Поэты об оккупации Чехословакии Советской Армией, 21.8.1968
«Танки идут по солдатам,
сидящим внутри этих танков».
Евг. Евтушенко
*
Александр Твардовский:
«Что делать нам с тобой, моя присяга,
Где взять слова, чтоб рассказать о том,
Как в сорок пятом нас встречала Прага
И как встречала в шестьдесят восьмом…»
Анекдот, родившийся в Праге в том же году: «Теперь мы точно знаем, что земля круглая. Советские танки в 1945 ушли на запад, а в 1968 вернулись к нам уже с востока».
*
Родившимся в 1960-х сейчас уже под 60. И они, как и последующие поколения, не помнят, как это было, и что думали об этом люди, живущие в СССР.
Когда незаконно лишают свободы одного человека, то это трагично и преступно. Еще горше, когда свободы лишают целый народ или многие народы. Тюрьмой народов первым назвал Россию маркиз Астольф де Кюстин в своей книге «Россия в 1839 году»: «Сколь ни необъятна эта империя, она не что иное, как тюрьма…»
Парадоксально, но также называл ее и главный большевик Ульянов-Ленин: «миллионы «обывателей» стали превращаться в сознательных граждан и убеждаться в правильности того изречения, что Россия есть «тюрьма народов». «К вопросу о национальной политике», 1914 или «Нам, представителям великодержавной нации крайнего востока Европы и доброй доли Азии, неприлично было бы забывать о громадном значении национального вопроса; особенно в такой стране, которую справедливо называют «тюрьмой народов», - это уже из статьи «О национальной гордости великороссов», 1914.
В 1968 чехи пытались провести у себя в стране либеральные реформы, построить «социализм с человеческим лицом». Любые ростки свободы и независимости приводили кремлевских вождей в ужас. В области идеологии ответить им было нечем. Поэтому решили ответить танками.
*
21 августа 1968 я пришел по вызову в военкомат. Сижу на деревянной лавке, жду. Вижу, как суетятся людишки, бегают по коридору, шастают из кабинета в кабинет.
Сосед читает газету «Правда». Дочитал и сложил. Я попросил у него посмотреть.
На первой странице сообщение ТАСС: Войска СССР, Польши, Венгрии, Болгарии и ГДР вторглись в Чехословакию.
Немцы опять оккупировали Прагу…
Я от призыва в армию отказался.
*
Евгений Евтушенко
ТАНКИ ИДУТ ПО ПРАГЕ
Танки идут по Праге
в затканой крови рассвета.
Танки идут по правде,
которая не газета.
Танки идут по соблазнам
жить не во власти штампов.
Танки идут по солдатам,
сидящим внутри этих танков.
Боже мой, как это гнусно!
Боже - какое паденье!
Танки по Ян Гусу.
Пушкину и Петефи.
Страх - это хамства основа.
Охотнорядские хари,
вы - это помесь Ноздрева
и человека в футляре.
Совесть и честь вы попрали.
Чудищем едет брюхастым
в танках-футлярах по Праге
страх, бронированный хамством.
Что разбираться в мотивах
моторизованной плетки?
Чуешь, наивный Манилов,
хватку Ноздрева на глотке?
Танки идут по склепам,
по тем, что еще не родились.
Четки чиновничьих скрепок
в гусеницы превратились.
Разве я враг России?
Разве я не счастливым
в танки другие, родные,
тыкался носом сопливым?
Чем же мне жить, как прежде,
если, как будто рубанки,
танки идут по надежде,
что это - родные танки?
Прежде, чем я подохну,
как - мне не важно - прозван,
я обращаюсь к потомку
только с единственной просьбой.
Пусть надо мной - без рыданий -
просто напишут, по правде:
"Русский писатель. Раздавлен
русскими танками в Праге".
23 августа 1968
*
Александр Башлачев:
«Вот тебе медовая брага,
ягодка, злодейка, отрава,
Вот тебе, приятель, и Прага,
вот тебе, дружок, и Варшава.
Ну, вот и посмеемся простуженно,
а о чем смеяться неважно,
если по утрам очень скучно,
а по вечерам очень страшно»
*
1968-й. Писатель Генрих Бёлль пишет Льву Копелеву: «Мы, ни о чём не догадываясь, приехали в Прагу вечером 20 августа, хотели как следует рассмотреть чешское чудо - и когда проснулись 21-го рано утром, тут-то и началось! Почему-то нам не было страшно, но это, разумеется, «действовало на нервы» - видеть доведённых до крайности чехов, а напротив них - бедных, невиноватых, таких же доведённых до крайности советских солдат! Это было безумие…»
*
Юлий Ким о «бровеносце в потемках», советском генсеке Леньке Ильиче Брежневе:
Я сам себе Ильич,
не путайте с тем самым,
с тем вышел паралич,
он у меня щас замом.
И вечером, и днем,
всегда он наготове,
любой вынаю том
и подпираю брови.
Мои брови жаждут крови,
моя сила в них одних,
как любови от свекрови
ждите милостей от них.
Могу "Шумел камыш",
могу предаться блуду,
могу что захотишь
вещать с трибуны люду.
Ох, жаль апрель не тот!
Вот мне б с броневика-то...
Без слов за пулемет
и - тр-р-р, ложись, ребята!
Мои брови жаждут крови,
подпевай, не прекословь,
распевайте на здоровье,
пока я не хмурю бровь.
Доставай бандуру, Юра,
конфискуй у Галича.
А где ты там, цензура-дура?
Ну-ка, спой, как давеча.
Эх, раз, еще раз,
еще много-много раз,
еще Пашку,
и Наташку,
и Ларису Богораз!
Юлий Ким перечисляет некоторых участников демонстрации протеста против оккупации, которая проходила на Красной площади, на расположенном там Лобном месте, 25 августа 1968 года под лозунгом «За нашу и вашу свободу!»:
Пашка – это Павел Литвинов, внук наркома иностранных дел СССР Максима Литвинова.
Наташка – поэтесса Наталья Горбаневская. Помню только одно ее стихо: «Я рожу себе сына, пусть не будет отца. Я сама воспитаю из него молодца».
Лариса Богораз – жена писателя Юлия Даниэля, а во втором браке автора книги «Мои показания» Анатолия Марченко. Всем советую эту книгу прочесть.
После их демонстрации по Москве гулял такой анекдот: «Брежневу снится кошмарный сон. На Лобном месте, сидят чехи и едят мацу палочками».
«Доставай бандуру, Юра, конфискуй у Галича». Это, видимо, о палаче Венгрии, Чехословакии и Афганистана, о душившем любые ростки свободомыслия и развалившем СССР Ю. Андропове.
*
Чехи обратились к Кремлю за разрешением создать Министерство морского транспорта.
- У вас же моря нет, - ответили им из Москвы.
- Это не помеха, - ответили чехи. – У вас же есть Министерство культуры.
*
Раньше в Праге обыски проводили два сотрудника местной гэбни – один, который умеет читать, а другой, который умеет писать.
После оккупации на обыск стали приходить втроем. Один, который умеет читать, второй, который умеет писать и третий, который следит за двумя этими интеллектуалами.
*
В эти дни Александр Галич написал песню о декабристах. Но все слушавшие понимали, что песня эта о нас.
"Жалеть о нем не должно...
он сам виновник всех своих злосчастных бед,
Терпя, чего терпеть без подлости - не можно..."
Н. Карамзин
...Быть бы мне поспокойней,
Не казаться, а быть!
...Здесь мосты, словно кони -
По ночам на дыбы!
Здесь всегда по квадрату
На рассвете полки -
От Синода к Сенату,
Как четыре строки!
Здесь, над винною стойкой,
Над пожаром зари
Наколдовано столько,
Набормотано столько,
Наколдовано столько,
Набормотано столько,
Что пойди - повтори!
Все земные печали -
Были в этом краю...
Вот и платим молчаньем
За причастность свою!
Мальчишки были безусы -
Прапоры и корнеты,
Мальчишки были безумны,
К чему им мои советы?!
Лечиться бы им, лечиться,
На кислые ездить воды -
Они ж по ночам: "Отчизна!
Тираны! Заря свободы!"
Полковник я, а не прапор,
Я в битвах сражался стойко,
И весь их щенячий табор
Мне мнился игрой, и только.
И я восклицал: "Тираны!"
И я прославлял свободу,
Под пламенные тирады
Мы пили вино, как воду.
И в то роковое утро,
(Отнюдь не угрозой чести!)
Казалось, куда как мудро
Себя объявить в отъезде.
Зачем же потом случилось,
Что меркнет копейкой ржавой
Всей славы моей лучинность
Пред солнечной ихней славой?!
...Болят к непогоде раны,
Уныло проходят годы...
Но я же кричал: "Тираны!"
И славил зарю свободы!
Повторяется шепот,
Повторяем следы.
Никого еще опыт
Не спасал от беды!
О, доколе, доколе,
И не здесь, а везде
Будут Клодтовы кони -
Подчиняться узде?!
И все так же, не проще,
Век наш пробует нас -
Можешь выйти на площадь,
Смеешь выйти на площадь,
Можешь выйти на площадь,
Смеешь выйти на площадь
В тот назначенный час?!
Где стоят по квадрату
В ожиданьи полки -
От Синода к Сенату,
Как четыре строки?!
22 или 23 августа 1968
*
Еврейская семья. Отец погиб на фронте. Сын окончил суворовское училище, потом служил. Окончил военную академию и дорос до подполковника. Их часть направили в Прагу. Он видел, что там происходило, но изменить ничего не мог. Поэтому застрелился.
«И все так же, не проще,
Век наш пробует нас…»
*
Мы испытали всё на свете.
Но есть у нас теперь квартиры –
Как в светлый сон, мы входим в них.
А в Праге, в танках, наши дети...
Но нам плевать на ужас мира –
Пьём в «Гастрономах» на троих...
Наум Коржавин «Апокалипсис», 1968
*
На протяжении всей российской истории писать и говорить правду было опасно. Особенно для простого человека. Впрочем, для непростого тоже.
*
Об поэте АлександрОвиче я ничего не знаю. Его стихи цитирую по памяти. Может где-то и ошибся. Много лет прошло.
Но с той поры, когда чрез труп свободы
прошел в крови по Праге русский танк,
всем русским, что взрастили в сердце годы,
я беспрерывно ощущаю так:
Моей рукою чье-то горло душат
в распятом и ограбленном краю.
И пробил час, и боль взорвала душу:
Я проклинаю родину свою!
Я проклинаю мощь ее и силу
с одним лишь правом – править и стрелять!
Я так сказал и понял я: Россия,
я не имею права ТАК сказать.
Что я не смею, не могу сказать так,
не потому, что в слове этом ложь,
а потому, что права на проклятье
ты пасынку, как сыну, не даешь!
Идя сквозь ад и уходя из рая,
не требуя насильственной любви,
Россия – отпусти меня в Израиль!
И, если можешь, в путь благослови!
*
Эпиграмма Вл. Орлова была опубликована в "Литературной газете" в августе 1968. Потом тираж уничтожали.
"Мы все друзья, и все мы братья", -
сказал Удав, раскрыв объятья".
*
А Владимир Высоцкий вспоминал по прошествии многих лет уже в 1979:
Я никогда не верил в миражи,
В грядущий рай не ладил чемодана, -
Учителей сожрало море лжи -
И выплюнуло возле Магадана.
И я не отличался от невежд,
А если отличался - очень мало, -
Занозы не оставил Будапешт,
А Прага сердце мне не разорвала.
А мы шумели в жизни и на сцене:
Мы путаники, мальчики пока,-
Но скоро нас заметят и оценят.
Эй! Против кто? Намнем ему бока!
Но мы умели чувствовать опасность
Задолго до начала холодов,
С бесстыдством шлюхи приходила ясность -
И души запирала на засов.
И нас хотя расстрелы не косили,
Но жили мы, поднять не смея глаз,-
Мы тоже дети страшных лет России,
Безвременье вливало водку в нас.
*
Знаю я, что будет лучше,
Потому что по земле
Ходит наш, советский Дубчек,
Скоро будет он в Кремле.
Это о Михаиле Горбачеве. Он тоже хотел построить «социализм с человеческим лицом», а получился капитализм со звериным оскалом. Хотел как лучше, а получилось как всегда. Впрочем, своего мнения я никому не навязываю.
Александр Дубчек - чешский реформатор и один из авторов "Пражской весны". Его деятельность прервали советские танки.
*
Горько, очень грустно за ту страну и за ее несчастный народ.
Но прав ли Николай Карамзин, когда пишет: "он сам виновник всех своих злосчастных бед, терпя, чего терпеть без подлости не можно"?
*
Приложение.
Булат Окуджава:
Вы говорите про Ливан...
Да что уж тот Ливан, ей-Богу!
Не дал бы Бог, чтобы Иван
на танке проторил дорогу.
Когда на танке он придет,
кто знает, что ему приспичит,
куда он дула наведет
и словно сдуру что накличет.
Когда бы странником - пустяк,
что за вопрос - когда б с любовью,
пусть за деньгой - уж лучше так,
а не с буденными и с кровью.
Тем более что в сих местах
с глухих столетий и поныне -
и мирный пламень на крестах,
и звон малиновый в пустыне.
Тем более что на Святой
Земле всегда пребудут с вами
и Мандельштам, и Лев Толстой,
и Александр Сергеич сами.
"Я и раньше знал, что общество наше деградировало, но что до такой степени – не предполагал. Есть отдельные достойные сохранившиеся люди, но что они на громадную толпу?" 1989
"Мы семьдесят лет деградировали, дичали. Знаете, есть замечательный пример из Библии. Когда Моисей уводил евреев из египетского плена, он вёл их сорок лет вместо пяти дней, чтобы вымерло поколение, которое было рабами, и чтобы появились люди, свободные от чувства рабства. А мы – не просто рабы, которые страдают от тягот, мы – профессиональные рабы, которые гордятся своим рабством..." 1991
"Моцарт на старенькой скрипке играет, Моцарт играет, а скрипка поёт..."