XIV
Пару часов спустя, вернувшись в мою каюту, стоя и опустив глаза, она сказала, что хочет проститься со мной. Ей надо возвращаться. Ошеломленный, я упал с небес на землю. Шквалом обрушились на меня навязчивые умозаключения. Теперь они были горькими, как осенняя полынь. Нечто очень важное впервые в жизни вспыхнуло во мне, и оно должно вдруг погаснуть? Я думал, что коснулся своего счастья, о котором мечтает каждый человек, но оказалось, что это — игра… Веселое дорожное развлечение, романчик на пару дней заскучавшей женщины из приключенческого фильма? Впрочем, на что я мог рассчитывать? Разве два дня и две ночи, проведенные вместе, дают право на что-то большое и сильное, что захватило меня? «Лена» ведь закончила свою миссию, ее роль сыграна до конца.
Она будто читала мои мысли. Нет, ничего неискреннего не было в ее отношении ко мне. Она ведь тоже приняла это неожиданное сближение как радость и счастье. Пусть наша встреча останется волжским сном, приснившимся нам обоим. С теплотой и нежностью она будет вспоминать его. А теперь им следует расстаться. В том, что он «чист», уверена лишь она одна, но поверят ли ему те, кто разыскивает его? Сколько улик он носит в себе. Первым делом следует выбросить за борт ножовку, прочистить дуло револьвера и вложить в обойму две новые пули, ну а потом уже, в Саратове, заменить набойки на каблуках сапог. Так ей будет спокойнее. Она-то отменит розыск, доложив отцу, что он не тот человек, которого все ищут. Однако, кто знает, что может случиться. Так что не будем усложнять себе жизнь… Она не договорила и улыбнулась мне своей чистой, светлой улыбкой.
Конечно, она права… Грусть падала мне на сердце крупными каплями слез. Обстоятельства! Ну а разве нельзя все же если не видеться, то хотя бы переписываться, не терять другу друга в ожидании лучших времен?
Лена качнула головой: нет, и этого делать не надо. Но если случится такое, что ей вдруг захочется найти меня, то она сумеет это сделать, уж поверь. Я невольно улыбнулся, хотя чувство утраты того лучшего, что случилось в моей жизни, истязало душу. Что ж она оставит мне на память? Тот самый белый с сиреневой каемкой платочек, который бросил на меня услужливый ветер в первый вечер нашей встречи. Я прижал его к лицу: он хранил едва уловимый аромат ее духов.
Я же предложил ей взамен ноты романсов, которые вез для сестры друга. Но она их не взяла: подари их той, которой предназначались. Подошла ближе и крепко прижалась ко мне в долгом и нежном прощанье. Надолго, навсегда…
Родная Волга! Ребенком я играл на ее берегу, спуская на воду бумажные кораблики. Рядом была мать, улыбающаяся мне. Я рос рядом со спокойным, гладким речным простором. Научился узнавать голос каждого гудка и бегал встречать нарядные, блистающие на солнце могучей красотой пароходы. Полюбил зеленые линии берегов с желтыми и серыми обрывами и пологими грядами отмытых водою песков, кудрявые весенние острова, полузатопленные половодьем. Часами глядел я на уходившие в синюю дымку бескрайние заволжские степи, сливающиеся с горизонтом, и мне рисовались лики древних богатырей, дикие татарские орды, табуны коней. Из-за излучин выплывали струги с буйной ватагой Стеньки Разина и персидской княжной. Когда лето сменялось осенью и желтели берега, листья окрашивались в золото, пурпур и багрянец, жухли травы, я приходил сидеть на обрыве над еще сверкающей блеском рекой и глядел, как высоко и медленно тянутся на юг караваны гусей, с нежным курлыканьем проплывают в небе журавлиные клинья. И я мечтал о птичьем просторе, о крыльях, о манящих неизведанных далях, куда бегут пароходы и летят эти птицы. В мечтах и метаниях началась беспокойная юность. Но сегодня и она закончилась.
Теперь здесь же, глядя на убегающие назад берега, я переживал то, что, казалось, так горько обмануло меня. Тоски развеянных мечтаний, грусти и боли был полон этот день. По-прежнему сбегали к воде зеленые леса, ослепительно сверкали кругом волжские просторы, синели так же, как и раньше, далекие степи левобережья. Вот вдали показались пестрые, протянувшиеся к реке линии домов, купола церквей, черно-серые конторки пристаней. Здесь она сойдет, и я не увижу ее, вероятно, никогда…
Помпей и Штафир были уже в курсе, что Лена поменяла маршрут, и вышли ее проводить. Капитан положил руку мне на плечо и спросил, вроде по обыкновению шутя:
— Ты хоть понял, зачем она это делает?
— Нет.
— Она бежит от любви.
— Почему?
— Потому что она старше тебя и у нее своя жизнь.
Долгий низкий гудок…
Лена сошла по сходням. Уже на берегу, не оборачиваясь, прощально подняла руку, и, зная, что она меня не увидит, я все же махнул ей в ответ, зажав в кулаке белый с сиреневой каемкой кусочек батиста.
Григорий Дроздов. 1939
© Николоз Дроздов