Глава 3. Вход в Лабиринт

- Сигнала до сих пор нет, что можно сделать?

- Наши возможности ограничены, можем повлиять на уровень некоторых гормонов…

- Поднимем тестостерон, может, поможет…



Тёплое солнце освещало лагуну с голубой прозрачной водой, раньше я думал, что такая вода бывает только в кино. Казалось, если бы не тонкая полоска пенистого прибоя, поглаживающая тёмную поверхность влажного песка, то отличить, где пляж переходит в море, было бы невозможно – настолько прозрачной была вода.

На Севере вода, конечно, тоже прозрачная, но какая-то серая, блёклая. Море выглядит сурово, недружелюбно. С ним хочется бороться, меряться силами, доказывать, что это место принадлежит тебе, а не жестокой природе. И люди на Севере под стать климату: крепкие, настырные, серьёзные, всегда готовые к противостоянию как со стихией, так и с другими людьми…

Здесь же всё было иначе: морская гладь была ровной и спокойной, как будто мы лежали не на берегу океана, а возле бассейна, ласковое солнце гладило кожу, а вовсе не палило нещадно, как в родной Сибири в жаркие летние дни. И люди здесь были такие же мягкие, податливые, как пепельный песок, который я сейчас гладил обнажённой ступнёй.

Девушки на ресепшене всё время улыбались, и это была не та вымученная улыбка, которую может выдавить из сотрудников управляющий, а добрая, искренняя, ласковая, настолько ласковая, что Лиза начинала ревновать… правда, они так улыбались всем, и даже на улице… так что никаких причин для ревности не было. Но ведь Лиза была такая же, она не привыкла к тому, чтобы жизнь давала что-то бесплатно, и если уж ты урвал у судьбы ценную вещь, будь то должность, имущество или мужчина, то с этим необходимо держать ухо востро и не упускать из виду. Ведь вокруг всегда много людей, которым повезло меньше, и которые с радостью вырвут твой выигрыш из- под носа, стоит лишь тебе зазеваться. Поэтому она никак не могла воспринять вежливость и услужливость девушек, как неотъемлемую черту характера – сама-то она вовсе не была доброй, а любой человек склонен оценивать окружающих по себе. Да и мужчины здесь были такими же – с вечно довольными светлыми лицами, но я не мог к ним ревновать – если честно, они меня просто раздражали. Наверное, подсознательно мне было обидно, что где-то люди могут быть счастливыми просто так, по факту рождения.

Там, где мы жили постоянно, всё было иначе: каждый сладкий кусок у жизни нужно было выдирать зубами, каждый день, каждый миг требовал быть готовым к схватке. С гопниками в подворотне, с менеджерами на работе, с морозом и ледяным ветром зимой, а летом с изнуряющей жарой и почти не заходящим солнцем. И я был готов, каждая минута моей жизни была войной с самого раннего детства… нет, на этой войне мне пока не приходилось убивать людей, хотя мне всегда казалось, что я мог бы это сделать, но даже такая война отнимала много сил, возможно, даже не меньше, чем настоящая.

Хотя в моей жизни была и настоящая война. Последняя Война Человечества, по крайней мере, так её теперь называли.

Настоящую войну я видел, но не помнил её. Мне было всего два года, когда мой родной город и моя родная страна превратились в радиоактивный пепел. Мы выжили случайно: когда Москва объявила ультиматум Владивостоку, мать как раз выписывала нас из гостиницы – в раннем детстве я был достаточно болезненным ребёнком, и каждое лето она возила меня на тёплое море. То лето было вторымсо дня моего рождения. Мы могли остаться ещё на пару дней, но решили оставить запас времени на дорогу – до Советской Гавани ехать больше двух тысяч километров, на таком длинном пути всегда может случиться непредвиденная задержка.

Мать рассказывала, что в тот день все смотрели новости с замиранием сердца – всем было страшно, в гостинице, на улице, в магазинах она видела напуганные лица. Но люди были полны решимости – Дальневосточная Республика не лишится независимости, которую она с переменным успехом отстаивала более двухсот лет, даже если Сибирская Федерация пойдёт на сепаратное соглашение с Московским Государством.

Все это понимали, понимала это и Москва. Также Москва понимала, что если не преподать урок гордым дальневосточникам, Сибирь тоже станет независимой, а это значит, о восстановлении былого величия можно будет забыть навсегда…



Вырастающий над горизонтом Ядерный Гриб мама увидела в зеркало заднего вида. Она говорила, что никогда, ни до, ни после не ездила так быстро, в голове билась единственная мысль: «только бы хватило заряда, только бы хватило заряда!». Она высадила тогда 400 киловатт-часов за триста километров – ударная волна не смогла нагнать мчащуюся со скоростью 240 км/час японскую батарейку, на русской машине мы бы, конечно, не ушли…

Атаковать Уссурийск Москва не посмела – слишком близко к границе с Китаем. Когда мы прибыли туда на аварийном тросе такого же удачливого дальнобойшика, город уже наполняли беженцы со всей страны. Там-то мы и узнали, что возвращаться нам больше некуда – в Совгавани, конечно, не было никаких ключевых производств, но в 50 километрах от города в посёлке Монгохто под наблюдением МАГАТЭ была восстановлена тактическая часть РВСН, именно она была целью упреждающего удара. Так что население города выжило, но людям пришлось спешно покидать свои дома – до самой Половинки трасса была забита разряженными батарейками, которые так и не выбрались из многокилометровой пробки.

Счастливчики на внедорожниках смогли прорваться в Уссурийск по лесовозным трассам, но основная дорога была уничтожена вместе с Хабаровском, и люди от Амурска до Троицкого оказали в радиоактивной ловушке – через несколько недель их сумели эвакуировать, но многие умерли впоследствии от лучевой болезни …а нам с матерью повезло.

Кроме того, поскольку мы возвращались из отпуска, и жить до новой зарплаты предстояло ещё больше месяца, у нас были деньги. В аэропорту люди пытались менять машины на билеты, но это никому не было нужно – хотя некоторые ушлые дельцы покупали почти новые батарейки по весу металлолома, и куда они потом делись, так и осталось загадкой – те, кому удавалось найти денег на транспорт, считались счастливчиками.

А у нас деньги были. Старенькую батарейку мать просто бросила в аэропорту, и мы улетели на второй день после катастрофы. Приземлившись в Чите, мы оказались уже в новом независимом государстве – Сибирской Федерации. Несостоявшаяся новая московская империя к тому времени была уничтожена и делилась на зоны оккупации державами- победителями. Так в составе Сибирской Федерации оказались Урал и Архангельская область.

Самая страшная война двадцать второго века длилась меньше недели…



От печальных размышлений меня отвлёк голос Лизы:

– О чём задумался? – спросила девушка, поглаживая меня по волосам.

Моя голова покоилась у неё на коленях, и Лиза ласково перебирала рукой мои короткие жёсткие волосы.

В обычных условиях этот вопрос меня сильно раздражал – ну как можно объяснить, о чём ты задумался, если правда задумался – это же надо разложить всю последовательность мыслей, которая понятна только тебе, да ещё и попытаться связать их словами, такими н еточными и совершенно не отражающими суть твоих размышлений… Но сейчас я был даже рад этому глупому вопросу, позволяющему мне отвлечься от дурных мыслей:

– Если бы не война, мы сейчас могли бы отдыхать на пляжах Владивостока… – начал было я, но девушка тут же меня оборвала.

– Опять ты со своей войной! Ну, смотри: море, пальмы, солнышко светит… ты фанатик, ты знаешь об этом?! – с наигранным возмущением в голосе спросила она, склонив надо мною своё красивое веснушчатое лицо.

– Я патриот! – гордо ответил я.

– Ты патриот страны, которой уже двадцать лет нет на карте! – подловила меня девушка.

– Сто лет назад это не мешало большинству населения России быть патриотами Советского Союза, – провёл я историческую параллель.

Лиза фыркнула. Я улыбнулся и, приподнявшись, чмокнул девушку в маленький курносый носик.

Она засмеялись.

– Пошли купаться! – крикнула Лиза, поднимаясь с песка. Её колени выскользнули из-под моей головы, и я опустился волосами на мягкий тёплый песок.

Заложив руки за голову, я слегка приподнялся, напрягая пресс. Лиза была уже почти у полоски воды, густые рыжие волосы струились по плечам и скрывали фигуру девушки почти до поясницы. Бретельки купальника скрылись где-то под рассыпавшимися волосами, и сзади она казалась почти полностью обнажённой…

Резким движением я поднялся и не спеша двинулся к полосе прибоя и девушке, которая уже скрылась в воде. Мои босые ступни погружались в мягкий песок, и каждый шаг давался с некоторой пробуксовкой – создавалось ощущение, что меня кто-то держит сзади, и я трачу силы впустую. Я двигался очень медленно, гораздо медленнее Лизы, а она была уже где-то далеко впереди, её маленькая головка, покачиваясь на волнах, удалялась от меня всё дальше и дальше.

На полосе прибоя песок был мокрым и плотным, идти по нему стало значительно легче, но девушка уже совсем скрылась из виду.

Я начинал ощущать смутное беспокойство, пытаясь разглядеть в волнах огненно-красный след её волос и не находя его. Наконец я достиг полоски воды, присел и погрузил руку в набегающую волну… вода была липкой и противной… казалось, она налипла на пальцы и застыла на них шелушащейся коркой… сильно запахло ржавчиной…



Я лежал в полной темноте, на грудь давила неимоверная тяжесть. Это был сон? Или сон сейчас? …но мягкий тёплый песок под спиной и ступнями не отпускал в реальность…



- Не реагирует…

- Добавьте адреналин, немного…



После возвращения на Родину Лиза загрустила – унылая серость холодного Якутска чудовищно резонировала с голубыми лагунами Лазурного Берега. Особенно сильно Лиза скучала по тёплым летним ночам. Летом в Якутске хоть и тепло, но ночи почти не бывает, а зимой ночь почти не кончается, зато холод такой, что на улицу выходят разве что по крайней необходимости – даже марсиане за пределами куполов бывают чаще.

Моя невеста впала в депрессию, она плохо ела и плохо спала.

Сегодня я пришёл домой уставший, как собака, поругался с менеджером, который хотел повесить на начальника службы безопасности какие-то убытки с части потерянного груза. Самое обидное было в том, что именно к этой пропаже я не имел никакого отношения. С тех пор как Натан улетел на Марс, я вообще жил только на зарплату и завязал со всеми незаконными махинациями. Это, конечно, была неплохая зарплата, но возросших с появлением Лизы потребностей она не покрывала. Немалые мои сбережения, нажитые на незаконных алмазных операциях, начинали таять, как снег в июне. Я, конечно, старался ничего оттуда не брать, но на поездку пришлось добавить, потом на новую машину для Лизы… в общем, депрессия девушки и её вечное недовольство, несмотря на существенные вложения, начинали меня раздражать.

В этот раз она даже не вышла меня встречать, хотя и была дома. Я прошёл на кухню, нарочито громко погремел пустыми кастрюлями – разумеется, Лиза ничего не приготовила.

– Опять целый день в сети просидела? – злобно крикнул я из коридора, уже направляясь в комнату.

– Отстань от меня! – не менее зло ответила девушка, – живём тут с тобой в этой жопе мира! Никаких развлечений! Даже Натан с Настей улетели! Мне даже поговорить не с кем… – начинался стандартный набор претензий, который с каждым днём бесил меня всё больше и больше.

– По…здеть не с кем? На работу устройся! – я уже закипал.

– Да пошёл ты… – ответила Лиза и уткнулась в планшет.

Тогда я в первый раз захотел её ударить… но не ударил, сдержался. Вместо этого на завтра я записал её к психологу – она не стала сопротивляться, а спокойно пошла со мной, даже не выкатив мне, как обычно, порцию недовольства.

Поведение девушки и впрямь показалось доктору подозрительным: он выписал кучу анализов. Я нехотя отлистывал достаточно крупные суммы на дорогие процедуры… и только тогда выяснилось, что у Лизы опухоль… но было уже поздно, опухоль была неоперабельной… Лиза умерла… а я улетел на Марс…



На Марс… я был на Марсе… а сейчас по контракту с Synergetic Technologies должен был вернуться на Землю…



Я застонал, возвращаясь в сознание. Лежал я на чём-то мягком и тёплом. Наверное, всё произошедшее мне привиделось. Наркоз должен был давно отпустить, но эта непонятная тяжесть всё также продолжала давить на всё тело. Я попытался открыть глаза – бесполезно, глаза не открывались. Впрочем,… я несколько раз моргнул.

Нет, точно, глаза открывались и закрывались, по крайней мере, веки функционировали как надо, что-то не так было именно с окружающим пространством: либо я ослеп, либо вокруг действительно царила непроглядная тьма.

Я попытался пошевелить руками – пальцы как будто онемели. Вообще ощущения были такими, как после сильного переохлаждения: руки слушались, но как будто нервные импульсы не доходили до конца. Это трудно объяснить, но руки как будто не подчинялись мне полностью, как будто одеревенели… А ноги? Я попытался поработать суставами стоп или согнуть ногу в колене и только тогда понял, что лежу в крайне неудобной позе – скрючившись, на спине, упираясь лбом в твёрдую стену. Правая нога была согнута в колене и прижата к животу, а левая рука валялась где-то под туловищем и окончательно затекла…



Лиза умерла. А я улетел на Марс и потом должен был вернуться на Землю по заказу SynTec… и вернулся… или нет?

Ах, да! Я видел мёртвого человека снаружи, перед дверью своей палаты!



Оттолкнувшись от стены руками, я попытался подняться – ничего не вышло, в ногах было то же неприятное ощущение отсутствия полного контроля – задеревеневшие руки и ноги отказывались функционировать, как следует.

С большим трудом мне удалось подняться на четвереньки и, прислонившись к стене, сделать несколько «шагов» всеми четырьмя конечностями влево вдоль стены.



В коридоре я видел мёртвого человека… Но потом кто-то перетащил меня обратно в палату… или я сам успел вернуться, перед тем как потерять сознание?

Сделав ещё «шаг», я ткнулся лбом в стену.

Полз я очень медленно – на то, что бы передвинуть каждую конечность, уходило несколько секунд – так что боли от столкновения со стеной я не почувствовал, однако рефлекторно потянулся к голове правой рукой, чтобы потереть лоб в месте удара. Рука была в корке какой-то засохшей грязи и пахла ржавым металлом …это кровь?

Ни черта не видно! Почему нет аварийного освещения? На Марсе каждый блок на любой станции или в жилом комплексе обязательно обладает высокой степенью автономности. Там не получится выключить электричество централизованно. Значит, я всё-таки на Земле?

Нет, ничего не значит, мы прибыли с разговорчивым безопасником на брошенную базу землян под старым космопортом, там всё могло быть иначе, этот космодром строила первая международная экспедиция, не SynTec, он вполне мог быть выполнен по Земным стандартам…

Ещё эта слабость! Мне даже дышать тяжело… Чем меня накачали, что так долго не отпускает!?

Я попытался подняться, опираясь на стену – да что же это такое, ноги не слушаются, руки как чужие. Даже движения пальцев давались мне с большим трудом. Такое ощущение, что моя душа улетала куда-то погостить и, вернувшись, не могла вспомнить, как управлять телом. Все движения косые, резкие, неуверенные, самочувствие отвратительное… Души, конечно же, не бывает, но мне в голову не приходила другая аналогия. Наверное, человек с пересаженным сознанием чувствовал бы себя подобным образом… если бы, конечно, такие операции были возможны.

Наконец, опираясь руками на одну стену, а спиной на другую, я смог выпрямиться. Тяжело дыша, я прислонился плечом к внутреннему углу комнаты. Я ощупал себя – осязание перекачанного наркотиками организма почти ничего мне не сообщало – тонкая материя прямо на голое тело. Видимо, больничный халат. Наверняка я в госпитале, вот только непонятно, на какой планете.

Осторожно опираясь ладонями на стену, я сделал ещё несколько шагов, настоящих, ногами; прощупывая руками поверхность стены – гладкая, мягковатая, как резина поверх твёрдого бетона – потащился дальше. Шаг, два, три, пять, семь, десять… опять угол. Он неимоверного напряжения глаза заливал пот, хотя в помещении было не особо жарко. Ещё шаг, ещё…

Не успел я сделать и трёх шагов вдоль следующей стены, как налетел на какую-то невидимую преграду и, мгновенно потеряв равновесие, снова оказался на полу. Руки в поисках опоры схватили пустое пространство, но кончиками пальцев правой руки я почувствовал что-то мягкое.

Упал. Тело отозвалось тупой болью, хотя пол был мягким и тёплым. То, что пол ещё тёплый, это хорошо, значит, теплоносители, чем бы они ни были, ещё не остыли. Значит, с тех пор, как я потерял сознание, времени прошло немного. Впрочем, если я на Марсе, радости мало: лишённая электричества база очень быстро начнёт остывать… правда, замёрзнуть я скорее всего не успею – воздух закончится раньше…

В любом случае надо выбираться.

Снова поднявшись на четвереньки, я двинулся было вперёд, но сразу же упёрся лбом в мягкую преграду. Поднял руку, пощупал: мягкая бархатистая поверхность сбоку, ровная гладкая мягкая, такая же бархатистая поверхность сверху, чуть ниже уровня глаз – наверное, если бы мои глаза могли видеть, я бы сейчас разглядел перед собой кровать, с которой сполз несколько часов назад.

Я провёл по постели ладонью, под руками заскользили твёрдые царапающие частички – песок? Крошки? Ах, да! С потолка же падала штукатурка! Неужели мне ничего не приснилось? Я в неизвестном госпитале то ли на Земле, то ли на Марсе. Причём база уже была в аварийном состоянии: когда я потерял сознание, надрываясь, выл сигнал тревоги и вдали по коридору мерцали аварийные огни. А до этого я почувствовал несколько мощных взрывов – что из этого мне показалось, а что было на самом деле?

Напрягая память, я попытался вспомнить расположение предметов в палате: слева стоял непонятный прибор, от которого к моей голове тянулся пучок проводов, видимо, об него я споткнулся в темноте… а прямо перед моими глазами была дверь…

Дверь! Предательский холодок побежал мурашками по мокрой от пота спине, к горлу подкатил удушливый приступ паники: очевидно, палата не имеет резервного источника питания, или он сел, пока я валялся без сознания. Если дверь успела захлопнуться, я в ловушке. Хоть на Марсе, хоть на Земле в таком состоянии без воды и пищи в замкнутом помещении я долго не протяну. Если дверь закрылась и не откроется – я умру. Это так же верно, как то, что после дня приходит ночь, а после весны - лето.

Я глубоко вздохнул, пытаясь унять нервную дрожь – паникой делу не поможешь. Пока даже не понятно, где я нахожусь, может, это вообще другое помещение, может, я уже в коридоре, может, мёртвый солдат вообще привиделся, а может, я ослеп, а с питанием и освещением всё в порядке… В конце концов, я не для того соглашался на эту работу, чтобы умереть неизвестно где от голода и обезвоживания. Так что сдаваться рано.

Передвигаясь на четвереньках вдоль предмета, на ощупь напоминающего кровать, я сориентировался так, чтобы выбрать прямой путь прямо к двери – исходя из предположения, что палата эта та же самая, в которой я очнулся в первый раз, а дверь тогда была прямо у меня перед глазами.

Полз я очень медленно, после каждого «шага» ощупывая рукой пространство перед собой. Через пару метров от кровати моя рука наткнулась на что-то округлое и волосатое. Я тщательнее ощупал преграду: круглый предмет, покрытый короткой жёсткой шерстью, протянул руку вперёд, и она заскользила по выступам на голой коже… нос, губы, да это ведь человеческая голова! Меня бросило в холодный пот.

«Эй, Вы живы?» – попытался было сказать я, но из моего горла вырвались лишь невнятные хрипы. Впрочем, надежды на то, что меня кто-то услышит, не было никакой: скорее всего, это тот самый военный, которого я видел в коридоре, но как он оказался в палате? Может быть, это всё-таки другой человек?

Накрыв рукой нос неизвестного, я не ощутил никаких признаков дыхания: если это и другой человек, он тоже мёртв.

Я сделал еще шаг всеми четырьмя конечностями и, протянув руку дальше, чуть ниже шеи, нащупал липкие края рваной раны – и все-таки, скорее всего, это именно он, тот человек, которого я видел в коридоре.

Перед тем как потерять сознание, я успел дёрнуть на себя мёртвого солдата и заблокировать им дверь…? Я мысленно воздал хвалу своим инстинктам и здравому смыслу – я успел сделать это совершенно рефлекторно, на автомате, бессознательно построив всю ту логическую цепочку, которая пару минут назад отзывалась резко проступившим холодным потом и липким комком животного ужаса, подступавшим к горлу. Выходит, уже теряя сознание, я успел подумать, что дверь может больше уже никогда не открыться. За секунду! Молодец…

Как только я пощупал рукою рану, в воздухе разлился запах ржавого железа – странно, почему меня совсем не мутит от запаха крови? Запах был довольно плотным, неужели всё от того, что я ничего не вижу?

Продвигаясь вперёд на ощупь, я исследовал ладонью пространство за головой солдата: так и есть – с обеих сторон створки двери, причём, судя по тому, как сдавило тело, они на пружинных приводах. Остаётся надеяться, что я не толще военного.

Выдохнув, я набрался смелости и пополз вперёд по неизвестному трупу. Повернулся боком, ухватившись за наружный край двери, подтянулся и просунул голову в зазор между створками – голова прошла довольно легко. «Если голова прошла – пройдёт и всё остальное», – пришла в голову успокоительная мысль.

Выходит, перед тем как потерять сознание, я действительно успел дёрнуть военного за руку, так что сейчас труп лежал на спине, упираясь в левую створку плечом. Левая рука полусогнута в локте на животе, правая закинута за голову – видимо, за неё я и потянул распластавшееся возле стены тело.

Уперевшись руками в борт двери, я, наконец, вытащил своё вялое тело наружу, втянул под себя ноги и сразу же ощутил снизу что-то мокрое и липкое через тонкую ткань больничного халата, а запах ржавого железа стал сильнее.

Конечно, тут же была лужа крови…

Ладно, чистота - это последнее, о чём сейчас следует думать. Неосознанно оперевшись на грудь военного в попытке слезть с его ног, я услышал отчётливый хруст костей – дверь вполне ощутимо сдавливала тело, и мне сильно повезло, что труп застрял в дверях плечами, вполне возможно, дёрни я чуть сильнее, и стальные створки уже передавили бы грудную клетку… Между тем, ждать, пока натянутые пружины завершат своё дело, тоже нельзя, на вояке какая- никакая одежда, в карманах могут быть ключи или иные полезные вещи, на руке коммуникационный браслет или, на худой конец, кольца, на которые можно будет купить еды, если я всё-таки на Земле…

Странно, но все эти мысли разом всплыли в моей голове, совершенно заслонив тот факт, что я нахожусь в пустом бункере в компании как минимум одного покойника. Я как будто смотрел на себя со стороны и лихорадочно набрасывал план спасения. Без всяких эмоций. Вот страх у меня был, а все остальные, более сложные чувства, как будто атрофировались наглухо.

Сейчас мне было понятно, что вояку надо вынуть.

Я протянулся вдоль туловища обратно внутрь палаты, нащупал закинутую за голову руку – тело уже начало коченеть, но пока ещё сохраняло подвижность. Потянув руку на себя, я упёрся плечом в стальную створку – и, как будто поднимаясь на канате по скалодрому, подтянулся вдоль дверного проёма. Собрав все свои силы, я что есть мочи дёрнул тело на себя.

То ли положение тела было таким удачным, то ли я, наконец, стал обретать свою нормальную силу, но труп легко подался навстречу, и я упал на спину, придавленный тяжёлым окровавленным туловищем.

Протискиваясь между плотными створками двойной двери, труп притормозил падение, но всё равно я довольно сильно ударился затылком о твёрдый бетонный пол – в коридоре полы были обычными, не такими мягкими, как в палате, и при этом достаточно холодными. К счастью, сознания я больше не терял, да и нагрузка пошла организму на пользу: выбравшись из-под солдата, я смог, хоть и по стене, но почти без усилий подняться на ноги.

Я опёрся спиной на стену и перевёл дух. Тьма кромешная. Есть, конечно, вариант, что я ослеп, но если это не так, то необходимо раздобыть фонарь или что-нибудь ещё в этом духе. Я переступил с ноги на ногу босыми ступнями по холодному каменному полу… да и одежда бы не помешала.

Хоть Земля, хоть Марс, но бункер явно находится под землёй, а значит, у солдата должен быть при себе фонарь. Как бы не было организовано энергоснабжение, фонарь в подземелье нужен непременно, и уж охранник-то должен носить его при себе всё время.

Рассудив подобным образом, я вновь опустился на колени и начал методично ощупывать тело, двигаясь руками по спине от плеч в сторону торса. Вот пальцы коснулись форменного ремня, несколько движений влево, и я нащупал пристёгнутый к поясу предмет.

С застёжкой неизвестной конструкции в полной темноте пришлось повозиться, тем не менее, через несколько минут в моих руках оказался длинный шершавый цилиндр. Кнопку я нашёл сразу, и вот уже пространство передо мной заливает яркий белый свет.

От резкой смены освещения я зажмурился, глаза отозвались резкой, но не сильной болью. Хорошая новость - я вижу, с глазами полный порядок; плохая новость – энергоснабжение комплекса полностью отсутствует, аварийных источников питания нет, либо они вышли из строя, пока я галлюцинировал картинками из прошлого.

Осторожно, чуть прищуриваясь, я открыл глаза, повёл фонарём из стороны в сторону в направлении палаты, из которой я только что выбрался… но никакой двери перед собой не обнаружил. Конечно же, дверь должна быть здесь – прямо передо мной; но, видимо, когда она закрылась, створки сошлись так плотно, что единственным признаком её существования была ровная полоса, отделяющая измазанную кровью половину от второй, чистой.

Я сделал два шага вперёд и коснулся воображаемой линии между захлопнувшимися створками – никаких следов, ни на взгляд, ни на ощупь – гермопластик плотно залепил две половинки стальных ворот. Гермопластик… совсем как дома… значит, всё-таки Марс? …но эта дикая слабость в теле…

Ладно, разберёмся.

Я обвёл фонарём вокруг себя – мы с трупом находились в углу длинного коридора, или можно сказать, на стыке двух коридоров. Где-то вдалеке луч света упирался в серые стены.

Стены – я пощупал их рукой – из шершавого бетона. Хотя нет, вот эта стена – где сейчас стою я, и, опираясь на которую недавно сидел мёртвый солдат – из бетона; а вторая – я сделал пару шагов и пощупал стену в районе замаскированной теперь двери – тоже из гермоплатика: 50 на 50… Эх, были бы под рукой весы, я бы сразу выяснил, на какой я планете… впрочем, если это больница, то, может быть, где-нибудь они ещё и найдутся.

Я посветил на распластавшегося у моих ног солдата. Человек лежал лицом вниз, но даже по росту было понятно, что это землянин. Впрочем, и это ни о чём не говорит – в службах безопасности кое-где работают и земляне – они физически гораздо сильнее, так что в охрану их берут с большой охотой.

Потолок – я направил луч вверх – может, и низковат, но позволяет распрямиться даже марсианину. Кроме того, на той старой базе, куда вёл не менее старый туннель, всё было рассчитано на землян, так что и будь он низким, это ни о чём бы не сказало…

Опустившись на колени, я продолжил обыскивать тело. На поясе сразу бросилась в глаза кобура от пистолета, к сожалению, пустая. Другого оружия видно не было. Я перевернул тело – в груди огромная рваная рана – и только тут, когда я увидел её собственными глазами, а не на ощупь, меня немного замутило.

Подавив приступ тошноты, я продолжил своё дело: в нагрудных карманах ничего, под формой только майка. На руке браслет-коммуникатор, я таких раньше не видел – стальной, матовый, и, судя по виду, довольно прочный, если он не идентифицирует хозяина по ДНК, то пригодился бы… да только как его снять? Казалось, он был отлит прямо на запястье – экран плавно переходил в браслет и обратно, ни швов, ни застёжек, ни соединений – только руку отнимать. Даже если бы я пересилил подкатывающие при одной мысли об этом к горлу рвотные позывы, пилить руку тут всё равно нечем. Так что про браслет придётся забыть.

Ни ключей, ни ценностей при солдате не оказалось. Даже кольца на пальце не было. Впрочем, кое-что ценное у него всё-таки нашлось.

На глаз я прикинул рост мертвеца и размер его ног – не шик, но подойдёт. Конечно, форма порвана на груди и вся залита кровью, но и это лучше, чем больничный халат.



Пока я передвигал и раздевал труп, судьба подкинула мне ещё один приятный сюрприз: за ногами солдата, прямо в углу на стыке двух коридоров, валялся потерянный пистолет. Хороший, тяжёлый – даже если не стреляет, им можно хорошо приложить врага по лбу или забить гвоздь. Модель не знакома, но найти предохранитель или отщёлкнуть магазин труда не составило: к сожалению, в магазине оставалось только два патрона. Ладно, как минимум этого хватит, чтобы застрелиться. Я невесело усмехнулся.

Пистолет опять-таки говорил за то, что я на Земле: пусть конструкция и не была мне знакома, но патроны явно пороховые, а всё оружие, используемое на Марсе, было магнитным – почему-то пороховое было не принято, я раньше думал что причина в том, что такому оружию нужен воздух, оказалось нет, и всё же пороховые патроны были не в ходу -- их никто не производил… в принципе, конечно, ничто не запрещает клепать патроны самому, но обычно люди так не делают. Если бы я был уверен, что это оружие табельное, то с выводами можно было бы не сомневаться; но, к сожалению, летальное оружие на Марсе вообще редкость, так что землянин мог поступить на службу и с личным стволом… Я тяжело вздохнул. Конечно, и труп, и пистолет весят, как настоящие, но с тем же успехом можно списать ощущение тяжести на слабость после операции и наркоза.

Надев испачканную в крови форму прямо на испачканный в крови халат, я пристегнул к ремню кобуру от странного пистолета и чехол от фонаря. Если честно, ремень я одел только для этого. Затем вернул пистолет на положенное ему место. Обул армейские ботинки на босу ногу – немного большеваты, но всё же лучше, чем ходить босиком – и, шатаясь и держась за стену, отправился вперёд по коридору…



Теперь, когда тело хоть немного начинало меня слушаться, оно тоже стало требовать к себе внимания: желудок возмущённо урчал, желая еды.

Я пошёл по той ветке коридора, в стену которой была вмонтирована замаскированная дверь моей палаты. Пошёл здесь только потому, что, в отличие от второго крыла, стены этого коридора были покрыты мягким гермопластиком и на них было куда приятнее опираться, чем на холодный жёсткий бетон. Куда идти, я всё равно не знаю, так почему бы не выбрать более комфортное направление. Кроме того, эта ветка казалась короче.

Кстати, было бы неплохо найти схему эвакуации – она должна быть в любом строении хоть на Земле, хоть на Марсе.

Вспомнив об этом, я начал лихорадочно обшаривать стены лучом фонаря, но ничего похожего не заметил. Я посветил назад, но и там каких-либо изображений на стенах не оказалось. Жаль, это бы сильно помогло делу.



Ковыляя на негнущихся ногах и держась за мягкую стену, я добрался до конца коридора, где оказался перед Т-образной развилкой: коридор, по которому я шёл, вливался в другой, более широкий..

Я посветил фонарём вправо, затем влево: туннель продолжался в обе стороны, насколько хватало луча, а вдоль противоположной стены шли двери, двери, двери… много дверей. Но самое интересное было в том, что все эти двери были выломаны – кем бы ни были люди, напавшие на базу, они что-то искали. Причём заморачиваться с ключами и допусками посчитали ненужным.

Я подошёл к первой вынесенной двери чуть правее развилки и оценил размер ущерба: дверь выбили вместе с половиной косяка, из чего можно было сделать вывод, что нападавшие действовали в спешке. Посветив внутрь, я обнаружил длинные металлические стеллажи с какими-то приборами. Облокотившись о дверной косяк, я направил свет на противоположную стену коридора, но там никаких дверей не обнаружилось.

А что у нас слева от развилки? Я двинул луч света в противоположную сторону… а вот там двери шли уже по обе стороны коридора. Но и они были выломаны… все до единой.

В голове начал вырисовываться план здания: сзади небольшой отрезок гермопластовой стены, она здесь одна, если не во всём бункере, то, по крайней мере, на данном участке. Перпендикулярно к этому отрезку проходят два коридора, один пересекая – это тот, где я сейчас нахожусь, с выломанными дверями; а второй, пустой, отходит перпендикулярно отрезку в другом его конце – там, где сидел труп солдата.

Такая буква Ч, получается. Вся промежуточная перегородка из гермопластика – почти наверняка в ней есть ещё замаскированные двери. И тот факт, что они, как и моя палата, остались нетронутыми, однозначно говорил о том, что нападавшие об этих помещениях не знали. Также предположение о наличии других скрытых помещений подтверждал ещё тот факт, что в верхней половине ножки буквы Ч двери шли в обе стороны, а в нижней – только напротив соединения коридоров. По логике вещей, в основании ножки «буквы Ч» должен быть тупик – это предположение надо проверить.

Обливаясь холодным потом и глотая ртом воздух, чтобы справиться с одышкой, я поплёлся вдоль стены, которая отделяла меня от предполагаемых секретных помещений, периодически поводя фонарём в выломанные двери напротив: везде стеллажи с оборудованием – складское крыло, скорее всего, самый нижний уровень, а что у нас находится в самых дальних уголках баз? Правильно, реактор.

Так что я не удивился, когда, добравшись до конца коридора, увидел громадную стальную дверь с эмблемой радиационной опасности.

Подойдя к двери вплотную, я внимательно её рассмотрел – большая стальная и, судя по виду, очень старая. Сейчас таких не делают: посередине массивного, выступающего из стены на добрые 10 сантиметров стального листа огромная круглая рукоять. За рукоятью на корпусе двери нарисованы две стрелки: «Close» по часовой стрелке, и «OPEN» – против. Чтобы открыть дверь, надо повернуть рукоять и потянуть её на себя.

Я дотронулся до стального листа дверной обшивки и мгновенно одёрнул руку – горячая! Внутрь мне точно не надо – реактор повреждён или разрушен. Раз бункер ещё не превратился в радиоактивную воронку – реактор медленный, но и медленный реактор при разрушении плавится и фонит, так что от этого помещения нужно держаться подальше.

Как можно быстрее, насколько только позволяли мне одеревеневшие ноги, я поспешил убраться прочь от двери.

Зато теперь с высокой долей вероятности можно утверждать, что это самое дальнее от входа место на станции. Коридор с секретными помещениями, скорее всего, новый, ведь сама база явно старая, значит, его делали, копая вглубь, и значит, выхода с той стороны быть не должно. Так что назад к трупу мне не надо.



Вернувшись обратно к Т-образному перекрёстку, я бросил прощальный взгляд на отделанный гермопластиком туннель – самое ценное, по всей видимости, находилось в этих замурованных комнатах. Вполне возможно, там есть ещё палаты с такими же замурованными узниками – я прислушался в надежде уловить крики или ещё какие-то признаки живого присутствия, но мне ответила только звенящая тишина.

Как бы там ни было, раз уж эти двери не смогли найти и вскрыть нападавшие, мне с такой задачей тем более не справиться – я решительно пошёл мимо и направился вдоль выломанных дверей в противоположный конец тёмного коридора.

Каждый шаг давался мне с огромным трудом, от напряжения я весь покрылся липким, холодным потом, хотя даже по моим неверным ощущениям выходило, что в помещении совсем не жарко. Впрочем, отдыхать будем позднее, когда появится хоть какая-то определённость. Надо было как следует обыскать развороченные комнаты, мне пригодится всё: от еды и воды до ценных вещей и планов эвакуации.

Тяжело дыша, я прислонился к дверному косяку очередной выломанной двери, посветил внутрь – опять полки с оборудованием и ничего съедобного…



Для того чтобы добраться до конца коридора, у меня ушло не меньше часа, а может, и гораздо больше, причём совсем не потому, что коридор был длинным: из-за непонятной неотступающей слабости меня обогнала бы и улитка; я останавливался через каждые несколько метров и, вытирая пот со лба, тяжело опирался на стену.

Наконец передо мной показалось очередное разветвление туннелей, прямо впереди очередная выломанная дверь, а налево очередной длинный коридор.

Я повернул вправо, сделал ещё пару шагов и сполз по стене, чтобы хоть немного передохнуть. Тяжело дыша, я посветил фонарём вперёд – опять коридор с выломанными дверями; повернул фонарь в другую сторону – тупик. Ну, то есть как тупик: небольшое ответвление заканчивалось тёмным провалом дверного проёма, а сама дверь валялась тут же под ногами.

Если бы я находился в нормальном состоянии, то сразу бы отметил, что эта дверь была единственной из всех встреченных мною, которая валялась в коридоре, а не в развороченном помещении, то есть выламывали её ВНУТРЬ коридора, а не наоборот. Но в тот момент я не придал этому факту никакого значения. Равнодушно посмотрев на валяющуюся под ногами треснувшую дверную сворку, я поднялся и побрёл в другую сторону – влево от перекрёстка.

Путь по этому коридору отнял у меня ещё больше времени. Я останавливался отдыхать уже практически через каждый шаг, слабость была ужасная. Конечно, и тут стоило бы обыскать развороченные комнаты, но у меня совсем не было на это сил.

Наконец впереди выросла глухая бетонная стена. Еле держась на ногах, я по стеночке добрался до угла и, развернувшись к нему спиной, тяжело дыша, сполз на холодный бетонный пол. Вперёд дороги не было, вправо дороги не было, единственное ответвление тянулось куда-то влево. Уже понимая, что я там увижу, я посветил в тёмный провал коридора; но даже несмотря на то, что реальность не обманула моих ожиданий, разглядев в конце туннеля раздетый труп, я не смог сдержать стон разочарования – лабиринт замкнулся, буква Ч превратилась в отзеркаленную Р – идти дальше было некуда.

Правда, паники в этот раз не было – я осмотрел лишь первые два или три взломанных помещения, остальные прошёл ходом, спеша найти выход. А выход просто был в одном из них. Даже если здесь есть энергозависимый лифт, он всё равно должен быть дублирован дежурной лестницей на случай аварии, так что лестница тут есть, осталось только её найти.

Я снова попытался встать, но понял, что ноги совсем меня не слушаются, руки тоже отказали. В голове неприятно помутилось и, несмотря на свет фонаря, валяющегося прямо у моих ног, глаза начал застилать серый туман. Похоже, я опять теряю сознание…



- Красный уровень! Рассинхронизация!

- Стабильность системы?

- Около шести часов…

- Поднимите уровень мелатонина, пусть поспит, пока отладим…



На секунду мне показалось, будто я слышу какие-то голоса, но скорее всего это была галлюцинация. Я закрыл глаза и отдался накатывающимся на меня волнам беспамятства.



– Значит, точно решил?

– Да я это давно решил, я бы иначе к вам сюда не поехал. Плюс сорок летом, минус пятьдесят зимой, прямо скажем, не так уж сильно это отличается от Марса даже в его естественном состоянии, по крайней мере, в долине Маринер суточные колебания не выше ваших сезонных… а сезонных там нет – это же почти экватор, – Натан задумчиво покачал головой.

Я тоже часто об этом думал.

Контрабанда бриллиантов – дело в любом случае временное, дальше таких денег я поднимать не смогу. Работая в тюрьме, я чётко усвоил для себя главное правило любой незаконной деятельности: «жадность фраера погубит». Иначе говоря, остановиться нужно вовремя, и сейчас это время определённо настало. Но что потом?

Как и Натан, я мечтал о Марсе с раннего детства. Когда я родился, там уже была довольно большая постоянно функционирующая колония. Над пустынными долинами красных скал возвысился технологический монстр Synergetic Technologies – единственной полностью марсианской корпорации.

Большинство населения на планете уже тогда составляли реплики и урождённые марсиане, и в отличие от землян они обустраивали планету не как временную базу, а как свой собственный дом: Долина Маринер покрылась россыпью жилых куполов, а воды и воздуха стало достаточно не только для скудного рациона временных баз, но и для целых замкнутых экосистем под алмазными куполами.

Когда же марсиане освоили поточное производство углеродного нановолокна, купола стали расти как грибы после дождя – необходимое количество канатов просто заякорялось в грунте на большой глубине в зависимости от размера купола и, следовательно, распределённого давления на его поверхность – а получившаяся паутина обтягивалась алмазной плёнкой и надувалась, как детский батут. Стоимость строительства рухнула в десятки и сотни раз, время строительства сократилось до нескольких дней. Теоретически размер такой конструкции уже тогда мог быть любым: канат толщиной в руку мог выдержать миллионы тонн распределённой нагрузки, стоило лишь поглубже закопать концы.

Впервые эту технологию проверили ещё до войны – в самом конце XXI-го века создав самое большое (по внутреннему объёму) сооружение в солнечной системе – первую круговую очередь Маск-Сити. Купол диаметром два километра, с жилой зоной более километр в диаметре, накачанной почти настоящим воздухом с невиданными тремя четвертями земного атмосферного давления. Настоящий оазис в ледяной пустыне Маринера – Круг Жизни, город, названный в честь человека, подарившего людям Марс, но так и не ступившего на его поверхность.

Марс не только смог полностью обеспечить себя продовольствием, включая витамины для натуральных людей, но и получил ещё один приятный и полезный бонус – на планету хлынули старики-миллионеры с Земли. Ведь сила тяжести на Марсе в два с половиной раза меньше, чем на Земле. Так что еле перебирающий ногами столетний дедушка может бегать вприпрыжку, не говоря уже о том, что качество сервисов напоминало тут Землю двухсотлетней давности – никакой толерантности, полная покорность почти бесправной прислуги, свобода в том смысле, в каком её понимали первые американские пилигримы, а не диктатура большинства, ставшая нормой для Земли почти повсеместно. А какой старик не ностальгирует по старине?

С богатыми старухами дела обстояли похуже – сексизм, бесправное положение женщин, детей и тем более реплик в ульях привилегированных граждан отвращали земных богачек от красной планеты – но плюсы Круга Жизни иногда пересиливали идеологические недостатки даже для них.

К сожалению, возникли и неожиданные сложности: строительство дешёвых безразмерных куполов сделало и без того весьма спорную идею терраморфирования совершенно бессмысленной. И финансовая пирамида Восточной Марсианской Компании, привлекавшая бесконечные деньги доверчивых землян в запредельно дорогие марсианские проекты, с грохотом обрушилась, похоронив под своими руинами надежды на полноценную колонизацию.

Synergetic Technologies, выкупившая активы ЕМС на Марсе по цене металлолома, конечно, выиграла от этого обрушения, но планета в целом проиграла. Марсиане уже готовились к тяжелейшему переходу на полную автономию – что для сотни тысяч искусственных и натуральных марсиан означало колоссальные проблемы – как вдруг, будто по волшебству, в самый нужный для этого момент на Марсе обнаружили Минерал, который впоследствии стал называться Красной Ртутью.

Минерал имел поразительные физические и химические свойства: внешним видом напоминал серебристые непрозрачные кристаллы с красноватым оттенком, но при давлении и некоторых специфических физических воздействиях мгновенно становился жидким и так же мгновенно затвердевал при их отсутствии. Использование Минерала многократно повышало эффективность электронакопителей и позволило создать принципиально новые энергетические установки.

Теперь уже земляне валялись в ногах у марсиан, умоляя дать им долю в проекте, и марсиане согласились. Так на руинах инфраструктуры, оставшейся от EMC, возник новый промышленный гигант – Транспланетная Горнорудная Компания.

ТГРК не просто принесла на Марс свежую кровь и передовые технологии. Она вливала в планету совершенно баснословные деньги, причём не для воплощения несбыточной мечты, как делала это ЕМС, а исключительно с целью наживы и обоюдной выгоды, что делало сотрудничество Земли и Марса куда более прочным – это только в теории мечта благороднее и лучше чистой выгоды, к сожалению, на практике такое положение вещей редко оказывается правдой.

ТГРК построило на планете огромную электромагнитную пушку – круговой разгонный контур диаметром больше двух километров, позволяющую разгонять многотонные металлические болванки до скорости, превышающей первую космическую скорость для Марса, без затрат ракетного топлива. Это удешевило запуски даже не в десятки, а в сотни раз – уж что-что, а электричество, вырабатываемое атомными реакторами, уже тогда было на Марсе в избытке – и позволило запускать на орбиту для дальнейшей транспортировки на Землю не только баснословно дорогой Минерал, но и другие, самые обычные металлы.

Уже за первые двенадцать лет эксплуатации ускоритель принёс компании почти триллион платёжных единиц чистой прибыли. Именно под него был впоследствии собран на орбите новый большой паром, способный переносить от планеты к планете десятки тысяч тонн полезной нагрузки.

После запуска Орбитальной Пушки и обновления Паромной Системы рентабельной стала даже добыча традиционных ценных металлов. ТГРК, изначально сформировавшееся как монополист на рынке Красной Ртути, получил почти полный контроль и над остальными ценными природными материалами, а прибыль концерна за первый же оборот Большого Парома побила все предыдущие 12 лет эксплуатации.

К сожалению, самому Марсу с барского стола доставались унылые крохи. Да, за свои минералы Марс в лице входящего в уставной капитал ТГРК Синтека получал какие-то деньги, но деньги имеют цену только тогда, когда на них можно что-нибудь купить, а что можно купить на пустой безжизненной планете, кроме того, что произвела её единственная крупная корпорация?

Так что практически все заработанные Марсом средства тратились на покупку технологий и оборудования с Земли… а вот перевозить другие грузы грузоподъёмность межпланетного парома не позволяла.

Всё дело в том, что на пути с Марса паром может нести в пять раз больше груза, чем на пути от Земли из-за того, что вторая космическая скорость у Марса в два с лишним раза меньше. И это, к сожалению, означало, что в направлении Марса паром мог нести, по большому счёту, только сам себя.

Нет, несколько тысяч тонн полезного груза он нёс и к Марсу, но это было в десятки раз меньше, чем он мог забрать обратно, ведь сам паром тоже имел вес, причём весьма не малый. Вот и получалось, что Марс, несмотря на своё кажущееся баснословное богатство, жил в полной экономической изоляции. Никаких товаров с Земли, кроме необходимых Синтеку для организации хоть какого-нибудь внутреннего производства, привезти на планету было невозможно.

А само внутреннее производство в замкнутой экономике на несколько сот тысяч человек выглядело весьма плачевно: продовольствие – буквально десяток более-менее доступных видов животных и растений, пригодных в пищу, разбавленное полусотней «деликатесов», которые даже привилегированные граждане ели лишь по большим праздникам; бытовая химия – полдюжины наименований; одежда и обувь – только безразмерные спецовки. А большинство товаров более узкого применения вообще существовали в единственном наименовании, вроде подгузников, коммуникаторов, детских смесей или женских прокладок.

Конечно, марсиан сильно выручали 3D-принтеры, которые были тут далеко не роскошью, а насущной необходимостью, но даже современные созданные по последнему слову техники «вещесоздатели» не могли заменить развитую конкурентную промышленность.

И даже это не слишком высокое качество жизни было доступно лишь земным специалистам и привилегированным гражданам. Бесправные реплики же во внешних поселениях могли рассчитывать разве что на органическую похлёбку и самый необходимый минимальный перечень товаров и услуг. А ведь именно они составляли большую часть населения планеты и главный её трудовой ресурс…

Также ситуацию осложнял тот факт, что практически всё заработанное на экспорте Красной Ртути и более дешёвых минералов, вроде золота и платины, Synergetic Technologies тратили на свой Суперпроект, который после завершения обещал сделать Марс полностью автономным – Атмосферную Зону Долины Маринер – громадный купол над большей частью долины. В перспективе это позволит создать купол площадью почти в 200.000 квадратных километров, с тропическим климатом и полноценным естественным круговоротом веществ.

Но успех Проект обещал в далёком будущем – расчётный срок строительства составлял более семидесяти земных лет – а ложиться трупами на его строительстве реплики должны были уже сейчас: для создания Зоны необходимо было засыпать каньон Ио и Капрат в самых узких местах и натянуть миллионы наноуглеродных канатов в руку толщиной, заглублённых на десятки километров по краям каньона.

Мало того что условия работы снаружи были ужасными – что угодно от разгерметизации, до критических поломок механизмов в условиях враждебной среды было способно убить даже приспособленных реплик – так ещё направленные атомные взрывы увеличивали и без того высокую дозу внешней радиации, а ведь реплики защищены от мутаций не лучше натуральных людей. Только натуралы могли рассчитывать на медицинскую помощь, а реплики и их дети – нет.

Именно ради этих атомных зарядов на планете была построена первая уран-плутониевая атомная электростанция. До этого марсиане использовали медленные ториевые реакторы.

Но торий как источник энергии был хорош всем, кроме одного – с его помощью нельзя сделать атомную бомбу. А из плутония можно – именно поэтому на Земле почти до конца XXI-го века ториевых атомных электростанций не было. Зачем? Если каждая земная атомная электростанция обязательно участвовала в цикле производства ядерного топлива, и именно ради того и строилась.



Ториевая энергетика на Земле рванула вперёд только после Последней Войны, когда ведущими странами, наконец, было достигнуто историческое соглашение по полному сворачиванию наступательных ядерных вооружений, а МАГАТЭ превратилось в крупнейшую и самую влиятельную международную организацию. Только тогда строить ториевые реакторы стало проще, чем связываться с МАГАТЭ и обосновывать необходимость использования урана и плутония в количествах, достаточных для запуска цепной реакции.

На Марсе же процесс пошёл в прямо противоположном направлении. Так что обычная для Земли атомная электростанция появилась там только тогда, когда для создания Атмосферной Зоны потребовались десятки, а может быть, и сотни компактных атомных бомб, используемых для направленного обрушения склонов и последующего уплотнения уже насыпанных атмосферных валов – ведь если бы все 600 кубических километров породы пришлось насыпать грузовиками, на строительство ушли бы не десятилетия, а сотни, если не тысячи лет.





Несмотря на все эти сложности, Марс привлекал тысячи высококвалифицированных специалистов, перелёт и проживание которым оплачивалось, а возможность жить на Границе Человеческого Мира сама по себе была наградой…

Конечно ни Натана, ни меня такие щедрые предложения не касались. Правда, у хитрожопого Натана были связи в конгрессе США, и ему подыскали место Начальника Полицейского Департамента по линии мигрантов ТГРК, несмотря на то, что в полиции он ни дня не работал.

Но даже его связи не могли удешевить визы и перелёт, которые обходились в миллионы.

Я тоже мог бы позволить себе этот перелёт, пока были деньги – я скопил довольно значительную сумму на контрабанде алмазов – но на второй билет мне бы не хватило. А даже если бы хватило, Лиза никуда лететь не хотела, то есть хотела бы, конечно, на Гоа или Мальдивы, но уж точно не на Марс. Как она говорила, «жуткого холода и пятиэтажных бараков мне вполне хватает и здесь».



В тот день я задержал в кабинете друга после работы, чтобы расспросить его об эмиграции поподробнее. Когда я зашёл в кабинет, Натан паковал вещи, перекладывая их из ящиков стола в большие картонные коробки.

– Сколько, говоришь, обошлась виза? – спрашивал я, всё ещё надеясь, что озвученная другом сумма будет меньше, чем я рассчитывал.

Но, к моему сожалению, Натан назвал цифру, которая никак не могла изменить моих планов.

– …плюс ещё 8-9 тысяч за каждый килограмм веса для системы жизнеобеспечения, – добавил он, немного задумавшись.

– Но так паром вроде бы теперь автономен? – удивился я и расстроился ещё больше.

– Но не на сто процентов, – ответил Натан, – как мне объяснили, воздух-вода рециркулируются, но продукты, хоть и производятся на месте, извини, из говна, но всё-таки требуют минеральной подпитки, да и воду хотя бы два своих веса надо поднять на борт, кислород опять же… ну ты понял…

– Дороговато… – разочарованно подытожил я.

– Как вариант, распишись с Лизой, может быть, удастся оформить семейную визу со скидкой? – предложил Натан.

– Расписаться-то можно, да только чем это поможет? Я не доктор наук, не врач и даже не учитель. А она вообще… – я с трудом подобрал слово, – красивая… Но за это визы не дают.

– Есть один вариант, – Натан понизил голос, – давай так, я прилечу, осмотрюсь и, может быть, подыщу там какое-нибудь место твоей подруге, а ты пока прикупи себе докторскую степень, лучше всего по горному делу. Я думаю, в Омске или Новосибе выйдет совсем не дорого, точно гораздо дешевле перелёта. И попробуем вас перетащить… мне же потребуются на новом месте свои люди, – он многозначительно прищурился и хлопнул меня по плечу.

Это, пожалуй, было правдой, прибыть на планету, набитую баснословными богатствами и ничего не украсть, это не про Натана. А найти верного подельника куда сложнее, чем новую бабу. Я задумался.

Лиза точно не полетит. Люблю ли я эту девушку больше, чем свою мечту?

Я попытался представить свою жизнь без неё, и где-то внизу живота зародилась ноющее тоскливое ощущение одиночества… Впрочем, пусть, до следующего стартового окна два года, за это время может случиться всё, что угодно. А купить степень - мысль неплохая, она никогда не будет лишней. В конце концов, не настолько я тупой, чтобы не защитить уже готовую диссертацию, а найти какого-нибудь сутулого четырёхглазого ботаника, который мне её напишет за несколько десятков тысяч кредитов, труда не составит.

– Когда улетаешь? – спросил я, наконец.

– Старт через две недели, – быстро ответил Натан, – но завтра я сдаю дела и уже послезавтра вылетаю в ОША, обратно уже не вернусь…

– Слушай, – меня вдруг осенило, – у меня же через три дня день рождения. Тридцать лет! Давай устроим празднование завтра?

– У вас, русских, вроде считается дурной приметой праздновать день рождения заранее? – спросил Натан.

Я поморщился:

– Русские закончились 28 лет назад, после того, как Россия превратила мою страну в радиоактивный пепел. Мы Сибиряки! …так что пох, – улыбнулся я, – приходите, надо же попрощаться по-человечески.

– Конечно, – согласился Натан, – кстати, не знаешь, что можно прихватить с Земли такого, что очень дорого стоит на Марсе… ?

На следующий день мы собирались вчетвером последний раз в жизни.

Через два дня Натан улетел, а через полтора года, как я и предполагал, всё в моей жизни изменилось: Лиза умерла, и не сдерживаемый больше ничем, я уволился и рванул следом…



Сложно было понять, был ли это настоящий сон или просто череда воспоминаний в полудрёме. Я открыл глаза: в углу одиноко валяющийся фонарь разрезал своим светом бесконечную тьму.

Было очень холодно, возможно, именно от холода я и проснулся. Неприятных ощущений прибавляла и промокшая от пота униформа, дополнительно охлаждающая и без того замёрзшее тело.

Причём особенно мокро было в районе таза. Я пощупал руками промежность – она явно была мокрее, чем остальные части телогрейки – неужели я обмочился? Или, может, просто сел в какую-то лужу? Не помню…

Я полусидел, опираясь спиной на внутренний угол пересечения двух бетонных коридоров. В теле оставалось всё то же странное ощущение неполной управляемости. Хотя сейчас ему было хоть какое-то объяснение: теперь-то точно пальцы не слушались, потому что замёрзли. Моё тело сотрясала мелкая дрожь, а зубы начали выбивать чечётку, стоило мне пошевелиться и ощутить ещё прогретыми местами холодную влажную ткань снятой с трупа спецовки.

Желудок отозвался голодным урчанием – надо бы добыть еды.

Что я помню? Я на нижнем уровне неизвестной станции, на Марсе или на Земле. Но скорее всего на Земле, иначе это проклятая слабость давно бы уже прошла, скорее всего, это не последствие наркоза, а долбаная сила тяжести – бессердечная сука, которая оставит меня в покое только дома. Дома… неужели Марс стал мне домом за эти полтора года?

Ладно, философия и ностальгирование потом. Надо найти еду, если база обладает хоть тенью автономии, здесь должна быть еда, столовая, кухня, пайки или хоть что-то в этом роде. И если это где-то хранится, то оно должно быть здесь – не считая коридора с секретными комнатами, остальные помещения явно складского типа.

Пошатываясь, я поднялся. Слабость всё так же сковывала всё тело, только теперь к ней прибавилось чувство голода и холода. Помещение хоть медленно, но остывало, а сон на холодном полу явно не добавил мне сил.

Сколько я здесь? Наверное, не меньше суток.

Посветив фонарём вправо, я убедился, что труп всё ещё на месте. В этой ветке туннелей было две или три выломанные двери, но скорее всего туннель выполнял маскировочную функцию – если бы тут был только пустой гермопластиковый переход, кончающийся тупиком, даже дебилу это показалось бы странным, и непрошеные гости, чего доброго, могли бы попытаться поискать скрытые двери, бросая гранаты наугад – ведь в подземных комплексах лишних коридоров не бывает…

Ах да! Лестница! Где-то за одной из этих дверей должна быть лестница. Её тоже необходимо найти.

Теперь я возвращался назад, методично осматривая каждую взломанную комнату.

Первая по левой стороне: рабочий стол, какие-то пробирки, слева стеллаж с бумагами – видимо, рабочий кабинет. Я не спеша обшарил ящики рабочего стола: в верхнем открытая пачка печенья – вот это хорошо. Впервые с того момента, как пришёл в себя в этом мрачном помещении, я улыбнулся и с наслаждением зажевал пару крекеров – хрустящие, солоноватые, на пачке был указан производитель, но в неверном свете фонаря я не смог разобрать мелкие буквы. Открытую пачку я сунул в карман телогрейки – с едой оно уже веселее.

Теперь первая дверь справа… я с удивлением ощупал дверной косяк – сталь, а все остальные двери, что я пока видел, были пластиковыми. Сама дверь валялась внутри помещения, ещё одна странность – из комнаты сильно несло холодом.

«Да это же холодильник!» – обрадовался я. Вот почему я так замёрз в этом углу коридора – я лежал на полу буквально в пяти метрах от распахнутого холодильника! В радостном предвкушении найти что-нибудь съедобное я зашёл внутрь… но, увы. Еды здесь не было. Зато в изобилии были прозрачные пакеты с багровой и прозрачной жидкостями – видимо, кровь и плазма – бутылки и пробирки с лекарствами, таблетки, ещё какая-то медицинская хрень.

Я прочитал названия на нескольких пузырьках – ничего не говорят.

Сомнений в том, что в прозрачных пакетах плазма крови, у меня не было, и всё-таки я решил прочитать, что там написано: натрий-хлор 0,1% – это ж солевой раствор! Видимо, для инъекций! Я уже хотел было вгрызться в пачку зубами, но для начала решил проверить и другие пакеты: «раствор глюкозы для инъекций» – ещё лучше! А вот «дистиллированная вода» – совсем хорошо! Я порвал пачку и с наслаждением принялся высасывать живительную влагу.

Первую пачку я выпил, не отрываясь. Затем нашёл ещё одну такую же, отпил половину – ну это уже совсем другое дело! Вроде, как и смерть, недавно глядевшая на меня в упор из глубины тёмного коридора, стала отползать назад в темноту. Я вышел в коридор, где было значительно теплее, и доел крекеры, запивая их водой из пачки. Сказать, что я наелся, конечно, было нельзя, но теперь можно, как говорится, быть с голодным наравне.

Вернулся в холодильник, нашёл ещё несколько пакетов с водой, взял столько, сколько влезло в карманы – два пакета с дистиллятом и два пакета с раствором глюкозы – на случай, если другой еды не найдётся. Теперь идти было значительно веселее, вроде даже и сил прибавилось. По крайней мере, я уже мог сделать несколько шагов, не опираясь на стены.

Следующая дверь слева: ещё один рабочий кабинет, разбитый лэптоп, перевёрнутое кресло, бумаги, разбросанные по всему полу, но больше ничего ценного.

Ещё один кабинет слева, ещё и ещё… всё мимо, только бумаги и рабочие столы.

Дверь справа – на стеллажах простыни, одеяла, ещё какие-то тряпки. «Ну что ж, захочу ещё раз вздремнуть – мне сюда», – подумал я, безуспешно пытаясь найти в ворохе тряпок какую-нибудь одежду; но нашёл только пару белых халатов, таких же, как тот, что уже был сейчас на мне, разве что чистых. Можно, конечно, переодеться, но это никак не приблизит меня ни к еде, ни к лестнице – только время зря потеряю, которого неизвестно сколько осталось.

И всё же я взял один халат и пару полотенец и перевязал всё это рукавами на поясе – авось пригодится.

Ещё несколько кабинетов слева, и ещё одна дверь справа – архив или канцелярия: замершие стойки серверов и несколько стеллажей с бумагами, опять не то. Вот и перекрёсток с поворотом направо и тупичком прямо, хотя… Дверь под ногами, единственная дверь, которая была вынесена в коридор, а не вовнутрь комнаты… Я посветил вперёд – так и есть, передо мной лестничный пролёт, а налево - последняя выломанная дверь с этой стороны стены.

И вот за этой-то дверью меня и поджидал неприятный сюрприз: за огромными сенсорным столом, в окружении нескольких мониторов, развалившись в кресле нечеловеческих размеров, сидел мёртвый марсианин. В центре его лысого черепа отчётливо было видно отверстие от небольшой пули.

«Да едрить его за ногу!» – выругался я про себя. Ведь только вроде пришёл к выводу, что я на Земле, а тут марсианин! То, что громадное существо – урождённый житель Марса, сомневаться не приходилось, натуральных людей такого роста не бывает.

Я подошёл ближе и стал методично обыскивать тело: связка ключей – электронные, магнитные и металлические, какие-то карточки – чёрт его знает, что это, но могут пригодиться – но самое главное – золотой браслет из лежащих на боку восьмёрок, означающий что покойник привилегированный член управляющей филы SynTec. Я сплюнул – это всё-таки Марс. Значит, слабость – последствие операции, а плохая управляемость телом вызвана, по всей видимости, специфическим действием наркоза.

Открытие подкосило меня, опять навалилась тяжесть, и я тяжело осел на пол, в ворох раскиданных бумаг.

Это очень плохо, миссия провалилась, и плакали мои двадцать миллионов в токенах ТГРК… наверное. В любом случае это значит, что надо торопиться, обесточенная база в недрах мёртвой планеты – очень плохое место, чтобы оставаться в нём надолго.

На бессмертном был одет типовой чёрный кожаный плащ, какие я уже наблюдал раньше на заходивших ко мне «в гости» безопасниках. Но мне он, к сожалению, будет слишком велик. В карманах больше ничего ценного, какие-то чеки, бумажки, вряд ли здесь где-то написан код доступа к секретному ящику – я, не задумываясь, бросил непонятные обрывки в кучу бумаг на полу. На пальце бессмертного блеснуло кольцо, очень большое и, видимо, достаточно ценное – пригодится, покойнику оно уж точно больше не нужно.

Осмотрев тело внимательнее, я также заметил толстую золотую цепь на голой шее марсианина – если выберусь отсюда живым, верну… может быть. Не без труда разогнув окоченевшие пальцы, я снял перстень, а потом прихватил и цепь с шеи, судя по виду и тяжести, тоже золотую.

Выйдя в коридор, я бросил взгляд на лестничный пролёт и решительно прошёл мимо него: на этаже ещё оставались необысканные помещения, кроме того, крекеры лишь ненадолго уняли голод, и жрать хотелось неимоверно.

Некоторые комнаты со стороны лестницы я уже осматривал, когда шёл прочь от реакторной: там везде было оборудование, скорее всего, по этой стороне оно занимало все комнаты. А вот комнаты, сосредоточенные в квадрате, очерченном коридорами, хранили в себе более подходящие предметы: медицинские препараты, больничные вещи… если здесь есть еда, она должна быть в тех помещениях, что сейчас расположены справа от меня, так что их обыску нужно уделить первостепенное внимание.



Все двери по этой стороне, разумеется, тоже были выломаны, как и во всех прочих помещениях. Первая комната, видимо, техническая: роботы - уборщики, тряпки, дезинфицирующие средства, ничего нужного. В следующей - длинные стеллажи с коробками – это уже интереснее…

Зайдя внутрь комнаты, я обвёл лучом фонаря длинные полки, принюхался – ничем не пахнет. Опираясь на стену, зашёл внутрь, приблизился к коробкам, открыл одну из них и – бинго! В коробке были точно такие же печеньки, как те, что я нашёл в ящике стола в одном из кабинетов. Только тут они были запечатаны в фабричные упаковки. Ну, по крайней мере, теперь у меня есть вода и еда, не разнообразная, но зато практически неограниченная. Я удовлетворённо хмыкнул. Вряд ли в остальных ящиках радиодетали…

Мысли о еде придавали мне сил. Я бодро зашагал между стеллажей, потроша ящики: соки, разовые обеды, даже консервы в классических металлических банках – такие, в отличие от пластиковой тары, могут храниться десятилетиями и выдерживают любые внешние условия, от разгерметизации до многократного замораживания и размораживания. Ещё какие-то продукты в герметичных упаковках, очевидно, пайковое содержание. Странно, что всё это богатство не в индивидуальных пайках. Ну да ладно, мы не гордые – соберём себе мешок сами.

Но первым делом надо поесть…

Металлические железные банки – скорее всего, тушёнка из каких-нибудь улиток – были без надписей, только шершавая серая сталь. Что-то налеплено на коробке, но шрифт этикеток мелкий, я и так-то не слишком хорошо видел, а тут ещё и это стрёмное освещение. Поэтому я решил, что проще будет разобраться, вскрыв банки… впрочем, задача оказалась нетривиальной: металла на Марсе более чем достаточно – в отличие от Земли, где основное промышленное сырьё нефть, на Марсе из металла делают всё, что только возможно, в том числе консервные банки. Такая банка всем хороша, кроме одного – её не так-то легко вскрыть. Нужны дополнительные инструменты. Хотя бы нож. Однако ничего подобного под рукой не было. Наверняка в комплексе или даже в кабинетах есть и ножи, и открывашки, но при беглом осмотре я ничего похожего не нашёл.

Ладно, было бы что вскрывать, а уж как – разберусь.

Я сел и стал возить длинную, чуть зауженную книзу банку, напоминающую закатанный сверху стакан, крышкой по бетонному полу. Через пару минут по полу начала растекаться маслянистая лужица. Я поддел крышку краем стеллажа и принюхался к содержимому: рыба! Причём красная, в томатном соусе… Бред какой-то, откуда на Марсе рыба?

То есть я, конечно, помнил, как ел талу из осетрины в здании SynTec, но чтобы класть лосося в паёк?! Да ещё и в томатном соусе?! Томаты стоят тут ненамного дешевле, и уж соус из них сделают только в том случае, если овощи начнут гнить, да и подадут его лишь в дорогом ресторане… Земные пайки? Но зачем? …может быть, они остались ещё со времён первых поселенцев? Сколько этой банке лет? Я покрутил банку в руках, но не нашёл на ней даты. Короче, ничего не понятно… ладно, вкус от этого не меняется.

Разрозненные куски пазла всё никак не хотели собираться в целостную картину: землянин с пороховым оружием, лосось в томатном соусе в пайке, непроходящая слабость – всё это говорило о том, что я на Земле. Но гермопластиковый коридор и уж тем более мёртвый марсианин с браслетом SynTec могли быть только на Марсе… или не только? Летают ли марсиане на Землю? К своему стыду, я об этом даже представления не имел.

Теоретически попасть на Землю с Марса гораздо легче, чем наоборот.

Да и металлические банки на Земле не популярны… за этими размышлениями я опустошил банку с лососем прямо руками и запил соком из пластикового пакета… «а пакет с соком, наоборот, из пластика – да вы, б, издеваетесь!», – подумал я, поднимаясь на ноги. Понять по вкусу, насколько сок натуральный, было невозможно, так что этот пакет о земном происхождении однозначно не говорил.

Силы хоть и медленно, но возвращались ко мне – в этот раз я встал, почти не держась за опоры, и даже смог пройти немного, не опираясь на стены.



По противоположной стороне коридора тянулись комнаты с оборудованием, там наверняка есть инструменты, может быть, даже мастерская. Их тоже нужно внимательно осмотреть, мне нужен хотя бы нож, да и открывашка бы пригодилась.

Я выбрал ещё одну банку из другого ящика – эта обычная цилиндрическая – но тоже без опознавательных знаков. Вскрыл её так же трением о бетонный пол, снял крышку, понюхал – ничем не пахнет. В банке была какая-то белая субстанция. Я ткнул её пальцем – твёрдая, ткнул сильнее, белая корка проломилась, выпуская на свет ароматную жидкость – да это ж тушёнка под слоем застывшего жира! Я опустошил банку за пару минут. Мясо плотное, волокнистое, с прожилками и салом, это точно не свинки. Похоже на говядину, но говядины на Марсе нет… впрочем, я проглотил содержимое так быстро, что вкуса особо не разобрал.

Ладно, это сейчас неважно. Нужно обыскать остальные комнаты, найти инструменты, и неплохо бы какую-нибудь сумку или мешок… верёвку, наконец. И не мешкая больше не минуты, я отправился на поиски.

Теперь идти было легче, я почти не шатался и уже совсем не опирался на стены. В соседних помещениях обнаружилось несколько складов оборудования и небольшая электромеханическая мастерская. Посреди мастерской стоял великолепный, но совершенно бесполезный без электричества принтер, зато в ящиках стола нашлись самые разнообразные инструменты: наборы отвёрток, гаечных ключей всех форм и размеров, и конечно, несколько монтажных ножей… правда,.. открывашек и тут не было, но нож даже лучше – универсальнее, так сказать. Я с удовлетворением осмотрел монтажный нож с удобной пластиковой ручкой: тонкое зауженное спереди лезвие, с верхней стороны зазубрины для снятия изоляции с проводов, при желании их можно использовать как пилу.

Взвесив инструмент в руке, я перехватил его за лезвие, подкинул, попытался поймать, но не смог. Нож со звоном упал на пол. Я чертыхнулся, нагибаясь в поисках ножа, это непонятное ощущение, что тело как будто не моё, начинало конкретно бесить. Даже простые заученные движения почему-то давались мне с большим трудом или не давались вообще – что бы не вкололи мне хирурги Синтека, я потребую на второй операции обойтись другими препаратами. Пусть найдут наркоз, от которого меня не будет так козявить целыми сутками.



Осмотрев ещё несколько помещений, я снова оказался у двери реакторной. Осторожно потрогал её рукой – дверь была чуть тёплой, значит, реакторная остывала, а не нагревалась – это хорошо, хотя бы атомный взрыв мне не угрожает. Я довольно хмыкнул и только собирался вернуться к обыску помещений, как почувствовал быстро подбегающие к горлу рвотные спазмы, ещё секунда, и меня вывернуло прямо на тёплую стальную дверь.

Я тяжело вздохнул, мне было не столько плохо, сколько обидно, что с таким трудом найденная еда была потрачена впустую. Осторожно, по стеночке, я вернулся на продуктовый склад, выпил пачку сока, чтобы заглушить мерзкий приступ во рту и набить желудок хоть какими-нибудь калориями, и продолжил методически обыскивать помещения.

Сколько ушло времени на то, чтобы обыскать целый этаж, я не знал, но, наверное, несколько часов. Я вернулся в кладовую, прихватив из инструментальной несколько болтов с гайками. Перекусил рыбой – она показалась мне более щадящей для желудка – и отправился кастелянскую: поскольку никакой подходящей тары я не нашёл, мне придётся сделать её самостоятельно.

Первым делом я разорвал на широкие ленты холщовую простыню. Из получившихся лент связал две косички, в пару сантиметров шириной каждую. Потом взял две большие наволочки, вложил одну в другую, в углы запихал болты с затянутыми на них гайками, перевязал их косичками прямо через ткань наволочек, а затем проделал ту же процедуру с верхними углами. Получился небольшой, но прочный и удобный рюкзак.

Удовлетворённо рассмотрев в свете фонаря свою работу, я вернулся на продуктовый склад, съел банку тушёнки, а затем расположился на ночлег в кладовке: стянул с полки два матраса, на один лёг, вторым укрылся, бросил под голову связку полотенец и спокойно захрапел.



Сколько я спал, неизвестно. В этот раз никакие сновидения и воспоминания меня не мучили, но пробуждение всё равно было ужасным. Проснулся я от ощущения подкатывающей к горлу тошноты, и, еле успев откинуть одеяло, снова вывернулся наизнанку. Вчерашний ужин опять оказался на полу. Я поднял фонарь и огляделся, к счастью, рвотные массы не задели пахнувшего чистым бельём рюкзака, на создание которого я потратил вчера столько времени.

Подобрав под себя ноги в страшной окровавленной форме, я сел, прислонившись к стене, меня немного трясло. Скорее всего, с едой всё было нормально, плохо работал именно желудок, что опять же можно было объяснить пребыванием на Земле – если я добрался до места, то несколько дней мой желудок просто не функционировал, и теперь переварить сразу столько тяжёлой пищи просто не смог. Я с сожалением посмотрел на дурно пахнущую кучу.

Ладно, сколько бы ни прошло времени, больше я уже не усну. Решив так, я поднялся на ноги, подхватил мешок и пошёл в сторону продуктового склада. Теперь я уже знал, что где лежит, и мог сориентироваться в провизии, несмотря на отсутствие надписей. В стакановидных банках маринованный лосось, в вытянутых цилиндрических – тушёнка, в плоских цилиндрических – каша. Кашу нафиг. Я погрузил в «рюкзак» пять банок тушёнки, взвесил в руке и добавил ещё столько же, потом ещё пять банок рыбы. Десять упаковок печенек-галет и ещё пять каких-то других, но тоже лёгких и сытных, пять пачек сока, две склянки медицинского спирта.

Дистиллированную воду я перелил в найденную в мастерской бутылку, предварительно несколько раз прополоскав её – что там было, неизвестно, но выглядела бутылка чистой и ничем не пахла, а таскать лишнюю тяжесть в виде стеклянных банок совсем не хотелось.

На завтрак я опустошил пачку сока, полпачки печенек и банку рыбы, нагружать желудок тушёнкой я больше не решился.

С сожалением осмотрев помещение, которое мне придётся покинуть, я закинул на спину рюкзак – тяжёлый, зараза – и направился к лестничному пролёту. С рюкзаком идти, не опираясь на стены, я уже не мог, ну да ничего, выберусь на другой этаж , можно будет оставить его у входа и побродить налегке.

Освещая фонарём ступеньки и тяжело дыша, я принялся взбираться наверх. Лестница дважды меняла направление, пока передо мной не показался провал очередной выломанной двери – позади осталось два этажа пустой лестничной шахты, где никаких ответвлений и выходов не было. Но здесь лестница заканчивалась тупиком тёмного дверного проёма. Я осторожно перебрался через валяющуюся на лестнице дверную створку и выглянул в тёмный проём, осветив его ярким лучом фонаря.

К горлу мгновенно подкатила тошнота: вот оно, самое горячее место битвы, основные боевые действия, по всей видимости, развернулись именно здесь.

Прямо по курсу была развёрнута импровизированная баррикада, развороченная несколькими взрывами. В кровавых ошмётках трудно было различить количество погибших, но среди них было как минимум двое марсиан – их громадным телам в броне, которую я раньше никогда не видел, удалось уцелеть при взрыве.

Зажимая рот рукой и стараясь не наступать в кровавую кашу, я осмотрел место бойни: нападавшие зашли в лоб, обороняющиеся пытались перекрыть коридор подручными предметами – видны были обломки столов, шкафов и прочей офисной мебели. Но сами защитники офисными сотрудниками вовсе не были – на землянах блестели не защитившие их бронежилеты. А на марсианах какое-то куда более серьёзное обмундирование: матовые стальные элементы жёсткости, местами перетянутые какими-то сложными силовыми установками, тонкие, но, видимо, достаточно прочные гидравлические привода на каждом суставе, панцирная защита внахлёст на всех жизненно важных участках. Взрывы чудовищной силы, по всей видимости, превратили тела внутри брони в отбивные, но сама броня при этом совершенно не пострадала.

Эти матовые панцири, дополненные сложной системой гидравлических сервоприводов, что-то мне отдалённо напоминали. Именно вот таких я никогда не видел, но точно видел нечто подобное… Я напряг мозг, пытаясь вспомнить, где мне встречались аналоги этих устройств и заодно удержать в желудке съеденный с утра завтрак.

Точно! Это очень напоминает силовые экзоскелеты персонала на тяжёлых работах. Система приводов такая же, только эти бронированные. Такой экзоскелет значительно увеличивает естественную силу мышц, а также… может до некоторой степени снизить гравитационную нагрузку. Возможно, в таком обмундировании марсиане могут ходить по Земле… Впрочем, с тем же успехом можно предположить, что это просто военное снаряжение, для увеличения мускульной силы… эх, жаль, весы мне так и не попались. По весам я бы сразу понял, где нахожусь, а так приходится полагаться только на субъективные ощущения и невнятные домыслы.

Как бы ни противно это было, но тела нужно обыскать. И оружие, и боеприпасы мне пригодятся. Пригодятся мне и ценные вещи на тот случай, если я всё-таки на Земле, а поддержки от марсиан не поступит.

От землян мало что осталось: баррикада теперь напоминала разделочную доску, на которой лежали рваные куски плоти, но стальные пальцы марсианских экзоскелетов сжимали какое-то автоматическое оружие.

Я попытался вытащить оружие из замерших пальцев, но куда там – видимо, сервоприводы управлялись только изнутри, снаружи скелет был совершенно не разгибаем. Однако ничто не мешало мне внимательно рассмотреть «автоматы», и, вот же чёрт, они тоже было совершенно марсианскими – вокруг ствола совершенно чётко просматривалась обмотка сверхмощного электромагнита – стандартный магнитный ускоритель, как у любого марсианского вооружения. Пригоден как для любого типа атмосферы, так и для вакуума… в вакууме даже лучше. Такая пушка разгоняет металлическую пулю не за счёт расширения сжигаемого газа, а за счёт переменного электромагнитного поля – по сути дела такая же технология использовалась в орбитальной пушке. Я сплюнул, что ж это такое, где же я, наконец? Как это выяснить без весов?

Поняв, что марсианского вооружения мне не добыть, я, зажимая рот ладонью, принялся за обыск окровавленных частей человеческих тел. Трупы уже начинали пованивать – видимо, я всё же провёл в комплексе больше времени, чем мне казалось.

Преодолевая тошноту, я начал обыскивать разорванные трупы. В зажатой оторванной руке нашёл такой же пистолет, как и у охранника внизу. Пороховое табельное оружие, да, на Марс это совсем не похоже. Но у марсиан-то оружие магнитное! Как и положено на красной планете!

На поясе одного из военных пристёгнут нож, настоящий, армейский, намного лучше того, который я подобрал в мастерской – нож пригодится. На том же поясе две обоймы к пистолету, полные – видимо, бой длился недолго. Покопавшись в кровавой каше, я нашёл ещё три обоймы, два ножа и два фонаря, лишние фонари мне не нужны, а ножи пригодятся – тонкие, прочные, лёгкие, при желании их можно продать, пистолеты пригодятся тоже для тех же целей.

Также с окровавленных рук мне удалось снять два массивных золотых перстня с какими-то камнями и одно обручальное кольцо. Судя по попавшимся мне на глаза фрагментам тел, трупов должно было быть три, но ещё две оторванные руки я так и не нашёл. Зато в одном из карманов нашлась зажигалка – она тоже пригодится.



Сильно мутило, от каждого прикосновения к изуродованным трупам к горлу подкатывал комок. Наконец я не выдержал, и меня вывернуло прямо в груду кровавых ошмётков. Я упёрся руками в колени и тяжело дышал, пытаясь прийти в себя. Но легче не становилось. Даже наоборот, с каждым глубоким вдохом ноздри наполняло мерзкое зловоние: металлический запах свежей крови уже сменился тяжёлым духом мертвечины. Может быть, я бы и перенёс его в нормальных условиях, но после нескольких дней питания по трубкам (если, конечно, я был на Земле) желудок в принципе не функционировал, как положено…

Короче, отдышаться было не вариант, так что с трудом подавив очередной приступ рвоты, я выпрямился и постарался взять себя в руки. Я ещё немного поводил лучом фонаря под ногами и по сторонам, но больше ничего ценного не обнаружил. Распихав добычу по карманам, я взял фонарь в зубы и полез через баррикаду.

Сразу же вляпался рукой во что-то липкое и вонючее, и меня опять немедленно вырвало, я лишь успел развернуться, чтобы рвотные массы не попали на и так грязную одежду. Стало чуть полегче.



Через несколько минут я, наконец, ступил на пол с другой стороны самодельной преграды и, перехватив фонарь обратно в руку, осветил пространство перед собой: этот уровень, судя по зияющим провалам по бокам, состоял из нескольких коридоров, расходившихся от главного, как ноги у многоножки. Я подошёл к первому перекрёстку, небольшой туннель налево, чуть длиннее направо. Метров по пять каждый, не больше. Две двери по бокам, одна по центру. Эти двери не выломаны, одна открыта настежь, остальные захлопнуты. Я зашёл в первую нишу слева от себя. Дёрнул ручку двери, что располагалась прямо, и она со скрипом отворилась – выходит, двери просто захлопнуты, но не заперты – я посветил внутрь: какая-то лаборатория, компьютерные терминалы, приборы непонятные, химические реактивы.

Я сделал шаг вперёд, обвёл фонарём пространство лаборатории и в ужасе шарахнулся вправо, чуть не потеряв равновесие – слева стоял человек, без кожи и со вскрытой черепной коробкой.

Несколько секунд потребовалось мне, чтобы сообразить, что это всего лишь манекен. Я подошёл ближе и внимательно рассмотрел это странное «наглядное пособие»: мозг был разрисован мозаикой самых разнообразных оттенков, такими же цветами было раскрашено всё тело, а рядом, на стене, была прикручена огромная таблица, вмещавшая ещё более впечатляющую цветовую гамму.

Я посветил на надписи и прочитал несколько слов напротив маленьких цветных квадратиков: «зона Вернике», чуть ниже «центр Брока»… я перевёл луч фонаря обратно на тело и понял, что каждый цвет на его поверхности соответствует крошечным цветным точкам на модели мозга. Это учебное пособие – каждому элементу тела соответствует отвечающая за него зона мозга, а на стене, видимо, то, что не поместилось на тело… может, даже мозг разборный – потому что на таблице явно было представлено на порядок больше областей, чем я видел цветных точек на мозговой модели.

Чем они тут занимались? Как-то совсем не похоже на космодром – неужели я всё-таки до сих пор на Марсе?

Дальше с левой стороны была сплошная стена, но с правой помещение уходило вдаль так, что луч фонаря не достигал противоположной стены. Я перехватил рюкзак поудобнее и двинулся вперёд.

Вдоль стен тянулись лабораторные столы с колбами реактивов и потухшими экранами лэптопов. Часть склянок была разбита и валялась на полу, так что каждый шаг сопровождался хрустом стекла, рассыпающегося под тяжёлыми ботинками в мелкую крошку.

Такого разгрома, как внизу, тут не было, следов боя я тоже не заметил, но всё равно было понятно, что персонал покидал помещение в спешке.

Впереди замаячил массивный объект, перегораживающий половину лаборатории и в высоту достающий почти до потолка, хотя потолки были здесь рассчитаны на марсиан и даже имели некоторый запас высоты. Я подошёл ближе и осмотрел объект со всех сторон: это тоже была модель мозга, только ещё более точная, каждый участок содержал многочисленные пометки, от некоторых участков к лабораторным столам тянулись толстые шлейфы данных.

На столах тоже стояли мозги, в стеклянных банках, к некоторым от лэптопов тянулись провода, а некоторые просто были залиты прозрачной жидкостью… очень странный госпиталь. Как-то совсем не похоже, чтобы они занимались тут косметической пластикой, скорее уж нейрохирургией… впрочем, они же собирались имплантировать в мой мозг какое-то оборудование? Значит, это всё-таки та самая лаборатория на Марсе?

Я обошёл гигантскую модель и прошёл дальше. Справа всё также тянулись бесконечные ряды лабораторных столов, а вот справа, наконец, показалась ещё одна дверь. Я толкнул её и, пройдя короткое ответвление, снова оказался в главном коридоре.

В общем, если тут есть выход, он должен быть прямо, сделал я логический вывод. Да и нападавшие пришли оттуда.

Сделав несколько шагов вперёд, я чуть не поскользнулся в луже крови, повёл светом под ногами: здесь явно тащили человека. Видимо, нападавшие выносили раненого. По крайней мере, в направлении я не ошибся, кровавые следы вели вперёд. Я прошёл, наверное, ещё метров сто, прежде чем луч фонаря упёрся в широкую преграду.

Подойдя ближе я увидел тяжёлый металлический раздвижной щит, перегораживающий весь коридор сплошной бронированной стеной. Такую штуку мне доводилось встречать в музее военной техники – это был раздвижной комплекс пассивной защиты: бронированный металл, почти плита, на колёсной основе, при установке раскрывается на несколько метров в ширину, выдерживает выстрелы автоматического оружия и гранаты, даже попадание противотанкового оружия. Если я не ошибаюсь, этот наступательно-оборонительный комплекс назывался «бастион» и использовался московскими карателями для подавления бунтов в колониях восточнее Урала. Русское, точнее, московское оружие времён последней войны, впрочем, как я вижу, эффективное до сих пор.

«Бастион» перегораживал весь коридор стальной стеной высотой в полтора метра. Я привстал на цыпочки и осветил пространство поверх преграды – кровавые следы тянулись дальше, а впереди зиял провал, скорее всего, лестничный пролёт. Ладно, туда я ещё успею.

Необходимо было обыскать этот уровень получше, но передвигаться с рюкзаком за плечами было тяжеловато, и я сбросил его с плеч в надежде на то, что уж такую преграду я точно не обойду незамеченной.

Как только я сбросил тяжесть, в теле сразу же образовалась удивительная лёгкость. Напрягая все силы, я всё же смог подтянуться и перевесить тело через преграду, опираясь на неё вытянутыми руками – значит, перелезть смогу. Так что, если там есть выход, я его найду. А пока надо на всякий случай внимательнее осмотреть помещение – может, удастся прихватить ещё чего-нибудь ценного.

Оставив рюкзак у металлической стены, я нырнул в ближайшую нишу слева, вошёл в центральную дверь – тоже лабораторный комплекс: склянки, оборудование, но ничего, что можно оторвать и унести. Покопался в ящиках письменных столов: какие-то бумаги, чай, сахар… Сахар пригодится – машинально сунул пачку в карман, где уже лежали два пистолета и обоймы – карманы сильно топорщились и оттягивали форменную куртку вниз. Пожалуй, здесь больше ничего нет.

Я вышел из лаборатории и прошёл прямо через коридор в правую боковую нишу, и тут меня подстерегала очередная удача – в этой комнате был расположен гардероб! По крайней мере, выглядело это как гардероб: два ряда одинаковых двухметровых ящиков по обе стороны от входа, десятка по два, судя по количеству мёртвого персонала базы, половина из них пусты, но в других наверняка что-то есть. Ящики большие, железные, но не слишком прочные, я без труда вскрыл ближайший армейским ножом – пусто. Второй, третий – пусто, в четвёртом гражданская одежда, не скафандры, обычная куртка, штаны, похожие на джинсовые, обувь.

За пару часов я вскрыл все ящики и собрал себе неплохой набор одежды. С отвращением скинул пропитанную кровью грязную спецовку и только после этого понял, как же от меня воняло.

На выходе располагался небольшой умывальник.

Без особой надежды на успех я покрутил ручку, как не странно, из хромированного крана немедленно потекла вода, правда, она была ледяной, а подкручивание ручки никак не изменило этого факта – видимо, вода подаётся из источника, расположенного выше уровня базы, а вот подогревается на месте. Но это в любом случае было лучше, чем ничего. На стене висел баллон жидкого мыла, не бог весть какая гигиена, но мне удалось всё же неплохо вымыться, прополоскать зубы от мерзкого привкуса рвоты и оттереть руки от засохшей крови. К концу такого купания в ледяной воде меня просто трясло от холода. Я наскоро вытерся, используя вместо полотенца не подходившую по размеру одежду. Может быть, тут где-нибудь и была душевая с настоящими полотенцами, но искать её по большому счёту не было никакого смысла, и уж тем более я не пошёл бы за полотенцами вниз, через баррикаду с трупами.



После «душа» я переоделся в гражданское – совсем другое дело, почти как человек. Впервые с момента пробуждения я смог рассмотреть себя в зеркало, расположенное прямо над умывальником.

С другой стороны на меня смотрел мужчина лет тридцати, сухопарый, поджарый, жилистый, острые скулы, чёрные глаза, стриженый череп которого уже начал обрастать едва заметной волосяной порослью, а ведь когда я очнулся, голова была совершенно лысой. Похоже, я провёл тут намного больше времени, чем мне казалось. Лицо тоже покрылось жёсткой щетиной – я с сожалением потёр бороду – побриться бы было совсем хорошо, да только нечем. Из-за бороды, непривычной причёски и плохого освещения было трудно понять, насколько изменилась моя внешность, но то, что она изменилась, сомнений не было.

Неужели я всё-таки на Земле? Судя по всему, операция прошла успешно, значит, и перелёт тоже? Впрочем, может быть, только операция…



В карманах одежды обнаружилась гражданская мелочь, какие-то ключи, брелоки, карточки... но, к сожалению, кроме хозяев воспользоваться этим добром никому не удастся. Лет сто назад в такой ситуации мне непременно попались бы бумажные деньги, но, к сожалению, они давно не в ходу, а воспользоваться чужой карточкой или коммуникатором я почти наверняка не смогу.

Возможно, мне стоило бы прихватить что-нибудь из этой мелочёвке в надежде на чудо, но поколебавшись несколько минут, я решил всё-таки не отягощать себя бесполезным грузом. Поэтому по карманам я рассовал только трофеи, снятые с трупов – оружие, золото и боеприпасы уж наверняка имеют ценность.



Закончив с мародёрством и переодеванием, я решительным шагом направился в коридор к «бастиону», перекинул через металлическую стену рюкзак, потом подтянулся, выпрямил руки и перенёс вес тела на другую сторону стены. Спрыгнул вниз, согнув ноги, практически присел на пол. Да, земная сила тяжести объяснила бы мою непроходящую слабость, но если передо мной лестница к выходу, то сейчас всё станет понятно.

Нацепив рюкзак и приладив его поудобнее, я направил луч фонаря вперёд в сторону тёмного провала: как я и ожидал, там была лестница, к ней же вели кровавые следы и двойная кровавая полоса, оставшаяся, по всей видимости, от тела, которое волокли под руки.

Проверив карманы и крепежи пристёгнутых к поясу чехлов для оружия и фонаря, я решительно двинулся вперёд – эта лестница не имела пролётов, а вела непрерывно вверх, стиснутая с боков узким бетонным коридором. Сколько я прошёл, неизвестно, но где-то на середине уже пожалел, что не начал считать ступеньки, а к концу подъёма и вовсе совершенно выбился из сил.

Лестница закончилась неожиданно небольшой узкой площадкой, по центру которой располагалась дверь, похожая на дверь в реакторную – тяжёлая, бронированная, взрывозащитная, но, к счастью, без всяких-либо хитрых электронных систем – просто ручка-колесо с фиксирующими блокираторами по краям. Внутренние замки были отстёгнуты, видимо, кто-то из персонала пустил нападавших добровольно… или просто ждали кого-то другого. Обе версии сейчас не имели никакого значения, оставалось лишь надеяться, что дверь не заперта снаружи. Хотя зачем? Ведь внутри не осталось никого живого…

Ничего похожего на скафандры или хотя бы на крепежи под них по бокам от двери не было. Я навалился на круглую ручку. Мне потребовался весь вес своего тела, чтобы провернуть её на пол-оборота в сторону, куда указывала стрелка с понятной надписью OPEN. Ручка провернулась и остановилась, намекая на то, что дальше она уже не двинется. Я навалился на дверь всем телом – с протяжным металлическим скрипом она приоткрылась, впустив внутрь густой холодный воздух. Сырой и промозглый, он без сомнения был пригоден для дыхания. Где бы ни располагался странный бункер, пленником которого я являлся последние несколько суток, без сомнений, это была Земля…


/продолжение этого романа, как и другие произведения автора, можно найти в профиле автора на порталле Автор Тудей https://author.today/work/78579 /