V
Кто не увлекался средневековой романтикой? Увитые плющом зубчатые стены, высокие башни старых замков, отважные рыцари, не знавшие страха и упрека, щитами которых прикрывались любящие верные сердца. А прекрасные нежные девушки, ради которых совершались подвиги, скрещивались мечи и отдавалась жизнь? А дружба и смелость веселых и беспечных мушкетеров Дюма и всесокрушающая настойчивость, таинственность и благородство Монте-Кристо, а отчаянная доблесть героев Вальтера Скотта, Майн Рида, Гюстава Эмара, Луи Жаколио…
Милая далекая юность! Она была полна восторженных порывов. Мне было двадцать лет, я смотрел на жизнь как на роман, а на романы — как на жизнь. Мог ли я не встать с первого слова рассказа на сторону двух любящих сердец, соединению которых судьба ставила преграды?
Я был захвачен рассказом этого незнакомого, но так располагающего к себе смелого и достойного человека. Я волновался и переживал все перипетии услышанной истории. Представлял чудесный образ девушки, которая там, по ту сторону высоких стен, изнемогает от любви в тревоге ожидания. Синие глаза отливались и тоской, и надеждой. Мне рисовался ее облик, который звал и меня. Я был с нею в этот золотой час неспешащего заката, в пламенных красках которого угасал день и начинался вечер, решавший ее судьбу.
Время уже врывалось в заспанный, затхлый мир этого сословия — чванливых самодуров, признающих лишь расчет и наживу. И мне хотелось ломать, крушить их уставы, расчищать дорогу новой, без предрассудков, свободной жизни. Десятки мыслей пробегали в голове, рассыпаясь цветным каскадом романтики. В них было все, о чем рассказывали повести и романы и что редко встречается в жизни, заполненной обыденностью. Я завидовал этому человеку, откинувшемуся теперь на спинку стула и в напряженной задумчивости вперившему взор в неопределенную точку поверх меня.
Зачем он рассказал мне это? Должен ли я ему помочь, заменив неприехавшего друга? Мог ли я колебаться хоть одну секунду? Конечно, нет. Я лишь сомневался и боялся, что он откажется от протянутой мною руки. Ведь я чужой, незнакомый ему человек. А моя неопытность, молодость? Расправляя грудь, стараясь казаться старше своих лет, робея и смущаясь, я предложил ему эту помощь.
Он ждал этого, схватил мою руку и стиснул ее крепким благодарственным пожатием. Но тут же, выпустив ее, заколебался. Имеет ли он право втягивать меня в это? Он боится, что я не представляю себе опасности, которой мы можем подвергнуться. Всего можно ожидать от этих изуверов и денежных мешков. В случае неудачи можно стать изувеченными и даже… Правда, все рассчитано и предусмотрено, промаха быть не должно. Похищение будет обнаружено, когда мы будем уже далеко, но все же нельзя исключать и случайностей.
Я с жаром прервал его. Я все понимаю, эти «но» излишни. Я здоров, силен и сумею постоять и за себя, и за него, словом, за всех троих! Наконец, у меня же револьвер! И я с гордостью похлопал по новенькой, чуть поскрипывавшей кобуре своего кольта. Зачем говорить о риске и опасности, пусть лучше будет определена моя роль: что, когда, где и как надо делать. Ведь если это дельце назначено на сегодняшнюю ночь, то не надо терять времени.
Он чуть заметно улыбнулся. Отлично! Отныне он мой должник на всю оставшуюся жизнь. И изложил свой план.
Усадьба в трех километрах от города. Дорога идет сначала лугами, затем сворачивает в лес, Волга остается слева. За усадьбой с восточной стороны протекает небольшой ручей, дальше — кустарник, доходящий почти до стены, вдоль которой проложена тропинка. Через кустарник мы проберемся к стене, примыкающей к дому, с тыльной стороны которого есть окно с железной решеткой. Пропилим решетку, и он проникнет внутрь дома, найдет ту комнату, где она его ждет. Он вернется с ней тем же путем, а мне следует принять ее багаж — то немногое, что она захочет взять с собой, а затем помочь спуститься вниз по стене и ей самой. А до того я должен быть на страже в кустах, ибо старик-сторож обходит усадьбу каждые полчаса, время от времени постукивая колотушкой. В случае если старик заметит что-то неладное, мне придется наставить на него револьвер и не выпускать до конца, заставляя иногда стучать. Ну а если такое вдруг случится, то после, когда он и она ко мне присоединятся, придется оглушить сторожа, чтобы не поднимал тревогу. Дальше мы втроем пойдем вправо, к Волге, и берегом поднимемся до пристаней. Пароход придет рано утром, билеты заказаны. Там мы и отпразднуем свою победу. Тогда пусть и поднимается переполох — птичка улетела из клетки! Однако осторожность во всем, на каждом шагу. Провал не только разрушит весь план, он вызовет преследование озверевшей сторожевой челяди. Попадись мы им в руки, они переломают нам все кости!
Мы встретимся здесь же к полуночи. Шашку надо оставить, револьвер захватить. Он посоветовал мне отдохнуть, набраться сил. А теперь он должен идти, сделать последние приготовления. Значит, в городе у меня нет никаких знакомых? Это лучше — ни в коем случае никто не должен знать ничего. Пока!
Я вышел парой минут позже. Свинообразный хозяин изобразил вежливую улыбку на лице, пока я с ним расплачивался. Конечно, я не собирался спать, какой тут к черту сон. Вот это приключение! О подобном я даже и не мечтал. Теперь будет что порассказать друзьям-приятелям. Я заранее испытывал тщеславное удовольствие. А какая скотина отец! Ну, держись же, купчина, ты ведь не ожидаешь ничего подобного. Торгуй себе на здоровье, смотри не продешеви в чем-нибудь, набивай мошну. Тебе мошна, нам — дочка. Впрочем, в романах подобные случаи кончаются смягчением родительского сердца. Придется и тебе, хотя и с запозданием, осчастливить дочь и прощением, и благословением, не захочешь — наплевать! Теперь новые времена, можно вполне прожить и без благословений.
Я зашел к своему знакомцу на дебаркадере, скинул ремни и шашку, револьвер вынул из кобуры и опустил в карман, прицепив шнурок к поясу брюк. В сущности, я был готов. Лежать не было смысла, да я и не чувствовал усталости. Набив портсигар десятком папирос, предупредил знакомца, что думаю ночью «кутнуть» и поэтому вернусь поздно, может быть, под утро. Сам же направился в городской парк. Еще днем я заметил, там был синематограф.
Удивительно, но фильма вроде подтрунивала надо мной. Героиня на экране — девушка замечательной красоты, обитательница замка, томилась и страдала пять частей, будучи разлученной с любимым. Верная служанка устраивала им тайные свидания в дальних уголках тенистого сада. Сюда, под старые яблони, приводила она свою закутанную в плащ госпожу. Ее возлюбленный, я и весь зрительный зал замирали от восхищения, когда она откидывала капюшон и показывала освещенное луной лицо, изображавшее попеременно любовь и тоску. Шестая часть счастливо завершала кинороман — все препятствия смело и мужественно преодолены, злодейские замыслы разрушены, порочные люди наказаны, добродетель торжествует под восторженные клики друзей влюбленных и умиленные слезы преданной служанки. Дождь цветов и надпись «конец».
М-да… Я очнулся и взглянул на часы — половина двенадцатого. Ждет ли уже меня мой товарищ? А вдруг он решит, что я передумал? Я почти бежал к ресторану. Он был там и поприветствовал меня дружеской улыбкой. Пиджак его был сменен на свободную, не стесняющую движения тужурку с широкими карманами. В руке у него был небольшой саквояж. Я получил последние наставления: никаких самовольных действий, осторожность, тишина. Может случиться, что он будет замечен дворовыми людьми, когда уже проникнет в дом. Тогда, услышав шум, мне надлежит уйти на десяток шагов от кустарников в лес, дать два выстрела в воздух и убегать в сторону Волги. Дворовые замешкаются, что даст возможность ускользнуть от них и ему. На случай провала не заботиться о нем, не пытаться помочь, а бежать. В случае разобщения — встреча на пристани или уже на пароходе. Главное же — спокойствие и уверенность! Все пройдет как по маслу!
Продолжение: http://proza.ru/2021/08/21/1299