Еще Польска не згинела и другие новеллы

Михаил Абрамов
ЕЩЕ ПОЛЬСКА НЕ ЗГИНЕЛА

Мы сидели с Кисычем на кухне и обсуждали наш состав киевского «Динамо» из игроков всех поколений. Мой бывший одноклассник, Кисыч, в миру - Саша Беляев, пришел, конечно, не пустой, а с флягой спирта, которая, видимо, полагалась по чину старшему офицерскому составу, потому что он с этой флягой не расставался никогда, до самой своей безвременной смерти. Умер он, можно сказать, от любви - в обнимку с молодой женой. "Скрещенья рук, Скрещенья ног, Судьбы скрещенья", - как сказал поэт, правда, по другому поводу.

Мы уже почти прикончили флягу, да и состав «Динамо» тоже был обговорен, только не сошлись на Граматикопуло. Я предлагал Лобановского, но Кисыч утверждал, что Лобан свой «сухой лист» скопировал у Граматикопуло, когда в 1954 году он увидел, как Граматика прямо от флага забил мяч в ворота датского «Викинга».

И вот, когда мы уже завершали эту часть нашей беседы, у входной двери послышалась какая-то возня, голоса и смех.
Кисыч вопросительно посмотрел на меня.

- Это Оля, - объяснил я. – Она ходила на девичник.

И правда, вскоре Оля возникла в проеме кухонной двери. Девичник, надо полагать, был очень волнительным, как говорят актеры, потому что она все время безуспешно поправляла бретельку лифчика, что, конечно, нелегко сделать, если лифчик сзади расстегнут.

Я подозреваю, что на этих девичниках они собираются не столько, чтобы оплакать девичество невесты (смешно, не правда ли?), сколько из желания уточнить свои котировки. Оля танцевала до конца любви у самой входной двери, значит котировалась там совсем неплохо.

«Люська сказала, что в Кракове продают очень красивые серебряные цепочки!», - выпалила Оля с места в карьер, так и не сладив с противной бретелькой.

Мы с Олей знали друг друга давно, еще со школьной скамьи в математическом классе. Обычно, ее очередное завихрение начиналось с восклицания - «Еще Польска не згинела» - и она исчезала из моего поля зрения. Как правило, ненадолго. Потом она звонила, и мы встречались опять, как ни в чем не бывало. Однажды, она сказала, как бы в шутку, посмеиваясь: «Костя, ведь если бы я жила через дорогу, ты бы никогда со мной не встречался, разве не так?». Пожалуй, она была права, я никогда не понимал, почему надо искать девушку через дорогу, выражаясь и фигурально и по существу. Но это была не вся правда, далеко не вся. Мы действительно жили на одной стороне улицы, но на разных уровнях. Ее дом стоял на возвышении, там был газон под окнами, огороженная детская площадка и много чего еще. А мой дом стоял внизу, у речки-вонючки, куда сливались стоки разных предприятий и стоки из домов сверху, в одном из которых жила Оля. Мой дом заселяли люди, которые работали на предприятиях, источавших зловонные стоки, а также те, которые обслуживали не всегда возвышенные потребности жителей домов сверху. Ковров и зелени у нас не наблюдалось. Разве что вонючая капуста на складе встроенного овощного магазина. Я не был ко двору у Оли, да и она у нас - тоже.

Все-таки, эта неожиданная кавалерийская атака, без привычного восклицания из польского гимна, застала меня врасплох. Но Кисыч, будучи подполковником-танкистом, не боялся кавалерии.

- А в Венеции продают карнавальные маски. Тоже очень красивые, - загоготал Кисыч.

Оля фыркнула и ушла хлопнув входной дверью.

- Наверно, пошла к Люське выяснять насчет карнавальных масок, - хмыкнул Кисыч. Он как раз недавно разошелся с Люськой и бестактность Оли разозлила его.

И тогда мы допили, что там еще оставалось во фляге, и перешли к обсуждению вопроса масштаба глобального: Кто для нашей цивилизации более ценен – поэт Сергей Есенин, или его сын, футбольный статистик Константин Есенин.

- Костя, подумай сам, забудь этих школьных профессоров, - как всегда горячился Кисыч. – Представь, что через тысячу лет прибывают пришельцы, человечество вымерло, и они находят 2 листка: на одном написано «Отговорила роща золотая Березовым, веселым языком», а на другом футбольная статистика «Клуба Григория Федотова». Что они поймут из первого листка? Абсурд! Ничего не поймут. А из второго – все четко и ясно: кто забил, сколько голов, какая команда, все логично. Легко получить полное представление о нашей цивилизации даже из этого одного листка.

- Да, - согласился я, - "Клуб Григория Федотова" вернее представляет нашу цивилизацию, чем "роща золотая". Тут не поспоришь.

***

Странные времена наступили, как всегда, внезапно. Многие еще работали, сеяли разумное, доброе, вечное, но другие, вполне интеллигетного вида люди, перестали интересоваться загадкой озера Лох Несс, а начали заниматься фарцовкой, то есть, в переводе со сленга, спекулировать на недоступных простому советскому человеку дефицитных товарах.

Импорт революций начинается с импорта слов. Бестолковый «базар» превратился в респектабельный «маркет», торгаши на глазах становились брокерами, а лабазники - дистрибюторами. Громоздкая и величественная Электронно-Вычислительная Машина тоже нашла себя униженой до смешного слова «компьютер», а в планах нашей фирмы появилась строка «компьютеризация».

Все как раз совпало - и Елена Сигизмундовна, наша плановичка, затребовала установить компьютер в отдельной запирающейся комнате. Директорский кабинет не давал должной изоляции от внешнего мира, а в отдельной комнате они с директором могли бы в тесной близости изнурять себя квартальными планами. Блестящая идея! Теперь в экстренных ситуациях она больше не выскакивала из кабинета на ходу заправляя блузку, а вполне достойно покидала компьютерную комнату, обмахиваясь веером распечаток.

Пора, я думаю, наконец, открыть глаза женам ведущих работников на истинных соблазнительниц их мужей. Это совсем не секретарши, как полагают многие неискушенные в производственных отношениях жены. Во всех без исключения организациях, где мне пришлось работать, любовницами начальников были плановички. Почему так, какое тут притяжение, или может особенности плановой службы - не знаю. Если вы, уважаемые жены, до этого были в заблуждении, что ж, пора, наконец, узнать правду. И перестаньте называть секретарей секретутками, это невинные жертвы хорошо законспирированного заговора ваших мужей и плановичек.

Как часто даже умные люди не могут предвидеть всех последствий своих идей. Однажы, расслабляясь и постукивая по клавишам, наш директор случайно наткнулся на шахматную программу. Начал играть - и выиграл! С тех пор он заказал отдельный ключ, отказался от услуг Елены Сигизмундовны и каждую свободную минуту просиживал за компьютером, сражаясь со все более трудными шахматными задачами. Мастерство его росло, он стал посещать шахматный клуб. А потом, неожиданно для всех, сошелся со своей уже немолодой женой.
История эта вполне может войти в какие-нибудь ученые записки философов: "Трактат о том, как увлечение компьютерами снизило либидо мужчин и привело к вымиранию технически развитых наций." Однако, в то время наш коллектив мстительно радовался укреплению советской семьи за счет брошенной один на один с квартальными планами Елены Сигизмундовны.

Мотор без нагрузки идет вразнос. Елена Сигизмундовна обладала энергией мотора Феррари, а наша фирма для нее была, что «Запорожец» или, даже, мотоцикл. Она носилась по коридору, расцвеченная в боевые краски, и от нее летели искры, хоть спички зажигай, мы опасались, что загорится спирт, который мы копили на сабантуй вместо протирки ценного оборудования. Наконец, кто-то подсказал ей организовать турпоездку в Польшу и вскоре мы уже закупали водку и консервы, готовясь познакомиться с культурными ценностями братской страны.

Водка, как бы ее ни ругали, была и остается гарантом стабильности в стране. Я немного знаком с этой промышленностью по рассказам старших товарищей, и знающие люди утверждали, что еще в сталинские времена поломка на водочном заводе приравнивалась к самому страшному вредительству. В регионе моментально прекращался денежный оборот, нечем было зарплату выплачивать и карьера любого секретаря обкома на этом заканчивалась. Та же бутылка водки заменила валюту и в момент развала СССР, в очередной раз спасая население от превратностей войн и революций.

До границы Польши мы доехали быстро, но на таможне стояла огромная очередь таких же, как мы, дикарей, жаждавших обменять свой натуральный продукт: водку, консервы, шоколад на пластмассовые часы, акриловые свитера и «поландовые перепечатки» с американских джинсовых компаний.

Ждать пришлось долго. Наконец мы оказались в пределах таможни и народ заволновался. Прошел слух, что таможенников недавно проверяли, и они сегодня демонстрируют повышенную бдительность. Люди, как обычно бывает, начали роптать и искать, кто их ввел в соблазн и искушение. Глаза сетующих обратились на Елену Сигизмундовну. Но Елена не стала ждать, она сама перешла в наступление.

- Так, живо, сбрасывайтесь по бутылке, и пусть кто-нибудь из мужчин сопровождает меня. Вот ты, Костя, - неожиданно выделила она меня, - ты пойдешь.

Далеко нам идти не пришлось. Здесь же при дороге возник человечек, который быстро, колдовским каким-то манером обратил водку в доллары и подбросил к таможне на своем юрком «Жигуленке».

Перед тем как войти в конторку Елена стащила через голову свитер и отдала его мне. Как легко может преобразиться женщина! Змейка на ее блузе распустилась и открыла глубокий вырез и высокую пышную грудь. Она вынула заколки, тряхнула головой и ее рыжие волосы пожаром рассыпались по плечам.

- Подожди меня здесь, - бросила она мне и скрылась за дверью.

Вскоре оттуда вышел весьма суровый мужик в форме и объявил, чтобы никто не рвался, таможня никого принимать не будет. И вывесил объявление «Перерыв». Постояв у дверей и видя, что дело затягивается, я отошел покурить к запасному выходу. Прошло время, дверь там открылась и по лестнице спустилась Елена.

- Пошли, - крикнула она мне.

- Деревенщина, - возмущалась она поправляя волосы. - Жрут чеснок и всякую дрянь. На этом месте могли бы апельсиновый сок пить и мандаринами закусывать, чтоб эта дрянь не воняла. Она сплюнула виртуозно, как лучшие мастера моего детства, и так же красиво, смачно, выругалась.

- Ну, что ты стоишь, Костя, помоги мне свитер натянуть, - обратилась она рассерженно. Она нагнулась, вытянув руки, и на землю упал конверт с долларами, что нам обменял валютчик. Меня подмывало пошутить, что гусары денег не берут, но я вовремя проглотил язык и начал тереть глаза, будто мне их пыль запорошила. Елена быстро подобрала деньги, зыркнула на меня, но я продолжал усердно тереть глаза и жаловаться на пылюку.

Таможню мы прошли легко, без всякого надзора. Со времен «Пышки» людская мораль стала куда справедливей. Мы все восхищались Еленой, поздравляли ее и слали ей воздушные поцелуи. Она тоже весело улыбалась, а на поцелуи делала неприличные жесты к нашему всеобщему хохоту.

 К ночи мы прибыли в Краков.

Красивый город Краков, но зАмки польских королей не были главным интересом нашей поездки. Мы перепаковались и приготовились к цели путешествия - товарообмену.

Утром нас познакомили с нашим польским гидом и за завтраком я оказался его соседом за одним столиком. Мы приступили к трапезе, когда к нам подошла девушка, его дочь, она пришла что-то передать отцу, и мы случайно встретились с ней глазами. Она улыбнулась.

Бог мой! Это была она! Та самая девушка из моей бесприютной студенческой юности. Это была она! Она! Та же приветливая очаровательная улыбка! То же нежное лицо! Легкое дыхание. Та самая девушка из трамвая в далеком сибирском городке. Это она растопила тогда снег в окне. Трамваи разъехались и мы так и расстались.
Я узнал эту улыбку, это лицо. Сколько раз я закрывал глаза и видел ее. Это она, она! Она тоже узнала меня! Она помнит, помнит!

(Вас не коробит эта театральщина, этот шаблон растопленных от инея трамвайных окон? - спросите вы.
Что тут ответить. Разве вы не стояли под окном только ради того, чтоб увидеть ее тень на занавеске? Разве вы не "плавили лбом стекло окошечное"? Разве вы не ждали ее безнадежно на свидании? Что с того, что все это уже было 1000 раз с другими, если это ваши страдания и ваша боль. Нет это не театральщина, своя боль банальной не бывает.)


Гид посмотрел на нас удивленно и что-то прошипел на их змеином языке. Бьюсь об заклад, что она помахала мне уходя. Глаза мои начали увлажняться, хотя тогда я еще не так часто плакал, как теперь. Объявили посадку в автобус, и я побрел торговать.
 
***

На другой день мы вернулись без приключений домой. Я привез столь желанный колониальный товар. Всякую мишуру, согласно заказам родственников и знакомых.

- Еще Польска не згинела, - воскликнула Оля, примеряя серебряную цепочку.
-  Але мусить згинуть, - рассмеялся я.
И ушел.
Навсегда.

%%%%

Она стояла на углу
В плаще болонья -
Я в проходную прошмыгнул
Как посторонний.

Её готовили врачом,
У папы бабки -
Мне ухо срезало ключом
Передней бабки.

У ней шампанского бокал
На тонкой ножке -
Я юшку хлебом вымокал
Со дна окрошки.

У ней Малевич и Шагал
И Дом Ученых - 
Я строем с песнею шагал
По жиже черной.

У ней поклонников чума
В Москве и Сочи.
Я от неё был без ума,
Так, между прочим.

Ну хватит эту канитель,
Закрыто дело.
Теперь я мистер Микаэль
В иных пределах.

Она звонит: ни дать ни взять
Талант у внука.
Я не могу ей отказать.
Такая сукa.

%%%%

ХОЛОДНЫЙ ДЕНЬ

Я стоял упершись лбом в трамвайное окно, привычно погруженный в свое одиночество.

Напротив остановился встречный вагон. В тумане крошечного окошка проявилось лицо девушки. Она улыбнулась мне так приветливо, что я очнулся и заулыбался в ответ. Мы оба принялись яростно дышать на стекла, расплавляя кристаллики льда. Девушка раскраснелась, но продолжала улыбаться своей очаровательной улыбкой. Она смотрела на меня с интересом совершенно неожиданным и нескрываемым. Почему вдруг?

Трамваи разъехались. Мы только успели помахать друг другу.

У меня на стене фотография, где мама с папой сидят тесно прижавшись на скамейке в городском саду. Жена в соседней комнате скачет по кулинарно-шмотковым каналам.

- Fabulous! Fabulous! Fabulous! – хлопает в ладошки жена, радуясь новой удачной покупке.

Я закрываю глаза и пытаюсь отогреть маленькое окошко, чтобы увидеть ту ускользающую улыбку. Зимы стали длиннее, снега больше и у меня нет того жара. Я набираю полную грудь и медленно-медленно выдыхаю теплый воздух.

Лед не тает.

Сегодня очень холодный день.

- Absolutely! - кричу я в ответ.

%%%%

Ждут метель. Солнце вечно на склоне.
Только коршун тревожит лучи.
Тем, что жив я, без фальши доволен,
Разве заяц, за кров и харчи

Вот бы жить, как отец, увлекаясь,
И парить несмотря на метель!
Не могу. Где-то спрятался заяц.
Бросить корм и зарыться в постель.