Философский раунд

Игорь Щербаков
Москва. Душное лето, большая ленинская библиотека. Пустой читальный зал. Забившись в угол за столом обложившись философскими трактатами сидел Василий Мышкин. Через неделю у Мышкина защита кандидатской, а у него еще "конь не валялся". А может и того хуже - состояние "Карусели".
Он то открывал «Логику» Гегеля, то антологию философии Беннедетто Кроче, а из нее прыгал, закрыв глаза в «Бытие и время» Мартина Хайдеггера.
Василий периодически делал заметки в «нутбук»:
Бенедетто Кроче* с итальянской страстью с неаполитанской легкостью «сосватал» философию с историей, назвав этот брак – «Абсолютный историцизм». Какие «цветы» - положения Кроче принес на эту помолвку?
Вот несколько из них:
 «Поскольку реальности нет вне истории, то нет и логического суждения без исторического. Следовательно, в конечном счете логическое и историческое совпадают. История немыслима без логического элемента, а значит, и философского. Но если это так, то какая же философия без интуитивно исторического элемента?»
«Философия, - делает вывод Кроче,  - «не вне - на вершине или на границе - истории: она сама - момент, или сумма особых исторических моментов. Нельзя рассматривать философию иначе, чем растворенной в беге исторических событий и несущей на себе печать временной условности. При этом философию и историю нельзя называть двумя разными дефинитивными формами Духа, взаимообусловливающими друг друга. По сути, не две, а одна форма - этот синтез философии и истории в полном смысле слова органичен: разрушение чудовищно по последствиям. Благодаря этому синтезу конкретность индивидуального суждения и дефиниции выливается в конкретность философии-истории. Одна мысль рождает другую в стихии интуиции, так создается история. Тезис, что история предшествует философии, либо философия предшествует истории, не значит ничего, кроме глупости, ибо родились они одновременно, подобно близнецам. Если и может быть речь о каком-то примате философии, то разве в том смысле, что континуум история-философия обретает свой лик (и не только имя) не от интуиции, а от того, что ее преобразует, и это - философская мысль. (С. 449. Бенедетто Кроче).
Будучи поклонником Гегеля, в какой-то момент Кроче ощутил тяжесть и холод его философии. «Гнездо стало тесным и пустым». Интеллегентно, Кроче начинает оппонировать Гегелю:
«В нем (Гегеле) уживались ярко выраженный реализм и слепота к очевидным проявлениям реальности. Имманентист, он открыл нараспашку двери трансценденции. Механизм систематизации, однажды приведенный в движение, тянул его за собой, уничтожая зерна лучших и тончай­ших его мыслей и наблюдений» (С.7).
Кроче подчеркивает, что в историческом смысле кажущиеся философские противоречия различных авторов и школ, в действительности представляют единое историческое полотно:
«В настоящей истории философии ничто не теряется, и теоретическая цепочка тянется к нам, чтобы включить в себя все новые звенья. Ни истины откровения, ни метафизические изыски сами по себе не формируют цепочки: гибриды мысли и воображения как таковые стерильны. Только кажется, что линии движения и прогресса появляются спонтанно, на самом деле именно критическому мышлению и философии духа, ведущим работу изнутри, мы обязаны прогрессом. Принцип истории находится вне ее самой, ее вечный двигатель – разум».

В какой-то момент времени Василий почувствовал тяжесть в голове. Он не стал противится этому тотальному торможению. Закрыл глаза… Его сознание провалилось в далекое и близкое Небытие. Это было совершенно непроглядное Ничто. Затем Василий увидел себя среди болельщиков в большом спортивном клубе, рядом с  боксерским рингом. На ринге в правом синем углу стоял в парике Гегель в розовых панталонах. В левом углу непомерно толстый Бенедетто Кроче. Глядя на «лошадиное» дыхание и их потное измученное состояние, можно было понять -поединок был в самом разгаре
Обьявили третий раунд. Прозвучал гонг. Кроче превратившись в яростного быка  атакует Гегеля уже боксерскими сериями – выпадами, нанося ему тяжелые «апперкоты» и «хуки», стараясь его загнать в угол «истории»:
Вот некоторые «боксерские пассажи» Кроче: «Абсолют, воплощенный в "Логике", истощен, следует вдохнуть в него жизнь, чтобы поставить на службу человеческим способностям. Мы принимаемся читать "Логику" с намерением понять систему разумных связей и правил мышления, но часто в отчаянии отклады­ваем ее в сторону. Этот Монблан абстракций, часто лишенных какого бы то ни было смысла, отпугнет нетерпеливого. Надо уподобиться известному псу Франсуа Рабле, который не бросил кость, а начал грызть и так и эдак, раздробил ее и не успокоился, пока не высосал весь костный мозг. Гегель настойчиво и по-школярски указывал, как и в какую дверь надобно войти, чтобы попасть в хоромы истины. Из "чистого бытия" пройти через вестибюль и по лестнице "ничто", "становления", "определенного бытия" и т. д. и т. п., все время подниматься наверх, пока, наконец, не попадешь в альков богини Идеи. Но тщетно следовать указателям, пы­таться проникнуть во дворец, бесполезно стучать в указанную дверь или искать другую. Дверь, обозначенная как единственная, закрыта, более того, она ненастоящая. Крепость, подстрекает Кроче, надо брать приступом со всех сторон. А когда проникните в святая святых, кто знает, может, узрите Богиню с лучащейся улыбкой, мудро и просто глядящей на своих почитателей: чего, дескать, ищите?»
Хоп! Стоп! Обратите внимание, что в дискуссионной философской запарке, уважаемый Кроче пропустил искусный Гегелевский финт «Ничто». Это тяжеловесный «апперкот» может свалить любого слона. Кроче продолжает улыбаться неаполитанской улыбкой, но рефери Время уже ведет счет: Один, два, три, четыре, пять… бой остановлен с признанием нокаута… Тут Василий услышал собственный храп и проснулся. Из рта на "Антологию Кроче" пролилась липкая слюна. В ушах еще звучал гонг. Эхом донеслось несколько раз: "Ничто, Ничто, Ничто..."
Тут Василий испытал Нечто, что он не сможет забыть до конца своих дней. На него как будто накинули темный мешок, после чего его сознание будто отключили от всего. В одно мгновенье Василий испытал "абсолютный Ноль". Если бы кто-то бы в это время что-то спросил, он не мог бы вспомнить даже своего имени. Но это состояние длилось секунды, может минуты. Это было похоже на переход через темный тоннель. Вдруг, кромешная темнота подвела к Свету, который восприимался как вспышка тысяча солнц. Это был не физический свет несущий тепло, или сжигающий все в пепел. Это был Свет пронизывающий все и все состоянием Любви и Блаженства. Вассилий почувствовал, что какая-то сила будто швырнула его в самое Поднебесье. На него обрушился такой поток Любви, который нельзя было сравнить с чем-то земным. Из глаз Василия хлынула "Волга", "Обь" и "Лена" одновременно. Василий почувствовал как его сердце начинает расширяться и заполнять весь мир светом Любви.
Сколько прошло времени Василий не знал, он почувствовал, как его кто-то легко коснулся плеча. "Товарищ, господин, простите, но библиотека через пять минут закрыватется".
Василий на листке размашисто написал: Погрузитесь в «Ничто» и когда ваши мысли умолкнут, вы предстанете перед сияющим Единством, что и есть Бытие Духа!"


Бенедетто Кроче (итал. Benedetto Croce; 25 февраля 1866 года — 20 ноября 1952 года) — итальянский интеллектуал, атеист, критик, философ, политик, историк. Представитель неогегельянства. Оказал большое влияние на эстетическую мысль первой половины XX столетия.

 Цитаты из книги "Антология сочинений по философии". - СПб., «Пневма», 1999. - 480 с.