1.
Однажды родители попросили меня в частном порядке давать уроки немецкого языка дочери их старого друга. Вначале я сомневался: к чему тратить время на какую-то капризную девчонку? По слухам, эта Лия была безнадежной, из одного вуза ее уже вытурили за неуспеваемость. И вдруг учить язык, тем более немецкий? Сомнительно.
Но меня уговорили. На первую встречу она не пришла, на вторую опоздала и сразу уткнулась в смартфон.
– Лия?
– Зря это все, – ответила она. – Мне пофиг.
Хм. Выглядит и одевается, как мальчишка, ведет себя так же, но что-то в ней есть щемящее. Может, стриженый затылок и плечи?
– Приходи только на первые занятия, – сказал я. – Потом как хочешь. А чтобы было интереснее, проведем урок на конюшне.
– Где-где?
– Мой знакомый – инструктор верховой езды. Ты каталась на лошади?
– Ой, хочу!
Все вышло, как я задумал. Она так впечатлилась грациозными животными, что совершенно забыла упрямиться. На уроках я выкладывался: почему-то стало важно увлечь ее. У Лии обнаружились способности, постепенно словарный запас рос. Мы просматривали видео, немецкий фильм без титров, Лия переводила, запинаясь. На экране мужчина и женщина поцеловались, и вдруг девушка обняла меня.
– Не надо.
Она поцеловала меня в ухо, шепнула:
– Только не ври, что я тебе не нравлюсь.
Мне показалось, что я падаю в пропасть. Но чем глубже падал, тем меньше сопротивлялся. Где-то далеко остались все предрассудки и прочее ханжеское вранье. Зачем притворяться? Я действительно влюблен, как мальчишка.
– Как тебе не стыдно! – плакала мама.
Я ждал этого скандала. Да уж, учитель влюбился в ученицу.
– Мам, она совершеннолетняя, и мы любим друг друга.
– Любовь – это еще не все! А совесть?
Моя совесть нашептывала, что любовь нас оправдывает. Когда я вспоминал тепло ее рук и губ, то мне становилось страшно, что мы с Лией могли не встретиться. Но родители объяснили, что, оказывается, у их друга давно был на примете немец из Мюнхена по имени Отто. Солидный, состоятельный человек. Год назад он провел здесь неделю и влюбился в Лию.
– Она жила бы в достатке, а ты все испортил!
– Так вот почему немецкий. Вы все назначили ее невестой Отто, а она не знала? И это мне должно быть стыдно? Ну-ну.
– Ты не знаешь, что значит одалживать до зарплаты каждый месяц! Любовь проходит, а счастье – в обеспеченности семьи!
– Надо было меня предупредить, – проворчал я.
Но подумал, что это вряд ли помогло бы: никакой здравый смысл не способен остановить лавину любви. Моей, во всяком случае.
Я сделал любимой предложение, она с радостью согласилась выйти за меня замуж. Мы жили в съемной квартире.
– Папа звонит и ругается, но мне плевать, – сказала Лия.
– Я поговорю с ним.
Ее отец начал кричать, я перебил:
– Я люблю вашу дочь и обеспечу ее, как полагается. Когда успокоитесь, поговорим по-семейному. А пока не надо криков.
Какое нам дело до условностей мира, если мы любим друг друга? Пусть все будут против, зато у нас есть мы. Во сне и наяву, дома и на работе я ощущаю нашу любовь, как непрерывное счастье. Глупо было бы его упускать.
А что там будет дальше, не все ли равно?
2.
Вот уже два часа я томился на главной городской площади, ловя прохожих в видоискатель фотокамеры. Заодно пытался поймать и вдохновение, но оно не ловилось. Для персональной выставки фотографий не хватает какого-то центрального кадра. Такого, чтобы каждый зритель сказал: «Да! Вот это мастер!»
Человеческие лица все красивы, нужно просто взглянуть на них под правильным углом. О, вот любопытный персонаж. Мужчина в строгой шляпе читал газету со строгим выражением лица. Я поднял камеру, начал щелкать. Нет, не то.
– Эй, парень, тут занято, – сказал уличный фотограф, подойдя ко мне.
– Я для себя.
Он отстал. Вдруг я увидел такую красивую девушку, что дыхание перехватило. Она медленно шла через площадь с пакетиком в руках, остановилась, высыпала корм голубям. Они окружили ее хлопотливым облаком. Вот это фигурка! Совершенные, идеальные линии. Эту мысль я додумывал, уже вовсю щелкая затвором. Она увидела меня, улыбнулась, и тут мне на голову шмякнулась тяжелая капля. Еще одна, еще – и хлынул дождь. Пришлось срочно прятать камеру под куртку, прятаться в арке главпочтамта. Ливень гулко стучал по тротуару, люди обступили меня. Я вытянул шею и расстроился: девушки уже не было.
Дома я пересмотрел снимки и сразу понял: главный кадр найден. Распечатал несколько фотографий в разных вариантах, надуваясь от гордости. Все время вспоминал девушку, тем более что ее фото смотрели на меня в комнате со всех сторон. Как она трогательна, и в то же время чисто по-женски горда!
Я разглядывал фотографии, изучая ее лицо. Она даже приснилась мне, словно давняя знакомая. Именно это меня раздражало: я ворочался с боку на бок, вскакивал и перед зеркалом, всклокоченный, сам себя спрашивал:
– Почему я, взрослый мужчина, не могу уснуть, как школьник? Что в ней такого волшебного?
Приходил на площадь, бродил, всматриваясь во встречных. Дни проходили за днями, девушек было много: красивых, разных, замечательных. Но той самой не было. Почему я, глупец, так быстро убежал, не познакомился с ней? Упустил свое счастье.
Перед самой выставкой зашел ко мне друг-художник. Посмотрел подготовленные работы, заинтересовался фотографиями незнакомки, хмыкнул.
– Эге, парень, уж не работаешь ли ты на правительство? Я такое в детективах видел. Гляди, у тебя тут одна и та же красотка на разных снимках, кое-где увеличенная до полного отсутствия резкости.
– Издеваешься.
– Это называется «наружное наблюдение за объектом»! Ладно, рассказывай.
Выслушал он меня, вздохнул.
– Все дураки на свете просто гении по сравнению с влюбленными. Это же временное помешательство! Илюха, я за тебя боюсь.
– Не бойся, я справлюсь. Лучше скажи: она и правда красивая? Или мне показалось? А то я боюсь, если ее найду, она окажется обыкновенной, как все.
– Красивая, красивая.
Он снова вздохнул, потом помог мне загрузить в машину стенды с фотографиями.
В день выставки я был так занят, что все вылетело у меня из головы. Переживал, придут ли в городской музей посетители, захотят ли зайти посмотреть фото. К моей радости, людей было много. Внезапно меня словно огнем обожгло: я увидел ту самую девушку! Она была одета иначе, но я узнал бы ее в любом наряде.
Я подбежал к ней.
– Наконец-то я вас нашел! Вы не поверите, как долго искал.
И торопливо, опасаясь, что она исчезнет, рассказал, как она стала главным персонажем выставки, как помогла мне. А она слушала с удивленным лицом, рассматривала себя на снимках и почему-то мрачнела.
– Я вас обязан отблагодарить! Давай встретимся сегодня, можно в ресторан пойти или просто погулять. Я уже боюсь вас отпустить. Согласны?
Подошел парень, спросил ее:
– В чем дело?
Она ответила ему, что сейчас освободится, и он отошел с недовольной физиономией. Я уже обо всем догадался, радость испарилась.
– Спасибо, я не могу. – Кажется, ее глаза наполнились слезами. Или показалось? – У меня свадьба послезавтра.
Она кивнула и отошла.
– Поздравляю, – прошептал я ей вслед.
Ко дворцу бракосочетаний подъехал автомобиль, за ним микроавтобус. Наконец-то, а то я уже устал ждать. Нарядные жених и невеста направились ко входу, и тут я встал у них на пути. Невеста увидела меня и ахнула.
– Извини, так получилось, – сказал я жениху. – Но я люблю эту девушку, хотя даже не знаю, как ее зовут.
Он нахмурился, шагнул ко мне.
– А ты кто такой вообще?
– Илья.
– Милая, что такое? – спросил он у невесты.
Сбоку недоуменным хором зашумели сопровождающие. Невеста выдернула свою руку из руки жениха и сняла с головы фату.
«Кажется, я видел что-то такое в кино», – мимолетно подумал я.
– Меня зовут Марьяна, – сказала она, подавая мне руку. – Идем отсюда.
У меня с души упал огромный камень, и стало так легко, как не было никогда.
3.
Я лежал, слушая дыхание любимой. По потолку прополз луч света, послышался шорох шин. Скоро рассвет. Как быстро он наступает, мог бы и помедлить.
Полюбил я Карину сразу, едва увидел. Она потом призналась:
– Я тоже тебя с первого взгляда полюбила, и расстроилась.
– Почему?
– Не знала, как быть. Так и подумала: «Вот беда».
Она была замужем, я женат. От нахлынувшей любви действительно не было ощущения счастья, наоборот. Она была как цунами, а ты просто маленькая щепка, и тебя уносит. Мы пытались сопротивляться, но не смогли. Тайком обменивались текстовыми сообщениями, украдкой шептались по скайпу. Потом она приезжала на два дня в Европу, в любую страну, в тихий городок. Узнав, что любимая взяла билеты на поезд, я тоже бросал все, летел самолетом и ждал ее на перроне с букетом самых лучших цветов.
Мы шли в кафе.
– Ты заметил? – спрашивала она. – Люди при виде нас понижают голос.
– Потому что им про нас все понятно.
Мы шатались по улочкам и набережным, в реке отражались наши счастливые лица, солнце пригревало. Потом была ночь, она утекала, как вода из испорченного крана. Но все-таки она была, и мы не спали ни минуты. Наутро снова гуляли, почти молча, не расцепляя ладоней. Я провожал ее на обратный поезд, целовал, она улыбалась, но я знал: едва вагон скроется из виду, она заплачет. А у меня в груди появится раскаленный железный прут. Это была наша плата за любовь.
Затем мы строили планы следующей встречи, и все повторялось.
В этот раз мы встретились возле теплого моря на Кипре, перед Новым годом. Всю ночь гуляли, возвращались и любили, снова бродили вдоль прибоя. Почему-то появилась тревога. С самого начала мы договорились, что не будем разрушать наши семьи, но с каждым свиданием было все труднее расставаться.
Утром Карина проснулась, мы позавтракали.
– Дима, я больше так не могу, – сдавленным голосом произнесла она. – С каждой встречей мне все тяжелее.
Я молчал.
– Мы не должны больше встречаться, это мучительно!
Раскаленный прут снова пронзил меня, и уже не исчезал. Она заплакала. Я быстро собрал свой рюкзак: уеду в аэропорт, пробуду там до вечера, чтобы не терзать любимую.
Тут в дверь постучали, заглянул сияющий хозяин маленького отеля.
– Приглашаю всех в ресторан, на праздник!
– Мы уезжаем, простите.
– Нет, вы не понимаете. Это для детей постояльцев, совсем недолго. Вы ведь не сейчас уезжаете? Прошу вас! Вот вам новогодние наряды.
Мы согласились – наверное, в надежде заглушить боль. Вначале ни музыка, ни всеобщая радость не могли пробиться сквозь толщу нашего горя. А потом что-то случилось. Почему-то все сделалось очень просто и легко, карнавальная обстановка подействовала, как анестезия.
Мы отошли в сторону, обнялись.
«Я не хочу тебя терять», – хотел сказать я.
Но промолчал.
Взявшись за руки, мы куда-то пошли.
Мы же что-нибудь придумаем?