация, отдых – сейчас общедоступны. И в каждом из этих аспектов предложение превышает спрос.
Кроме счастья. Вещей полно, а счастья нет
Вот только несколько из последних серьезных работ, посвященных поиску неформального ответа на вопрос «Что такое счастье?» в эмпирической плоскости [13]–[22], [61] (Приложение 2).
На протяжении полувека системного состояния исследований в области изучения счастья в соответствии с традиционными научными парадигмами этот предмет рассматривался с позиций психологии, статистики, социологии… и даже эвдемонии. Однако следует признать, что практически все эти исследования были аналитическими. Синтез же и самого понятия счастья и инструментов для его достижения и сохранения возможен лишь с эмпирической позиции. И не просто эмпирической, а такой позиции, которая была бы беспристрастной ко всем уже проводившимся исследованиям и теориям.
То есть, на основе критической эмпирической позиции.

3. Цели и задачи работы.
Один дурак может задать вопрос, который озадачит сто мудрецов.

Какой смысл ставить в исследовании такую цель, которая понятна будет только узкому кругу посвященных в научную терминологию людей? Какой смысл искать эмпирический ответ на вопрос «Что такое счастье и как его достичь?», если повторяемость опыта будет доступна только избранным? Избранным – это кому? Умным? Везучим? Трудолюбивым? Достойным?
По-настоящему достойная цель работы, когда ответ на все эти вопросы будет: для любого человека!
И еще. Любые попытки обоснования единственности (как в математике) инструментов достижения и преумножения счастья неизбежно приведут к заложению основ какой-то новой или старой секты. А значит, мало обосновать и синтезировать инструменты счастья – надо еще доказать их не единственность. Таким образом:
Цель работы:
- доказательное определение существования, не единственности и необходимых и достаточных условий счастья для любого человека.
Составляющие цели работы:
- доказательное определение существования счастья для любого человека;
- доказательное определение необходимых и достаточных условий обретения счастья для любого человека;
- доказательное определение необходимых и достаточных условий постоянного сохранения и преумножения счастья для любого человека;
- доказательство не единственности необходимых и достаточных условий счастья.
Задачи работы: поиск и синтез инструментов для достижения поставленной цели и ее составляющих для любого человека.

4. Новизна полученных результатов.

Бывает нечто, о чём говорят: "смотри, вот это новое"; но это было уже в веках, бывших прежде нас.
книга Экклезиаста, гл. 1

Самый сильный эмпирический результат, который может получить любой исследователь в процессе синтеза известных понятий и методов, – это результат, который был давным-давно известен с незапамятных времен, но по тем или иным причинам ни в каком аспекте не рассматривался и не применялся по отношению к объекту исследования. Как Тильтиль и Митиль: ходили-ходили за тридевять земель в поисках Синей Птицы, а она у них дома в клетке сидела.
Главная новизна полученных результатов состоит в исследовании и применении Игры как универсального инструмента достижения, сохранения и преумножения счастья для любого человека в мире изобилия.

5. Теоретическая и практическая значимость.

Суха теория, мой друг, а древо жизни зеленеет вечно.
И.В. Гёте, «Фауст»

Формула «Знаю, но не делаю» и формула «Делаю, но не знаю», вопреки широко распространенному мнению, на мой взгляд, дают один и тот же результат. Нулевой. Как произведение двух сомножителей, один из которых равен нулю. Поэтому и теория, и практика для счастья важны одинаково. Для счастья они должны находиться в гармонии, как Инь и Ян. Именно к этому и стремилось настоящее исследование.
Теоретическая значимость:
- исследование законов, свойств и характеристик мира изобилия;
- доказательство общедоступности мира изобилия для любого человека;
- доказательство существования счастья в мире изобилия для любого человека;
- определение необходимых и достаточных условий счастья для любого человека;
- доказательство не единственности инструментов счастья.

Практическая значимость:
Разработка условий и инструментов практического достижения, сохранения и преумножения счастья для любого человека в мире изобилия.

Положения, выносимые на защиту.

Зануда – это человек, который на вопрос «Ну, как дела?» начинает подробно рассказывать, как у него дела.

Что, собственно говоря, собирается защищать автор в этом исследовании? И от кого? Двумя словами не расскажешь.
Что? Главные черты нового мира, в котором мы все объективно оказались сегодня. Мира изобилия, в котором действует парадигма: все ресурсы и возможности предоставлены в неограниченном количестве каждому человеку. Всё в нем новое и неизведанное.
От кого? От Рынка, главного хозяина мира нищеты, в котором действует парадигма: все средства и ресурсы ограниченны. От главного и единственного заказчика системы сегодняшнего образования, создающей платежеспособных потребителей.
Вот какие положения намеревается защищать автор в этой работе.
1.1. Счастье и его атрибуты. Доказательство недостаточности атрибутов счастья для наличия счастья.
1.2. Парадигма нищеты и парадигма изобилия. Доказательство необходимости для счастья парадигмы изобилия.
1.3. Поток как источник счастья. Доказательство существования.
1.4. Синтез определения понятия счастья и его атрибутов в парадигме изобилия.
1.5. Определение необходимых и достаточных условий счастья.
1.6. Доказательство не единственности счастья и его источников.
2.1. Поиск и разработка эффективных инструментов счастья.
2.3. Критический анализ существующей системы образования.
2.4. Разработка инструментов счастья. Игра как главный инструмент.
2.5. Игровая система обучения «Олимп».
2.6. Инструменты устранения препятствий на пути потока.
2.7. Апробация разработанных инструментов.
3.1. Практическое внедрение инструментов счастья.
3.2. Система Благодарного образования.
3.3. Система бизнеса изобилия.
4.1. Разработка основ реформы системы образования.
4.2. Радикальное изменение целей и критериев бизнеса.
4.4. Постановка стратегической перспективы исследования: создание этносов открытого типа.

Апробация результатов.

Бухгалтер: «Мне интересно знать, во что это выльется?»
Режиссер: «В грандиозное шоу! В феерический праздник!»
Бухгалтер: «Я понимаю. Но мне хотелось бы знать:
 во что это выльется?..»
«Старый знакомый»

Что такое апробация? Апробация – это критическая оценка научным сообществом исследований, проведенных соискателем. Причем до защиты.
Определимся. Кто в нашем случае представляет собой научное сообщество? Дети! И те взрослые, которые осознанно решили временно вернуться в детство и поиграть в новые игры, описанные в работе. Именно их критическая оценка и может по праву считаться апробацией работы. Эти оценки приведены в Приложении 11 к работе.
А есть еще внедрение. Как определяет ВАК, «Внедрение должно быть документально подтверждено той организацией, которая применила в своей деятельности полученные соискателем результаты и получила от их использования какой-то положительный эффект… Внедрением называется передача конкретных результатов исследования потребителю в удобной для него форме, способной повысить эффективность его работы».
Ну что же! Раздел «Историография Игры «Олимп»» позволяет сделать общий обзор организаций и регионов, в которых внедрены результаты исследований, а в Приложении 11 можно найти и результаты применения, и их положительный эффект.
Но главная апробация работы и главное внедрение её результатов – впереди!



Глава 15. Четыре мушкетёра

«И в самом деле, четверо таких людей, как они, …неизбежно должны были, открыто или тайно, прямым или окольным путем, хитростью или силой, пробить себе дорогу к намеченной цели, как бы отдалена она ни была или как бы крепко ни была она защищена. Удивляло д'Артаньяна только то, что друзья его не додумались до этого давно. Он размышлял об этом, и даже весьма основательно, ломая голову в поисках путей, по которым должна была быть направлена эта необыкновенная, четырежды увеличенная сила, с помощью которой - он в этом не сомневался - можно было, словно опираясь на рычаг Архимеда, перевернуть мир».
Александр Дюма

Миша, прочитав введение, с трудом оторвал глаза от диссертации и огляделся по сторонам. Малиновский, отвернувшись, глядел в окно, за которым небо уже начинало светлеть, но по его напряженной спине было понятно, что он ждёт не дождётся реакции хотя бы на введение к своему труду.
Лилит же пристально глядела на Безмездника, и снова в глазах её блестели весёлые чёртики.
– И обратите внимание, Михаил Александрович, – как будто бы тот уже прочёл всю работу целиком, произнесла она. – Несмотря на ёрнический тон и свободный стиль работы Льва Андреевича, все требования ВАК, предъявляемые к докторским диссертациям, формально выполнены! Бьюсь об заклад, автор немало потрудился над безупречной формой своего труда!
– Лёва, я просто потрясён! – вполне искренне сказал наконец Безмездник, протягивая Малиновскому зелёную папку. – Надо будет обязательно потом почитать, если разрешишь!
– Ну почему бы и нет? – с оттенком кокетства отвечал автор, хотя было очевидно, что только что он издал про себя глубокий вздох облегчения.
– Лев Андреевич, – обратилась Лилит к внутренне ликующему автору, – а как у вас со временем? Не хотите ли вместе с нами отправиться в небольшое путешествие?
– С удовольствием, с вами – хоть на край света! – отвечал Малиновский, всегда лёгкий на подъём.
– В таком случае, к кому из ваших друзей, Михаил Александрович, мы отправимся теперь? К Риналю Фаридовичу или к Виктору Петровичу?
А Миша только приготовился назвать обоих, но Лилит его опередила.
– В Самару, к Риналю!
– В Самару? – запротестовал Малиновский. – Далековато!
– Вовсе нет, Лев Андреевич! – отвечала ему Лилит. – Просто надо знать ходы и уметь открывать дверцы.
И тут всё мгновенно изменилось вокруг, и непостижимо как все трое оказались перед входной дверью большого трёхэтажного коттеджа, в котором как раз и обитал под Самарой вместе с семьей давний друг Безмездника Риналь Багдасаров.
Риналь был прирожденным крепким предпринимателем, занимался строительством, выкупая участки земли по всей Самарской губернии и строя на них коттеджи, то есть, по Марксу, как раз и создавал прибавочную стоимость. Но в последние годы всё больше и больше изменял проверенной формуле Т – Д – Т' и переводил свою деятельность на формулу Д – Т – Д', говоря попросту, от производства переходил к торговле.
Переместиться в мгновение ока из Санкт-Петербурга под Самару – событие, конечно, для нормального человека абсолютно непривычное. Просто фантастика. Лёва, натурально, был этим потрясён и дар речи потерял. Выходило теперь, что разговоры разговорами, кто из петербуржцев их не уважает, а вот дела делами. И было совершенно очевидно, что акции Лилит в глазах Малиновского поднялись сразу на много пунктов. Но тот молодец, внешне принял перемещение в пространстве как нечто само собой ожидавшееся, а внутренне весь мобилизовался навстречу новым неожиданностям.
Ночи в Самаре стоят тёмные, но перед входной дверью в коттедж горел яркий фонарь, так что звонок Миша нашёл сразу же. Только вот звонить в дверь не торопился – ночь всё-таки.
– Звони, Мишаня, не дрейфь! – подбодрил друга собравшийся Лёва. – Авось не выгонят!
– Михаил Александрович, – поддержала его Лилит, – уверяю вас, ваш друг будет рад внезапному ночному приключению!
Миша, наконец, позвонил. В окне спальни на втором этаже зажегся свет, и через короткое время дверь распахнулась. Заспанный Риналь стоял на пороге, и сразу было понятно, что вчера был и шашлычок, и коньячок, и банька. Банька у Риналя была знатная, собственноручно выстроенная и оборудованная.
– Миша! Ты откуда свалился? Из Петербурга что ли? А что не позвонил?
– Привет, дружище! Из Петербурга, прямиком, – отвечал Безмездник на единственный вопрос, который имел ясный ответ, да и то, если не вдаваться в подробности. – Вот познакомься: это – совершенно удивительная женщина Лилит, а это Лёва, я тебе про него рассказывал.
Риналь широким жестом пригласил гостей в дом, но приглашения не произнёс, потому что непроизвольно широко зевнул.
– Вы уж меня извините, вчера с друзьями спортивный режим нарушили, да и припозднились. Голова что-то ничего не соображает.
– Благодарю вас, Риналь Фаридович, – проходя в дом, отозвалась Лилит. – Я думаю, что вам совершенно необходимо как можно скорее снова обрести спортивную форму. Следуйте старому мудрому правилу: лечить подобное подобным.
Тут совершенно непонятно каким образом в руке Лилит оказалась полная стопка из темного металла, из серебра, наверное.
– Это что, водка? – поморщившись, спросил Риналь.
– Помилуйте, разве может дама предложить джентльмену водки? Это чистый спирт! Пейте, вам сразу станет легче!
Риналь покачал головой, принял стопку из рук Лилит и опрокинул в себя её содержимое. Неясно, какое действие произвела жидкость внутри него, но пробудился Риналь Фаридович сразу. Стал ну просто как огурчик.
– Скажи, пожалуйста, Риналь, что у тебя сегодня по плану? – сразу взял Безмездник быка за рога.
– Сегодня выходной! – бодро отвечал вопрошаемый. – По плану у меня рыбалка!
– А если мы предложим тебе поменять рыбалку на путешествие? Точнее, приключение?
– Это ещё зачем? Куда путешествие?
– Не надо тревожиться, Риналь Фаридович, – включилась в диалог Лилит. – Путешествие не долгое, не опасное и не трудное. Но не могу сказать, что не далёкое. А вот что точно могу сказать, так это то, что будет интересно!
– Да уж с Мишей в любом случае не соскучишься… – улыбнулся Риналь. – Только в понедельник с утра мне надо железно быть здесь, на объекте. У меня сделка.
– В понедельник? С утра? О, это всенепременно! В какой-нибудь из понедельников вы обязательно с утра на свой объект вернётесь! – последнюю фразу Лилит произнесла уже вслед удаляющейся спине Риналя, который отправился по лестнице наверх переодеваться.
На протяжении всего этого диалога Лёва самозабвенно приник к стоявшему в огромной прихожей книжному шкафу и, похоже, не слышал ни слова, которыми обменивались персонажи. В руках у него был второй том «Опытов» Монтеня, и Малиновский быстро, страница за страницей, жадно проглатывал мудрость веков.
А тут и Риналь спустился сверху по лестнице, свежий, бодрый и одетый по-походному.
– Как поедем, на моей? – спросил он вроде бы как у всей компании, а на самом деле у Лилит.
– Отдохните сегодня от автомобиля, Риналь Фаридович, – отвечала та. – Мы поступим проще. Только вначале заглянем еще к одному участнику квеста. Итак, Михаил Александрович, к Виктору Петровичу?
– К Виктору! – отвечал тот, уже даже не заботясь о том, чтобы называть адрес.
И вот все четверо, причем Малиновский с томиком Монтеня в руках, опять же-таки в мгновение того же самого ока оказались перед дверью московской квартиры в высотной новостройке. Лёва перемещение воспринял теперь уже как должное, привык, наверное, а флегматичный Риналь только хмыкнул и покачал головой. Может быть даже, приписал перемещение последействию содержимого серебряной стопки.
И тут Миша замешкался. Потому что о Викторе надо сказать особо.
Виктору было всего восемнадцать лет, и был он прогер от бога. Точнее, IT-разработчик. А тридцать лет назад и профессий таких не было. И ничего удивительного. Вот сегодня столетней давности профессии: например, приказчик, околоточный или половой – никто и не назовёт, что означают.
Прогер – ладно, понятно, что программы пишет. А что такое сегодня программы? Тексты? Коды? Цепочки символов?
Да программы сегодня – это просто кубики, в которые, как дети, играют прогеры. Строят из кубиков дороги, трассы, домики, пропускные пункты, даже концертные залы и кинотеатры. Написать стихотворение или песню? Да пожалуйста! Задаёшь ритм, размер, гендерное чередование рифм, даже колористическую окраску строф по методу Журавлёва – и стихотворение готово!
А вот Виктор Фомичёв занимался смарт-контрактами. То есть разрабатывал такие программы, которые следят за выполнением определенных реальных действий (например, парковкой взятой в каршеринг машины) и сами производят нужные платежи при выполнении этих действий. Например, начисляют доход на депозит.
Дайте алгоритм – и получите смарт-контракт! Хорошие прогеры умеют быстро и аккуратно собирать кубики. Виктор характер имел открытый, быстро загорался любой новой идеей, но быстро к ней и остывал, если она не приносила плодов в короткий срок. И, подобно д’Артаньяну, готов был вызвать на бой или на спор любого, кто программных кубиков не понимал.
Поэтому Миша точно знал, что, придя к Виктору вчетвером, уйдут они в дальнейшее путешествие впятером.
Он позвонил в дверь уверенно, да тут же и вспомнил, что если уж Витя спит, то поднять его звонками – дело немыслимое.
Ничего подобного! Витя отворил дверь бодр и свеж, как будто и не ночь на дворе.
– Миша! Привет! Вот так сюрприз! А кто это с тобой? – Фомичёв ничуть не выглядел удивлённым, скорее, наоборот – обрадованным. – Я тут такую игру нарыл, просто упадёшь!
– Потом, Витя, потом, – отвечал ему Безмездник, точно зная, что Виктор на неожиданные предложения реагирует мгновенно. – Вот познакомься: Лилит, Лев, ну, а Риналя тебе представлять не надо.
Витя церемонно поклонился Лилит, крепко пожал руку Лёве, а с Риналем радостно обнялся.
– Имей в виду, мы немедленно отправляемся в путешествие! – непререкаемым тоном объявил Безмездник. – Отказы не принимаются!
– В путешествие так в путешествие! – отвечал Виктор. – Почему бы и не попутешествовать в такой компании?
– Да, все в сборе. Тогда в путь? – ни к кому особо не обращаясь, предложила Лилит.

Глава 16. Творец и демиурги

«Бывало, мы лежим на спине, глядим на звёзды и спорим: что они — сотворены или сами собой народились? Джим думал, что сотворены, а я — что сами народились: уж очень много понадобилось бы времени, чтобы наделать столько звёзд».
Марк Твен

И тут вся компания совершенно непонятно каким образом оказались на вершине крутого обрыва, на самом его краю. Прямо у них под ногами изгибалась излучиной большущая река, пожалуй, что и Волга, где-то в районе Самары. А внизу можно было различить полоску набережной вдоль этой реки. Но сразу понятно, что место это гораздо южнее Санкт-Петербурга, потому что ночь стояла здесь настоящая, летняя, и всё небо было иллюминировано яркими звёздами.
Поразительной красоты картина!
Лилит, конечно же, внимания на эту красоту не обращала в отличие от четверых её спутников.
А те реагировали на перемену декораций по –разному. Лёва с Риналем уже не удивлялись перемещениям в пространстве, а вот для Виктора первое мгновенное путешествие за сотни километров, очевидно, сразу потребовало каких-то аналогий.
– Классная VR! – не очень-то и удивленно произнес прогер изнутри него. – Ну и мощный у вас движок! Всё как в реалити. Даже рекой пахнет. А чья это разработка?
– Это реальность и есть, Виктор Петрович, – любезно отвечала ему Лилит. – Вы сейчас уже не в Москве, а под Самарой. Привыкайте! Реальных приключений будет реально много. Вот, полюбуйтесь звёздами – они самые что ни на есть настоящие.
Тут все, как один, подняли головы к небу и залюбовались звёздами, загоревшимися там, может быть, много веков назад. Ведь белая ночь в Санкт-Петербурге в начале июня – это просто сумерки, не то, что под Самарой.
– Путь нам предстоит долгий и интересный, – неторопливо произнесла Лилит, – и не все из нас пройдут его до конца. Но прежде, чем мы отправимся в этот путь, убедимся ещё раз, что здесь собрались именно единозамышленники. Михаила Александровича я не спрашиваю, а всем остальным простой вопрос. Как вы считаете, есть ли пределы всему, что даёт вам природа? Вот, например, времени? Или пространству? Можно ответить очень коротко, безо всяких объяснений.
– Коротко – пожалуйста! – живо отозвался Малиновский. – В этом мире всего полно, всё безгранично, да только не всем достаётся. У кого больше прав, тот и прав.
– А-а, права-то, значит, всё-таки ограничены? – с иронией вопросила его Лилит.
– И права не ограничены, надо только решиться их взять!
– Прекрасный ответ! Благодарю вас, Лев Андреевич! А что думает по этому поводу Риналь Фаридович?
– А что я думаю? Я с Лёвой согласен. Тот, кто решит для себя, что ресурсы есть повсюду, тот их обязательно найдет. А кто решит, что эти ресурсы только для избранных, тот таким избранным никогда не станет.
– Блестяще! Виктор Петрович, ваше слово!
– Со мной вообще всё просто! – весело отвечал Виктор. – Я же IT-шник. В моём мире и вовсе никаких границ нет! У любой задачи есть решение, а моя работа – эти решения находить. И мне эта работа, вернее, игра, нравится!
– Поздравляю! – с искренней радостью подытожила Лилит. – Команда у нас собралась замечательная! И ведь для каждого из вас главное условие безграничности – решение. Решиться использовать ресурсы, принять решение стать избранным, найти решение задачи… Настоящий системообразующий признак! Как вы все смотрите на то, чтобы назвать этот признак изобилием?
– А что, хорошее название, – отозвался Виктор.
– Подходящее, – коротко ответил Риналь.
– Сойдёт, жалко только, что термин замылился уже, – внёс Малиновский свои скептические пять копеек.
– А что нам скажет Михаил Александрович? Согласитесь, команда наших решительных мушкетёров вся целиком – на стороне жизни?
Безмездник молча кивнул. Поглядев на него, все снова, один за другим, подняли глаза в звёздное небо.
– Вот и звёзд в небе – тоже изобилие… – рассеянно произнес Миша. – Может быть, и они живут по законам жизни? Светят, и света своего не жалеют, считают, наверное, его ресурс неограниченным…
– Вопрос как раз в тему, Михаил Александрович! А что, если мы все вместе, как Гек Финн с Джимом на плоту, сейчас поищем ответ на вопрос "звёзды сотворены или сами народились?" Или, может быть, вообще человеком созданы? А почему бы и нет, в самом деле?
Наверное, потому что Мишины спутники все, как один, промолчали, он взял на себя роль оппонента Лилит.
– Ну, Лилит, тут уж точно вариантов ответов быть не может. Один только верный.
– А это почему же? Если уж вы идете по пути изобилия, то почему бы не поиграть в игру, где и на этот вопрос ответов тоже изобилие? Или, как минимум, несколько.
– Ну, предположим. Тогда, по правилам такой игры, получается, что часть звёзд, часть этого мира, зародилась самостоятельно, а часть – благодаря разумному началу, замыслу, действию некоего Творца.
– Именно! Вопрос только в том, кто Творец.
– Нет, Лилит, такая игра снова будет заумной и скучной. Как ее интересной сделать, вот вопрос?
– Да очень просто! Если ответы эти разные, и приводят они к совершенно разным картинам мира, то прежде всего надо понять, чьи это картины мира и кому они нужны именно такими. Определить, "Cui prodest".
– Да разве мы, просто задавая такой вопрос, уже не даём на него скрытый ответ?
– А вот сейчас и поиграем! Итак, картина первая: никакого Творца и творящего начала не существует, а всё, что есть в этом мире, возникло само!
И в этот момент всё вокруг Безмездника и его спутников мгновенно переменилось. Ни света, ни звуков, ни запахов – ничего. Даже вес собственного тела куда-то исчез.
Михаил Александрович как бы и не существовал больше вовсе, и было это явно очень неприятно. И мир вокруг него тоже больше не существовал.
А вот мысли не исчезли, и в голове вертелась, как заевшая пластинка, одна и та же мысль:
«Земля же была безвидна и пуста, и тьма над бездною…»
Хотя, признаться откровенно, ни земли, ни бездны в мироздании не просматривалось тоже.
Исчезла и Лилит, исчезли и все три Мишиных alter ego, так что и спрашивать было не у кого.
А что спрашивать, Миша и не знал.
Но вот в непроглядном мраке наметилось какое-то изменение. Нет, не движение ещё пока, но как будто предчувствие движения. Какие-то неуловимые колебания.
Миша пристально уставился широко открытыми глазами в это обещание движения, и, словно под его взглядом, движение это начало оформляться в подобие ритмической вибрации. Но тьма при этом оставалась тьмою, а вибрация ничем себя во тьме не выдавала, кроме как ощущением, всё более ясным, что вибрация эта существует и постоянно усиливается.
Ну просто невозможное ощущение в обычной жизни, в которой – сейчас Миша это ясно понимал – всяческих явлений и вибраций в любой точке пространства – изобилие!
Однако, эта самая единственная вибрация здесь, в этом странном месте, точнее сказать, в этом отсутствии места, всё нарастала и нарастала. И тут вдруг Михаилу Александровичу пришла в голову мысль: а не опасны ли эти колебания лично для него, Безмездника? Может быть, их и ждёт, по замыслу Лилит, интересная игра, квест, даже неожиданные подарки в финале, однако – вдруг что-то пошло у Лилит не по плану? Как-никак, она женщина…
И, словно отзываясь на эту неожиданную мысль, нарастающая вибрация вдруг приобрела качества, которые уже были доступны обычным органам чувств. В ней явственно наметились две примерно равных по объему части, слева и справа. Мрак в левой половине сначала из черного сделался густо фиолетовым, а потом всё более синим, и слева на Мишу всё больше и больше веяло если не морозом, то пронизывающим холодом.
А справа мрак всё больше начал краснеть и светлеть, и оттуда всё сильнее и сильнее с каждой секундой начало тянуть жаром.
Да и звуки появились. Синеющая половина вела себя всё более и более сходно с водой, журчала, побулькивала и накатывала ритмичным прибоем на правую часть. А та задышала жарким пламенем, которое с каждой секундой разгоралось, потрескивая и гудя всё громче и громче.
Граница же между двумя частями по всей своей длине шипела и дымилась.
Но всё это было только начало. Плеск воды и гул пламени становились всё оглушительнее, ощутимое напряжение действа всё возрастало, пока не стало совершенно ясно, что вот-вот произойдет какое-то грандиозное событие.
И событие произошло. Безмездника ослепила ярчайшая вспышка не света даже, а какой-то никогда не виданной человеком энергии, и из пограничной точки прямо напротив его глаз вылетели вслед за этой вспышкой мириады таких же ярчайших точек. Они принялись стремительно удаляться по всем сторонам пространства вокруг Михаила Александровича, а из первоначальной точки продолжали вылетать всё новые и новые.
Ни малейшего вреда, правда, они никому не причинили, а, подобно голограмме, остались теперь уже только видимостью.
Бесконечный разлёт продолжался долго, но вот и ему настал конец. Последние огненные брызги удалились далеко от Михаила Александровича, а под ногами возник обрывистый берег, внизу река, а над головой – звёздное небо.
Как будто ничего и не взрывалось.
И тут, наконец, появились и все три Мишиных друга, и сам режиссёр действа Лилит.
– Это мы с вами, друзья, на «паузу» нажали, чтобы задержаться в сегодняшнем дне. Точнее, вернулись к привычному масштабу времени. А разбегание материи, энергии и информации продолжается неостановимо, и конца этому разбеганию (или, как считает наука, рассеиванию) нет.
– Что, всё так и было на самом деле, Лилит? – хрипло и с трудом произнес Безмездник. – Как Стивен Хокинг описывал? Так возник наш мир?
– Михаил Александрович! – растягивая третьи слоги, протянула Лилит. – Неужели вы сами не заметили, что тут целых три картины сотворения мироздания перемешаны? И в каком-то смысле они – взаимоисключающие!
– А зачем… три? То есть, зачем – перемешаны? – растерялся Миша. Он никак не мог найти главный, то есть первый вопрос. И Лёва, и Риналь и Виктор подошли поближе, чтобы, наконец, тоже включиться в разговор. Лилит отвечала:
– Очень просто! Первая: никакого Творца нет и не было никогда. Вторая: Творец есть, но он отделен от своего творения и ни с чем в этом мироздании не сопоставим. И третья картина: Творец – это вы сами, дорогой Михаил Александрович. Как и любой из людей, живущих в этом мире.
– Ничего не понимаю! – вполне искренне возмутился Безмездник. – Как в одной и той же последовательности одинаковых событий могут одновременно содержаться три разных первопричины?
– Бифуркация, Михаил Александрович, бифуркация! – весело отвечала Лилит. – Первичная историческая бифуркация. Как на самом деле было? А как вы решите, так оно и было!
– Ну хорошо! – сдался наконец Миша. Но Малиновский сдаваться не собирался:
– Но ведь согласитесь, Лилит, для того, чтобы выбрать какое-то решение, надо сравнить, какое лучше, полезнее, разумнее…
– Полезнее и разумнее для вас.
– Полезнее и разумнее для меня.
– А для этого вам нужен антагонист, для которого лучше и полезнее какое-то другое решение. Которому это другое решение больше нравится и, с его точки зрения, приносит больше пользы.
– И этот антагонист – вы, Лилит? – любезно и одновременно ехидно осведомился Малиновский.
– Вовсе нет. С этого момента роль антагониста по желанию возьмет на себя тот, кто захочет быть в этом вопросе оппонентом. Любой из вас.
– Вот, например, я! – азартно вступил в разговор Виктор. – Мне такая игра нравится! Не знаю, кому я там придусь антагонистом, но по мне, никакого Творца нет и не было. «Звёзды сами народились». А точнее, как говорят буддисты, мир изначально пребывает в покое, и весь хаос, из которого он состоит, «по существу своему есть Ничто, окружённое иллюзией».
– Да, Витюша у нас закоренелый буддист, – сообщил Безмездник с удовольствием.
– Можете говорить, что угодно, – вмешался флегматичный Риналь, – но даже эта вот картинка, которую мы наблюдали, ясно показывает одно. Пока чья-то воля не вмешалась в это ваше первоначальное Ничто, или Хаос,– как хотите, назовите, – никакого взрыва бы не было и никакой мир, никакие бы звёзды не возникли. Есть Творец, но он для человека непостижим и никогда человек с Творцом не сравнится.
– Непостижим, говоришь? – для Лёвы Малиновского любое ограничение или препятствие тут же превращалось в алую мулету. – Ну, и где же тогда безграничное познание, безграничный разум? Нет уж, если Творец существует (а я считаю, что существует, да ещё как!) – его непременная цель – сделать свои замыслы и свою волю для человека именно что постижимыми!
– Ну вот, у нас налицо три взаимных антагониста и три их несовместимых картины мира! – радостно заключила Лилит. – Какая из них верная, какая истинная, скажите, Михаил Александрович?
– Какая из них верная? Лучше, Лилит, ответьте на вопрос: какая же это игра? Когда все ответы сводятся к одному: «Как я решу, так и будет»! Неинтересная-с!
– А вот и нет на этот раз! Мы же ищем ответ на вопрос "Cui prodest", то есть, «Кому выгодно?». Если всё сводится к вашему собственному решению, то в данном случае, получается, что мир был создан так, как выгодно лично вам. Или кому-то из ваших друзей.
– Мне вот, например, выгодно, что творец моего мира – я сам и есть, – убежденно сообщил Малиновский. – Правда, мир мой пока еще не совершенен, но меня утешает то, что у Бога ещё больше недоработок.
– Стоп-стоп! – оживился Риналь. – Это, значит, не твои недоработки, а какого-то другого Творца? Он натворил, он и отвечай? Так не пойдёт! Ты, получается, сам признаёшь, что мир сотворил кто-то другой?
Лёва тут почувствовал, что и в самом деле что-то не склеивается, но неожиданно его выручил Виктор.
– А нечего виноватых искать! Просто «жизнь такова, какова она есть, и больше не какова». Нету никакого Творца, первичный Хаос как был всегда, так и существует, а из него возникает Природа как частично упорядоченные структуры.
– Ну, уж это положительно интересно, – вдруг засмеялась Лилит. – Так, стало быть, так-таки и нету Творца?
– Нету! – решительно подтвердил Виктор. – Слепая Природа есть, а Творца она не предусмотрела.
– В таком случае, держите, Виктор Петрович, – весело произнесла Лилит, и над Фомичёвым, подобно нимбу, загорелся алый неоновый ноль, но не в горизонтальной плоскости, а в вертикальной, сзади, как на рублёвской иконе. – И не один вы так считаете. С вами вместе, кроме буддистов, единого Творца не признают ещё и древние кемерийцы, то бишь египтяне, индуисты, славянские язычники, почти все народы Южной Америки, Африки и Полинезии, китайское конфуцианство. Безусловно, древние эллины во главе с Гераклитом, с их первозданным Хаосом, породившим весь пантеон древнегреческих богов. Ну и, конечно, множество современных наук и философий: от Дирака с его "квантовым бульоном", до Гегеля и отцов диалектического материализма.
– Так если нет внешней причины, почему тогда эта ваша картинка с непроглядным мраком породила такую яркую монаду Инь и Ян, воды и огня? – возмутился Риналь. – Ежели у Хаоса этого вашего, или эллинского или даже у дираковского бульона снаружи не придет какая-то причина, какое-то воздействие, чтобы хотя бы что-нибудь случилось, тогда придется признать, что у этого Хаоса и разум есть, и воля. И тогда он-то и есть Творец! А уж если причина снаружи, то и Творец – снаружи!
Риналь во время своего пламенного монолога в защиту Творца стоял рядом с Виктором и за его спину не смотрел, а стоило! Поразительно было то, что Лилит, практически не касаясь сияющего позади Виктора нуля, вдруг скрутила этот нуль, как мокрое бельё, превратив в символ бесконечности, а потом и бесконечность, словно тесто, смяла и превратила снова в круг, но уже разделенный S-образной перегородкой: в точности монада Инь и Ян. Да еще в довершение процесса окрасила неоновым сиянием одну половинку монады в синий, а другую в красный цвет. Получилось очень красиво, Но Витя стал похож уже не на персонажа Андрея Рублёва, а на рекламу кока-колы.
– Так непременно есть Творец, говорите, Риналь Фаридович? – подытожила его выступление Лилит. –  Да ещё и настолько всемогущий, что и человеку непостижим? Ну, тогда и вы держите!
И позади Риналя загорелась жёлтая цифра «1», очень похожая на световой меч из «Звёздных войн», поставленный вертикально на рукоять.
– А с вами вместе так считают ещё сторонники древнейшего учения Каббалы, иудаисты, различные группы толкователей Ветхого Завета (например, свидетели Иеговы). И, конечно, все мусульмане, последователи ислама. Творец – личность, но личность одинокая. «Аллах не имеет детей».
Риналю упоминание цитаты из Корана пришлось по вкусу, а потому он спорить не стал.
А вот Лёва Малиновский явно рвался в бой.
– Ну что, Лев Андреевич, чем наша картина не полна? – обратилась Лилит прямо к нему.
– А тем она не полна, что человеку в ней места нет, – весомо, как председатель какой-нибудь Тройки произнёс Малиновский, скрестив руки на груди. – Что я, марионетка, что ли в руках какого-то непознаваемого Творца или вообще броуновская частица в этом мироздании?
– Ну что же, позиция ваша не нова. Однако и моё возражение вам будет не новым: как же человек может быть Творцом, если он не может ручаться за свой собственный завтрашний день… Плохо то, что он иногда внезапно смертен, вот в чём фокус!
Лёва, прекрасно знавший классические цитаты, не стал возражать Лилит в духе «Какая-то нелепая постановка вопроса!», а вместо этого повернул совсем в другую сторону:
– Будем логичны. Тезис «Материя первична, сознание вторично» ушёл в историю. Для меня (не знаю, как для вас) факт: информация, то есть мысль, порождает и преобразует энергию, энергия порождает и преобразует материю. Природа, как известно, всегда идёт по пути наименьших затрат энергии. Можно предположить, что и наименьших затрат информации тоже. А это значит, будь я Творцом, я бы, вначале создав из своих замыслов и порожденной ими энергии первичную материю (неважно, в какой форме: Хаоса, «квантового бульона» или Большого Взрыва), а затем непременно создал бы своих помощников, которые будут потом эту материю преобразовывать.
– Блестящее рассуждение, Лев Андреевич! – воскликнула Лилит, всё более восхищаясь. – Продолжайте, продолжайте!
– Так вот, эти помощники, которых я бы создал по своему образу и подобию, это и есть люди! Человечество. Которое, может быть, материю и не создаёт, но из созданной мною материи творит то, что мной не создавалось. А может быть, даже и задумано не было.
– Это у тебя получаются такие исполнители-демиурги. – вмешался Виктор. – Преобразователи и работники. Не один, а целое человечество.
– Ну да. Вот и получается, что главное качество разумного Творца – это его трансцендентность.
– В каком смысле – транце… транс-цен-ден-тность? – засопротивлялся заумному слову Риналь. – То есть, что это за зверь такой?
– То есть, Ему не жалко поделиться со своими творениями – полностью или частично – всеми своими безграничными ресурсами, которых изобилие. И он не только творит других Творцов, но и дает им самим такие же способности.
– Каждый может быть Творцом и каждый имеет своего Творца, – задумчиво протянул Миша. – Красиво!
– Браво! – захлопала в ладоши Лилит. – Браво, Лев Андреевич, и отдельно вам браво, Михаил Александрович! Вы только что предельно сжато сформулировали концепцию Троицы, которую с огромным сопротивлением приняли на Вселенском соборе под мощным давлением императора Константина только в IV веке нашей эры. Творец триедин, а продолжая логику Льва Андреевича, любой человек может найти Творца в себе (стать Творцом), когда он триедин. И вот ваша награда, Лев Андреевич!
Сзади Малиновского зажглась неоновая зеленоватая тройка, но не в римском, а в арабском написании, причем на конце каждого из двух полукругов горело по яркой рубиновой, но трёхлучёвой звезде.
– А так как ваше, Лев Андреевич, мировоззрение наиболее позднее по времени возникновения, то и сторонников у него (по числу разных направлений) меньше. Безусловно, христианство, неоконфуцианский даосизм, ноосферное мышление Вернадского… Одна из самых молодых философий: практическая философия изобилия, о которой нам еще предстоят долгие споры… А пока – главное: ноль (а также двойка), единица и тройка!
– Какая тройка? – возмутился Лёва. – Уж если Троица, так Троица!
– Как вам будет угодно, Лев Андреевич! – слегка поклонилась ему Лилит. – Но главное – трансцендентность!
– Любой человек, и я в том числе – это Творец! – многозначительно подвел итог Малиновский с видом триумфатора.

Глава 17. Хаос в отсутствие Творца

«Мещане — это люди, которые уверены, что им должно быть хорошо»
Сергей Довлатов

Однако приключение только ещё начиналось.
Формула, произнесённая Малиновским, просто завершила увертюру, разыгранную Лилит. Как выяснится очень скоро, ей нравилось выступать в качестве Творца, создающего только изначальную материю задачи, а вот преобразовывать эту материю в ответ, в частности, на вопрос «Кому выгодно?» предстояло, как демиургам, четверым друзьям.
– Но согласитесь, Лев Андреевич, – продолжала Лилит, – что все три гипотезы надо не просто рассмотреть беспристрастно, а ещё и экспериментально подтвердить или опровергнуть! И начнём мы, конечно же, с гипотезы «никакого Творца нет», точнее, с цифры «0».
– А почему же вы этот ноль, Лилит, ещё с двойкой рядом поставили? – вступился за Хаос педантичный Риналь.
– Ты же сам видел, – тут же отозвался за Лилит Виктор. – Любой ноль содержит в себе именно что две противоположности: Инь и Ян, которые, и по Гераклиту, и по Гегелю, находятся в единстве и борьбе! Что в Хаосе, что в дхармах, что в «квантовом бульоне».
– Да не только две, а бесконечность возможных порождений! – присоединился Лёва. – Бесконечность – это и есть ноль, разделившийся на свои половинки-противоположности! Электрон – позитрон, протон – антипротон, нейтрино – антинейтрино… Так что 0, 2 и ; – это близнецы-братья!
– А раз так, – сказала, почему-то грустно улыбаясь, Лилит, – не пора ли нам на деле посмотреть, что порождает Хаос в отсутствие Творца?
Проницательный читатель, конечно же, догадался, что тут произошло мгновенное перемещение всей компании экспериментаторов – и не только в пространстве, но, судя по всему, и во времени. Все пятеро оказались посреди ясного майского утра в воздушном пространстве на высоте метров пятнадцати над огромным полем. Однако ни страха, ни испуга от воздушного местоположения никто не испытывал, потому что под ногами у всех находилась какая-то невидимая твердь, на которой можно было располагаться вполне надёжно.
А вот что действительно пробуждало какой-то глубинный не страх даже, а трепет в каждом из четырёх друзей, было само это поле. На нём плотной, слитной толпой, насколько позволял взгляд, стояло немыслимое число человек. Вдали виднелись какие-то празднично украшенные шатры и ларьки, а перед шатрами плотной цепью стояли… жандармы? Да, именно что жандармы и, кажется, ещё кое-где солдаты в странных длиннополых шинелях несмотря на тёплую погоду. Да и толпа вся была как будто подготовлена к массовке для съемок фильма о событиях полуторавековой давности – армяки, поддевки, картузы…
Полицейских вместе с солдатами было хоть и много, точно больше тысячи, но в толпе стояли многие сотни тысяч человек. Полицейских и солдат видно было хорошо, потому что стояли они цепью на краю глубокого, в человеческий рост, рва. Надо рвом со стороны толпы сидело множество людей, и все чего-то напряженно выжидали.
На самом деле толпа, хоть и была плотной, но не сплошной, потому что в нескольких местах за цепью жандармов и за палатками на поле виднелись какие-то глубокие ямы, словно котлованы для строящихся зданий. И среди толпы, видимо, тоже находилось несколько таких ям, но почти скрытых толпой, а по краям этих ям тоже теснились люди. Стояли и, что странно, почти все молчали.
И тут Безмездник вдруг почувствовал то самое ощущение, которое уже испытал совсем недавно. Правда, на этот раз земля уже не была безвидна и пуста, а совсем наоборот. И обозрима, и заполнена до предела. И главное, все эти люди были не экранными, а вполне живыми. Над толпой ясно поднимался душный запах давно не мытых тел, пота, табака, сапог и бог знает, чего еще, но чего-то нечистого. И это на высоте, а каково им дышать там, в толпе?
А источник знакомого ощущения, которое возникло вдруг у Михаила Александровича, был где-то совсем близко, где-то под ногами. Это было то самое ощущение какой-то неясной вибрации, беспокойства и даже ужаса, которое внешне пока никак не проявлялось, но явно нарастало с каждой секундой.
Где-то там, внизу, началось – не движение, нет, но именно что волнение. Нарастая с каждой секундой, в толпе родился гул, постепенно выталкивая одно слово: «Дают!» И гул этот был наполнен злобой и какой-то не имеющей названия страшной силой.
Словно поток реки, освободившейся ото льда, толпа разом двинулась в направлении шатров, всё набирая и набирая напор. Сзади толкали передних, а передние, упершись в спины тех, кто был ближе к шатрам, словно волны прибоя, в бешеном ритме всё бились и бились в эти спины, пока не продвигаясь, однако, вперёд.
Короткая задержка произошла как раз по причине рва. Те, кто сидел на его обрыве, повскакивали было на ноги, но тут же были сметены толпой на дно рва. Кто падал на дно, подняться уже не мог: сверху прыгали и падали всё новые и новые люди. В минуту ров был заполнен, как будто его и не было. И новые волны толпы накатили на противоположную его сторону.
Жидкая цепь жандармов распалась почти сразу же, и прорвавшийся поток ринулся к палаткам и шатрам. Оттуда навстречу людям уже летели, кувыркаясь в воздухе, пестрые праздничные кульки и какие-то сайки. Первые из толпы попытались было их поднимать, но на них тут же нахлынула страшная масса, затаптывая счастливцев сотнями ног. Раздатчики и буфетчики из палаток бросились бежать прочь от толпы, оставив подарки на разграбление и спасая свои жизни.
Но самое страшное происходило не на переднем крае, а по краям вырытых ям и в самом рве. Словно в каком-то фильме ужасов, все новые и новые люди падали в ямы, пока каждая из них не заполнялась до самых краев. А по их телам шли новые и новые толпы сплошным человеческим потоком.
И вой – не крик, не плач, не вопль, а единый, слитый, ужасный вой. Вой без исхода и надежды, когда ничего уже сделать нельзя, когда каждый в толпе чувствует себя уже не человеком, внутри которого целая вселенная, а слепой частицей слепой силы, воля которой – только смерть…
…И вдруг всё прекратилось. Стало так тихо, как бывает только во сне. Ни поля, ни толпы, ни вони, ни воя… Снова звёзды над головой, река внизу и полоска рассвета на горизонте.
Молчали все. Каждый, наверное, находился ещё там, над Ходынским полем. Не кино посмотрели всё-таки, не в виртуальной реальности побывали, а в самых что ни на есть реальных событиях. И на приключение это было мало похоже.
Наконец Лилит заговорила первой:
– Что вы скажете, Виктор Петрович? Не правда ли, яркий и убедительный пример Хаоса в отсутствие Творца?
– Да-а… Пример, конечно, ярче некуда. – задумчиво протянул Витя. – В чистом виде буддистская модель мироздания. Стоят себе дхармы плотной толпой, ждут подарков и не колеблются. А стоило им только начать вибрировать и колебаться – и пожалуйста, сотворено было историческое явление под названием Ходынка. И никакого Творца!
– Да не бывает дыма без огня! – возмутился флегматичный начитанный Риналь. – Какой-то злодей слух пустил, что подарки начали по своим раздавать, кто-то первым был! И этот кто-то, хотя мы никогда не узнаем, кто именно, может, имел свой собственный злой умысел, который мы тоже никогда не узнаем, можем только догадываться. Вон у Бориса Акунина в «Коронации» это был злодей доктор Линдт, или, например, у Юрия Бурносова в «Революции» японец Цуда Сандзо. Провокаторы. Вот вам и Творцы с непостижимыми замыслами!
– А я вот что думаю, – протянул непривычно притихший Малиновский. – Когда я толпу эту всю увидал, унюхал, прочувствовал, еще даже не поняв, что это Ходынка, мне вдруг так страшно стало… И как только стало страшно, так тут же они и загудели: «Дают! Дают!» Вот я и думаю: а не моя ли эта мысль панику в толпе посеяла? Не я ли тот Творец?
Тут Мишу прошиб холодный пот. Ну в точности эта самая мысль и у него там, над полем мелькнула! А дальше в Творцов этого ужаса превратился каждый…
– Вот я и говорю, – торжествующе заключил Риналь. – Мы там, на высоте над толпой, напугались, а сами в том, что натворили, не участвовали. Творец отдельно, а его творения – отдельно. В другом пространстве, другом времени, в другом замысле даже.
– Вы что это всё, серьёзно? – недоумевающе вопросил Витя. – Разве вам не очевидно, что это был Хаос, первозданный Хаос безо всякого Творца?
– Итак, Виктор Петрович, вы-то удовлетворены? – погасила спор Лилит, как будто речь шла об одолжении лично Фомичёву. – Модель Хаоса в отсутствие Творца вами принимается?
– Ну конечно! Очень убедительная модель, куда уж ярче! – отвечал тот.
– Вот и прекрасно! А теперь – переходим к единице? – уже у всей компании спросила Лилит, потирая руки. – Есть Творец, но он одинок и непознаваем!
И все пятеро, как уже понятно, мгновенно, оказались в огромном театральном зале, сидящими на креслах посреди партера. Однако зал был пуст, и только за режиссерским столиком напротив сцены длинной спиной к ним восседала одинокая фигура – очевидно, режиссёрская.
Миша с первого взгляда узнал свой любимый БДТ. Но что-то в нём было не так. Ни мощных софитов, ни звуковых колонок-мониторов, да и кресла совершенно другие, будто не родные…
И тут режиссёр коротко обернулся, и Безмездник вдруг всё понял. Это был никто иной, как сам Георгий Александрович Товстоногов! Который ушёл из жизни через два года после рождения Миши. Так вот оно что!
И тут на сцену начали выходить актёры в повседневных костюмах, и мизансцена Лилит стала ещё ясней. Это, очевидно, была репетиция знаменитого «Эзопа», потому что первым показался совсем молодой Юрский, а за ним Басилашвили и уж совсем неузнаваемая молодая Тенякова.
И началось чудо. Спектакль, точнее, его финальная сцена, творилась на глазах невидимых зрителей. Руки Товстоногова с длинными пальцами, как будто руки гончара, лепили действо, словно мягкую глину, придавая ей форму и смысл. И неумолимый сюжет привел бывшего раба Эзопа к неизбежному выбору: уже освободившись, снова признать себя на короткое время рабом, чтобы избежать смерти за ложное обвинение в воровстве, либо, как свободному человеку, выбрать за не совершенный им проступок смерть, бросившись в пропасть. Пафосный финал традиционной постановки вдруг под рукой демиурга Товстоногова и на глазах друзей превратился в пронзительную драму обыкновенного человека.
И тут Юрский, игравший, конечно же, Эзопа, совершенно очевидно окрыленный рождавшимся шедевром, робко (робко!) обратился к режиссёру:
– Георгий Александрович, а может быть, Эзопу лучше в финале с криком «Где здесь пропасть для свободных людей?» прямо в зрительный зал выйти?..
– И начать эту пропасть между кресел искать? Сергей Юрьевич, у вас голова на плечах есть? Вы кто? Эзоп?
– Эзоп…
– А я режиссёр! Считайте, что я Бог для Эзопа! Богу виднее, где она, пропасть для свободных людей!
Да-а… Ну что тут скажешь? Одно слово, Творец!
И минут через пятнадцать из озарений этого Творца возник блистательный финал спектакля, когда Эзоп, встав на самый край сцены, задаёт залу свой сакраментальный вопрос и делает шаг «в пропасть». Но… не падает никуда, потому что нет её, пропасти для свободных людей. Ну нет, и всё! Не Дельфы…
И понимай как хочешь: то ли пропасти нет, то ли свободных людей нет – ни в зале, ни в стране…
Классный финал у Творца получился!
Но вся великолепная пятёрка уже снова неведомо как оказалась на вершине обрыва под звездным небом, которое успело потерять половину звёзд под разливающимся восходом.
– Круто! – искренне восхитился Риналь, мотая головой. –Вот как они, настоящие спектакли рождаются! Только когда есть такой Творец, настоящий, неповторимый! Не равный никому и одинокий…
Виктор ничего не нашел на это возразить, а вот Малиновский, натурально, возразил:
– Это школа! Школа Творца. Актеры перенимают его опыт и становятся режиссёрами! Сколько трудов у Товстоногова по технике режиссуры. Вот и Юрский стал режиссёром, да ещё каким! А раз школа, значит, трансцендентность Творца, а значит – тройка! Троица то есть.
– Ты пример как раз неудачный приводишь, – довольно отвечал Риналь. – Из БДТ только Юрский да Рецептор режиссёрами стали. Ну, ещё Доронина. А это скорее исключение, а не правило. Актёров – да, целая плеяда, но Товстоногов же их и сотворил как Творец-одиночка!
– Таким образом, Риналь Фаридович, – дождалась своей очереди Лилит, – пример с БДТ и Георгием Александровичем вы считаете удачным и вашей модели мира отвечающим?
– На все сто! – довольно агрессивно, как Иванушка на Патриарших, отвечал Риналь.
– Ну вот и прекрасно. А теперь, Лев Андреевич, ваш черёд! И для простоты сравнения мы снова вместе отправимся в театр!
И тут вся компания оказалась в каком-то странном театре, чуть ли не в подвале, да ещё и с очень низким потолком на последних рядах, на одном из которых они и расселись. Но на сцене перед ними был вовсе не спектакль и даже не репетиция, а что-то вроде расширенного худсовета. А в центре сцены стоял не кто-нибудь, а сам Олег Павлович Табаков! Свежий, бодрый и какой-то очень молодой – хотя явно уже перевалил за шестьдесят.
А значит, театр этот был – знаменитая «Табакерка»!
И вокруг него на сцене – молодые легенды. Машков, Миронов, Безруков, Газаров, Серебряков!
– Новое, новое, новое, Олег Павлович! – горячо продолжал уже, очевидно, давно идущий спор Сергей Безруков. – В любой настоящей классике всегда пробиваются ростки нового!
– Серёжа, кто же спорит? – миролюбиво отвечал Миронов. – Только такое новое должно быть, которого ещё не видал никто!
– У нас любая старая табакерка чёртиков полна! – из роли какого-то лихого, явно криминального персонажа, выдал Машков. – На то мы и «Табакерка»! Без куража и «Гамлета» не поставить.
Тут Олег Павлович, очевидно, уловив возможное направление дальнейших мыслей разгорячившихся питомцев, вставил вроде как на равных:
– А как вам, цыплята, такая идея. Точнее, такой замысел. Взять к постановке «Мёртвые души», но не в классической редакции, а, например, в булгаковской? «Похождения Чичикова» посовременнее будут.
– Да, Чичиков сегодня – это персонаж дня! – поддержал Миронов. – Только и стержень характера его тоже надо современный найти. У Чичикова слоёв – будь здоров сколько!
– А я вот что в характере Чичикова всё никак понять не могу, – задумчиво произнёс Безруков. – Почему это он сам о себе, и вроде даже вполне искренне, говорит: «Я ничтожнейший червь земли?»
– Очень просто, почему, – подключился еще кудрявый Газаров, – из грязи, да в князи! Кем он был-то? А благодаря папашиной науке и верной копеечке из грязи и вылез.
– Да в том-то и дело, что не вылез! И сам это чувствует.
– Так, может, ты его червём-то и сыграешь? – выступил провокатором Машков. – Посреди грязи, а?
– А что, Володя, хорошая идея! – снова не дал растечься креативу Олег Павлович. – Это же про что поэма? Про то, как Россия феодальная из грязи к капитализму проползала! А когда она уж туда доползла – это уже «Вишневый сад»!
И тут «цыплята», перебивая друг друга, принялись взахлёб креативить. Придумали и бесконечную дорогу из грязи на авансцене, тут же решили задачку, из чего эту грязь сделать, чтобы была в постоянном реквизите. Мелкие обрезки чёрной резины в качестве этой «грязи» предложил Безруков, и он же откуда-то из-за сцены притащил валенки с галошами. В которых Чичикову предстояло с чавканьем эту грязь месить. И тут же, с ходу, продемонстрировал, как он это будет делать, очень похоже извиваясь на ходу, как червяк.
И тут же вся компания с хохотом наделила будущей ролью Плюшкина самого Олега Павловича. Тот мгновенно «задумался и стал кушать губами», а затем с неповторимой табаковской интонацией произнёс:
– Воля ваша, а постановочка-то, поди, денег стоит, и немалых?
Все расхохотались и зааплодировали, а Табаков уже в своём собственном образе сказал со вздохом.
– Ладно. Пусть отлежится. Кто-нибудь из молодых придет, ему и отдадим режиссуру. Я у Пети Фоменко такого мальчика видел из Литвы – талантище! Он пока учился, «Гедду Габлер» поставил и сам Левборга сыграл. Я вам доложу – это этвас! А пока – перерыв.
И со сцены все начали расходиться. А Лилит сообщила своим спутникам:
– И ведь отдал-таки мальчику совсем Миндаугасу Карбаускису, и через шесть лет тот блестяще поставил «Похождение...». А креатив даром не пропал!
И тут вся сцена, оставаясь той же, переменилась, как будто раздвинулся невидимый занавес. Вдоль авансцены шла глубокая колея полная чёрной «грязи». Посреди сцены в обшарпанном облезлом кресле восседал в богатом, но заношенном халате Плюшкин-Табаков и настороженно наблюдал, как из-за кулисы, униженно согнувшись и зажав под мышкой портфель, выходил, утопая в грязи, Чичиков-Безруков в тех самых валенках с галошами. Будущий капиталист и «черниговский землевладелец». А пока – именно что «ничтожнейший червь»…
И тут Лилит надула всю компанию. Не дала досмотреть, чем дело кончилось.
Вместо спектакля все снова оказались на обрыве, где звёзд уже в помине не было, а бушевало раннее утро.
– Что скажете, Лев Андреевич? – обратилась коварная к Малиновскому. – Можно «Табакерку» назвать моделью трансцендентного Творца, то есть базовой моделью тройки?
– Что вы спрашиваете, Лилит? – отозвался тот. – Очевидно! Мастер в «Табакерке» щедро дарит весь свой ресурс, свои возможности своим ученикам. Трансцендентность – налицо! Здесь-то как раз Творец и не одинок, и детей у него множество.
– А что нам возразят Виктор и Риналь? – лукаво улыбаясь, вопросила Лилит.
– Да что ж тут возражать? – вздохнул Риналь. – Табаков – это Табаков!
Виктор же просто промолчал.
– Ну, а раз так, я предлагаю пока завтрак отложить, а вместо него еще немного попутешествовать. Нас заметно обогнал по параллельному пути Иван Николаевич Бах, но мы его сейчас догоним. Не возражаете?
Возражений не последовало, и тогда пейзаж внизу вдруг мгновенно преобразился. Набережная под обрывом осталась, а вот вместо реки, сколько хватал взгляд, теперь простиралось море, а над ним повсюду парили чайки, наполняя своими криками всё пространство. А голос Лилит зазвучал тихо и проникновенно.
– Было утро, и раннее солнце тысячами золотых монет рассыпалось по гладкому сонному морю…

*                *
*

Солнце над морем поднялось высоко, а голос Лилит продолжал звучать. И рассказ подходил к своему завершению.
– …Но решение уже пришло. Александр Флетчер решил открыть поток благодарности своим учителям.
Лилит умолкла. Ясно, что история еще только началась, и всем очень хотелось услышать её продолжение.
– А продолжение истории нас ждет в Мариинке, – словно читая их мысли, сообщила Лилит. – И услышим мы его вместе с хорошим приятелем Михаила Александровича, который только что пришел в себя и сейчас благополучно завтракает.
И тут опять вся компания переместилась в пространстве в ту самую палату номер шесть, обитатели которой все отправились на завтрак за исключением Ивана Николаевича, поедавшего в горизонтальном положении молочную рисовую кашку с жидким чаем.
Сказать, что Бах мало обрадовался компании, и в особенности персонально Лилит, это значит, ничего не сказать. Вообще мало приятного, когда посторонние видят тебя в беспомощном положении, а уж тем более такие посторонние, которые это же беспомощное положение и спровоцировали.
Поэтому Бах кашу быстро отставил и, едва кивнув гостям, отвернулся к стене, сделав вид, что очень утомлен.
Лилит же, напротив, нисколько не смутившись его негостеприимством, присела на стул возле кровати и жестом предложила остальным располагаться. Витя приземлился на подоконник, Лёва с Риналем заняли два других стула, а Миша остался стоять.
– Доброе утро, любезный Иван Николаевич! – как ни в чём не бывало промолвила Лилит. – Я вижу, вам уже гораздо лучше. Вот что значат руки хорошего врача и вот что значит правильный выбор! Я рада. Однако выбор ваш еще не окончен. Вы не будете возражать, если мы присоединимся к вам и вместе узнаем, что же дальше было с Александром Флетчером?
Бах коротко обернулся от стенки на Лилит, но тут же и отвернулся обратно, очевидно, опасаясь новых провокаций.
В палате стало тихо. Время словно остановилось…
И наконец Миша почувствовал, что вновь перемещается в пространстве и во времени – на этот раз снова в тот самый приморский город, который они видели с обрыва…

Глава 18. Крона и корни

«Легко рассвету я могу помочь,
Благодаря и темень, и рассветы…»

Ни этот, ни несколько следующих дней не принесли Флетчеру никаких заработков. Словно какой-то недобрый волшебник поставил непроницаемую стену между ним и денежными потоками. Впрочем, эти дни мало отличались от вчерашних дней, дней перед встречей с учителем.
Но наконец Флетчеру повезло. Когда он бесцельно забрел в знакомый магазин, там оказался его владелец, один из прежних оптовых покупателей Флетчера. Тот по старому знакомству, а скорее из сострадания, предложил Александру случайный заработок в своем отдаленном пригородном филиале. И скоро Флетчер уже держал в руках деньги. Первые деньги за последние несколько месяцев. Сумма была небольшой, ее едва хватило бы только на пропитание в течение двух недель. Однако первое, что сделал Флетчер, это отложил из нее десятую часть. Пусть оставшихся денег хватит только на двенадцать или даже десять дней, а там будь что будет!
Он взял эту десятину и со странным чувством пошел к нише на набережной. Смущение, граничащее со стыдом, и торжество наполняли его сердце одновременно.
Как ни странно, на этот раз учитель оказался на месте, и Флетчер с поклоном положил деньги на камышовый коврик. Учитель молча взглянул на него и благодарно наклонил седую голову.
– Ты принял верное решение. Я вижу, что твой денежный поток, наконец, открыт.
– Не сомневайся, учитель. Здесь ровно десятая часть моего заработка. И я принес тебе эти деньги с благодарностью, от чистого сердца.
– Хорошо. Посмотрим, что будет дальше.
Уходя по набережной от учителя, Флетчер чувствовал почему-то огромное облегчение, словно трудная ноша осталась там, на камышовом коврике.
К его удивлению, по пути ему встретился все тот же бывший его партнер, а сегодня – его работодатель. И снова, довольный выполненной Флетчером работой, предложил ему заработок. Случайностью это быть просто не могло. Флетчер согласился, и уже к вечеру снова держал в руках деньги.
Наутро он снова отправился к знакомой нише на набережной и снова отдал учителю десятину. И скоро это стало происходить каждый день. Но странно: чем больше денег клал Флетчер на камышовый коврик, тем больше и больше их приходило! Дела Флетчера стали с каждым днем идти всё лучше. Очень быстро, меньше чем за полгода, он стал управляющим одного из центральных магазинов своего бывшего партнера, а потом и компаньоном его по бизнесу. Теперь уже он приходил на набережную реже: вначале раз в неделю, а потом раз в четыре недели, каждый лунный месяц. И приносил учителю десятину от своего чистого дохода за этот месяц. Дохода, который все возрастал и возрастал…
И вот однажды утром в ответ на протянутые ему деньги старый учитель покачал головой, вздохнул, вынул из-за пазухи толстую пачку денег и протянул Флетчеру.
– Вот все твои деньги. Возьми их назад.
– Учитель, зачем мне эти деньги? Я отдавал их тебе с чувством глубокой благодарности и с радостью в сердце. Теперь-то я знаю, что именно они, эти мои затраты, и открыли поток моих сегодняшних доходов!
– Да. Этот урок ты усвоил хорошо. Но впереди другие. Они куда важнее этого простого, первого урока.
– Но ведь я получил то, чего так страстно хотел!
– Ты говоришь о деньгах?
– Ну да. Возвращенные тобой деньги никак не изменят моей жизни, эта сумма теперь ничтожна для меня. А тебе они нужнее – ты сможешь хотя бы оставить свою сырую нишу и этот камышовый коврик. Начать жить в достатке и благополучии!
– Кто знает, что такое благополучие и достаток на самом деле? И кто будет вместо меня продавать на набережной камни благодарности таким, как ты? Таким, каким ты был вчера…
– Но что мне делать с этими деньгами?
– Взгляни еще раз на каштан. Разве он только один свой корень питает силой света и тепла? Раздели эти деньги между теми твоими учителями, кто учил тебя вниманию, справедливости, радости. Я лишь один из многих, кто смог рассказать тебе о главном – о потоке благодарности. Если бы я был единственным твоим учителем, единственным, кто пробудил твою душу, как бы тогда безрадостна была твоя жизнь! Вспомни их, своих учителей, тех, кто когда-то смогли напоить твою душу живительной влагой осознаний. Вода, текущая вверх, рождает жизнь – но огонь, текущий вниз, к корням, рождает в этой жизни настоящую гармонию.
Флетчер поклонился учителю, взял толстую пачку денег и, потрясенный поступком нищего учителя, пошел прочь. Отказаться от таких денег и даже ничего не потратить из них за эти полгода? Возможно ли такое?
В этот день Флетчер долго бродил по набережной, даже поднимался на вершину обрыва и думал, думал… Вспоминал.
Он вспомнил всех своих настоящих учителей. Всех, кого память безошибочно выбрала среди множества разных учителей и преподавателей. Вместе с Матвеем их было пятеро. Память выбрала их по простой формуле: ощущению благодарности. Благодарности за со-творение его, Александра Флетчера, души.
По-разному помогли его душе они, настоящие учителя. Наверное, Матвей сделал для него больше всех. И десятину между ними, наверное, нужно было делить в разных долях.
Однако Флетчер решил пока поделить поровну, на пять равных частей.
И когда на следующее утро он с поклоном положил на камышовый коврик пятую часть вчерашней пачки, старый учитель встал и низко поклонился Александру Флетчеру.

*                *
*

Задача, которая казалась Флетчеру трудной и даже, может быть, невыполнимой: отыскать адреса четверых своих старых учителей, решилась неожиданно легко. Правда, один из них уже умер шесть лет назад. Если бы Флетчер не начал разыскивать его, чтобы отдать свою благодарность, он бы, наверное, так и не узнал об этой смерти. Александр сначала опечалился и растерялся, но потом справедливо рассудил, что у его учителя осталась семья, жена и дочь, и ему бы, наверное, было приятно узнать, что и после его смерти благодарность одного из учеников нашла его семью.
И теперь каждый месяц, на вторые лунные сутки, Флетчер отправлял своим учителям каждому по доле десятины от своего дохода за прошлый месяц. Вначале это были пять равных долей, но позже, когда доходы Флетчера многократно умножились и продолжали умножаться, он добавил в свой список новых учителей. Первым добавил своего бывшего партнера, который так выручил его в самый трудный момент жизни, на практике научив состраданию. А кроме того, сделал доли неравными, отдав предпочтение тем учителям, которые изменили его больше других.
И самая большая доля, половина десятины, предназначалась Матвею. Флетчер отчетливо понимал, что главный секрет его финансового, да и жизненного успеха – это благодарность. Благодарность, для которой Матвей нашел материальное воплощение.
«Огонь вниз».
Флетчер отчетливо осознавал, что направляемый им к «корням» поток благодарности, поток «огня», и рождает приток этого «огня» (то есть денежный поток) в его собственную жизнь. Десятина остается десятиной, но как она отличается своей суммой от тех жалких монет, которые первыми легли на камышовый коврик!
Незаметно шло время…
Мир бизнеса открыт всем ветрам. Успешных предпринимателей замечают быстро, а таких, как Александр Флетчер, особенно. Он стремительно поднимался от полной нищеты к самым вершинам богатства, а к славе вовсе не стремился. Слава сама находила Флетчера, к его досаде. Потому что слава – это не только энергия восхищения и поклонения, но в большей степени энергия осознанной или неосознанной зависти, предубеждения и противодействия. Одним словом, конкуренция. Так уж устроен мир бизнеса.
И этот-то мир начал меняться.
Флетчер не делал секрета из причины своего успеха. В бесконечных беседах, встречах, интервью он рассказывал одно и то же: о благодарности, об учителях, о могучем каштане. О воде, текущей вверх и огне, опускающемся вниз.
Большинство посмеивалось, конкуренты видели в этих рассказах ширму для сокрытия истинных причин его успеха, а Александр всегда рассказывал одно и то же. У него даже появилось прозвище: «господин Каштан».
Но вначале один, потом двое, потом несколько человек услышали, что же на самом деле скрывается за словами «господина Каштана». Задумались. И начали поступать так же.
Один за другим, совершенно в разных местах, люди стали вспоминать о своих учителях, и к настоящим учителям потянулись тоненькие денежные ручейки материализованной благодарности.
Поначалу учителя реагировали на это по-разному. Кто-то после десятилетий забвения ощущал унижение: «Не ради денег я вкладывал душу в своих учеников!». Кто-то чувствовал, что получает подачки со столов своих бывших учеников-нуворишей. Кто-то даже озлоблялся, думая, что просто оказался в центре модного поветрия.
Но таких учителей было очень мало. До какой же степени унижения и нищеты надо было довести человека, чтобы настоящая, искренняя благодарность могла восприниматься как унижение!
Большинство учителей были растроганы до слез. Они физически начинали чувствовать плоды своих трудов, которые скрывались от них в недоступных высотах, подобно ветвям каштанов, скрывающимся в вышине кроны дерева от его корней.
И через некоторое время настоящие учителя понемногу стали становиться все богаче и богаче, жизнь их изменялась и превращалась во все более и более достойную. А ученики Флетчера получили своих учеников и незаметно для себя сами стали настоящими учителями.
Предмет их обучения был один – практическая благодарность.
Изменился мир обучения. «Вода вверх, огонь вниз». Поступай, как каштан – и не скрывай этого от других. Даже маленьких детей в первую очередь стали учить практической благодарности.
Жизнь настоящих учителей стала по-настоящему благополучной. Им больше не надо было брать никакой платы за обучение. Благодарное образование обеспечивало их средствами на жизнь от десятин тех учеников, кто благодаря урокам этих учителей стал получать большие заработки.
Изменения в мире бизнеса оказались еще более важными. Для тех предпринимателей, кто пошли вслед за Александром Флетчером, изменились сами денежные потоки. Деньги как будто наполнились светлой, положительной энергией. Формула «Десятина рождает успех» стала азбучной для успешных предпринимателей. Группа успешных бизнесменов создала мощный частный фонд для устранения последствий конкуренции на рынке для разоряющихся компаний под девизом: «Бизнес – игра без проигравших».
А сам Флетчер, к своему большому удивлению, стал одним из самых уважаемых и, благодаря отовсюду отчисляемым потокам десятин, самых обеспеченных учителей.

Глава 19. Первая потеря

«Вроде всё верно, Золотая рыбка.
Но где-то ты меня кидаешь…»

С трудом и неохотой Миша вынырнул из истории о воде, текущей вверх, в больничную реальность. Его спутники, включая Ивана Николаевича, тоже не сразу приходили в себя, и все пока молчали.
Бах же, забыв, похоже, о своем постельном режиме, уселся на кровати и большими глотками допивал остывший чай.
– Что скажете, Иван Николаевич? – сочувственно обратилась к нему Лилит.
– Что скажу? – неожиданно звучно, с твэнгом в голосе отвечал Бах. – А то и скажу, что задурили вы мне голову этой своей сказочкой! Вы её где-нибудь в Филадельфии или Марселе расскажите, там вас поймут и будут аплодировать. А здесь Санкт-Петербург! Он «ловким лозунгам не внемлет, хоть кричи, а хоть шепчи». Цель-то у этой сказки одна: построить очередную пирамиду и собирать с простаков десятины! А наверху опять какой-нибудь Флетчер будет стоять или Мавроди…
– Или Бах – почему нет? – подлила масла в огонь Лилит.
– Нет уж, увольте! Чтобы потом меня вместе со всеми моими потомками до седьмого колена люди проклинали?
– Помилуйте, Иван Николаевич! Вы о чем? Кого это сейчас до седьмого колена проклинают? Даже у самых кровавых злодеев и палачей сейчас всё больше и больше почитателей. Люди, наоборот, склонны забывать злодейства и со временем начинают злодеев идеализировать. Да и, кроме того, в чем Флетчер злоумышленник-то? В умысле благодарности и дарения?
– Хитрец он, этот ваш Флетчер! А точнее, хитрец архитектор всей этой «пирамиды благодарности» Матвей. Ишь ты, от денег он отказался. Чистеньким хочет быть! Придёт он ещё, придёт к Флетчеру за своей долей!
– Да с чего это вы так разгорячились, Иван Николаевич? – примирительно понизила тон Лилит. – Уж не испугались ли вы угрозы ещё и десятину своим учителям отчислять из вашего и так более чем скромного и даже случайного бюджета?
– Вы в мой бюджет не лезьте! – возмутился Бах – у каждого должно быть своё личное неприкосновенное пространство!
– Фи, что за выражения! «Не лезьте»… Петербуржец бы сказал что-то вроде: «Будьте любезны, не касайтесь подобных тем вашими руками без перчаток».
– Я не собирался вас задеть, Лилит Серафимовна, – сбавил тон Бах, – однако, согласитесь, что обман налицо. Лопнет вся эта ваша система Благодарного Образования, денег соберёт и лопнет!
– Как же это она денег соберёт, ежели всё обучение и преподавание в ней – без оплаты? И все – и профессора, и доценты будущего виртуального Университета Благодарного Образования преподают не за деньги! Только если их выпускник станет успешным в жизни, только если он посчитает конкретного Учителя (а не весь Университет) причиной своих заработков и доходов, только тогда этот Учитель и будет получать часть от десятины всех доходов этого выпускника вместе с другими его Учителями. Будьте любезны, Иван Николаевич, скажите, где здесь пирамида?
– Значит, все преподаватели будут одурачены, когда никакой оплаты за свой труд не получат!
– Безусловно! Безусловно не получат, если не станут настоящими Учителями и не будут учить успеху своих питомцев не за страх, а за совесть. И за результаты такого обучения будут получать не оплату, а материализованную благодарность. Но за результаты, а не за процесс, как тот поручик.
– А остальные учителя, кого минует чаша сия, кто не будет получать потоков благодарности?
– А остальным, значит, в педагогике делать нечего. Они учителя не настоящие. И они из профессии уйдут. Во всяком случае из Благодарного Образования.
– Да не будет такого никогда! МинОбр нипочем этого не разрешит!
– А это, Иван Николаевич, уже последний довод королей. Не разрешит, конечно. Но! Не разрешит это Министерство Науки и Образования. Так разрешит другое! У которого будет другой заказчик на конечный результат.
– Это какой же заказчик? Госдеп США что ли? – ехидно осведомился Бах.
– Смею вас уверить, что у всех без исключения государственных систем образования, во всех странах заказчик один и тот же.
– Ладно, хватит с меня ваших загадок, Лилит! – устало вздохнул Иван Николаевич, ложась на кровать. – Могу сказать только одно: Матвей, может быть, и не манипулировал Флетчером, а вот Флетчер точно извлекает капитал из своей модели благодарности!
– Иван Николаевич, – с печальным вздохом произнесла Лилит, явно готовясь к завершению мизансцены, – мы сейчас уйдём и тревожить вас больше не будем. Но мне бы очень хотелось во имя нашей с вами не случившейся дружбы получить от вас ответ на два простых вопроса. Вот первый: полагаете ли вы теперь, что жизнь решительно отличается от всей неживой природы тем, что считает все необходимые для себя ресурсы неисчерпаемыми? Даже если на самом деле это не так?
– Да, я думаю, с этим фактом можно согласиться, – отвечал Бах, не особенно даже и задумываясь.
– Благодарю вас от души за ваш ответ! – наклонила голову Лилит, изображая подобие поклона. – Теперь второй вопрос – о бизнесе, а заодно и об образовании. Допускаете ли вы, что применительно к этим двум проявлениям человеческой деятельности (бизнесу и образованию) можно применить те же критерии? А именно: если бизнес (или если образование) будут исходить из того, что ресурсы безграничны, то они начнут развиваться по законам жизни: «вода вверх, огонь вниз»?
– Ни-ког-да! – твёрдо отчеканил Бах. – В бизнесе это аксиома: все ресурсы ограничены. Ярчайший на то пример – нефть. И в образовании то же самое. Есть пределы усвоения знаний, есть целесообразность специализации по профессиям, есть пределы человеческих возможностей и профессиональные «потолки». И здесь ресурсы человека уж точно ограничены – в конечном счёте, биологическим временем собственной жизни.
– Запасы нефти ограничены, вы правы, – задумчиво и грустно отвечала Лилит, но сама нефть нужна людям лишь как источник других ресурсов: топлива, нефтяных газов, основ различных химических синтезов… Но эти другие ресурсы неисчерпаемы благодаря другим источникам: например, воде или солнечной энергии как источников топлива. А вот что касается образования, здесь спорить нам бесполезно. Будущее покажет. И вот как раз Александр Флетчер вам из этого будущего ручкой машет.
– Ну пусть машет, сколько хочет! – отрезал Бах. – Я его никогда своим учителем считать не буду и ни от кого десятину получать не собираюсь. Моё – это честно заработанное, отчитал свои учебные часы студентам – получи оплату. А если человек за свои знания не заплатит, никогда он их ценить не будет. Знания – это самое ценное, что в жизни можно получить. Поэтому: утром деньги, вечером стулья.
– Что-то у вас не срастается, Иван Николаевич, – с предвкушением произнесла Лилит. – Сначала студент заплатил, но не вам, а посреднику, то есть ВУЗу, потом вы поработали, а только потом деньги получили. А у ВУЗа ресурсы знаний ограничены или безграничны?
– Ну, в самом вопросе уже ответ. Для студента уж точно безграничны, никогда он их все не освоит.
– Вот как? А почему же ВУЗ тогда эту безграничность в узкие рамки программы втискивает? Кто программу-то заказывает, кто рамки ставит? Кто заказчик, наконец? Cui prodest?
– Ясно, кто. Государство, – насупился Бах, предвидя зыбкую почву дальнейшего разговора.
– Смею вас уверить, отнюдь! В странах Европы, Америки, Африки и Азии у системы образования один и тот же заказчик, а государства самые разные!
– Значит, так, Лилит Серафимовна, – решительно оборвал дискуссию Бах. – Живая природа – ладно, согласен, пусть считает ресурсы безграничными и потому продолжается. Но бизнес и уж тем более образование живут по своим законам, и Маркса еще пока некто не опроверг!
– Да жизнь сама и опровергла, Иван Николаевич, – глубоко вздохнула Лилит. – Ни абсолютного, ни относительного обнищания рабочего класса, предсказанного Марксом, на горизонте не предвидится. А торговля, «кровь бизнеса» по его определению, вообще уходит в прошлое. Да вот вы Льва Андреевича спросите, он в своей диссертации это блестяще показал и доказал. Но вы абсолютно правы. Пусть каждому воздастся по вере его. Вы верите в законы бизнеса, описанные Марксом – значит, эта ваша реальность истинна для вас.
– Благодарю, – ехидно ответствовал Бах. – Хотя бы на эту часть моего мира вы не посягаете.
– Очень жаль только, что при таком вашем выборе мы не сможем пригласить вас вместе с нами в дальнейшее путешествие, – заключила Лилит, вставая. – Но поговорить с вами о столь интересных предметах для всех нас было настоящим удовольствием!
И тут остановившееся время будто проснулось, открылись двери палаты и в них начали один за другим возвращаться с завтрака её обитатели. Последним вошёл старичок Калинин, удивлённо воззрившийся на неурочных посетителей.
– Так-таки евреи Романовы? – как будто разговор и не прерывался на ночь, вопросила его Лилит.
– Я это доказал, и я от своего не отступлюсь! – агрессивно произнес Калинин, выставив перед собой, как щит, стакан с чаем.
– Вот вам, Михаил Александрович, ещё одна историческая бифуркация, – весело адресовалась к Безмезднику Лилит и, обернувшись ко всей палате, громко пожелала: – Всем скорейшего выздоровления!
И вся компания вмиг оказалась сидящей за столом в каком-то очень симпатичном кафе, совершенно непонятно, где находящемся. Стол был накрыт на пять персон в соответствии с меню классического «continental breakfast», и все совершенно ясно поняли, что самое время, и что они заслужили нечто большее, чем больничная рисовая кашка.
Если, читатель, ты откушал совсем недавно, описание завтрака ты можешь смело пропустить. А завтрак друзьям Лилит приготовила такой: побулькивающий на спиртовке большой кофейник с ароматнейшим кофе, маленькие персональные молочники со свежими сливками, у каждого на большой тарелке под блестящим хромированным колпаком омлет с несколькими длинными хрустящими ломтиками ароматного бекона, подогретые тосты в тостере, масленка с вкуснейшими брусочками сливочного масла в окружении ледяных кубиков, свежеиспеченные круассаны, непременная «овсянка, сэр» в большой фарфоровой миске, три запотевших кувшина с соками и водой, тарелка с пятью сортами сыра, тарелка с ветчиной, салями и ломтиками языка и даже индивидуальные розеточки с красной икрой. Не говоря уже о фруктах, зелени и специях.
Прервёмся, читатель? Позавтракаем?



Глава 20. Нравственность и овсянка

Нравственность – это то, что мне нравится,
а другим не мешает

Завтрак друзей был в самом разгаре. Безмездник отдал должное омлету с беконом и сыром и смаковал весь завтрак именно его. Лёва налегал на овсянку, Риналь не мог оторваться от соков, а Витя ел и пил всё подряд, как истинный растущий организм.
Лилит же медленно потягивала кофе, который и не думал у неё остывать в микроскопической фарфоровой чашечке.
– Интересный фрукт этот Бах, – нарушил, наконец, молчание Виктор. – Для жизни он изобилие, видите ли, признаёт, а для бизнеса – нет. Уж оно, изобилие, или есть – или его нет вовсе.
– Ну почему же? – с пол-оборота включился в будущий спор Малиновский. – Если бизнес примет законы жизни, то будет успешным, а значит, будут для него и ресурсы ничем не ограничены. И наоборот. Не примет – будет действовать в мире ограниченных ресурсов и жёсткой конкуренции. По законам энтропии. И рано или поздно закончится.
– Что убедительно показал в своей диссертации Лев Андреевич Малиновский, – улыбнулась Лилит, оторвавшись от своей чашечки.
– Однако извините! – запротестовал Риналь, считающий себя бизнесменом с большим правом, чем все остальные. – Это как же – бизнес без конкуренции? «Десятина рождает успех» – это ладно, это допустим. Это я еще могу понять. Но вот «Бизнес – игра без проигравших» – это, простите, оксюморон какой-то… Как лев-вегетарианец.
– Да ладно, я привык, – заулыбался Лёва, отодвигая от себя чистую тарелку из-под овсянки и предостерегающе подняв навстречу Мише свою длинную длань. А Безмездник и вправду хотел выступить миротворцем, чтобы Малиновский не посчитал спор переходящим на личности.
– Нет, я не в том смысле, – сообразил наконец толстокожий Риналь. – Это я про другого льва… – чем ещё больше вогнал самого себя в смущение.
– Я предлагаю всё-таки разобраться на сытый желудок, – сладко потянувшись, предложила Лилит. – Этот вот бизнесмен, Александр Флетчер – он в облаках витает или вправду смог мир изменить, вдохнув в свой бизнес и жизнь, и её законы? 
– А надо сначала определить, что такое бизнес, – отозвался Виктор, – а потом уж и выбирать: прав Флетчер или нет.
– Что ж тут определять? – усмехнулся Малиновский. – Бизнес – это собственное дело. А развивается он по законам жизни тогда, когда мне нравится этот бизнес делать и когда занимаюсь я им, чтобы что-то создать и это что-то отдать другим. Неважно, булку, программу или песню. «Вода вверх, огонь вниз». А по законам рынка бизнес развивается, когда я хочу от этого бизнеса что-то получить. В основном, деньги.
– Браво, Лев Андреевич! – захлопала в ладоши Лилит. – осталось нам теперь только два ваших термина определить: что такое «нравится» и что такое «рынок».
– Что ж тут определять? – пожал плечами Риналь, скопировав реплику Лёвы и наливая себе очередной стакан вишневого сока. – Мне вот сок нравится, а Мише омлет с беконом. А Лёва, тот вообще мяса не ест, как выяснилось. Кому что нравится!
– Но, не правда ли, когда за столом изобилие, каждый может что-то выбрать по своему вкусу, а другим свой выбор не навязывать? – мягко вопросила Лилит.
– А кстати, – встрепенулся при этих словах щепетильный в финансовых вопросах Малиновский, – сколько мы должны за это роскошное угощение?
– Помилуйте, Лев Андреевич! – несколько даже обиженно отвечала Лилит. – Этот завтрак – часть квеста и следствие вашего выбора, неужели же вы не догадались?
– Следствие какого моего выбора? Что все ресурсы безграничны?
– И не просто ресурсы, а ресурсы, которые вам в данный момент нужны и нравятся. Овсянки в мире безгранично много! Только кто-то постоянно навязывает вам выбор другой. И заставляет вместо любимой вами овсянки изыскивать на завтрак деньги, которые вам, по большому счету, в данный момент нравятся меньше овсянки. А между тем, в соответствии с вашим выбором, овсянки в мире полно!
И при этих словах Лилит повела над столом рукой. И, словно по волшебству, перед каждым появилась кокотница с горячим грибным жюльеном, причем каждый из друзей при этом вновь ощутил здоровый аппетит.
– Приятного аппетита! Лев Андреевич, ваш без курицы, – проявила Лилит внимание к Малиновскому. – А вот интересный вопрос: мы с вами завтракаем, а Ивана Николаевича с нами нет. Что, как вы думаете, не понравилось ему в предстоящем путешествии? Что помешало отправиться с нами?
– А то ему не понравилось, – отвечал Виктор, отправляя одновременно в рот ложечку горячего жюльена, – что сама мысль об изобилии бизнес-возможностей и о рынке без конкуренции мешала всем его привычным представлениям об экономике и вообще могла всё в его голове перемешать. А может, ему просто жюльен не нравится…
– Как я понимаю, Виктор Петрович, вам и жюльен и изобилие – нравятся? – задала Лилит вопрос с очевидным ответом.
– Ещё бы! – отвечал тот, облизнув последнюю ложку.
– И мне нравится, – присоединился Лёва, – изобилие в особенности! В нём сама жизнь.
– Да нет, я не против, и мне нравится изобилие, – вздохнул Риналь, – но бизнес без конкуренции и проигравших? Это как?
– А вам бы, Риналь Фаридович, такой бизнес был по душе? Бизнес без проигравших? – спросила его Лилит.
– Ну что говорить, ясно, что по душе! Кому же это может не понравиться, – улыбнулся тот.
– Ну, Михаила Александровича я уж и не спрашиваю. А вот теперь мы все вместе и дадим ответ на вопрос, почему Иван Николаевич не отправился с нами в путешествие. Для него это путешествие было бы безнравственным!
– Как это – безнравственным? – удивленно спросил Миша.
– А, я понимаю! – воскликнул Малиновский. – Если мне что-то нравится – значит, для меня это что-то нравственно!
– Может, мне ночью нравится на трубе играть, – резонно возразил Риналь. – Мне нравится, а моим домашним – нет. Что ж тут нравственного?
– А просто надо, чтобы то, что мне нравится, и другим тоже нравилось. Или хотя бы не мешало, – продолжал Лёва развивать своё озарение. – Вот Ивану Николаевичу идея изобильного рынка мешала привычным для него построениям Маркса о торговле, как крови бизнеса, поэтому она для него и представлялась безнравственной!
– Нравственно всё, что мне нравится, и при этом другим не мешает, – задумчиво, словно пробуя формулу на вкус, протянул Миша.
– Да, это красиво, – покачал головой Виктор.
– Подытожим, – предложила Лилит, наконец отставив свою бесконечную чашечку с кофе. – Для всей нашей компании общее то, что мы все считаем изобилие во всех его проявлениях нравственным. То есть, выбираем жизнь. В том числе и в бизнесе, и в образовании. Или нет, Риналь Фаридович?
– Я, конечно же, за, но что-то похоже всё это на фантастику, – сдался Риналь.
– А вот поживём – увидим, куда эта фантастика Флетчера приведёт. А заодно приведёт и всё бизнес-сообщество. – завершила Лилит дискуссию. – Но у нас остался ещё один вопрос. А что такое рынок?
– Это смотря какой рынок! – тут же оживился Лев Андреевич. – Рынок на заре своего появления – одно, развитый рынок Маркса – другое, а сегодняшний рынок – совсем третье.
– Так это, по-твоему, разные рынки или один и тот же, но в развитии? – с интересом вопросил Виктор, отправляя в рот виноградинку за виноградинкой.
– Конечно, один и тот же! – снисходительно отвечал Малиновский, взявши большой сочный персик. – Сначала ребенок, потом взрослый, а теперь старик. Но старикан ещё крепок.
– Этот рынок, по-твоему, живой, что ли? – хмыкнув, спросил Риналь.
– А получается, что живой! – озарённый внезапной догадкой, протянул Лёва. – Сам-то он живёт по законам жизни: во-первых, ресурсов у него изобилие – целая планета людей. Они же и производители, они же и потребители. Жаль, что Баха нет, а то бы он сейчас подтвердил, что рынок – это производительные силы и производственные отношения.
– Ну хорошо, а во-вторых? – спросил Виктор, покивав.
– А во-вторых, «вода вверх, огонь вниз»! Но только в обратном порядке. Сначала деньги – потом стулья. Деньги – от покупателей и клиентов, товары и услуги – от производителей, в частности, учителей. Как в примере Лилит с оплатой обучения в ВУЗе.
– Ну раз так, – довольно предложила Лилит, – предлагаю впредь именовать его величество Рынок с прописной буквы, как имя собственное. Как его и именует Лев Андреевич в своей диссертации. И вот что интересно: Рынок действительно имеет дело с безграничными ресурсами, а вот почему он это изобилие не предоставляет людям?
И тут снова перед друзьями возникла иная реальность. На этот раз это был какой-то до боли знакомый Мише фильм из его раннего детства – о планете, на которой пресной воды огромные запасы, но все они – в искусственном хранилище под семью замками. И ничтожные пайки воды ежедневно выдают населению планеты под жёстким контролем верховного правителя. Но это в общих чертах сюжет, да и то в воспоминаниях, а в реальности друзья оказались у бетонного купола посреди выжженной пустыни, в котором была открыта узкая дверца и в дверном проёме стоял мрачный человек в сером балахоне. А к нему, сколько хватал глаз, тянулась бесконечная очередь измождённых людей с кувшинами, ведёрками и кожаными бурдюками. Дождавшись, счастливцы ссыпали в ладонь мрачного персонажа несколько монет, тот придирчиво пересчитывал плату и только после этого наливал заплатившему из большой бочки неглубокий черпак воды.
Солнце палило немилосердно, и было совершенно непонятно, как у всей этой очереди хватало сил и терпения томиться на солнцепёке в ожидании получения глотка воды.
Несмотря на только что поглощённое содержимое трёх ледяных кувшинов, всем мгновенно нестерпимо захотелось пить.
– Не так ли, Лев Андреевич? – негромко спросила Лилит. – Утром деньги – вечером стулья? – и щёлкнула пальцами.
Сначала в очереди никто ничего не заметил. Но вот один, другой – и вся очередь нарушили стройный порядок, загомонили – и тут же спешно бросились врассыпную. Миша успел заметить только у одного из самых близких туземцев полное до краёв водой ведёрко, и сообразил, что с ёмкостями остальных произошло то же самое.
– Сегодня кто-то останется без плановой выручки, – весело заявила Лилит, обращаясь к компании, уже снова оказавшейся за тем же столом. – А называется вся эта картина плановой экономикой. Когда все свои ресурсы, и природные, и человеческие, Рынок тотально контролирует и распределяет.
– Тогда получается вот что, – Миша мысленно всё ещё был там, на пустынной далёкой планете, – Рынок – он не только живой, но он ещё и Творец. На языке Баха он не только производительные силы людям предоставляет, но ещё и производственные отношения между ними творит по собственному усмотрению.
– Причём, смотрите, – оживлённо подхватил его мысль Риналь, – творит так, что никто ничего просчитать и предугадать не может! Вот и получается, что Творец он – одинокий и непознаваемый.
– И получается, что никакой человек при таком Рынке Творцом уж быть точно не может, – согласился Безмездник, – черпак воды в аванс, черпак в получку, а воды-то на планете – изобилие!
– Изобилие – только у Рынка, а у человека – все ресурсы, в том числе и вода, ограничены как раз Рынком же, – подытожил Малиновский.
– Да ведь Рынок-то стихийно зародился! – вступил в защиту своей модели мира Фомичёв. – И когда зарождался, уж точно никаким Творцом он не был. Либо уж тогда его кто-то сотворил по своей воле, либо никакой этот ваш Рынок не Творец, а все рыночные отношения сложились и продолжают складываться стихийно, саморегулируемо!
– А было бы это так, – горячо возразил Малиновский, – то мы бы ещё и сегодня при свечах сидели! Откуда у Рынка берутся его демиурги, которые в технологиях прорывы совершают? Изобретатели, новаторы, наконец, просто успешные компании и предприниматели? Которые творят целые новые направления: Карл Маркс, Генри Форд, Билл Гейтс, Илон Маск? Был бы Рынок непознаваем, не создавал бы он таких творцов!
– Не устаю вами восхищаться, Лев Андреевич, – вмешалась долго молчавшая Лилит, – вы схватываете проблему просто на лету! И чётко её формулируете. Позвольте, я изложу итог постановки задачи.
– С удовольствием! – отвечал польщённый Малиновский. Остальные молча кивнули.
– Итак, Рынок живёт по законам жизни, растёт, развивается и изменяется. Факт?
– Факт, – согласился Риналь.
– Пусть мы пока не знаем, как он возник, – продолжала Лилит, – но совершенно очевидно, что иметь дело с народами, разобщёнными самыми разными языческими верами, ему было бы исключительно трудно.
При этих словах Лилит над столом зажегся алый ноль, который давеча сиял позади Виктора, и начал постепенно таять.
– Племена и народы разобщены, говорят на разных языках, а главное, людьми все считают только своих соплеменников, а остальных – дикарями. Поди-ка, продай дикарям что-нибудь!
И под руками Лилит ноль вовсе растаял, а на его месте зажглась солнечная единица.
– Другое дело, когда Творец есть, пусть и непостижимый. Тогда можно и других считать людьми, но заблудшими, и по воле своего Творца обращать их в истинную веру. А так как они дикари, то делать это преимущественно силой. И тут совершенно прав Лев Андреевич, помимо первооткрывателей и изобретателей понадобятся миссионеры. Но тогда для Рынка самой важной первоочередной задачей будет создание таких отношений между людьми и такого межэтнического общества, в котором идея важнее любой личности и подчиняет её себе.
– Короче говоря, Творец есть, и Он одинок и непознаваем? – подхватил Малиновский.
– Совершенно верно! Чтобы создать единое изобильное поле для производственных отношений, нужна единая идея Творца для всех народов, которая их объединит. И вот на этом этапе своего развития уже подросший Рынок ищет себе демиургов для этой идеи.
– А почему не Творцов её? – запальчиво вопросил Малиновский.
– Рановато ещё пока для Творцов, – отвечала Лилит. – Сначала – общество над личностью (а это целые исторические эпохи), а потом – общество для личности. А пока, в нашем примере, Рынку это не выгодно, главное – создать это самое общество.
– Но ведь создать руками людей? – робко спросил Безмездник.
– Людей, конечно, но демиургов, а не Творцов, – отмахнулся Лёва. – Дальше, дальше!
– А дальше, возможно, было вот что… – протянула Лилит.

Глава 21. Рождение Книги

 «А думаешь, что раньше лучше б было?
Ты прав. И значит, ошибался Бог»

Моше в отчаянье опустился на низкую скамью под большой оливой, в тени которой любил дремать старый Амрам, уже три года как ушедший в подземное царство бога Мота.
Мир Моше рушился. Вчера в Библ прискакал гонец и подтвердил самое худшее: царь Навуходоносор со своими вавилонянами и в самом деле захватил Урушалимум. Теперь всё иудейское, а за ним и всё финикийское царство станет вавилонской провинцией, и уж богатый Библ точно будет разграблен! Убежать бы, да куда? Сколько дней осталось до вторжения?
А главное, что будет с библионием? Тысячи драгоценных библосов, хоть и написанных на легком папирусе, один верблюд не унесет, тут целый караван нужен!
День обещал быть очень жарким. Даже улица, на которой стоял библионий, была совершенно пуста и вправо, и влево.
Моше на секунду прикрыл глаза, а когда открыл, решил, что, наверное, ненадолго задремал. Прямо перед ним стояла невесть откуда взявшаяся женщина. Женщина эта была одета в богатую багряницу, голову ее покрывал легкий белый платок, а на шее среди множества ожерелий ярко блестел на солнце лунный серп – символ Астарты.
Женщины для Моше были существами из иного мира. Они жили по-другому, думали по-другому и даже говорили вроде как по-финикийски, но будто на совершенно другом языке. Семьи Моше к своим тридцати трем годам так и не завел, не собирался и заводить. Ему хорошо было среди глиняных табличек и папирусных библосов, которые не только могли бесконечно рассказывать что-то новое, но еще и жадно принимали всё новые и новые рассказы Моше о царствах, народах и пророках. И почти никогда – о женщинах. Если в фантазии Моше и прокрадывалась женщина, то она обязательно приносила своим спутникам искушение и коварство.
За это Моше их непременно наказывал. Ну как – Моше? Не Моше, конечно, а вся история устами древних пророков. А Моше эту историю просто вспоминал. И немножко домысливал.
Вот как, например, получилось с женой Лота?
Сам-то Лот был праведник и всем сердцем желал гибели Содому, никакой жалости к нему не испытывая. Если город или царство погрязли в грехе, какой бы стеной от мира ни отгородись (даже такой великой, как Пиньин, вокруг всего царства Цинь, которую, по слухам, начали строить еще сто лет назад), – а Божья кара всё равно настигнет грешников.
Так и с Содомом.
Один только праведник в Содоме нашелся, его-то ангелы и вывели вместе с семьей из обреченного города.
А вот как Моше написать в одной и той же истории, что бы было с Лотом, почувствуй он хоть тень сочувствия к Содому и его жителям? Как показать это «а если?..»
Вот тут и пригодится женщина! Это и будет, хоть и спасенная, да не по праву, жена Лота. Даже и имени в истории она не заслуживает, пусть так «женой Лота» и остается.
И тогда стилом Моше на новом библосе один из ангелов-спасителей сказал Лоту и его семье: «спасай душу свою: не оглядывайся назад». Посмотришь на развращённый город – значит есть в тебе сочувствие к нему, и душа твоя Богу не верна.
А жена Лота – кто? Женщина. А женщина душою принадлежит не Богу, а своему дому. Не верна Богу её душа.
Оглянулась под стилом Моше жена Лота на Содом – и превратилась в соляной столп. Соляной почему – это чтобы в памятник не превратилась, в идола. Пойдет ливень посильнее – и не останется от жены Лота ничего, кроме памяти об уроке неверности.
Очень Моше собственная история про жену Лота нравилась. Поучительная получилась история.
И вот теперь снова – стоит перед Моше женщина и не уходит. Ждет чего-то.
– Что тебе нужно, женщина? – нарочито устало протянул Моше.
– Здравствуй, Моше! Здравствуй, главный смотритель библиония Библа! – отвечала та, будто и не замечая не расположенности собеседника к разговору. –  События не позволяют больше ждать. Войска царя Навуходоносора вот-вот без боя войдут в Библ.
И с первых же слов незнакомки Моше вдруг ощутил, что перед ним не только не чужое существо, посланница ночной Астарты, а почему-то близкий ему человек. Хотя слова женщины были безрадостны и тревожны.
– Кто ты, женщина? – задал вопрос Моше уже совсем другим тоном, внимательно вглядываясь в ее лицо.
– Кто я – неважно. Зови меня Лилит. А важно сохранить библионий, и сделать это можешь только ты.
– Женщина, как можно сохранить тысячи и тысячи папирусов, уж не говоря о пергаментах и глиняных табличках? Вавилоняне – варвары, они не читают папирусов!
– Вавилоняне – не варвары и, хотя впереди идут жестокие воины, но за ними – наместники и торговцы. И финикийцы для них – не дикари, а люди. Вавилону выгоднее собирать дань и торговать, а не разорять завоёванные земли. Пройдет время, и финикийское царство под управлением Навуходоносора станет процветающей провинцией. В самом Вавилоне соберутся лучшие умы с захваченных земель, и там ты снова сможешь продолжать свое дело.
– Какое дело, Лилит? – с горечью и болью выдавил из себя Моше. – Что знаешь ты о моем деле? И зачем я слушаю тебя? Даже ассирийцы говорят словами писца Акихара и его «Поучений»: «Истинная красота женщины в кротости её характера, а прелесть её – в кротости её речей».
Лилит внимательно вгляделась в глаза собеседника и вдруг опустилась с ним рядом на скамью.
– Поговорим, Моше. Время ещё есть, хотя его и немного.
Моше непроизвольно отодвинулся на противоположный край скамьи.
– Мои речи не будут кроткими. Я знаю о твоём деле, Моше. Знаю о твоём замысле. Ты задумал создать Книгу, которая всем людям всех земель расскажет о едином Боге и сможет их в этой вере сделать единым народом.
Моше в изумлении отодвинулся ещё дальше, хотя скамья под ним уже кончилась. Откуда? Откуда этой незнакомке знать его сокровенный замысел? Откуда ей вообще что-то знать о нем, и кто она, наконец, такая?
Но та, будто не замечая испуга Моше, как пустяка, на который некогда отвлекаться, продолжала:
– Откровения древних пророков, которые ты столько лет переносил с глины на папирус и пергамент, лишь для тех обладают силой, кто верит в единого Бога и вообще умеет читать. И если замысел задуманной тобой Книги – объединить людей, то объединит она лишь тех, кто и так верит в единого Бога.
– Значит, ее всем будут читать проповедники на площадях и в храмах и вселять в людей эту веру!
– Проповедники – не боги и не пророки. Они люди. У каждого свои цели и своя воля. Вот ты, Моше. Сколько своих собственных фантазий ты добавил в будущую Книгу, словно они и в самом деле происходили?
– Я… Но откуда? Откуда ты знаешь и почему говоришь так уверенно?
Лилит пристально смотрела на Моше, и под этим взглядом он понял совершенно ясно: она действительно знает.
– Не будем отвлекаться. Мы встретились не для споров и сомнений, а для того, чтобы ты принял решение.
– Решение? Какое я могу теперь принять решение?
– Для начала посмотрим, что тебе позволит его принять. Откровения древних пророков, от Ноя и Авраама до Моше, ты не просто перенес с глины на папирус. Ты вдохнул в каждого из пророков душу, сделал его живым. Истории и жизнеописания, которые тебе нашептывал голос свыше, сделали их не бесплотным носителями слова Божия, но живыми людьми. Особенно тебе удался Моше, и – кто знает? – может быть, ты не только его тезка, но и второе воплощение величайшего из пророков?
– Но… о моих вольностях в пересказах историй пророков никто не знает. Для финикийцев, пергамцев, кеметцев, эллинов и даже вавилонян, кто читал переписанные мной папирусы, каждое слово в этих библосах – правда и истина…
– Что есть истина? Истина ли, что великий Моше был найден в корзине в тростниках принцессой египетской? Для Моше, который жил и воспитывался пять веков назад при дворе фараона Рамзеса, это не имеет значения, а для всех, кто будет читать финикийские библосы, это непременно истина, потому что она красива. И всегда для людей красота будет более истинной, чем правда.
У Моше отлегло от сердца. Что ни говори, а быть уличенным в обмане, да еще и в домысле слова Божия, да еще и быть уличенным женщиной, это даже не постыдно, а преступно.
Однако Лилит совсем не походила ни на одну из женщин, которых знал Моше. Она казалась ему добрым другом, а вот почему – загадка.
Так что за выбор предлагает ему эта Лилит? Какое решение хочет она от него?
– А выбор я тебе, Моше, предлагаю вот какой, – медленно отвечала Лилит, будто бы услышав мысли Моше. – Хочешь стать человеком, который надолго остановит все эти войны?
Если бы над Моше среди ясного неба вдруг сверкнула молния и грянул гром, он, наверное, не вздрогнул бы так всем телом, как вздрогнул при этих словах собеседницы.
– Я? Как я могу их остановить? Я не воин, не царь и не пророк. Я простой переписчик библосов и хранитель библиония. Я властен лишь над стилом и сухими папирусами!
С каждым его «Я» Лилит кивала головой, словно соглашаясь, но глаза ее при этом пристально смотрели в глаза Моше и ясно говорили: «Ты прекрасно знаешь, что это не так!»
– Всё так. И именно поэтому ты единственный, кто может остановить войну, которая катится из Вавилона на запад, и еще множество других войн. И еще потому, что библосы, которые создает твое стило – живые, и читать их будут тысячелетия.
– О чем ты говоришь, женщина? Какие тысячелетия? Папирус просто истлеет за этот срок!
– Многие твои библосы уже сейчас переписаны на пергамент, а через пять веков в царстве Цинь изобретут бумагу, которая придет на смену пергаментам. И твои папирусы станут Книгой, которая будет жить вечно! А в честь города, где начиналось ее рождение, эту Книгу назовут Библией.
При этих словах Лилит Моше на несколько секунд лишился дара речи.
– Женщина, скажи, кто ты? Как удаётся тебе читать мои мысли? Я сам называл так Книгу, когда представлял её будущее в своих мечтах. Но ведь это – всего лишь мечты…
– Посмотри на свои библосы, Моше! Твои мечты, твои мысли обращались силой, которая двигала твоим стилом и наполняла твои слова верой. А сила эта, эта твоя вера в рождённую твоей мыслью истину, обращалась в предмет, в библос, который передаст эту веру тысячам и миллионам других людей. Так действует Бог, в которого ты веришь: его слово дает силу человеку, а эта сила руками человека создает события и предметы. И вот пришло время, когда Бог своим главным орудием выбрал тебя.
Моше в ужасе вскочил со скамьи.
– Нет, ты не женщина! Ты – змей-искуситель Нахаш, обернувшийся женщиной! Прекрати свои лукавые речи и навсегда оставь меня!
Встала и Лилит, не сводя глаз с Моше. Что было в её взгляде? Если бы Моше знал, что это такое, он бы, пожалуй, сказал, что взгляд женщины полон любовью.
Но что такое любовь, Моше было неведомо. А потому он решил, что этот сатанинский взгляд наполнен искушением.
– Я уйду, Моше, – медленно проговорила она. – Я уйду, а ты останешься. Ты попадешь в плен к вавилонянам, тебя переправят в Вавилон, где ты будешь томиться в плену десятилетия. Потом ты освободишься и сможешь вернуться, но уже не в Библ, а в Урушалимум, который у вавилонян отвоюет персидский царь Кир, а позже царь Давид и перенесет в него из Хеврона свою столицу. И вот там, в будущей столице Израильского царства, будет завершена твоя Книга и станет явным твое авторство, по крайней мере, последней её части. И Книга эта будет принята народами всех земель и остановит многие войны. Но всё это произойдет тогда, когда ты совершишь свой самый главный выбор.
Пророчества Лилит не испугали Моше. Он привык к языку пророчеств, перенося их с глиняных табличек на папирус. Но чтобы пророком выступала женщина? Это было немыслимо!
Да и сами эти пророчества были настолько невообразимыми и в то же самое время настолько ясными и определёнными, что Моше оставалось только одно: либо поверить им, либо нет.
Вот какой выбор предлагала ему женщина. Вот какое искушение: поверить или нет. А что, если этот путь ведет к ложной вере и уводит от истинного Бога?
– Нет, ты ошибаешься, Моше, – продолжала Лилит, как будто продолжая читать его мысли. – Твой выбор вовсе не в том, создашь или не создашь ты Книгу. Этот свой выбор ты уже сделал. А настоящий выбор ещё впереди.
– И что же это за выбор, женщина? – спросил Моше, поддаваясь искушению любопытства.
– Твой выбор – взять или не брать на себя ответственность.
– Ответственность? Ответственность за что?
– Ответственность за то, чтобы стать Творцом. Творцом слова Божия на папирусе. Впервые в истории рода людей. Ответственность за то, что слово это придет ко всем людям. И тоже впервые в истории. Наконец, ответственность за то, что Библия будет наполнена такой силой, которая способна останавливать войны, строить города и царства. Силой прозрения, что все люди – братья, потому что все созданы по образу и подобию единого Бога-Творца. А значит, силой объединять самые разные народы.
В голове Моше с каждой секундой и каждым словом Лилит усиливался какой-то звон. Это сон, сон! Ему снится это искушение, и никакого змея-искусителя, обернувшегося женщиной, на самом деле нет… Но как же Моше пробудиться от этого сна?
– Хорошо, женщина, пусть будет по-твоему. Но ты сама говоришь: по слову Божию все люди – братья. А братьями могут быть лишь мужчины. Значит, не по образу Бога созданы женщины и не может женщина стоять рядом с мужчиной и быть братом ему?
– Ты знаешь, Моше, что это не так. Во втором библосе «Бытия» от пророка Моше в двадцать седьмом стихе твоим же стилом начертано: «И сотворил Бог человека по образу своему, по образу Божию сотворил его; мужчину и женщину сотворил их». А про братьев или сестер в слове Божием ничего нет, это всего лишь вывод. Вывод, сделанный из этого слова обычными людьми.
– Но почему?
– Потому что все люди – дети и внуки Адама и Евы. И они вдвоем – со-Творцы Бога. И только вместе, наравне друг с другом, могут создавать и творить новых людей. Людей, а не животных. Братьев и сестер. По своему образу и подобию, как это сделал Бог.
– Ты хочешь сказать, что человек во всем подобен Богу? И так же всемогущ, как Он?
– Это тебе, Моше предстоит сделать выбор и дать непростой ответ на этот простой вопрос. Главный вопрос твоей Книги. И если ты выберешь ответ: «Да, человек может быть равен Богу», то через несколько веков твою Книгу продолжат писать твои ученики и опишут в ней появление первого Мессии: человека-Бога.
– Ты говоришь ересь, женщина! Бог един, и человек никогда не сможет быть равен Богу!
– Хорошо, оставим этот спор, Моше. Сейчас не до богословских рассуждений. Времени нет. Знаешь ли ты, что значит ответственность, и знаешь ли ты, что она даёт?
– Как же мне не знать, что такое ответственность, если я столько лет отвечаю за главный библионий Финикии? За каждый его папирус, за каждое написанное слово.
– И как же ты отвечаешь за него? И перед кем?
– Что значит – перед кем? Перед городом, перед страной, перед теми, кто покупает папирусы в Элладе, Иудее, Пергаме, Вавилоне, даже Мисраиме. Если в копиях папирусов обнаружатся расхождения, виновного ждет строгое наказание и заслуженная кара.
– Не лукавь, Моше! Если бы тобой двигал страх наказания, ты бы не посмел давать волю своим фантазиям. Страх порождает не ответственность, а безответственность. Но ты не боишься этих наказаний. В чем же тогда твоя ответственность?
– Мои папирусы, их сохранность, их подлинность – это дело всей моей жизни. Это моя совесть, это всё, что у меня есть.
– Хороший ответ! А если войска вавилонян, войдя в Библ, подожгут твой библионий и твои папирусы сгорят, что тогда скажет твоя совесть?
– Но я же не могу в одиночку сражаться с целым войском! Если библионий сгорит, моя совесть скажет одно: значит, Бог послал такое испытание…
– Кому послал? Тебе? Или тем людям, которые навсегда лишатся Библии? И в таком случае Бог будет нести ответственность за то, что Библия уже никогда не появится?
– Ты глупа, женщина! У возможностей человека есть границы, и он не может отвечать за то, что не в силах изменить.
– Что есть ум и что есть глупость? Иногда, кичась собственным умом, мы не слышим мудрости древних истин. И та мудрость, от которой ты убегаешь сейчас, звучит просто: у возможностей человека сделать что-то немедленно, сейчас границы действительно есть, а у ответственности за любое событие, которую человек готов взять на себя, и тоже немедленно, никаких границ нет.
– Что ты хочешь сказать, Лилит? Что я могу взять на себя ответственность за вторжение вавилонян в Библ? За поступки неистового Навуходоносора? За этот полуденный зной?
– Да, Моше. И принять эту ответственность на себя очень просто. Достаточно задать себе вопрос: «Что я, Моше, сделал такого, из-за чего войска вавилонян входят в Библ?»
– Женщина, ты бредишь? Твои речи отдают безумием!
– А ты подумай, Моше. У тебя это получится. Ты десятилетиями переводил иероглифы и переписывал их на папирус. Не только собственным стилом, но и руками твоих слуг и учеников, переписчиков библиония. Но автором каждой первоначальной буквы был только ты. И это твои папирусы разлетались по всему побережью великого моря Ха-Ям Ха-Гадол и по всему Вавилонскому царству. Они наполнены не только откровениями древних пророков, но и твоими фантазиями. Кто создал их именно такими? Не ты ли? И кто несет за это ответственность?
Моше почувствовал, что возразить на это ему нечего.
– Ты права, женщина. Эти папирусы создавал я, я один, на мне и ответственность за каждый из них.
– А скажи, Моше, когда ты взял на себя эту ответственность за каждый из них? После того, как папирусы уже были написаны или раньше?
– Если бы я начал отвечать за свои библосы после их написания, то только из ощущения своей вины и предчувствия будущего наказания за нее… Нет, я взял на себя ответственность за каждое свое слово еще до того, как поставил своим стилом первую букву на очередной лист папируса.
– Ты уверен в этом, Моше?
– Да, Лилит, я уверен в этом.
– Запомни, Моше. В тот самый миг, когда ты взял на себя ответственность за свои творения, Бог твоими руками смог осуществлять свою волю. В тот миг ты стал подобен Богу и по Его замыслу стал Творцом. И чем большую ответственность ты на себя принимаешь, тем ближе ты становишься к Богу.
Моше ненадолго задумался, не возражая женщине, и наконец произнес:
– По твоим словам, Лилит, если я здесь и сейчас возьму на себя ответственность за то, чтобы войска Навуходоносора не вошли в Библ, они не войдут в город?
– Да, это так. Но в самом ли деле ты хочешь этого, Моше? Чего ты хочешь на самом деле?
– На самом деле я всей душой хочу спасти библионий. Но это не в моих силах.
– Как только ты по-настоящему возьмешь на себя ответственность за спасение библиония, это станет в твоих силах, и ты начнешь творить события. А не боишься ли ты такой ответственности?
– Я не только не боюсь такой ответственности, но готов отдать свою жизнь за спасение библиония, а в особенности папирусов будущей Книги!
– В таком случае, Моше, ты спасешь весь библионий. Точнее, это сделаем мы вместе. Я верю в твою ответственность. Смотри!
И Лилит взмахнула обеими руками, словно крыльями. И в ту же секунду в библионии началось движение: папирусы, как листья, с шорохом, похожим на шорох крыльев летучих мышей, начали сами собой слетаться, полка за полкой, стеллаж за стеллажом, на огромный стол посреди зала, развёртываться, укладываться на столе стопкой и одновременно сжиматься, уменьшаясь в размерах. Когда сжался и последний лист из десятков тысяч папирусов, тонкая пачка опять же сама собой свернулась в тонкую трубку. Откуда-то на столе появилась полая внутри прямая палка из прочного ливанского кедра, похожая размерами на посох. И весь свиток папирусов библиония сам собой втиснулся в полое пространство кедрового хранилища. А в довершение у посоха этого появилась опора из темной кости и набалдашник из кости белой.
– Возьми свой библионий, Моше. Теперь он будет спасен тобою в этом посохе. И вместе с библионием возьми груз своей нелегкой ответственности. Когда ты уже будешь в безопасности на новом месте, выбери стол побольше, положи на него посох и просто сними с него и опору, и набалдашник. И папирусы твоего библиония снова освободятся.
Моше нерешительно протянул руку и взял легкий, почти невесомый посох.
– Ты колдунья, Лилит? Ты смогла уместить в тонкий посох весь мой библионий?
– Нет, Моше. Я не колдунья. Но ты немного волшебник. Ты смог силой своего намерения и, главное, своей ответственности сделать первое чудо – за ним будут и другие. Но на самом деле спрятать в посох библионий Библа – не такое уж и чудо по сравнению с чудом создания твоей Книги.
– Я не буду думать о том, какой ценой спас я мои драгоценные папирусы. Даже если я погубил свою душу, я не буду жалеть об этом.
– Свою душу, Моше, ты только что спас. Спас для великих дел, которые ждет от тебя Бог. И помни: ты взял на себя ответственность за появление на свет Книги.
– Я создам ее, Лилит. А если мне хватит остатка жизни, весь его посвящу несению слова Божия всем народам. И Книга сможет объединить людей. А возможно, и вправду остановить войны.
И снова Моше поймал на себе взгляд Лилит, который однажды уже смутил его. Взгляд, полный любви.
Немного помолчав, Лилит сказала:
– Помни, Моше. Твоя Библия будет благословлена Богом.
Моше ничего не ответил, только крепче сжал посох.
– Теперь мы простимся. Моше. Войска вавилонян уже в городе. Не бойся ничего, ты под защитой.
И Лилит исчезла.

Глава 22. За что я отвечаю?

«Тот, кто смотрит вне себя, – спит, тот, кто начинает смотреть внутрь себя, – просыпается».
Карл-Густав Юнг

…Вся компания вдруг снова обнаружила себя сидящей за непустеющим столом, а Лилит отсюда никуда не исчезла. Несомненно, в Библе была именно она, но изменилась только одежда, никак не сама Лилит.
Безмездник на этот раз ничего спрашивать не стал, а вот Риналь ошарашенно спросил:
– Это так всё и было, Лилит?
– А вот вы задайте этот вопрос Михаилу Александровичу, – отвечала та. – Всё это ни что иное, как историческая бифуркация! Как вы решите, так и будет.
– А бифуркация между какими двумя сценариями будущего? – тут же сориентировался Малиновский. – Будет Библия, точнее, Ветхий Завет, или не будет?
– Это уже финальные результаты сделанного Моше выбора, – отвечала ему Лилит. – А вот сама бифуркация – это его решение. Какое именно?
– Я думаю, решение взять на себя ответственность за создание Библии или не брать, – задумчиво протянул Безмездник.
– Наверно, так оно и есть, – поддержал его Риналь.
– Ответственность… Ответственность – это хорошо, – согласилась Лилит, – и это даже верный ответ на вопрос, что именно определило великую историческую бифуркацию. Но вот только ответственность за что? Только ли за написание Книги?
– Ну не за то же, чтобы войны по всей земле прекратить? – скептически вопросил Виктор.
– А почему бы и нет? – вопросом на вопрос ответила Лилит. – Но на самом деле Моше сказал о другой своей ответственности прямым текстом, хотя и по-финикийски. И не удивляйтесь, что вы наш диалог так хорошо понимали – я просто включила вам синхронный перевод.
– Чудеса продолжаются! – покачал головой Малиновский. – Но я вот прекрасно запомнил, что именно Моше сказал, правда, в переводе на русский. Он решил взять на себя ответственность за объединение всех людей на Земле. Объединение через свою Книгу.
– Вы не устаёте меня удивлять, Лев Андреевич! – искренне восхитилась Лилит. – Именно эта ответственность, которую взял на себя смотритель главного финикийского библиония, впоследствии и объединила если не всех людей, то уж не меньше половины человечества на Земле. И даже многие, многие войны предотвратила.
– А сколько войн и крестовых походов Библия породила? – Риналь в этом вопросе решительно принял на себя роль оппонента.
– Библия, мой друг, – наставительно возразил Риналю Лёва, – это книга, самая богатая описаниями всевозможных реальных войн. И их природа отражается, как в зеркале, в самой исторически первой войне, убийстве Авеля Каином. И поскольку Каин не раскаялся, он за свой грех был наказан страхом. А страх заставляет вооружаться, а затем и убивать. Грех, таким образом, неизбежно ведёт к убийству.
– Вы в точности повторили мысль Николая Сербского, Лев Андреевич, – уже даже не удивляясь, сказала Лилит. – Тот в своей книге «Война и Библия» называет эту причину «неумолимым законом греха, который и порождает все войны. Грех внушает страх, страх куёт оружие. Если бы люди освободились от греха, кто бы тогда страшился, кто бы ковал оружие, кто бы готовился к войне? Никто".
– А ещё, мне помнится, – добавил Малиновский, – ему же принадлежат слова, что «война человека против человека есть следствие войны человека против Бога».
– Ну вот вам и ответ, Риналь Фаридович! – радостно обратилась к тому Лилит. – Библия не саму войну устраняет или запрещает, а её первопричину в понимании ветхозаветных пророков. Грех. И делает страх греха сильнее страха наказания за него. А потому-то и множество бессмысленных войн предотвращает.
– Интересно! – взвился тут не богобоязненный по молодости лет Виктор. – Да кругом тут у нас одни грехи и беззаконие, мне что же, чтобы самому безгрешным быть, надо за чужие грехи отвечать?
– Вот! Браво, Виктор Петрович! – переменила Лилит адресата своего восхищения. – Вы опять попали в центр сути. Сути понятия «ответственность».
– Да даже и Моше этот ваш задавал же вам вопрос: «не могу же я взять на себя ответственность за нападение на Финикию вавилонян?» У любой ответственности есть границы! – не сдавался Виктор.
– Вот как? В таком случае прошу снова в путь! – радостно отвечала ему Лилит.
И вся компания всё так же мгновенно оказалась в просторном больничном кабинете. Почему больничном? Потому что по стенам стояли белые застекленные шкафы с самыми разными лекарствами и препаратами, а на отдельном большом стеллаже в алфавитном (правда, латинском) порядке располагались папки с историями болезни. За окном кабинета стояло жаркое утро и качались пальмы. На пустом письменном столе лежало только несколько историй болезни и стояла красивая табличка «Peace begins with me», что Миша машинально перевёл как «Мир начинается с меня».
Но в кабинете, кроме гостей, никого не было.
– Мы в Государственной больнице Гонолулу, на Гавайских островах, – сообщила Лилит. – в специализированном отделении для душевнобольных.
Тут дверь кабинета отворилась, и в него вошли двое: один высокий, черноглазый, лысоватый и другой – низенький, явно полинезиец, причем, судя по белому халату, именно что доктор. Как и на предыдущих выездных мизансценах, визитеры оставались для них невидимыми.
– Это хозяин кабинета, терапевт и философ, доктор Ихалиакала Хью Лин и его гость, писатель и философ доктор Джозеф Витале, – негромко сообщила друзьям Лилит.
Доктор Лин продолжал что-то рассказывать гостю:
– Как лечат больных традиционными методами? Решая какую-то проблему пациента, врач абсолютно уверен в том, что источник проблемы находится в самом пациенте, и он там этот источник и ищет. Но даже и не подумает искать этот источник в себе, враче.
– Вы хотите сказать, что на самом деле врач должен считать, что источником проблемы пациента являются его, врача, собственные неправильные мысли, а не ошибки пациента? – скептически переспросил черноглазый Витале.
– Именно так, – отвечал доктор Лин. – Если какой-то человек обращается к врачу, то это значит только одно: проблема этого человека проявилась в жизни врача. И тогда только полная ответственность за возникновение проблемы позволяет врачу устранить эту проблему. Впрочем, в словах мало пользы, настоящее лечение происходит только сердцем. Я просто вам сейчас покажу, как метод самоаутентичности Хо’опонопоно, созданный почитаемой нашим народом кахуной Лапа’ау Моррной Наламаку Симеона, действует на практике. Прошу вас, присядьте!
Черноглазый опустился в кресло напротив стола, а доктор Лин, сев за стол, вынул первую попавшуюся историю болезни из середины небольшой стопки, лежащей на его столе.
– Вот посмотрите, – показал доктор Лин историю болезни своему собеседнику. – Это Нгабе Леоне, как обозначено в диагнозе: «в чистом виде паранойя с бредовыми идеями ипохондрии».
– А ипохондрик – это человек, который чувствует себя хорошо только тогда, когда он чувствует себя плохо, – прокомментировала Лилит. Доктор Лин между тем продолжал:
– Я никогда не видел этого пациента и впервые беру в руки его историю болезни. Вот, посмотрите на фотографию: скорее всего, в нём много итальянской или французской крови. Но, как написано в истории болезни, мать его – полинезийка, что сейчас бывает нечасто.
– Простите, доктор Лин, вы собираетесь бороться с его проблемой по одной лишь истории болезни? – уважительно и одновременно ехидно спросил Витале. – А первичный осмотр больного?
– Это не потребуется, Джозеф, – отвечал доктор Лин. – Мы вначале просто посмотрим, как проявлялась его болезнь. Прошу вас!
Доктор повернул историю болезни пациента в сторону собеседника, и тот принялся читать. А сбоку над письменным столом вновь возник плоский голографический экран, наподобие того экрана, что был в палате номер шесть, только поменьше в размерах. На этом экране высокий молодой мужчина итальянской внешности пытался удержать за руку ослепительной красоты женщину, которая порывалась выйти из двери комнаты, явно разъярённая чем-то.
– Не ходи, не ходи, не ходи туда, умоляю! – театрально упрашивал он, очевидно, свою супругу.
– Я всегда буду делать то, что мне нравится делать, а если ты будешь мне запрещать, то делать это буду непременно! –  отвечала та в бешенстве.
Наконец, дверь за красавицей захлопнулась, а итальянец, схватив себя за виски, бросился к висящему на стене шкафчику. При этом, вот чудеса, по щекам его ручьём лились самые настоящие слёзы.
Он вытащил из шкафчика целую охапку пузырьков, коробочек и блистеров с таблетками и бросился с этой охапкой на кухню. Налив там большой стакан воды, он принялся выхватывать из упаковок по несколько таблеток, тут же глотать их и, почти не запивая, вытаскивать новые. Потом в дело пошли пузырьки, и в один и тот же стакан итальянец начал капать то из одного, то из другого по множеству капель. Руки у него дрожали всё больше и больше. Наконец он в изнеможении сложился на кушетку, вытащил мобильный телефон и нажал одну клавишу, очевидно, фиксированного вызова.
– Вернись немедленно, – умирающим голосом воззвал он к смартфону, – у меня приступ, я умираю!
Очевидно, на том конце произошло разъединение, потому что звонивший взвыл, а потом начал стонать всё громче и громче.
Судя по всему, для соседей картина была привычной, потому что очень скоро, не прошло и пяти минут, за окном послышалась сирена «Ambulance», и в комнату вошли двое санитаров в белых халатах.
– Хватит с нас вызовов на этот адрес! – раздраженно бросил умирающему санитар. – Мы вас на этот раз госпитализируем к лучшему доктору по таким болезням.
И несмотря на робкие протесты Нгабе Леоне, он был не просто уложен на носилки, но и пристёгнут к ним ремнями. После чего все трое исчезли с экрана.
– Этот случай несложен, – задумчиво проговорил доктор Лин, – Не опасен с точки зрения проявления болезни. Но вот с точки зрения излечения…
И тут вдруг доктора Хью Лина будто не стало в кабинете. Нет, физически он оставался на месте, но собеседника напротив него для доктора больше не существовало. Как и всех окружающих предметов, вероятно. Кроме истории болезни Нгабе Леоне. Доктор будто бы слился с маленькой книжицей в одно целое и устремил пристальный взгляд на фото пациента. Друзья явственно ощутили всё нарастающую вибрацию странной, светлой энергии, начавшей исходить от миниатюрного тела.
– Нгабе Леоне, – негромко начал говорить доктор, – мне очень жаль! Нгабе Леоне, прости меня…
И тут потухший было экран снова ожил. На нём возник мальчишка лет десяти, явно полинезиец и почему-то совершенно ясно было всем без исключения, что это именно Ихалиакала Хью Лин и есть, собственной персоной, только лет тридцать назад.
Мальчишка сладко спал в кровати, но на глазах зрителей начал просыпаться и сладко потягиваться. И вот что было странным: в комнате на окне шторы были плотно занавешены, и только узкий луч яркого солнца побивался сквозь них светлым конусом. И вся комната получалась от этого конуса как будто заполненной его светом, нет, не светом даже, а чем-то большим, лучшим, чем свет. Миша внезапно нашёл слово: вся комната была заполнена какой-то первозданной любовью. Казалось, всё мироздание обнимает мальчишку лучами света и окутывает его с ног до головы лучами этой любви.
Мальчишка сел на кровати и открыл глаза. И тут же лицо его исказила недовольная гримаса, а руки поднялись и с размаху опустились на одеяло.
– Сегодня же контрольная! – шёпотом произнёс он в отчаянии. – Не хочу, не хочу, не хочу!
Он отбросил одеяло, вскочил и босиком прошёл в другой конец комнаты к низкому комоду. Потом достал из его верхнего ящика градусник и быстро вернулся под одеяло. Зажав градусник в ладонях, маленький доктор Лин принялся тереть его с упорством полинезийца, трением добывающего огонь. Пару раз он делал паузу, посматривая на достигнутый результат, но недовольно морщился и продолжал добывать огонь. Наконец градусник своими показаниями удовлетворил мальчика, и он, нырнув под одеяло, принялся стонать.
Через несколько протяжённых стонов дверь отворилась, и в комнату вошла совсем низенькая и весёлая полинезийка. И вместе с ней как будто вошло еще больше света и той самой первозданной любви, хотя, казалось бы, больше уж некуда.
– Кто это у нас проснулся? – ласково осведомилась она. – Вставай, вставай, дружок, завтрак уже готов!
– Мама, – страдальчески протянул тот, – я, кажется, не могу встать… Я заболел…
Женщина обеспокоенно склонилась над симулянтом, обняла его и коснулась губами лба.
– Это тебе просто приснилось, дорогой, – облегчённо улыбнулась она. – Вставай, и всё сразу пройдет!
– Нет, не пройдет! – заспорил мальчишка. – Вот, у меня даже температура!
И вытащил из-под одеяла градусник. Мама с улыбкой взяла градусник и, даже не взглянув на него, несколько раз встряхнула.
– Встать в школу, значит, сил нет, а встать к комоду за градусником силы есть? Вставай, горе моё! Напишешь ты контрольную, тебе ли да не написать? Иди на кухню я жду! – ласково пропела она и вышла из комнаты.
А юный доктор Ихалиакала Хью Лин от стыда зарылся головой под одеяло.
И тут экран померк.
А настоящий, сегодняшний доктор Хью Лин за столом начал говорить, вначале шёпотом, а потом всё громче и громче:
– Мама, дорогая моя мамочка, мне очень жаль! Я так и не попросил у тебя прощения за тот маленький обман… Мамочка, пожалуйста, прости меня! Я люблю тебя, мамочка… Я благодарю тебя, мама!..
И через короткую паузу:
– Нгабе Леоне, мне очень жаль! Я раскаиваюсь в тех своих неправильных мыслях, которые стали причиной проблем у меня и у тебя: пожалуйста, прости меня! Нгабе Леоне, мне очень жаль! Нгабе Леоне, прости меня! Нгабе Леоне, я люблю тебя! Я благодарю тебя, Нгабе Леоне!
И снова, и снова:
– Нгабе Леоне, мне очень жаль! Пожалуйста, прости меня! Я люблю тебя! Я благодарю тебя, Нгабе Леоне!
Время в кабинете будто остановилось для всех.
– Метод Хо’опонопоно, – снова вполголоса сообщила Лилит, – это метод, главное в котором – взятие на себя личной, персональной ответственности за всё то, что так или иначе проявилось в вашей жизни. Вот пока вы ещё не на Марсе, за песчаные бури на Марсе брать на себя ответственность не надо. А если в ваших руках история болезни конкретного живого человека, то тогда такая ответственность, как непременное условие метода Хо’опонопоно, необходима. Но без отключения от сиюминутного и без подключения к источнику Любви ничего не получится... А не правда ли, вся комната маленького Хью Лина была полна Любви?
– Да, я догадался, что это была именно Любовь… – прошептал Безмездник.
– А потом уже всё просто. Покаяние, просьба о прощении, любовь к событию (или к пациенту, как в случае с доктором) – и благодарность.
– Так это что же получается? – снова обогнал остальных Малиновский. – Я таким простым способом могу ото всех своих грехов очиститься? Если, конечно, их вспомню?
– Именно так, Лев Андреевич! – отвечала Лилит. – А вот чтобы вспомнить конкретный грех или ошибку, жизнь и посылает вам событие или человека с конкретным напоминанием. Как к Моше послало войска Навуходоносора. Но он тогда ещё до метода Хо’опонопоно не дорос, он и за спасение своего библиония ответственность решился взять после долгих уговоров, едва не опоздал.
– Так вылечил доктор Лин этого своего пациента или не вылечил? – снова приземлил всех практичный Риналь.
– А как вы думаете, Риналь Фаридович? – лукаво улыбнулась Лилит. – Не только Нгабе Леоне вскоре выписали как излечившегося, но и всё специализированное отделение для душевнобольных закрыли за ненадобностью.
И тут друзья оказались в большом пустующем белом коридоре, по сторонам которого двери палат были распахнуты настежь. А в палатах этих никого – никого! – не было…
– А всё очень просто… – сказала Лилит в гулкой тишине.
– Мне очень жаль… Пожалуйста, прости меня… Я люблю тебя… Я благодарен тебе… – медленно просмаковал Миша волшебные слова.
– Всё верно, замечательно, Михаил Александрович, – кивнула Лилит. – Только прежде – главное решение.
– «Я отвечаю за всё, что встретится мне в моей жизни…» – всё так же медленно проговорил Безмездник.
А Малиновский добавил:
– Ничто не существует отдельно от меня. Всё существует как мои мысли.
– Мысли-то мысли, Лев Андреевич, – аккуратно поправила его Лилит, – но, в соответствии с методом Хо’опонопоно, лишь мысли подсознательные. Считать сознательно контролируемым лично вами можно только ваше завершающее проявление подсознательного намерения в конкретных действиях.
Малиновский задумчиво покивал, а вот Фомичёв, долго молчавший на протяжении всей мизансцены, вдруг взорвался.
– Лабуда какая-то получается! Вы всю эту Хо’опонопону специально подогнали к вашей модели, к модели мироздания номер три, когда Творец есть, и таким Творцом может быть каждый. Риналь, что ты молчишь? Твоего Творца вообще в угол задвинули!
– А я согласен! – неожиданно для Вити вдруг бухнул Риналь.
– С кем? – растерялся Фомичёв. – С Каутским или с Энгельсом?
– С обоими! – не распознав классической цитаты, а может быть, именно что распознав, отвечал начитанный Риналь. – Когда я на себя ответственность беру, за всё, что вокруг меня, я тоже творец. Я, конечно, не Создатель, который первичную материю создает, а Его демиург, который эту материю во что-то полезное преобразует. Аллах, он одинок и непознаваем, а Его пророки – это Его демиурги. И без ответственности за всё, что они преобразуют, им никуда!
– Значит, так, – неожиданно спокойно и тихо произнес Виктор Петрович. – Лично я, что бы там в ваши, Лилит, планы ни входило, за всё на свете отвечать не собираюсь. За хакерские диверсии, за хайпы брокеров, за скамы компаний-жуликов… Пусть это будет на их совести, а не на моей.
– Правда? – нарочито удивилась Лилит. – А вот есть такие, кто и за хайпы чужие, и за скамы ответственность не боится взять. Вот, например, хорошо известный вам Эрнест Аванесов задумал и создал идею «мусороперерабатывающего криптовалютного завода», который может активы любого соскамившегося проекта в ликвидные активы превратить, а любые ликвидные активы от хайпов защитить. И без личной ответственности тут никак!
– Ну хорошо, – дал задний ход Фомичёв, – вы правы, это я неудачный пример привёл. Но всё равно, отвечать я буду только за то, за что захочу отвечать, и никогда – за чужие ошибки! Слишком дорогая цена такой «ответственности» – потеря личной свободы.
– Что же, Виктор Петрович, очень жаль. – вздохнула Лилит, – В таком случае, дальше нам не по дороге. Жаль и того, что нам не придется с вами всерьёз поговорить о том, что такое свобода выбора – и что такое свобода. Но пусть так! И если ваше решение окончательное, то отсюда мы пойдём по пути квеста дальше, а вы переместитесь туда, откуда начинали свой путь – в свою собственную московскую квартиру. Но с вами было очень приятно и за одним столом посидеть, и попутешествовать!
– Благодарю… С вами тоже, – выдавил из себя Фомичёв
– Ну, а вы, друзья? – обратилась Лилит к троим оставшимся путешественникам. – Готовы ли взять на себя ответственность абсолютно за всё, что будет дальше с вами?
– Я – да, – коротко ответил Безмездник.
– Я всегда за ответственность, – поддержал его Риналь. – Мне в бизнесе не привыкать одному отвечать за всё. А чем бизнес от жизни отличается, тем более, если он живой и по законам жизни живёт? Вот и я за всё готов отвечать.
– А мне – так и вовсе деваться некуда. – улыбнулся Малиновский. – Моя Троица меня обязывает быть Творцом всего мира вокруг меня и единолично отвечать за всё, что я натворю!
– В таком случае, в путь? – риторически вопросила Лилит, и все мгновенно переместились и во времени и в пространстве. Причем Виктор Петрович Фомичёв отправился к себе домой, в настоящее время, а все остальные – снова оказались в том кафе, откуда утром отправились на Гавайские острова. Однако на этот раз стол был пуст за исключением ровно мерцающего экрана над ним. А вся компания расселась на противоположной от экрана стороне стола, как в зрительном зале.

Глава 23. Великий покупатель душ

«Но только, воля ваша, здесь не мертвые души,
здесь скрывается что-то другое…»
Николай Гоголь

Экран, постепенно разгораясь, становился всё ярче и ярче. Но пока оставался пустым, без каких-нибудь изображений.
И вот на нём, вначале очень бледно, а потом всё отчётливее проступил схематичный контур какого-то дерева. Влево, а затем вправо от этого дерева в нижней части ствола отходили две как будто бы обломленные ветки, а третью ветку, отходящую налево, как и всю верхнюю часть дерева, скрывало зелёное облако именно что тумана, очевидно, долженствующее изображать лиственную крону. Вокруг ствола этого дерева на условной земле стояли в кружок пять фигурок, причем даже и живых – поразительно точных копии всех наших четверых друзей и Ивана Николаевича Баха, а немного в стороне – фигурка Лилит.
Словно на невидимом лифте все шесть человечков принялись подниматься вверх, к первой обломанной ветке, отходящей влево от ствола.
– Перед вами – схема маршрута нашего квеста, – тоном профессионального экскурсовода принялась комментировать Лилит. – Обратите внимание, вначале маршрут линеен и привычен для всех, не предполагает ни провокаций, ни бифуркаций.
Человечки в процессе плавного подъема оживлённо, но беззвучно переговаривались друг с другом, произвольно перемещаясь по поднимающейся плоскости и меняя собеседников.
Тут вся крошечная компания поднялась до уровня первого ответвления пути налево и остановилась. Миниатюрный Бах вдруг начал странные движения: то пробежит пару шагов по этому пути, то назад возвратится. При этом назад возвращался он с явной неохотой и будто бы сопротивлялся чему-то.
– А вот вам и первый выбор, и первая потеря, – продолжала комментировать Лилит. – Иван Николаевич Бах столкнулся с необходимостью жёсткого выбора: безграничны ли необходимые для жизни ресурсы для всего, что живёт, или же они ограничены? И тут оказалось, что стенка давит на него сильнее, чем он на стенку.
– А эта самая стенка у Баха – его прошлый опыт? – вставил Миша.
– Совершенно верно, Михаил Александрович, именно прошлый опыт, – отвечала Лилит.
– Всё равно не понимаю! – воскликнул Малиновский, прервав свои раздумья. – Ведь этот самый Иван Николаевич ваш, он же из-за своих убеждений старого опыта чуть с жизнью не расстался! Он же умный человек. Неужели не мог признать очевидного, и кое-что в своем старом опыте поменять?
– А вот тут самое интересное! – радостно произнесла Лилит. – Вот тут-то и выступает на сцену тот самый герой, которого вы, Лев Андреевич, так блестяще описали в своей работе. Догадываетесь, кто?
– Я, собственно, писал о старом Рынке. Мне особо и гадать нечего, – сообщил Малиновский не столько Лилит, сколько Безмезднику и Багдасарову.
– Это что же, получается, Рынок заставил этого Баха отказаться от очевидного? – удивлённо протянул Риналь. – А как это у него, у Рынка, так получилось?
Ответил Риналю неожиданно Малиновский:
– А как у него получается всеми нами управлять? Нужна мне квартира, а я беру ипотеку и в финале, если доживу, оплачу за свою квартиру минимум две ее цены. И всю жизнь, пока не расплачусь, буду жить не в собственной квартире, а втридорога арендованной у банка. Потому-то в англоязычном варианте этот термин «ипотека» звучит честнее: «mort-g-age»!
– То есть – возраст смерти, – задумчиво произнес Риналь. – Плати до смерти, значит.
– Вот именно! – обрадовался Лёва не столько точности перевода, сколько точности смысла.
– Ну хорошо, – Миша всё-таки хотел уловить связь между старым опытом Баха и коварным Рынком. – А какое отношение к выбору Ивана Николаевича Рынок-то имеет?
– Да ровно такое же, – горячился Лёва, – как и в случае с ипотекой! Была у человека цель – жить в собственной квартире, а Рынок взял, да и сманипулировал этим человеком! От этой цели убедил отказаться, а вместо неё подсунул свою, рыночную: живи, человек, пока в моей, рыночной (банковской) квартире, а зато помогай мне достигнуть мою цель: получить за пятнадцать или двадцать лет за эту квартиру две или три её цены. Вот я и продам её с двойной выгодой – и цели своей достигну! А если вдруг перестанешь платить, так я тебя на улицу выставлю, а квартиру свою обратно себе заберу!
– Как всегда, блестяще, Лев Андреевич! – снова беззвучно поаплодировала Лилит. – Именно так Рынок и поступает с людьми.
– Ну вот, то же и с Бахом, – продолжал вдохновлённый Лилит Малиновский. У него цель была, я полагаю, –достойная жизнь, чтобы не унижаться поминутно от нехватки самого необходимого. А Рынок ему говорит: тебе не книги и не макароны с сыром нужны, и не фрукты даже, а нужны тебе деньги, чтобы всё это покупать.
– Точно! – озарённо поддержал его Миша. – Оттого-то он так на экономике и на Марксе зациклен! Бах уверен, что законы, описанные Марксом, непреложны, и неизбежно наступит коммунизм!
– Вот вам и ипотека! – обрадовался поддержке Малиновский. – Его цель была квартира, а банк ему свою цель подсунул: кредит пожизненно гасить!
– А на самом деле Баху уйти от унижений нужно было, а Рынок эту цель подменил своей: вот тебе, Иван Николаевич, иллюзия коммунизма, и теперь это и есть твоя цель, так, что ли? – подытожил практичный Риналь.
– Так оно примерно и есть, – сообщила всем Лилит. – И с точки зрения живой юкки на подоконнике Иван Николаевич выбрал судьбу засыхающего пирожка. А почему?
– А потому, – весомо ответствовал Малиновский, – что весь его старый опыт, который сложился от действий великого манипулятора – Рынка, сказал Баху, что его, Баха, собственные сложившиеся представления важнее любых новых открытий и осознаний.
– То есть, вы хотите сказать, – уточнила Лилит, – что его предпочтения об ограниченности всех ресурсов в мире, уж по крайней мере для бизнеса и образования, превратили Ивана Николаевича в замкнутую систему, закрытую для новых знаний и ресурсов?
– Совершенно верно! – обрадованно подхватил Лёва. – Именно в замкнутую систему, которая подчиняется закону энтропии. Во всяком случае, в бизнесе. Зачем начинать заниматься бизнесом, если все ресурсы ограничены и кругом жесточайшая конкуренция за покупателя?
– Так почему же Бах всё-таки не пошёл в квест, а в сторону свернул? – упорно не сдавался Риналь, который обязательно хотел получить ответ в бинарном коде: «Да» или «Нет».
– Да потому что не нравится ему сама мысль о неограниченных ресурсах и собственных перспективах в свободном бизнесе! – уже на повышенных тонах отвечал Лёва. – Ограниченность нравится, а безграничность – нет! Мешает она ему. Хотя, скрепя сердце, он и согласился с тем, что сама жизнь именно что имеет дело только с безграничными ресурсами.
– Он, наверное, сейчас лежит в палате и лихорадочно ищет опровержение безграничности вообще, и для жизни тоже, – хорошо зная характер Баха, подытожил Безмездник.
– Ну что же, – потирая ладоши, вмешалась, наконец, Лилит, – мы с вами уже все косточки Ивану Николаевичу перемыли, а между тем, несмотря на то, что его с нами нет, он нам очень помог. Именно благодаря выбору Баха мы с вами безошибочно можем теперь сказать, что конкретно отличает выбор жизни, выбор безграничности ресурсов во всех жизненных проявлениях – ото всех других выборов, предполагающих хоть какую-то, да ограниченность.
– Очень просто! – не колеблясь, отвечал Лёва. – Нравится мне такой выбор. Выбор, что все ресурсы для меня в этом мире – неограниченны!
– И снова бонус вам, Лев Андреевич! – кивнула Лилит. – А значит, первую точку развилки, первую точку бифуркации мы можем теперь определить абсолютно точно. Откройте первую букву! – голосом и с интонацией Якубовича воскликнула она, повернувшись к экрану.
И на стволе дерева, непосредственно в месте первого ответвления, куда свернула фигурка Баха, загорелась красивая неоновая буква «Н».
– «Н» –  это что означает, Лилит? – задал вопрос Безмездник. – Неужели… нравственность?
– Ну конечно, Михаил Александрович! Вам нравится жизнь – вы пошли дальше, – отвечала та.
– А Баху что, жизнь не нравилась? – решил ещё раз уточнить Риналь.
– Да не жизнь не нравилась, Риналь, – поспешил ответить Лёва, – а его рабовладелец, Рынок, ему нравится больше жизни! И навязанные им понятия и ценности. Стокгольмский синдром.
– Когда же это он их навязать успел?
– Да на протяжении всей жизни, Риналь Фаридович, – отозвалась Лилит. – И Иван Николаевич тому сильно поспособствовал. Он кто? Преподаватель. А заказчик у системы образования кто? Рынок. А Рынку успешные люди не нужны, а нужны ему платежеспособные потребители.
– Это получается, – задумчиво сказал Багдасаров, – что Рынок скупает за зарплату поголовно все живые души и делает их мертвыми! Делает так, чтобы людям ограниченность и конкуренция нравились больше, чем изобилие и безграничность.
– Вот так номер! – воскликнул Безмездник. – Так это, по-вашему, Лилит, Рынок и есть сам дьявол? Искуситель и соблазнитель людей?
– Да это не по-моему, а по-вашему так, любезный Михаил Александрович! Кто громче всех кричит «Держи вора!» на рынке, прошу прощения за каламбур? Сам вор и кричит. Когда Рынок создал себе массовый приход по всей планете, завершил свой многовековой труд, тут ему, среди прихожан этих, самостоятельные, успешные люди стали вовсе не нужны. Это его внесистемная оппозиция. А нужны ему только платежеспособные (или не вполне) потребители. Которые в этот Рынок и его законы свято верят и веру эту несут молодым через систему образования. Нужны такие, как Бах. Такие, как Калинин. А вот тот, кто души людей освобождает для жизни в изобилии, тот для Рынка и есть дьявол, и на того-то он устами других и кричит «Держи вора!»
Однако явный намёк Лилит на самоё себя как-то остался незамеченным нашими друзьями.
– Значит, если я занимаюсь бизнесом, и если бизнес мой успешен, я что, поперёк Рынка иду? – изумился Риналь.
– Смотря каким бизнесом, Риналь Фаридович.  Конечно, если вы занимаетесь торговлей, то вы – составная часть Рынка. Вы – его прихожанин. А вот если вы создаёте, строите, непрерывно расширяетесь, то рано или поздно столкнётесь с внешними противодействиями – и это как раз реакция Рынка на ваш успех. Как ваш строительный бизнес, успешно развивается?
– Что-то последнее время не очень… – вздохнув, отвечал Риналь. – Торговля ещё более-менее.
– А почему? А потому что Рынок! – вставил свою реплику Лёва. – Не нужны ему успешные люди! Их уже и так полно, просто изобилие – а всё благодаря тому, что технологии развиваются.
– Предлагаю пока оставить Рынок в покое, – примирительно предложила Лилит. – Просто подытожим: то, что нравственно для Рынка, в конечном счёте, безнравственно для каждого конкретного человека, который вдруг решит жить по законам изобилия, а значит, жизни. И наоборот, если считать Рынок живым существом. То, что нравственно для живого человека, для Рынка безнравственно.
– Для Рынка нравственны кредиты и ипотеки, а для людей – автомашины и квартиры, – до предела упростил итог прямолинейный Риналь.
– А я вам больше скажу! – решил продлить дискуссию Малиновский. – Для Рынка нравственны деньги, а для людей – благодарность!
– Вы правы, Лев Андреевич, но об этом – чуть позже, – отвечала Лилит. – Итак, первая наша бифуркация: либо неограниченность ресурсов во всех проявлениях жизни – либо ограниченность хотя бы в каком-то из этих проявлений, например, в бизнесе.
– А вторая развилка на пути – я ли Творец моей жизни? – уверенно вопросил Малиновский.
– Не совсем, Лев Андреевич. Хотя в частном случае именно так. А общий случай шире. Вспомните, какой непростой выбор стоял перед Моше, да и перед доктором Хью Лином.
– Взять или не взять на себя ответственность за всё в своей жизни? – спросил Миша.
– Конечно, Михаил Александрович! И не просто ответственность, а неограниченную ответственность за всё, что вы считаете своей жизнью! За любой форс-мажор в ней, который коснулся лично вас.
– Значит, мы снова имеем дело с изобилием! – воскликнул Лёва. – С изобилием и безграничностью, но на этот раз не ресурсов, а ответственности!
– А чьей ответственности, Лев Андреевич?
– Моей! Лично моей ответственности, конечно!
– А чьих ресурсов безграничность?
– Тоже моих! Моих личных. Тех, которые нужны лично мне.
– А значит, мы с вами путешествуем не куда-нибудь, а в мир личного изобилия каждого из вас! – торжествующе заключила Лилит.
– Круто! – искренне восхитился Безмездник. – Вот Витя свою личную ответственность посчитал ограниченной – и сошел с нашего маршрута.
– А почему посчитал и почему сошел, Михаил Александрович?
– Наверное, потому что Рынок его душу купил. Купил за право быть безответственным за что-то. А точнее, за право свою ответственность ограничить своим привычным опытом.
– И, в частности, ограничить свою ответственность быть Творцом всего этого мира, – заключил, конечно же, Лёва.
– Сторговались они с Рынком, значит, – вздохнул Риналь.
И тут невидимая платформа с человечками снова начала свой подъём, оставив Баха грустить на конце первой развилки. Когда платформа поднялась до второго поворота, на этот раз направо, фигурка Фомичёва, словно притянутая магнитом, стремительно и не оглядываясь, устремилась к его тупиковому концу. Друзья с сожалением проводили её взглядами.
Вдруг в этом тупиковом конце неожиданно появилась фигурка Калинина и принялась призывно махать руками, призывая к себе Витину фигурку.
– Так вот в какой тупик Калинин приглашал! – хлопнул себя полбу Безмездник. – В тупик безответственности! Он строит в своё удовольствие разные исторические бифуркации, а отвечать за них вовсе и не собирается.
Лилит, улыбаясь кивнула и набрала в грудь побольше воздуха.
– Сто очков на барабане! Откройте следующую букву! – снова спародировала он Якубовича.
Все трое друзей в один голос выкрикнули:
– «О»!
– Откройте букву «О»! – обратилась Лилит к невидимому ассистенту. – Назовёте слово целиком?
– От-вет-ствен-ность! – снова хором проскандировали три друга.
И на стволе рядом со второй развилкой, выбранной Витей Фомичёвым, зажглась красивая неоновая буква «О».
Невидимая плоскость с четырьмя оставшимися фигурками вновь начала свой подъем, оставляя внизу три отставших персонажа и явственно прочитываемое их солидарное неоновое возражение: «НО».
Глава 24. Азартные игры

«Играя, мы живём. Живя, играем.
А не играем – значит, не живём»

Объемная анимация Лилит с каждым шагом становилась всё ярче и выразительнее. Человечки, выбравшие тупики, пригорюнились на своих ветках. От них явственно пахло чем-то унылым, наверное, энтропией.
– Рынок – покупатель профессиональный, – задумчиво произнесла Лилит. – Покупка таких душ, как Калинин, для него обходится недорого, он скупает эти души оптом. А вот Бах и Фомичёв обошлись ему подороже. Какую-то безграничность, хоть в чём-то, они чувствуют и используют даже, но в целом изобилие не признают. А Рынок далеко не все свои покупательные ресурсы ещё использовал, будут и другие!
– А скажите, Лилит, – воспользовался Безмездник паузой, – вы-то сами, как трикстер, который провоцирует людей уйти от рыночных манипуляций, для Рынка и есть тот самый дьявол, которым он пугает своих правоверных? Например, Баха?
– В вашем вопросе, Михаил Александрович, уже заключён ответ, – улыбнулась Лилит. – Дьявол веками в представлениях людей был искусителем и погубителем их душ. Но веками, а не вечно. Никакого дьявола в Ветхом Завете не было, был только мелкий змей-искуситель Нахаш. А вот с появлением Нового Завета и дьявол в нем появился как персона. А почему?
– Потому, наверное, – ответил за Мишу Малиновский, – что во времена до нашей эры, пока Ветхий Завет создавался, а потом и распространялся, объединяя народы, у Рынка не было конкуренции в формировании единого прихода. Все технологии, включая письменность, были ещё на пещерном уровне.
– Получается, что у Рынка был неограниченный человеческий ресурс – а стал ограниченный, когда среди людей стали появляться те, кто этот ресурс тоже решил использовать. – подошел к вопросу Риналь с привычной для него стороны – со стороны бизнеса. – Когда появились не просто производители и купцы, а крупные успешные воротилы, в частности, ростовщики, а потом банки.
– Да нет, Риналь Фаридович, – возразила Лилит, – банки-то как раз появились не вопреки, а благодаря Рынку, как его инструменты.
– Читай Маркса, Риналь! – подключился Лёва. – А вот успешные крупные предприниматели, которые начали делать свои корпорации и объединения, политику государств определять, вот они-то от власти Рынка и освобождались, сами правила начинали устанавливать и свои приходы создавать.
– А может быть, мы уже к квесту перейдем? – вернул всех к действительности Миша. – Вот и подъем остановился у очередной развилки!
И вправду, читатель, что-то много у нас рассуждений было на последних страницах. Не пора ли уже и действие подавать? Да и человечки на схеме маршрута переминаются с ноги на ногу на уровне третьей развилки. Именно над этой развилкой и повисло облако зеленоватого тумана.
– Что там, за пеленой? Как вы думаете? – задала Лилит вопрос всем троим оставшимся путешественникам.
– Наверное, раз уж мы прошли повороты по направлениям к изобилию ресурсов и изобилию ответственности, – задумчиво произнес Малиновский, – то впереди нас ждёт… Ждёт что? Изобилие путей? Изобилие направлений?
– Чего больше всего не хватает, то, наверное, и ждёт! – ответил Риналь. – Изобилие денег, конечно! Деньги – они ресурс не природный, а особенный. Пока Рынка не было, и денег никаких тоже не было.
– А зачем вам нужны деньги, Риналь Фаридович? Тем более, их изобилие? – вопросила Лилит.
– Деньги ясно зачем нужны, – отвечал Риналь. – Пока у нас ещё не наступило время оплаты благодарностью, деньги – это один из главных ресурсов для жизни! Без денег не проживёшь.
– В самом деле? А деревья, птицы, собаки – почему живут без денег? Им ресурсов почему-то хватает для жизни.
– Так они как живут? – несколько растерялся Риналь. – Выживают просто. Ни технологий, ни бизнеса, ни культуры…
– А почём вам это знать? –  улыбнулась в ответ ему Лилит. – Не хотите ли взглянуть на зримые опровержения ваших слов?
И тут уже привыкшие к мгновенным перемещениям друзья снова оказались в других декорациях. На этот раз – в густом сосновом лесу на берегу стремительной, сбегающей по каменным уступам, горной речки. Чуть ниже река разливалась в широких пойменных берегах и текла ровным потоком. А по камням стекала, бурля и заполняя мельчайшими водными брызгами пространство на много метров вверх. И в этой пелене брызг, пробиваясь сквозь ветви высоких сосен, солнце преломлялось двойной яркой радугой. И по всему лесу, перекрывая шум воды, звучали десятки самых разных птичьих голосов.
Миша оглянулся. Сзади него между стволами двух сосен была натянута плотная ткань паутины, тоже поблескивавшая мелкими брызгами. А прямо под ногами, чуть ниже по склону, у корней сосны был сложен огромный муравейник, чуть ли не в человеческий рост.
В этот момент из воды вдруг выпрыгнула большая рыбина. Изогнувшись в воздухе и обдав компанию добавочной порцией брызг, она преодолела каменный уступ и оказалась в следующем по высоте уровне порога. За первой рыбиной сразу из воды выскочили ещё три, но лишь одна из них сумела догнать первую, остальные шлёпнулись обратно.
И тут началось! Десятки рыбин, одна за другой, выпрыгивали из воды и поднимались по порогам на ступень выше. А первая уже давно исчезла из виду, поднявшись, порог за порогом, на самый верх.
Зрелище было просто захватывающим, и друзья позабыли обо всём. Но тут Лилит вернула их к прозе жизни, переместив всю компанию к исходной точке за столом с экраном.
– Что ни говорите, друзья, а технологии муравьев, ос или пауков во многом выше человеческих. Бизнес, как мы его вместе определили: собственное, личное дело, которым нравится заниматься и которое создаёт что-то, приносящее личную выгоду, – у животных сплошь и рядом, возьмите хотя бы тот же нерест лососей, преодолевающих речные пороги вверх по течению, или охоту хищников. Выживают в таком бизнесе лишь успешные! А культура песен птиц не менее выразительна и содержательна, чем любовная лирика поэтов. И никаких промежуточных оплат ни в какой валюте!
– Что-то не пойму я вас, Лилит! – Риналь риторически почесал в затылке. – Так деньги – это ресурс или не ресурс?
– А вы вспомните безводную планету, Риналь Фаридович, – отвечала Лилит. – Людям для жизни не хватало воды, а не денег. Деньги нужны были только продавцу. Для людей же деньги – только возможность, точнее, одна из возможностей получить нужный им ресурс, то есть воду. А мы вот дали им другую возможность в тот день. Вы сами-то как считаете, что такое деньги?
Тут наконец-то не выдержал и вмешался Малиновский.
– Деньги – это только атрибут! Причем атрибут вторичный, сам по себе он людям не нужен. Зачем Робинзону на его острове нужны были деньги? Он их вообще вначале хотел выбросить, когда нашел в капитанской каюте на разбитом корабле.
– Что значит – вторичный? – спросил уже Миша. – В каком смысле вторичный? И какой тогда ресурс первичный?
– Да, Михаил Александрович, надо, надо вам подробно познакомиться с замечательной работой Льва Андреевича! – подзадорила Лилит. – Всё определяет цель. Какая главнейшая цель для человека, а какая на самом деле не так уж и важна.
– Ну, и какая цель, Лёва, по-твоему для человека первична? – адресовался Безмездник непосредственно к Малиновскому. – Или для всех людей они разные?
– То-то и оно, Миша, что одна и та же цель у всех людей! – вздохнул Лёва. – И думать тут долго не надо. Все хотят быть счастливыми!
– Так это просто игра слов! – возмутился Риналь. – Для меня счастье – это одно, а для Миши – совсем другое!
– Я понятие «счастье» в своей диссертации определяю как эмпирическое. – спокойно отвечал Малиновский. – То есть такое, которое каждый может повторить на опыте, если знает условия этого опыта.
– Ну и как же ты его определяешь? – ехидно осведомился Риналь.
– Очень просто. Счастье в парадигме изобилия – постоянно быть в потоке и постоянно дарить его другим.
– А в парадигме нищеты – там что, другое счастье?
– Совсем другое. Счастье в парадигме нищеты – это успех в достижении этого счастья раньше других. Успех в том смысле, чтобы успеть.
– Вот у тебя и противоречие! – радостно сообщил Риналь. – В каком потоке надо быть, чтобы быть счастливым? Потоки-то у всех разные!
– А в каком хочешь, в таком и будь, – отвечал Риналю Лёва, нимало не заводясь. – В том потоке, про который ты решишь, что он никогда не кончится. И один из потоков – новая азартная игра.
– Вот тебе и раз! Да почему азартная-то?
– Азартная, Риналь Фаридович, – вмешалась Лилит, – это в изначальном арабском значении означает «неопределённая».
– В том смысле, что с фактором случайности? – недоверчиво переспросил Риналь.
– Вот именно. В этом определении преферанс – игра азартная, а шахматы – нет.
– А при чём здесь поток? – не сдавался Риналь
– Предлагаю вместе посмотреть, при чём здесь поток, – отвечала Лилит.
И тут на столе появился, выложившись в длинный ряд, набор странных предметов.
Слева от Миши, ближе к экрану, лежали последовательно несколько разнообразных связок на длинных нитях. Большая связка красивых морских раковин, связка чьих-то клыков, нанизанные на нитку десяток беличьих шкурок, низка жемчуга. Дальше кучками лежали куски серебра разного размера, похоже, отрубленные от одного бруска. За серебром горками лежал желтый песок, по виду золотой. А потом – самые разные монеты: медные, серебряные, даже золотые. Потом пошли стопками банковские билеты и ассигнации, и даже чеки забытой «Берёзки». За бумажными кучками следовали пластиковые карты, десятками и даже сотнями. За картами пришел черед маленьких светящихся экранчиков, похожих на экраны смартфонов, но висящих прямо в воздухе. На экранах мелькали символы криптовалют: биткоинов, эфириумов и совсем уж новых: USDT, VMR… И наконец, на самом дальнем от Миши конце стола вдруг появился и зажегся яркий фонарик, освещая всё это богатство на столе, включая связку раковин.
– Как вы считаете, Риналь Фаридович, – повела рукой над всеми этими сокровищами Лилит. – Что-нибудь в этом изобилии видов денег можно причислить к потоку, который никогда не кончится?
– Да ну все они когда-нибудь кончаются, – отвечал Багдасаров, – что ракушки, что крипта.
– Раз кончаются, то сколько денег в мире? Как по-вашему?
– Ну, сколько Рынок выделит, эмитирует, напечатает, столько и будет, – неуверенно отвечал Риналь.
– Но ведь лично вам столько и не надо? А сколько надо вам? И, главное, зачем? – лукаво улыбаясь, продолжала Лилит.
– Только не говори, Риналь, что для счастья! – подсказал Малиновский. – Счастье для любого человека – это обязательно поток безграничный, во всяком случае для тебя, а Рынку это твоё счастье совершенно не нужно!
– Мне деньги нужны для того, во-первых, чтобы мои необходимые потребности удовлетворять, – отмахнулся от Лёвы Риналь. – Есть, пить ездить, куда захочу, делать то, что я захочу. Это раз, как говорил Эраст Петрович Фандорин.
– Прекрасно! А два? – спросила Лилит.
– А во-вторых, чтобы мои цели достигать. – отвечал Риналь. – В жизни, в бизнесе, в замыслах. То, без чего прожить можно, но очень хочется, чтобы с ними. И это два.
– Вот! Вот, Риналь, в чем Рынок нас дурит! – обрадовался Лёва чёткому разделению потребностей и целей. – Цель людей, каждого человека – это его собственное счастье. Его и его семьи. А Рынок внушает всем, что нет, цель не счастье, а только атрибуты, которые нужны для счастья, но тщательно скрывает, что даже все вместе эти атрибуты счастья не дают.
– Позвольте, Риналь Фаридович, я зачту вам небольшой фрагмент из работы Льва Андреевича, где об этом он говорит вполне убедительно, – предложила Лилит, на что Риналь согласно кивнул. – Вот, послушайте, – и Лилит начала читать, то ли наизусть, то ли читая одной ей видимый текст.
«…Рынок именно такую цель и декларировал на протяжении десятилетий: «Целью советского общества является всеобщее и наиболее полное удовлетворение растущих потребностей советских людей». Во всяком случае, у нас в стране. А перспектива в редакции Рынка – цель коммунистического общества: «От каждого по способностям, каждому по потребностям».
Но вместо того чтобы дать всесторонним потребностям людей свободно расти, Рынок лукаво подменил эту декларированную цель другими целями, более узкими. Материальными целями. Появился эмпирический маркетинг, который в головах людей создал образ бесконечных постоянных действий: стремиться удовлетворять свои потребности не как потребности, а как цели.
Другими словами, Рынок заменил в головах людей цель достижения счастья целью удовлетворения всех своих потребностей. Или, иначе говоря, подменил счастье его атрибутами.
А так как Рынок никуда исчезать не собирается, то для самосохранения ему необходимо, чтобы люди постоянно имели неудовлетворённые потребности. А значит, необходимо формировать эти потребности, в том числе, при помощи эмпирического маркетинга.
Вот какая картина получается. Любые атрибуты счастья Рынок предлагает потребителям в качестве потребностей, которые он любезно соглашается удовлетворять (за деньги, конечно). При этом с помощью таких инструментов, как эмпирический маркетинг, эти потребности и формирует в подсознании потребителя, грубо или тонко отождествляя их с атрибутами счастья.
А отсюда простой вывод: чтобы сохранить для себя потребителя, Рынку необходимо держать перечень его потребностей постоянно открытым, пополняя его быстрее, чем эти потребности будут удовлетворяться. И постепенно замещая цель человека – обретение счастья – потребностями обретения рыночных атрибутов этого счастья.
А значит, Рынок никогда не допустит, чтобы перечень атрибутов счастья был исчерпывающим, и всегда будет пополнять этот перечень новыми и новыми потребностями в атрибутах счастья.
И, таким образом, в рыночных отношениях никакой набор атрибутов не будет достаточным для счастья человека.
Что и требовалось доказать для общего случая»
– Ну что же, убедительно, – согласился с очевидным Риналь. – Убедительно, но непонятно. Я, выходит по Малиновскому, потому имею какие-то потребности, что они для меня важнее моего счастья? Кто же меня может заставить хотеть то, что мне по-настоящему и не нужно?
– А чтобы мысль Льва Андреевича получилась понятнее, – предложила Лилит, не хотите ли послушать небольшую сказочку? Точнее, посмотреть?
– Ну что же, Лилит, валяйте! – благодушно согласился Риналь.
И вновь обстановка вокруг мгновенно переменилась. Вся компания оказалась в декорациях огромного зала, похожего на трапезный зал Хогвартса – ещё и тем, что под потолком парило множество горящих свечей. Словно бы за кадром приятный мужской голос медленно читал «сказочным» голосом какую-то сказку, а мальчик, судя по голосу, лет десяти, слушал его и время от времени подавал реплики.

…–Но в мире волшебников живут разные персонажи. Есть добрые, есть злые, есть недоучки, а есть мастера. И вот жил среди волшебников один весьма посредственный джинн. Звали его Лохмат Рукум.
– Потому что руки были у него очень лохматые?
– Наверное.

Тут посреди зала появился этот самый Лохмат Рукум, одетый в богатый восточный халат, чалму и обутый в остроносые туфли. Он был очень похож на артиста Леонида Каневского и изо всех сил изображал на челе мучительный мыслительный процесс. А голос между тем продолжал читать сказку:

– Все волшебники очень хорошо знают, что душами людей управлять невозможно, потому что в этих душах как раз и живут настоящие, самые сильные волшебники. Поэтому остальные волшебники повелевали вещами, силами природы, животными – но не людьми. А Лохмат Рукум просто жаждал именно над людьми власть получить. Думал он, думал – и придумал! Он придумал для людей… желания!
– А что, до этого люди желаний не знали?
– Нет, представь себе, не знали. У людей были только чистые намерения: что человек захочет, то и исполнится. Ведь все люди жили в то время в мире изобилия.
– А что же этот… Рахат Лукум изменил?
– Лохмат Рукум. Он просто начал людей провоцировать привязываться к своим желаниям и страстно хотеть исполнения каждого из них все время, пока оно не будет исполнено.
– Значит, он заставлял людей нарушать Закон Непривязанности!
– Точно! А что этот Закон говорит?
– «Наслаждайся путешествием!». То есть получай радость по дороге к цели.
– Вот вместо радости Лохмат Рукум и провоцировал людей тратить всю свою энергию внимания на желание что-то получить, то есть желать уже осознанные намерения. Как ты думаешь, что из этого получилось?
– Ну, во-первых, люди из мира изобилия попали в мир нищеты…
– Это раз. А ещё?
– Раз они стали привязываться к своим желаниям…
– А каким желаниям?
– Ну, вещам, предметам, достижениям…
– А джинны могут повелевать вещами?
– Вещами? Могут! Вещи – это не души людей!
– Значит, даже посредственный джинн, повелевая вещами, получил возможность… Какую?
– Повелевать людьми! Вот это прохиндей!
– А почему он такую возможность получил?
– А потому что души людей стали привязаны к их желаниям, а желания – к вещам! Да, этот Лохмат Рукум – крутой манипулятор!
– Ну вот, теперь ты знаешь, что никто не сможет властвовать над твоей душой, пока ты соблюдаешь Закон Непривязанности!

В процессе развития сюжета этой истории Лохмат Рукум постоянно вытряхивал из широких рукавов своего халата голографические рекламные изображения. Одна за другой в воздухе возникали мерцающие рекламы смартфонов, компьютеров, нарядов, гаджетов, автомобилей, квартир, вилл, курортов, косметики, жевательной резинки… И каждым из новоявленных предметов обязательно владел некто обаятельный и привлекательный (как правило, известный артист) с очевидным месседжем: «Как? У тебя ещё этого нет?». Мелькали рекламные слоганы: «Бесплатно!!!» – «1 Рубль!!!» – «Всего 1000 руб.!» – «Только сейчас и только для вас!» – «Не купишь – потеряешь…»
Но с последними словами все изображения погасли, а Лохмат Рукум растаял в воздухе. Исчез и зал Хогвартса.
– Формула простая, – спокойно подытожил Малиновский. – Атрибуты счастья, сколько бы их ни было, счастья не дают. И наоборот. Если есть счастье – атрибуты придут сами собой.
– Ладно, всё понятно, кроме одного, – вздохнул Риналь, – непонятно, что там за фонарик в конце коллекции денег разных исторических периодов. Просто чтобы эту кучу освещать?
– Ну как тебе не понятно, Риналь? – с упрёком в голосе вопросил Малиновский. – Это как раз и есть тот «огонь, идущий вниз», который Рынок подменил кучей этого мусора. Деньгами, то есть.
– Так это что, благодарность, что ли? – удивленно догадался прямолинейный Риналь. – Которой студенты будущего будут труд своих учителей оплачивать?
– Как раз-таки не оплачивать, а благодарить, Риналь Фаридович, – поддержала Лёву Лилит.
– Где лошадь, а где телега, – снова перехватил инициативу Лёва. – Когда на смену Рынку сегодняшнему придут Благодарное образование и Благодарный бизнес, все оплаты будут только в порядке благодарности и только по результатам! А сегодня мы за всё платим вперёд, вот зачем все эти ракушки людям и нужны.
– А поскольку большинство людей, за исключением успешных и самостоятельных, для Рынка – платежеспособные покупатели, – добавила Лилит, – он эту ракушечную, то есть, прошу прощения, денежную массу и регулирует – да так, чтобы желания иметь атрибуты счастья у людей всегда опережали денежные ресурсы, которые нужны на эти атрибуты.
– И поэтому главный инструмент у Рынка – унижение! – словно развивая заранее подготовленный вместе с Лилит доклад, продолжал Малиновский. – Для человека отсутствие денег на необходимый, как ему кажется, атрибут счастья, – непреодолимое препятствие, вроде высокого забора. Он себя чувствует ниже этого забора, потому-то и испытывает постоянное унижение. А Рынку только того и надо!
– И поэтому покупателя к этим атрибутам счастья притягивает не радость, не благодарность, а страх. Страх не успеть их получить, потому что другие его опередят– завершила Лилит.
– Так а что делать-то? – возмутился Риналь. – Получается, что в мире денег нет никакого потока и нет изобилия, кроме как благодарности? И счастья, что ли, по-вашему в бизнесе нет? Пока мы до этой вашей… Эры Благодарности не доживём?
– Замечательное название, Риналь Фаридович! – восхитилась Лилит. – Очень точное! Почти как «Эра Милосердия». Благодарю вас! А что касается изобилия и потока в мире денег, тут всё как раз наоборот. Уж вам ли не знать?
– Ну, и где же в мире денег неограниченный поток? – хмыкнул Риналь.
– А вот вы Льву Андреевичу этот вопрос задайте. Ответ у него – в самом названии его диссертации-провокации.
– «Игра как инструмент счастья», – сообщил Лёва ещё пока неосведомлённому Риналю. – Инструмент, а не атрибут! Интересная игра – это и есть безграничный поток, который никогда кончиться не может. Разве что, если только твой интерес к ней погаснет. А самое интересное, что может быть в Игре – это азарт и неопределённость. Неизвестность. Чем неизвестнее, тем интереснее!
– Ну нет, уж что-что, а бизнес – это не игрушки! – возмутился Риналь. – Чем больше в бизнесе факторов неопределённости, тем меньше в нём успеха. Мне в бизнесе азартные игры ни к чему!
– Вот как? – удивилась Лилит. – А если кто-то предложит вам совсем новым для вас бизнесом заняться, например, криптовалютой, вы от этого предложения откажетесь?
– Конечно, откажусь! – горячо отвечал флегматичный обычно Риналь. – Для меня заниматься криптовалютами какими-то – это всё равно, что в казино в рулетку играть! А азартные игры – это не моё.
– Риналь, но ведь всё развитие человечества и отдельного человека – это одна сплошная игра на неизвестном поле по неизвестным правилам! – искренне желая помочь Риналю, адресовался к нему Малиновский. – Ты большинство своих навыков приобрёл в детстве, когда ничего не знал и пребывал в сплошной неопределённости. Падал, набивал шишки – но ходить-то научился! И всё твоё развитие – это одна непрерывная Игра!
– Нет уж, хватит, наигрались! – всё более возмущаясь, отвечал Риналь. – Когда есть твёрдые законы и правила – тогда можно вести бизнес. Когда каждый раз кидают кубик, чтобы узнать, какие налоги установить или какой запрет ввести, то это не бизнес, а жульничество. Меня налоговая на такие бабки в прошлом году выставила – а всё по новому порядку исчисления налога на прибыль! И теперь моё строительство – один сплошной убыток.
– Но ведь развитие, Риналь Фаридович! – попыталась успокоить Риналя Лилит. – Вы же новые навыки получаете, к новым форс-мажорам становитесь готовы…
– Вот что я вам скажу, Лилит, – уж если Риналь на чём-то упирался, то сдвинуть его с этой точки было положительно невозможно. – Если для участия в этом вашем квесте дальше требуется в азартные игры научиться играть, то я пас. В этот вот зелёный ваш туман я не полезу!
Риналь показал рукой на всё ярче разгорающийся экран со схемой маршрута квеста. Зелёное облако-крона на ней немного приподнялось вверх, открыв третий поворот налево. И это тоже была тупиковая ветвь…
– В таком случае, мне очень жаль, Риналь Фаридович, но здесь нам придется расстаться, – с грустью произнесла Лилит. – Вашу помощь на нашем маршруте трудно переоценить, и мы все очень вам благодарны.
– Я вас тоже благодарю… – отвечал Риналь, остывая. – Надеюсь, до конца вашего квеста вы дойдёте все вместе. Чего я вам искренне желаю. Мне было очень интересно попутешествовать в такой компании.
Риналь церемонно поклонился Лилит, обнялся с Мишей, а потом с Лёвой, который со вздохом вернул ему томик Монтеня.
– До новых встреч, Риналь Фаридович! – сказала Лилит и помахала ему рукой. И Риналь исчез, переместившись в свой коттедж под Самарой в утро вожделенного им понедельника.
А маленькая фигурка Риналя неохотно свернула влево на боковую тупиковую ветвь и медленно побрела к ее концу.
– Нам осталось только дать название этой бифуркации, – обратилась Лилит к оставшимся двоим героям. – Что заставило свернуть Риналя Фаридовича и что поведет нас дальше в зелёный туман неопределённости?
– Ну, раз нас ожидает азартная Игра, – отвечал знаток Игры Малиновский, – то результат любой азартной игры очевиден. Новые навыки, а значит – развитие!
– Браво, как всегда, Лев Андреевич! – отвечала Лилит. – Развитие!
И тут, натурально, на стволе дерева-маршрута напротив третьей развилки загорелась красивая неоновая буква «Р».
Но облако тумана никуда больше не сдвинулось и не рассеялось. А невидимая площадка с тремя оставшимися фигурками начала подниматься прямо в этот зеленоватый туман, постепенно растворяясь в нём.
– Однако, Михаил Александрович, в таком тумане одного намерения двигаться вперёд мало, – лукаво улыбнулась Лилит. – Наверное, здесь понадобится какой-то особый компас…
Миша в этот момент пристально вглядывался в пелену тумана, но непроизвольно оглянулся, словно притянутый взглядом, который устремила на него Лилит. И во взгляде этом он совершенно недвусмысленно, как совсем недавно финикийский Моше, прочитал огромную, бескрайнюю Любовь.
И тут вдруг Михаил Александрович Безмездник с кристальной ясностью понял: перед ним именно та женщина, которую он искал и боялся найти всю свою жизнь. Прекрасная, внимательная, умная, бережная и даже заботливая, хотя это вовсе и не обязательно…

;
Часть 3. На полпути к вершине

Глава 25. Явление героини

«Женщина, как таковая, является чудом».
Сергей Довлатов

А отношения Безмездника с женщинами складывались пока не очень удачно.
Влюбился он, конечно, рано, в девятом классе ещё. И вот это ощущение: видеть себя особенным в глазах предмета своей любви, вызывало у него постоянный вопрос: «Чем я это заслужил? Такое божественное создание – и тут я со всеми моими недостатками, которые я так хорошо знаю…» Несовременный, прямо скажем, вопрос.
Но маятник – он и есть маятник. Если очень высоко взлетает – то потом очень глубоко падает. И когда на одном из классных вечеров Миша увидел свой обожаемый предмет любви в медленном танце в обнимку с приглашённым кем-то незнакомым парнем, когда с ужасом понял, что они практически целуются, внутри Безмездника словно взорвалась маленькая ядерная бомба.
Он понял, что всё кончено, мир рухнул и вообще непонятно, как теперь жить.
В эту ночь Миша совсем не уснул, а всё сладострастно смаковал в памяти самые болезненные моменты рокового танца. И на следующий день наговорил своей Дездемоне кучу каких-то несуразностей на повышенных тонах, в результате чего они, натурально, расстались. За Мишей среди девочек закрепилась слава «психа».
Страдал Безмездник, страдал, месяца три, наверное, а потом вдруг как проснулся. А что он, собственно, потерял? Какой-то холодный голос внутри него сообщал, как в выпусках новостей, что ничего от возлюбленной особы Миша не получил, а только сам дарил, дарил, дарил и обожал до потери сознательности. И пришёл миг, когда юный Безмездник вдруг понял, что вот по этому-то своему состоянию бескорыстного дарения он и сокрушается, а вовсе не по предмету своей любви как по живому человеку. Да и для неё он был не живым Мишей Безмездником, а воздыхательным поклонником, необходимым атрибутом, который можно легко поменять на другой.
Вот так, на взлётах и падениях маятника Михаил Александрович и прожил лет пятнадцать. Каждый раз, влюбляясь, что бывало нередко, он взлетал в небеса и щедро дарил себя, а потом в какой-то мелочи вдруг обнаруживалось, что такой Миша очередному предмету любви вовсе не нужен, а нужен какой-то другой.
И последняя его любовь, как казалось Мише, поставила жирную точку в его монаде очарований и разочарований. Показалось ему, что нашел он наконец то, что искал всю жизнь, свой идеал. Даша была музыкантом, композитором, пела завораживающе, а главное, очень бережно относилась к поэтической основе песни. С Дашей Безмездник открыл для себя не только новый мир творчества, но и почувствовал себя нужным как объект дарения, на который всё это чудо и проливалось. У неё был чарующий нежный голос, который дарил целые миры, дарил именно ему. Даша для Миши была небожителем.
Но было одно но. Миша легко относился к своим словам и, бывало, частенько нарушал их. Мужчина – хозяин своего слова, подсознательно полагал он тогда, хочет – даёт, а хочет – берёт обратно. И когда однажды Даша услышала, как он легко отказался от своего обязательства их общему другу, она назвала Мишу подлецом, а точнее, назвала его поступок подлым. И у него внутри снова взорвалась та самая ядерная бомба.
Он даже плохо помнит, что было дальше. Но с Дашей они расстались, оба глубоко обиженные и вновь разочарованные.
Было это чуть больше года назад. Пострадав после разлуки ещё пару дней, Миша принял твёрдое и, как ему казалось, окончательное решение: женщины отдельно, а он, Михаил Безмездник, отдельно. Потому что хватит страдать и разочаровываться!
Модель у него в голове выстроилась приблизительно такая.
Между женщинами и мужчинами никакой дружбы быть не может. Просто по определению. А любовь – может, но только на условиях принятия обоими строгих правил, и правила эти, похоже, тоже установлены ни кем иным, как Рынком.
Женщина-покупатель ментально другое существо, чем женщина-продавец. Изначально каждой женщине нужна одна покупка на всю жизнь. Она всю жизнь ищет идеального для себя мужчину, в глазах которого она не только будет видеть отражение своего собственного идеального образа, но и получать от мужчины все необходимые инструменты для воплощения этого своего отражённого образа в жизнь.
Однако Рынок переворачивает ценности женщины, превращая всю её жизнь из поисков единственной покупки в непрерывную продажу. Потому что если нет продаж, то нет и конверсии главного, что даёт женщине оборот: постоянное получение внешних атрибутов этого счастья. И постепенно, в полном соответствии с моделью Малиновского, превращает жизнь женщины вместо поисков счастья в постоянное стремление к атрибутам этого счастья: восхищению, почитанию, признанию… И от этого постоянного стремления к конверсии и рождается женское одиночество.
А мужчины, предназначенные женщинами-продавцами в постоянные покупатели, сами становятся продавцами, осваивая рыночные атрибуты продаж. И продаж неважно кому – мужчинам или женщинам, потому что, как и женщины, начинают продавать самих себя.
Так что, заставляя как мужчин, так и женщин стать продавцами самих себя, Рынок свою паству и формирует.
Но вот если женщина или мужчина – покупатель, то она или он уже перестает зависеть от Рынка.
Потому что покупатель уже – не продавец, он перестаёт заниматься продажами как самым главным своим делом, а неизбежно становится только дарителем.
Вот Мишина драма в том-то и состояла: все его подарки для его прежних женщин, наверное, кроме Даши, были не подарками, а предметом покупки.
Конечно, Безмездник по молодости лет так глубоко предмет и причины своего собственного одиночества не анализировал. Но вот сейчас, в этот странный и несвоевременный миг осознания вдруг, как в свете прожектора, увидел всех женщин в своей жизни – и в прошлой, и будущей.
Малиновский странным образом вдруг куда-то исчез, а перед Безмездником стояла одна Лилит, и это была уже совсем другая женщина, не похожая на всех остальных.
Наверное, если бы Мишу попросил кто-нибудь определить это отличие одним словом и у него было время подумать, он бы это слово нашёл.
И слово это было: «покупатель». Не продавец, а именно покупатель. Покупатель конкретно его, Михаила Безмездника.
Он был нужен этой женщине, Лилит. Нужен был именно он, таким, каким он стал на белом свете к этому моменту, со всеми своими плюсами, минусами, черточками, точками и тире. И главное, это самое чувство, ощущение своей нужности именно таким, каков он есть, Миша уже ощущал когда-то, ощущал ясно и определённо, но никак не мог вспомнить, где и когда именно.
И вот как только Безмездник понял этот факт своей нужности с прожекторной ясностью, в этот самый момент и произошло ещё одно чудо.
Лилит, пристально глядя на Мишу, неторопливо достала откуда-то тонкую пачку сигарет и изящную зажигалку. Безмездник непроизвольно весь сжался внутренне. Привычным жестом щёлкнув зажигалкой, Лилит глубоко затянулась тонкой сигаретой и выпустила две струйки дыма из изящных ноздрей.
А дым этот почему-то на несколько секунд сгустился у лица Лилит, а когда растаял, Миша ахнул. Перед ним была уже не Лилит, а его Даша! И смотрела она на него так, как будто только что очнулась от глубокого сна и не понимала, где она и что с ней.
– Миша?! – удивлённо прошептала Даша. – Ты? Ты откуда?
– Дашенька… – только и смог выговорить Безмездник. Он вдруг совершенно ясно вспомнил, что ощущение своей нужности кому-то, нужности просто таким, каков он есть, то самое ощущение, было у него именно с Дашей. За то короткое время, когда они были вместе и оба могли дарить себя друг другу…
– Я так ждала тебя… – по-прежнему шёпотом продолжала Даша, глядя ему в глаза так, как только одна женщина во всём мире и могла глядеть на него. И любви в этом взгляде, пожалуй, было больше, чем в давешнем взгляде Лилит.
– Дашенька, прости меня, – преодолевая сдавленность в горле, проговорил Миша. – Прости меня, я такой дурак! Мне очень жаль… Я люблю тебя!
– За что простить? – удивилась Даша и подняла руки, чтобы обнять его. Но, увидев в одной своей руке дымящуюся сигарету, а в другой зажигалку, резко побросала их в разные стороны. – За что? Я напрасно так обидела тебя тогда. Это глупость, глупость…
– Да конечно, глупость, только глупость моя… – у Миши где-то в груди словно таяла с каждой секундой острая льдинка, которая сидела там всё это время, словно осколок зеркала злобного тролля. – Прости меня! Мне очень жаль… Я люблю тебя! И я так благодарен тебе, Дашенька моя…
Слова доктора Хью Лина будто сами собой произносились в нужном порядке, безо всякой зависимости от мыслей Михаила Безмездника. «Это, наверное, потому, – пронеслось у Миши в голове, – что я по-настоящему решил взять на себя ответственность за всё-всё в моей жизни. А кто отвечает за то, что я натворил? Только я, дурак, и отвечаю, а больше никто!».
Чувство огромной, невозможной потери в душе Миши уже почти совсем вытеснила еще более безграничная радость от того, что всё, наконец, наладилось, и теперь уж точно всё будет хорошо!
И тут он из поднебесья, с высоты вернувшегося своего счастья рухнул на привычный жёсткий асфальт реальности. Перед ним снова была не его вновь обретённая Даша, а Лилит, правда уже без сигареты.
– Так это всё был только спектакль? – с отчаянием вопросил Лилит Безмездник. – Вы просто прикидывались, чтобы сделать мне больно?
– Да как сказать? – ничуть не задетая словами Миши, отвечала Лилит. – У хирурга нет цели причинить пациенту боль, у него другие цели. И я вовсе не прикидывалась.
– А что же в таком случае это было? – с гневом и надеждой задал вопрос Безмездник.
– Это был сеанс связи. – отвечала Лилит. – И одновременно зачёт по пройденному материалу. Зачёт, вы получили, Михаил Александрович, поздравляю. А что касается сеанса связи, то только вам одному и решать: будет ли он для вас обоих только сном – или станет фактом истории вашей совместной жизни. Поверьте, второй вариант меня порадует гораздо больше.
– Правда? – облегчённо выдохнул Миша. – А я было подумал, что вы станете ревновать меня к моей Даше…
При этих словах Лилит искренне и весело расхохоталась.
– Михаил Александрович, а вы что, ещё одну развилку на нашем маршруте хотите запланировать? Развилку безграничности и изобилия любви к людям? А тупиковая ветвь такой бифуркации – право ревности и собственности на любовь конкретного человека или на любовь высшей силы? Такая развилка в квесте пока не предусмотрена!
– Да нет… – смутился Безмездник, – я просто подумал, что все женщины – собственники. А вы, как-никак, женщина…
– За «как-никак» благодарю, – изобразила полупоклон Лилит, продолжая весело улыбаться. – Но образ Лилит – это просто один из моих костюмов, правда, любимый. В большинстве это костюмы мужские, хотя есть среди них и костюмы животных, и сил природы, и даже вирусов. Но в любом костюме легко проявлять Любовь, и даже её изобилие…
На протяжении этого монолога Безмездник всё больше краснел и наконец, сказал уж совершенно неожиданно для себя:
– А как же Даша? Её можно будет попросить взять с собой в путешествие?
– Только в одном случае, Михаил Александрович, – отвечала Лилит, вдруг став серьёзной. – Я этого делать не буду, а вы сделаете сами.
И условие это прозвучало для Безмездника настолько знакомым, что он, вдохнув поглубже, громко выкрикнул:
– Я хочу, чтобы я сейчас же, сию секунду, вернулся к моей любви, моей Даше!
И в тот же миг он оказался посреди хорошо знакомой ему Дашиной комнаты. Даша спиной к нему сидела за столом, перед ней стоял ноутбук с открытой страницей нотного текста.
Безмездник бросился к ней.
– Даша! Дашенька, прости меня!
– Господи, Миша! Ты откуда, ты как здесь? Просто день чудес какой-то! Я тебя уже видела сегодня, говорила с тобой, а потом ты куда-то опять пропал… Сначала я тебе так обрадовалась, а потом, когда ты исчез, мне стало так плохо!
– Дашенька, я тебя больше никуда не отпущу! – Миша и верил, и не верил, что всё это происходит на самом деле, и боялся, что Даша сейчас опять исчезнет или обернётся Лилит.
– Что это было с нами? Где мы были? – Даша говорила с ним так, будто они ни на минуту и не расставались, а только смотрели два разных фильма.
– Я тебе всё обязательно расскажу! Я был в таком путешествии! И оно сейчас продолжается. Помнишь, мы с тобой задумали написать продолжение «Маленького принца», о том, как он возвращается в наше время и начинает путешествовать по разным планетам вместе с Пилотом?
– Конечно, помню! Я об этом столько думала! Даже музыка трёх песен родилась. Знаешь, какой там финал крутой будет?
– Ты мой Творец! Как здорово, что ничего не кончается! Но сейчас мы с тобой можем вместе отправиться в похожее путешествие в хорошей компании. Хочешь?
– С тобой – куда угодно! – и Даша крепко обняла счастливого Безмездника.
И в ту же секунду они оказались вновь перед Лилит, рядом с которой уже нарисовался возвратившийся невесть откуда Малиновский. Лилит радостно улыбалась, а Лёва, вновь облачившись в виртуальный фрак, поклонился Даше и бархатным голосом произнёс:
– Позвольте представиться! Лев Андреевич Малиновский. Для вас просто Лёва.

Глава 26. Развитие как Игра

Открыться всех дорог пересечению –
И станет жизнь чудесным приключением.

Даша, хоть и изумилась мгновенному перемещению в пространстве, но виду не показала, весело улыбнулась Лёве – а как такому красавцу не улыбнуться? – и повернулась к Лилит.
– А я Лилит. Ну вот, мы и познакомились, – с искренним радушием произнесла та, – очень рада вас наконец-то увидеть, Дарья Григорьевна! Вы именно такая, какой я вас себе и представляла.
– Я тоже рада, – отвечала Даша. – А какой вы меня представляли?
– Такой, какая вы и есть. И я даже точно знаю, как вы ответите на те три вопроса, которые мы уже преодолели с Михаилом Александровичем и его друзьями после стольких приключений.
– Спрашивайте, Лилит, я с удовольствием отвечу на всё, что смогу, – отвечала Даша и смущённо добавила: – Только зовите меня, пожалуйста, просто Дашей.
– Хорошо! С удовольствием, – улыбнулась Лилит, и Миша с облегчением понял, что обе женщины друг другу понравились.
– Итак, – приступила Лилит к контрольному испытанию Даши, – вопрос первый: как вы считаете: ограничены или безграничны необходимые жизненные ресурсы для конкретного живого существа, любого?
Миша знал, как ответит Даша, но он совершенно упустил из виду, что отвечает женщина, а значит, её взгляд на предмет осветит для него тот же самый предмет совсем с другой стороны, неожиданной.
Даша подумала немного и ответила:
– Я думаю, и даже уверена, что для любого живого существа, а человека в особенности, всё, что ему нужно для жизни, предоставлено в неограниченном количестве. А вот время жизни, которое, наверное, тоже неограниченно, человек выбирает сам. И никто не расстаётся со своей жизнью до тех пор, пока сам не принимает решение с ней расстаться: неважно, почему. Считает, что выполнил свою задачу на Земле, болен, устал от жизни, разочарован… Стар, наконец.
– Великолепный ответ! – искренне обрадовалась Лилит. – Благодарю! Вопрос номер два. Как вы думаете, может ли человек брать на себя собственную, личную ответственность абсолютно за всё, с чем или с кем сталкивает его жизнь, или такая его ответственность должна быть чем-то ограничена?
И снова Даша ненадолго задумалась, а потом опять дала ответ, неожиданный для Безмездника:
– Если бы мир менялся от того, что я на себя взяла ответственность за всё, к чему я не могу отнестись равнодушно, то я бы была счастлива нести эту ответственность безо всяких границ и готова была бы отвечать за все несправедливости и горести людей. Я совсем недавно прочла книгу про потрясающий метод гавайских целителей Хо’опонопоно, только еще не успела его попробовать. Там рассказывается, что даже безнадёжных больных можно излечить, взяв на себя личную ответственность за причину их болезней.
– Браво, Даша! – всё более воодушевляясь, воскликнула Лилит. – Представьте себе, в нашем путешествии мы побывали в гостях именно у доктора Хью Лина и лично убедились, как работает его метод! Михаил Александрович обязательно расскажет вам об этом нашем визите, но чуть позже. А пока третий вопрос. Как вы полагаете, ограничены ли или не ограничены возможности для достижения какой-либо вашей цели? Любые возможности: деньги, время, люди, условия?
И снова Даша подумала минутку и уверенно ответила:
– Если бы любые мои возможности я могла окинуть взглядом, а потом выбирать из их многообразия те, что мне больше нравится, то в результате искала бы эти возможности только в моём личном жизненном опыте. А опыт этот, как бы ни был велик, всё-таки ограничен. А вот если возможности глазом окинуть нельзя, а скрываются они где-нибудь в тумане или в темноте, то я могу считать, что в тумане этом их бесконечно много, и я всегда могу искать новые, которыми я еще никогда не пользовалась или о которых я вообще ничего ни от кого и не слышала даже. Вот тогда возможности для достижения любой моей цели и будут безграничны и бесконечны.
Миша мысленно ахнул, а Лилит опять беззвучно зааплодировала.
– Вы и вправду необыкновенная женщина! – покачала Лилит головой. – Наверное, вы уже проходили по пути какого-то другого квеста, похожего на наш… И остался у нас перед финалом единственный поворот, к которому мы подойдём все вместе. Вы не возражаете, Даша?
– Я с радостью и нетерпением! – отвечала Даша, прижавшись к плечу Безмездника.
– Но прежде, – продолжала Лилит, –  всё-таки посмотрим повнимательней на ту развилку, где нас покинул Риналь Фаридович.
И перед глазами троих оставшихся путешественников вдруг возник огненный шар. Однако пламя полыхало лишь на его круглой поверхности, а сквозь языки этого пламени, в просветах, внутри был виден шар поменьше, голубого цвета. Судя потому, как поверхность этого голубого шара колыхалась и переливалась, внутренний шар целиком состоял из воды.
Огненный шар размером был примерно с футбольный мяч, и, как ни ярко светило бушующее на его поверхности пламя, тьма и мрак, окружающие его, были совершенно непроницаемы и беспросветны.
– Вот вам, Даша, модель вашего накопленного опыта, который вы только что упоминали, – мягко прозвучал во мраке голос Лилит. – Пламя – это начало Ян, это знания и умения, которые хранит ваш опыт. И Ян, если он наполнен жизнью, постоянно стремится расширяться, стремится получить новые знания и новые умения.
Тут, понятно, тонкая огненная оболочка футбольного мяча принялась расширяться, будто кто-то начал этот мяч накачивать воздухом. Однако внутренний, водный шарик, оставался в прежних размерах. Тьма же вокруг огненной оболочки, напротив, начала отступать, освещаемая ярким светом.
– Вот такой процесс как раз и реализует система образования, внушая своим ученикам, что знания и умения – это и есть развитие, – продолжала Лилит. – Однако природа не терпит пустоты, и, чем больше одних только знаний и умений, тем труднее достигается успех.
Тут тьма, окружающая огненный шар, начала, как тисками, сдавливать его со всех сторон, и, наконец, привела почти в первоначальное состояние, сжав до размеров футбольного мяча.
– Рынку очень важно, чтобы накопленный опыт людей не позволял им выйти за определенные границы, что убедительно доказал в своей работе Лев Андреевич, – подвела Лилит итог борьбы огненной планетки и мрачного космоса.
Малиновский благодарно склонил голову.
– Однако, – продолжала Лилит, – если вспомнить о начале Инь в развитии личности, то есть, о приобретении ею не только янских знаний и умений, но и иньских привычек и навыков, то картина будет совсем иной.
Огненный шар предпринял вторую попытку к расширению, и поначалу расширялся довольно-таки бодро. Но на этот раз второй, водный шар тоже начал поступательно расширяться вслед за огненной оболочкой, что ясно можно было наблюдать в просветах между языками огня. И когда тьма вновь достала свои тиски и попыталась сжать совокупно расширившийся шар, ставший размером около метра в диаметре, ничего у неё не вышло. Сжатию теперь сопротивлялась не только тонкая огненная оболочка, но и плотный голубой шар, целиком заполненный водой.
– И такой процесс уже можно назвать настоящим развитием личности, – резюмировала Лилит.
– А всё потому, – наконец-то взял слово Лёва, – что ни привычек, ни тем более навыков система образования у нас не формирует. Не нужно это Рынку. Я, например, учил в школе немецкий, но не говорил на нем, и не читал после школы на немецком ничего, вот мой шарик и сжался. Помню только «Guten Tag» да «Danke Sh;n». Ни привычек, ни навыков не осталось.
– А привычка от навыка чем отличается? – спросил Безмездник Лёву, радуясь, что может не бояться показаться в глазах Даши тупицей.
– Привычка – это то, что я делать умею и привык, но, если снаружи меня ничего не заставляет, я и не делаю. Например, привычка зарядку в воскресенье по утрам делать. А навык – это то, что я безо всякой команды и принуждения делаю, потому что мне это нравится. Или интересно. Например, зубы я и по воскресеньям чищу.
– А правильно я понимаю, – робко спросила Даша, – что начало Ян – мужское, а начало Инь – женское? Мужское начало стремится к новым достижениям и завоеваниям, а женское – обустраивает дом и наводит порядок в том, что в этот дом принесло мужское начало?
– Очень точный образ, Даша, спасибо! – обрадованно отвечала Лилит. – И, как доказал Лев Андреевич в своей диссертации, чтобы оба начала развивались гармонично и согласованно, для приобретения привычек и навыков необходима постоянная Игра!
– Причём не просто Игра – увлечённо подхватил Малиновский, – а именно азартная, то есть, чем больше неопределённости и неизвестности, тем лучше и интереснее. Наши с вами навыки, Даша, в большинстве были все приобретены в детстве, когда мы в школу не ходили, а играли! Играли в то, что нам было интересно.
– А почему эти шары расширяются концентрично, равномерно во все стороны? – спросила Даша, приведя этим вопросом Безмездника в очередной восторг.
– Хороший вопрос! – искренне похвалила Лилит. – Но сначала посмотрим почему они вообще расширяются, почему личность развивается.
И тут во тьме примерно в метре над шаром зажглась яркая звёздочка.
– Это что, цель? – спросила Даша.
– Совершенно верно, цель, которую личность перед собой поставила, – отвечала Лилит. – Что дальше?
– Действия! – бухнул Миша, не задумываясь.
– Нет, Миша, план, – возразил Малиновский.
– А может быть, сначала надо в достижение этой цели поверить? – снова робко спросила Даша.
– Вот видите, друзья, – весело отвечала Лилит, – вы уже так далеко продвинулись, а про самое главное и забыли! Хотя именно Даша была к ответу ближе всех. А на самом деле, двигаясь к достижению любой цели, надо определиться вначале с парадигмой! Кто давит на кого – вы на стену или стена на вас?
– Точно! – хлопнул себя по лбу Малиновский. – Когда я поставил цель, мне надо прежде миновать все три развилки! Я должен точно сказать сам себе, что у меня безгранично много ресурсов для достижения цели, что я полностью отвечаю за ее достижение и за всё, что происходит со мной на пути, и, наконец, что у меня бесконечно много возможностей и путей её достижения! Причём таких, о которых я пока, наверное, и знать не знаю.
– Замечательно, Лев Андреевич! – кивнула Лилит. – И заметьте, уж это-то шаг точно не предусматривает система, в том числе, и бизнес-образования. А уже потом – вера, выбор путей и возможностей из множества других, обязательство нести полную ответственность, и, наконец, те самые действия, о которых говорил Михаил Александрович и в которых обязательно должна быть постоянно интересная азартная Игра. Конечно, одного решения о безграничности мало, но без этого решения надёжного успеха не будет.
И пока Лилит произносила этот монолог, картинка с пламенным шаром претерпевала явные изменения. На слове «вера» в удалённой от шара звёздочке зажегся яркий узкий луч, который другим своим концом упёрся в огненную поверхность шара. На словах «выбор путей и возможностей» множество тонких волнистых линий, берущих начало в звёздочке, наподобие ветвящейся молнии, опустились на поверхность шара, а потом все погасли и осталась только одна, а первоначальный яркий луч слился с ней, сделав эту линию во много раз ярче. И после этого на протяжении оставшегося монолога оба шара начали расширяться, поглощая эту яркую линию и окружающий мрак.
– Видите, Даша, – наконец, добралась Лилит до ответа на заданный Дашей вопрос, – если бы перед личностью стояла задача достичь только именно эту цель, то происходило что-нибудь вроде…
Тут Лилит щёлкнула пальцами, и из шара вырвался тонкий огненный отросток, словно язык пламени. Дотянувшись до яркой звёздочки, он слизнул её и вернулся обратно, втянувшись в шар.
– Но на самом деле, главное в развитии – успех, то есть приобретение раз и навсегда таких знаний, умений и навыков, с которыми все похожие цели будут уже не целями, а потребностями. А про потребности ваш старый опыт уже хорошо знает, как их удовлетворять.
И тут двойной шар, продолжая расширяться, достиг звёздочки и полностью поглотил её, а внутри этого шара, близко к огненной поверхности, загорелось ещё множество таких же ярких звёзд. Это было очень красиво.
– Лилит, а какая цель у вас? – вдруг неожиданно спросила Даша.
Лилит весело рассмеялась в ответ.
– Представьте себе, Даша, – отсмеявшись, сообщила она, – сколько мы уже путешествуем с вашими друзьями, но никто из них мне ни разу так прямо этот вопрос не задал. О, мужчины, ваша душа – загадка!
– Так я же вроде спрашивал вас, – смутился Безмездник. – И вы мне сказали, что вы – трикстер, который выкупает живые души из рабства у Рынка, пока они совсем мёртвыми не стали. Это ведь и есть ваша цель?
– Михаил Александрович, освобождение живых душ, то есть душ, принимающих парадигму изобилия, это только средство для достижения моей цели, но вовсе не цель, – уже серьёзно отвечала Лилит. – Поверьте, по-настоящему живых душ так мало! И ещё не известно, все ли из вас троих дойдут до конечной точки маршрута. Так что пока моя цель пусть тоже останется за покровом этого зелёного тумана. Тем интереснее будет о ней узнать нашим финалистам.
И на этих словах невидимая платформа с четырьмя фигурками, среди которых теперь была и фигурка Даши, вновь начала подъем и скоро полностью скрылась в зелёном тумане.

Глава 27. Книги священные и еретические

«И старым стихам про любовь мы верим всё реже и реже,
А новых стихов про любовь уже не читаем вообще…»
Алексей Иващенко и Георгий Васильев

Да, дорогой читатель! Сколько бы картинок и инсталляций ни демонстрировала Лилит на пути героев неизвестно куда, но для тебя, привыкшего к динамичному экшну и плотному потоку событий, её рассуждения и диалоги с этими героями могут с непривычки показаться и заумными, и даже скучными. Хотя, если ты дочитал книгу до третьей части, мог бы уже и привыкнуть к такому её стилю беседы.
Если ты полагаешь, что Лилит интересует только один лишь Безмездник, возможно, даже и вместе с Дашей, то ты заблуждаешься. Раскроем тайну. Больше всего Лилит хотела бы, чтобы её квест прошёл до конца ты, читатель. Именно ты. И именно твоя душа – предмет её стараний по освобождению и оживлению.
Впрочем, хватит объяснялок. В путь, в зелёный туман неизвестности!
– Как Лев Андреевич справедливо установил в своей блестящей работе, – произнесла, наконец, Лилит после продолжительного молчания, – главная цель Рынка – продажи. Рынок хочет продавать то, что он имеет в изобилии. Рынку не нужны покупки, ему нужны продажи. Будут продажи – будет выручка и оборот, будут покупки – будет насыщение спроса удовлетворённых потребностей.
– И получается, что для достижения этой цели Рынку надо продавать людям прежде всего желания? Желания всё новых и новых потребностей? – задумчиво спросила Даша.
– Совершенно верно! – благодарно улыбнувшись, отвечала Лилит. – Он поступает точно так же, как поступал один известный вашим друзьям персонаж, лукавый джинн Лохмат Рукум. Душами людей напрямую управлять нельзя, а вещами можно, и если желаниями привязать души к вещам, а от того, что этих вещей нет у человека, внушить ему унижение, то тогда и душой человека легко можно будет управлять, как вещью.
– Теперь понятно, – покивала Даша, – хотя и обидно… Значит, Рынок – это продавец желаний и унижений, а мы – их покупатели?
– Выходит, что покупатели, – ответил за Лилит Лёва. –  Непонятно только, зачем нам покупать то, что на самом деле нам не нужно.
– А что нужно нам? – с искренним интересом быстро обратилась Даша к Малиновскому.
– Как – что нужно? – удивился тот. – Счастье, конечно!
– Значит, Рынок – продавец желаний и унижений, а мы на этом Рынке – покупатели счастья? Ищем на Рынке то, что там не продаётся? – с каждым новым словом глаза Даши раскрывались всё шире и шире.
– Ну конечно! – Лёва оседлал своего конька. – Нам всем нужно на самом деле счастье, а Рынок предлагает в изобилии только его атрибуты. Но никакой набор атрибутов счастье человеку не обеспечит!
– Но ведь любовь, настоящая любовь –это для счастья необходимый атрибут? – немного подумав, спросила Даша. – Она-то уж точно не продаётся, и на Рынке её не найдёшь!
– Наверное, у любви, как и у счастья, тоже есть атрибуты, которыми Рынок пытается любовь подменить, – включился Миша, всеми фибрами своего чемодана почувствовав тему о любви своей. – И он, Рынок, точно так же, внушает людям, что без атрибутов любви и любви не может быть. Без имиджа, внешнего вида, престижа, аксессуаров…
– Вы правы, Михаил Александрович, – включилась Лилит. – Для настоящей любви продажи не нужны. Тот, кто ищет настоящей любви, – всегда покупатель именно её, а не её атрибутов, а значит, для Рынка – не предмет манипулирования. Рынку бы очень хотелось, чтобы люди искали не любовь и не счастье, а их атрибуты, и искали при этом бесконечно. А потому и браки по расчёту – это просто сделки между двумя продавцами.
– А правильно я понимаю, Лилит, – спросила Даша, – что, когда приходит к двоим людям настоящая любовь, они оба – покупатели? И ничего друг другу не продают, а только дарят то, что у них в изобилии?
– Именно так и есть, благодарю вас, Даша! – отвечала Лилит. – И в этом случае Рынок теряет контроль над их душами, и эти души становятся свободными!
– Но всё-таки, – вмешался уже Малиновский после паузы, – если говорить не только о счастливой любви, а вообще о тех, кто свободен от рыночных манипуляций и унижений. Разве Рынку не нужны технологии, открытия, изобретения? Новые формы бизнеса? Ведь их создают те люди, которые по определению от Рынка свободны?
– А так ли, Лев Андреевич? – и Лилит откуда-то из-под стола достала стопку старых журналов «Наука и жизнь» и несколько красиво оформленных документов с печатями, но почему-то на японском.
– Вот, пожалуйста, взгляните. – Лилит открыла сначала один, а потом второй журнал на страничках «Маленькие хитрости. Советы домашнему мастеру». Всего на одной страничке в каждом журнале размещалось около двадцати самых разных советов: от устройства откидного столика на балконе до наклейки полоски мелкой наждачной бумаги на каблуки обуви в гололед.
– О-о, я сам столько советов почерпнул в своё время из этого источника! – Лёва с удовольствием принялся листать оставшиеся журналы.
– А вот Рынок этих советских дарителей использовал в своих целях, – спустила его на землю Лилит. – Вот посмотрите, это японские патенты на изобретения. Они все взяты из «Науки и жизни», и именно из «Советов домашнему мастеру». Японцы выписывали наш журнал и тут же подавали на патенты изобретений идеи наших домашних мастеров. Вот, например: использование хлорвиниловых хомутков для крепления проводов к стенам. Или вот ещё: многоярусные «плечики» для брюк. Патенты! Продажи. И создали их люди, которые свои идеи и изобретения просто дарили. А другие люди эти подарки принимали и продавали на Рынок.
– Но ведь новые технологии кто-то же да создаёт! Иначе и прогресс остановится, – не сдавался Малиновский.
– А зачем? Зачем создают? – ошарашила всех Лилит неожиданным вопросом. – Разве на сегодняшний день база уже созданных технологий производства, жизнеобеспечения, транспорта, связи не достаточна для того, чтобы всё население Земли было в изобилии обеспечено всем необходимым для жизни? И разве прогресс уже не обеспечил этому населению, по крайней мере теоретически «всемерное, наиболее полное удовлетворение растущих потребностей»?
– Ну, вы скажете! – изумился Малиновский. – Прогресс остановить нельзя! Развитие технологий происходит по экспоненциальному закону, и каждые три года, если не чаще, сумма технологий на Земле удваивается!
– А Рынку-то это зачем? – продолжала развивать наступление Лилит. – Ещё несколько лет – и всякий смысл потеряет торговля в условиях тотального изобилия. А совсем скоро и деньги (неважно, в какой форме, пусть даже какие-нибудь суперкриптовалюты), тоже утратят свой смысл как посредник обмена между людьми. Наоборот, прогресс – могильщик сегодняшнего Рынка! И уже давно те личности, кто качественно продвигают прогресс, объективно способствуют приближению качественного преобразования Рынка в нечто совершенно другое. Стив Джобс и Илон Маск, например, действуя на рыночном поле по рыночным законам, уже подготовили качественную перезагрузку нашей сегодняшней действительности.
– Так они, получается, для Рынка враги? – удивлённо спросила Даша.
– Как и любой успешный человек, создающий качественно новые технологии в любой сфере жизни, – отвечала Лилит. – Посмотрим вместе, как двигалась история до сегодняшнего дня.
И тут снова перед путешественниками открылась та картинка сотворения мира, которую Даша ещё не видела. Полная тьма и предчувствие вибрации.
– Мы все с вами здесь считаем, – прозвучал в темноте голос невидимой Лилит, – что Творец, как его ни назови, существует. И весь наш мир был сотворён по какому-то Его замыслу. А вот постижим ли этот замысел – об этом мы ещё не договорились. И тем более о том, готов ли Творец сделать каждого из нас своими демиургами-преобразователями. Итак, вначале было Слово, то бишь Замысел.
И тут во тьме зажглась яркая точка, а возле неё, словно субтитр в клипе, запульсировала надпись: «Замысел».
– Каков был этот Замысел, мы пока не знаем, но предположим, что без Замысла и воли Того, кто этот мир создал, никакого мира бы и не было.
И тут уже знакомая Безмезднику и Малиновскому вибрация привела к рождению в темноте яркой неоновой монады.
– Замысел породил Время, позволившее событиям происходить, причём последовательно, – тоном комментатора сообщила Лилит, – а Время, в свою очередь, дало начало Энергии, состоящей из двух начал.
Тут, понятно, монада взорвалась и бесконечные яркие точки снова начали стремительный разбег из невидимого центра.
– Время и Энергия начали непрерывно порождать Материю, или, если вам угодно, Вещество, – продолжала Лилит, и это было неизбежным следствием первоначального Замысла.
Тут огромное газовое облако приблизилось, всё более сгущаясь, и постепенно в центре его образовалась всё ярче пылающая звезда, окружённая похожими на шарики тумана планетами. Одна из планет, третья от звезды по счёту, приблизилась к друзьям, и на ней всё более различимо проступила бурлящая поверхность сплошного зеленоватого океана.
– А дальнейшее хорошо известно, – словно завершая рассказ, вздохнула Лилит. – Замысел, Энергия и Материя породили Жизнь именно в том смысле, как мы её определили.
Поверхность бурлящего океана ещё больше приблизилась и поглотила наблюдателей. А перед глазами замелькали мельчайшие организмы, похожие на инфузории-туфельки. Потом вся компания словно вынырнула из океана, который как-то сразу наполнился огромными рыбами и животными, стремительно перемещавшимися в воде.
Но вот перед глазами путешественников появился берег, и они вмиг оказались на твердой почве. А из океана одна за другой стали выползать самые разные твари и удаляться вглубь древнего леса.
– Вслед за появлением Жизни на планете появился Человек, и очень скоро этот Человек приобрёл Разум.
Тут из леса повалила толпа полулюдей-полуобезьян, видимо, неандертальцев, с дубинами и кремневыми топорами в руках. Однако на глазах они выпрямлялись, становясь всё крупнее, а у некоторых в руках появлялись зажжённые факелы. Вот появились копья, луки и стрелы и, наконец, из леса выкатилась телега на четырёх грубых колёсах, вытесанных из цельного дерева. В телегу была запряжена ещё не лошадь, но животное, очень похожее на крупного осла.
Появились женщины, одетые уже не в шкуры, а в некое подобие платьев из ткани, и процесс очеловечивания дальше пошел стремительно.
– Имейте в виду, – сообщила Лилит, – мы с вами находимся на берегу древней Финикии, и находимся не случайно. Можно считать, что именно отсюда, с побережья древнего Средиземного моря, и берёт начало современный Рынок, хотя у этой точки зрения очень много оппонентов.
У берега появился странный корабль, похожий на корзину. Он был сделан из деревянных плашек, стянутых поверху толстым канатом. Как только корабль подошёл поближе, с него прямо в воду посыпались вооружённые люди с очень тёмной, но не чёрной кожей. Вновь прибывшие бросились по всему берегу ловить местных жителей, связывать их и сгонять на берег. А потом на большом челноке перевезли всех пойманных на свой корабль.
– Это египтяне, или, как они себя сами называют, кеметцы. – пояснила Лилит. – Никакой другой народ, кроме кеметцев, для них не люди, а животные. Рабы. От рабов один лишь прок – заставлять их работать, как домашних животных. И пока это будет так, Рынок по-настоящему зародиться и развиваться не может.
– Получается, что для Рынка очень важным было в то время признание других народов такими же людьми, с которыми можно вести торговлю, и из которых можно сделать покупателей? – спросила Даша. – Кто же будет торговать с животными?
– Вот именно! – отвечала Лилит.
– И Рынку тогда понадобилось такое Слово, – задумчиво продолжил Миша, –  которое признает всех людей созданными по образу и подобию единого Бога.
– И мы с вами даже присутствовали при начале создания этого Слова и такой Книги, – кивнула Лилит. – И эта Книга для Рынка была первой. Библия, а точнее, Ветхий Завет, впервые не только предложила всем людям единого Бога, но и уравняла всех без исключения людей планеты в правах покупателей. Почему?
– Да потому что только так Рынок мог сделать свой приход безграничным! – горячо воскликнул Малиновский. – А значит, поначалу он стоял на позициях изобилия: все человеческие ресурсы безграничны. А потому, по законам жизни, начал расти и развиваться!
– Совершенно верно. Лев Андреевич! Позже появились и другие священные Книги, например, Коран. Но это произошло уже тогда, когда Рынок стал безраздельным владельцем всего земного прихода и мог позволить себе конкуренцию на религиозной почве внутри общей массы покупателей. Исповедуя разные религии, люди все поголовно оставались покупателями.
– Значит, именно первоначальный замысел Творца – задала вопрос Даша, – привёл к последовательности: Замысел – Время – Энергия – Материя – Жизнь – Человек – Разум – Рынок? А как, согласно этому Замыслу, события будут развиваться дальше?
– А дальше Разум и Рынок, пока ещё совместно, создают над планетой, по Владимиру Ивановичу Вернадскому, три оболочки ноосферы: техносферу из сооружений, коммуникаций и городов…
И тут, словно из иллюминатора космического корабля, перед друзьями открылся вид на планету Земля, покрытую редкими облаками и обращённую к наблюдателям тёмной своей стороной. И вдруг вмиг, словно по волшебству, на поверхности Земли вспыхнули огни городов, расцветив всю эту поверхность яркой иллюминацией. А Лилит между тем продолжала:
– …Социосферу: страны, организации, университеты, общественные институты, фирмы и корпорации…
Разом вся поверхность Земли покрылась цветными заплатками и превратилась в политическую карту мира, а картинка начала приближаться и становиться крупнее, вначале сфокусировавшись на Москве, а затем на здании Университета на Воробьёвых горах.
– …И, наконец, идеосферу: совокупность знаний, открытий, технологий, искусства, культуры и науки, которые накопило человечество.
Тут изображение стало ещё крупнее, и компания оказалась в читальном зале библиотеки всё того же Университета, в котором множество студентов и профессоров сидели за книгами при ярком свете настольных ламп.
– Читают, читают ещё книжицы-то! – торжествующе воскликнул Малиновский.
– И ещё Владимир Иванович сделал неоспоримое открытие, – завершила Лилит экскурсию в историю вопроса, возвратив всю компанию обратно за стол, – что ноосфера, созданная человеком, уникальное и не имеющее в природе аналогов явление, которое самовоспроизводится и непрерывно пополняет запас новых знаний, технологий, культуры и человеческих отношений. Именно ноосфера – носитель материального и духовного изобилия, созданного не Богом, а человеком и совокупно человечеством.
– Но стоп! – воскликнул при этих словах Малиновский. – Рынку-то зачем нужно это изобилие, когда, благодаря технологиям, всего будет вдоволь? Вот интернет: сейчас любая информация, один из самых дефицитных и ценных раньше товаров – пожалуйста, в свободном доступе! И не продашь – все дарят друг другу ссылки, и читай, слушай, смотри на здоровье!
– Значит, Рынку выгодно тормозить развитие технологий, и теперь он – препятствие прогрессу? – с интересом осведомилась Даша.
– Именно что препятствие, но не только прогрессу, а вообще любому успеху и самостоятельности! – горячо отвечал Лёва. – Кому собственное, любое, дело дороже и интереснее погони за атрибутами счастья, которые Рынок ему навязывает, тот для Рынка враг!
– А где же выход? – обратилась Даша не столько к Малиновскому, сколько к Лилит. Лилит ей и отвечала:
– А выход как раз там, где изобилия нет ещё пока. Или где оно не востребовано «мёртвыми душами». Рано потому что.
– Как же такое может быть – изобилие не востребовано? – искренне удивилась Даша.
– Да вот так и может! – отвечала ей Лилит. – Только с нашего пути уже четверо свернули, не понравилось им изобилие в каком-то из своих проявлений. А между тем времена меняются. Вспомните, когда Воланд приходил в Москву, он лишь одного Иванушку и нашёл, даже Мастер не захотел идти дальше, а выбрал покой… Или Агасфер Лукич с Демиургом – вроде, и времена другие, а одного только Носова и отыскали… Почему? Несвоевременные, увы, в то время были эти книги! Но, впрочем, времена не выбирают…
– Лилит, а вы-то сами, как считаете, сейчас уже пришло время перемен? Время изобилия? – спросила Даша.
– А вот увидим, – серьёзно отвечала Лилит. – Одна книга, во всяком случае, и для всех вас будет пробным камнем. «Вода, текущая вверх». История Александра Флетчера и его учителя Матвея. Вот, почитайте на досуге, – и Лилит протянула Даше тонкую книжку без иллюстраций на обложке.
– Спасибо! Я с удовольствием, – засмущалась та, листая книгу.
– А вот ещё одна книга, опередившая своё время. – продолжала Лилит, доставая книгу в бежевой глянцевой суперобложке. –  Для Рынка тоже книга еретическая, потому что позволяет человеку искать в своей жизни совсем другой смысл, помимо ухода от унижений. Это книга Виктора Франкла, психоаналитика, ученика Фрейда, который побывал в четырёх концентрационных нацистских лагерях. Книга называется «Человек в поисках смысла». Уж искать какой-то смысл в том, что ты попал в концлагерь, казалось бы, абсурд. Но именно те, кто искали этот смысл, и выживали, по наблюдениям Франкла, в концлагерях. Метод, который Франкл разработал, выйдя на свободу, называется «логотерапия» и состоит этот метод именно в поиске смысла любого события, которое происходит с любым человеком. Смысла, раскрывающего замысел Творца и приносящего в конечном счёте человеку конкретную пользу.
– То есть, вместо того, чтобы ныть об ошибке и несправедливости, надо задать себе вопрос: «зачем-то я сюда попал»? – уточнил Лёва.
– Да, именно так, – отвечала Лилит. – Вот один наш хороший знакомый очень сокрушался, что войска вавилонян нарушили привычный ход его жизни и видел впереди один сплошной зелёный туман. Но именно этот туман и придаёт игре азарт, и несёт новые возможности, и ведёт, в конечном счёте, к развитию. И не было бы вавилонского пленения – как знать, может быть, и не родилась на свет Книга книг – Библия.

Глава 28. Вавилонское пленение

 «Все жанры хороши, кроме скучного»
Франсуа Вольтер

О, Вавилон, Вавилон! Сколь больше, богаче, роскошнее, цивилизованнее этот город родного Библа, столь ненавистнее он сердцу Моше! Здесь всё чужое. Вместо родного морского простора – скучный канал Арахту, жалкая ветвь жалкого Евфрата. И Западный, и Восточный город, которые канал отделяет друг от друга, изнывают от испепеляющей жары. В сухом пустынном климате, кроме тамариска и солянок, не растёт ничего, и даже знаменитые вавилонские финиковые пальмы засыхают без ежедневного орошения. По берегам канала ещё растёт мелкий ивняк и кое-где тростник, но разве чета этот пустынный тростник гордым тростниковым стеблям Финикии?
Правда, воды канала богаты рыбой: карпы и сомы всегда есть с утра на рынках Вавилона. Но зато комары, несущие малярию, и москиты – повсюду, а змеи и скорпионы, видно, считают дома человека своими домами.
Восточный город, где жили пленники из Иудеи и Финикии, раскинулся на семи холмах, или, по-вавилонски, теллях.
Дом Моше был теперь в Восточном городе, в квартале Эриду, что на телле Сахн, рядом со строящимся вновь зиккуратом Этеменанки, руинами знаменитой Вавилонской башни, который Навуходоносор повелел восстановить неизвестно зачем. Кому нужен ещё один зиккурат посреди города?
Другое дело – Висячие сады Центрального дворца, что на телле Каср, которые вседержитель Вавилонского и Мидийского царств воздвиг для своей жены, царицы Амитис, дочери мидийского царя Киаксара, которая, как говорят, скучала по горам своей родины.
В этом дворце, «Чуде человечества», как его зовут в народе, Навуходоносор возвёл высокие стены, опирающиеся на каменные колонны. А по стенам посадил то, что люди быстро назвали свисающим раем. По вершинам стен росли всевозможные деревья, растения и лианы, придавая им точное сходство с горной страной.
Однако дома Моше бывал нечасто, всё своё время проводя в иудейском храме на телле Бабиль, на северной окраине Восточного города. Здесь, в иудейской диаспоре пророчествовал один из великих пророков иудейского народа – Иезекииль. А Моше быстро записывал его пророчества на папирус, чтобы потом переписать на пергамент.
Неподалёку от храма располагался и Северный дворец Навуходоносора. Ещё шестьдесят пять лет назад, по прибытии с множеством плененных иудеев и финикийцев в Вавилон, Моше хотел поселиться на телле Бабиль, чтобы хоть как-то отдать память родному Библу, но поблизости от дворца тогдашнего вавилонского вседержителя Навуходоносора II селиться пленникам было запрещено.
Со своими переписчиками из библиония Библа Моше был разлучён сразу же, ещё при пленении. И первые годы обустройства на новом месте дались ему нелегко.
Но, как ни странно, вавилоняне вполне терпимо относились к пленникам самых разных вероисповеданий. И иудейский храм на телле Бабиль очень быстро начал пополняться прихожанами. Старик Иезекииль, живой пророк, жил при храме, и Моше быстро нашёл себе работу, перенося на папирусы его откровения. Раввины храма положили Моше за его труд скромное жалование, выделили ему просторную рабочую келью, и скоро он перенес в эту келью весь свой библионий. Лилит не обманула его: все папирусы были не только в сохранности и не только оказались легко извлечены из кедрового посоха, но и стали за время пути как будто прочнее и эластичнее. Моше устроил вдоль одной из стен кельи большой стеллаж и разложил на нём папирусы плашмя, не свёртывая их в библосы. Так они заняли гораздо меньше места.
А Книга между тем всё пополнялась новыми откровениями и росла, росла. Не только свежие откровения Иезекииля, но и древние глиняные таблички с откровениями других пророков буква за буквой, лист за листом переходили в будущую Библию. Впрочем, и фантазии Моше не иссякали.
Лет через двадцать после поселения в Вавилоне судьба подарила Моше сына. Мальчишка был, как и он, сирота. Его родители жили по соседству, и когда малышу не было еще и года, оба подхватили малярию и быстро сгорели, умерев в один день. А Моше решил усыновить малыша, поручив его на первое время кормилице.
Родители мальчика были совсем бедны, и от них ему осталось только имя: Зхарья.
А когда мальчишка начал, подобно Моше, переносить с глиняных табличек арамейские, иудейские и финикийские буквы на папирус, тот понял, что это и есть его настоящий сын. У Зхарьи было природное чутье к содержанию сухих текстов, цепкая, как у Моше, память, а главное, неудержимая фантазия, которая с первых дней не позволяла ему не добавить хоть деталь в сухие откровения пророков.
Как только юный ученик смог самостоятельно переписывать сложные тексты, Моше доверил ему переносить на папирус откровения Иезекииля. И очень скоро, несмотря на возраст, Зхарья стал переписчиком библиония, который к тому времени был официально признан и разрешён раввинами храма.
Откровения пророка Иезекииля благодаря таланту и фантазии Зхарьи и строгому контролю Моше становились, пожалуй, самыми живыми в Книге.
Когда Моше исполнилось шестьдесят шесть лет, а Зхарье двенадцать, пришла весть о смерти главного врага Моше: Навуходоносора II. Сменивший его Амал-Мардук ввёл много послаблений для иудейской диаспоры, к которой Моше теперь причислял себя по праву главного переписчика храмового библиония.
И тут началась череда событий, приведшая к крушению Вавилонской империи. Через шесть лет в результате заговора вавилонским царем стал арамейский сановник Набонид. Впрочем, Моше мало интересовался этими событиями, а всецело отдавал себя главному труду: Книге. Он торопился, понимая, что физически не успеет. Ведь ему уже стукнуло три четверти века, и Моше всей кожей ощущал, как сжимается, утекает время, отпущенное ему Богом.
Ещё через двенадцать лет фактическим царем Вавилона стал сын Набонида Валтасар. Он царствует уже без малого двенадцать лет. И, по слухам, именно Валтасару за его беспутство и праздность Бог на одном из недавних пиров зажёг на стене огненные буквы: ;;;;;; ;;;;; ;;;;;; ;;;;;;;;;;;;, «мене, мене, текел, упарсин». И Моше не надо было объяснять, что означали эти слова, недаром он столько лет перелагал на финикийский и эллинский слова пророков с иврита: Мене – исчислил Бог царство твоё и положил конец ему; Текел – ты взвешен на весах и найден очень лёгким; Перес – разделено царство твоё и дано мидянам и персам.
Поэтому Моше был уверен, что со дня на день придёт конец вавилонскому царству, а может быть, и вавилонскому пленению. Но со Зхарьей он свои надежды обсуждать не стал. Зхарья родился в плену и никакой другой жизни не знал, а потому не мог ждать от неё ничего хорошего.
А Моше, наоборот, ждал. Ждал уже шестьдесят пять лет. Но не думал, что от пророчества на стене дворца Валтасара до благой вести пройдет всего несколько дней…
Моше стало душно в своей келье, забитой папирусами, и он поспешил выйти на воздух. Сощурившись от яркого полуденного солнца, Моше вначале не увидел, а только ощутил, что, как и давным-давно, много лет тому назад перед ним снова стоит загадочная посланница. Лилит.
– Здравствуй, Моше, – молвила Лилит, улыбаясь. – Ну вот, мы и снова встретились.
– Здравствуй, Лилит, – отвечал Моше, прокашливаясь и на этот раз не удивляясь. – Я давно жду тебя. Ты не обманула меня, когда помогла спасти мой библионий, но перед временем ты бессильна.
– Вот как? – спросила Лилит. – Что же ты называешь временем?
– Возраст. Возраст, Лилит. Мне скоро исполнится девяносто девять лет. У меня не осталось в живых ни одного сверстника, разве что пророк Иезекииль, но он и сам не знает, сколько ему лет. И я не могу больше нести на себе груз ответственности за Книгу. Я просто не успею.
– А силы? Силы, Моше, у тебя есть? – ласково спросила Лилит.
– Силы есть ещё пока, Лилит, – со вздохом отвечал Моше, – но каждый раз, просыпаясь, я боюсь, что этот день – мой последний.
– Ну что же, боишься – не делай, делаешь – не бойся, как скажет через несколько веков один великий завоеватель. Однако, – продолжала Лилит, – посмотрим, как Бог сегодня хотел бы помочь именно тебе в твоём великом деле. Прежде всего, знаешь ли ты, сколько лет Иезекиилю? Ведь, когда шестьдесят пять лет назад ты увидел его впервые, он уже был глубоким стариком?
– Наверное… больше ста? – предположил Моше.
– Сто тридцать пять! – отвечала Лилит. – И он ещё много откровений и пророчеств принесёт в твою книгу. А почему? Он чувствует себя не вправе умирать, пока ещё не выполнил свою миссию пророка на Земле. Ты ещё очень молод в сравнении с ним, Моше!
Моше только покачал головой.
– Кроме того, у тебя есть Зхарья. – продолжала Лилит. – А знаешь ли ты, что и Зхарья тоже станет пророком?
Моше на эти слова только всплеснул руками и удивлённо отшатнулся от Лилит.
– И его книга пророчеств будет предпоследней в твоей Библии, – продолжала та. – Зхарья первым из пророков захочет переосмыслить по воле Бога те древние невнятные откровения, которые вам вместе приходилось переносить на папирусы и пергамент. И он первым во всеуслышание скажет, что миру нужна единая Книга.
– Зхарья – пророк? – изумлённо переспросил Моше. – Да ведь он мальчишка ещё!
– Зхарье сейчас сорок пять, а проживёт он до шестидесяти двух или чуть больше. Он успеет. – уверенно сообщила Лилит.
– Почему ты в этом так уверена, Лилит?
– Но главным пророком и Творцом Библии станешь ты, Моше, – не обращая внимания на вопрос, продолжала Лилит. – И именно твоя книга завершит ту часть Библии, которую потом назовут Ветхим Заветом. Мало этого. Ты не просто создашь свою книгу откровений, но и сделаешь всё, чтобы Библия стала основой единобожия и объединила все народы Земли.
– Ты снова искушаешь меня, Лилит!
– Вовсе нет. Когда-то ты взял на себя огромный груз ответственности за то, что создашь Книгу и понесёшь её свет людям. А в ответ тебе Бог дал и силы, и время, и возможности, чтобы ты донёс этот груз до конца. Не бойся, Моше. У тебя ровно столько времени, сколько тебе понадобится для этого. Могу сказать определённо: раньше, чем тебе стукнет сто шестьдесят шесть лет, ты не уйдёшь из этой жизни: ни от болезней, ни от копья, ни от яда, ни от старости.
– Значит, у меня есть ещё не меньше двух третей века? Ровно столько, сколько я провёл в вавилонском плену?
– Именно так, и даже, может быть, больше. А теперь послушай меня внимательно. У нас снова мало времени. Но на этот раз тебе ничего не угрожает. Тебе надо подготовить Зхарью к переходу в Урушалимум. Ему пока не надо знать обо мне и видеть меня.
– Но почему, Лилит, ты говоришь о том, что у нас мало времени?
– Просто потому, что жестокий и неразумный Валтасар уже пал, убитый воинами царя Кира II Великого, и на улицах нет войск лишь потому, что Кир явился освободителем как вавилонян, так и плененных ими иудеев. Он уже стал царём Вавилонской империи, которая теперь – лишь провинция Персии.
– Как? Наш царь теперь – завоеватель Кир? – изумился Моше.
– Именно так. И он уже подписал декларацию о восстановлении разрушенного храма в Урушалимуме и о возвращении караванами всех плененных иудеев в Иудею. Первый караван переселенцев отходит очень скоро, его поведет наместник Кира, знатный вельможа Зоровавель.
– А как же я? Как моя Книга? – забеспокоился Моше вместо того, чтобы обрадоваться.
– Тебе придётся пока подождать здесь. Подождать несколько десятилетий. Дело в том, что храм в Урушалимуме полностью разрушен, и понадобится много лет, чтобы собрать и восстановить и храм, и приход. Это начнут делать Зхарья и его ученики. Зхарья возьмёт с собой только те страницы Книги, с которых сняты копии на иврите. Впрочем, память у него такая, что он сможет проповедовать откровения и не заглядывая в папирусы.
– А как быстро удастся восстановить Храм?
– Не быстро. Строительство будут начинать и останавливать, и полностью закончат только когда Кира II сменит на престоле царь Дарий. Ты же вернёшься в Урушалимум ещё позже, во время правления царя Ксеркса. Так что будь спокоен, Моше, после отъезда Зхарьи в Иудею у тебя будет предостаточно времени.
– Благодарю тебя, Лилит… Ты снова переворачиваешь мою жизнь.
– Об одном только тебя прошу, Моше. – с улыбкой отвечала Лилит. – Спи по ночам спокойно и просыпайся по утрам без страха. Тебе ничего не грозит. Любая неизвестность, туман, темнота – только благо для тебя. Только игра. Помни: ты под защитой.
И с этими словами Лилит исчезла.
Моше вытер пот со лба, постоял немного и отправился в пристройку храма, где стояли столы для переписи на папирус и пергамент. Там он и нашёл Зхарью.
– Отец, я ждал тебя! – воскликнул Зхарья, отложив стило и вскакивая. – Мне только что было видение, и я спешил его записать!
– Видение, Зхарья? О чем? – спросил Моше, предполагая, каким будет ответ. Сын вырос. Он и вправду стал взрослым мужчиной, на висках которого уже начинала пробиваться седина. Время пролетело быстро, а Моше его и не заметил.
Но ответ Зхарьи был неожиданным.
– Я видел твою Книгу. Её читали по всей Ойкумене. И слово Бога проникало в каждую душу. Но потом я увидел, как из неё появились другие книги. И люди стали расхватывать их и читать на разных языках. Я видел новых пророков и мессий, и один называл себя сыном Бога. Я видел нового пророка, караванщика Мухаммада, читавшего толпе новую Книгу – Коран. Я видел жестокие войны во имя разных богов. Я видел, как твою Книгу бросали в большие костры и разрушали храмы. Может ли быть такое, отец?
Моше помолчал с минуту, с любовью глядя на сына.
– Не спрашивай меня ни о чем, сын мой, – отвечал он, наконец. – Отличить твои фантазии от пророчеств может только Бог. И если у Бога может быть один сын, то это означает только одно: мы все, все до единого – Его сыновья. И иудеи, и кеметцы, и вавилоняне, и язычники. Спрашивай Бога. Слушай Бога – и ты услышишь Его громоподобное слово, и отличишь его от шёпота твоей гордыни.
– Но твоя Книга, отец? Ведь она – от Бога?
– Бог говорит с людьми словами пророков и голосом твоего сердца. Сам Он не произносит слов. И если в твоём сердце – Бог, ты непременно услышишь Его. А когда будешь пересказывать людям то, что услышишь, ты станешь пророком.
– Выходит, если те видения, что приходят ко мне, я приму как слова Бога, я смогу сам стать пророком? Не пустым фантазёром?
– Если веришь Богу больше, чем себе – да. Ты можешь стать пророком. И вот какая судьба ждёт тебя, Зхарья. Через несколько дней в Иудею, в ее столицу Урушалимум отбывает караван переселенцев, восстанавливать разрушенный город и прежде всего Храм. Бог посылает тебя в путь с этим первым караваном, чтобы ты возглавил восстановление Храма и с первых дней начал проповедовать там слово Божье. Для этого часть папирусов, отобранных мною, ты возьмёшь с собой.
– Отец, но смогу ли я? Священники и раввины наверняка уже несут слово Божье иудеям…
– Нет. Вавилоняне практически стёрли Урушалимум с лица земли, и всё там предстоит начинать заново. И помни: Книга во всей ее полноте будет там лишь у тебя. Не только фрагменты на папирусе и пергаменте, но и целиком в твоей твёрдой памяти. Веришь ли ты в свои силы, справишься ли ты с миссией, которую на тебя возлагает Бог?
– Да, отец. Если такова твоя воля и если такова воля Бога, я отвечаю за то, что Книга будет звучать в стенах нового Храма из моих уст, и Бог будет говорить с иудеями моими словами.
– Хорошо, я верю в тебя. И ещё. Твои собственные пророчества должны стать новой частью Книги. Предпоследней её частью.
– Значит, мне надо переносить на папирус всё, что я буду слышать от Бога?
– Записывай, Зхарья, сразу на пергамент. Начинай создавать книгу пророка Зхарьи. У тебя будет не так много времени, чтобы потом тратить время на переписывание. И жди меня. Рассказывай людям о последнем пророке, который пришёл, посмотрел на разрушенный храм и умер, дав людям время на его восстановление. Пройдёт время, и я приду с одним из караванов в Уршалимум. Но для всех иудеев после твоих рассказов о последнем пророке я воскресну по воле Бога! Пусть город ждёт меня.
– Отец, я выполню всё, что ты наказал мне. И буду тебя ждать!
Зхарья бросился к Моше, и они крепко обнялись.
Потом Моше отвернулся и вышел из пристройки. Вокруг него словно повис какой-то странный зеленоватый туман. Моше оглянулся. Туман уже скрыл и храм, и пристройку, и Зхарью, стоящего в дверном проёме.
Этот туман покрывал будущее обоих, и оставалось только довериться Богу. И идти в тумане, ожидая от неизвестности того, что может помочь главному: выполнению великой миссии, возложенной на них Богом.
Но именно эта зеленоватая пелена неизвестности вдруг вдохнула в старого Моше какой-то прежний мальчишеский задор. Он всей душой почувствовал давно забытый вкус интересной Игры, и ему очень захотелось в эту Игру начать немедленно играть.
Но играть придется уже без сына, без Зхарьи, уходящего с караваном. И почему-то Моше было совершенно ясно: простившись в день отбытия каравана, они больше никогда не увидятся…

Глава 29. Мозг, сознание, разум

 «Кто живет в мире слов, тот не ладит с вещами»
Сергей Довлатов

И Даша, и Лёва, и сам Безмездник, вынырнув из вавилонского пленения в день сегодняшний, несколько минут не могли произнести ни слова. С одной стороны, события начали развиваться слишком быстро и плотно, тем более для Даши, к библейским сюжетам ещё не привыкшей. А с другой стороны, очень уж ортодоксален сделался к старости Моше. Где его фантазии и вольные пересказы? Да и Зхарья, кроме пророчеств, что-то никакой фантазии не проявлял…
Но Лилит поспешила всё поставить на свои места.
– Не правда ли, Лев Андреевич, – обратилась она персонально к Малиновскому, – ваш тезис полностью подтверждается? Лишь только на Рынке возникает новая ниша для покупателей, так тут же в этой нише начинается конкуренция. Ветхий Завет еще не собран до конца, а на горизонте уже маячат другие священные книги. А всё почему?
– А всё потому, – отвечал, не задумываясь, Лёва, – что у вашего Зхарьи пророчества эти лишь на очень отдалённую перспективу. Когда ещё Коран появится! Конкуренция в какой-то нише Рынка начинается только тогда, когда эта ниша достигает границ потребительского спроса. Проще говоря, когда люди как ресурс для Рынка уже все в этой нише находятся. Есть время собирать камни, а есть время камни разбрасывать. Время конкуренции для Библии ещё не пришло. Вначале надо людей собрать и объединить, а на это нужны века.
– Ну что же, убедительно, – кивнула Лилит. – А вы как считаете? – обратилась она к Безмезднику и Даше.
– Я думаю, – отвечала Даша, – что Лёва прав. Чтобы какой-то Книге начать конкурировать с Ветхим Заветом за прихожан, надо вначале собрать этих прихожан.
– Но ведь у Рынка именно такая цель и стоит! – скорее не возразил Даше, а поддержал её Миша. – И Библия ему нужна была именно для того, чтобы всех людей объединить. Но не как прихожан, а как покупателей!
– Значит, заказчик Библии – не Бог, а Рынок? – лукаво улыбаясь, задала провокационный вопрос Лилит.
– И никакого противоречия! – запальчиво бросился отвечать Лёва. – На раннем этапе своего развития Рынок – это демиург Творца, или Бога, если хотите. Он, хоть и преследует свои собственные цели, но поначалу напрямую помогает Творцу объединить всех людей на Земле, и в определённом смысле выступает Его орудием. В каком-то смысле сыном. Это при условии, что в замысел Творца входит это всеобщее объединение. И это вам ещё одно подтверждение Его трансцендентности! Вот вам и Троица, но только в расширительном контексте.
– Я так понимаю, – спросила Лилит, – что в квесте остались только те участники, которые согласны со Львом Андреевичем относительно трансцендентности Творца?
– С тем, что Творец может сделать таким же Творцом любого человека? – переспросила Даша.
– А это и есть Троица! – ответил вместо Лилит Лёва. – По Новому Завету, точнее, его позднейшим апокрифам, Бог-отец, Бог-сын и Бог-дух святой. И я могу считать себя Творцом, точнее, Его демиургом, потому что этого и хочет высший Творец от каждого из нас. Каким бы именем Его ни назвать.
– Однако, при всей вашей правоте, Лев Андреевич, – возразила Лилит, – Рынку-то вовсе не нужно, чтобы вы стали Творцом. Как вы справедливо изволили заметить, на ранних этапах своего развития Рынок – активный демиург Творца, который деятельно способствует воплощению Его замысла, для нас пока полностью ещё не раскрытого. Однако в какой-то момент, неизвестно, какой, он становится не менее активным тормозом в воплощении всё того же замысла. Это мы наблюдаем сейчас, в наши дни. И в этом противодействии проявляется природа любого единовластия: оно неизбежно рано или поздно становится помехой на пути развития замысла Творца.
– А в этот замысел входит Его трансцендентность? – задумчиво спросила Даша.
– Безусловно, Даша! – отвечала Лилит. – Если бы не входила, мы бы с вами не встретились. И в квесте нашем не было бы никакого ни смысла, ни прока.
– Получается, что Рынку было невыгодно, чтобы мы встретились? Чтобы вы провоцировали нас разбудить в себе Творцов? – продолжала развивать своё осознание Даша.
– А что Рынок может поделать с этим? – улыбнулась Лилит. – Над душами-то он не властен. Ну, может желаниями вас загрузить, может страхами, может гордыней. Но чем слабее ваша зависимость от вещей и событий, тем труднее ему это сделать. Может, ещё, правда, меня в ваших глазах разоблачить как дьявола, как он когда-то пытался это сделать с Воландом.
– Но ведь если всё называть своими именами, – вдруг в очередном озарении воскликнул Малиновский, – то дьявол-то, как сила, противостоящая замыслу Творца, – он сам, Рынок, и есть! Во всяком случае, в своём сегодняшнем качестве.
– Тут вот какая возникла путаница, и именно по воле Рынка, – отвечала Лилит. – В Ветхом Завете нет упоминания дьявола, он появляется как персона, как падший ангел лишь в Новом Завете. Зато сатана в Ветхом Завете есть, но не как персона, а как собирательное клеймо для любого антагониста, причём антагониста не только Бога, а любого персонажа. И в этом смысле сатана – не имя собственное.
– Получается, что по-другому антагонист – это сатана? – уточнила Даша.
– Да, именно так, – отвечала Лилит. – И ещё один, зашифрованный смысл главной книги Михаила Афанасьевича в том, что Воланд – сатана, но не дьявол.
– Да как не дьявол? – возмутился Малиновский.
– Да так, – спокойно отвечала Лилит. – Бал был у сатаны, Мастер сообщает Иванушке, что тот встретился с сатаной и везде по тексту, где речь идет о Воланде, он персонифицируется как сатана. Вот только сатана по отношению к кому?
– Не согласен! – закусил удила Лёва. – А когда Воланд говорил об Иванушке, что «он едва самого меня не свел с ума, доказывая мне, что меня нету!»? А когда он кричал Берлиозу: «Но умоляю вас на прощанье, поверьте хоть в то, что дьявол существует!»
– Ну так он и действительно существует! – воскликнула Лилит. – Куда ни повернитесь – Рынок! А вот что касается доказательств существования и несуществования персонально Воланда, то и здесь всё просто. Обычный силлогизм! Помните: «что же это у вас, чего ни хватишься, ничего нет!»? В чём конкретно состояло возмущение Воланда?
– Понятно, в чём, – пожав плечами, отвечал Лёва. – В том, что и дьявола тоже, как и Бога, нет.
– А разве вы не заметили, что со стороны Воланда вопрос про дьявола был просто провокацией, «прорезкой»? – спросила Лилит персонально Малиновского. – Для него существование дьявола в лице Рынка очевидно, он за этим и появился, чтобы что-то изменить в ходе событий. А уж когда услышал, что даже высокоумные литераторы такого дьявола не признают, тогда впервые почувствовал, что и про Бога с ними разговаривать тем более бесполезно. Значит, пришёл он пока рано.
– А как же доказательства Иванушки того, что его, Воланда, нету? – спросила поражённая Даша.
– А какие доказательства? – рассмеялась Лилит. – Иванушка только долбил в одну точку: «Нету никакого дьявола!», но доказывать ничего не доказывал. Да только консультанта возмутило не то, что совершенно очевидного дьявола в лице Рынка литераторы не признают, несмотря на Дом Грибоедова, Перелыгино и прочие источники привилегий для платежеспособных покупателей. А возмутил его, а скорее, привёл в отчаяние, именно что силлогизм с Богом.
– Бога нет, а значит, и его демиургов нет? – догадался Миша. – То есть, в частности, самого Воланда?
– Вот именно! – обрадовалась Лилит. – И сатаной этот демиург был только для Рынка.
– Если Иванушка, отрицая Бога, доказывал тем самым несуществование Его демиургов, то, пожалуй, вы правы… – тихо проговорила Даша.
– Но вернёмся к Троице. – бодро повернула тему Лилит. – Если вы, Лев Андреевич, миновав три развилки на пути нашего квеста, выбрали для себя безграничность ресурсов, ответственности и возможностей, то вы по праву можете найти в себе все качества Творца. Но только после последней, четвёртой развилки.
– Подождите, подождите, – торопливо сказала Даша. – Я пока не до конца разобралась с Рынком и с Троицей. Правильно ли я поняла, что, если я могу быть Творцом всего, что происходит в моей жизни, то я определяю по своей воле не только свою жизнь, но и жизнь окружающих меня людей, жизнь общества, большие события вообще на планете?
– Совершенно верно, Даша! – ответила Лилит. – В полном соответствии с методом Хо'опонопоно вы становитесь в таком случае ответственной за всё на свете, в том числе и за большие события на планете.
– Значит, Рынку невыгодно, чтобы я на себя брала ответственность! – продолжала Даша развивать свою мысль. – А выгодно ему, чтобы я этой ответственности всячески старалась избежать.
– А нас даже народная мудрость учит от ответственности всячески уходить, не то что только собственный опыт, – подтвердил Лёва мысль Даши. – «Только тот, на ком ездят, становится подкованным», например. Или ещё проще: «А мне это надо?» Так Рынок нас от ответственности и отучает всю жизнь.
– И совершенно понятно, – добавила Лилит, – что, когда одного звена в цепочке нет, то и всей цепочки нет. Никакого творца не получится из того, кто ответственность на себя взять не хочет или боится. А что касается Троицы, то её модель можно и ко внешнему миру применить, и к внутреннему миру человека.
– Во внешнем мире всё понятно, – уверенно заявил Малиновский. – Есть высший Творец как Бог-отец. Есть я как Бог-сын, или как демиург. А связь между нами – это и есть святой Дух.
– В принципе верно, Лев Андреевич, – незаметно поморщилась Лилит, – но не так пафосно. Вы – демиург, Творец – он и есть Творец, каким бы именем Его ни назвать, а дух, соединяющий вас, он вовсе не святой, а ваш собственный дух.
– А что это такое – мой собственный дух? – спросил наконец-то Миша. – Как вы это понятие определите, Лилит?
– Очень просто! – отвечала Лилит. – Как определяет его Практическая философия изобилия, дух человека – это поток, связывающий этого человека с высшим началом, в нашем случае, с Творцом.
– Что за поток? – спросила Даша. – физический?
– Физический, энергетический, информационный – любой, – отвечала Лилит, совсем не стараясь никого обидеть своим ответом. – Для кого-то, может быть, и святой. Но обязательно непрерывный. А вообще, поток – это непрерывно и безгранично мощно движущееся изобилие.
– А как именно этот поток, то есть дух, – сгорая от любопытства, спросила Даша, – связывает меня с Творцом? И обязательно ли мне для этого пройти все три развилки вашего квеста и считать всё в этом мире безграничным и бесконечным?
– На второй вопрос ответ: вовсе нет, – отвечала Лилит. – Абсолютно каждый человек обладает собственным духом как каналом связи и может по своему желанию в любой момент выходить на связь. Но способен ли он будет услышать то, что принесёт ему его собственный дух – вот вопрос!
– Но как? Как я могу делать это? – Даше не терпелось получить ясный и простой ответ немедленно.
– Для этого надо научиться пользоваться собственным разумом, точнее, той его частью, которая вам подвластна, – терпеливо объяснила Лилит. – Как говорил один из умнейших философов прошлого, Аристотель: «Ум относится к сфере человеческой, разум – к божественной». Он-то как раз знал главное об устройстве настоящего разума.
– Ум – это мозг? – спросила Даша. – Или только его часть? Или нечто большее?
– Хороший вопрос! – обрадовалась Лилит. – Люди сами толком не понимают, что такое на самом деле ум. Но принято это понятие определять через его функции: ум – это совокупность способностей к мышлению, познанию, пониманию, восприятию, запоминанию, обобщению, оценке и принятию решения. И всё это – функции мозга. Но почему-то такие функции того же самого мозга, как интуиция и воображение в этот перечень не входят. А почему?
– Мозг, как я где-то читал, – задумчиво ответил Малиновский, взяв в руки невесть откуда вдруг появившийся сочный апельсин, – устроен как будто слоями. Но не физическими слоями в смысле анатомии, а разными слоями по волновым частотам своей работы. Ниже всех по частоте – операционный слой принятия решений. – С этими словами Лёва разрезал тонким ножичком корку апельсина по диаметру, а затем в одной из половинок прочертил пополам ещё и полудиаметр. Завернув четвертушку кожуры наружу белым слоем, Малиновский показал всем поверхность этого белого слоя. – Потом, в порядке повышения частоты работы, идет слой восприятия, потом памяти, а потом мышления. Но вот как раз слой мышления делится на два слоя: дедуктивного анализа, приверженцем которого был Шерлок Холмс…
– От общего к частному? – переспросил Миша.
– Вот именно, – отвечал Малиновский, отделив ножичком на своей показательной четвертушке кожуры белый слой от оранжевого. – И затем – мышления индуктивного, от частного к общему. Это как раз и есть обобщение частных фактов в единую закономерность, а на самом деле – синтез.
И тут Лёва показал всем изнанку тонкого оранжевого слоя апельсиновой кожуры.
– По сути, это слой творчества, – вмешалась Лилит. – Именно в процессе индуктивного мышления и создаются людьми открытия, стихи и сонаты. И это качественно иной, высший слой мозга человека. Который, увы, у многих так и остаётся незадействованным большую часть жизни…
– Чего Рынок, наверное, и хочет больше всего! – добавила Даша.
– Это точно! – согласился Малиновский. – Но есть ещё два частотных слоя человеческого мозга: именно что интуиции и воображения, как я помню. Как раз о которых говорила Лилит. – И Лёва поскоблил своим ножичком наружную, оранжевую часть кожуры. – А в них-то самая цедра и есть!
Тут он отломил от апельсина дольку и с аппетитом отправил её в рот.
– Вот как раз все эти три высших слоя: творчества, интуиции и воображения, – заключила Лилит, – Рынок и стремится заблокировать у человека, в основном через систему образования. Ну, и общественных ценностей, конечно!
– Меня в школе воображалой дразнили, – улыбнулась Даша. – И всё время учителя укоряли: «Слишком много о себе воображаешь!»
– А интуиция? Её же Рынок тоже блокирует! – включился в разговор Безмездник. – Постоянно слышишь: «фактами надо руководствоваться, а не домыслами»!
– А почему люди это всё слушают? – спросила Лилит. – Просто более низкие частотные слои в их понимании главнее! Опыт, оценки, анализ. «Всё подвергай сомнению, даже сомнение». Но самое интересное, что все эти семь волновых уровней функций человеческого мозга подконтрольны его, человека, сознанию!
– А сознание человека – это что? Как его можно точно определить? – спросила Даша.
– А вы ещё от определений не устали? – улыбаясь, задала Лилит встречный вопрос. – Может быть, сделаем перерыв на кофе и фрукты?
Тут, натурально, на столе появился уже знакомый друзьям кофейник на спиртовке, четыре изящных кофейных чашечки, молочник и две больших вазы с аппетитными фруктами. На отдельных четырёх тарелочках лежали самые разные орехи и сухофрукты.
– Мозг человека – просто часть его тела, и со смертью человека погибает и эта его часть, – потягивая кофе из своей чашечки, продолжала Лилит, как ни в чём не бывало. – Ум человека неразрывно связан с его мозгом, и все семь волновых функций мозга тоже действуют лишь пока человек живёт, то есть остаётся открытой системой.
– И пока он живёт, для его ума нет никаких границ? – уточнила Даша, распробовав финики и угощаясь ими.
– Совершенно верно! – отвечала Лилит. – Но ведь когда личность умирает физически, включая и её мозг, после неё остаётся нечто, что продолжает жить по законам жизни. Память об этой личности в умах других людей, идеи, открытия, книги, песни… Незавершённые замыслы, наконец.
– Это как с Моше получилось. – подключился Безмездник. – Он задумал всех людей на Земле объединить своей книгой, а сам до этого объединения не дожил. А Книга-то его живёт!
– А как бы вы, Михаил Александрович, – прищурившись, спросили Лилит, – назвали ту часть человека или вообще живого существа, которая сохраняет его индивидуальность и продолжает жить после его смерти?
– Так а что тут думать? – проглотив последнюю дольку своего апельсина, бестактно вмешался Малиновский, хотя вопрос адресовался не ему. – Всё давно уж названо! Это и есть его душа.
– Согласны, Михаил Александрович? Согласны, Даша? – в порядке уточнения переспросила Лилит.
– На все сто! – отвечал Миша двойной цитатой, а Даша просто кивнула.
– Рынку бессмертная ваша душа вовсе не нужна, – вздохнув, продолжала Лилит. – Она его не интересует. Рынку нужна та ваша часть, которая хочет, желает, жаждет – и испытывает унижения. И понятно, что это ваша часть вечно не живёт, а уходит в небытие вместе с вами.
– А что это за часть меня? – с любопытством спросила Даша. – Ум?
– И да, и нет, – отвечала Лилит. – Унижения и желания сжигают человека на всех нижних слоях «апельсиновой корки»: восприятии, памяти, мышлении от общего к частному и, наконец, решении. В противоположность духу человека многие авторы называют эту часть личности – «эго». «Я». Точнее, то, что отделено от Творца и никак с ним не связано.
– Может быть, это эго и есть сознание человека? – спросила Даша, забыв про свой кофе.
– Нет, Даша, сознание, строго говоря, это нечто большее. – отвечала Лилит. – Хотя, чего только люди ни понимают под понятием «сознание», в особенности благодаря неаккуратным переводам. А оно на самом деле включает в себя и высшие частотные слои мозга, недоступные для эго.
– Вот приблизительно как сознание определял Фрейд: – Малиновский решил помочь Лилит, – Сознание – это та часть головного мозга, которая создает, хранит и преобразует знания на основе приема и обработки информации и энергии из внешнего мира в состоянии бодрствования.
– Ну что же, – согласилась Лилит, – именно так определяется понятие «сознания» и в Практической философии изобилия.
– А подсознание Фрейд определял по аналогии: – продолжал Лёва, – Подсознание – это та часть головного мозга, которая продолжает функционировать и тогда, когда человек погружается в состояние сна
– Подсознание уж как только не называли! – Лилит отломила от очищенного апельсина дольку и с аппетитом, очень вкусно отправила её себе в рот. – Но это та часть мозга, которая работает всегда, и работает на гораздо более высокой частоте, чем сознание.
Бьюсь об заклад, читатель, ты уже притомился. Они там хоть апельсины с финиками едят, а тебе напрягаться приходится, вдумываться… Поневоле заскучаешь. Однако эти умники ещё даже до того, что такое разум, не добрались. Самое интересное, что все эти подготовительные рассуждения наших персонажей к собственно квесту прямого отношения не имеют.
Сейчас мы их с тобой поторопим.
– Так что же такое всё-таки разум? – решила Даша помочь нам с тобой, читатель. – Мозг, ум, сознание, подсознание… А разум – это что-то совсем другое?
– А вот мы сейчас посмотрим, что такое разум, – отвечала Лилит.
И с этими её словами на привычном уже друзьям экране возникло сразу три объёмных картинки рядом друг с другом.
В верхней части первой картинки находился мужчина лет сорока, видимый, словно бюст героя, по грудь. Мужчина был очень похож на Малиновского, только постарше. Он держал в руках смартфон. В нижней части, под условным Малиновским, располагался парнишка лет десяти, тоже видимый по грудь, который одной рукой держал смартфон, а другой стремительно перемещал компьютерную мышь, очевидно, играя в какую-то игру на компьютере. Между ними «струился эфир», точнее, маревом колебалось пространство, очевидно символизируя мобильную связь.
Вторая картинка представляла собой двух старцев. Верхний был очень похож на Бога, сотворяющего Адама, кисти Микеланджело на потолке Сикстинской капеллы. Но одного, без Адама и ангелов. Второй же старец был несомненно Моше в его почти столетнем возрасте. И точно так же между старцами «струился эфир».
А на третьей картинке в нижней её части вообще кружилась планета Земля, окружённая вибрирующей радужной оболочкой. Между этой оболочкой и поверхностью планеты то тут, то там вспыхивали яркие молнии, берущие начало на Земле. Молнии ударяли в вибрирующую оболочку, отражались от неё и возвращались в исходную точку.
– Прошу! – с интонацией радушной хозяйки пригласила Лилит компанию к просмотру. – Перед вами три примера действия разума. Очень бы хотелось, чтобы каждый из этих примеров прокомментировал кто-то из вас, по одному на участника нашего квеста.
– Начну с себя! – заявил Малиновский. – Я так понимаю, что это мой Денис лет через шесть, сидит и дурака валяет, а папу не слушает. Никакого разума в этом примере не проявляется. Я, вроде как бог-отец, транслирую своему сыну, которого тоже хочу Творцом вырастить, что-то важное и нужное для него, а он, неслух, делает вид, что меня слушает, а сам в игру какую-то режется и не воспринимает ничего. Ну, а сотовая связь между нами – я так понимаю, тот самый дух и есть. Канал связи.
– Ну что же, Лев Андреевич, – приняла «зачёт» Лилит, – очень похоже на общение с Творцом большинства людей на Земле. Вот только уточняющий вопрос: а почему ваш Денис вас не слышит?
– Да нет, он слышит, конечно, – отвечал Лёва, – и даже иногда впопад отвечает. Но вот его сознание, перед тем, как он вышел на связь, заранее поставило оценку событию: ничего полезного папа не скажет, игра важнее. А если загрузит каким-то заданием, скажу, что не понял. Ясно, что эту оценку подсказали Денису слои его мозга: памяти, дедуктивного мышления и решения, точнее, его эго.
– Прекрасно! – подвела итог Лилит. – И добавить нечего. Итак, этот процесс похвастаться наличием разума не может?
– Не может! – подтвердил Малиновский.
– А теперь, если можно, я, – попросила Даша. – Я про Землю и эти молнии. Вот если, по Вернадскому, эта оболочка над планетой – ноосфера, точнее, идеосфера, то вспышки на Земле – это запросы конкретных людей, индивидуальностей об ответе на какой-то вопрос, решении какой-то задачи, а может быть, и на открытие или создание чего-то нового, чего ещё никто не видел и не делал. В ноосферу идёт вопрос, а от неё ответ, причём идет всегда, как мы видим. А вот принимает или нет этот ответ тот, кто вопрос задал, неизвестно. Это уже зависит от того, что в этом спрашивающем будет сильнее: дух или эго.
– Браво, Даша! – радостно воскликнула Лилит. – Только одно уточнение: почему именно ноосфера?
– Ну, может быть, не ноосфера, а что-то или кто-то, кто выступает в роли Бога-отца. Тот, кто спрашивает, это – Бог-сын, если он готов принять ответ отца. А вот эти молнии, идущие туда и обратно, это, получается, как раз дух этого спрашивающего и канал его общения с отцом.
– Отлично! А теперь вы, Михаил Александрович.
– Мне будет совсем просто отвечать, – начал Безмездник. – Моше всю свою жизнь не просто переписывал таблички, создавая свою Книгу. Он делал её живой. И уж, конечно, был убеждён, что все его образы и истории подсказывает ему Бог-отец. Поэтому он совершенно по праву считает себя в каком-то смысле сыном Бога. Тем более что вы, Лилит, ему прямо обещали отцовскую поддержку на много лет его жизни. И уж Моше-то принимает все подсказки, которые приходят к нему по этому каналу его собственного духа, как откровения, не подлежащие оценке и пересмотру. Пророчества!
– Ну что же, три разных отношения к собственному духу и три разных уровня разумности, – подытожила Лилит. – Полное неприятие того, что приносит дух, частичное приятие время от времени и полное, стопроцентное приятие. А теперь посмотрим, как это происходит.
Немедленно все три картинки исчезли с экрана, зато появилась одна. На картинке этой появилась полупрозрачная голова Лёвы Малиновского, внутри которой явственно наблюдался Лёвин мозг.
– Не возражаете, Лев Андреевич? – спросила Лилит.
– Наоборот! Польщён, – заулыбался тот.
– Вот и славно! – Лилит повернулась к экрану. Лёва на экране хмурил брови и тёр лоб. Очевидно, его мучал какой-то вопрос. Судя по эмоциям, которые волнами набегали на Лёвино подвижное лицо, вопрос был непрост и очень важен.
– Мы наблюдаем начало процесса рождения разума, – начала комментировать Лилит, но тут же всех и надула. – А вот что будет дальше, расскажите сами!
– Ну, дальше я буду искать в своей памяти, в своем опыте возможности, которые мне эту задачку помогут решить, – начал Малиновский.
– И как? Найдёте? – спросила Лилит и тут же, не дожидаясь ответа: – А если найдёте, можно ли будет назвать такой ответ проявлением разума?
– Вряд ли…– задумчиво произнёс Лёва. – Скорее, просто проявлением навыков. Старого опыта.
– Верно! – кивнула Лилит. – А разум?
– Сдаюсь…– сказал Малиновский, подумав.
– Можно я? – подняла Даша руку, как в школе. Лилит только кивнула. – Я, когда не могу решить какую-то сложную по жизни задачу, всегда говорю себе: «Утро вечера мудренее». И ложусь спать. А утром очень часто находится ответ!
– А что же происходит с вами ночью? – заинтересованно спросила Дашу Лилит.
– Ну, я сама себе говорю: утром мне надо получить ответ на мой важный вопрос. И засыпаю.
– То есть, какая часть вашего мозга отключается?
– Отключается сознание, если верить Фрейду. – уверенно отвечала Даша. – И, эго, как мы его определили, уж точно на ночь отключается.
– Эго отключается, а дух? – с искренним интересом спросила Лилит.
– А дух, выходит, освобождается! – радуясь открытию, воскликнула Даша. – Эго его больше не блокирует своими оценками, что правильно, а что неправильно!
Во время этого диалога с изображением Лёвиной головы происходило следующее. Как кожура над апельсином, над изображением мозга ярко проявилась двуслойная оранжевая и белая оболочки. Причём оболочка белого цвета начала ярко и тревожно светиться, а от оранжевой потянулся куда-то вверх яркий вибрирующий оранжевый же луч. Но вот голова сонно заморгала веками, закрыла глаза, наклонилась набок и начала даже немного похрапывать. И белая оболочка почти сразу же погасла, а оранжевый луч стал много ярче и вдруг, словно отразившись где-то там, в высоте от невидимого зеркала, вернулся обратно к оранжевой оболочке.
– Этот луч и есть, наверное, дух! – обрадованно воскликнула Даша. – А белая оболочка – это низшие волновые слои сознания, там живёт эго! И сейчас оно тоже спит вместе со своим владельцем.
– То есть, со мной, – улыбаясь, сказал Лёва.
Луч прошёл оранжевую оболочку и уперся в побледневшую белую, там остановившись.
– Это была первая часть марлезонского балета, – сказала Лилит. Сознание сформулировало вопрос, эго на ночь отключилось, а дух, который никогда не спит, отправился на связь с Творцом, чтобы получить ответ. И получил его, заметьте! Дух всегда получает от Творца ответы на все вопросы. А теперь вторая часть.
Изображение Лёвиной головы тут проснулось, зевнуло, и белая оболочка ярко засветилась.
– Два варианта развития событий. – продолжала Лилит. – Первый. Либо эго вообще не слышит ответы, найденные духом, либо отторгает их, как не отвечающие старому опыту, – тут оранжевый луч, отразившись от белой оболочки, попытался подняться вверх, но тут же и растаял. – А второй вариант: эго принимает эти ответы без оценок и сравнений со старым опытом и отправляет в подсознание, в копилку нового опыта и новых осознаний.
Тут оранжевый луч пробился сквозь белую оболочку и отправился в глубины Лёвиного мозга. А мозг в ответ на это, постепенно разгораясь, начал окрашиваться оранжевым цветом, словно половинка очищенного апельсина. Это было очень красиво.
– Вот вам и модель разума конкретной индивидуальности, – подвела итог Лилит.
– Значит, получается, что разум – это не просто часть человека, а триединый процесс? – поразилась Даша. – Человек, Творец и связующий их дух?
– Снова Троица! – воскликнул Лёва.
– Совершенно верно, это проявление принципа Троицы во внешнем проявлении разума, – кивнула Лилит.
– А разум в таком случае, как цепочка, состоит из трех звеньев: Творец, человек и соединяющий их дух этого человека! – определила для себя Даша. – И чем сильнее его дух, чем плотнее он связывает человека с Творцом, тем более человек становится духовен!
– И если этот человек в таком духовном процессе ещё и полностью отключит оценки своего эго, – добавила Лилит, – то он станет полностью разумным!
– Так это что же выходит, – поразился Безмездник, – разумность и духовность – почти одно и то же качество человека?
– Не совсем так, –  поправила Мишу Лилит. – На самом деле человек разумно и осознанно управляет не уровнем своей духовности, а самостоятельно определяет только степень собственной бездуховности. А духовность любому человеку дана как дар.
Все трое слушателей Лилит как-то вместе непроизвольно откинулись на спинки своих стульев и так же вместе разом вздохнули. Вывод и вправду получился для них неожиданный.
И тут вдруг внезапно взорвался Лев Андреевич Малиновский, отложив в сторону надкушенный персик.
– Стоп! То есть что же это получается: разум – это свойство не человека, а мироздания? Творец, поток в качестве духа, ответы в изобилии на любые вопросы – а человек вообще ни при чём? Только знай, оценки отключай и принимай всё без разбору, как тварь бессловесная?
– Почему же бессловесная? – попытался успокоить Лёву Безмездник.
– Ну вы сами-то соображаете, до какого уровня такой взгляд низводит на нет само понятие разума? – всё больше горячился Лёва. – Выходит, всё, что я творю, создаю, изобретаю – это всё не плоды моих творческих мук и исканий, а подарочки, которые мне добрый папа кладёт под ёлочку? И если я делаю открытие чего-то такого, чего никто и никогда ещё не видел и о чём никто даже и не догадывался, это всё у Бога в запаснике лежит, и Он мне эти открытия под руку подсовывает по ночам?! Какой у меня разум тогда остаётся? Найти эти подарки под ёлочкой?
– Вопрос резонный, – спокойно кивнула Лилит. – А как, в таком случае, вы бы сами, Лев Андреевич, определили источник ваших открытий и озарений? Откуда они берутся? Как ваш разум додумался, например, до идеи успеха как произведения сомножителей: знания, умения и навыки? Ведь это же красивая формула, не менее красивая, чем E=m*c2.
– Ну как откуда? – словно споткнулся Малиновский, но быстро взял себя в руки. – На то он и разум! Творец мне дал свои права, и я могу быть не менее могущественным, чем Он. И уж во всяком случае, постигать все Его замыслы. В том числе и формулу настоящего успеха.
– То есть, вы уверены, что ваше собственное индуктивное мышление не воспроизвело, а создало эту формулу? – в голосе Лилит прозвучало что-то вроде сочувствия Лёве.
– Ну, пусть не эту конкретно, но любая, абсолютно любая формула может быть создана человеком и изменить реальность. Вот придумал Маркс коммунизм как идею, и изменил реальность на столетия!
– Пример, прямо скажем, не очень удачный, – вздохнула Лилит, – да и не Маркс придумал коммунизм. А общая формула разума скорее такая: у Творца есть любой чертёж всего, что когда-либо может быть создано в природе. А человеческий разум, добыв этот чертёж, воплощает замысел в реальности. И весь вопрос, откуда и как он этот чертёж получает.
– Ответ у меня однозначный! – твёрдо ответил Лёва. – никаких конкретных чертежей у Творца нет, любой чертёж я творю сам! Придумываю сам, черчу сам и создаю тоже сам!
– А что же, в таком случае, делает ваш дух? Зачем он вам? – грустно спросила Лилит. – И что такое в таком случае духовность?
– А тогда получается, – отвечал Лёва, – что мой дух нужен мне лишь для того, чтобы по его каналу Творец передал мне месседж стать его демиургом, у которого в распоряжении есть изобилие ресурсов и возможностей для создания всего, что он только сможет вообразить!
– А разум?
– И разум мой – тоже исключительно функция моего мозга. – уверенно отвечал Малиновский.
– Что же, мне очень жаль, – вздохнула Лилит, – Но вы только что прочертили для себя очень жёсткие границы и отказались на четвёртой развилке от безграничности… замыслов. Или, иначе говоря, чертежей Творца.
– А разве я сам не в состоянии вообразить и составить любой чертёж? – гордо вскинув вверх голову, вопросил Малиновский.
– Как демиург – можете, а как Творец – нет. – отвечала Лилит. –  Просто потому, что не все они будут вам интересны. Вот, например, вас совершенно не увлекает музыка или архитектура, и новых сонат вам не создать. Но духовный мир не знает исключений, и у Творца есть чертежи на любой вкус и по любой теме. Впрочем, это уже совсем другая история…
– Вы хотите сказать, Лилит, – настороженно спросил Малиновский, – что, если я не приму вашу модель разума, дальше по квесту мне пути нет?
– Увы! – Лилит ещё раз вздохнула. – Я подарю вам на прощание ещё одну формулу. Её изобрели не вы, но вы её блестяще применили, Лев Андреевич.
– Какую формулу?
– Вот эта формула: гордыня неразумна и бездуховна. И надеюсь, вы не будете на меня за неё в обиде.
– Да, Лилит, не думал я, что мы так расстанемся из-за какой-то ерунды, – с детской обидой проговорил Лёва. – Но что же делать! Раз вы так решили в отношении меня…
– Нет, Лев Андреевич! – не обращая внимания на эту обиду, ответила Лилит. – Это вы сами так решили в отношении себя. И пусть тот маршрут, что мы прошли вместе, принесёт вам настоящий успех на вашем пути. В любом случае уверена, что время вашей замечательной работы придёт, и люди узнают о ней! Прощайте!
И Лёва исчез, очевидно, переместившись в свой кабинет на Казанской улице в Санкт-Петербурге.
– Как жаль Лёву! – грустно сказала Даша. – Не хотелось с ним расставаться…
– Даша, не грустите, – утешила её Лилит. – Наши друзья не уходят от нас, они просто отстают. А мы пойдём дальше.
И тут на разгоревшемся экране снова появилось дерево маршрута с кроной зелёного тумана и невидимая площадка с тремя оставшимися человечками. Фигурка же Лёвы с большой неохотой свернула на правую развилку, показавшуюся в тумане и отправилась в её тупиковый конец. Даша помахала фигурке рукой.
– Ну что же, Даша, ваш черёд! – совсем другим, бодрым голосом произнесла Лилит. – Назовёте очередную, на этот раз последнюю букву?
Даша пристально вгляделась в предыдущие буквы «Н», «О» и «Р» и, подумав, сказала:
– Одно из двух: либо «разумность», либо «духовность». Я выбираю «духовность»!
И тотчас же красивая неоновая буква «Д» зажглась у Лёвиной развилки, а по самой надписи снизу вверх прокатилась яркая волна, образуя слово «НОРД». Сразу же в центре буквы «О» появилась тонкая стрелка, у которой, как у монады «инь» и «ян» одна сторона была синяя, а другая красная. Стрелка покружилась несколько раз, потом заколебалась около вертикальной оси и наконец застыла неподвижно, указывая синей своей стороной вертикально на вершину дерева.
И тут невидимая платформа с тремя фигурками начала всё ускоряющийся подъем сквозь зелёный туман листвы. И вот, преодолев всю толщу зоны тумана, она вынырнула над всем деревом маршрута, зависнув над ним.
А неоновые буквы на стволе дерева на этот раз пропустили через себя световую волну в обратном порядке, теперь образовав слово «ДРОН». И тут же откуда-то из зелёного тумана выпорхнул большой крестообразный дрон с четырьмя вращающимися пропеллерами. На брюхе этого дрона была укреплена видеокамера.
Дрон взлетел повыше и принялся планомерно барражировать над поверхностью тумана. А та, в свою очередь, как звёздное небо, вся зажглась яркими точками. Затем экран перешёл в режим «картинка в картинке», начав демонстрировать в своей верхней правой части то, что передавала камера дрона.
– Как красиво! – вздохнула Даша. – А что это за звёздочки?
– Это чертежи Творца, – отвечала ей Лилит. – Самые разные возможные сценарии будущего, в данном случае конкретно вашего и Михаила Александровича. Вы, конечно, могли бы, как хотел Лев Андреевич, начертить их и сами, но тогда, при всём моём уважении к вам, их было бы по всей поверхности дерева вашей судьбы всего несколько штук. А так, посмотрите – их просто изобилие!
Звёздочки переливались самыми разными цветами и были похожи на застывший салют. А на маленьком экране тем временем проплывали, чередуясь, разные сюжеты.
Вот Даша вместе с Мишей регистрируют свою новую семью, а вокруг множество радостных родных и друзей. Им дают двух белых голубей, чтобы сделать фотографию, но вдруг голубь с руки Даши взлетает и летит прямо на фотографа. Вспышка – и удивительная фотография счастливой пары, а над ними – огромный белый ангел, укрывающий их своими крыльями.
Вот счастливая пара вместе зимой на льду Байкала, а под ногами у них проплывает множество быстрых рыб.
А вот они гуляют втроем в парке с малышом лет пяти в белом костюмчике, и он весело смеётся.
А вот они на сцене вместе, в финале спектакля «Возвращение Маленького Принца», а подросший малыш лет восьми в костюме Маленького Принца с жёлтым шарфом танцует зажигательный танец.
А вот ещё, ещё, ещё картины…
– У Творца бесконечно много чертежей, – наконец включила Лилит озвучку картин. – И в событиях вашей жизни нет ничего невозможного. А теперь посмотрим, как происходит переход от НОРДа к ДРОНу. Итак, с чего начнём?
– С выбора замысла, конечно! – уверенно ответила Даша. – Можно с мечты, можно с цели, но лучше с замысла.
– Поскольку факт создания вами счастливой семьи – событие, скорее всего, уже определённое, – улыбнулась Лилит, – предлагаю выбрать событие, без которого жизнь вполне может идти и дальше. Предлагаю взять для примера создание вашим творческим союзом музыкального спектакля «Возвращение Маленького Принца», от замысла и написания либретто до постановки, премьеры и наполнения зрительного зала.
И тут дрон вернулся к точке, в которой был виден финал спектакля и увеличил изображаемую картинку.
– Итак, из изобилия замыслов вы выбрали один. А дальше? – спросила Лилит.
– Дальше – изобилие возможностей! – ответил на этот раз Миша. – Новая азартная игра, в которую мы еще никогда не играли!
При этих словах дрон спустился по дереву пониже, примерно до буквы «Р» и принялся одну за другой демонстрировать подготовку к спектаклю: написание учениками Даши и Миши стихов и музыки к партиям героев, занятия хора, артистические мастерские, занятия сценическим движением и техникой речи, изготовление костюмов и декораций, и, наконец, репетиции сцен спектакля.
– Но прежде, чем начать использовать все эти возможности, необходимо ещё одно изобилие. Какое? – спросила Лилит.
– Ответственность! – воскликнула Даша. – Изобилие ответственности!
– Совершенно верно! Отвечать придётся за всё, за самые неожиданные вещи, – согласилась Лилит. – И есть очень надёжный способ эту ответственность контролировать. Надо просто поставить перед собой дату, после которой усилия по достижению цели прекращаются, если она не будет достигнута.
И тут дрон спустился к букве «О», а на экране загорелась яркая надпись: «6 апреля».
– Это дата выхода первого издания книги Сент-Экзюпери, – сообщила Лилит. – Вам осталось только определить год. Ну, и последнее, точнее первое изобилие?
– Ресурсов! – хором ответили Даша и Миша. А дрон переместился к первой букве «Н».
– Наш спектакль будет живым, и будет развиваться и расти по законам жизни! – добавила Даша.
– Замечательно! Всё? – лукаво спросила Лилит.
– Вроде всё… – отвечал Миша.
– Нет, не всё! – воскликнула Даша. – надо послать благодарность всему пройденному пути за то, что он пройден! От замысла к самым корням!
– Браво, Даша! – воскликнула Лилит. А в зелёном тумане зажглась яркая извилистая полоса от звёздочки с картинкой спектакля вниз до самых корней, уходя в землю.
– Ну что же, наш квест почти пройден и осталось теперь нам теперь ещё получить настоящую свободу, – сообщила Лилит. – И снова нам поможет в этом старый знакомый…

Глава 30. Свобода выбора и свобода

«Но можно взлететь немного на доброй ладони Бога
И различить дорогу, где нет ни следов, ни вех…»

В один из дней ранней весны Александр Флетчер снова встретился с Матвеем на набережной у каштана. Почти год не было учителя на привычном месте, и все это время Флетчер откладывал причитающуюся ему часть десятины. И теперь с радостью положил внушительную пачку денег на все тот же камышовый коврик.
– Благодарю, Александр. Ты хороший ученик. Ты смог не только изменить свою собственную жизнь, но и мир вокруг себя. Теперь ты готов идти дальше?
– Да, учитель.
– Значит, нам пора. Скажи, что нужно людям, когда они утолили голод и знают, что больше никогда голодать не будут?
– Наверное, то, чего у них нет или совсем мало.
– Ты прав. Чего же так мало сегодня у почти всех людей?
– Может быть, друзей?
– Ты снова прав. Кто такие друзья?
– Наверное, это люди, которые готовы дарить нам внимание, сострадание, любовь.
– Но почему их мало, таких людей?
– Может быть, потому что у людей мало времени? Они заняты делами, бизнесом, заработком денег, и им некогда быть внимательными или сострадать.
– Вот ты и сделал еще одно открытие. Теперь, чтобы менять мир дальше, не рассчитывай последствий, не обдумывай действий. Просто начни. Начни делать. Подари учителям десятину своего времени! Своего искреннего внимания, участия, любви. Увидишь, что получится.
Флетчер хотел что-то возразить, что-то спросить. Но подавил свое желание, встал, молча поклонился и пошел прочь.
Новая задача!
Весь мир, который окружает его, – это мир денег. Их можно заработать и потратить. А время? Потратить его, конечно, можно, но заработать?
На этот раз Александру долгих часов размышлений на любимом обрыве не понадобилось. Он просто решил сделать так, как сказал Матвей. Список учителей теперь составлять было не нужно, в нем сегодня значилось семь человек. Он решил просто предназначить учителям одну десятую часть времени каждый день – два часа двадцать четыре минуты. Как раз один день недели на одного учителя. Время вне времени, время вне бизнеса, время внимания и сопереживания жизни учителя, его заботам, его семье.
На следующий день был понедельник. Александр назначил этот день для своего бывшего работодателя и партнера, а воскресенье отвел для Матвея.
Нелегко было Флетчеру выкроить из своего загруженного дня два с половиной часа для, казалось бы, пустых разговоров. Да и партнер на его предложение встретиться и поговорить, с сожалением сообщил, что у него есть свободных только двадцать минут. Но когда они встретились, и партнер увидел, что у Александра нет ни коммерческого интереса в этой встрече, ни деловых предложений, а он просто пришел выразить благодарность, беседа затянулась. Да её и трудно было назвать беседой. Партнер рассказывал, Александр слушал. Может быть, впервые в жизни слушал не для того, чтобы достичь какой-то цели и извлечь какую-то выгоду, а просто – с искренним вниманием и желанием хоть в чём-то помочь.
Два с половиной часа пролетели незаметно. За это время Александр успел сказать лишь несколько фраз. Но при расставании неожиданно услышал от своего бывшего работодателя:
– Я так тебе благодарен, Александр! Впервые в жизни чувствую, что у меня появился настоящий друг!

*                *
*

Только первую неделю Флетчеру было трудно целых два с половиной часа каждый день останавливать жесткий ритм событий, погружаться в неспешную беседу, в которой ему каждый раз было нужно сказать всего несколько слов. Всё остальное время он слушал. Как, оказывается, нужны людям непритворно внимательные, искренние слушатели! Глаза его старых учителей загорались молодым огнем, в каждом из них пробуждалось что-то детское, живое.
Но уже к первому воскресному дню, дню свидания с Матвеем, Александр так привык к этим медленным часам, минутам остановившегося времени, секундам без практической цели, что чувствовал их главными в своём сегодняшнем дне. Что-то необратимо менялось в нём, успешном и богатом Александре Флетчере, как будто дремавший в земле прошлогодний орех каштана выпустил крепкий живой росток, неудержимо прорывающийся к солнечному свету.
Жизнь стала наполняться новым смыслом. Словно в увлекательной книге об этой жизни открылась новая, совершенно неожиданная глава. Александр начал получать истинное наслаждение, как будто лакомился поразительными по глубине и красоте самыми разными мыслями и идеями своих учителей. А идеи эти рождались в неспешных беседах просто на глазах, сами собой.
Ближайшие ученики Александра, конечно, заметили, что у их учителя появилась новая привычка в одно и то же время исчезать надолго, и после этих исчезновений обязательно приносить что-то новое, делиться с ними неожиданными мыслями и осознаниями. И скоро, узнав, в чём дело (Флетчер по своему обыкновению этого и не скрывал), ученики стали повторять своего наставника. У каждого из них, несмотря на занятость, появилось время для своих учителей. Время внимания и заботы.
Очень быстро каждый из них, а первым Александр Флетчер, почувствовали, что для настоящего внимания и сострадания круг собственных учителей слишком узок. И десятина их свободного времени и душевного тепла стала распределяться на самых разных людей. Вначале близких, потом знакомых, а потом и вовсе незнакомых и даже чужих. Ведь близкая связь их душ с душами их учителей была уже установлена и не требовала такого большого времени.
И неожиданно обнаружилось, что поток времени, наполненного вниманием к людям, рождает встречный поток благодарности, доверия и любви.
Мир менялся. Менялись ученики и учителя, менялись старики, менялись дети. Впрочем, детям и меняться было не надо – они с радостью принимали новый мир, наполненный любовью.
Даже бизнес изменился неузнаваемо. В прошлое ушли фирмы и организации, в уставах которых в качестве основной цели было записано «извлечение прибыли». Мир наживы просто перестал существовать. Очень быстро выросли новые корпорации – «корпорации, наделённые душой». Как говорил когда-то Флетчеру Матвей, душа – это средоточие неизменных понятий и ценностей, которые делают человека человеком и которые нельзя вывести из других понятий. Благодарность, любовь, внимание, доброта, свобода… Именно эти ценности и были положены в основу новых корпораций, создаваемых последователями Александра Флетчера. Свобода и благодарность, любовь и ответственность, доброта и внимание – по отношению к каждому сотруднику корпорации и всем людям на земле и по отношению к самой корпорации в целом. Ведь обладающая душой корпорация – это то же живое существо. Тот же человек. И денежные потоки таких корпораций стали следствием, а не целью их душевных качеств.
Да, мир бизнеса изменился неузнаваемо!
В один из дней, каждый из которых стал теперь для него наполнен счастьем до краёв, Флетчер, как всегда, пришёл на набережную к своему первому учителю и не увидел камышового коврика на привычном месте. Он растерянно поискал глазами и облегчённо вздохнул: Матвей стоял у каштана, усыпанного созревшими плодами, опершись руками на парапет набережной и глядя на сверкающие под солнцем волны моря.
– Ты многое сделал для мира, Александр, но главное твоё дело, твое предназначение ещё не исполнено, – задумчиво сказал Матвей, не отрывая взгляда от моря. – Пора начать отдавать десятину напрямую Творцу.
– Напрямую? Ты хочешь сказать, что десятина денег и десятина времени, которую я отдавал учителям, могли не доходить до Творца?
– Вовсе нет. Ты делал всё правильно и просто. Ты шёл коротким путем. Но теперь ты вырос и способен говорить с Творцом напрямую.
– Напрямую с Творцом?
– Да, с Творцом. Ведь Он живет в тебе, как Он живет в каждом из нас. Отдай Ему десятину своих доходов, своего времени, своего внимания. Услышь, чего Он хочет. Чего хочешь Ты.
– Но разве я и так не знаю, чего я хочу? Разве я не отдаю сам себе куда больше, чем десятину – своих доходов, своего времени, своего собственного внимания?
– Нет. Ты очень невнимателен к себе и, по сути, обделён больше других, кому твое время и внимание теперь достаются сполна.
– Я не могу поверить своим ушам, учитель. Я – невнимателен к себе? Я не уделяю себе времени?
– Может быть, телу – да, уделяешь. Но душе – нет. А кто на самом деле твой главный учитель? Конечно, душа! В ней живут твоя совесть, твоя справедливость, твоя благодарность. И твоя свобода выбора. Знаешь ли ты, что это такое – свобода выбора?
– Конечно, знаю! Это право выбирать любой путь среди всех развилок и перекрестков путей!
– Нет, Александр. Такое право у тебя есть всегда. Не в этом твоя свобода выбора.
– А в чем же, учитель?
– Представь себе, что Творец, обитающий в твоей душе, это ты сам. Чем бы ты наделил себя в этой жизни: предназначением или свободой выбора? Есть ли у тебя, как у Творца, какая-то цель, а если есть, откроешь ли ты её своему созданию как его предназначение?
Александр задумался ненадолго, а потом уверенно сказал:
– Да, учитель, я наделил бы самого себя предназначением. И сделал бы это предназначение великим.
– Ты сделал бы так, чтобы Александр Флетчер смог постичь свое предназначение?
– Обязательно.
– Но подумай. Открыв тебе свою цель, Творец лишил бы тебя свободы выбора и превратил, по существу, в Своего раба. А скрыв ее за семью печатями, сделал бы твою жизнь лишенной идеи развития, а тебя – неотличимым от животного. Если всё в руках Творца и судьбы наши Им предопределены, значит, свободы выбора нет? А если всё в наших руках – то мы пришли в этот мир бесцельно? Выходит, что предназначение и свобода выбора несовместимы!
– Но свобода выбора у меня есть, я чувствую это всей душой! Творец дал мне такую свободу!
– Однако ты даже не можешь ответить, что это такое.
– Действительно, не могу, учитель…
– Это только потому, что ты в плену привычных установок и мыслишь, как обычный человек. Не можешь выйти за воображаемую границу своих понятий. Но у Творца нет никаких границ. И Его величие и безграничность в том, что каждый из нас может получить и получает, приходя в этот мир, абсолютно все возможные исходы своей жизни, которые только можно представить. И ни к одному из них у Творца нет предпочтения как к твоему предназначению. К каждому из этих исходов ведет бесчисленное множество пересекающихся путей. Как будто огромный ветвистый каштан, усеянный нескончаемым числом плодов, каждый из которых – исход нашей жизни. Нищета, болезни, одиночество – и величие, богатство, признание… Здесь есть всё. А каждый из нас, как муравей, начинает подниматься по стволу своего дерева вверх. Творец дает нам судьбу – дерево и плоды исходов. А мы можем выбирать. Но что?
– Свой путь?
– Нет, нам только кажется, что свобода – это выбор: идти или стоять, а если идти, то с какой скоростью и какой выбирать поворот – направо или налево. Но не в этом свобода выбора.
– Так в чем же?
– В своей безграничной щедрости Творец дал этому муравью… крылья!
– Крылья?
– Да, крылья. Ты, как и каждый из нас, можешь взлететь над деревом своей судьбы на этих крыльях и увидеть все возможные исходы своей жизни – все вместе и каждый в отдельности. Можешь полюбоваться одними исходами – и ужаснуться другими. Можешь долго летать, пробовать, оценивать, выбирать: какой из этих исходов будет твоим. И, в конце концов, выбрать один. Один-единственный исход. Он-то и станет твоим предназначением.
– Ты хочешь сказать, что эти крылья – это…
– Да, Александр. Это крылья твоей мечты. Творец дал их тебе, чтобы у тебя была настоящая свобода выбора. А муравей, который ползет по дереву и имеет право выбора: на левую или на правую ветку ползти, –  он не свободен. У животных нет воображения, а значит, нет и свободы выбора.
– А предназначение тогда…
– Твоё предназначение в том, чтобы сделать выбор конечной точки своего пути, используя крылья своей мечты. Если ты выбираешь, кем быть, что сделать и куда прийти по чьим-то указаниям и советам, то зачем тебе крылья? Придя в жизни к успеху, каким его видит общественное мнение, ты не выполнишь своего предназначения. Зачем взлетать на крыльях воображения, когда твою мечту можно увидеть на всех рекламных щитах?
Когда ты выберешь любой исход жизни, смело облетев на крыльях своей мечты самые разнообразные, неожиданные, фантастические исходы, ты исполнишь своё настоящее предназначение. И ты обретёшь тогда настоящую Свободу, отдав взамен за неё свою свободу выбора. Потому что, бесповоротно сделав свой выбор, дальше ты будешь просто идти к выбранному исходу. Настоящая Свобода – это не процесс. Свобода – это поступок.
– Значит, выбор моей великой цели, выбор моего предназначения в жизни – это работа?
– Скорее, отрадный труд. Не пользуясь крыльями, не позволяя себе мечтать о самых разных возможных вариантах своей жизни, ты просто ленишься душой. И, скорее всего, не выберешь главного: того, что ты можешь в этой жизни достичь, но о чем не осмеливаешься и мечтать. Да, мечтать – это самый главный твой труд. Труд, который делает твою душу все чище и чище.
– Всё это так неожиданно… Но когда я сделаю выбор своего предназначения, когда я совершу поступок и бесповоротно решу, куда хочу прийти в этой жизни и чего достичь, как мне распознать короткий путь к нему? Такой путь, чтобы успеть за свою жизнь достичь выбранной точки?
– Ты уже хорошо знаешь ответ, Александр. Как ты делаешь выбор последние месяцы своей жизни, какие решения выбираешь? Что тебе подсказывает выбор: расчет?
– Ну, нет! Это раньше, в прошлой жизни я руководствовался расчетом, и ни к чему хорошему это меня не привело. А сейчас меня ведёт сердце, я выбираю то, что мне подсказывает какой-то внутренний голос.
– Интуиция?
– Да, пожалуй… Я словно вижу свет оттуда, куда интуитивно хочу свернуть, и выходит в результате, что делаю самый верный выбор.
– Тебе это нравится?
– Ещё бы! Куда больше, чем напряжённый расчет!
– А как ты думаешь, откуда светит этот свет, на который с таким удовольствием отзывается твоя интуиция?
– Откуда? Неужели от конечной точки моего пути?
– Вот именно! И источник этого света зажёг ты сам. Знаешь, как? Отдав Творцу десятину!
– Ту, которую я предназначил сам себе?
– Да. Отдав самому себе, своим мечтам хотя бы десятую часть своего времени, своей энергии, своего воображения, ты рано или поздно найдёшь свое предназначение. А найдя его и совершив выбор, обретёшь настоящую свободу. Для этого надо только продолжать мечтать, раскрашивая свою мечту самыми разными красками, обогащая самыми разными деталями, от чего она будет всё больше оживать. Но главное – хотя бы одну десятую часть времени своей мечты отдай… благодарности!
– Благодарности?
– Именно благодарности! Каждый раз, когда ты вновь и вновь будешь в своем воображении улетать к своей большой мечте, не забудь в конце зажечь свой фонарь благодарности пройденному пути.
– Фонарь благодарности? Но как его зажечь?
– Очень просто. Мысленно обернуться на пройденный путь и поблагодарить всё, что достойно благодарности: друзей и учителей, соперников и врагов, победы и испытания, а главное – каждое свое решение на пути к предназначению. В тех точках пути, где ты будешь эти решения принимать, твоя благодарность из будущего будет освещать для твоей интуиции то решение, которое ведет к выбранному тобою исходу. И обязательно благодари себя. Это и будет твоей десятиной Творцу.
– Учитель, я потрясен! Как всё просто – и как захватывающе! Как я благодарен тебе!
– И я благодарен тебе, Александр. Ты был хорошим учеником. Но теперь мои уроки тебе не нужны. Мир изменился – а завтра он изменится ещё больше. И сегодня я прощаюсь с тобой.
Александр ещё не понимал последних слов учителя: он был всецело захвачен величественной панорамой своего будущего. Попрощавшись с Матвеем, как обычно, он остался у каштана, а старый учитель пошел в гору навстречу полуденному солнцу. Он поднимался все выше и выше, и вдруг Александру показалось, что старческая фигура с каждым шагом начала становиться всё моложе, наполняться энергией, а сами шаги будто превращались в движения танца.
Мало того. Александр вдруг осознал, что уходит от него не старик, а молодая женщина, которую он когда-то очень хорошо знал, но забыл, и женщина эта – его друг.
Но, может быть, это были просто игры слепящего в глаза Александру яркого солнечного света?
…С каждым шагом Матвей, обернувшийся женщиной, поднимался над обрывом, направляясь прямо к солнцу, и наконец растворился в его ослепительном свете.
Но и это, наверное, было только иллюзией.

*                *
*

Больше Александр Флетчер не видел Матвея.
Прошло время. Александр привык по несколько раз в день погружаться в мечты, взлетать на крыльях воображения и парить, не затрачивая никаких усилий, над самыми разными вариантами своего будущего и будущего мира, в котором он жил. Теперь он не боялся видеть в своём воображении самые разные, взаимоисключающие картины будущего. Одно было неизменно: Александр Флетчер проживет очень долгую и наполненную высоким смыслом жизнь.
Каждый раз, свободно паря над таким разнообразным будущим, он ощущал себя не муравьем, а свободной чайкой, которой надоело ковылять по мокрому песку, отыскивая корм в пене прибоя, но которая беззаботно наслаждается настоящим полетом ради самого полета.
И вот пришел день, когда Александр Флетчер сделал выбор. Он твердо решил, какой будет высокая цель его земной жизни. И этот день разделил всю его жизнь на две части.
В первой он был учеником. И до сих пор им и оставался.
Какой будет его жизнь в её оставшейся части, он сказать ещё не мог. Но чувствовал, что больше не может не делиться и не дарить то, что в изобилии вошло в его новую жизнь с уроками старого учителя.
Пришло время дарить.
Александр позвал на вечер к себе в дом своих самых первых последователей, тех, кто первыми начали отчислять десятину своим учителям. Потом весь день долго ходил по морскому берегу и собирал красивые разноцветные камни, отполированные прибоем. А вечером, расстелив на веранде своего дома камышовый коврик, разложил на нём эти камни и стал ждать гостей.
Когда настал назначенный час, учеников явилось так много, что им едва хватило места на веранде. Глаза каждого из них горели благодарностью и любопытством.
Александр Флетчер вздохнул, оглядел эти разные по возрасту, но все одинаково молодые лица и сказал:
– Ну что же, начнём. Кто из вас знает, как отблагодарить Творца напрямую?

Глава 31. Компас интуиции

«Легко рассвету я могу помочь,
Благодаря и темень, и рассветы…»

Михаил Александрович Безмездник вернулся из мира «воды, текущей вверх» в свою сегодняшнюю реальность и глубоко вздохнул. Перед его глазами всё ещё стояла веранда, переполненная учениками, и разложенные на камышовом коврике отполированные камни благодарности.
– Вы были там, Лилит? – задал он вопрос с очевидным ответом. – Матвей – это и были вы?
– Разве это имеет хоть какое-то значение? – улыбнулась та. – Достаточно того, что я сейчас здесь, перед вами. Лучше ответьте вы, Михаил Александрович, как вы считаете, почему я здесь?
– Вы здесь потому, что вам зачем-то нужно, чтобы кто-то, возможно, даже и мы с Дашей, прошли заготовленный вами квест до конца, – отвечал Миша. – Но почему всё началось именно с меня? Вы меня случайно выбрали?
– Случайности не случаются, – отвечала Лилит словами великого Мастера Угвэя, мудрого наставника панды По. – Вы хорошо помните, как мы с вами встретились?
– Ну, мы с Бахом сидели в «Буквоеде» и беседовали, а вы случайно нас увидели и подошли.
– Опять «случайно»! Вовсе нет, не случайно, – с таинственным видом сообщила Лилит. – Посмотрим, как всё случилось?
И тут Лилит исчезла, а Миша оказался во вчерашнем вечере, перебегая по мосту над Екатерининским каналом, а ныне каналом Грибоедова по Невскому в направлении Садовой. Начинался мелкий петербургский дождик. Все дожди в Санкт-Петербурге летом тёплые, и коренные жители их, как правило, не замечают. Однако на этот раз вечер был на удивление холодным, несмотря на первый день лета, и дождь поливал всё сильнее. Как ни спешил Безмездник, а до пункта своего назначения добежать не успел и свернул налево в первую попавшуюся дверь. Эта дверь оказалась дверью в «Буквоед».
Дождик за окном витрины всё усиливался, и Миша поднялся по эскалатору наверх, где в уютном арт-пространстве можно было спокойно посидеть и сколько угодно почитать, взяв с полки любую книгу.
Проходя мимо стеллажей с бесконечным изобилием самых разных книг, Михаил Александрович вдруг остановился и, как будто его притягивал какой-то магнит, протянул руку к книге с ярким сине-красным корешком. Только и успев на ходу прочитать название книги и имя ее автора: «Жизнь без ограничений. Джо Витале», он вошёл в арт-пространство и, спускаясь по ступенькам, машинально поднял глаза. Маленький зал, уставленный столиками, был почти пуст и только за одним столом сидела знакомая Мише фигура. Иван Николаевич Бах собственной персоной!
– Иван Николаевич, вот так встреча, – воскликнул Безмездник. – Добрый вечер!
– А-а, Миша! Добрый вечер! – ответствовал тот, оторвав глаза от своей книги.
– Я присяду с вами, не возражаете?
– Конечно, буду рад!
– Что вы читаете?
Бах вместо ответа перевернул книгу в сером переплёте и показал Мише название: «Жизнь взаймы».
– Люблю перечитывать Ремарка! А у вас что за литература?
– Я ещё и сам пока не знаю, просто взял с полки. Название понравилось.
– «Жизнь без ограничений»? Какая-то очередная эзотерика? И автор наверняка какой-нибудь коуч?
– Ну почему эзотерика? Ограничений в нашей жизни и вправду становится всё меньше, – робко возразил Миша.
– Это вы серьёзно? –Бах покачал головой. – Мир каким был, таким и остался. Жизнь просто меняет свои одежды. Раньше носили кафтаны и сюртуки, теперь свитера и пиджаки. А ограничений, да и то в известных пределах, не знают только единицы. И рано или поздно тоже сталкиваются с границами, только на другом уровне.
– Но технологии… Интернет…
– Да бросьте вы! Просто детские игрушки. А на самом деле человеческая жизнь и скудна, и неизбежно конечна. Кстати, знаете, как Ремарк позже изменил название этой своей книги? «Небеса не знают любимчиков» – и в этом вся суть…
Миша набрал в грудь воздуха, чтобы возразить и машинально поднял глаза на висящие на стене часы. На них было ровно восемь часов вечера.
И тут реальность начала словно покрываться какой-то зыбкой пеленой, а Безмездник снова оказался рядом с Лилит и Дашей в моменте сегодняшнем.
– Вспомнили, Михаил Александрович? – заботливо спросила та. – Ваша встреча с Бахом вовсе не была случайностью – ни по времени, ни по месту, ни по реквизиту. С двумя противоположными по месседжу книгами вы уже и сами всё поняли. Кстати, Джо Витале – это тот самый черноглазый доктор Джозеф, с которым мы с вашими друзьями имели честь познакомиться на Гавайях.
– Так «Жизнь без ограничений» – это его книга?! – изумленно воскликнул Миша.
– Да, именно его! В книге, которую вы успели только подержать в руках и которую Даша совсем недавно прочла, Джозеф Витале как раз и рассказывает о докторе Хью Лине и методе Хо’опонопоно.
– Вот это совпадение…– задумчиво протянул Безмездник.
– А вот вам ещё одно очень интересное совпадение из мира цифр. – продолжала удивлять его Лилит. – Вы когда родились?
– Первого февраля. В восемьдесят седьмом.
– А в котором часу, не знаете?
– Знаю. Мама говорила, что ровно в восемь вечера.
– А Иван Николаевич родился 1 октября 1953 года и тоже, как ни странно, в восемь часов вечера. И между вашими днями рождения ровно одна треть века: 33 года и 4 месяца.
– Вот это да!
– Но мало этого! Наша встреча в «Буквоеде» состоялась вчера, 1 июня 2020 года в восемь часов вечера. И именно в этот момент вам, Михаил Александрович, исполнилось ровно треть века, а Ивану Николаевичу – ровно две трети! Так что, перефразируя название всеми любимого фильма, время встречи изменить было нельзя.
– Потрясающе… А что меня в «Буквоед»-то занесло? Я же туда не собирался!
– Вспомните, пожалуйста, что рассказывал Александру Флетчеру его учитель Матвей о «фонаре благодарности». И вам сразу всё станет ясно. Вы рады тому, что мы вместе прошли уже столько по этому пути меньше, чем за сутки?
– Конечно, рад! Ещё как!
– А благодарны ли вы тем провокациям, испытаниям и даже потерям, которые были на этом пути? Друзья-то ваши уходили, сворачивали на глухие, кривые, окольные тропы…
– Я безмерно, безгранично благодарен всему, что произошло за это время. Вам, Лилит, благодарен за ваше терпение. Ну и себе, конечно, за все свои решения, несмотря на сопротивление старого опыта. А как я благодарен своей Даше!
– Благодарю вас, – изобразила полупоклон Лилит. – А теперь – посмотрите, как всё просто. Почему вы оказались в этой точке, здесь и сейчас? Потому что благодарны всему, что вас в эту точку привело! Мощный луч благодарности, не фонарик даже, а целый прожектор освещает в прошлом весь пройденный вами путь, каждую его развилку и все повороты. А там, в прошлом, ваша интуиция легко различает этот свет и точно знает, какое решение надо принять и в какую сторону поворачивать. И идёт на этот свет, потому что вы сами его сейчас зажгли своей искренней благодарностью.
– Значит, свернуть в этот день и час именно в «Буквоед», подняться в арт-пространство и взять с полку книгу Джо Витале помогла мне моя интуиция, а вовсе не ваши, извините, Лилит, манипуляции или подсказки?
– Конечно! Ваша интуиция вела вас именно туда, откуда шёл свет вашей сегодняшней благодарности. Как говаривал уважаемый Лев Андреевич, «я сам – Творец своего мира»! А ваша благодарность в настоящий момент, здесь и сейчас – всего лишь один из инструментов этого творения.
– Вот оно что… – включилась в разговор молчавшая до этого момента Даша. – Теперь я догадалась, что такое нравственность на самом деле! Это правило выбора для моей интуиции: принимать именно те решения и выбирать именно то, что мне больше нравится. Потому что это решение освещено светом моей благодарности из будущего! А выгода и расчёт для моего выбора, получается, факторы второстепенные!
– Вот вам, друзья, – весело заключила Лилит, – и первая развилка нашего квеста: нравственность-безнравственность. Доверяясь интуиции и выбирая то, что нравится, вы идете в конечном итоге к своему предназначению, откуда светит вам свет вашей собственной благодарности!
– Очень красиво! – восхищённо вздохнула Даша. – А как я узнаю, что нахожусь сейчас на развилке, что мне пора делать выбор и куда-то поворачивать? Там же не стоит камень со словами «Налево пойдёшь – пропадёшь, направо пойдёшь – своё счастье найдёшь»?
– А никак, – спокойно отвечала Лилит. – Дело в том, что каждую секунду вы на развилке, потому что каждую секунду с вами происходит какое-то событие. И значит, любое событие может привести вас к вашей цели или тем более к вашему предназначению.
– Как это? Ничего не понимаю! – искренне возмутился Безмездник.
– Всё очень просто, – вздохнула Лилит. – Помните, я говорила вам о Викторе Франкле и его логотерапии, методе поиска смысла в любом событии?
Тут на давно погасшем экране снова возникло изображение полупрозрачной головы, на этот раз Мишиной.
– Не возражаете, Михаил Александрович? – с улыбкой задала Лилит вопрос Безмезднику.
– Нет, конечно! – улыбнулся тот в ответ.
– В таком случае, посмотрим, что такое нравственность с точки зрения логотерапии и вообще поиска смысла! – бодро предложила Лилит.
Над голографическим изображением головы Безмездника возникло множество белых волнистых стрелочек, устремившихся непосредственно к этой голове.
– Это – всевозможные события, – пояснила Лилит, – которые приходят к вам из внешнего мира.
– Ко мне? – уточнил Миша.
– К любому человеку, – отвечала Лилит. – Сами по себе события для человека могут нести самые разные последствия и неизвестно, полезны будут эти последствия в конечном счете или принесут какой-то вред. Но люди делят их на хорошие и плохие, сравнивая с похожими событиями своего старого опыта.
Понятно, что при этих словах Лилит внутри изображения Мишиной головы засветилась белая оболочка «апельсиновой кожуры». Стрелки, добравшись до этой оболочки, тут же принялись окрашиваться в разные цвета, но преимущественно в два цвета: красный и синий. Синих стрелок было среди прочих подавляющее большинство. Но что самое интересное, стрелки остальных цветов через некоторое время тоже блекли и начинали синеть, пока все проникшие сквозь белую оболочку события не приобретали разные оттенки синего цвета.
– В результате своего накопленного за долгую жизнь опыта, – со вздохом продолжала Лилит, – человек уже ничего хорошего от жизни не ждёт.
– Примерно как Иван Николаевич Бах, –задумчиво сказал Безмездник.
– Примерно. А почему? – Лилит назидательно подняла вверх указательный палец.
– Наверное, потому что в их старом опыте событий хороших мало, а неприятностей полно, – предположила Даша. – Они ещё сами не знают, что событие принесёт, а, сравнив его с этими неприятностями, неприятностей и ждут.
– Вот именно так оно и есть, – кивнула Лилит. – Что хорошего можно ждать человеку от того, что он попал в концлагерь, даже если он там никогда раньше и не был, но слышал от других?
– Однако у Виктора Франкла именно там, в концлагере, было сделано его открытие! – воскликнул Миша. – А кстати, в чём это открытие состоит?
– А вот мы сейчас и увидим, в чём, – и Лилит легко взмахнула в сторону экрана рукой.
Все цветные стрелки внутри полупрозрачной головы тут же исчезли, а новые, белые стрелки устремились из окружающего пространства к белой оболочке. Однако, между этой оболочкой и внешней поверхностью изображения головы, где-то под Мишиной причёской, вдруг возникло изображение плоской чёрной коробочки, обладающей, очевидно, какими-то магнитными свойствами, потому что стрелки все до одной к этой коробочке и устремились. Но ещё прежде, чем первая стрелка достигла чёрной поверхности, из коробочки вдруг выплеснулась яркая красная вспышка навстречу этим стрелкам. И они все, ещё пребывая в движении, вдруг окрасились ярким красным цветом!
– Это какой-то фокус? – спросила Даша. – Все события вдруг сделались хорошими? А почему?
– А вот почему. Эта самая чёрная коробочка, или, как её часто попросту называют «коробочка принятия решений», и есть великое открытие Франкла. Он назвал этот блок мозга «между стимулом и реакцией». Ещё никаких событий не случилось, а решение уже принято: любой событие – только во благо!
– А как такое решение принять, да ещё принять раз и навсегда? – с нетерпением спросила Даша.
– Очень просто! – с готовностью отвечала Лилит. – У этой коробочки внутри только один переключатель. Тумблер такой.
Коробочка на этих словах Лилит приблизилась к зрителям и сделалась полупрозрачной. А внутри неё стал ясно виден двухпозиционный переключатель: либо вправо, либо влево.
– Это и есть тумблер? – спросила Даша. – А что он переключает? Из какого положения в какое?
– Так как положений всего два, – отвечала Лилит, то эти два положения означают: «смысл для меня в событии есть» (красная позиция) и «смысла для меня в событии нет» (синяя позиция».
– И всё?! – воскликнул Безмездник. – И всё открытие?
– И всё, – отвечала Мише Лилит. – Чем проще, тем гениальнее. Чтобы было понятно для наших путешественников, можно сказать, что синяя позиция тумблера: «стенка давит на меня», а красная позиция – «я давлю на стенку». Как вы решите, так и будет.
– А что всё-таки конкретно переключит в происходящих событиях тот факт, что я в каждом признаю наличие смысла? – не сдавался Безмездник. – И при чём тут моё решение о безграничности ресурсов, ответственности, возможностей, целей, наконец?
– Вот посмотрите, – терпеливо предложила Лилит, – как ваша реакция на любое событие трансформируется от шага к шагу при условии, что тумблер в синем положении «смысла нет».
Тумблер внутри чёрной коробочки переключился налево, и все стрелки под белой оболочкой тут же поменяли свой цвет на синий. Затем одна из них начала спуск в глубины мозга Безмездника, оставляя за собой вспыхивающие и постепенно угасающие, но не до конца, яркие надписи: «раздражение», «старый опыт», «гордыня», «лень», «безответственность», «сопротивление», «отторжение», пока не упёрлась в мерцающую яркую надпись из попеременно сменяющих друг друга двух слов: «страх» и «ненависть». И надпись эта была уже глубоко в изображении мозга, где-то в серединке «половинки апельсина».
– Это обычный маршрут, по которому большинство людей пропускает свою реакцию почти на любое событие, – сообщила Лилит. – И в результате почти любое событие рождает в подсознании человека либо страх ко всему, что он считает сильнее себя, либо постоянную ненависть ко всему, что слабее его.
– Как будто какие-то тёмные личности во мне, там, в мозгу живут, – поёжилась Даша.
– Да, очень похоже, – кивнула Лилит. – А вот что происходит, когда вы решаете, что вы давите на стенку.
Ясно, что тумблер в чёрной коробочке тут переключился направо, все стрелки разом покраснели, а одна из стрелочек отправилась правее маршрута своей предшественницы, проходя точно так же вспыхивающие надписи напротив каждой из уже зажегшихся слева. Надписи справа выстроились в таком порядке: «приключение», «игра», «смирение», «действие», «ответственность», «приятие», «единение» и, наконец, «любовь» рядом со «страхом» и «ненавистью».
– А вот это, в строгом соответствии с открытием Франкла, – пояснила Лилит, – маршрут, по которому проходит реакция на любое событие для тех, кто владеет секретом тумблера или применяет логотерапию. Но детализация последовательных этапов маршрута стрелки – это уже открытие не Виктора Франкла, а Практической философии изобилия.
– А я знаю теперь, как тумблер переключать в красную зону, – радостно сообщила Даша. – Надо заранее любому событию сказать: «Класс!», даже до того, как оно произошло! И мне это очень нравится, а значит, это нравственно!
– Так отсюда ещё один вывод получается, –  подхватил Миша, развивая открытую им тему «компаса интуиции». – Если я радуюсь любому событию, я иду по пути, освещённому светом моей благодарности из будущего. А как только возникает любой выбор, любая развилка, надо только посмотреть, какой поворот мне больше интуитивно нравится, тот поворот и выбирать. Компас моей интуиции всегда будет выбирать самый нравственный путь!
– Совершенно верно, Михаил Александрович, – кивнула Лилит, поддержав Мишу.
– А персонажи на светлой стороне, наверное, тоже у меня внутри живут, – предположила Даша.
– Скорее, это один персонаж, – весело отвечала Лилит.
– Какой? – с любопытством спросила Даша. – Мудрец?
– Наоборот! Ребёнок! Тот ребёнок, который живёт в каждом из нас, – улыбнулась Лилит.
– А я знаю, кто этот ребёнок! – воскликнула Даша. – Это и есть тот самый Маленький принц, о котором Сент-Экзюпери писал!
– Вот нам про такого Маленького принца и надо наш музыкальный спектакль написать! – поражённый новой идеей, воскликнул Миша. – Тот спектакль, который мы на нашем дереве событий видели, как один из замыслов.
– Осталось получить настоящую свободу, назначив год для премьеры спектакля шестого апреля, – смеясь, сказала Лилит.
– Что тут думать? – разгорячился Миша. – В следующем году и поставим!
– Миша! Что ты! Мы же не успеем! – испугалась Даша.
– Успеем, любимая! У нас ресурс времени неограничен! А ответственность я беру полностью на себя!
– Но ты же не будешь музыку писать и хоры выстраивать? – Даша всерьёз встревожилась.
– Мы всё будем делать вместе! С тобой и с нашими учениками. И заодно проверим, какие мы Творцы!
– Эх, была не была! – Даша махнула рукой. – Меняю свою свободу выбора на настоящую Свободу!
– Вот и класс! – подвела итог Лилит. – Отныне все события, которые будут с вами случаться, будут только хорошими! И в награду за ваше общее решение хочу показать вам, к чему все эти события приведут вас шестого апреля следующего года.
И на этих её словах свет вдруг погас, и Миша вместе с Дашей и Лилит оказались на центральных местах в партере огромного зала, на сцене которого царило затемнение, а в темноте звучала тихая живая музыка…
Заранее предупредим тебя, читатель, что на этот раз Лилит задумала показать в порядке награды своим путешественникам весь спектакль целиком. Поэтому и ты его сможешь «увидеть и услышать», и лишняя болтовня во время действия тебя будет только отвлекать. И, полагаясь на твоё воображение, на этих страницах будет выложен лишь сценарий и тексты сольных партий персонажей.
А крылья своего воображения ты уже смог почувствовать раньше.
;
Часть 4. Чертежи Творца

Глава 32. «Возвращение Маленького Принца»
 Акт I

Звучит увертюра.
За сценой голос Пилота в записи медленно читает:
Это не страшно: обман ожиданий…
Это не горе: задержка в пути.
Это не боль: не свершенье желаний.
Это не трудно: планету нести.
Мир на плечах удержать, не прогнуться,
С миром смириться и тяжесть принять.
И, испытанья приняв, улыбнуться,
Быть благодарным. Счастливым. И знать:
Выход найдется в любом положении,
Вера способна в любом тупике
Видеть возможность. И в вечном движении,
Якорь удачи зажав в кулаке,
Ни на секунду не остановиться
И ни секунды безверью не дать…
И волшебство бесконечно продлится,
Если конец у истории знать!

Звуки города, тормоза, звонки, лифт. Звуки настраиваемых музыкальных инструментов (не пьеса, а импровизация, тихо и таинственно).
На заднем плане в центре сидят музыканты с инструментами. Впереди Маленький Принц сидит на пандусе, скрестив ноги.
Свет направлен только на него.
Затемнение. Маленький Принц уходит. Незаметно появляется Пилот и ложится на место Маленького Принца. Пилот в состоянии полной депрессии.
Свет становится ярче, высвечивая Пилота. Затемнение.
За Пилотом выходят все персонажи с планет.
Рядом лежит его шляпа, пиджак, пустая бутылка.
В затемнении по сторонам пандуса неподвижно стоят все персонажи, от Мизантропа до Труса. Пилот с трудом поднимается и начинает ходить вдоль и вокруг них.

Картина 1

Пилот (с обидой, раздраженно):
Земную жизнь пройдя до половины,
Один я оказался вдруг. Совсем…
Один, как летчик посреди пустыни,
Чей самолет там вынужденно сел…
Когда-то я учился на пилота
И стал пилотом. И умел летать.
Но более престижная работа
Нашлась... Пришлось мне галстук повязать.
Моторы раньше были все исправны,
Когда я был пилот. Когда летал...
А вот теперь сломалось что-то в главном:
Я вынужденно сел... Как я устал!
Те крылья, что несли меня над миром,
Ушли, меня покинув... Я один...
Я, как в Сахаре в собственной квартире,
Как капитан Григорьев среди льдин...
Пауза. Пилот встряхивается и пытается расправить плечи.
Но помнится, что капитан Григорьев
Носил девиз: "Бороться и искать.
Найти и не сдаваться". В Карском море
Он смог взлететь со льдины – и летать!
А я? Ведь я отнюдь не в Карском море...
Не в Белом даже!.. Что ж я до сих пор
Сижу и упиваюсь своим горем...
Попробуем-ка починить мотор!
Пилот идет по пандусу, подходит к синтезатору, меняет пианиста, который уже начал наигрывать тему Пилота, и продолжает наигрывать мелодию.


Картина 2

Из Космоса появляется Маленький Принц. С ним чуть позади птицы. Они перекрывают своими крыльями персонажей, те уходят.
Свет охватывает всех персонажей на сцене.

Песня Пилота 01 (тема «Отчаяние»)
 
В пробке унылых бескрылых машин
Мой самолет затерян.
Крылья сложил – он такой здесь один:
Не узнан, крылат, растерян.
Где он, забытый мной воздух небес?
Тесно в кабине и душно!
Вокруг – те, кто в небе не видит чудес:
Полёт никому не нужен!
Я крылья свои сложил, покоряясь…
Но, черт возьми, почему
Бортами скребу – а взлетать не пытаюсь?
Кому мой вопрос? Кому?..
Маленький Принц выходит на край пандуса.
Простая команда: «Расправить крылья!»
Простая команда: «На взлёт!»
Штурвал до отказа! Моторы завыли
И ожил мой самолёт!
И вот уже город и грязь – под ногами,
И вновь вернулся полёт!
…Но ловит город мой борт проводами –
И снова – асфальтовый лёд…
Пилот (замечая Маленького Принца, который рассматривает стакан Пилота), с усталым изумлением:
Ты кто, малыш? Откуда ты здесь взялся?
Я занят, и мне некогда играть...
Маленький Принц не смотрит на Пилота до того момента, как тот его узнал.
Маленький Принц (успокаивающе, передавая стакан птицам):
Я вижу, самолёт твой вновь сломался...
Пилот:
Не самолёт... Всю жизнь я смог сломать.
Похоже, что сломал – и не поправить.
Сломал – и, как в пустыне, я один...
Маленький Принц:
Но я с тобой... Ты можешь всё исправить.
Полётов будет много впереди.
Пилот:
Но почему ты в этом так уверен?
Ты мал ещё... Откуда ты пришел?
Маленький Принц:
А ты не помнишь? Я, по крайней мере,
Прекрасно помню, как тебя нашёл.
Я много лет назад спустился с неба
И повстречал тебя среди песка.
Тогда еще моим ты другом не был.
Как взрослые, ты был издалека...
(Рассматривает бутылку).
Пилот (вспоминая, разом протрезвев и возвращаясь в здесь и сейчас):
Так это ты...
Звучит вступление к песне «Воображение».
Ты Принц? Ты возвратился?
Ты возвратился... Маленький мой Принц!
Но я – не Антуан...
(Поспешно, испугавшись, что Маленький Принц ошибся и сейчас улетит).
А ты спустился
Опять с небес? И вновь со стаей птиц?
Маленький Принц:
Я, как и раньше, странствовал по свету
И на планетах разных побывал...
Но все ж моей планеты лучше нету:
Не попадалась, сколько ни искал....
Заканчивается вступление к песне «Воображение».
Пилот (со снисходительной иронией принимая игру):
Но астероид Б-612,
Как оказалось, был лишь глыбой льда...
На нем вулкан не мог бы оказаться,
И Роза не могла попасть туда!
Маленький Принц (лукаво улыбаясь):
Ну, может быть, я букву перепутал...
Зачем другим мою планету знать?
А перелётным птицам для маршрута
Не нужен атлас, чтоб домой летать.
И с ними я, когда хочу, летаю...
Теперь уже мне скучно не летать.
А что такое время – я не знаю...
Зачем мне дни рожденья отмечать?
Пилот (с надеждой):
Но ты здесь не случайно появился?
Ты хочешь снова что-то получить?
Маленький Принц:
А я не знаю... Ты так изменился...
Но голос твой по-прежнему звучит...
Наверное, покуда я не дома,
Барашек мой скучает без меня...
Хоть моя Роза с ним теперь знакома,
Они друг друга не хотят понять…
Мне нужен друг для моего барашка!
Спокойный друг, внимательный... Живой
И маленький... Побольше, чем букашка…
Свет концентрируется на шляпе, лежащей около пандуса.
…Но не крупней, чем шлем пилота твой.
Пилот (с сарказмом):
Мой шлем пилота?.. Это просто шляпа!
Поднимает шляпу, под ней ничего нет.
А впрочем, мальчик, ты, пожалуй, прав!
Возьми с собой… слона! И будешь прятать
Его под шляпой. Шляпа – не удав!

Маленький Принц:
Смотри – она похожа на удава,
Который на ночь проглотил слона...
Поднимает шляпу, под ней маленький слонёнок.
Они с барашком заживут на славу,
Но шляпа остается пусть одна!
Пилот:
…А знаешь, звездный Принц, с тобой так просто
Забыть дела, отчаянье, пески...
Маленький Принц:
В любое время над тобою звезды...
Не знают звезды страха и тоски.
Постепенно всё ярче освещаются звёзды на заднике сцены.
Берёт в руки слонёнка, потом передаёт его Птицам.
Я расскажу тебе о тех планетах,
Где я в дороге долгой побывал.
Там мало места... Мало птиц и света.
Туда меня гостить никто не звал...
Все, кто на тех планетах обитают,
Считают: только так и надо жить...
Они других планет совсем не знают,
Не знают, как любить, летать, дружить...
Звучит вступление к песне «Воображение».
А между тем, летать – легко и просто.
Мы все летим… И я, и ты, и звезды!
Месседж: «Все люди летают внутри себя – и я, и ты, что бы с нами ни происходило».
Птицы, которые до этого момента сонно «отдыхали», оживают, постепенно оживая всё больше и больше.

Песня Принца 02 (тема «Воображение»)

Думаешь, друг мой, что чудес не бывает?
А разве не чудо – ты?
Взрослые просто всё забывают:
Им цифры важней мечты.
Жалко барашка мне, жалко фонарщика:
Они не хотят мечтать…
Сонно забились по собственным ящикам,
Но каждый умел летать!
А чудеса случаются, приходят, исполняются,
Но взрослые забыли о них, это факт.
В мирах воображаемых фантазии сбываются,
А если нет – то просто тогда сделай так:
Зажмурь глаза, представь, что летишь!
И – чудо! – ты снова малыш!
Птицы готовят декорации для Мизантропа, накрывают тканью стул.
Маленький Принц:
Пожалуй, это лучшее лекарство,
Чтоб вылечить больной твой "самолёт"...
Пилот:
Ну что же, Принц! Дари мне свои царства!
Готов с тобой отправиться в полёт.
Маленький Принц и Пилот:
Зажмурь глаза, представь, что летишь!
И – чудо! – ты снова малыш!
Птицы выстраиваются стаей.

Картина 3

Пилот (голос за сценой):
...На первой из планет жил недовольный,
А звали его странно: Мизантроп.
Я чувствовал вину свою невольно,
Как будто я помеха иль микроб...

На сцене из Космоса появляется Мизантроп с книгой в руках (фиолетовые тона) и садится на стул.
Птицы подлетают к музыкантам, просят похулиганить. Музыканты провоцируют Мизантропа по очереди 3 раза. На третий раз к ним подключаются Птицы. Мизантроп нервничает. Когда музыканты заканчивают, Мизантроп успокаивается, снова садится и начинает читать. Маленький Принц подходит сзади и пугает Мизантропа, тот подскакивает, а Маленький Принц убегает в оркестр.
Мизантроп недовольно захлопывает книгу.
Мизантроп:
Вот блин! Опять ко мне несет кого-то!
Уж одному совсем нельзя побыть...
Из-за оркестра появляется Маленький Принц.
Маленький Принц:
Ты огорчился чем-то отчего-то?
Могу ли я помочь?
Мизантроп:
Быстрей отбыть!
Мне не нужны непрошенные гости,
К тому ж твой голос слишком уж высок
И режет слух.
Птицы одна за другой проходят в дом Мизантропа и начинают «хулиганить».
(Птицам, залезая на стул):
Вы тут прогулки бросьте!
Натопчете мне на ковер песок!
Маленький Принц:
Ты здесь хозяин на своей планете?
Мизантроп:
Да, я хозяин! Мне здесь хорошо!
Моя планета лучше всех на свете
Была, покуда табор не пришел...
Нет слов, как жаль планету мне мою!
Вот погодите –лучше я спою!
Птицы замирают и нарочито внимательно его слушают.

Песня Мизантропа 03 (тема "Раздражение")

Есть сказочка о том, как наказали
Живую душу... То был Носорог:
Ему под шкуру крошек напихали
За то, что слопал он чужой пирог.
И постоянно раздражают крошки
Теперь беднягу... Право, тяжело
Ходить всю жизнь внутри такой одёжки...
Как сердцем понимаю я его!
События любые – будто крошки
Под нежной кожей трепетной души.
Ну дали отдохнуть бы хоть немножко!
Но снова кто-то раздражать спешит.
Вот блин! Опять дожди! Опять метели!
Опять жарища! Солнце вновь печёт...
А люди! Как мне люди надоели!
Спокойных дней вообще наперечет.
У каждого свой собственный характер,
У каждого под кожей мусор свой...
И как другие терпят – непонятно,
Но мне... Не по душе мне гость любой.
Не тронь мой мир – и я тебя не трону.
Лети – и здесь следов не оставляй.
Иначе, блин, такую оборону
Я здесь устрою... Блин! Не раздражай!
Пилот пытается понять Мизантропа, а Птицы и Маленький Принц присоединиться к нему в песне и танце.
Маленький Принц (Пилоту):
А на моей планете всё иначе...
Я "Блин!" там никогда не говорю.
Мизантроп:
А что,
Мизантроп и Пилот хором:
когда приходит неудача?
Маленький Принц:
События я все благодарю.
И неудача сразу обернётся
Большой удачей.
Звучит вступление к песне «Хорошая погода».
Можно "Класс!" сказать –
И в ней возможность новая проснётся,
Чтоб в новую игру начать играть!
Мизантроп пытается уйти в себя. Птицы хулиганят, снимают с него наушники, очки, расстегивают пальто. Игра продолжается.



Песня Маленького Принца и Птиц 04 (тема "Хорошая погода")

Если вьюга воет или просто слякоть,
Если звёздный ветер пыль напорошит,
Хмуриться не стоит, злиться, ныть и плакать:
Всё, что есть на белом свете, – радость для души!
Припев: Это только приключения: непогода и дожди!
Их простое назначение: урожая завтра жди!
В результате приключения будет щедрым урожай.
Выйдет солнце без сомнения: даже и не возражай!
Если друг отстанет от тебя в полёте,
Если обнаружишь вдруг, что ты один, –
Значит, станешь первым в звездном небосводе,
Значит, будешь флагман-ледоколом среди льдин!
Припев: Это только приключения: непогода и дожди!
Их простое назначение: урожая завтра жди!
В результате приключения будет щедрым урожай.
Выйдет солнце без сомнения: даже и не возражай!
Мизантроп постепенно втягивается в исполнение песни, но видно, как его эта песня раздражает.
Птицы забирают у него тёмные очки.
Мизантроп:
Если раздражает что-нибудь по жизни,
Если кто-то что-то делает не так, –
Маленький Принц:
Что нам угрожает?
Птицы:
То, что солнце брызнет
И лучами нарисует яркий мягкий знак!
Свет, как на дискотеке, набирает постепенно яркость.
Маленький Принц и Птицы показывают «мягкий знак».
Птицы начинают менять декорации на планету Хранителя.
Припев: Это только приключения: непогода и дожди!
Их простое назначение: урожая завтра жди!
В результате приключения будет щедрым урожай.
Выйдет солнце без сомнения: даже и не возражай!
Мизантроп уходит в «Космос» со словами:
Хочу сказать: «Вот блин!» – да не выходит:
Все как-то даже стало классно вроде!
Пилот:
Мне Мизантроп, прощаясь, крикнул: "Класс!"
Я был его последний раздражитель.
Но новые знакомства ждали нас:
Ждал старый опыт и его Хранитель.

Картина 4

Появляется Хранитель (синие тона). Хранителя выкатывают Птицы в кресле на колесиках, укрыв его пледом.
Хранитель (не встаёт, Птицы ему не позволяют):
Вот! Началось! Теперь летают стаей,
А завтра эскадроном прилетят.
Маленький Принц:
Я ненадолго... Мимо пролетая,
Хотел я познакомиться хотя б.
Хранитель:
Знакомиться? Зачем? Всё в этом мире
Такое же повсюду и везде!
В семье, и на планете, и в квартире,
И на Луне, и даже на звезде!
Показывает последовательно на Луну и на звёзды. Птицы крутят головами за его жестами. Хранитель командует Птицам увозить его.
Маленький Принц:
Но в мире столько есть секретов тайных!
Открытий, приключений и чудес!
Хранитель останавливает Птиц, оборачивается к Маленькому Принцу.
Хранитель:
Открытий? Можно только лишь случайно
Открыть такое, что забыто здесь.
Всё было в этом мире... Всё случалось,
И ничего не ново под Луной.
Снова командует Птицам увозить его.
Маленький Принц:
Но мы-то над Луной. И мне встречалось
Повсюду то, что глаз не видел мой.
Вот ты, к примеру...
Хранитель останавливает Птиц и хватается за сердце.
Пилот (в испуге):
Обращаясь к взрослым,
Их надо называть, малыш, на "вы".
Маленький Принц:
Но почему?
Хранитель:
Вот странные вопросы!
Так принято! И взрослые правы!
Когда б ты только мог узнать, как много
Мой опыт драгоценного хранит!
Маленький Принц:
Но что же, например?
Хранитель не может сдерживаться, встает, держась за спину.
Хранитель:
Утюг не трогай.
Мой руки (Птице, которая его успокаивает)
Чисти зубы (Птице, которая широко улыбается).
Не тони (садящейся Птице).
(Машет рукой).
Не спорь с авторитетами. Будь скромен.
Учись специалистом в жизни стать.
Плати налоги. (Птицы аплодируют).
Свет туши… (Дальше как будто забыл).
Маленький Принц (без паузы):
А кроме?
Хранитель (садясь):
Могу я до утра перечислять!
Маленький Принц:
А новый опыт как ты получаешь?
И новое как ты распознаёшь?
Хранитель:
Начнём с того, что ты так мало знаешь.
Всё ново для тебя, что ты найдёшь.
А я на свете видел всё и всюду.
Мой опыт – это мой бесценный клад.
Мне новый ни к чему, как горб верблюду…
Птицы самостоятельно начинают увозить Хранителя.
Маленький Принц:
Вообще верблюд горбу в пустыне рад.
Он, как я слышал, воду запасает
Как раз в горбах…
Хранитель:
Ну что за ерунда!
Мой опыт чепухи такой не знает.
В нём – только то, что истинно всегда!
Оборачивается к музыкантам и дает им знак начинать.
Встает и поддерживаемый Птицами идет на пандус, где становится в сценическую позу.

Песня Хранителя 05 (тема «Старый опыт»)

Опыт вечные законы
Сохраняет, будто клад:
Люди в ваннах не утонут,
Если «Эврика» кричат.
Резонанс легко устроить:
Тут закон природы прост!
Если люди ходят строем,
Может рухнуть даже мост!
Птицы (соло): Яблоки
Хранитель: летят на землю,
Птицы (соло): Бутерброды
Хранитель: – маслом вниз.
Кто законы не приемлет,
Поджидает тех сюрприз:
Пилот: Заплутаются в трех соснах,
На мякине проведут,
Хранитель: И спохватятся, да поздно:
Все котлетки раздадут!
Все: Раздает любой ребенок,
Всем энергию, подряд,
Хранитель: Но известно всем с пелёнок:
E =
Все: m*c2 (Е равно эм це квадрат).
Свет выхватывает надпись на стене: E=m*c2.
Пилот: Масса взрослых больше, кстати,
Хранитель:
Но энергию мою
Я не буду даром тратить,
Всю для мира сохраню!
Всю для мира сохраню!
И Птицы, и Маленький Принц пытаются понять Хранителя и присоединиться к нему в песне и танце.
На последних словах Хранитель плюхается в кресло и Птицы тоже падают.
Маленький Принц (Пилоту):
А на моей планете по-другому…
Я в новую игру люблю играть!
Звучит музыкальное вступление к «Игре».
И даже, улетая прочь от дома,
Играя, новый опыт получать!

Песня Маленького Принца и Птиц 06 (тема «Игра»)

А мне энергию свою так нравится дарить!
Не знаю, где её беру… У Солнца, может быть.
В любую новую игру мне нравится играть,
Вот мячик на плечо беру – и смог атлантом стать!
Поднимает на плечо надувной мячик-глобус.
Вот не умел я петь вчера – теперь всегда пою,
Того, кто был врагом с утра, теперь благодарю.
И если даже научусь по-новому играть,
То новых игр не побоюсь: хочу про все узнать.
Птицы дают Хранителю сначала один, потом другой, потом третий шарики, он начинает их подбрасывать.
Новая игра… Как в неё играть приятно!
Новая игра! Новая игра!
Скука не придет обратно! Новая игра…
Я так люблю играть в игру, где проигравших нет,
Где строю я и создаю, где зажигаю свет,
Где мне удастся превзойти того, кем был вчера,
И может вечно так идти весёлая игра!
Новая игра… Как в неё играть приятно!
Новая игра! Новая игра!
Скука не придет обратно! Новая игра…
Хранитель постепенно увлекается. Птицы играют с пледом и в конце любовно накрывают им Хранителя. Пилот присоединяется к исполнению, в конце увозит Хранителя. Птицы начинают менять декорации на планету Гордеца.
Любое дело без игры – работа, трудный труд,
Пускай меня «Герой труда» в итоге назовут.
А звание «Герой игры» – вот это для меня!
С ним силы есть и землю рыть, и петь, и сочинять!
Новая игра… Как в неё играть приятно!
Скучно жил вчера? Новая игра!
Скука не придет обратно! Новая игра…
Хранитель:
Хоть старый опыт заслужил почёт,
Но к новым играм молодость зовёт!
Пилот:
И я покинул скучную планету
Под крик: "Начнём играть мы наконец?"
И дальше на моем пути по свету
Была планета, где живёт Гордец.

Картина 5

Появляется Гордец (голубые тона). Стоит без эмоций, нога на мониторе. Птицы сначала вваливаются с хохотом, потом удивленно смотрят: «Кто это?». Пытаются дотронуться. Принц залезает под Гордеца, садится ему на ногу, заглядывает в глаза. Гордец оживает. Все пугаются.
Гордец (замечает Маленького Принца):
Ты прибыл с астероида, я знаю!
Здесь побывало много вас таких.
Маленький Принц:
Да! С птицами по свету я летаю...
Мне, кстати, надо покормить бы их.
Гордец (безразлично):
Я знаю точно: тот, кто сам летает,
Тот сам себя и кормит, это так!
Когда б ты слушал тех, кто много знает,
Тогда б ты знал не только этот факт.
Маленький Принц:
Но птицам этим будет так приятно,
Заботу и вниманье ощутить...
Они и сами могут, вероятно,
Поесть... Но мне приятно их кормить!
Гордец:
Увидишь: ты в ответ получишь только
Неблагодарность черную от них.
Поверь, я знаю! В жизни было столько
Неблагодарных!
Маленький Принц:
Ты прогнала их?
Гордец:
Ну, не прогнала… С ними я рассталась!
Неблагодарность – это форма зла.
Птицы пытаются дотронуться до Гордеца, но обжигаются холодом.
Маленький Принц:
А я с ней что-то раньше не встречался...
Гордец:
А я встречалась! И урок прошла.
Урок прошла, и это точно знаю:
Не надо свиньям бисер предлагать!
Птицы удивленно переглядываются.
Маленький Принц:
Но я всем, кто захочет, предлагаю
То, что люблю... Чтоб радость передать!
Гордец:
И очень зря! Я знаю! Вот послушай,
Как может сжечь неблагодарность душу...
Свет жёсткий, агрессивный.
Вступление песни Гордеца.

Песня Гордеца 07 (тема «Гордыня»)

Я знаю всё, я вижу этот мир
Без масок и прикрас.
Твой лучший друг – он для тебя кумир…
Но друг всегда предаст.
Ты хочешь благодарности людей?
Ты хочешь это зря!
Нет в мире справедливости нигде,
Сам Бог мне не судья!
Припев: Что люди могут нового сказать?
Слова их – просто звон.
Бессмысленно от них поддержки ждать:
Сама я – свой резон...
Мне помощь и поддержка не нужны,
Сама я знаю всё:
На свете лишь мои слова важны,
И больше ничего!
А значит, дружба – это ерунда,
Она ни для чего.
Так было, есть и будет так всегда,
Для мира моего!
Припев: Друзья что могут нового сказать?
Слова их – просто звон.
Бессмысленно от них поддержки ждать: 
Сама я – свой резон...
И Птицы, и Маленький Принц пытаются понять Гордеца и присоединиться к нему в песне и танце. Имитируют игру на разных музыкальных инструментах.
Маленький Принц:
А на моей планете всё иначе...
Я не люблю потери вспоминать.
Гордец:
Но если обижают – ты заплачешь?
Когда бросают, станешь сам бросать?
Когда тебе никто не благодарен,
За что тогда тебе благодарить?
Пилот:
И если друг тебя под дых ударит,
То стоит ли доверие дарить?
Маленький Принц:
Я просто для себя тогда решаю,
Что я столкнулся с новою игрой.
Звучит музыкальное вступление к песне «Смирение».
В неё я не играл – и вот играю.
Мне интересно! Мир богаче мой.

Песня Птиц 08 (тема «Смирение»)

Неблагодарность – это просто сбой.
"Спасибо" часто золота дороже.
Тот, кто гордится лишь одним собой,
Благодарить от сердца разве может?
Припев: Неблагодарность – чёрная, как ночь:
В которой на вопросы нет ответов...
Легко рассвету я могу помочь,
Благодаря и темень, и рассветы!
В пути гордыню слушать – это зря!
Дорог так много… Есть не только эта.
Легко забыть в гордыне, что заря
Принадлежит всем тем, кто встал с рассветом.
Припев: Неблагодарность – чёрная, как ночь:
В которой на вопросы нет ответов...
Легко рассвету я могу помочь,
Благодаря и темень, и рассветы!
Был создан этот мир не только мной:
Детей улыбки и глаза любимых...
Гордец постепенно присоединяется к исполнению. Птицы начинают менять декорации на планету Лентяя, достают подушку, мешок с мусором.
Пилот:
Забыть гордыню просто: быть собой:
Всем равным... И во всём неповторимым...
Припев: И благодарность прочь прогонит ночь,
И на вопросы вдруг придут ответы…
Легко рассвету я могу помочь,
Благодаря и темень, и рассветы!
Гордец (опомнившись):
Что я пою? Куда меня несёт?
А вправду: можно ль знать на свете всё?
Гордец уходит изменённый и уносит с собой микрофонную стойку.

Картина 6

Появляется Лентяй с подушкой и ложится на мягкое кресло.
Пилот (переходит на «мы»):
Простились мы с планетою гордыни
А вслед неслось: "Благодарю за всё!"
У Гордеца сменилась жизнь отныне:
Не всё он знает... Ну, почти не всё.
...И снова в путь! И оказались снова
На той планете, где живёт Лентяй.
С кем баобабы обошлись сурово…
Маленький Принц (расталкивает Лентяя, с иронией):
Я вижу, ты хвораешь? Не вставай!
Лентяй (просыпаясь, но периодически засыпая во время диалога, особенно на слове «Неохота!»):
Смотрите не споткнитесь! Это мусор...
Я приготовил выбросить его.
Прилечь не хочешь? Впрочем, дело вкуса!
Тогда присядь. Желаешь ли чего?
Маленький Принц:
Я выпил бы простой воды с дороги...
Лентяй:
Встань и налей! Здесь нет, как видишь, слуг.
Пуста кадушка? Не отсохнут ноги!
Сходи к колодцу... Потрудись, мой друг!
Маленький Принц:
А что ж ты сам не сходишь?
Лентяй:
Неохота!
Сегодня столько переделал дел!
Всегда найдется глупая работа...
Что делай, что не делай – где предел?
Вот, скажем, эта пыль... Пропылесосишь
Планету утром – пыль повсюду днем!
А эти баобабы? Если спросишь:
Откуда семена мы их берём,
То я тебе отвечу: от прополки!
Чем больше полешь, тем семян вокруг
Всё больше! Семена их, как иголки:
Теряются и сыплются из рук!
Устроены так, видно, баобабы...
Маленький Принц:
А я их аккуратно так полю...
Пока ростки, они ещё так слабы!
Лентяй:
Нет, всё равно прополку не люблю!
Об этом спел бы, неохота только…
И так без песен дел осталось столько!
Я не люблю ненужную работу:
Посуду мыть, планету прибирать,
Учиться... Развиваться... Неохота!
И не люблю с кровати я вставать.
Маленький Принц:
Так вот что за болезнь! Диагноз ясен:

Пилот:
Лень-матушка!
Лентяй:
И что же из того?
Пилот:
Недуг хоть не заразен, но опасен.
Маленький Принц:
Я слышал, трудно излечить его.
Лентяй:
Лень-матушка надежно защищает
От тех событий, что мешают спать!
Опасностей кто в жизни избегает?
Кто приключений не спешит искать!
Об этом я бы спел, да неохота,
Маленький Принц:
Но песня так полезна для полёта,
А приключенья – это интересно!
И неизвестность – новая игра!
Лентяй (вкрадчиво):
Несет нам неизвестность, как известно,
Потери и опасности утрат.
А главное – трудиться заставляет
И выходы искать из тупиков...
Нет, лень – защита! И ленивый знает:
Ждут приключенья только дураков.
Я б спел об этом…
Маленький Принц:
Только неохота?
Пилот:
Зачем будить лень-матушку свою?
Петь песни – это как-никак работа…
Звучит вступление песни «Лень».
Лентяй:
Ну, так и быть! Счас точно я спою!
Пока поёт, Лентяй периодически засыпает, а Птицы его будят.

Песня Лентяя 09 (тема «Лень»)

Как утром мне не хочется вставать...
И днём вставать мне тоже неохота.
Но надо баобабы вырывать...
Какая это трудная работа!
Зато в моих мечтах туда-сюда
Могу летать без всякого движения!
Птицы лениво кружатся.
Легко летаю лёжа я всегда
На крыльях моего воображения!
Прогресс научный поощряет лень:
Вот пульт – переключать телепрограммы,
А вместо книжек можно целый день
Читать в айфоне чьи-то инстаграммы.
Вообще неясно, для чего друзья?
Зачем их звать? Зачем к ним ездить в гости?
Придут – без чая встретить их нельзя.
А ехать самому? Уж это бросьте!
Есть миф, что человека создал труд,
Но если это правда – что случится?
Процессы эволюции идут
И тот, кто пашет, в лошадь превратится!
Маленький Принц (Пилоту):
А на моей планете лень не в моде.
Мне нравиться трудиться и играть.
Звучит вступление песни «Действие».
Бывает, я прилягу на природе...
Но только чтоб закат понаблюдать.

Песня Маленького Принца и Птиц 10 (тема "Действие")

Мне хочется все время что-то делать:
Бежать куда-то, петь, летать, играть,
Сокровища искать, смеяться смело
И баобабы с корнем вырывать!

Припев: "Поехали!" – и начинается игра!
"Поехали!" – и значит, действовать пора!
"Поехали!" – и чтоб назад не откатиться,
Нам надо действовать, действовать, действовать,
Птицы поднимают Лентяя.
Бегом бежать, бежать, бежать, бежать, бежать –
И не лениться!
А действие любое для начала
Легко волшебным словом начинать:
"Поехали!" И дальше до финала,
Чтоб не уснуть, "Поехали!" кричать.
Припев: "Поехали!" – и начинается игра!
"Поехали!" – и значит, действовать пора!
"Поехали!" – и чтоб назад не откатиться,
Нам надо действовать, действовать, действовать,
Бегом бежать, бежать, бежать, бежать, бежать –
И не лениться!
Птицы отбирают у Лентяя подушку.
Птицы готовят декорации Чиновника, завязывают ткани узлом, имитируя шлагбаум.
И действовать гораздо интересней,
Чем на диване без толку сидеть.
А чтобы не устать, прикольно с песней
Любое дело делать. Просто петь!
Припев: "Поехали!" – и начинается игра!
"Поехали!" – и значит, действовать пора!
"Поехали!" – и чтоб назад не откатиться,
Нам надо действовать, действовать, действовать,
Бегом бежать, бежать, бежать, бежать, бежать –
И не лениться!

Лентяй:
Хоть петь мне в самом деле неохота,
Но петь, пожалуй, классная работа!
Лентяй забирает мягкое кресло и уходит в Космос. Все остальные герои уходят за ним, обходя пандус.
Пилот:
И наконец с планеты паутины
И пыли мы отправились в полёт.
Другие впереди планеты были...
На следующей уже Чиновник ждёт.

Картина 7

Пилот с Принцем идут из глубины сцены, чтобы пройти к зрителю через «шлагбаум». Птицы «оценивают факт» шлагбаума. Маленький Принц пытается заглянуть под шлагбаум.
Чиновник (равнодушно):
Здесь встаньте, за барьером, здесь, у бровки...
Возможно, вы заразу привезли.
Где паспорта? Где визы? Где страховки?
А фото 6 на 8 принесли?
Маленький Принц:
Но птицы путешествуют без визы...
Они не знают никаких границ!
Чиновник:
Таков порядок – не мои капризы!
Касается порядок даже птиц.
Вот, скажем, привезли вы контрабанду,
А мне потом за это отвечать?
Чиновник появляется из Космоса и встает перед шлагбаумом:
Мне это надо?
(Громко): Есть ведь меморандум,
Как надо на планеты прилетать.
(Пилоту): И если вы нарушите порядок,
Ответственность за это – лишь на вас!
А не на мне лежит.
(На ухо Пилоту искренне):
Оно мне надо?
Я ничего не знаю! Есть приказ.
Пилот:
Но ты одна на собственной планете!
Так чей приказ ты хочешь выполнять?
Чиновник:
Как – чей приказ? Известно даже детям:
Приказы свыше! Их не обсуждать!
Маленький Принц:
А если гость, а если друг приедет,
Пилот:
Которого не видел много лет,
Маленький Принц:
Кто всех милей тебе на белом свете?
А если звёзд тебе прольётся свет?
Тогда их тоже встретишь по приказу
И будешь подчиняться лишь ему?
Чиновник:
Давайте мы договоримся сразу:
Мне лишние вопросы ни к чему!
Зачем мне отвечать за то, что в споре
Я ненароком вдруг произнесу?
Тем более, что сделаю? В задоре
(Кульминация):
Я лишнюю ответственность несу!
(Сквозь зубы):
Поэтому прошу вопросы эти
Кому-нибудь другому задавать!
Звучит музыкальное вступление к песне Чиновника.
Не отвечать же мне за всё на свете.
А визы нет – извольте отбывать!
(В сторону):
Зачем народу что-то объяснять?
Нас никогда не сможет он понять!

Песня Чиновника 11 (тема «Безответственность»)

Мне совершенно это ясно:
Кто ищет счастье, ищет зря!
Как мухи, все снуют напрасно,
А счастье – в формуле «Нельзя!»
Нельзя инструкцию нарушить,
От правил дерзко отступить:
Платить придётся, и к тому же
Вообще за всё в ответе быть!
Припев: Но никогда я не позволю
Себя за это упрекать!
Ведь настоящая неволя –
Ответственность за что-то взять!
За всякий вздор не отвечаю!
Лишь, как предписано, шучу.
На лаврах спать – не возражаю,
Но отвечать я не хочу!
Весь мир по правилам устроен,
По правилам все жить должны!
Чтоб быть свободным на просторе,
Мне рамки строгие нужны!
И пусть ответственности тяжесть
Уж кто-нибудь другой несёт,
Кто предписанья мне покажет
И мне скомандует «Вперёд!»
Припев: Но никогда я не позволю
Себя за это упрекать!
Ведь настоящая неволя –
Ответственность за что-то взять!
За всякий вздор не отвечаю!
Лишь, как предписано, шучу.
На лаврах спать – не возражаю,
Но отвечать я не хочу!
Птицы во время песни Чиновника исполняют танец: движение по коридорам, печатают на машинке, передают друг другу «документы», ставят печати…
Маленький Принц:
А на моей планете почему-то
За всё я отвечаю на пути.
Нетрудно это... Каждую минуту
Мне нравится ответственность нести!
Мне кажется: ответственность – награда...
Звучит музыкальное вступление к песне «Ответственность».
А если ни за что не отвечать,
Тогда приказов очень много надо,
Чтоб их бездумно слепо выполнять.


Песня Маленького Принца и Птиц 12 (тема «Ответственность»)

За всё, что происходит на пути,
За мысль, слова, за веру и за чувства
Так здорово ответственность нести,
Люблю я это смелое искусство!
Ответственность – не тяжесть и не груз,
Ответственность нести – моя награда.
Награда – предвкушать триумфа вкус,
Перерастать играя все преграды!
Припев: Дар крыльев не для взмахов – для парения,
Парения вне силы притяжения.
Летать легко без суеты движения,
И нет границ для легкого парения.
Ты, как и я, крылатый муравей:
Ползти привык он, но летать способен
Над тропами к любой судьбе своей,
К любой звезде в бескрайнем небосводе.
Птицы убирают декорации Чиновника и готовят декорации Оппонента.
На собственной планете хорошо
Парить в потоке без конца движения!
И, чтоб конец движению не пришел,
События создавать своим решением.
Припев: Дар крыльев не для взмахов – для парения,
Парения вне силы притяжения.
Летать легко без суеты движения,
И нет границ для легкого парения.
Чиновник (уходя в раздумья и в конечном счете со сцены):
А может быть, когда я отвечаю,
И вправду я свободу получаю?
Пилот:
Без виз нам только улететь осталось,
Но долго было слышно позади:
"Оно мне надо!" ...Тут и показалась
Планета Оппонента на пути.
Картина 8

Появляется Оппонент.
Оппонент (вступает в игру, вначале с Принцем, потом с Пилотом):
Ну вот, теперь мне будет с кем поспорить!
Маленький Принц:
Я, честно говоря, устал в пути...
Я отдохну чуть-чуть?
Оппонент:
Отбудешь вскоре?
И чаю не попьешь?
Даёт Маленькому Принцу стакан с чаем и печенье, Маленький Принц отходит в сторону, садится с оркестром и наблюдает диалог, попивая чай. Он отдает Пилоту «на откуп» планету Оппонента, чтобы проверить Пилота на свершившиеся изменения. Маленький Принц уже всё это проходил и знает «конец истории».
Оппонент (Пилоту):
Куда летишь?
Пилот (он уже изменился, становится «вменяемым», переходя на сторону Маленького Принца и противостоя своим собственным чертам характера):
Я много путешествовал доныне
И странного немало повидал...
Я видел злобу, чванство и гордыню
И лень, и безответственность встречал...
Оппонент:
А ты, дружок, не ошибался часом?
Как можешь ты людей других судить?
Гордыню видно только гордым глазом!
Ты сам гордец немалый, может быть?
Пилот:
Не знаю... Может быть... Летим со мною!
Тебе я все планеты покажу,
Которые оставил за спиною!
Оппонент:
Ну вот еще! Отстань! «Нет!» я скажу!
Чтоб убедиться в чьих-то там просчётах,
Совсем не нужно никуда лететь.
Защита есть от лишнего полёта:
Не нужно ничего менять хотеть!
Пилот (с надеждой):
Выходит, я нарушил твой порядок?
Наверно, лучше будет нам уйти?
Оппонент:
Минуточку! Я против! Сядь-ка рядом.
Нам в споре надо до конца дойти!
Пилот (нехотя садится рядом с Оппонентом):
Да я с тобою, в общем, и не спорю...
Оппонент:
А зря! Ты что-то слишком близко сел...
Отсядь подальше. Из твоих историй
Что важного ты мне сказать хотел?
Вот на твоей, на собственной планете,
Что главное на ней?
Маленький Принц:
На ней? Любовь...
Пилот (задумчиво):
А без любви вообще везде на свете
Родятся злоба, лень, гордыня вновь.
Оппонент:
"Любовь и кровь". И "вновь". Ещё "морковь".
Маленький Принц (из оркестра, подначивая Оппонента):
А там ещё есть рифма "приготовь"!
Оппонент:
Романтика серебряного века!
Попроще объясни для человека.
Пилот (раздумывая и постепенно осознавая):
...Любовь – это когда для тех, кто дорог,
Мне хочется меняться и дарить.
Меняться просто так. Без всяких споров.
Дарить без ожиданий получить.

Оппонент:
Да это не любовь, а сумасбродство!
Подальше спрячь теорию свою...
Развалит мир такое благородство
И проиграет тот, кто ждёт ничью!

Песня Оппонента 13 (тема «Сопротивление»)

Хаос событий опасных и странных:
Мало открытий, но много обманов.
Только сомнение нас защищает,
Не дает ошибки нам вообще совершать.
Если тотально сопротивляться,
Если реально не поддаваться,
И отвергать всё, что опыт не знает,
Хаос можно будет нам к порядку призвать!
Может быть, где-то вы будете правы,
Только не здесь с вашим новым уставом.
Царство порядка здесь, на планете,
И я буду строго тут его охранять!
Вольности ваши хаос рождают,
Вирусом нового мир заражают,
Значит, мне надо всем вольностям этим
Впредь сопротивляться и всегда возражать!
Новые люди, новые знания,
Новые навыки, новые чаяния,
Новые песни, новые гости –
Только беспорядок нам и хаос несут!
Новым событиям я возражаю –
Так я порядок преумножаю!
Глупости ваши подальше отбросьте
И не предлагайте даже нового тут!
Маленький Принц (Пилоту):
Но на моей планете это правда!
Любовь – реальность! Так я там живу...
Другой, наверно, мне совсем не надо...
Зачем ищу чего-то – не пойму!
Песня Маленького Принца и Птиц 14 (тема «Приятие»)

Если стану все ответы
Начинать со слова «Нет»,
Роль понравится мне эта –
Буду вечный оппонент.
Пусть событий напряжение
Порождает счастья ток,
Но мое сопротивление
Прерывает их поток.
А зачем сопротивляться?
Раз события идут,
Дать событиям случаться –
Вдруг сюрприз преподнесут!
Или множество сюрпризов:
Скажем, веник был вчера,
А теперь – букет нарциссов!
Вот весёлая игра!
Птицы начинают переделывать декорации с планеты Оппонента на планету Генерала.
Если двери на запоре –
Значит, это новый квест!
Есть другой конец историй:
Волк козлят вообще не съест!
Маленький Принц незаметно вынимает у Оппонента из кобур пистолеты и передает их Птицам.
Слово «Да» – волшебный ключик,
Отомкнёт любой секрет.
Может быть, приятель, лучше
Позабыть про слово «Нет»?
Оппонент:
Согласна я с собой иль не согласна?
Приятие приятней… Это ясно!
Оппонент убегает со сцены, отбросив маску.
Пилот:
"Отстань!" ты не твердишь – но я отстану...
Приятелями очень просто быть:
Поменьше спорить! Вот я и не стану:
Сопротивленье трудно победить!
Вон впереди – планета Генерала.
Возможно, Генерал нам будет рад...

Картина 9

Ткань у Генерала, как знамя, намотанное на биту. Генерал после поражения армии.
Генерал:
Таких гостей здесь раньше не бывало!
Ты наш или не наш? Ты чей солдат?
Маленький Принц:
Я свой. Сам по себе. С моей планеты.
Генерал:
Не наш, выходит. Вероятно, враг.
Маленький Принц:
А тот, кто ваш – он как узнает это?
Генерал:
Он только с нами, если не дурак.
Есть мы и есть враги. Есть наш противник.
Противники повсюду и везде!
Они достали нас! Чем мы активней,
Тем больше во враждебной нам среде
Того, что нас стремится уничтожить...
Маленький Принц:
Но кто они такие, эти "мы"?
Генерал:
Мы – это те, кто в самом главном схожи:
Мы – это делу верные умы.
Мы – это те, кто разным там пришельцам
Планеты ни вершка не отдадут!
Мы – это те, кто в самом малом дельце
Правы уж потому, что в бой идут
Плечом к плечу! Неважно: ради спора
Или участка суши иль воды,
Тем более планеты! Очень скоро
Мы победим!
Маленький Принц:
Но все же – кто же вы?
Как я узнаю, с вами иль не с вами
К примеру, я? Как наших отличать?
Генерал:
Всё очень просто! Лишь тогда ты с нами,
Когда готов за мною ты шагать!
Когда меня всегда считаешь правым...
Маленький Принц:
Но я так вовсе не считаю! Нет,
Ты может, прав внутри своей державы,
Но может быть всегда другой ответ.
Я, например, врагов совсем не вижу...
И нет врагов, я знаю, никаких.
Генерал:
Поэтому ты – враг! Тебя поближе
Мне подпускать нельзя. Ты хуже их!
Ты разрушаешь главные устои!
Хитрец! Ты до фундамента достал!
Борцы за мир своею простотою
Бойцам ломают веру в наш Устав!
Птицы становятся строем, Генерал прохаживается вдоль строя и обращается не к Птицам, а в пространство.

Песня Генерала 15 (тема «Отторжение»)

Допустим, гость появится:
Барашек, принц, баран…
Под шкурою скрывается
Волк – враг, злодей, смутьян!
А если враг наш прячется,
Он больше, чем наш враг!
Внезапно обозначится,
И не сожмешь кулак.
Готовим мы заранее
Военный наш удар,
Повсюду в мироздании
Грозит для нас пожар!
Союзники появятся
В сражениях с врагом,
Они не могут нравиться:
Измены здесь кругом!
Кто б другом ни прикинулся,
Обман здесь не пройдёт!
Во всем мы видим минусы,
Подвох повсюду ждёт!
Готовит враг события,
Нельзя их разгадать.
Но сделано открытие:
Всё надо отторгать!
Маленький Принц:
Выходит, "наши" на моей планете
Лишь я, барашек, Роза да вулкан!
А если кто к нам в гости вдруг приедет –
Всех надо гнать? Врагов из дальних стран?
Всех нужно отторгать? Они не "наши"?
Пилот (задумчиво, осознавая):
И ты, выходит, враг, раз ты не наш?
Звучит начало песни «Единение».
Наверно, враг один реально страшен:
Тот, что внутри возводит нам блиндаж...

Песня Маленького Принца и Птиц 16 (тема «Единение»)

Вот если бы для всех солдат, на каждой из планет,
Исчезли бы противники, их в мире больше нет!
А вместо неприятелей полным-полно друзей,
То можно все оружие собрать и сдать в музей!
Припев: И тогда б ни границ, и ни стен, и ни стран не осталось,
И забылись слова: «бой», «сраженье», «война», «оккупант».
Силовые структуры трудились бы самую малость:
Подавляли б попытки людей отторгать свой талант!
И если бы во всех домах и семьях мир настал,
Ругаться бы и злиться бы тогда б никто не стал,
Тогда б, наверно, стал един огромный добрый мир:
Больших планет, и малых стран, и маленьких квартир!
Припев: И тогда б ни границ, и ни стен, и ни стран не осталось,
И забылись слова: «бой», «сраженье», «война», «оккупант».
Силовые структуры трудились бы самую малость:
Подавляли б попытки людей отторгать свой талант!
Птицы забирают у Генерала биту.
А если бы во всех умах и в каждом из сердец
Исчезли б зависть, ревность, ложь и злоба, наконец,
Тогда бы праздник к нам пришел последней из Побед,
Победы, за которой войн на свете больше нет!
Пилот и Генерал заканчивают песню со всеми вместе.
Припев: И тогда б ни границ, и ни стен, и ни стран не осталось,
И забылись слова: «бой», «сраженье», «война», «оккупант».
Силовые структуры трудились бы самую малость:
Помогали б стремленьям людей развивать свой талант!
Звучат четыре финальных такта песни «Единение».
Генерал (командует сам себе и уходит в Космос):
Солдаты, петь!
Музыкальный стоп. Глиссандо у оркестра и хора.
На завершающих словах Генерала аккорд.
Кто песни распевает,
Тот единенье в хоре обретает!
Шестнадцать тактов соло саксофона. Птицы выстраивают декорации для Труса, убирая декорации планеты Генерала.
Пилот (голос в записи из-за сцены):
Мы распрощались с бравым Генералом.
И слышали: «Всем хором петь финал!»
…А на планетке самой-самой малой
Жил просто Трус. Уж он-то нас не ждал.
Все Птицы падают на пандус.

Картина 10

Появляется Трус. На нем пончо, увешанное баночками, головками чеснока, пугалками, трещотками, дудками, на шее театральный бинокль. Вначале Трус пытается защититься от гостей: трещит трещотками, брызгает спреем, сыплет порошком, меряет дозиметром. Всё это проделывает очень быстро, «пока еще не заразили».

Трус (очень тихо):
Зачем ты здесь? Мы, вроде, не знакомы?
Ты видишь – у меня здесь места нет...
Маленький Принц:
Но это дом твой?
Трус:
Тесновато дома...
Боюсь, не приглашу я на обед...
Маленький Принц:
Боишься ты чего-то?
Трус:
Опасаюсь...
Места глухие... Здесь добра не жди...
Событий я любых остерегаюсь...
Так сердце и колотится в груди...
Маленький Принц:
Чего ж бояться? Космос дружелюбен!
Трус:
Да просто ты не слушаешь эфир!
Достает приёмник, выдвигает антенну, слышен звук города и фрагменты эфира, позывные новостной программы.
Мир страшен, коррумпирован, преступен...
"Войной" назвать бы лучше этот "мир"!
Маленький Принц (включается в игру Труса, с глубокомысленной иронией):
"Война и мир"... Я где-то слышал это...
Трус (торжествующе):
А говоришь: для страха нет причин!
Недавно вон, соседняя планета
Подверглась нападению в ночи.
А может быть, я тоже на вулкане
Сижу здесь и не знаю ничего...
Маленький Принц:
Какой вулкан? Один холодный камень!
Трус:
А что таится в глубине его?
Я этот страх буквально ненавижу!
И ненависти той сама боюсь...
А "Новости вселенной" как услышу,
От страха мысли лезут: "Утоплюсь!"
Кругом везде всегда одно и то же...
Маленький Принц:
А ты не слушай новости... Зачем?
Трус:
А если акопа… апокалипсис? И что же?
Пилот:
Ты не узнаешь этого! Совсем!
Не будешь знать – и он промчится мимо!
Трус:
Нет, лучше уж бояться, но узнать!
Знать обо всем, что ждет неотвратимо
И эту неизбежность ощущать...
Маленький Принц и Пилот:
Но ведь тогда приятные сюрпризы:
Подарки, приключения, друзья
Не будут ждать...
Звучит начало песни Труса.
Трус:
Ох, эти все капризы
Таят опасность... Ты их ждешь? А зря!

Песня Труса 17 (тема «Страх и ненависть»)

От страха моего мой сон – кошмар,
Мне снятся беспокойства и упрёки,
Как будто надо мной зудит комар:
Лишь задремлю – кусает в нос и в щёки…
Приходится мне бить во сне себя
Со страху по щекам… И просыпаться.
Проснешься – а тревоги вновь трубят,
И хочется от страха разрыдаться.
Но что бы было лучше бы всего –
Остановить бы ненадолго время!
Чтоб не случалось больше ничего,
И не встречаться больше с вами всеми!
Хотя бы год. Ну, месяц. Пусть на час.
Иссяк бы пусть источник всех событий!
Ничто бы не случалось… Вот бы класс!
Но их не остановишь… Как же, ждите!
Уж если ненавижу я кого,
Так это время… Вот уж ненавижу!
Вот так и придушила бы его…
Но к времени не подойдешь поближе.
Наоборот, события свои
Оно мне шлет… Бомбардирует ими!
И в страхе я живу, а не в любви
Опасность – вот у жизни этой имя!
Маленький Принц (Пилоту):
А на моей планете мне не страшно...
Я только скуки лишь одной боюсь.
Звучит начало песни «Любовь». Птицы изображают полет.
И я ищу друзей... И мне так важно
Дарить им то, к чему я сам стремлюсь.

Песня Маленького Принца и Птиц 18 (тема "Любовь")

За дверью дома нашего – просторы,
Которым нет ни края, ни конца!
Равнины, реки, солнце, звезды, горы,
Ветра, дожди, пустыни и леса.
И в доме нашем – тоже бесконечность,
В песках планет и в комнатах квартир...
В мгновении одном таится вечность,
В одной слезинке уместился мир.
Пилот постепенно присоединяется к песне.
Страх, как волшебник, делает ничтожным
Любое изобилие вокруг.
Зато любовь всё то, что ей возможно,
Спешит дарить! Весь мир ей – добрый друг.
Дарить другим – легко и бесшабашно
Без страха потерять то, что дарить.
Любовь всегда, наверное, бесстрашна...
А страх не позволяет полюбить.
Птицы забирают у Труса приёмник и вешают ему на шею цветы и сердечки. Трус преображается, и страх и ненависть уходят.
Как я дарить люблю! И мне не страшно,
Что мой подарок кто-то не возьмёт
Или оценит. Это мне не важно!
Дари смелей! Вот страх твой и пройдёт.
Трус:
Дарить не страшно… Да, теперь я вижу:
Когда дарю – уже не ненавижу!
Трус исчезает.
Пилот:
Открытия… В пути их было много!
И мой теперь исправен «самолёт».
Маленький Принц:
Но нас с тобою ещё ждёт дорога,
Пока не время дать сигнал «На взлёт!»
Маленький Принц и Пилот остаются на сцене.

Занавес. Антракт.

Глава 33. «Возвращение Маленького Принца»
АКТ II
Картина 11

Декорации изменились. Переход от гротеска к спокойным тонам. Звёздное небо, на нем висят на нитях силуэты птиц.
Атрибут Звезды: фонарик в форме свечи. У Пилота, Маленького Принца, Птиц и музыкантов уже заготовлены такие же фонарики.
Звучит, постепенно нарастая, тема Звезды «Дарение».
Пилот (в записи за сценой):
И я уже почти решил, что космос
Лишь малые планеты приютил…
Но всё не так! Там есть кометы, звёзды,
Не счесть в нем щедрых, радужных светил!
Немало звёзд встречалось на дороге,
И свет комет нам помогал везде…
Маленький Принц:
Я расскажу лишь об одной из многих:
Ярчайшей, доброй, радостной Звезде.
Звезда (поет первый куплет за сценой):
Это, возможно, и новый устав:
Щедро любовь дарить…
Только задача любви проста:
Всем, как звезда, светить.
Звезда для всех горит в небесах,
Дарит – не платит дань.
Не слышит, как ей кричат в сердцах:
«Хватит светить! Отстань!»
Звезда выходит из Космоса. Маленький Принц выходит на пандус вслед за Звездой.
 Звезда (замечает Маленького Принца)
(Музыкальная тема продолжает звучать):
Привет, малыш! Я рада нашей встрече!
Да ты храбрец: в такой пустился путь!
Откуда ты?
Маленький Принц:
Так сразу не отвечу…
Во много мест успел я заглянуть:
Я был у Мизантропа, Генерала,
Чиновника, Лентяя, Гордеца,
У Оппонента, Труса…

Звезда:
Смелый малый!
Но твой маршрут не пройден до конца?
Маленький Принц:
Конечно, нет! Маршрут мой бесконечен!
Звезда:
А что ты ищешь? И куда летишь?
Маленький Принц:
Ищу друзей…
Звезда:
О! Этот поиск вечен!
И очень прост. Здесь все друзья, малыш!
Маленький Принц:
Ну, я бы не сказал… На тех планетах
Мне другом – ну никто не хочет быть…
Звезда (перемещается по сцене, обращаясь к Маленькому Принцу через зал):
Посмотрим повнимательней на это:
Твой друг – любой, кому начнёшь светить!
Маленький Принц:
Тебе легко сказать… Ведь ты – светило!
Звезда:
Да нет различий меж тобой и мной!
И ты свети! Поярче, что есть силы!
И пусть не соглашаются с тобой.
Свети, как я, – наш свет неисчерпаем.
Маленький Принц:
А почему? Где силы ты берёшь?
Звезда (продуманно и убежденно):
Мы, звезды, лишь один источник знаем:
Любовь ко всем, кому свой свет даёшь…
Пускай они сварливы и ленивы,
Неблагодарны и раздражены,
Завистливы и злы, несправедливы…
Но каждому лучи твои нужны!
Лишь тот когда-то твоим другом станет,
Кому ты проливаешь щедрый свет.
Искать не надо! Этот миг настанет,
И скажет «Да» тот, кто твердил лишь «Нет».


Песня Звезды 19 «Дарение»

Это, возможно, и новый устав:
Щедро любовь дарить…
Только задача любви проста:
Всем, как звезда, светить.
Звезда для всех горит в небесах,
Дарит – не платит дань.
Не слышит, как ей кричат в сердцах:
«Хватит светить! Отстань!».
Маленький Принц: С птицами вместе можно летать,
Если они – друзья,
Звезда: Можно им нити в клювики дать,
А взять заставить нельзя.
Маленький Принц: Я им для дружбы руку даю –
И вместе легко летим!
Птицам я сердце свое дарю,
Вместе: И с нами любовь в пути!
Звезда: Кто б мне ни встретился в чёрной тьме,
Я освещаю путь:
Звезда подходит к Маленькому Принцу, затем к Пилоту и зажигает их «свечи». Потом Маленький Принц и Пилот зажигают «свечи» Птиц, Птицы зажигают «свечи» музыкантов. Две Птицы зажигают «свечи» двум волонтерам по краям сцены. Волонтеры идут в зал и зажигают «свечи» ВИП-персонам. «Свечи» горят до конца спектакля.
Маленький Принц: Так легче лететь и ему, и мне,
Вместе: И с нами кому-нибудь…
Звезда: Быть может, хорошего в хаосе нет…
Хаос опасен вдруг?
Но подарю я хаосу свет,
И станет он новый друг!
Звезда уходит в Космос, один из музыкантов подает ей руку.

Маленький Принц:
Благодаря Звезде, я понял это:
Мне нужен друг, чтобы ему светить…
И вспомнил я, что ждёт меня планета,
Где можно миллион друзей найти!
И вот тогда я, космос покидая,
Решил, что можно на твоей Земле
Найти друзей. Я к ним дорогу знаю...
Мне только надо стать чуть-чуть смелей.
А если друг меня и покидает,
Останется серебряная нить,
Которая друзей соединяет...
И их разлуке не разъединить!

Картина 12

Пилот (потрясенно):
А я, ещё тебе не отдавая,
Уже так много получил вперёд!
Прилетают Птицы, садятся. Передают по цепочке от музыкантов Пилоту гитару. Гитара остается с Пилотом до конца спектакля.
Как крылья починить, теперь я знаю!
Малыш! Ты подарил мне мой полёт...
Пилот садится на пандус в противоположном от выхода Звезды месте. Птицы начинают щелкать ритм песни Пилота (перкуссия) и продолжают до слов Маленького Принца «Сейчас отвечу…». Маленький Принц получает колоссальное удовольствие от песни Пилота и от того, что ему удалось с Пилотом сделать.

Песня Пилота 20 (тема "Прощение и Благодарность")

Как бывает порой одиноко и грустно…
Увлечешься игрой – и не видишь, что друг
Уже больше не друг… И становится пусто,
Будто просто исчез свежий воздух вокруг.
Переходит зенит утомлённо светило,
И устало волна на песок накатила,
Даже птица бессильно над морем застыла,
И беззвучный свой звон льют небес купола.
Но проходят часы – и приходит прощение:
Бывший друг пусть уходит и боль унесет.
Он свободен – и нам дарит освобождение.
Пусть же свет и любовь на пути его ждет!
Переходит зенит незаметно светило,
И спокойно волна на песок накатила,
Даже птица бесстрастно над морем застыла,
И беззвучный свой звон льют небес купола.
Наполняется грудь свежим воздухом лета,
Открывается путь и торопит идти.
Благодарность друзьям освещает нас светом,
Благодарность друзьям, изменившим пути.
Переходит зенит, сил набравшись, светило,
И, играя, волна на песок накатила,
В свете радости птица над морем застыла,
И беззвучный свой звон льют небес купола.
Маленький Принц:
Я рад, что ты теперь опять свободен!
Пилот (в восхищении и изумлении):
Но расскажи мне, Маленький мой Принц,
Как смог ты это сделать? Это вроде
Большого чуда...
Маленький Принц:
Посмотри на птиц!
Они летят свободно потому что
"Летать" для птицы это значит "жить".
А для тебя не так... Бывает скучно
Тебе на крыльях собственных парить.
Тебе полёта как полёта мало...
Тебе в полёте нужен твой багаж:
Сомненья... страхи... деньги... одеяла...
Признанья чьи-то...  Это всё мираж!
Тебе помог не я, а мироздание,
Когда ты "закопал топор войны"
И смог открыто, с искренним вниманием
На свой багаж взглянуть со стороны.
Летать легко, когда поклажу бросишь!
Пилот:
Ты прав... Но вот чего мне не понять:
Ведь ты свои сокровища не носишь...
Вот Роза... Как её с собою взять?
(С иронией, возвращаясь к роли Оппонента):
Ты, как багаж, одну её бросаешь?
Тогда летишь свободно и легко?
Маленький Принц:
Сейчас отвечу...
Птицы перестают щелкать.
Звучит лейтмотив Розы. Музыканты подключаются последовательно, один за другим.
Маленький Принц между Птиц идет вперед на авансцену в другую от Пилота сторону, как будто неся Розу в своем сердце. Птицы по цепочке передают «материализованный» символ Розы: стеклянный пустой колпак. Маленький Принц подбегает к Птицам и берет колпак.
Все замолкают. Иронии больше нет.
Моя Роза... Знаешь,
Она со мной, хоть с ней мы далеко...
Она мою холодную планету
Вдруг сделала единственной... Одной...
К себе зовет своим особым светом...
Не меркнет этот свет во мгле ночной...

Картина 13

Роза выходит из Космоса, оставаясь позади Маленького Принца.  Она остаётся по-прежнему «на другой планете». Птицы синхронно расступаются перед ней.
Роза:
Мой друг, пора б домой! Ты загулялся,
А дома срочных дел невпроворот...
Вулкан не чищен... Друг твой отвязался...
От Солнца дует ветром... Дело ждёт:
Запущена прополка баобабов
И мог бы вспомнить кое-что ещё...
Про то, что кто-то ждёт тебя, хотя бы,
Про то, что дням разлук потерян счёт!
Маленький Принц:
Я скоро прилечу! Ведь я скучаю
И знаю: ты скучаешь без меня...
Других цветов я здесь не повстречаю...
Пилот (приготовил гитару):
Умом такую Розу не понять...
Роза:
Ты дома очень нужен! Я завяну...
Не без воды! Здесь частые дожди...
Завяну в одиночестве... И стану
Тебе во сне являться! Подожди!
 Маленький Принц:
Не правда ли, она одна на свете?
Прекрасный мой единственный цветок!
Ее слова так трогательны эти...
Пилот:
Угроза сниться ночью? Но, дружок...
Цветов на свете бесконечно много!
В них ценят не слова, а аромат.
У них есть почва, у тебя – дорога.
Зачем их слушать и смотреть назад?
Какой прожектор в душу тебе светит?
Какой магнит зовет издалека?
Маленький Принц:
Не знаю... Роза ль на моей планете
Или планета моего цветка...
(Пилоту, в сторону):
Порою душный запах так изряден:
Хочу сбежать, куда глаза глядят...
Но аромат и сладок, и приятен,
Когда я возвращаюсь к ней назад.
Роза (будто слышит или чувствует слова Маленького Принца):
Слова твоих поступков не заменят:
Ты можешь очень много говорить.
Пилот и Маленький Принц начинают диалог двух равных мужчин о любви.
Луч прожектора в начале на стеклянный колпак, при первых словах песни – на Розу, и другой луч прожектора – на Пилота и Маленького Принца.
Пилот:
Поступки ценят, а слова не ценят...
Маленький Принц (с иронией):
Так может, слов не слушать?
Пилот:
Может быть…
Маленький Принц:
Но ведь тогда и нас не будут слушать.
Пилот:
И вправду… Я и жил в стране глухих…
Ведь моя Роза мне дарила душу,
А я ей даже не писал стихи...
Не пел ей песен, слышал лишь упреки,
В ответ искал лишь недостатки в ней.
И вот итог: мы оба одиноки…
Я потерял то, что всего ценней!
Что я наделал! Я свободен, верно…
Но без любви – кому себя дарить?
Маленький Принц:
Чтоб всё вернуть – нужны слова, наверно.
Пилот:
И можно ли без слов определить
Ту Розу, ту страну иль ту планету,
Единственную в бесконечной тьме –
Не собственность мою...
Маленький Принц (мечтательно):
В пространстве где-то
Она как будто шлёт сигналы мне.
Пилот (с печалью):
Возможно, сожжена или пустынна,
Маленький Принц (с горечью):
А может быть, разграблена она...
Пилот (с сожалением):
А может быть, потеряна... Повинна...
Маленький Принц (с грустью):
А может быть, меняла имена...
Пилот (с гордостью):
А может быть, толкала на геройство...
Маленький Принц (с болью):
А может быть, и назначала срок...
Звучит начало песни Розы. Очень страстно.
Пилот (подводя нравственный итог):
Она одна. Единственное свойство
Планеты, где единственный цветок,
Маленький Принц:
Не то, что мне она принадлежала,
Пилот (перерождается в этот момент):
А то, что я ей весь принадлежу...
Маленький Принц (с огромной любовью):
К груди своей меня она прижала –
Как я объятьем этим дорожу!

Песня Розы 21 (тема «Родина»)

Где-то далеко в космосе плывет
Малая твоя планета,
И тебе легко, если знать, что ждёт
Роза, вся в лучах рассвета.
Летят, птицы в небе летят,
Но вслед их полету прозрачная нить
От дома родного зовет их назад
И запах родного вулкана хранит.
Множество планет тянут заглянуть,
Шлют свои поля соблазнов,
Но похожей нет на твою, одну...
Так одна, твоя, – прекрасна!
Когда от небесных дорог
Устанешь, и что-то потянет домой,
Какое блаженство: истертый порог
И в небе знакомом закат золотой!
Роза начинает ходить по кругу.
Только есть одна тайна у планет:
Малых и больших... Разных.
Все они – ничьи. И хозяев нет
У планет родных наших.
Зато для планеты родной
Ты можешь назвать себя с гордостью сыном
И скажет планета: "Ты – мой!"
И нежно тебя облаками обнимет.
Спецэффекты. (Проектор. Быстро меняющиеся кадры природы. Лица. События. Небеса. Ощущение космоса и бесконечности, создаваемое светом).
Мелодия темы Розы продолжает звучать. Свет гаснет.
Роза незаметно уходит. Один из музыкантов подает ей руку.
Маленький Принц (после медитативной паузы, рожденной песней и спецэффектами):
Спасибо Лису! Понял я отлично,
Всем сердцем понял: слабый мой цветок
Совсем не слаб. В нем сила безгранична!
Но я в ответе за неё...
Пилот (невольно возвращаясь из мира изобилия в реальный мир и «выхватывая» банальный штамп из старого опыта):
Дружок!
За всех за тех, кого мы приручаем,
Конечно, мы ответственность несём!
Маленький Принц:
Кого кто приручает? Мы не знаем...
У дружбы мы берем или даём?
Пилот:
Малыш! Мне что-то это непонятно...
Маленький Принц:
Я раньше тоже плохо понимал.
Но на Земле, придя сюда обратно,
Я вновь Змею – и Кошку повстречал...
Была вначале Кошка так любезна,
Покуда не увидела Змею.
А со Змеёю спорить бесполезно:
На разных языках они поют.

Картина 14

Кошка и Змея появляются порознь и остаются на разных планах, Кошка вначале став рядом с Маленьким Принцем, а Змея в отдалении и затемнении. Участвуют все, в особенности Пилот. Маленький Принц режиссирует эту игру.
Импровизация оркестра на темы Змеи и Кошки (по отдельности).
Маленький Принц:
Сегодня-то известно мне отлично:
Все кошки поначалу симпатичны.
Кошка:
Как ты миролюбив, малышка милый!
За хвост меня не станешь ты таскать?
Маленький Принц:
Зачем за хвост?
Кошка (улыбаясь):
Чтобы похвастать силой!
Чтоб сразу превосходство ощущать!
Маленький Принц:
Нет, я не буду! Я ищу потери.
Я в прошлый раз оставил здесь друзей.
Кошка:
Кого же, например?
Маленький Принц:
По крайней мере,
Пилота. Лиса. Может быть, детей...
(Пилоту): Вот тут змеиный шепот и раздался.
Змея:
Ты ищешь Лиса? Думаешь, он друг?
Маленький Принц:
В тот миг я как-то даже испугался…
Но началась такая схватка вдруг!
Кошка:
И вправду другом Лиса ты считаешь?
Маленький Принц:
Да, Лис мой друг. Его я приручил...
Змея:
И что же ты от дружбы получаешь?..
Но вот тебя Лис точно получил!
Птицы в процессе игры Кошки и Змеи периодически фиксируют их реплики, переходя от одной к другой.
Пилот:
Прекрасно то, что в дружбе не увидишь
Глазами – только сердцем лишь одним...
Кошка (Маленькому Принцу):
А ты от Лиса что обычно слышишь?
Вот как тебе он "мудро" говорил?
"В ответе ты за тех, кого приручишь!"
Не так ли?
Пилот:
Да... А что? Не прав он был?
Кошка:
Он прав... Но можно выразиться лучше:
"В ответе Я за всех, кого я приручил!"
Пилот:
Но в чем же разница?
Кошка:
Она, заметь, ничтожна:
Не Лис в ответе, ты. Ты сердце отдаешь
Тому, кого приручишь. Невозможно
Не отвечать за них...
Пилот:
Ты так живешь?
Кошка:
О, я совсем не Лис, другое дело!
Я приручаю, а себя не дам.
Гуляю, где хочу... А если захотела,
Дарю себя... Но избранным друзьям!
Змея:
Выходит, ты за них тогда в ответе!
Кошка:
Конечно! Но сама решаю я,
И никакому Лису на планете
Меня не приручить... Мои друзья
Лишь те, кто за меня не отвечают.
Хочу дарить – дарю. Но не беру.
Те, кто дают, свободу отбирают...
Вот ты – свободен?
Маленький Принц (с сомнением):
У меня есть друг.
И этот друг на золото пшеницы
Глядит и вспоминает он меня...
Змея:
Хитрюга Лис! Не даст освободиться
Тебе он никогда!
Пилот:
Хочу понять
И не могу. Так что ж такое дружба?
Кошка:
Мой друг лишь тот, о ком сама решу,
Что за него мне быть в ответе нужно.
В ответе быть его я не прошу.
Тебе, к примеру, не скажу однажды,
Что ты в ответе будешь за меня...
А подружусь с тобой – мне станет важно
За жизнь твою ответственность принять.

Песня Кошки 22 (тема «Дружба и Свобода»)

Да… Может, кошки не дружат,
Но есть и у них миллионы друзей.
Друг – как дорога: он Кошке не нужен,
Но может понравиться ей.
Кошка так друзей выбирает:
И прихотливо, и не торопясь,
Сама по себе вдоль по дружбе гуляет –
А зачем ей связь?
Важно не утратить свободы,
Не дать никому себя приручить,
Главное в дружбе – это право ухода:
Лишь так могу дружить!
Ладно, отвечать я готова,
Но только пока я с друзьями дружу.
Дружбу всегда можно выстроить снова,
Я снова и снова скажу!

Пилот (с недоумением обращается к Змее):
Мой друг – тот, за кого я отвечаю…
А захочу – и брошу отвечать?
Кошка утвердительно и поощрительно мурлыкает.
Змея:
Но если друг о том прекрасно знает,
То дружбой это можно ли назвать?
Кошка:
Конечно, можно! Лис – манипулятор,
Он хочет, чтоб вину ты ощущал…
Но предо мною рыжий провокатор
Бессилен: он меня не приручал!
Змея (адресуясь к Кошке):
Однако, скрыто управлять друзьями
И сеять в душах семена вины
Мы можем, как и Лис, еще и сами,
Бросая… А они страдать должны.
Пауза в музыке.
Кошка (делая вид, что не замечает Змею):
Я их бросаю… Но не убиваю,
Их не лишаю прав на выбор свой…
Но объясни мне – я не понимаю:
Дружил иль не дружил ты с той Змеей?
В тот, прошлый раз Змея тебя убила...
Освободила, скажешь, в том числе?..
Змея:
Да не убила! Лишь освободила.
Вновь звучит тема Кошки.
Маленький Принц:
Я жив, как видишь. Тело на Земле
Становится тяжелым для полетов,
Ему нужна одежда и еда,
Награды, деньги, почести, заботы,
Дома, карьеры... Людям никогда
Не встретить на Земле такого друга,
Кто б для полетов их освободил.
А мне вот повезло...
Змея: Опять услугу
Ты ждешь мою? По дому загрустил?
Маленький Принц:
Ты очень скоро снова мне поможешь...
Кошка (обращаясь, наконец, к Змее):
Но вот ответь: тебе это зачем?
Ну, помогла ты в прошлый раз... И что же?
Теперь ты только страх внушаешь всем...
Маленький Принц:
Домой, к себе не страшно возвращаться…
И не навечно будем мы прощаться.
Кошка:
Детей и змей вообще не понимаю!
И лапы я на этом умываю!
Кошка, а за нею Птицы уходят со сцены.
Змея:
Кто любит больше всех, тот для любимых
Готов на самый трудный, горький шаг,
Готов ужалить, раз необходимо,
Готов предать, готов устроить так,
Чтоб друг его прошёл кругами ада,
Раз путь такой друг выбрал для себя...
Проклятья, страх, опала – вот награда
Для тех, кто в дружбе действует любя...

Песня Змеи 23 (тема "Служение")

Только пыль и тлен
Лежат в песках вокруг меня,
Под небосводом.
Но пустыни плен
Не в силах главное отнять:
Мою свободу.
Выбор совершён,
И одиночество меня
Не угнетает.
Я в ладу с душой:
Разлуке друга не отнять –
Пусть он летает!
Меж звёзд и пустоты,
Забыв, возможно, обо мне,
Летит, свободен…
А внизу – кресты,
Бипланы, птицы в вышине
И солнце всходит.
Пламенем, волнами огня,
Оно песок опаляет.
Друг мой покинет меня –
Но пусть он летает!
Маленький Принц:
Теперь ты видишь, что такое дружба...
Змея – мой друг... Не проклинай её!
Бывает часто так немного нужно:
Бесстрашный друг – отправить нас в полёт.
Пилот (глубоко осознавая):
Чтоб вырвать из наезженного круга
И от тяжёлых нош освободить...
Малыш, ты прав! Найти такого друга,
И можно вечно жизнь благодарить!
Маленький Принц:
И я нашел Змею... Нашел в пустыне.
Теперь багаж меня не тяготит.
Пилот:
И значит, скоро ты меня покинешь...
Непросто будет без тебя в пути!
Змея (продолжает петь):
За его полёт
Свободу выбора отдать
Я буду рада.
Друг уйдёт на взлёт,
А я в песках останусь ждать –
Вот мне награда.
Если ты спросишь меня:
«Где же в дружбе свобода?» –
Вот мой ответ: дай для друга
Простор небосвода!
Змея уходит со сцены.

Картина 15

Маленький Принц и Пилот сидят в позах предыдущей мизансцены.
Пилот:
Ты улетишь, мой Принц, я знаю верно...
Но ты меня навечно приручил.
А я не приручил тебя, наверно...
Ну разве что слонёнка подарил.
Маленький Принц:
Слонёнка увидать глазами можно,
А главное невидимо глазам...
Послушай сердце: как стучит? Тревожно?
Пилот:
Тревожно...
Маленький Принц:
Ты теперь ответишь сам:
Ты приручил меня? Ты отвечаешь
За то, что я, куда хочу, лечу?
За то, что от тебя свободен?
Пилот:
Знаешь...
Я расставаться что-то не хочу...
Хочу я, чтоб подольше ты остался!
Маленький Принц:
А значит, ты меня не приручил.
Ответственности снова побоялся....
А если б взял – меня ты отпустил.
Пилот:
Мне кажется, теперь я понимаю...
Друзья нужны затем, чтоб отдавать!
Ну что же! Улетай... Я отпускаю,
Хочу я, чтобы мог ты вновь летать!
Маленький Принц:
Теперь я с чистым сердцем улетаю!
Поверь: твоим подарком дорожу...
И я тебе подарок оставляю:
Пойдем со мной! Я что-то покажу...

Картина 16

Идут, обходя большой круг, и возвращаются к той же точке.
По мере их движения рождается и нарастает тема "Поток".
Световые эффекты создают ощущение огромного потока, водопада чистой воды.
Звучит запись детского смеха, бубенцов, журчащей и падающей воды.
Маленький Принц зачерпывает из потока воду, пьет сам и передает Пилоту.
Маленький Принц:
Теперь всегда, везде: в сухой пустыне,
В пустой квартире и в толпе людской
Не бойся жажды: у тебя отныне
Всегда колодец с чистою водой.
Он только твой! Вода на дне колодца
Свежа, чиста, как горные ключи,
Вода играет, плещет и смеётся,
В ней смех мой, как бубенчики, звучит.
Из этого забытого колодца
Ты прежде, в детстве, только лишь и пил…
Но время шло… И, как родник смеется,
Ты, повзрослев, конечно, позабыл.
Источник сил, источник вдохновения,
Источник радости и самых точных слов
Ты ищешь там, где лишь одно забвение:
За стёклами бутылок и компов…
Колодец твой всегда неисчерпаем,
И если одиночество придёт,
Дает Пилоту связку бубенчиков.
Услышь бубенчик, друга вспоминая, –
И вновь тебе захочется в полёт!
Все герои спектакля из-за «потока» выходят поочередно на авансцену и становятся в тех же позах, что и в начале спектакля. Пилот поочередно подходит к каждому и, пока длится песня, отбирает у каждого его основной атрибут, передавая Маленькому Принцу. Персонаж копирует все движения Пилота и становится ясно, что Пилот видит самого себя в зеркале. После того, как Пилот отходит от персонажа, тот улыбается: они все вернулись в состояние детей.

Песня Бубенчиков 24 (тема «Поток»). 
Плещет вода и журчит переменчиво,
Вечно куда-то бежит...
В светлом журчанье смеются бубенчики:
Слышишь – и хочется жить.
Льётся ручей, утекает, прощается...
Но снова струится вода.
Песня воды никогда не кончается,
Льётся, смеется всегда.
Хочешь немного глотнуть бесконечности? –
Просто водицы глотни!
Хочешь услышать бубенчики вечности?
Плечи свои распрями!
Там, глубоко, под песками отчаяния,
Радости плещут ключи.
Это легко: улыбнуться нечаянно –
И снова поток зажурчит!
Пилот:
Но все-таки, открой мне свою тайну:
Что за планета в космосе – твоя?
Маленький Принц:
А ты не понял? Космос лишь случайно
Вы с Антуаном вспомнили, не я.
Не только космос малые планеты
Вмещает и орбиты их хранит.
Точнее, тоже космос, но согретый...
И он в тебе, внутри тебя лежит...
Моя планета где-то в моем сердце,
Твоя планета – где-то там, в твоём...
И если хорошенько приглядеться,
Мы тоже у тебя внутри живём:
И Трус, и Генерал, и я, быть может...
Но только у тебя они – твои.
И вдруг однажды ты захочешь тоже
Расправить крылья мощные свои
И с этими планетами поближе
Свести знакомство, чтоб узнать свой мир?
Музыка прерывается. Пауза. Тишина.
Пилот:
И прилечу к тебе... 
(пауза)
Малыш, смотри же:
Какой закат транслирует эфир!
Оба подходят к «окну» и любуются закатом. «Окно» – это бывшая «четвертая стена», закат где-то в зале, над головами зрителей. Маленький Принц стоит впереди, Пилот сзади, положив ему руки на плечи. Оба обращаются непосредственно в зал.
Тихий Космос. Только стрекочут кузнечики.
Маленький Принц:
Закат... Как на моей родной планете...
Меня домой зовет он... Мне пора!
Пилот:
Теперь легко мне будет жить на свете...
Достает связку бубенчиков и весело звенит. Пауза.
Мне нравится, малыш, твоя Игра!
Теперь уже любой из персонажей,
Что на планетах там, во мне, живёт,
Благодаря тебе, уже не скажет
Мне ничего, что запретит полёт!
И ты всегда останешься со мною,
Твой смех меж звёзд звенит, как бубенцы...
Маленький Принц (в полной тишине. Эффект многоголосного эха):
Не только я с тобою... За спиною
Всегда твои крылатые гонцы:
Птицы передают друг другу шлем Пилота, и к этому моменту Маленький Принц Пилоту этот шлем вручает.
Воображенья собственного крылья,
А с ним не нужно даже крыльев птиц!
Они всегда с тобою рядом были...
Пилот и Маленький Принц отходят вглубь сцены к верхней части пандуса.
Пилот:
Взлетаем вместе, Маленький мой Принц?
Все стоящие на сцене разбегаются и в «рапиде» словно в полете выходят на авансцену.

Картина 17. Финал

Финальная песня 25 (тема «Детский Мир»)
Пилот: Когда пространство суетой закружит,
А время вновь сожмёт свои тиски,
Мизантроп: Когда весь мир кричит, что ты не нужен
И давит космос на твои виски,
Хранитель: Среди планет, усталых и привычных
К извечным колеям своих орбит,
Гордец: Вдруг вспыхнет астероид необычный,
Который будто бабочка летит.
Лентяй: Он весело в игру свою играет
И, как бубенчик, весело звенит.
Чиновник: Законы тяготенья нарушает
И возмущает плоскости орбит.
Оппонент: Планета Принца! Детский Мир забытый,
А в этом мире всё наоборот:
Генерал: В нем нет врагов, и двери все открыты,
Там нет падений – лишь один полёт!
Трус: Как редко мы в привычном небосводе
Способны распознать волшебный блеск...
Хор взрослых: Нет! Детство не уходит – мы уходим,
Уходим от открытий и чудес.
Общий хор: Но как близка планета Принца!
Он здесь, колодец с ключевой водой...
Ах, как легко к полётам возвратиться:
Всегда бубенчик смеха под рукой!
Как просто снова стать самим собою:
Лишь радостно засмейся невпопад!
Маленький Принц выходит на авансцену и садится, свесив ноги.
Выходит Автор и садится рядом с ним.
И Звёздный Принц, утраченный тобою,
Опять к тебе воротится назад!
И Звёздный Принц рассветною порою,
Как детство, возвращается назад!
И детство возвращается назад...
Звучат колокола и детский смех в записи.

Глава 34. Эра благодарности

 «Мы – не рабы, рабы – не мы!»
Первая советская азбука «Долой неграмотность.
Букварь для взрослых»

И вот тут, читатель, описывать эмоции наших героев я положительно не берусь. Нет, нет, и не упрашивай меня! Их описывать попросту невозможно, это буря, шквал, цунами, это чёрт знает, что такое!
Ну, во-первых, сам спектакль. Ты слышал, читатель, какая там музыка? А какие голоса, какая техника? А сколько души в каждом эпизоде путешествия Пилота по своим внутренним мирам?! А каков маленький солист, который не играет на сцене, а живёт, и всех этой своей жизнью, как вирусом, заражает?!!
А во-вторых, каков магнитик-то Лилит приготовила для нашей пары в будущем?! Не магнит – магнитище! Ну как такой волшебный спектакль можно теперь не создать?
И получилось, что, как Мишу, так и Дашу, Лилит свободы выбора лишила. Теперь придётся воплощать так широко приоткрытый замысел.
Зато вместо свободы выбора у наших героев есть теперь Свобода! Во всяком случае, до шестого апреля.
Ни Даша, ни Миша даже не заметили, что они все трое снова очутились за привычным столом перед экраном. Даша потрясённо молчала, а Миша только поматывал из стороны в сторону головой, словно не веря сам себе.
– Поздравляю вас, дорогие мои соквестники! – Лилит торжественно простёрла над столом обе руки. – Теперь, если вы не откажетесь, вы получили настоящую Свободу во всех её проявлениях!
– Так… Погодите… Дайте опомниться, – Безмездник еще раз встряхнул головой. – Получили свободу, потому что отказались от свободы выбора?
– Ну конечно, Михаил Александрович! – отвечала, радуясь, Лилит. – Именно поэтому и получили, что отказались! Причём четырежды: отказались от свободы выбора парадигмы: жизнь или смерть, от свободы выбора стать или нет творцом своего мира, ограничив свою ответственность, от свободы выбора игры, приняв неизвестность и неопределённость, и, наконец, от свободы выбора собственной гордыни, принимая любой чертёж Творца от своего разума. А бонусом ещё и отказались от свободы выбора оценок любых событий, принимая любое событие с радостью и благодарностью.
– Скажите, Лилит, а вы от нас именно этого и хотели? – спросила Даша. – Чтобы мы прошли все четыре развилки, получили настоящую Свободу и освободились от власти Рынка над нашими душами?
– Именно этого и хотела, – серьёзно отвечала Лилит.
– А зачем вам это было нужно, Лилит? – спросил Миша.
– Зачем? – Лилит немного помолчала. – Вы прекрасно понимаете, что время старого Рынка как повелителя человеческих душ уходит. Лев Андреевич Малиновский мог бы вам много порассказывать про это, и даже с доказательствами. А на место старого Рынка приходит новый, совсем другой. Который не просто живёт по законам жизни, но ещё и обладает бессмертной душой. А значит, этот новый Рынок будет обладать и духом, и разумом.
– Получается, что главным в будущих отношениях людей станет духовность? – догадалась Даша.
– А вместо денег главным станет благодарность? – добавил Миша.
– Вы правы, – всё так же не спеша отвечала Лилит. – И сейчас мы с вами находимся в точке бифуркации. Но бифуркации не исторической, а скорее футуристической. Здесь и сейчас определяется будущее огромного числа людей, как когда-то это было с Моше.
– Если никакого поворота человечество сегодня не сделает и Рынок ещё долго останется владельцем душ, то какое будущее нас ждёт? – в конце своего вопроса Даша даже затаила дыхание.
– Ну что же, давайте посмотрим, какое, – отвечала Лилит.
Декорации при этих её словах тут же снова мгновенно изменились, и все трое оказались на борту белого прогулочного теплоходика ярким летним днём посреди большой реки. Вокруг на открытой палубе было очень много женщин в основном бальзаковского возраста, сидевших в креслах на палубе лицом к бодрому молодому докладчику, а скорее, коучу.
– Мы с вами на выездной однодневной учёбе руководителей профсоюзов государственных учреждений одной из поволжских областей, – прокомментировала Лилит диспозицию. – Профсоюзы, как известно, выразители интересов трудящихся масс. Вот интересно, что же у этих масс за интересы?
А коуч тем временем вёл себя вполне профессионально. Уверенным поставленным голосом безо всякого микрофона он сообщил профсоюзным активистам:
– Чем быстрее и организованнее мы проведём наши занятия, тем скорее приступим к культурной и развлекательной части нашей программы! Поэтому все рассаживаемся по местам и внимательно слушаем мои вопросы.
Тут, понятно, леди угомонились и довольно быстро заняли свои сидячие места.
– Прекрасно! – воскликнул коуч. – Итак, вопрос номер один! Поскольку мы все здесь присутствуем на учёбе лидерского актива, ответьте мне на вопрос: кто такой лидер?
Ответ последовал мгновенно, причём сразу от нескольких подготовленных отличниц:
– Лидер – это тот, кто ведёт за собой! – почти хором.
– Великолепно! – возрадовался коуч. – Первый общий зачёт! А теперь – вопрос номер два! А куда именно ведёт за собой лидер?
Ответ прозвучал от сидящей в первом ряду активной дамы, очевидно, одной из неформальных вожаков:
– А куда скажут, туда и ведёт!
Коуч даже немного растерялся, а потом попытался обратить вопрос в шутку. Однако было ясно, что никакая это была не шутка, а вполне серьёзный ответ.
– Дальнейшее мало интересно, – прокомментировала Лилит. – Перед вами – гвардейцы Рынка. И вся его система образования обучает людей быть не успешными и свободными, а вот примерно такими лидерами. Имеющими чуть больше, чем все остальные платёжеспособные покупатели.
И на этих словах Лилит учеба закончилась, а от бортов пароходика те же самые женщины вынесли на центр палубы складные столы, на которых, словно на скатерти-самобранке, мгновенно появились, бутылки, закуски и одноразовая посуда. И началось лидерское веселье.
А наши друзья оказались вновь за своим столом перед потухшим экраном.
– Вы давеча спрашивали, какое будущее вас ждёт? – обратилась Лилит к Даше. – В какое будущее придёт человечество, если ничего не изменится? И куда ведут его назначенные Рынком лидеры? «А куда скажут, туда и ведут!»
– А кто скажет-то? – изобразил тугоумие Миша.
– Да Рынок, конечно же, что ты спрашиваешь! – отмахнулась от него Даша.
– Как говаривал Лев Андреевич, – раздумчиво проговорила Лилит, – старому Рынку ни успешные, ни творческие, ни даже одушевлённые люди не нужны. А нужны ему платёжеспособные потребители.
– А кому же тогда мы нужны? – грустно спросила Даша. – Может быть, Богу?
– Цели у Бога и у Рынка когда-то совпадали, – Мише очень хотелось развеять Дашину грусть. – А теперь совсем не совпадают. А чего всё-таки хочет Бог? Чего хочет Творец? Какой, в конце концов, замысел у мироздания?
– Можно точно сказать, что в Его замыслы уже больше не входит, – отвечала Даша. – Деньги. Зачем нужны деньги, неважно, в какой форме, там, где настало материальное изобилие?
– Замечательно, Даша! – оживилась Лилит. – И что же вы предлагаете вместо денег?
– Благодарность, конечно! – уверенно отвечала Даша. – Это же прекрасная идея – «огонь, идущий вниз». Отдавать благодарность за результаты, и отдавать её всегда своим учителям – это только начало нового Рынка. Начало реформы образования.
– А что, если нам посмотреть, куда такая реформа приведёт человечество? – спросила Лилит и, не дожидаясь ответов, включила экран, вдруг ставший огромным.
На экране снова возникло изображение Московского Университета на Воробьёвых горах, но тут же это изображение и раздвоилось, разделившись на правое и левое.
– Допустим, в новом Рынке не будет предоплат, а оплаты будут, но только по результатам, – предложила Лилит.
Тут левое изображение Университета приблизилось на экране, и все трое оказались в просторном анфиладном холле главного здания Университета. Студентов тут было множество, но это были не только парни и девушки, а в том числе и вполне взрослые и даже пожилые люди. Кто-то подходил к книжным киоскам, выбирал книги и уносил их с собой, при этом ничего не оплачивая. Кто-то толкался у буфетных стоек, выбирал бутерброды, закуски и пирожные, наливал из термопота кофе или чай и тоже отходил безо всякой оплаты.
А к специальным высоким непрозрачным стойкам, стоящим и рядом с книжными киосками, и с буфетными стойками, тоже подходило немало людей, которые либо опускали в них бумажные купюры, либо проводили пластиковыми картами над терминалами эквайринга.
– Это устройства приёма благодарности за книги и бутерброды, – сообщила Лилит. – Точно так же происходит и оплата благодарности за полученные знания: деньгами. Причём именно избранным учителям.
– Чепуха какая-то! – изумился Безмездник. – Какая разница, когда за булочку заплатить: до того, как я её съем, или после?
– Так если булочка не понравится, то можно и не платить, – лукаво улыбаясь, ответила Лилит.
– Да и учителям благодарность деньгами нужна, наверное, только тогда, когда жизни без денег нет, – поддержала Мишу Даша. – А если за булочку можно и не платить, то что-то здесь не то!
– Перед нами – очень близкое будущее Большого Перехода, – торжественно сообщила Лилит. – Старый Рынок ещё не ушёл, деньги ещё в ходу, а вот система благодарности уже действует. И прежде всего действует она в образовании. Любой желающий может обучаться в Университете Благодарного Образования безо всякой оплаты и обучаться столько времени, сколько захочет. Очное обучение станет непопулярным, основное преподавание перейдет в режим онлайн. А вот принцип благодарности за результаты будет обязательным. Но контролировать перечисление десятины учителям никто не будет.
– А как же тогда? – спросила Даша. – Люди ведь могут обучаться, а потом обманывать и, когда результаты обучения будут успешными, станут зарабатывать деньги, но ничего никому не перечислять?
– Но вспомните, Даша, – отвечала Лилит терпеливо, – ведь это мир изобилия, и знаний, как и умений и навыков, у преподавателей тоже изобилие. И настоящие Учителя будут дарить свои знания всем, а не продавать их. И если кто-то не будет благодарен им за эти подарки, то этот кто-то будет просто нарушать законы жизни, и его дерево успеха рано или поздно засохнет. И очень скоро этот закон будут принимать все на Земле.
– Ну хорошо, а бутерброды? – вмешался Безмездник. – Почему за них нельзя заплатить вперёд? Зачем нужен этот донейшн?
– Что изменится от того, – поинтересовалась Лилит, – что вы заплатите за свою покупку, как она раньше называлась, а теперь – за подарок вам, до или после того, как вы им воспользовались? Если подарок для вас был полезным – значит, вы благодарите за него, если бесполезным или даже вредным – не благодарите. Всё честно.
– А на какие деньги производитель будет новые бутерброды делать? – не сдавался Безмездник.
– А производитель разве в другом мире живёт? – отвечала Лилит. – В мире нищеты, где хлеба и колбасы на всех не хватит? Ведь это просто смена парадигмы. Люди будут привыкать, что всё на свете – начиная от знаний и заканчивая квартирами ¬– можно будет получить без оплаты деньгами, но с последующей денежной благодарностью.
– Это получается коммунизм какой-то, – улыбнулась Даша.
– Ещё пока нет, – покачала головой Лилит. – Деньги-то в бытовом, обычном обращении остаются. А вот в системе образования, а точнее, просвещения – да, что-то вроде коммунизма. «Вода, текущая вверх».
– Да, это красиво, но очень уж фантастично, –  согласился Миша.
– И это ещё не всё. – Лилит запустила бегущей по экрану строкой бесконечную цепочку названий брендов разных компаний. – Помните про Благодарный Бизнес? Как и предсказывал Матвей, главной уставной целью корпораций, наделённых душой, будет развитие бизнеса по законам жизни. А это значит: частью своей прибыли благодарить не только Учителей, то есть собственные корни, но и щедро разбрасывать бизнес-семена.
– А что это такое: бизнес-семена? – распахнув глаза, спросила Даша.
– Это значит, – отвечала Лилит, – часть прибыли направлять на бескорыстное дарение молодым бизнесменам и помогать им этой поддержкой встать в бизнесе на ноги. И критерий успеха в бизнесе будет таким: скольким новым бизнесам с молодой бизнес-порослью ты помог подняться. Сколько новых деревьев ты вырастил.
– Это очень красиво… – вздохнула Даша. – Неужели так когда-нибудь будет?
– Непременно будет! Впрочем, только в том случае, когда это будущее станет не только замыслом, чертежом Творца, но и чьим-то ещё. Например, вашим замыслом и Михаила Александровича, – улыбнулась Лилит.
Все немного помолчали, осмысливая её слова. Наконец Безмездник сказал:
– Но вы, Лилит, говорите, что это только первый, переходный период. Большой Переход. А дальше? Как будут события развиваться дальше?
– Дальше? А вы помните, как они развивались у Александра Флетчера? Его благодарность Учителям перешла в другую форму: от благодарности деньгами в благодарность временем и вниманием.
– Вы хотите сказать, что благодарностью за подарки, произведённые или сделанные кем-то: хлеб, одежду, бумагу – будет внимание и время? Простое человеческое общение?
– Да, общение и внимание, но нет, не простое, – отвечала Лилит. – Точнее, не пустое.
– А какое же? – замирая, спросила Даша.
– Обязательно творческое общение. Общение, создающее нечто новое, – отвечала Лилит с такой убеждённостью, что усомниться в том, что так оно и будет, было просто невозможно.
И тут экран переместил своё внимание с левого изображения Университета на правое изображение. И снова на его просторное фойе.
Точно так же, как и раньше, студенты разных возрастов свободно брали книги, бутерброды и кофе, ничего не оплачивая. Но стоек для донейшн в холле больше не наблюдалось. Зато, следуя за манящим жестом Лилит в одну из огромных аудиторий, построенную амфитеатром, Даша с Безмездником обнаружили в ней не лекцию и не семинар, а несколько групп из учеников и преподавателей, рассевшихся на приличном расстоянии друг от друга по двое и по трое. Беседы в группах шли тихо, но было видно, что все без исключения участники этих бесед были крайне увлечены разговором. Причём, неизвестно, кто больше: преподаватели или студенты. А группа из четверых человек разных возрастов даже стояла у доски, и, выхватывая друг у друга допотопный мел, стремительно создавала на этой доске длинные цепочки формул и схем.
– Вот это и есть Эра Благодарности, – шёпотом сообщила Лилит. – Оплата за знания и бутерброды искренним вниманием и живым креативом. Поток благодарности. Причём, в обе стороны, заметьте. Студенты ловят идеи пожилых преподавателей, которые, в свою очередь, тут же питаются живой и смелой фантазией студентов, юных и не очень. И пока ещё эта Эра наступила в нашем примере только в образовании и сфере повседневных потребностей. Представляете, что будет, когда это произойдёт во всех проявлениях жизни людей?
– А деньги, как я понимаю, вообще исчезнут из обращения? – спросила Даша.
– Рано или поздно исчезнут обязательно, – отвечала Лилит. – А настоящие Учителя станут самой уважаемой профессией на планете.
– А чем отличаются настоящие Учителя от ненастоящих? – задала Даша новый вопрос.
– Настоящий Учитель, какой бы он предмет ни преподавал в порядке специализации – от квантовой механики до кулинарии – всегда преподаёт прежде всего главные предметы: ответственность, стремление к развитию, духовность, выдержку, стойкость, эмпатию, уважение и самоуважение. Аристономические качества, по Борису Акунину. И, конечно же, нравственность, и, конечно же, благодарность как предмет номер один, – торжественно отвечала Лилит. – Когда эти предметы в образовании повсеместно станут главными, тогда и настанет Эра Благодарности.
– Но когда же этот Большой Переход начнётся? – в нетерпении спросил Безмездник.
– Вы же знаете ответ, Михаил Александрович, – улыбнулась ему Лилит. – Как только первые Учителя начнут дарить свои знания, умения и навыки по принципу Благодарного Образования «вода, текущая вверх», не ожидая в ответ вообще никакой благодарности, ни денежной, ни какой-либо другой, когда главными их предметами обучения в дополнение к их основному предмету станут качества человеческой души, первое из которых – благодарность, тогда и начнётся Большой Переход.
– Но если в конечном итоге, – сказала Даша, поражённая очередным своим осознанием, – самой главной формой обмена между людьми станет творческое, креативное общение, тогда, чем раньше обучение будет посвящено именно творчеству, тем быстрее и придет Эра Благодарности!
– А что нам с тобой мешает открыть такой Университет Благодарного Образования прямо сегодня? – подхватил Миша Дашину идею. – Я буду развивать свою поэтическую и литературную мастерскую «Слово» и дарить всем, кто хочет стать поэтом или писателем свои знания, умения и навыки. А тебе сам Бог велел дарить людям в твоей мастерской «Резонанс» всё, что ты умеешь и знаешь, как композитор, музыкант и вокалист! И параллельно будем создавать наш спектакль, который будет для наших студентов выпускным!
– Если это будет Университет, то в нём должен быть постоянно пополняемый поток студентов, – увлечённо подхватила идею Даша. – Такой получится творческий поток!
– А мы программу нашего первого курса обучения так и назовём: «Творческий поток»! – обрадованно заключил Миша.
– Только не торопитесь, – предупредила фантазёров Лилит, – Большой Переход – это не Большой скачок, как когда-то в Монголии: от феодализма разом к социализму. Для того, чтобы выросло могучее дерево, сначала сажают его семя – намерение. Потом возникает росток – первые ваши ученики, студенты и последователи. И всё это время вы пока на старом Рынке, где бесплатных бутербродов нет. Поэтому первое время неизбежно будет два потока на обучении: платных студентов и благодарных учеников.
– Но и тем, и другим мы же можем дарить курс Практической Благодарности «Вода, текущая вверх»? – спросил Безмездник.
– Обязательно! – отвечала Лилит. – И именно дарить! А если не опускать рук, то именно с вас и начнётся Эра Благодарности, как когда-то Эра Объединения началась с Моше и его первого ученика Зхарьи.

Глава 35. Рождение Ездры

«Кто живет в мире слов, тот не ладит с вещами»
Сергей Довлатов

Омыв руки и ноги при входе в главный Урушалимумский бейт кнесет, ставший для иудейского народа «малым святилищем» микдаш меат, пока строится Второй Храм, Зхарья медленно и величественно прошёл к высокому помосту – по-иудейски, алмемару. На нём был установлен удобный стол, где уже развёрнут пергаментный лист Торы со священными письменами сегодняшней молитвы.
Микдаш меат, или, по-эллински, сюнагогэ, для иудеев не Храм, а лишь помещение для общественной молитвы. Единственный Храм может быть построен лишь на одном месте: на храмовой горе Урушалимума. Он там и строится, строится уже пятнадцать лет. И лет тридцать ещё будет строиться, не меньше. Но Урушалимумский бейт кнесет расположен к будущему храму ближе всех остальных.
Поднявшись на алмемар, Зхарья, как и всегда, устремил взгляд на особый занавес парохет, за которым укрывалась святая святых: ковчег завета со  скрижалями, принесёнными Великим Моше с горы Синай. Парохет укрывал на самом деле не ковчег, а лишь его символ: огромный шкаф из ливанского кедра, где хранятся свитки Торы арон кодеш. Эта сторона сюнагогэ стеной смотрела на строящийся Храм, и потому все, кто молятся здесь, всегда обращались лицом к Храму.
Над ковчегом, в самой верхней части парохета, горел нер тамид, «неугасимый светильник». Он горит всегда, символизируя масляный светильник Храма менору. В меноре должно быть семь фитилей, один из которых горит постоянно, Нер тамид играл светлыми бликами на висящей рядом с ним бронзовой доске с выгравированными на ней десятью заповедями.
Ах, скорее бы наконец воздвигли уже Второй Храм! Сердце Зхарьи томилось здесь, в бейт кнесете, каждый раз, когда приходил его черед читать пергамент Торы. Тора – не Библия. И никогда ею не станет. А почему? Ведь заповеди Великого Моше, из которых выросло его Пятикнижие, и откровения других пророков – и в Торе, и в Библии общие. И были бы эти две Книги одной Великой Книгой, но нет!
Вот почему иудейские раввины не приемлют Библию: Тора для них есть не только письменная, но и изустная, тайнами которой владеют только посвящённые, дабы в тайны иудейской и только иудейской веры не проникли посторонние избранному народу.
У них всегда так будет: ступени посвящения, ступени знания, ступени близости к Богу. И на каждой ступени – свой маленький народ внутри народа иудейского.
Не этого, не этого хотел старый Моше, его отец, и не этого, по его словам, хочет Бог! Бог хочет единой веры, единого народа, единый Храм. А возгордившимся народам Он смешивает и разделяет языки и наречия, и потому гордецы никогда не построят Башню до неба, ни в Вавилоне, ни в Урушалимуме. Зхарья допущен в микдаш меат читать священную Тору, но потому лишь, что знает на память её от слова до слова.
Но не только Тору читает людям Зхарья.
Он уже давно проповедует и здесь, в бейт кнесете, и на площадях, священные слова пророков, которых в Торе нет. Пророк Иезекииль ещё жив, наверное, но и его пророчества звучат здесь, в Урушалимуме. Да и строки собственных пергаментов Зхарья пересказывает так, что и сам не сомневается: это – слова Бога!
Но сегодня сердце велит ему читать совсем иную проповедь.
– О, народ Иудеи, народ Финикии, народы Мидии, Вавилона и Эллады! – Зхарья нарочно обратился ко всем, кто мог читать Библию, даже если никого из этих народов и не было в доме молитвы. – Сегодня я видел Бога, нашего общего, единого Бога, и Он говорил со мной!
Понятно, что тут в бейт кнесете, и на мужской, и на женской половине разом воцарилась тишина, и все подняли головы к новому пророку.
– Бог повелел мне передать вам, что избранный Его народ – тот, кто чтит единого Бога и не создаёт себе ложных кумиров! Так и в священных Заповедях записано! – и Зхарья вскинул руку к бронзовой доске, освещённой нер тамидом. – Готовьтесь, люди! Очиститесь от грехов! Пятьдесят лет назад в разрушенный Урушалимум приходил последний пророк, чьё имя было тогда Узайр. Он бежал из вавилонского плена, чтобы увидеть Урушалимумский Храм. Но, когда на месте храма нашёл лишь руины, просил Бога забрать его к себе. И Бог в милости своей выполнил мольбу Узайра, но наказал ему вернуться через сто лет, когда Храм будет построен, и принести народам Иудеи слово Бога. Он придёт как последний пророк, и в руках его будет Книга, записанная на пергаменте. И понесёт тот пророк слово Божье всем народам земли, и назовут ту книгу по месту рождения последнего пророка города Библ Библией. А сам пророк назовёт себя Книжником, и станет он строг в установлении Закона Божия, доступного и открытого всем.
Зхарья помолчал, окидывая взглядом притихших людей. Людей было сегодня много, гораздо больше, чем в другие дни. А в открытые двери бейт кнесета входили всё новые и новые, в самых разных одеждах и с самым разным цветом кожи. Тогда Зхарья набрал в грудь воздуха и продолжал:
– В этом году на престол взошел царь Дарий. Он процарствует тридцать пять лет, и при нём будет восстановлен наш Храм. Но когда его на троне сменит царь Ксеркс, Книжник придёт в Урушалимум и войдёт в Храм с Библией в руках. И каждое слово, продиктованное в ней Богом, будет доступно людям, и не будет в Библии скрытых знаний, подобно тем, что скрыты в изустной Торе. Я, пророк Зхарья, говорю вам это, люди! И я собственными руками передам страницы своих пророчеств Книжнику, потому что со мной говорит Бог! И через Библию Он хочет говорить с каждым из вас. Люди, помните: Бог любит вас! Любит каждого из вас, и готов простить грехи тем, кто признает сердцем свои грехи и покается перед Ним!
Последние слова Зхарья уже не произносил, но выкрикивал высоким тонким голосом. Сразу несколько раввинов с разных сторон устремились к алмемару и взбегали по его ступеням. Святотатство в бейт кнесете! Даже мысли о том, что сокровенные знания изустной Торы могут быть доступны простому народу, нельзя было допустить в головы простолюдинов!
Зхарья был схвачен с нескольких сторон крепкими руками сытых раввинов, стащен с алмемара и выдворен за пределы бейт кнесета. Но чудо! – за ним устремились на улицу чуть ли не все люди, молившиеся здесь сегодня.
И, стоя под открытом небом в лучах палящего солнца, Зхарья продолжал пророчествовать:
– Многие из вас увидят приход Книжника! И за его ум, волю, твёрдость и близость к Богу назовут его вторым Моше! Каждый, кто пойдёт за последним пророком и будет крепок в своей вере, и он сам, и семья его, и дети его до седьмого колена, будут хранимы судьбой и отмечены особой милостью Бога! Ждите, люди! Стройте Храм, готовьте его к приходу Книжника, последнего пророка! Бог равно говорит со всеми вами, и Книжник поможет услышать Его тем, кто чтит Божьи законы и заповеди. Бог воскресит Книжника, последний пророк, войдёт в восстановленный Храм, и понесёт всем народам слово Божье!
И больше из-за криков толпы Зхарья на мог сказать ни слова…

*                *
*

Караван приближался к Урушалимуму. Подходил к концу последний день перехода. Жара спадала, наступал благодатный вечер. Из Вавилона караван уходил ещё весной, а сейчас, четыре месяца спустя, палило жаркое лето.
Моше устал от перехода через пустыню. В знак уважения к его чину и возрасту ему предоставили самого сильного верблюда с удобным крытым балдахином сиденьем, но всё равно путешествие для Моше было мучением. Ведь ему исполнилось уже сто сорок четыре года.
Моше ехал в Урушалимум не простым переселенцем. Он имел официальный статус особо уполномоченного персидского царя Ксеркса I.
Персы по отношению к завоёванным народам все эти десятилетия вели себя мудро. Они разрешали в своих сатрапиях самые разные культы и религии, но жёстко усмиряли любые волнения под религиозными знамёнами авторитетом своих наместников, приближённых к власти. Наместников не светских, а именно духовных. А Иудея, центр огромной сатрапии к западу от Евфрата, беспокоила молодого Ксеркса больше всего.
Семь лет, с первых дней воцарения Ксеркса на персидском троне приглядывали его наблюдатели за духовенством в колонии пленённых иудеев и финикийцев, давно ставших жителями Вавилона. И все сошлись во мнениях: на должность доверенного лица царя Ксеркса I авторитетнее и уважаемей старца Моше не найти. Пусть он и дряхл, но он один сможет укрепить иудеев в смирении перед персидской властью.
Моше потянулся к седельной суме, в которой лежали драгоценные пергаменты, погладил её высохшей старческой рукой и взял дорожный кувшин, укрытый в меховой чехол, чтобы не нагревалась вода внутри. Но вода была уже давно горячей и жажды не утоляла.
Повесив кувшин на место, Моше ещё раз погладил кожу седельной сумы. Там покоились не все пергаменты Библии (те были надёжно упакованы в богатом ларце на спине верблюда), а самые дорогие, последние пергаменты: книга пророка Зхарьи и его последнее письмо отцу. А ещё пергаменты последней книги Библии, откровения последнего пророка, самого Моше.
Зхарья писал Моше редко, но зато письма были длинными и обстоятельными. Он рассказывал, как строится Храм в Урушалимуме, как, будто бы сама собой, сформировалась паства пророка Зхарьи из многих тысяч верующих, большинство которых были иудеи. Рассказывал, как ждут они прихода последнего пророка, Книжника, который после своей смерти на развалинах Второго Храма воскреснет через сто лет по воле Бога и явится к народу Иудеи с Библией в руках. И Библия та будет открыта каждому: кесарю, вельможе, торговцу и нищему. И не будет в ней, подобно Торе, сокрытых знаний, и каждый сможет услышать слово Бога. Ибо всех людей Бог создал по образу и подобию своему, и каждый может по Его воле получить часть Его силы за твёрдую веру свою.
Писал Зхарья отцу и о гонениях, которым подвергался его приход со стороны иудейских раввинов, и в особенности коэнов и левитов. Но многие из раввинов, числом уже более сотни, обратились к единому Богу, внимали Его слову и теперь ждали прихода последнего пророка.
…Со времени последнего письма Зхарьи прошло уже тридцать пять лет. А вместе с письмом этим и пергаментами Книги Зхарьи скорбный вестник принёс Моше весть о кончине его приёмного сына.
Моше заранее, давным-давно знал об этом неизбежном событии от Лилит, но всё равно надолго опечалился. Однако гонец принёс и радостную весть: уже сотни проповедников Библии по заветам Зхарьи увеличивали приход и готовили народ Иудеи к воскрешению и явлению последнего пророка. И Моше знал, каким будет имя этого пророка.
Ездра, что по-иудейски значит Книжник.
Ездра принесёт с собою в мир полную, без изъятий, Книгу. Библию. И Книга эта изменит жизнь не только иудеев и всех народов Палестины, но и многим другим народам принесёт Закон и строгость нравов. Моше знал, и не только из писем сына, что Бог иудеями почти позабыт, род иудеев из-за браков с языческими чужеземками отравлен всё больше и больше самыми разными языческими верованиями и разобщён. И Моше был твёрдо уверен, что люди и в Мидийском, и в Иудейском царствах, и даже в родной его Финикии ослабли и пали перед вавилонянами, а затем и попали в Вавилонское пленение именно потому, что народы их забыли Закон и Бога.
И главной своей миссией теперь, когда Библия написана и воплощена во многих списках на пергаменте, Моше видел установление по всей Иудее и Палестине, как сатрапии царя Ксеркса I, единого Закона для всех народов и единой же веры. Иудея? Хорошо, раз Храм стоит на самом высоком телле Урушалимума, и здесь-то Бог и предназначил проповедовать самому многочисленному народу Палестины – иудеям, то пусть имя истинной единой религии и будет – иудаизм. Не жалко. Ведь главное дело его жизни, Книга, всё равно будет в веках носить имя родного его сердцу Библа…
Поймав себя на шевельнувшейся в этом самом сердце гордыне, Моше трижды прочитал искупительную молитву и принялся отыскивать себе наказание за гордыню, дабы обратить её в смирение. Имя, имя… Раз, Моше, ты возгордился именем родного своего города Библ, то в наказание забыто отныне будет твоё собственное имя. Произнеси в последний раз имя Моше – и забудь его! Отныне ты зовёшься Ездрой.
И Ездра в измождении задремал. Но лукавая гордыня и во сне продолжала ему шептать, что имя его, данное при рождении, будет не забыто, а возродится в народном слухе, что Ездра – никто иной, как пришедший к людям во второй раз Великий пророк Моше.
Но сны свои Ездра оставил уже без покаяния.
Он просто спал. И во сне не заметил, как вдали показались стены долгожданного Урушалимума, за которыми скрылось закатное солнце.
Уже в полной темноте быстрой палестинской ночи караван подошел к городским воротам. Пока караванщик торговался со стражей о въездной пошлине, Ездра пробудился ото сна и с трудом спустился на землю размять уставшие руки и ноги.
У ворот толпилось много паломников и нищих, ожидающих утреннего часа, когда плата за вход в город будет в два раза ниже ночной. И среди них Ездра различил одну женщину, которая пристально смотрела на него. Он знал когда-то эту женщину, но не мог её вспомнить. Женщина была немолода, наверное, лет шестидесяти, но по своему возрасту в Вавилоне Ездра её встречать определённо не мог. К тому же женщина эта, несмотря на плотный хиджаб, оставляющий открытой только верхнюю часть её лица, была явно больна проказой, причём в очень запущенной стадии. Белые пятна вокруг глаз и на лбу, покрытые шелушащейся кожей, тонкие перепонки между таких же шелушащихся пальцев рук, горящие лихорадочным пламенем глаза… Сомнений не оставалось. Женщина была неизлечимо больна.
Тут женщина пробралась сквозь толпу, шатаясь, подбежала к верблюду Ездры и упала перед старцем на колени.
– Ты пришёл! Ты пришёл, наконец, последний пророк! Я смогла дождаться тебя! – женщина распростёрлась перед Ездрой ниц, не касаясь, однако, его руками. – Помолись Богу за меня! Я знаю, Он всё может. Попроси у Него послать мне исцеление! Тебя ждали здесь сто лет – так яви же чудо, Книжник!
Толпа заволновалась, окружила Ездру плотным кольцом.
– Хорошо, я помолюсь за тебя, женщина, – сказал он устало. – Но и ты обрати своё сердце к Богу. Он милостив к кротким, но не прощает обмана и гордыни.
Ездра без страха опустил свою левую руку на хиджаб прокажённой женщины и начал творить молитву. Молясь, он не думал ни о чём суетном и забыл о времени.
И вдруг вокруг Ездры начал подниматься шум изумлённых человеческих голосов, быстро перешедший в настоящий рёв.
Ездра открыл глаза. Женщина по-прежнему стояла на коленях, но руки её теперь были подняты высоко вверх, а хиджаб открывал почти всё её лицо.
Кожа женщины была абсолютно чистой, и сама она помолодела лет на двадцать. «Чудо!», «чудо!» неслось отовсюду. Ездра устало поднял руки вверх, прося тишины, а женщина тем временем крепко обняла его колени.
– Это пророк! Последний пророк! Он пришёл к нам через сто лет и принёс Книгу! – громко кричала она. – Бог помогает ему совершать чудеса!
Толпа невнятно подхватила на разные голоса: «пророк!», «пророк!»
Тут к ним сквозь толпу протолкался странствующий раввин лет сорока в запылённой кипе. Очевидно, он тоже ждал утра, чтобы сэкономить на въездной пошлине.
– Какой же это пророк! – тонким голосом воззвал раввин к толпе. – Вы посмотрите на его богатые одежды! Это сатрап, посланец царя Ксеркса, чтобы грабить и притеснять народ Иудеи. Он знает лишь ремесло мытаря, а эта женщина – с ним заодно! Он никогда не видел ни одного пергамента священной Торы!
– Тора – лишь часть священной книги Бога, имя которой – Библия, – смог ответить, наконец Ездра, воспользовавшись паузой в потоке слов молодого раввина. – Ты даже не знаешь, о неразумный, как много пергаментов Торы утеряно за время Вавилонского пленения народа Иудеи!
– Хорошо! Если ты тот, за кого себя выдаёшь, прочти начальные строки Второй книги Пятикнижия! – запальчиво выкрикнул раввин.
Ездра только улыбнулся. Он закрыл глаза, увидел перед собой лист пергамента с буквами иврита и начал нараспев читать справа налево.
У ворот в город повисла пронзительная тишина. Только голос Ездры звучал, не останавливаясь и не запинаясь. А люди, один за другим, начали опускаться на колени и даже простираться ниц. Одним из первых это сделал молодой раввин, следивший вначале за Ездрой по строкам пергамента, который он вынул из-за пазухи, а потом упавший в дорожную пыль, когда строчки на пергаменте закончились.
Наконец, Ездра прекратил читать и обвёл взглядом коленопреклоненную толпу.
– Довольно ли вам, люди, чтобы убедиться, что я принёс вам слово Божье? – спросил он у толпы.
Невнятный гомон был ему ответом.
– Я знаю, что иудейский народ погряз в беззаконии и безнравии. Некогда сильный народ теперь рассеян по палестинским, мидийским и вавилонским землям. Через три дня в Урушалимуме начнётся Суккот, Праздник Кущей. На седьмой день Суккота я представлю народу Библию и Закон, который заключён в ней. И пусть те мужи Иудеи, кто вступил в брак с язычницами, расторгнут свои браки и укрепят народ свой браками с иудейками. И пусть никто не совершает никакой работы в шабат, ибо по субботам Бог заповедовал иудеям отдыхать, как Он когда-то отдыхал от своих трудов праведных. И пусть каждый вспомнит о церковной десятине и укрепит ею наш Второй Храм. А сейчас пропустите с миром наш караван и дайте путникам отдых с дороги, ибо шабат уже наступил.
Последние слова Ездры адресовались уже стражникам, которые, отойдя от запертых городских ворот, как и остальные, затаив дыхание слушали воскресшего пророка.
– Мы встретимся на Празднике Кущей! – обратился Ездра к людям с последними словами. – Мир вам, жители Урушалимума, и мир вам, странствующие и путешествующие!
Он двинулся к воротам, держа за уздечку своего верблюда. Однако десятки рук подняли его и помогли усесться на ненавистное дорожное сиденье на спине животного.
И тут Ездра снова встретился взглядом с исцелённой женщиной. Её взгляд был полон огромной Любви – и знаком, до боли знаком…
Но старая память так и не могла вспомнить, когда он видел эту женщину и эти глаза.

*                *
*

Когда на рассвете Великой Хошаны Ездра медленно вышел из большого шалаша – сукки, служившего символом всех временных жилищ иудейского народа в сорокалетнем странствии по пустыням, он не поверил своим глазам. А глаза его повсюду, со всех сторон видели тысячи тысяч коленопреклонённых людей, чьи лица были обращены не к возводимому Храму, а к нему, Ездре, последнему пророку.
– О правоверные! – начал Ездра звучным не по-старчески голосом, и мгновенно вокруг повисла полная тишина. – Сегодня, в последний, седьмой день праздника Суккот, в день Великой Хошаны закончилось блуждание народа иудейского по Синайской пустыне и закончился Великий Исход! Завтра настанет Шмини Ацерет, и весь народ иудейский сможет отдохнуть в своём уголке Земли Обетованной! Но сегодня Бог послал своему возлюбленному народу великий дар – Закон во всей его полноте, без сокрытий и изъятий!
Ездра протянул руку назад, зная, что один из служителей нового, Второго Храма, которые не покидали теперь пророка ни днём, ни ночью, сделает всё как надо. И точно: Книга словно сама по себе легла ему в протянутую руку. Но веса сотен пергаментных листов не удержал бы одной рукой и молодой, здоровый мужчина, а потому Библия покоилась на вовремя подставленном под неё высоком столе. Ездра лишь коснулся кожаной крышки множества пергаментных листов, представлявших собой великое сокровище – Библию.
– Слово единого Бога нашего будет звучать в стенах Храма отсюда по всему миру, а Закон Его будет установлен по всей земле, и будет тот Закон строг к нарушителям веры и милостив к истинно правоверным! И не будет нигде в мире такого края или угла, где не звучало бы Слово Божье, и даже самые дикие безбожные народы будут обращены в единую веру!
По мере того, как Ездра говорил, всё возвышая и возвышая голос, шум толпы нарастал, как рокот прибоя перед бурей.
– И отсюда, от великого Храма Урушалимума, начнётся обретение всеми народами единой веры, единого Бога и единого Храма для вознесения к Нему молитв! А Библия станет Книгой каждого правоверного, и эллины, мидийцы, вавилоняне, кеметцы, даже персы и самые дальние, дикие народы начнут возносить молитвы единому Богу, Богу, возлюбившему больше других народов народ Иудеи!
Что тут началось! Тысячи, десятки тысяч глоток что-то восторженно кричали в утреннее небо, навстречу поднимающемуся светилу. Но слышнее всего были слова: «Ездра!», «Ездра!» и «Закон!», «Дай нам Закон!»
Переждав время, без истечения которого толпа не могла бы умолкнуть, даже если бы и захотела этого, Ездра поднял вверх руку и в мгновенно наступившей тишине продолжал:
– Библия будет доступна всем. Но, подобно тому, как в праздник Суккот в каждой сукке всегда есть четыре растения: цитрус этрог, финик лулав, эфирный мирт и ива, точно так же и люди у Бога разные. Есть люди, соблюдающие все законы Торы. Они имеют «вкус». Есть люди, совершающие благие поступки. Они имеют «запах». У этрога есть и вкус, и запах. Он символизирует праведников. У мирта есть запах, но нет вкуса. У лулава есть вкус, но нет запаха. У ивы нет ни вкуса, ни запаха. У Бога нет предпочтений к растениям – он всем даёт расти, всем даёт воду и солнце. Но пользу людям приносят лишь те растения, у которых есть либо запах, либо вкус. Бог любит всех равно, но Он хочет, чтобы и вы, люди, были полезны другим людям: соблюдали Законы Бога и совершали благие поступки. А для этого Законы Бога надо знать, и знать хорошо! И отныне Библия, Книга, доступная всем и каждому, понесёт солнце и воду Бога во все сердца без исключения – а вы несите слово Бога дальше!
Ездра устал. Он видел, он знал теперь, что его Великая Цель будет достигнута: Библия объединит людей, а страх греха остановит многие войны. Но знал он и то, что впереди у него ещё огромный труд, и нужны сотни, тысячи проповедников слова Божия, чтобы в самых отдалённых концах маршрута караванов, кораблей и путешественников люди узнали Бога.
На сердце у Ездры было легко. Он знал твёрдо, что Бог не оставит его и даст ему силы, чтобы завершить строительство единой сильной церкви, единой сильной веры. Может быть, её центр будет здесь, в Урушалимуме, может быть, в эллинских Афинах или в горах Урарту, а может быть, и в Вавилоне. Но Библия теперь будет жить своей жизнью, и сколько бы лет ни отпустил Бог для Ездры, Книжник будет нести Его закон всем народам, не делая различий в странах и племенах.
И до последних дней своей жизни Ездра будет писать последнюю книгу откровений последнего пророка Библии.
Книгу Ездры.

Глава 36. Замысел мироздания

«Творчество — как борьба со временем.
Победа над временем. То есть победа над смертью».
Сергей Довлатов

Возвращение в день сегодняшний и для Даши, и для Безмездника привычно стало уже гораздо более сильным потрясением, чем перенос сквозь века в прошлое.
С Дашей столь отдалённое путешествие во времени происходило уже второй раз, но именно теперь она как будто бы надолго лишилась дара речи. Наконец Даша заговорила:
– Да, это вам не кино… Никакой артист и никакая массовка так не сыграют.
– В действительности всё выглядит не так, как на самом деле… – вставил Миша вертевшуюся у него на языке цитату неизвестно откуда.
– Надеюсь, вам теперь многое стало гораздо яснее, – обратилась преимущественно к Даше Лилит. 
– Так кто же на самом деле был заказчиком Библии? – отвечала та вопросом. – Вы, Лилит? Бог, который действовал руками Моше? Мироздание?
– Вы не были, Даша, с нами в Финикии, – отвечала Лилит, – а потому лишь можете принять на веру, что мальчишка Моше водил стилом, больше паря на крыльях собственной фантазии.
– Так он, выходит, врал, когда переписывал откровения пророков? – поразилась Даша.
– Почему врал? – улыбнулась Лилит. – Он всего лишь давал волю безвредным историческим бифуркациям, расцвечивая рассказ собственными деталями и декорациями. Эти фантазии вреда Библии не принесли, наоборот. Но вспомните. У маленького Моше, как и до него у его приёмного отца Амрама уже был заказчик. И заказчик этот предвидел весьма отдалённые события.
– Вы хотите сказать, Лилит, – спросила Даша, – что заказчиком этим был Рынок?
– Рынок, конечно, – отвечала Лилит. – Рынок, который в то время только зарождался и который тогда имел главной своей целью парадигму изобилия, то есть устранение пределов и ограничений человеческих сообществ для торговли. С точки зрения целей Рынка, покупатели на всей Земле должны были стать единым безграничным ресурсом для него. А без Библии и единобожия такая цель для Рынка была бы недостижимой.
– Но ведь эта цель Рынком давно достигнута, – попытался перейти в день сегодняшний Безмездник.
– Эта цель достигнута, цель непрерывного развития технологий производства достигнута, цель искусственного развития неудовлетворённых потребностей у потребителей достигнута, – отвечала Лилит. – И вообще все цели Рынка на сегодня уже достигнуты. Он самодостаточен. Рынку в сложившемся миропорядке ничего менять не нужно. Но вот цели того, кто изначально был Заказчиком у Рынка, отнюдь не достигнуты. Скорее наоборот.
– А у Рынка кто был Заказчиком? – задала главный вопрос Даша. – Бог? Творец?
– Вспомните, Даша, нашу причинно-следственную цепочку, – предложила Лилит. – Замысел – Время – Энергия –Материя – Жизнь – Человек – Разум – Рынок. А дальше –  Технологии – Ноосфера – Интернет – Блокчейн… И вот уже эти последние четыре звена, не говоря о дальнейших, для Рынка не нужны.
– Технологии Рынку не нужны? Интернет? – поразился Безмездник. – Да как же это может быть?
– Очень просто! – отвечала Лилит. – Вот давайте мы повнимательнее посмотрим, какие прорывные технологии последних десятилетий блокирует Рынок.
И тут снова над столом засветился давно погасший экран и замелькали, как в каком-нибудь популярном клипе из интернета, рассказы о самых разных открытиях и технологиях под уверенный дикторский комментарий в контексте «Вот как нас всех дурят!»
– Расскажем только о нескольких изобретениях, которым по странным причинам был закрыт выход в широкое промышленное применение. Первое из них: энергетический генератор изобретателя Пауля Баумана «Тистатика», который без какого-либо топлива вырабатывает энергию на основе электростатического эффекта.
На экране завертелись в противоположные стороны два больших барабана, в узкой щели между которыми можно было наблюдать сосредоточенного изобретателя по другую их сторону. Почти сразу же изображение сменилось чем-то похожим на большую пчелиную соту, плотно забитую обычными пальчиковыми батарейками, поставленными вертикально.
– Звёздные батареи, собирающие солнечные лучи даже ночью – в десятки тысяч раз мощнее обычных батареек, до 10.000 ампер в час.
Дальше на экране откуда-то с противоположной стороны этой соты выскочил тончайший проводок и устремился куда-то влево, а камера за ним. Докатившись до изображения многоквартирной высотки в шестнадцать этажей, провод направился куда-то в подвал, после чего во всех окнах дома зажегся яркий электрический свет. А дикторский голос радостно сообщил:
– Однопроводная передача энергии мощностью до двадцати пяти киловатт через провод толщиной всего восемь микрон, в десять раз тоньше человеческого волоса. И обратите внимание, вопреки закону Ома потери энергии нулевые!
Далее на экране как-то вдруг возникли два куриных яйца, на одно из которых кисточкой оператор нанес какой-то белый состав, наподобие малярных белил.
– А это «Старлайт», – захлёбываясь восторгом, сообщил диктор, – термооболочка, выдерживающая нагрев до 10.000 градусов цельсия!
Тут оба яйца подверглась прямой прожарке ацетиленовой горелкой, от чего обычное яйцо тут же и испеклось вкрутую, сбросив почерневшую скорлупу, а убелённое только почернело снаружи. Когда оператор разбил скорлупу ножом, оттуда вытекли сырые белок и желток. А диктор только ещё входил во вкус.
– Синтез топлива из любого мусора – разработка наших томских изобретателей. Любое топливо из любого мусора!
При этих словах диктора на экране в большой бак, похожий на полевую кухню, оператор насыпал из самого настоящего помойного ведра самый разный мусор, а потом ещё, и ещё. И через некоторое время из краника внизу этого бака полилась в подставленную канистру какая-то жидкость, очевидно, топливо.
– А чего стоит, – продолжал неутомимый комментатор, – антигравитационный эффект Хатчинсона – продольные поля Никола Теслы, в которых предметы начинают левитировать и превращаться в другие материалы!
Кусок металла на экране вдруг поднялся над поверхностью стола и завис над ней, слегка покачиваясь. При этом его гладкая поверхность начала будто вскипать и пузыриться. Потом кусок снова спустился на стол, и оператор поскрёб застывшую пузырчатую массу ножиком. Та начала легко, будто пемза, крошиться.
– И наконец, главное, – с придыханием произнёс диктор, – холодный ядерный синтез! Вода, правда, не совсем обычная, а тяжёлая, и два электрода. Энергия из ничего! Уж эта-то технология точно влечет за собой обвал энергетического рынка. И именно потому объявлена лженаукой.
Стакан с водой на экране и вправду был, хоть и большим, но обыкновенным, как и два электрода, торчащие из него.
– По-моему, это всё какие-то шарлатаны от науки, – разочарованно протянул Безмездник вслед потухающему изображению. – Как старикашка Эдельвейс Машкин.
– Возможно, да, а возможно и нет, – загадочно улыбаясь, отвечала Лилит. – Но факт, что даже если одна из этих технологий работает, Рынку она не нужна. Рынок по отношению ко всем прорывным технологиям ведёт себя сейчас по-детски глупо.
– Как луддиты, которые ломали ткацкие станки, потому что те лишали их работы, – задумчиво произнесла Даша.
– Да, примерно так, – кивнула Лилит. – Но не только к продолжению цепочки эволюции, звеном которой он сам является, Рынок так относится. Даже на первоначальный Замысел Творца в этой цепочке Рынку, грубо говоря, наплевать.
– Но в чём же этот таинственный замысел всё-таки состоит? – Даше не терпелось разгадать загадку.
– Кто знает? – лукаво улыбаясь, отвечала Лилит. – Ведь наш квест до конца ещё не пройден, хотя и все развилки, все точки бифуркаций позади.
– Значит, какие-то ответы мы ещё не нашли или какие-то решения не приняли? – догадался Миша.
– Только один ответ и только одно решение, – отвечала Лилит. – Но вот ответ на какой вопрос, как вы думаете?
– Я не знаю, какой ответ на какой вопрос вы, Лилит, от нас ждёте, – отвечала Даша, – но вот какой вопрос не даёт покоя мне. Почему вы выбрали для такого долгого пути именно нас? Или, может быть, только одного Мишу, а я лишь его Маргарита?
– Прекрасно! – Лилит снова беззвучно поаплодировала Даше. – Вот именно на этот вопрос и надо дать ответ. Действительно, почему?
– Потому что мы из Санкт-Петербурга? Из России? – Миша решил пойти по пути смирения, оставляя Лилит возможность случайного выбора его, Безмездника, как попутчика Лилит в квесте.
– Опять случайность, Михаил Александрович? – улыбнулась Лилит, словно прочитав его мысли. – Неужели же вы не поняли, что случайности не случаются? Но ваш вопрос теперь потребовал дополнительного ответа. Почему Россия? Почему Санкт-Петербург, а, например, не Москва?
– Наверное, потому, что здесь люди легче могут поверить в чудо, – предположила Даша. – Как говорят англичане, здесь больше gullible people. Легковерных, доверчивых. Открытых.
– Неожиданный ответ! – восхитилась Лилит. – Легко-верных… До-верчивых… Красиво! А почему больше?
– Я бы не сказал, что легковерных, – возразил Миша. – Точнее бы сказать: легко верящих в чудеса. Ждущих чуда.
Даша кивнула Мише и ответила Лилит:
– А потому, наверное, что ленинградцы несколько раз в истории чудом выживали и чудом сохранили в поколениях веру в то, что чудеса возможны. И ещё потому, что Санкт-Петербург – это культурная и творческая столица не только России, но, может быть и мира.
– Браво, Даша! – Лилит искренне изобразила в сторону Даши полупоклон. – О творчестве мы поговорим чуть позже. А что касается вашей, Даша, случайной метафоры gullible people, то, наверное, и Свифт, выбирая имя для своего героя, не случайно открывал для него такие невообразимые страны и народы. Гулливер – значит, способный легко поверить в невероятное!
– А российские, тем более петербургские гулливеры, не все же такие, как Бах или Калинин! –  воскликнул Миша.
– Не все. – согласилась Лилит. – Есть вы с Дашей, есть Лев Андреевич, хоть он до финала маршрута так и не дошёл, есть и другие. Но! Почему именно вы двое? Не хотите ли ответить?
– Я думаю, я знаю, почему, – задумчиво отвечала Даша. – Потому что мы любим друг друга и потому что мы счастливы вместе идти за вами, Лилит. Мы – как две половинки одного целого. Одного легковерного Гулливера.
Миша только молча покивал головой, восторженно глядя на свою легковерную половинку.
– Прекрасный ответ, Даша, и почти точный! – обрадовалась Лилит. – Не хватает лишь одной детали. Какой?
– Вы имеете в виду, Лилит, деталь, общую для нас двоих? – уточнил Безмездник. Лилит молча кивнула.
– Может быть, эта деталь – творчество? – неуверенно спросила Даша. – Миша пишет стихи, я музыку, мы учим этому других людей, и вроде бы, у нас получается…
Лилит облегчённо вздохнула.
– Вы даже себе не представляете, – радостно сообщила она, – как приятно иметь дело с теми, кто тебя понимает! Именно, именно творчество, и не простое творчество, а творчество ради дарения, а не заработка! Хотя заработок тоже не помешает. И главное, вы оба творите то, что до вас ещё никто не создавал! И то, что востребовано не покупателями на Рынке, а бессмертными человеческими душами легковерных гулливеров…
Даша даже покраснела, а Миша только мотал головой из стороны в сторону.
– Тогда получается, – воскликнула Даша, осенённая внезапной догадкой, – что и Флетчер, и Моше, ставший Ездрой, тоже занимались творчеством? Творили то, что до них ещё никто не создавал?
– Как будто по чертежам Творца воплощали в жизнь то, что замышлялось Им в этих чертежах? И Товстоногов с Табаковым тоже? – Миша был потрясён таким простым открытием. – Выходит, что каждый, кто создаёт что-то по ещё никем не использованному чертежу Творца, тот воплощает в жизнь Его замыслы?!
– Точнее сказать: проявляет непроявленное, – Лилит откинулась на спинку стула с предельно довольным видом. – Вот видите, и подсказывать не пришлось, а вы уже разгадали первичный Замысел Творца!
– То есть как?! – потрясения Безмездника продолжались. – Вы хотите сказать, что в основе всей цепочки: Время – Энергия – Материя – Жизнь – Человек – Разум – Рынок – Технологии – Ноосфера… лежит… Замысел Творца проявлять непроявленное?
– Именно! Именно проявление непроявленного и является первичным Замыслом Творца! – радостно сообщила Лилит. – И цепочка эволюции на этом вовсе не заканчивается. Дальше идёт Новый Рынок, кое-какие черты которого вы уже знаете…
– Благодарное Образование и Благодарный Бизнес? – догадалась Даша.
– Конечно! – Лилит выглядела по-настоящему счастливой. – И в основе Нового Рынка будет лежать не конкуренция, а изобилие, а значит, дарение. Дарение того, что в изобилии есть у каждого человека и что отвечает потребностям других людей. Технологии в изобилии обеспечат людям первоочередные потребности: в пище, одежде, жилище, транспорте, связи, здоровье. А вот потребности духовного мира человека будет обеспечивать то, что сегодняшним Рынком не востребовано вовсе.
– Творчество! – радостно воскликнула Даша и захлопала в ладоши. – Настоящее творчество и искусство во всех его проявлениях!
– Совершенно верно! – отозвалась Лилит. – Человечеству кажется, что оно сейчас стоит в тупике, перед глухой стеной, и никакого выхода из этого тупика нет. А выход как раз там, где изобилия нет ещё пока. Или, точнее, там, где оно не востребовано «мёртвыми душами». Рано потому что. Хотя для «живых душ» никогда не бывало глухих тупиков!
– Значит, выходит, –  продолжал Миша, – что Библия – это ничто иное как проявление непроявленного по замыслу Творца или Мироздания – как хотите, назовите.
– А главная часть первичного замысла Творца – творчество и воображение? – спросила Даша.
– Да не главная, а единственная, – отвечала Лилит. – Проще говоря, Творец создал этот мир для того, чтобы все Его чертежи воплотились в реальности. Чтобы проявлено было всё, что ещё пока не проявлено.
– А делать это Он может только руками демиургов? Творческих индивидуальностей? – продолжала Даша проявлять для себя новое, непроявленное раньше осознание.
– Конечно! – отвечала Лилит. – Когда вы создадите вашу с Михаилом Александровичем мастерскую «Творческий поток», Университет Благодарного Образования, множество Благодарных Бизнесов, вы и будете демиургами Творца! Но не простыми демиургами, а демиургами, осознающими что и зачем вы делаете и что именно вы создаёте.
– И, в частности, одной из самых главных наших задач будет задача создавать новых демиургов для Нового Рынка! – подхватил Безмездник.
– И все, кто станут такими творческими демиургами, – подвела итог Лилит, – постепенно образуют новый этнос, каких в истории ещё не бывало. Творческий этнос тех, кто будет осознанно проявлять непроявленное во всех областях жизни: науке, технике, культуре, искусстве, образовании, спорте и даже кулинарии.
– А-а, я догадался! Это и есть тот самый третий этнос, помимо воинов и воспроизводителей-торговцев, о котором ничего не знал Калинин! – сообразил Миша.
– Ну, а что касается того глобального преобразования мира, которое вызовет этот новый творческий этнос, наверное, о нём мы поговорим когда-нибудь в следующий раз. – поставила точку Лилит.
– Вот это открытие! – восхищённо прошептала Даша. – Оказывается, и Время, и Энергию, и Материю, и Жизнь, и Человека, и Разум породил главный Замысел Творца – Творчество! Точнее, проявление непроявленного…

;
Эпилог. Великаны в стране гулливеров

Вечером второго июня три одиноких фигуры стояли на самой высокой галерее Исаакиевского собора, обернувшись лицом на запад.
У всех троих на душе было легко. Впрочем, определённо это можно было сказать о Даше и Мише, а что касается Лилит, то в душу к ней заглянуть нам с тобой, читатель, будет трудненько. Но по внешнему виду и Лилит была довольна – то ли учениками, то ли пройденным квестом, то ли чёрт знает чем ещё. Никто никуда не торопился, но сцена явно была прощальной.
– Ну что же, – наконец медленно вымолвила Лилит, по-прежнему стоя к ученикам спиной и глядя на густой пылающий закат, – путешествие окончено… Пора прощаться.
Михаил смотрел на эту невыразимо прекрасную картину: стройный женский силуэт, почти черный, прорисованный на фоне дьявольского небесного огня, и его лицо тоже пламенело в закатных лучах. Рядом с ним точно так же пламенело лицо Даши. Кто знает, что за солнце посылало земле на закате эти лучи: солнце Карфагена, Рима, Афин или Санкт-Петербурга. Солнце не принадлежало ни времени, ни месту. Оно было живым – по всей логике Лилит и по логике пройденного молодыми демиургами пути. Живым – а значит, бесконечным и безграничным.
– Теперь и вы возвращены к жизни. Жизни бесконечной во времени и безграничной в пространстве. Ваши души теперь и живы, и свободны. – медленно и грустно произнесла Лилит.
– Свободны потому, что мы сделали выбор? Отказались от своей свободы выбора? – переспросил Безмездник.
– Да, Михаил Александрович. Свобода – это не процесс. Свобода – это поступок.
– Свобода – это поступок… Поступок совершённый и необратимый… Я много раз выбирал в этом путешествии и миновал много точек бифуркации.
– А помните вы ваш первый выбор?
– Как же мне его не помнить? Конечны или бесконечны ресурсы в этом мире. Выбор смерти – и выбор жизни. Выбор Гамлета…
– Выбор Баха – и выбор ваш… О ваших приключениях и ваших трудных выборах можно было бы написать теперь замечательную книгу! Да только рано еще появляться этой книге, не примут ее ни критики, ни литературоведы, ни «профессиональные читатели». Как ни крутите, а все они живут в Рынке и души их, увы…
– Мертвы?
– Нет, не мертвы, но не свободны… У всех, кто живет по правилам Рынка и его священным книгам, души куплены этим Рынком и, увы, порабощены. Потому-то Рынок так и боится того, кто выкупает эти души из рабства, того, кто соблазняет их настоящей свободой.
– Как Мефистофель? Как Агасфер Лукич?
– Как Мефистофель, да, но, скорее, не как Агасфер Лукич, а как его спутник Демиург. «Остановись, мгновенье, ты прекрасно» – ни что иное как инверсия той же бесконечности времени… А ныне, Михаил Александрович, эгрегор освободил вас от рабства. Поздравляю еще раз, вы свободны! Свободны и вы, Даша!.. Позвольте узнать, и что вы намерены делать теперь?
– Я не знаю еще… Я… Я книгу напишу! – ответил первым Миша.
– О Понтии Пилате?
– Зачем о Понтии Пилате? Об Александре Флетчере и Матвее, о Моше и Зхарье, о Пилоте и Маленьком Принце, о…
– О Лилит, Даше и Безмезднике?
– Да… О Лилит… И о нас.
– Так ведь рано ещё этой книге появляться, вы помните?
– А что это значит – рано? Время-то бесконечно… А рукописи не горят. И у моей книги читатели найдутся.
– Чтобы обычный читатель книгу до конца дочитал, нужна хорошая драматургия, сквозное развитие сюжета, саспенс… А ваши приключения – это одни разговоры… Словесный пинг-понг.
– Значит, будут у меня особые читатели. Такие, каким стал я сам. Читатели, которые любят «полакомиться мыслью» с хорошим собеседником. А наш собеседник на этом пути был и вправду хорош!
– Да, путь… – задумчиво произнесла Лилит. – Путь мы прошли вместе. И теперь мы связаны неразрывно. «Вспомнят меня – вспомнят и тебя…»
– А я знаю, как книгу назову, – вдруг, словно стряхнув сон, воскликнул Безмездник. – Я назову её «Лилит в стране гулливеров!»
– Опять инверсия? – улыбнулась Лилит и с явным удовольствием, будто пробуя слова на вкус, повторила с растяжкой; – «Лилит в стране гулливеров»… Но книга-то ведь не обо мне, а о нашем пути, который проделан вместе. Хотя…
– Тогда, может быть… «Путешествие Лилит в страну гулливеров»!
– Да, так, пожалуй, будет точнее… Впрочем, вы автор, вам и решать. Ну а вы, Даша?
– Я буду Мише помогать с его книгой. Буду верить в неё. А ещё у меня моя студия. И в ней мы вместе начнём создавать музыкальный спектакль «Возвращение Маленького Принца». И ещё мы обязательно, немедленно, начнём создавать проект «Творческий поток». Будем проявлять непроявленное.
– Значит, вы будете это делать вместе?
– Конечно, вместе! А как же иначе? – удивилась Даша.
– Вот и хорошо. Творите! – и Лилит обернулась, наконец к Даше и Мише. И оба, прижавшись друг к другу, увидели в глазах Лилит такую огромную, безграничную Любовь, что буквально физически ощутили волну энергии, пронизавшей сердца обоих…
А Лилит, не говоря ни слова, обернулась и медленно зашагала по балюстраде навстречу закатному солнцу. И через несколько шагов исчезла в лучах пламенеющего заката.
Но, возможно, это было только иллюзией…

14.03.21



СОДЕРЖАНИЕ


Вступление. Параллели и меридианы     3

Часть 1. Экспозиция
Глава 1. Таинственная незнакомка     5
Глава 2. Загадки времени   16
Глава 3. Чайка над морем   21
Глава 4. Пациент палаты номер шесть   25
Глава 5. Вода, текущая вверх   36
Глава 6. Свои и чужие   45
Глава 7. А если людей будет слишком много?   51
Глава 8. Быть или не быть?   56
Глава 9. Настоящие учителя   63
Глава 10. Приглашение в Игру   66
Глава 11. Юный переписчик библиония   72
Глава 12. Исторические бифуркации   80

Часть 2. Начало Игры
Глава 13. Кто такие друзья   87
Глава 14. Диссертация-провокация   93
Глава 15. Четыре мушкетёра 102
Глава 16. Творец и демиурги 107
Глава 17. Хаос в отсутствие Творца 118
Глава 18. Крона и корни 129
Глава 19. Первая потеря 135
Глава 20. Нравственность и овсянка 141
Глава 21. Рождение Книги 148
Глава 22. За что я отвечаю? 160
Глава 23. Великий покупатель душ 171
Глава 24. Азартные игры 179

Часть 3. На полпути к вершине
Глава 25. Явление героини 193
Глава 26. Развитие как Игра 200
Глава 27. Книги священные и еретические 207
Глава 28. Вавилонское пленение 217
Глава 29. Мозг, сознание, разум 226
Глава 30. Свобода выбора и свобода 247
Глава 31. Компас интуиции 257

Часть 4. Чертежи Творца
Глава 32. «Возвращение Маленького Принца» Акт 1 268
Глава 33. «Возвращение Маленького Принца» Акт 2 306
Глава 34. Эра благодарности 328
Глава 35. Рождение Ездры 338
Глава 36. Замысел мироздания 350

Эпилог. Великаны в стране гулливеров 359
;


Все права защищены © 021-011440 от 29.03.2021г. Голубцовы А. и О.


Отпечатано в типографии
ООО «Издательский дом «Сатори»
198097, Санкт-Петербург, пр. Стачек, д. 47, ЦИЦ, ц. 710
Голубцов А.С., «Путешествие Лилит в страну гулливеров»,
Санкт-Петербург, 2021.
Подписано в печать 06.04.2021.